Текст книги "Начала политической экономии и налогового обложения"

Из всего этого следует, что разделение капитала в разных пропорциях на постоянный и оборотный в различных отраслях промышленности вносит значительное ограничение в правило, применение которого универсально в тех случаях, когда производство требует почти исключительно труда. Это общее правило требовало, чтобы колебания ценности товаров зависели единственно от большего или меньшего количества труда, посвященного на их производство; но в этом отделении было показано, что без всяких изменений в количестве труда одно повышение задельной платы в состоянии произвести понижение в меновой ценности тех благ, на производство которых употреблен постоянный капитал; чем больше будет доля постоянного капитала, тем значительнее будет и понижение.

Закон, в силу которого ценность не изменяется под влиянием повышения или понижения задельной платы, терпит также ограничение вследствие неодинаковой прочности капитала и большей или меньшей быстроты, с которой возвращается он к предпринимателю.

В предыдущем отделении мы предположили, что два одинаковых капитала, затраченных в две различные отрасли промышленности, неравномерно подразделены на постоянный и оборотный капитал; предположим теперь, что это подразделение будет равномерно, но что прочность капиталов будет неодинакова. Чем быстрее капитал потребляется, тем более он приближается по природе своей к капиталам оборотным. Он сам уничтожается, ценность его воспроизводится в более короткий срок, и фабрикант выручает его снова. Мы только что видели, что при возвышении задельной платы ценность товаров, произведенных на мануфактурах, где преобладает постоянный капитал, показывается ниже в соразмерности с этим капиталом, чем ценность товаров, произведенных на мануфактурах, где преобладает капитал оборотный. Та же причина произведет те же следствия по отношению к меньшей прочности постоянного капитала и в соответствии с тем, насколько он по своей природе приближается к капиталам оборотным.

Если постоянный капитал недолговечен, то потребуется ежегодно много труда, чтобы поддержать его в первоначальном состоянии; но затраченный таким образом труд может рассматриваться как действительно израсходованный на производство товаров и должен пропорционально войти в состав их ценности. Если бы у меня была машина в 20 000 ф. ст., способная производить известные товары при самом слабом участии труда, и если бы постепенное повреждение этой машины было маловажно, а общий уровень прибыли простирался на 10 %, то я удовольствовался бы прибавкой 2 000 ф. ст. к цене товаров в вознаграждение за употребление моей машины. Но если бы повреждение машины было велико, если бы для поддержки ее в исправном виде требовалось каждый год по пятьдесят человек, то я бы потребовал точно такой же прибавки к цене моих товаров, какую получал бы всякий другой фабрикант, у которого не было бы машин и который употреблял бы по пятьдесят человек на производство других товаров.

Но увеличение задельной платы действовало бы неодинаково на ценность товаров, произведенных при помощи машин, употребляемых быстро, и товаров, произведенных машинами долговечными. В производстве первых на продукт переносилась бы значительная доля труда, в производстве вторых труда переходило бы на продукт весьма мало. Поэтому всякое увеличение задельной платы или – что то же самое – всякое понижение прибыли ведет к уменьшению относительной ценности товаров, произведенных при помощи прочного капитала, и, наоборот, к соответственному возвышению ценности тех продуктов, которые произведены посредством капитала менее долговечного. Уменьшение задельной платы имело бы действие вполне противоположное.

Я уже сказал, что постоянный капитал может иметь бо́льшую или меньшую долговечность. Предположим теперь, что машина, употребляемая в известной отрасли промышленности для замещения труда ста человек в год, разрушается в течение года. Положим, что машина стоит 5000 ф. ст. и что задельная плата ста рабочих в год составляет также 5000 ф. ст.: очевидно, что в таком случае фабриканту будет все равно, купить ли машину или употребить в дело сто человек. Но представим себе, что цена труда возвышается и достигает 5500 ф. ст.: тогда нет никакого сомнения, что фабриканту выгодно будет купить машину и сберечь таким образом 500 ф. ст. Но под влиянием возвышения заработной платы не возвысится ли и цена машины, не достигнет ли и она 5500 ф. ст.? Это и действительно случилось бы, если бы она не потребовала никаких предварительных затрат и если бы не нужно было платить строителю известную сумму прибыли. Если бы, например, ценность машины, бывшей произведением труда ста рабочих, занятых над нею в течение года и получающих по 50 ф. ст. каждый, была равна 5000 ф., то при возвышении заработной платы до 55 ф. ст. цена машины должна бы дойти до 5500 ф. ст.; но этого не может быть: или употребляется меньше ста рабочих, или машину нельзя было бы продавать за 5000 ф., ибо из суммы в 5000 ф. должна быть уплачена прибыль на капитал, истраченный на содержание рабочих. Итак, предположим, что только 85 человек были употреблены в дело с платою по 50 ф. ст. в год, т. е. всего за 4250 ф. в год, и что 750 ф. ст., доставляемые продажею машины за вычетом и сверх издержек на заработную плату, составляют прибыль строителя машины. При возвышении задельной платы на 10 % последний был бы принужден употребить добавочный капитал в 425 ф. и, след., издержал бы вместо 4250 ф. сумму в 4675 ф., на каковой капитал он получал бы только 325 ф. прибыли, если бы продолжал продавать свою машину за 5000 ф.; но именно таково же положение всех других фабрикантов и капиталистов – возвышение заработной платы настигает их всех одинаково. Итак, след., если бы фабрикант машины возвысил цену последней под предлогом возвышения заработной платы, то на сооружение подобных машин стало бы затрачиваться необычайно значительное количество капитала, пока цена ее не возвратилась бы к обыкновенному уровню прибыли. Мы видим, таким образом, что повышение заработной платы не повлекло бы за собою увеличения ценности машин[5]5
  Это показывает нам, почему старые общества постоянно побуждаются к употреблению машин, а молодые – к употреблению труда. При каждом затруднении, которое представляет добывание пищи и содержание людей, труд необходимо возвышается, и это возвышение всегда служит стимулом для употребления в дело все новых и новых машин. Такое затруднение по снабжению людей средствами существования находится в непрерывном действии в старых странах, между тем как в стране новой может иметь место весьма значительное возрастание народонаселения без малейшего возвышения заработной платы. Здесь, может быть, столь же легко снабдить средствами существования седьмой, восьмой и девятый миллион народонаселения, как и второй, третий и четвертый. – Прим. авт.


[Закрыть].

Тем не менее такой фабрикант, который среди всеобщего возвышения задельной платы располагал бы машиной, которая не увеличивала бы его издержек производства, необходимо воспользовался бы специальными выгодами, если бы мог продолжать продавать свои товары по прежней цене; но, как мы уже показали, он был бы принужден понизить цены, потому что в противном случае капитал стал бы притекать в его промысел до тех пор, пока прибыль не упала бы до общего уровня. Таким образом, общество пользуется введением машин: эти немые деятели всегда составляют продукт менее значительного труда, нежели тот, который замещается ими, даже в том случае, когда и тот, и другой имеют одинаковую денежную ценность. Благодаря их действию возрастание ценности средств существования, возвысившее задельную плату, настигает меньшее число людей. В приведенном выше примере это возрастание простирается только на 85 рабочих вместо 100, и вытекающая отсюда экономия в труде проявляется в уменьшенной цене произведенного товара. Ни машины, ни продукты, изготовленные с помощью машин, не возвышаются в действительной ценности; все товары, произведенные машинами, падают, и притом пропорционально прочности машин.

Итак, отсюда следует, что на первых ступенях общественной жизни прежде, нежели употребляется в дело большое количество машин или прочного капитала, товары, произведенные при помощи равных капиталов, имеют почти одинаковую ценность и поднимаются или падают единственно в отношении к большему или меньшему количеству труда, требуемого на их производство; но по введении этих дорогих и прочных орудий товары, произведенные посредством одинаковых капиталов, будут иметь весьма различную ценность, и хотя они постоянно будут стремиться к взаимному возвышению или понижению, смотря по тому, более или менее труда требуется на их производство, но они будут также подлежать другому, правда менее значительному, изменению под влиянием возвышения или понижения задельной платы и прибыли. Как только товары, которые продаются за 5000 ф. ст., могут составить продукт капитала, равного тому, который служит производству других товаров, продаваемых по 10 000 ф. ст., прибыль фабрикантов будет одинакова; но эта прибыль не была бы одинакова, если бы цена продуктов не изменялась вместе с возвышением или понижением уровня прибыли.

Ясно также, что пропорционально долговечности капитала, употребляемого на производство известных товаров, относительные цены тех товаров, на которые употребляется такой долговечный капитал, станут колебаться в обратном отношении к движению заработной платы: эта ценность поднимется в то время, когда понизится задельная плата; она упадет в тот момент, когда возрастет цена труда и, наоборот, ценность товаров, которые были произведены с помощью главным образом труда и незначительного количества постоянного капитала или, по крайней мере, с помощью постоянного капитала меньшей прочности, нежели мерило ценностей, – такая ценность понижается и возвышается в прямом отношении к заработной плате.

О неизменном мериле ценностей.

Так как товары изменяются в своей относительной ценности, то было бы желательно найти способ для определения того, каких именно товаров действительная ценность упала и каких возросла; но единственное для этого средство состояло бы в сравнении каждого из них с неизменной единицей, мерилом ценности, которое само было бы недоступно ни одному из колебаний, испытываемых другими товарами. Но найти такое мерило нет возможности, потому что нет товара, который не был бы сам подвержен всем таким же изменениям, как и предметы, ценность которых должна быть определена; иными словами, нет ни одного товара, производство которого не требовало бы то большего, то меньшего количества труда. Но если бы даже было возможно устранить эту причину колебаний ценности для одного определенного мерила, если бы было, например, возможно, чтобы производство наших денег всегда требовало одинаковой суммы труда, то и в таком случае они не могли бы быть совершенно точною единицею, неизменным мерилом ценности. Как я уже старался объяснить, такое мерило было бы подвержено относительным изменениям вследствие возвышения или падения задельной платы, если в производстве монеты и других предметов, изменения ценности которых должны быть определены, участие постоянного капитала было неодинаково. Сверх того, мерило может по той же причине подвергаться колебаниям, зависящим от большей или меньшей долговечности постоянного капитала, затраченного на производство как его, так и сравниваемых товаров, или же время, потребное для доставки на рынок одного товара, может быть продолжительнее или короче времени, потребного для доставки других предметов, колебания которых должны быть определены; все эти обстоятельства отнимают у всякого предмета, на котором можно бы остановиться для означенной цели, возможность служить совершенно точным мерилом ценности.

Так, напр., если бы мы приняли за мерило ценности золото, то очевидно, что оно является товаром, который получается при совершенно таких же условиях, как и всякий другой товар, и производство которого требует труда и постоянного капитала. Как при производстве других товаров могут быть введены улучшения, сберегающие труд в способах добывания золота, и, следовательно, относительная ценность его может упасть единственно под влиянием большей легкости его производства.

Если даже предположить, что эта причина колебания устранена и что требуется всегда одно и то же количество труда для добывания одного и того же количества золота, все-таки золото не могло бы служить точным мерилом ценности, посредством которого мы могли бы правильно определять колебания ценности всех других вещей, потому что могла бы, во-первых, разниться в производстве золота и других товаров комбинация постоянного и оборотного капитала; во-вторых, могла бы быть неодинакова долговечность постоянного капитала; в-третьих, доставка на рынок золота и других товаров требовала бы различных промежутков времени. Золото было бы отличным мерилом ценностей для всех предметов, произведенных при таких же точно условиях, как и оно само, но только для таких. Если бы, например, оно было добыто при тех же условиях, какие, согласно нашему предположению, требуются производством сукна и бумажных материй, то оно определяло бы весьма точно ценность этих предметов; но для хлеба, для угля, для других продуктов, добытых при посредстве большего или меньшего количества постоянного капитала, оно было бы не способно служить мерилом. В самом деле, мы уже показали, что всякое изменение в постоянном уровне прибыли оказывает некоторое влияние на относительную ценность всех товаров, независимо от количества труда, посвященного на их производство. Если бы золото было произведено при совершенно сходных условиях с производством хлеба, если бы даже эти условия никогда не изменялись, то по той же самой причине оно не могло бы во все времена служить точным мерилом ценности сукна и бумажных материй. Отсюда следует, что ни золото, ни какой-либо другой предмет не может служить точным мерилом ценности всех товаров; но я уже заметил, что изменения, происходящие в уровне прибыли, оказывают лишь слабое влияние на относительные цены вещей, что наиболее сильное действие принадлежит различным количествам труда, необходимым на производство: таким образом, если бы мы допустили, что эта важная причина изменения устранена, то мы, вероятно, приобрели бы критерий, столь близко подходящий к неизменному мерилу ценности, какой только можно пожелать в теории. В самом деле, нельзя ли смотреть на золото как на товар, произведенный при посредстве такой комбинации капиталов того и другого рода, какая наиболее приближается к среднему количеству, посвященному на производство большей части товаров? И нельзя ли предположить при этом, что эта комбинация равно удалена от обеих крайностей, т. е. как от случая, когда затрачено мало постоянного капитала, так и от другого, когда, напротив, требуется незначительное количество труда, и что она занимает именно средину между ними?

Если бы при всех этих условиях я мог считать себя обладателем мерила ценности, которое весьма близко к неизменному, то я имел бы ту выгоду, что мог бы говорить об изменениях других предметов, не заботясь беспрерывно о возможных колебаниях в ценности товара, служащего к измерению цен и ценности.

Чтобы облегчить предмет настоящего исследования, я буду считать золото постоянным мерилом, не переставая признавать, что монета, сделанная из этого металла, подвержена большей части тех изменений, которые постигают и другие предметы. Итак, все изменения цены я буду считать происходящими от некоторых колебаний в ценности того товара, который буду рассматривать.

Прежде, нежели я оставлю этот предмет, я считаю нужным заметить, что как Адам Смит, так и все последователи его, без всякого исключения, поддерживали ту мысль, что всякое повышение в цене труда имеет необходимым последствием возвышение цены товаров. Надеюсь, я успел доказать, что это мнение ни на чем не основано и что единственные предметы, способные к повышению, будут те, которые потребуют менее постоянного капитала, чем мерило, которым измеряются цены. Что же касается тех товаров, производство которых потребует его более, то цена их понижается по мере возвышения задельной платы. Противное этому будет иметь место в случае уменьшения задельной платы.

Необходимо заметить еще, что я не думал утверждать, будто ценность одного товара будет 1000 ф. ст., а другого 2000 ф. ст. на том основании, что на первый товар потребовалось такое количество труда, которое стоит 1000 ф. ст., а на второй такое, которое стоит 2000 ф. ст.; я просто сказал, что ценность их будет находиться в отношении 1 к 2 и что в таком отношении будут обмениваться эти товары. Справедливость моей теории нисколько не нарушается тем обстоятельством, что один из этих продуктов продается за 1100 ф., а другой за 2200 ф. ст., или один за 1500 ф. ст., а другой за 3000 ф. ст.; я даже не исследую теперь этого вопроса. Я утверждаю только, что относительная ценность этих товаров определяется относительными количествами труда, посвященного на их производство[6]6
  Г. Мальтус замечает по поводу этой доктрины:
  «Мы действительно имеем право назвать, если пожелаем, труд, употребленный на товар, действительною его ценностью; но, поступая таким образом, мы употребляем слова в смысле, отличном от того, в котором они обыкновенно употребляются; мы смешиваем при этом весьма важное различие между стоимостью (cost) и ценностью (value), и вследствие этого становится почти невозможным с точностью указать на главный стимул производства богатств, который в действительности зависит от этого различия».
  Г. Мальтус, по-видимому, полагает, что отождествление стоимости и ценности составляет часть моего учения; это справедливо, если он разумеет под стоимостью «издержки производства» с включением прибыли. Но именно этого-то он и не хотел сказать в приведенной цитате, и, следовательно, он меня неясно понял. – Прим. авт.


[Закрыть].

О различных последствиях колебаний в ценности денег – орудия, служащего обыкновенно для выражения цен, – или колебаний в ценности товаров, которые покупаются за деньги.

Решившись, как уже объяснено, признавать за деньгами постоянную ценность, чтобы иметь возможность определять яснее причины изменений, которым подвергается ценность прочих товаров, я все-таки должен указать здесь на различные последствия, производимые колебаниями ценности благодаря указанным мною причинам, а именно вследствие различных количеств труда, потребного на производство товаров, и вследствие изменений в ценности самих денег.

Так как деньги суть товар непостоянный, то повышение денежной задельной платы должно часто иметь поводом понижение ценности денег. Увеличение задельной платы, происшедшее по этой причине, непременно должно сопровождаться соответственным повышением цены товаров; но в подобных случаях легко заметить, что труд и другие товары не потерпели взаимного изменения и что изменение касается только денег.

Деньги подвержены непрестанным колебаниям вследствие того, что представляют товар, получаемый из других стран, что они общее орудие мены между цивилизованными странами, что они распределяются между этими странами в пропорциях, изменяющихся постоянно под влиянием каждого улучшения в торговле и в машинах и каждого возрастания затруднений при добывании пищи и других предметов необходимости для возрастающего населения. Определяя начала, регулирующие меновую ценность и цены, нам придется проводить тщательное различие между такими изменениями, которые зависят от самих товаров, и такими, которые причиняются колебаниями орудия мены, служащего для определения ценности и для выражения цен.

Повышение задельной платы, происходящее от изменения ценности денег, оказывает вообще действие на цены и вследствие этого не имеет никакого действительного влияния на прибыль. Напротив того, повышение задельной платы, зависящее от того, что рабочему было дано более значительное вознаграждение, или от большей трудности добывания предметов необходимости, на которые расходуется задельная плата, за исключением некоторых случаев, не имеет следствием возвышения цен, но оказывает большее влияние на возвышение прибыли. В первом случае страна не посвящает более значительной доли труда на содержание рабочих, во втором – она посвящает ее. Судить о возвышении или падении ренты, прибыли и задельной платы мы можем по разделению всего продукта страны или продукта какой-либо отдельной фермы между тремя классами лиц – землевладельцем, капиталистом и рабочим; но невозможно судить об этом по ценности, какую имел бы этот продукт, если бы его сравнивали с мерилом, непостоянство которого считается доказанным.

Только по количеству труда, потребного на производство продукта, а не по абсолютному количеству продукта, достающегося каждому классу общества, можно судить точно об уровне прибыли, ренты и задельной платы. Улучшения в машинах или в земледелии могут удвоить количество продукта; но если задельная плата, рента и прибыль тоже удвоились, то они сохранят между собою прежнее отношение, и ни об одной из этих частей дохода нельзя будет сказать, что она относительно изменилась. Но если бы случилось, что задельная плата не увеличилась в том же размере, если бы вместо удвоения она увеличилась бы только на 50 % и если бы рента возросла только на 75 %, а остальное возрастание пришлось бы на долю прибыли, то в таком случае было бы, кажется, вполне правильно сказать, что рента и задельная плата понизились, между тем как прибыль возвысилась. Действительно, если бы мы имели неизменное мерило, посредством которого могли бы измерить ценность этого продукта, то мы бы увидели, что часть, доставшаяся рабочим и землевладельцам, уменьшилась, а часть, полученная капиталистом, увеличилась в сравнении с прежнею. Мы нашли бы, например, что хотя общее количество товаров и удвоилось, но они составляют в точности продукт прежней суммы труда. Если бы каждая сотня шляп, платья и квартеров хлеба распределялась предварительно в следующей пропорции:

и если бы, по удвоении количества товаров, из каждых ста единиц приходилось бы на долю:

то я заключил бы из этого, что задельная плата и рента упали, между тем как прибыль, наоборот, увеличилась, хотя вследствие увеличения количества товаров доли рабочего и землевладельца и возросли во отношении 25 к 44. Задельную плату должно определять по ее действительной ценности, т. е. по количеству труда и капитала, посвященных на ее производство, а не по номинальной ее ценности – платью, шляпам, деньгам или хлебу. При только что предложенных мною условиях товары потеряли бы половину своей прежней ценности, и если бы ценность денег изменилась, то в половину своей прежней цены. Если бы денежная задельная плата понизилась, то при условии, что ценность денег не изменилась, это ни в каком случае не было бы действительным понижением, потому что новая задельная плата могла бы доставить рабочему более значительное количество дешевых товаров, нежели прежняя.

Но хотя бы изменение ценности денег и было велико, все-таки оно не имеет никакого влияния на уровень прибыли, ибо если предположим, что продукты фабриканта возвысились от 1000 ф. ст. до 2000 ф. ст., или на 100 %, если его капитал, на котором точно так же отозвались бы колебания ценности денег, как и на ценности этих продуктов, если его машины, постройки и торговый капитал возвысились так же на 100 %, то уровень его прибыли остался бы прежний и он был бы в состоянии располагать прежним количеством продуктов страны, ни больше ни меньше.

Если при капитале известной ценности он может посредством экономии в труде удвоить массу продуктов и понизить цены наполовину, то между капиталом и продуктом удержатся прежние отношения и, следовательно, уровень прибыли не изменится.

Если в то самое время, когда удваивается количество продукта при помощи прежнего капитала, а ценность денег под влиянием какого-нибудь события понижается наполовину, то денежная продажная цена этого продукта удвоится; но и денежная ценность капитала, посвященного на их производство, также увеличится вдвое, а след., и в этом случае отношение между ценностью продукта и ценностью капитала останется прежнее, и хотя количество продукта возрастет вдвое, но рента, прибыль и задельная плата будут следовать лишь тем изменениям, каким подвергаются пропорции, в которых этот двойной продукт распределяется между тремя классами.