Текст книги "Девушка, которая искала чужую тень"

– И что же?

– Драма разыгралась после половины восьмого. Половина восьмого – страшное время в подразделении повышенного контроля. Именно в этот час – незадолго перед тем, как запирают камеры, – совершается бо льшая часть расправ заключенных над заключенными. Фарию Кази избивали, и Альвар знал об этом. Но до сих пор не предпринимал никаких мер для ее защиты. Он сам честно в этом признался. Его допрашивали при моем непосредственном участии, и лично у меня нет никаких оснований ему не верить. Так вот, вчера в девятнадцать тридцать две Альвар сидел в своем кабинете. Он разговаривал по телефону с директором Рикардом Фагером, который сообщил о переводе Бенито в другую тюрьму. Долгожданная новость, что и говорить. Тем не менее Альвар прервал разговор и поспешил к заключенным.

– Но почему?

– Потому что случайно взглянул на часы, так он говорит. Увидев, что на часах чуть больше половины восьмого, Альвар разволновался. Отпер дверь в подразделение кодовым замком и поспешил к камере Фарии Кази. Но самое интересное…

– Что?

– То, что именно в этот момент из камеры Фарии выбежала заключенная Тина Грёнлунд. При Бенито она нечто вроде персонального охранника. И тут возникает вопрос: куда она так спешила? Может, почувствовала приближение Альвара, или здесь есть другая причина… Альвар утверждает, что не видел ее. Ему пришлось урезонивать женщин, столпившихся у дверей камеры Фарии, а когда он вошел, то увидел Бенито со стилетом в руке. И тут же ударил ее в горло. Из соображений неприкосновенности личного пространства видеонаблюдения в камерах заключенных нет, поэтому все, что нам остается, – верить ему на слово. И мне кажется, что Альвар не лжет. При этом, судя по всему, на момент его вторжения Лисбет уже находилась в камере Фарии.

– Она не из тех, кто будет спокойно смотреть, как избивают невинного, – заметил Микаэль.

– Особенно если этот «невинный» – женщина вроде Фарии Кази. Но еще больше меня настораживает другое.

– Что еще?

– Настроение заключенных, Микаэль. Они молчат, как и всегда. Но атмосфера накаляется, это чувствуется. Когда мы с Лисбет вместе проходили через столовую, женщины дружно стучали кружками. Похоже, большинство из них видят в Лисбет героиню, но при этом… они смотрят на нее как на приговоренную к смерти, Микаэль. Я собственными ушами слышала, что сказала одна из заключенных…

– Что?

– «Dead woman walkin’»[20]20
  «Вот идет покойница» (англ.).


[Закрыть]… и это нельзя игнорировать. Здесь есть над чем задуматься, Микаэль, прежде всего полиции. Если это Альвар сломал Бенито челюсть, почему угрожают Лисбет?

– Понимаю.

– Сейчас Лисбет изолирована от остальных, и ее, конечно, подозревают. Многое говорит в ее пользу. Никто не верит, что такая хлипкая девушка одним ударом могла сокрушить Бенито челюсть. Кроме того, непонятно, зачем Альвару Ульсену понадобилось брать вину на себя и с какой стати Фария Кази так его выгораживает. Лисбет – умная девушка, Микаэль, но иногда ведет себя крайне неосмотрительно.

– Что ты имеешь в виду?

– Она ни слова не говорит о том, что произошло. При этом повторяет одну и ту же фразу.

– Какую?

– «Бенито получила по заслугам».

Микаэль рассмеялся, сам не зная почему, – ведь ситуация действительно сложилась серьезная.

– Так что же там все-таки произошло, как думаешь?

– Мое дело – защищать клиента, а не разгадывать загадки, – ответила Анника. – Одно могу сказать, раз уж хочешь знать мое мнение. Лисбет и в самом деле не слишком жалует таких, как Бенито. Или я здесь чего-то не понимаю.

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Именно за этим я тебе и звоню. Ты можешь помочь мне с Фарией Кази. Отныне я занимаюсь и ее делом тоже, по просьбе Лисбет. Было бы интересно выяснить, каким образом эта девушка оказалась в тюрьме. Думаю, здесь есть чем поживиться и тебе, и твоей газете. Ты мог бы закрутить блестящее журналистское расследование. Ее парень Джамал упал на рельсы в метро и погиб. Может, встретимся сегодня вечером?

– В девять вечера я встречаюсь с Хольгером Пальмгреном.

– Передавай ему привет. Похоже, со мной он тоже хотел связаться… Так, говоришь, в девять? Что, если нам пересечься раньше? Скажем, в шесть в «Пане Винос»?

– О’кей.

– Договорились.

Микаэль дал отбой и посмотрел в сторону «Гранд-отеля» и Кунгстредгордена. Потом навел кое-какие справки в Интернете. Таким образом пролетело еще двадцать минут. Только после этого он вернулся в Музей фотографии и у регистрационной стойки на входе едва не сбил с ног Лео Маннхеймера. Блумквист хотел было извиниться и поблагодарить за интересную лекцию, но Лео выглядел таким подавленным и погруженным в себя, что он не решился вымолвить ни слова. Просто молча отошел в сторону, а потом задумчиво следил за тем, как профессор удаляется по залитой солнцем набережной. Когда Лео Маннхеймер скрылся из виду, Микаэль вернулся в лекционный зал.

Малин там не оказалось – похоже, она не дождалась его. Блумквист выругал себя за нерасторопность и поднял глаза на сцену. Теперь там стоял другой докладчик, который тыкал указкой в замысловатые кривые на белом экране. Микаэлю он был неинтересен.

Он еще раз оглядел помещение и вдруг увидел Малин. Она сидела в импровизированном баре, справа от лекционного зала, и, похоже, уже успела опрокинуть бокал-другой. Малин выглядела подавленной. Очевидно, в отсутствие Микаэля что-то произошло.

Глава 8

19 июня

Фария Кази прислонилась к стене и прикрыла глаза. Впервые за долгое время ей захотелось посмотреться в зеркало. Недавний ужас все еще отдавался дрожью в теле, но в глубине души уже затеплилась надежда. Начальник охраны извинился перед ней за то, что до сих пор не предпринимал никаких действий против Бенито. Потом Фарие представили нового адвоката. Она запустила пальцы в карман брюк и вытащила крохотную визитницу из коричневой кожи. Вот она! «Джамал Чаудхери. Блогер. Писатель. Кандидат биологических наук. Университет города Дакка». Далее шел его мейл и номер мобильника. Еще ниже, другим шрифтом, адрес сайта: www.muktomona.com. Качество бумаги оставляло желать много лучшего. Фария вгляделась в помятую визитку. Не иначе как Джамал отпечатал ее сам. Она никогда его об этом не спрашивала, да и с какой стати ей было делать это? Откуда ей было знать, что скоро эта визитка станет самой большой ее драгоценностью? В ночь после их первой встречи Фария лежала под одеялом, зажав ее в руке, и вспоминала лицо Джамала. Она должна была позвонить ему уже тогда. Но Фария была молода и неопытна и не знала, что вскоре у нее отберут и компьютер, и мобильник и лишат возможности выходить на улицу, пусть даже и в никабе.

В то лето тетя Фатима созналась, что лгала отцу и братьям Фарии ради нее, и девушка стала пленницей в собственном доме. Вскоре она узнала, что ее собираются выдать замуж за кузена, которого она никогда не видела и у которого в Дакке были три текстильные фабрики. «Три, Фария, ты можешь себе представить?» Да хоть триста тридцать три! Этот Камар Фатали был ей противен. На фотографиях он выглядел тупым, самоуверенным болваном. Фарию нисколько не удивило, что он салафит[21]21
  Салафия – направление в суннитском исламе, призывающее в вопросах веры и образа жизни ориентироваться на ранние мусульманские общины.


[Закрыть] и противник освобождения женщин. Тем не менее теперь она должна была сидеть взаперти, как праведная мусульманка, чтобы – не дай бог! – не попасться на глаза другому мужчине, прежде чем Камар Фатали вызволит ее из западного узилища разврата.

Никто в семье еще не знал о Джамале. Но родные вдруг озадачились вопросом: чем она занималась все то время, когда якобы была с тетей Фатимой? А потом всплыли снимки из «Фейсбука» – давнишние и совершенно невинные, – и до братьев стали доходить слухи, якобы из самых достоверных источников, о том, что она себя продает. На двери появился тюремный замок и, поскольку у братьев Ахмеда и Башира на тот момент не было работы, кто-нибудь из них постоянно надзирал на ней. Фарие оставалось только готовить еду да убираться по дому. Из книг в ее распоряжении были только Коран, стихи Тагора да еще биографии пророка Мухаммеда и первых халифов. Но главное – воспоминания, их никто не мог у нее отнять.

При одной мысли о Джамале Фария залилась краской. Она и сама была бы рада посмеяться над собственной сентиментальностью, но поводов для веселья было мало. У нее отняли все, кроме той прогулки по Дроттнинггатан; что же удивительного в том, что Джамал стал для нее центром вселенной? Уже тогда Фария жила в тюрьме, но не поддавалась отчаянию. Со временем на место уныния заступила ярость и воспоминания о Джамале утешали все меньше. Однако их разговор на Дроттнинггатан Фария помнила во всех подробностях. О, эти слова, свободные, как птицы! В сравнении с ними те, что она слышала дома, казались мертвыми и лживыми. Не спасало даже то, что они были о Боге. Что значил этот Бог для ее родных? Здесь, у нее дома, он был не более чем орудием унижения и пытки, молотком, которым били людей по голове. Не об этом ли говорил имам Хасан Фердоуси на дебатах в «Культурхюсет»? Фарие не хватало воздуха. Она поняла, что должна бежать, любой ценой.

В сентябре девушка уже не могла думать ни о чем другом, кроме как о бегстве, и на рассвете грезила о будущем, лежа в постели с открытыми глазами. А днем все чаще косилась на Халила, младшего брата. Не так давно его лишили возможности смотреть любимые американские фильмы и встречаться с приятелем Бабаком только потому, что тот был шиит. Иногда Фарие казалось, что Халил ей сочувствует. Со временем она все больше утверждалась в этом подозрении, пока не стала смотреть на него как на своего потенциального союзника.

Потом ее внимание стали привлекать телефоны. Мобильники отца и братьев – все телефоны, какие только были в доме. Фария внимательно наблюдала за движениями пальцев Ахмеда или Башира, когда те набирали код, и подмечала места, где братья и отец оставляют мобильники, – на столе и на телевизоре, на кухне, возле тостера или чайника. Со временем все чаще стали возникать ситуации, когда братья не могли найти свои телефоны. Тогда они начинали звонить друг другу, но и это не помогало. После долгих поисков поставленные на беззвучный режим мобильники обнаруживались в самых неожиданных местах.

Некоторое время эта игра забавляла Фарию, но потом девушка поняла, что увлекаться ею не стоит. Лишая мужчин возможности общаться с клиентами, она ставила под удар не только их честное имя, но и экономическое благополучие. Дела и без того шли неважно, и три чертовы фабрики стали бы для них подарком судьбы. Теперь Фария была едва ли не единственной надеждой семьи, и не удивительно, что петля затягивалась все туже.

Со временем атмосфера в семье накалялась. Алчность и тщеславие все еще горели в глазах братьев, но появилось и другое. Все чаще Фарие казалось, что родные ее боятся. В их голосах мелькали заискивающие нотки. Иногда они уговаривали ее как следует поесть, потому что Камару нравились женщины в теле. При этом по-прежнему не спускали с нее глаз, подобно ястребам, выслеживающим добычу. Они ждали, когда она покорится и примет свою судьбу.

Наконец наступила развязка. Это случилось в сентябре два года назад. Утром Фария завтракала, а старший из братьев, Башир, играл с телефоном…

* * *

Малин глотнула красного вина и подняла глаза на Микаэля. Полчаса назад он оставил ее здесь, в лекционном зале Музея фотографии, в отличном настроении, а сейчас она походила на увядший цветок. Малин сидела за импровизированным барным столиком, запустив пальцы в волосы. На сцене все еще распалялся лектор.

– Эй, – осторожно позвал Блумквист.

– Кто тебе звонил? – спросила Малин.

– Сестра.

– Адвокат?

Он кивнул и заглянул ей в глаза:

– Что-нибудь случилось?

– Да так, ничего. Я разговаривала с Лео.

– У него проблемы?

– У него все отлично.

– Не похоже.

– Все действительно просто превосходно. Мы наговорили друг другу кучу приятных вещей. Он восхитился тем, как я выгляжу, я – его лекцией. Нам действительно очень не хватало друг друга все это время… бла-бла-бла… Но знаешь, что-то здесь не так.

– То есть?

Малин задумалась. Потом огляделась, словно опасалась, что Лео может ее подслушать.

– Как-то… пусто, – вдруг пояснила она. – Мне показалось даже, что он тяготится мной.

– Что ж, – вздохнул Микаэль, – друзья приходят и уходят.

И погладил ее по волосам.

– Нет, я понимаю, что проживу и без Лео. Но все же… Знаешь, мы ведь действительно были близки некоторое время…

– Были. – Микаэль тщательно подбирал слова.

– Мы были близки. Но самое неприятное даже не это. Мне показалось… что он темнит.

– В каком смысле?

– Он сказал, что помолвлен с Юлией Дамберг.

– Кто такая Юлия Дамберг?

– Аналитик из фонда Альфреда Эгрена. Нет, она очень мила, я бы даже сказала, красива. Но… не слишком умна. Они никогда особенно не общались, Лео держался с ней как с ребенком. Просто не могу взять в толк, с чего вдруг эта помолвка…

– Бывает, – пожал плечами Микаэль.

– Прекрати, – зашипела Малин. – Нет, я не ревную, что бы ты там ни думал… я всего лишь…

– Что? – не выдержал Блумквист.

– Ничего не понимаю. Что-то здесь не так… Просто голова идет кругом.

– То есть тебя огорчает совсем не то, что Лео выбрал не ту девушку?

– Иногда ты бываешь на удивление глуп, Блумквист.

– Я всего лишь пытаюсь понять.

– И не пытайся. – Малин скорчила злую гримасу.

– Но почему? – удивился Микаэль.

– Потому что… – Малин замолчала, подбирая слова. – Потому что я сама пока ничего не понимаю.

– Но я мог бы помочь тебе. Провести небольшое расследование…

– Черт, да оставь ты наконец свои расследования!

Теперь настала очередь Блумквиста сердиться. Он фыркнул – хотя, возможно, это было несправедливо по отношению к Малин. Но тут сыграли роль все переживания последних дней – и неприятности с Лисбет, и Флудберга, и проблемы в газете.

Малин подняла испуганные глаза.

– Прости, – прошептал Микаэль.

– Это ты меня прости.

– Я был несдержан. – Он вымученно улыбнулся. – Так что там случилось с Лео?

– Все то же, – вздохнула Малин.

– То есть?

– Я все вспоминаю ту ночь, когда он что-то писал в своем кабинете. Что-то там было не так…

– Что именно?

– Во-первых, он не мог не слышать меня, когда я вернулась в кабинет во второй раз.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что Лео страдает гиперакузией.

– Чем-чем?

– Гиперакузией. У него аномально обостренный слух. Он чувствует малейшее колебание воздуха – например, как хлопает крыльями бабочка в полете. Не понимаю, как я могла забыть об этом. Когда в зале опрокинули стул, он вздрогнул, будто от страшного грохота, я вспомнила… Как ты думаешь, Микаэль, не пора ли нам идти? Я устала от этой болтовни о купле-продаже. – Малин запрокинула голову и вылила в рот остатки вина.

* * *

Фария Кази сидела в камере в ожидании нового допроса. Все оказалось не так страшно, как она думала. Вот уже два раза Фария рассказывала полицейским о том, что творили в отделении Бенито и ее подручные. В первую очередь их интересовала Лисбет. Как она оказалась в камере? Какова ее роль в истории избиения Бенито? Фарие хотелось крикнуть: «Это Лисбет Саландер спасла мне жизнь! Это она, а не Альвар Ульсен, ударила Бенито». Но Фария обещала держаться, хотя ложь давалась ей нелегко. Она полагала, что так будет лучше для Лисбет. Собственно, когда в последний раз за нее кто-нибудь заступался? Если такие случаи и были, Фария о них забыла.

…Зато во всех подробностях помнила то сентябрьское утро, когда она завтракала, а Башир играл с мобильником на кухне. День обещал быть чудесным. На улице, куда с некоторых пор путь ей был закрыт, светило солнце. Отец и братья давно оборвали контакты с внешним миром – не выписывали газет и не включали радио. Поэтому Баширу ничего не оставалось делать, как только играть с мобильником.

– Ты знаешь, почему Камар медлит. – Он пристально посмотрел на Фарию. Сестра не отвечала, отвернувшись к окну. – Он хочет убедиться в том, что ты не шлюха. Ты шлюха, Фария? – Она молчала. – Тебя разыскивал какой-то сукин сын.

Фария вскинула голову.

– Кто?

– Парень. Предатель из Дакки.

Должно быть, лицо Фарии вспыхнуло от гнева. Джамал был герой, а не предатель; он боролся за лучший, демократический Бангладеш. И все-таки она обрадовалась. С того вечера, когда они с Джамалом гуляли по Дроггнинггатан, прошло несколько месяцев, – срок, за который забываются и не такие мимолетные знакомства. Не было ничего удивительного в том, что Фария все еще думала о Джамале, – она ведь жила взаперти и ни с кем не встречалась. Но он за это время мог познакомиться с куда более интересной девушкой, чем она. Поэтому, когда Башир буквально выплюнул уничижительное «предатель», сердце Фарии исполнилось гордостью. Брат принес ей самой отрадное известие за все месяцы ее заключения. Но Фария помнила, как важно для нее держать под контролем свои эмоции. Один-единственный неосторожный вздох мог стоить Джамалу жизни. Поэтому она быстро спохватилась и изобразила на лице полное равнодушие.

– О ком ты? – спросила она. – Знать не знаю никакого предателя. И вообще, мне это неинтересно.

Фария встала из-за стола – и только тогда поняла свою оплошность. Она переиграла. Тем не менее это была победа. Оправившись от шока, девушка снова стала оглядываться по сторонам. Она высматривала телефон и была так одержима идеей его найти, что это не могло остаться незамеченным. Башир и Ахмед тоже навострили уши и, конечно, стали лучше следить за своими мобильниками и ключами.

Время шло, наступил октябрь. Однажды – это была суббота – обстановка в доме оживилась. Фария не сразу поняла, в чем дело. Никто не объяснил ей, что готовится празднование ее помолвки. Хотя «празднование» – слишком громкое слово. Никто из гостей не выказывал особой радости. Да и гостей со стороны, собственно, не было – только ближайшие родственники. Камар не приехал – у него возникли проблемы с визой. Это торжество стало красноречивой демонстрацией полной изоляции ее семьи. Фария пристально вглядывалась в лица домашних, высматривая возможного союзника.

Самой подходящей кандидатурой казался ее младший брат Халил. За столом он беспокойно ерзал на стуле, время от времени поглядывая на сестру. В Валльхольмене они с Халилом жили в одной комнате и нередко болтали друг с другом до полуночи, лежа в кроватях. Теперь шестнадцатилетний Халил увлекался бегом и подолгу тренировался на дорожке в парке. Он отличался от остальных, уже когда умерла мать. Был молчалив, задумчив, любил шить и моделировать одежду. И еще он скучал по родине, которую никогда не видел.

Фария внимательно посмотрела на Халила. Что, если попросить его о помощи прямо сейчас, под прикрытием праздника? Удалившись в туалет, она долго сидела на унитазе, размышляя и осматриваясь по сторонам. Внезапно в поле ее зрения попал телефон, забытый на туалетном шкафчике с бумажными полотенцами. В первый момент Фария не поверила своим глазам. Она протянула руку – вне сомнения, это был мобильник Ахмеда. Она узнала его по фотографии на экране, на которой Ахмед восседал на мотоцикле, самодовольно улыбаясь в камеру. Этот мотоцикл был не его… Фария невольно ухмыльнулась. Потом попыталась набрать код. Она не раз видела, как это делает Ахмед, и внимательно следила за движениями его пальцев. Итак… L… дальше как будто один, семь… восемь… девять… Ошибка! Фария попробовала другой вариант и испугалась, когда система снова выдала ошибку; что, если она заблокирует телефон брата? Снаружи раздались шаги, голоса заговорили громче. Неужели отец и братья что-то заподозрили? Разумнее всего было бы оставить затею с телефоном и вернуться за стол. Но Фария попробовала еще – и на этот раз все получилось. Номер она помнила так же хорошо, как и имя Джамала, поэтому искать визитку не было необходимости. В трубке послышались гудки – как сигналы SOS с терпящего бедствие судна. Потом что-то зашумело – как видно, Джамал принял вызов. Фария прикрыла глаза, готовая в любую секунду дать отбой и вернуться к отцу и братьям. Но в этот самый момент услышала его голос. Джамал назвал себя, и она прошептала в ответ:

– Это я, Фария Кази.

– О… – удивленно протянул Джамал.

– Я быстро, – прошептала Фария и замолчала.

– Я слушаю.

Один только голос заставлял ее задыхаться от волнения. Фария подумывала было попросить Джамала вызвать полицию, но не решилась.

– Слушай, мне срочно надо с тобой встретиться, – сказала она вместо этого.

– Что ж, буду рад тебя видеть.

Он рад! А она погибает… Фария едва не задохнулась, но быстро справилась с волнением.

– …только вот не знаю, когда смогу…

– Я снимаю квартиру на Уппландсгатан и почти не выхожу из дома, – ответил Джамал. – Все пишу да читаю. Приходи, когда сможешь.

Он продиктовал адрес и код домофона. Фария стерла его номер и снова положила мобильник на туалетный шкафчик. Она хотела уединиться в своей комнате, но там тоже толпились гости. Фария попросила всех выйти, легла на кровать и с головой накрылась одеялом. Теперь она не сомневалась, что убежит. Так начался самый счастливый и кошмарный период ее жизни.

* * *

Петляя между столами, Микаэль и Малин пробрались к выходу и вскоре оказались на свежем воздухе. Они пошли по набережной, мимо лодок, покачивающихся на причале, и горы по другую сторону трассы. Было жарко. Оба молчали. Микаэль уже стряхнул с себя раздражение, но Малин выглядела потерянной.

– То, что ты говорила насчет его проблем со слухом, очень интересно, – заметил он.

– Что именно? – не поняла женщина.

– Психолог Карл Сегер, которого застрелили на охоте двадцать пять лет тому назад, исследовал влияние слуховых ощущений на наше самосознание.

Малин перевела глаза на Микаэля.

– Не этим ли объясняется его интерес к Лео?

– Не знаю, но тема, скажем так, не совсем обычная. Так в чем выражалась эта его… гиперакузия?

– Ну вот, представь себе… Сидим мы с ним за столом на какой-нибудь конференции, и вдруг… его лицо ни с того ни с сего оживляется. Не успеваю я понять, в чем дело, как в комнату кто-то заходит. Я сразу это заметила и не раз пыталась его расспросить, но Лео только отмахивался. Лишь в последний день моей работы в фонде он рассказал мне все. Эта болезнь – мука всей его жизни. В школе его считали безнадежным.

– Правда? Я думал, он блистал в школе.

– Я тоже. Но ему было трудно усидеть на месте, все время хотелось выйти. Учителям это создавало большие трудности, и, не будь его отец такой шишкой, Лео наверняка перевели бы в спецкласс или в школу для детей с нарушениями в развитии. Но он был Маннхеймер – и на решение его проблем бросили все возможные средства. Вскоре стало ясно, что все дело в уникальном слухе. Он слышал малейший шорох – где же ему было сосредоточиться на уроке. Лео наняли домашних учителей. Вероятно, этим и объясняется его запредельный IQ.

– То есть эта особенность была скорее его проблемой, чем гордостью?

– Похоже на то, хотя… я не знаю. Лео ее стыдился, но это совсем не исключает того, что он ею пользовался.

– Должно быть, в школе он был мастер подслушивать.

– Не знаю… А этот психолог занимался проблемой аномально чуткого слуха?

– Можно сказать и так, – ответил Микаэль. – Правда, его диссертации я не видел. Но в одной из работ он пишет: то, что является выгодным эволюционным приобретением в одну эпоху, в другую может стать препятствием для выживания. В те времена, когда люди добывали себе пропитание охотой, чуткий слух, безусловно, давал серьезную фору. А в современном городе… это чревато, я бы сказал, некоторой перегруженностью. Такие люди – скорее наблюдатели жизни, нежели ее активные участники.

– Это психолог так писал?

– Да, как будто…

– Печально.

– Почему?

– Потому что это то, что можно прежде всего сказать о Лео. Он всегда был всего лишь наблюдателем.

– Кроме той недели в декабре…

– Кроме той недели в декабре. Так ты подозреваешь, что тот выстрел в лесу был не просто несчастным случаем?

Малин заметно оживилась, это был хороший знак. Теперь Микаэль надеялся выудить у нее подробности их последней встречи с Лео.

– Мне самому это интересно, – ответил он на ее вопрос.

* * *

Лео никогда не забывал Карла Сегера. Уже будучи взрослым, он во всех подробностях помнил их еженедельные беседы в Брумме – каждый вторник в четыре часа дня. Все вышло так, как говорил Карл. Со временем Лео приспособился к миру звуков. Он научился ценить эту свою особенность. Когда Лео музицировал – а музицировал он всегда, – она была несомненным преимуществом. Маннхеймер хотел стать джазовым музыкантом и уже в детстве получил приглашение от «Метронома»[22]22
  Студия звукозаписи в Стокгольме.


[Закрыть] записать диск. Но отказался, полагая, что материала для этого пока недостаточно.

Стокгольмскую высшую школу предпринимательства он воспринимал как временное пристанище. Все изменится, полагал Лео, когда он достигнет мастерства в музыке. Тогда он выпустит диск и станет новым Китом Джарреттом[23]23
  Кит Джарретт (р. 1945) – выдающийся американский джазовый пианист и композитор.


[Закрыть]. Но временное пристанище стало постоянным домом – Лео и сам не заметил, как это получилось. Неужели виной всему был страх неудачи или нежелание огорчать родителей? Или периоды депрессии в его положении были так же неизбежны, как смена времен года? Лео превратился в одиночку, и это тоже вызывало недоумение со стороны. Окружавшая его аура таинственности притягивала женщин. Но окрутить Лео оказалось не так-то просто. На дружеских вечеринках он больше молчал и при первой возможности уезжал домой, в тишину. Правда, потом появилась Мадлен Бард. Позже Лео не мог объяснить себе, чем именно она его завлекла. Но Мадлен была особенная, – он чувствовал это всегда. Ее мерцающие синие глаза видели его насквозь, а на красивое лицо часто набегала тень меланхолии.

Они обручились и некоторое время прожили вместе в его квартире на Флорагатан. Лео как раз унаследовал отцовскую долю акций в фонде Эгрена, и родители Мадлен сочли его выгодной партией.

Их отношения с самого начала не были безоблачными. Мадлен хотела быть в обществе и требовала от Лео устраивать обеды для друзей. Он противился, и тогда Мадлен убегала в спальню в слезах. Но эти мелкие неприятности не делали погоды. Их брак обещал быть счастливым, тогда Лео не сомневался в этом. Ведь они с Мадлен любили друг друга.

Катастрофа разразилась в августе, на празднике раков, который отмечали в усадьбе Мёрнеров на Вэрмдё. Все пошло не так с самого начала. Лео как потерянный блуждал между гостями, не в силах вынести их вопли. В конце концов он убежал, предоставив Мадлен одной рассыпаться в любезностях. И она прыгала, как коза, заверяя хозяев, что все получилось просто фантастически. Что у нее просто в голове не укладывается, как же можно было все так здорово организовать… А какие места… Да она готова переехать сюда хоть сейчас… Ну, и все такое.

В полночь Лео удалось уединиться в одной из дальних комнат с книгой в руках. Милтон Мезз-Меззроу[24]24
  Милтон Мезз-Меззроу (1899–1972) – американский кларнетист и саксофонист, представитель чикагской школы традиционного джаза.


[Закрыть] – он не мог поверить собственным глазам, когда обнаружил на полке такое! Лео тут же погрузился в чтение и вскоре унесся и душой, и мыслями в джаз-клубы Чикаго и Нового Орлеана, забыв про веселившихся на берегу гостей.

Через пару часов к нему вломился Ивар Эгрен, пьяный, как и всегда на праздниках. На нем была дурацкая черная шляпа, коричневый костюм обтягивал обширный живот. Лео заткнул ладонями уши, чтобы не слышать его воплей.

– Я хочу покататься на лодке с твоей невестой, – кричал Ивар.

– Ни в коем случае, – отвечал Лео. – Ты пьян.

Но Ивару было наплевать на его запреты. В конце концов в качестве уступки он согласился напялить на Мадлен красный спасательный жилет. Когда Лео вышел на веранду, красный жилет уже исчезал в сумерках в направлении озера.

Стояла тихая летняя ночь. Вода блестела в мерцающем свете звезд. Ивар и Мадлен негромко разговаривали, а Лео слышал каждое их слово. Собственно, ничего возмутительного не происходило – обычные светские глупости. Но Лео внезапно понял: там, в лодке, сидела другая Мадлен – бесчувственная, вульгарная, – и ему стало больно уже от одного этого открытия. Шло время. Спустя пару часов Ивар и Мадлен заплыли так далеко, что уже даже Лео не мог их слышать. Они вернулись спустя несколько часов, когда остальные гости уже разъехались. Небо прояснилось. Лео стоял на берегу, обмотав шею шарфом. Он равнодушно наблюдал, как к нему приближается перепуганная Мадлен.

В такси по дороге домой между ними словно упала стена. А спустя девять дней Мадлен собрала вещи. Двадцать первого ноября того же года, когда сумерки на дворе почти не рассеивались и весь Стокгольм был покрыт тонким слоем снега, она обручилась с Иваром. Лео слег. Врачи диагностировали у него частичный паралич.

Придя в себя, он вернулся к работе и первым делом поздравил Ивара, заключив его в братские объятия. Лео присутствовал и на мальчишнике, и на свадьбе. И позже, всякий раз сталкиваясь с Мадлен, дружески ее приветствовал. Он научился делать хорошую мину при плохой игре и всем своим видом показывал, что дружит с Иваром с детства, а узы такой дружбы не разорвать ничем. Но втайне Лео вынашивал планы мести, и Ивар это чувствовал. Он понимал, что не сможет жить спокойно, пока не сокрушит Лео до конца.

* * *

Вопреки надеждам Микаэля, Малин больше не вспоминала о той встрече с Лео. На самом верху Хорнсгатспукельн она вдруг остановилась. Солнце так и палило, так что место для передышки было выбрано явно не самое удачное. Но Малин будто остолбенела. Мимо спешили прохожие, где-то просигналил автомобиль. Малин обернулась в сторону площади Марияторгет.

– Мне пора, – только и сказала она.

Потом рассеянно поцеловала Микаэля и по каменным ступенькам побежала в сторону Хорнсгатан и площади Марияторгет. Блумквист в недоумении остался на месте. Потом вытащил мобильник и позвонил Эрике Бергер – своей близкой подруге и главному редактору «Миллениума» – и сказал, чтобы в ближайшие несколько дней в газете его не ждали. Эрику это нисколько не удивило. Июньский номер только что вышел, а на носу был праздник летнего солнцестояния. Кроме того, этим летом они впервые позволили себе нанять двух временных сотрудников.

– Ты такой мрачный, – заметила Эрика. – Что-нибудь случилось?

– В отделении Лисбет во Флудберге произошла серьезная потасовка.

– О боже! Надеюсь, она не пострадала?

– Пострадала одна крутая преступница, но это отдельная история. Лисбет в данном случае свидетель.

– Она выкрутится.

– Будем надеяться. Слушай… можешь оказать мне одну услугу?

– Конечно, какую?

– Можешь попросить кого-нибудь из редакции – ту же Софи – сходить завтра утром в государственный архив и взять кое-какие досье… я скажу чьи. Только пусть не говорит, для кого.

Блумквист назвал три имени. Эрика записала персональные номера на мобильный.

– Старик Маннхеймер? – удивилась она. – Помнится, он давно уже в могиле.

– Вот уже шесть лет как, – подтвердил Микаэль.

– В детстве я видела его пару раз – мой отец был с ним знаком. Он тоже имеет какое-то отношение к Лисбет?