Текст книги "Всего лишь мишени"

Всего лишь мишени
Давид Павельев

© Давид Павельев, 2023

ISBN 978-5-0059-0697-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Всего лишь мишени

Все события – плод вымысла автора.

10 апреля

Звонок запищал пронзительно и противно, будто бы туча москитов, готовых налететь на меня и высосать всю мою кровь. Когда-то давно я услышал эту мелодию по телеку, когда мы смотрели его с бабушкой. Гигантский медведь взмывал под неё в небо на воздушном шаре и пускал при этом слезу. А унылый голос пел: «До свиданья, наш друг, до свидания!» Бабушка объяснила, что было это давно, когда мои родители сами только что родились. От того я всякий раз недоумеваю – почему именно эту древнюю песенку нам поставили звонком к первому уроку? Впрочем, ответить я мог: мы так же, как те люди сорок лет назад, говорим «до свидания», только не медведю, а свободе. Её я лишаюсь аж до самого вечера. Дослушав этот разрывающий ушные перепонки ремикс, я обречённо поплёлся в класс.

Большинство моих одноклассников уже заняли свои места «в соответствии с купленными билетами». На передовой парте, самой близкой к столу учителя, уже, как обычно, обосновались Лёва и Сеня.

Лёва – первый ученик в классе, почти круглый отличник. Четвёрки у него только по физ-ре и ОБЖ. Так что отличник Лёва вполне себе овальный. Худой, длинный, в вечном своём костюмчике – пиджачок, брючки, рубашечка, галстучек. А взгляд такой напыщенный, такой надменный. Дескать, успехи в успеваемости делают его лучше всех прочих людишек. Вообще-то весь класс его ненавидит, разве что кроме Сени. Когда он не слышит, его обзывают «Лёва из Бирюлёва». Сеня это услышал и доложил своему шефу, после чего тот обиделся и объявил оскорбителям ультиматум: никому не даст списывать и не станет подсказывать на контрошках. Он-то требует, чтобы его звали Лев – это типа царь зверей. Как раз соответствует его как-бы первостепенному статусу. А Лёва – как-то совсем для него уничижительно. Ну да это ещё терпимо, а вот «из Бирюлёва» – это уже слишком. Он-то гордится, что живёт достаточно далеко от этого райончика, населённого, по его мнению, одними мигрантами да нищебродами. Но продействовал ультиматум недолго. Во-первых, Лёва тащится, когда кто-то просит у него списать. Вот тогда он чувствует свою власть. Для него это возможность проявить свою снисходительность к презренным неучам. А тем только того и надо – доить этого надутого индюка. Короче, страдали от ультиматума обе стороны, и для выхода из тупика этим подхалимам пришлось променять своё зубоскальство на самую мерзкую лесть. И вот Бирюлёво было если и не забыто, то почти прощено. Повторяли его только вне школы, на безопасном от ушей Лёвы и его приспешника расстоянии.

Что касается самого Сени, то больше о нём ничего и не скажешь. Для меня это живая картинка из учебника биологии – симбиотический организм вроде рыбы-прилипалы. Сам без цвета, без характера и без каких-либо признаков индивидуальности, и лишь в комплекте с хозяином он что-то да и стоит. Благодаря опеке Царя Зверей Бирюлёвского Сеня – второй ученик в классе и отличник-скруглённый-прямоугольник. Четвёрок у него чуть больше: ещё по физике, химии и биологии. И то потому, что Лёва специально подсказывает ему с ошибками – нечего, мол, претендовать на лавры равного Самому. И Сеня готов с этим мириться. Ещё бы, станешь выпендриваться – не получишь и этого. Так что роль верного оруженосца вполне устраивает эту серую личность. Он даже готов терпеть иногда едкие Лёвины насмешки – тот и дня прожить не может без колкостей в адрес неудачников, обделённых природой мозгами. И если никто из них не даёт ему повод пустить в ход своё остроумие, он оттачивает его на Сене, который всегда под рукой. Какая ещё ему польза от Сени – не знаю. Но иногда мне кажется, что у Лёвы случаются проблески дружеского участия, и он привязан к Сене не только как к своей боксёрской груше. Однажды я слышал, как Лёва жаловался ему, что никто не понимает и не ценит его. Все перед ним лебезят, но лишь для того, чтобы паразитировать на его блестящем интеллекте. Такова, мол, незавидная доля всех гениев. Сеня неумело пытался его утешить. Но я бы на его месте этого делать не стал. Мне его ни капельки не жалко, как, наверно, и Сене. А притворяться я не хочу. Я один из немногих, кто никогда не прибегал к услугам мистера Всезнайки, и, соответственно, никогда не платил за это нужную цену. За это он ненавидит меня особенно яростно. Мало того, что я тупой болван, так ещё и не питаю должного почтения к Высшему Разуму. Уж если я не могу выучить урок, то и не выкручиваюсь, в отличие от всех остальных, а тупо получаю свою «пару». И потому ничем ему не обязан. А это простить мне особенно сложно, вот он и делает вид, что это он воротит от меня нос, и если мне вздумается на коленях молить его о помощи, то он пошлёт меня по известному адресу. Смотрит он так, будто бы сто раз такое было. Только вот фиг ему. Никогда такого не будет.

Впрочем, эта парочка права – у них-то есть будущее, в отличие от многих из нас. Они-то сумеют пристроиться в жизни – Лёва возглавит какой-нибудь департамент, а Сеню возьмёт к себе заместителем. Ну да ладно, чёрт с ними.

Через проход от них всегда садятся Клава и Дуся. Они анимешницы, то есть фанатеют от японских мультиков и говорят фразочками из них, которые никто больше не понимает. Ну, «кавайно» – это всё, что хорошо, а «няшно» – всё, что мило и красиво. Клава красит волосы в ярко-красный цвет и отбеливает лицо до бледности мертвеца. Носит она короткие шерстяные юбки, из-под которых торчат плотные красно-чёрные чулки. На руках у неё всякие разноцветные ниточки, а на сумке значки с черепами и пентаграммами. Она тоже хорошо учится и всячески гордится своей успеваемостью. В принципе, Клава – женская версия Лёвы, только бесит гораздо меньше. Дусе, в отличие от неё, родители не разрешают краситься и неформально одеваться, потому выглядит она довольно бледно на фоне подруги. Волосы она убирает в пучок, носит серые платья или юбки. Так что издалека её можно принять за пожилую училку.

А вот прямо за ними торчит вечно Стас. Вообще-то Стас – это первое, что привлекает внимание, когда входишь в наш класс. Он как громоотвод – самый большой, самый заметный, самый громогласный. И с него-то и стоило начинать описание моих одноклассников. Но получилось как получилось.

Выглядит Стас, может, и не очень-то броско – есть у нас в классе персонажи и ярче. Крупный, плечистый, мордастый – рожа у него квадратная и красноватая, как кирпич. Одевается он тоже не очень-то оригинально – неизменные джинсы и футболка с головой питбуля. Зато ведёт себя Стас очень шумно и буйно. Он всегда возбуждён и ни секунды не может сидеть тихо. Ему обязательно ржать, махать кулачищами у кого-нибудь перед носом, щекотать девчонок или напевать непристойные песенки. Короче, вести себя как орангутан.

Почему-то у всякого Стас тотчас же вызывает симпатию. Даже учителя охотно прощают ему все его фокусы и проделки, ведь ругать его – это всё равно, что пытаться сдержать ураган. Всё его поведение выглядит настолько естественно, что не может не вызывать какого-то умиления. Вот типа эдакий добрый молодец, пышущий здоровьем и энергией. Буйство гормонов и избыток физической силы распирают его изнутри, как и положено всякому нормальному пацану в нашем возрасте. Если бы взрослые узнали, то наверняка закрыли бы глаза на то, что в его телефоне полно порно-роликов, которые он радушно демонстрирует всей своей свите и иногда даже девчонкам, для которых он образец мужественности.

Короче, Стас со всеми в корешах и держится панибратски. Любому он может втащить чисто по-дружески. И как можно на него обижаться? От него же каждый тумак по кайфу. Стас – для всех в доску свой парень. И только со мной у него как-то не сложилось.

Началось всё ещё в восьмом классе, когда я только перевёлся в эту школу. Ко мне, как ко всякому новичку, тогда все ещё относились настороженно, кроме, казалось, его. И вот на первом уроке английского, когда нам задали писать сочинение, Стас вдруг повернулся ко мне со свойственным ему дружелюбием.

– Слышь, братан, ты вроде как ништяково спикаешь…

А в инглише я и в самом деле неплох. По нему у меня тогда была четвёрка, в отличие от большинства остальных предметов, по которым я отродясь не получал больше трояка. Это всё потому, что я много слушаю британские рок-группы. В грамматике это не помогает, зато словарный запас нарастился как-то сам собой.

– Подскажи-ка, как будет «настроение тёмное»? А то я быстрей рожу, чем вспомню.

Не чуя подвоха, я выпалил:

– Муд дак!

Я был только рад подсказать такому клёвому чуваку, с которым я так мечтал подружиться. Внутри я уже ликовал. Эта подсказка – начало нашего приятельства. Стас непременно примет меня в свою компанию, где я заслужу всеобщую популярность и уважение.

Но не тут то было!

Класс взорвался от хохота. Стас и Вован, сидевший с ним за одной партой, ржали громче всех. Вован так вообще, казалось, не мог остановиться – вот-вот задыхаться начнёт. И даже Лёва с Сеней надрывали животы вместе со всеми, хоть подобные проявления невоспитанности как-то не очень вяжутся с их типа аристократическими манерами. И только приличные девчонки не смеялись, а смотрели на меня, поморщившись.

– Что такое? – ожила вдруг англичанка, зачастую дремавшая, пока мы пишем сочинения.

– Нелли Тихоновна, он матерится! – крикнул Лёва, ткнув в меня пальцем.

Англичанка и сама что-то такое услышала, потому приговор был вынесен моментально:

– Ах так! Только не на моём предмете! Я учу вас говорить на языке истинных леди и джентльменов. Они безукоризненно вежливы и всякий раз говорят друг другу «сэр» и «мэм». Знаешь ты об этом? Ну-ка, давай сюда дневник!

Влепила мне «кол» за поведение и вызвала в школу родителей. Родители, ясен пень, не пришли. Но с тех пор надежда быть принятым в классе испарилась, как лёд в июньский полдень.

Значит, сам Стас – такой компанейский с другими – решил записать меня в изгои. Я тогда ещё не понял, что в нормальном классе обязательно должен быть свой собственный изгой, иначе это будет какое-то неполноценное общество. Такое общество и со скуки помрёт, если некого будет шпынять, да и ничто не сближает коллектив лучше, чем совместные насмешки над изгоем. Это как в машине есть газ, а есть тормоз. И вот тормоз – это я. Тогда я ещё не понял этого закона и не смирился с ним. Но теперь я стал умнее.

Первое время я, может, и бесился. Почему именно я? Таким тормозом мог стать и тот же Вован – уж он-то совсем тупой. Про себя я прозвал его «бычок» – уж слишком он похож на молодого телка, и даже прыщи на его покатом лбу напоминают маленькие рожки. Этим лбом он только и делает, что трясёт, типа поддакивая шуточкам Стаса, и иногда ещё что-то мычит. Мычание и повторение чьих-то слов – вот и весь разговор, на который он способен. И вот это вечно воняющее потом животное у Стаса едва ли не лучший кореш. А я сразу же прямиком в опущенные! Эта несправедливость меня тогда прямо-таки изводила. Я даже начал худеть, и по инглишу тоже пошли одни трояки. Тем более, что Нелли Тихоновна уверилась, что в джентльмены я не годен. Короче, с этой болью было трудно жить. Но потом-то я вдруг осознал, что не много-то потерял. Быть отвергнутым Стасом даже лучше, а то и сам превратишься в бычка.

Тем не менее, неприязни к Стасу я всё-таки не питал. Хоть я и не рвался теперь в его свиту, а всё равно сознавал, что он круче меня. У него-то полно друзей, он – душа любой компании. И что бы он ни творил, ему всё прощают. Потому что в нём что-то есть, а во мне нет. Если я скажу что-нибудь остроумное или просто смешное, на меня всё равно будут смотреть как на придурка. А он может нести любую хрень, валять дурака или просто всех шлёпать – все будут просто от этого тащиться.

Потому зачем мне вообще пытаться делать что-то нормальное? Как-то завести друзей, добиться их уважения чем-то хорошим. Мне ведь нужно для этого из шкуры вон лезть, а результат – ноль. Всё равно буду чужой, буду ловить косые взгляды, и никто не будет откровенным в моём присутствии. А ему просто нужно быть самим собой. Его и так все обожают.

Ну да ладно. Продолжу описывать класс. Со Стасом сейчас сидит как раз-таки Вован, так что идём дальше. А дальше, как всегда, сидят девки – Влада и Алла. Они – пацанки. Обе тащатся от гангста-рэпа и жирно подводят глаза до самых висков чёрной тушью. На этом сходства заканчиваются. Алла вертлявая и вечно как на иголках, а Влада всегда выглядит ленивой и сонной. В носу у Аллы кольцо, а на шее чёрная полоса чокера. Рыжеватые волосы собраны в два конских хвоста по бокам. Обычно на ней короткая маечка, чтобы был виден пупок. Учителя иногда заставляют её одеться пристойно, и тогда она натягивает какую-нибудь растянутую толстовку вроде тех, в которых всегда ходит Влада. Но при возможности сразу же снимает, ведь в таком виде парни на неё особо не пялятся. Алла вообще пытается всячески соблазнить Стаса, и в конце того года ей это почти удалось. Весь май и после экзаменов они гуляли за ручки. А потом в раздевалке перед физ-рой он хвастался, что у них всё было «по-взрослому», как в тех роликах из его телефона. Но потом Стас понял, что по-взрослому у Аллы было чуть ли не со всеми парнями района, и громко объявил:

– Я не хочу от тебя трипак подцепить!

За этим последовало громкое расставание, взорвавшее светскую хронику класса. Даже классуха тогда была не прочь об этом посплетничать. С тех пор Алла жаждет реванша, чтобы отвергнувший её «бывший» одумался и вернулся в ряды её женихов.

Влада на её фоне, конечно, смотрится скромнее, хоть так же курит, хлещет «ягу» и «пивас». В носу у неё тоже пирсинг. Фигура у неё шире, чем у подруги, и грудь как вымя коровы.

А ещё в классе есть приличные девчонки. Они не ржут, как кобылы, не показывают средний палец и ведут себя спокойно. Учатся они тоже хорошо, все их любят и хвалят. Это Ксюша, Юля и Кира.

Все они из хороших семей, и родителям на них не плевать, в отличие от моих. Им уделяют внимание, покупают красивые вещи и гаджеты. Короче, в жизни у них всё о'кей.

Девчонки увлекаются танцами и модой, смотрят «Американских топ-моделей» и корейские сериалы. В основном они секретничают только друг с дружкой, но не держатся особняком, как Клава и Дуся.

А Кира из них самая интеллигентная. У неё светлые волосы чуть ниже мочек ушей. Она носит очки, но от этого не выглядит ботаничкой. Наоборот, это делает её очень милой.

Кажется, в классе кого-то не хватает. И вот дверь приоткрывается, и в щель проскальзывает тип в спортивной куртке и штанах с тремя полосками. На голове у него потёртая кепка-восьмиклинка – такая, что похожа на блин. Заметив, что учителя нет, он цыкает зубом и выпрямляет свою пригнувшуюся к полу фигурку. Это Юрец.

– Утро в хату! Где тут моя шконка у окна? Бодрячком, пацанчики!

– А мы? – игриво спрашивает Алла.

– И тебе не хворать, шмарочка!

При этом Алла приспустила свою рубашонку, завязанную узлом на груди, обнажив левое плечо с новой татуировкой в виде розочки с острыми шипами.

– А, прошлась по коже иголка-иголочка! – тут же запел Юрец. – С тех пор осталась наколка-наколочка… Ты это, наколи себе десять куполов. Десятку как-никак уже отмотала. А под ними буквы ИРА.

– Чё это Ира? Я – Алла!

– И.Р.А. – значит «Иду Резать Администрацию». Видал, Стас? Ради тебя ведь девка шкурку попортила.

– Да пошёл ты!

– Ладно, не кипишуй. Э, пацаны, а чё за беспредел? Где ваще Манька? Я-то думал, что опоздал, что впаяют мне сейчас за нарушение режима. А эта кобыла сама где-то шляется.

– Та она на аборте, – ответил Стас.

– Да ладно!

– В декрет ушла, – повернулась к ним Кира.

Последние месяца два это была самая обсуждаемая тема в классе. «Я-то думал, она девка с башкой, – заводил разговор Стас. – Предохраняться умеет. А она залететь умудрилась.» И далее Стас – знаток всех тонкостей процесса зачатия – разбирал этап за этапом, где же что-то пошло не так.

– Жалко, что не она будет нас выпускать, – вздохнула Юля.

– В натуре, – подхватил Стас. – Я бы подкатил к ней на выпускном.

– Ой-ой-ой! – Юля сразу же отвернулась к Ксюше, сидевшей через проход. – Если бы и рискнул, она тебя бы отшила.

– Не отшила! Помнишь, как она на меня зырила? Так и раздевала глазами. Только если она залетает, мне спиногрыз ни к чему.

Но девчонки его уже не слушали, а продолжали свой разговор:

– Да, она такая классная. С ней было просто. Она нас понимала.

– А кто теперь вместо неё-то?

– Никто не знает. Сейчас на педсовете решают.

– Вот бы не бабку какую-нибудь…

– Ага. Но вообще даже мыслей нет. У всех ведь уже есть классы…

Вообще-то, на мой взгляд, Мария Алексеевна не такая уж и классная. То есть, она, конечно, нормальная. Есть у нас учителя гораздо вреднее. Девчонкам с ней хорошо – с ними она держалась как с подружками. Она и пришла-то к нам сразу из института – для нас почти ровесница. Потому она так боялась, что Стас с Юрцом в грош её ставить не будут. Пришлось ко всем ластиться, что и прокатило. Класс её любил, хоть особо и не слушался. Зато со мной ей можно особо не церемониться. На мне она отыгрывалась как могла – как русский язык или лит-ра, так меня первым к доске. И если что не так, то отчитывала меня весь урок. С другими она так стеснялась.

Вот до неё у нас была Людмила Степановна – вот ей на меня наплевать не было. После «тёмного настроения» и ряда других выходок я стал жёстко прогуливать – идти на уроки в этот класс я себя заставить не мог. В конце четверти это вышло боком – контрошку по биологии я завалил начисто, и Анатолич – наш омерзительный биолог – страшно тому обрадовался. Он меня тоже терпеть не может из своих убеждений, но об этом как-нибудь потом. Короче, мне грозила двойка в четверти и все связанные с ней кары. Родоки за меня, разумеется, не впряглись, и только Людмила Степановна пошла к Анатоличу и добилась того, что он дал мне переписать тест. Анатолич её почему-то побаивался. И Людмила Степановна даже не сильно меня за это гнобила. Она относилась к подобным вещам как к своему долгу. А потом она ушла на пенсию, и нам поставили Марию Алексеевну. От неё ничего подобного ожидать я не мог. Она постоянно выговаривала мне, что я создаю ей слишком много проблем. Хотя чего я ей делал? Я никогда не болтал про неё гадости, не показывал ей средний палец, когда она отвернётся, и даже не старался заглянуть ей под блузку, хоть носила она её так, что при желании можно всё разглядеть. Короче, не делал ничего, что делали другие парни. Я хотел только того, чтобы от меня все отвязались. Но гнобила она только меня. Так что я не особо жалел, что мы её больше не увидим. Пусть себе рожает.

А кто там придёт вместо неё – мне всё равно. Я ко всему уже привык. Может, будет и хуже. Всё-таки не в моих правилах надеяться на удачу – её ждут только дураки. А я уже понял, что судьба от меня отвернулась.

Какое-то время все ещё галдели каждый о своём. Стас затянул свою будничную лекцию о контрацепции, а Юрец, посмеиваясь, рисовал себе ручкой воровские перстни с шашечками. Но вот дверь распахнулась. Это пришёл новый учитель.

Первые парты тотчас же подорвались. Лёва вытянулся, как караульный солдат при виде командира полка. Затем поднялись и девчонки. Юрец, сняв кепку и сунув её в карман, тоже нехотя оторвал свой зад от стула. После него привстали и Стас с Вованом. Другого выхода им не оставалось – если встал весь класс, то сидение уже означает вызов новому «начальнику».

– Прошу садиться.

Учитель даже удивился такой встрече. Пока он шёл между партами к своему столу, мы могли как следует его рассмотреть. Мы никогда не видели его раньше. Было ему лет за тридцать, но таким зелёным, как Марья Алексеевна, он отчего-то не казался. Лицо у него было серьёзное, но не строгое, а какое-то отрешённое. Впрочем, не только лицо – весь вид его был такой, будто бы он здесь, и в то же время где-то ещё.

– Доброе утро, – заговорил он ровным голосом диктора, что объявляет остановки в метро. – Меня зовут Илья Платонович. Только что меня попросили заменить Марию Алексеевну, преподавать вам русский язык и литературу, а также принять классное руководство. Это вышло, признаться, весьма неожиданно. Мы надеялись, что Мария Алексеевна сможет доработать до конца года, но маленькому человечку не терпится поскорей явиться в наш мир, и тут уж ничего не поделаешь. Положение обязывает меня согласиться. Потому ситуация непростая. Вам предстоят итоговые контрольные. Я не знаю, как вы готовились к ним с моей предшественницей, потому мне придётся самому проверить уровень подготовки каждого из вас. За это время нам предстоит много и плодотворно поработать. Надеюсь, что к моим требованиям вы сумеете привыкнуть как можно быстрее. Продолжим ли мы наше сотрудничество в следующем году – там будет видно. Оговорюсь, я преподаю углубленный курс по своим предметам. Моя задача – не просто натаскать вас на сдачу госэкзаменов, хоть это, само собой, в неё входит. Я должен приобщить вас к сокровищнице русской письменной и словесной культуры, без сопричастности к которой нельзя стать полноценным гражданином и всесторонне развитой личностью. Надеюсь, красота русского слова зачарует и вас.

Он взглянул на часы.

– Осталось двадцать минут нашей литературы, и этого времени нам вполне хватит на то, чтобы познакомиться. Имена, фамилии и прочие личные данные я найду и в журнале. А мне важно другое – понять, что наполняет ваши души. Иными словами, какие книги вы прочли помимо школьной программы, для себя, по велению своего сердца. Я всегда говорю: человек – это то, что он читает. Книга лучший друг и товарищ. Общение с книгой гораздо лучше общения с невеждами – таков мой девиз. Если вы считаете иначе – нам с вами будет трудно найти общий язык. Но до сих пор мне удавалось переубедить всякого, кто не был с этим согласен. Итак, кто хочет положить начало?

Лёва тут же вскинул руку, едва ли не подпрыгнув на стуле.

– Пожалуйста.

– Мой любимейший писатель – Марсель Пруст! – отрапортовал он, вскочив с места. – Особенно мне понравился его рассказ «По ту сторону савана»…

– «В сторону Свана».

– Да, конечно. Простите, я оговорился.

– Ничего, бывает. Чтож, это очень любопытно… А что же именно тебе в нём так нравится? Чего есть у него, чего нет ни у кого больше?

– Ну… мне нравится его тонкий психологизм… глубокое знание человеческой натуры…

– Молодец, поздравляю. Хоть должен заметить, что Пруст в твоём возрасте всё-таки труден для восприятия. Опережать время и браться за сложные книги – это полезно для развития. Но всё-таки всему своё время, и ты вряд ли постиг весь авторский замысел. Чтобы по достоинству оценить Пруста следует хорошенько познакомиться с Бальзаком.

– Так я уже почти всего его прочитал, Илья Платонович. И теперь он мне кажется совсем уж детским.

Учитель тихо рассмеялся.

– Ладно. Ты – вундеркинд, я понял. Кто хочет продолжить?

Лёва бы ещё подискутировал с ним о преимуществах Пруста над Бальзаком, но пришлось уступить всеобщее внимание Клаве.

– Я перечитала всю мистическую серию «Сумерки». Она повествует о взаимоотношениях людей и вампиров, живущих среди них.

На лице учителя отобразилось лёгкое разочарование, но он сказал:

– Понимаю. Между прочим, мистическая литература в России имеет очень глубокие традиции. Рассказы об упырях и нечисти Погорельского, Алексея Толстого, в конце концов, Гоголя – всё это весьма занимательное чтение, раскрывающее одну из граней мировоззрения нашего народа. Спасибо, садись. А теперь я хочу спросить молодого человека…

Он указал ладонью на Юрца. Тот втянул голову в плечи, но встал и принялся переминаться с ноги на ногу.

– Ну, какая же книга произвела на тебя неизгладимое впечатление?

– Э-э-э… Как это… «Мёртвые души», вот. Там грамотно разводят терпил. Всё как в натуре.

– Действительно, с этим не поспоришь. А что ты читал не по программе?

– Так это… зачем читать то, что даже в программу не вошло? Туфта, значит.

Вот умеет Юрец выкрутиться, ничего не попишешь.

Учитель вновь усмехнулся.

– Если включать в программу все хорошие книги, вы учились бы не одиннадцать лет, а всю жизнь. Тебе, например, понравятся «Одесские рассказы» Бабеля. Ну, и Остап Бендер, естественно. Ладно, садись.

Юрец присел на место, шмыгнул носом и громко шепнул Стасу:

– Бабы ещё какой-то…

– Теперь девушки.

Руку подняла Юля. Ей нравится Фицджеральд. На вопрос учителя «почему» она ответила, что буквально влюбилась в Лео ди Каприо в роли Великого Гэтсби.

– Молодец, хороший выбор. Правда, книга всегда глубже экранизации. И когда фильм оживляет твои представления о героях – гораздо интереснее, чем наоборот: читаешь книгу и видишь всё так, как показано в фильме. Теперь вот молодой человек…

Жертвой был избран Вован, но он стал мычать что-то совсем уж нечленораздельное, и учитель вскоре потерял к нему интерес. Не продолжая допрос, он жестом усадил его на место и переключился на Ксюшу. Она тоже влюбилась в ди Каприо, только не в «Гэтсби», а в «Ромео и Джульетте».

– Чтож, любой повод познакомиться с Шекспиром прекрасен, – прокомментировал учитель.

Тут очередь дошла до Стаса. И как это учитель приберёг его почти на самый конец?

– Мне нравится книга «Крепкий орешек», – заявил он.

– Но, позволь… Это, кажется, фильм.

– Именно. Но фильм-то сняли по книге.

– И кто же её написал?

– Э-э… Брюс Симпсон, вот.

– Никогда не слышал… Ладно, садись.

Судя по довольной ухмылке Стаса и еле сдерживаемому ржанию Юрца с Вованом, хитрость удалась. Вряд ли учитель сможет проверить, есть ли такая книга, или нет. А тот наверняка оценил его находчивость, только говорить не стал. Стас явно не из тех, с кем он мог бы продолжать беседу. И тогда он спросил Киру.

– Мне нравятся Чарльз Диккенс и Джон Голсуорси. Я прочла всю «Сагу о Форсайтах». Из русских романов мне больше всего нравится «Накануне» Тургенева – гораздо больше, чем «Отцы и дети», которые мы проходили в прошлом году. Это книги о благородных героях и героинях, которые на всё готовы ради любви и служения обществу.

Лицо учителя будто бы просияло. Он явно был поражён.

– Умница, Кира! Отрадно, что ты уже успела найти столько жемчужин мировой литературы, и что у тебя перед глазами такие примеры. Ты уже сформировала свой мировоззренческий стержень, живёшь и совершаешь поступки осознанно, как взрослый человек, ориентируясь на достойные личности. Так держать! Продолжай в том же духе, береги эти богатства. И на моих уроках, я надеюсь, ты только приумножишь их, узнаешь много нового и интересного. Хорошо, нужно ещё успеть поговорить и с другими ребятами. Вот ещё остался молодой человек.

И этот молодой человек, естественно, я. Ну, что поделаешь – любая отсрочка рано или поздно истекает. Хоть Сеню и остальных он точно не спросит – времени не хватит, как пить дать. Если кого и пронесёт, то уж точно не меня. Как же иначе?

Сказать мне, само собой, нечего, и я это честно признаю. Глаза учителя растут и округляются, будто бы в лужу камень упал.

– Неужели ты совсем ничего не читаешь?

– Читаю, но так… редко. Когда совсем уж нечем заняться.

– Значит, что-то ты всё-таки прочитал?

– Да так, что под руку попалось…

– И что же?

– Ну… Стивен Кинг, триллеры…

– Тебе нравятся подробные описания жестокости и насилия? – спрашивает он с неким раздражением.

– Нет, не особо.

– Тогда зачем же ты их читал?

– Ну… в них нет всей этой возвышенной чепухи. Нет этих героических героев, которые бывают только лишь в книжках. Там все люди – тупые, злые и жестокие. А ведь в жизни всё именно так. Пусть триллеры тупые и мрачные, но они ничего не приукрашивают, не дают нам надежд, которые потом рухнут. Как-то так…

По классу зашуршали смешки. Кира, Ксюша и Юля смотрели на меня с осуждением. Учитель – такой как-бы воздающий каждому должное – тоже насупился, как сыч. Вот так всегда – как дело доходит до меня, так про всякую снисходительность все тотчас же забывают.

– Своя доля правды в твоих словах есть, – медленно начал он, чётко проговаривая каждое слово. «Поезд дальше не идёт! Просьба освободить вагоны…» – Точнее, так кажется человеку, совершенно далёкому от мира литературы. Но стоит познакомиться с ним ближе – и ты сразу же понимаешь, что правда-то как раз в этой, как ты сказал, «возвышенной чепухе». Эта чепуха гораздо реальней, чем то, что ты считаешь реальностью, ибо ты ещё ограничен собственным, и, я смотрю, сугубо негативным опытом. Но «возвышенные» писатели видели в людях всё самое прекрасное, самое героическое, а не только гадость и низменность, как твои авторы триллеров. И те, кто читают их, учатся видеть ту красоту и самоотверженность, на которые способен человек. И ты, я надеюсь, со временем тоже научишься. Ладно…

На меня ушла львиная доля этого «знакомства» – ну разве могло быть иначе? Невезение не даёт осечек и сбоев не только в пятницу тринадцатого, а во все дни недели, числа и месяцы. Короче, урок близился к концу, и все замерли в ожидании звонка, который наконец прикончит его. Но он всё не звенел, продолжая конвульсии этого нашего недоурока. Учитель мог бы отпустить нас всех раньше, только это, видимо, не в его духе. Вместо этого он решил дожать кого-то ещё.

– Ага… вот такой же новичок, как и я. Мария Алексеевна даже не успела внести тебя в журнал. Вот с тобой-то мы сейчас и познакомимся.

И только тут я вдруг понял, что в классе действительно есть кое-кто ещё, кого я никогда прежде не видел. Как так вышло, что я, как и все мои одноклассники, проглядел его присутствие, так и осталось загадкой. Вроде как всё новое должно сразу же привлекать внимание, но не в этот раз. Новенький тихо сидел себе на задней парте в углу, и никто его решительно не замечал. Впрочем, он, казалось, нисколько этим не расстроен.

Отложив в сторону блокнот, в котором он всё это время рисовал что-то красными чернилами, он медленно, с какой-то даже торжественностью встал во весь рост. Он высокий, плечистый и крупный. Одет он во всё чёрное – чёрная футболка с черепом, чёрные штаны, заправленные в высокие чёрные берцы, как у солдата или охранника. В тон этой смахивающей на униформу одежде были и волосы – длинные, почти до самых плеч, блестящие от жира. И лишь лицо и голые руки казались на контрасте ослепительно белыми. Глаза его отрешённо смотрели прямо перед собой, и в этом взгляде читалось какое-то величественное безразличие ко всем нам, включая учителя. Так смотрят на муравьёв, снующих под ногами, будто бы вовсе не существующих, и потому при желании можно в любой момент пройти по ним, и не важно, раздавил ты их или нет.

– Как тебя зовут? – осведомился учитель.