Текст книги "Не лги мне"

Глава 8
Джори

Едва я переступила порог спальни, как по спине пробежала нервная дрожь. Что-то было не так.

После вчерашнего разговора с Грейс Фэрхоуп я благополучно вернулась домой, и остаток вечера прошел спокойно, как и сегодняшнее утро. Пока Зак был в своем центре, мы с Ба съездили по делам, затем я отправилась на прогулку в лес. Зак уже вернулся домой, и Ба гремела посудой на кухне, готовя гамбо.

Почему же у меня вздыбились волоски на шее? На первый взгляд ничего не изменилось. Все та же скромная комната: чистый, хоть и покарябанный деревянный пол, старенькая мебель, масляная лампа на комоде, маленький письменный стол, задвинутый в угол, – уютная и располагающая винтажная атмосфера. В детстве комната казалась мне убогой, однако теперь я видела в ней то ностальгическое очарование, за которым в наше время гоняются люди.

Стеганое покрывало на кровати лежало ровно, без единой складочки. Книга для вечернего чтения по-прежнему покоилась на тумбочке. Мой взгляд метнулся к комоду – шкатулка для драгоценностей и флаконы духов стояли на своих местах на кружевной салфетке. При этом меня не покидало ощущение, будто в комнате кто-то побывал. Нос улавливал ненавязчивые, но ощутимые нотки пота, которых не было утром.

Вновь оглядев помещение, я заметила, что дверца шкафа приоткрыта, а вешалки сдвинуты на одну сторону. Вот это уже непорядок: шкаф всегда закрыт, а одежда аккуратно сложена. Я подошла ближе и увидела скинутые с верхней полки коробки с фотографиями, журналами и старыми настольными играми.

Кто рылся в моих вещах? Зак никогда не заходил в мою комнату и терпеть не мог, когда в его спальню заходили без приглашения. Ба тоже не ступала на мою территорию. Еще со старших классов уборкой и стиркой я занималась сама.

Я начала подбирать разбросанные деньги «Монополии» и сложила рассыпанные фотографии… И вдруг замерла при виде старых личных дневников, валявшихся раскрытыми так, словно их читали.

Зачем? Кому интересны опусы девочки-подростка? Едва ли их назовешь захватывающим чтивом. Слава богу, я вырвала и сожгла страницы, охватывающие последнее полугодие перед отъездом из байу и началом самостоятельной жизни. Теперь возникло острое желание сжечь и то, что осталось.

Подобрав одну из тетрадей, я ее пролистала – некоторые страницы отсутствовали. Отделяя дневники от прочего хлама, я невольно одернула руку, наткнувшись на нечто склизкое. На пальцах осталась коричневатая жидкость. Какого черта?! Ахнув, я отскочила, а затем пнула вещи ногой.

И тут среди груды барахла показалось то, от чего кровь застыла в жилах. Маленькая змея, не длиннее ладони, разрезанная посередине, с вываливающимися наружу внутренностями. Ее прикололи к картонной шахматной доске согнутой английской булавкой. К изуродованному тельцу крепился лепесток засохшего цветка и клочок бумаги с текстом:

НЕ ВОРОШИ ПРОШЛОЕ.

К горлу подступила тошнота. Кто мог такое сделать? А главное зачем?

«Не вороши прошлое».

Единственный возможный вариант: кому-то не понравился мой вчерашний разговор с матерью Джексона. Вот только я никому о нем не рассказывала, даже Ба: она не одобрила бы мои расспросы о делах минувших дней.

И цветок-то к чему? Возникло смутное подозрение, что лепесток оторвали от высушенной бутоньерки, которую мне собирался подарить Дикон. Я кинулась к шкатулке с драгоценностями, где хранила памятную вещицу. Роза превратилась в кучку мусора.

На глазах навернулись обжигающие слезы. Может, уничтожили или украли что-то еще? В старой музыкальной шкатулке не было ничего по-настоящему ценного. Размером с книгу, покрытая атлáсом лавандового цвета с игрушечной балериной в розовой пачке наверху, она заводилась с помощью медного ключика; тогда балерина начинала кружить на пуантах. Музыка уже звучала фальшиво. Эту вещицу мне давным-давно подарила мама. Внутри хранились дорогие сердцу мелочи: булавка, выданная церковью в награду за безупречную посещаемость в течение года, несколько камушков из школьной поездки на экскурсию, пустой тюбик нежно-розовой помады, которую я тайком наносила в седьмом-восьмом классах, когда мама запрещала мне пользоваться косметикой, и дешевый браслет из начальной школы. Последней ценностью в шкатулке была засушенная бутоньерка. Место казалось подходящим для хранения букетика, символизировавшего конец первой любви и детства.

Кто посмел ворваться в мою спальню, перерыть личные вещи и уничтожить мою собственность? Кто-то, кого я знала? Кому доверяла?

Наверняка. Кому еще известно о моих старых дневниках и памятных вещицах? Разве что злоумышленник наткнулся на них случайно, когда подыскивал способ передать угрозу…

Я бросилась на кухню. Напевая себе под нос, бабуля закидывала бамию и лук в шипящую чугунную сковороду.

– Не порежешь чеснок? – попросила она. И прищурилась, заметив мой беспокойный вид: – Что стряслось?

– Ты заходила сегодня в мою комнату?

Ба вскинула подбородок и начала кромсать чеснок.

– Нет, не заходила, мисс. И что за тон?

– Кто-нибудь к нам приходил?

– Только Роуз. А что?

– Кто-то рылся в моих вещах.

Нож завис над разделочной доской.

– Зак в твою комнату не заходил.

– Я на него и не думала.

Ба бросила нож на стол, поспешно вытерла руки о фартук и подошла ко мне. Ее лицо приобрело пепельный оттенок.

– В каких вещах?

– Просто в дорогих сердцу. В дневниках и тому подобном.

Ба еще больше побелела. Удивительно, что она не отмахнулась от моего беспокойства.

Я отвела ее к себе и показала беспорядок в шкафу:

– Вот, перерыли тут все и вырвали страницы из дневника. Также залезли в шкатулку и испортили засушенные цветы. А самое ужасное…

Не успела я предупредить Ба, как она наклонилась, чтобы рассмотреть поближе, и воскликнула:

– Боже мой! Дохлая змея!

– Не просто дохлая – ей вспороли брюхо и засунули внутрь записку.

– Какую записку?

– «Не вороши прошлое».

У Ба подкосились ноги, и она опустилась на край кровати, тяжело дыша.

Я мгновенно пожалела о том, что рассказала ей. Грубое вторжение в комнату потрясло ее не меньше, чем меня.

– Роуз никогда так не поступила бы.

– Согласна.

Подойдя к окну, я подняла створку, как обычно незапертую. Миниатюрные самшитовые деревья снаружи и рыхлая земля казались нетронутыми. Если злоумышленник проник через окно, то как следует замел следы. Я с громким щелчком заперла ставни.

– Видимо, они как-то прокрались мимо меня, – пробормотала Ба.

– Ты все время была дома?

Она кивнула, затем резко замерла:

– Мы с Роуз выходили развесить белье.

– Теперь нужно запирать все двери и окна.

Я содрогнулась при мысли о том, что могло случиться, если бы злоумышленник наткнулся на бабулю. Стал бы он ей вредить?

– Кто бы мог подумать, что до этого дойдет, – сокрушенно проговорила Ба, качая головой.

– В каком смысле?

Опираясь ладонями о колени, она медленно встала.

– Что нам придется запирать двери, как горожанам.

– Уровень преступности в провинции такой же, как в городе. Везде опасно. – Мне хотелось ее утешить. – Наверное, кто-то просто захотел попугать людей. И все же нужно соблюдать осторожность.

Я сама не верила своим словам. Было бы проще настроиться на более оптимистичный лад, укради злоумышленник какие-то ценности, – тогда можно было бы назвать все случайным преступлением, продиктованным жаждой наживы. Однако особенный, изощренный характер произошедшего – налет на дорогие сердцу вещицы и отвратительное послание, прикрепленное к дохлому существу… все это потрясало до глубины души.

Тем не менее я выдавила из себя улыбку и похлопала Ба по руке:

– Позвоню в полицию. Постарайся не слишком волноваться.

Ее взгляд метнулся к шкафу:

– Только прошу, убери эту… эту гадость из моего дома.

– Обязательно. Но сперва свяжусь с полицией. Возвращайся к супу.

Она вышла из комнаты шаркающей походкой.

– И дверь запри!

Я расправила плечи и решительно подошла к шкафу. Змея до сих пор была там, окровавленная и зловещая. Фотография опишет картинку лучше всяких слов. Достав из прикроватной тумбочки визитку Блэкуэлл и набрав номер, я принялась нервно вышагивать по комнате. Не отмахнется ли она от произошедшего, не спишет ли все на детский розыгрыш? Достаточно ли веский повод для звонка помощнику шерифа? Все же она занята расследованием убийства. Я уже отняла телефон от уха, готовая отключить вызов, когда раздался ответ:

– Блэкуэлл слушает.

Я кашлянула:

– Это Джори Траан. Возможно, вы меня не помните…

– Конечно, помню, мисс Траан. Вы разговаривали с Рэймондом Стриклендом за несколько часов до его убийства. Хотите что-то добавить, чтобы помочь следствию?

– Дело не в нем…

Повисла тишина. Я представила удивленное лицо собеседницы.

– Да?

– Я должна сообщить о вторжении на частную собственность.

– Кто-нибудь пострадал?

– Нет, хотя мы несколько напуганы.

– Разумеется. Немедленно вышлю к вам полицейского.

– А не могли бы вы сами приехать? Всё… м-м-м… довольно запутано.

– В каком смысле? – спросила Блэкуэлл прямо, не теряя времени впустую.

– Не украли ничего ценного, но… Злоумышленник рылся в моих личных вещах и кое-что испортил, а также оставил записку.

– Какую?

– Сейчас отправлю вам фотографию. – Я нашла мерзкий снимок в галерее и выслала собеседнице.

– Получила, – подтвердила она мгновение спустя, затем добавила: – Это… змея?

– Ага. Разрезанная посередине.

– Что говорится в записке? Бумага согнута, не разобрать…

– «Не вороши прошлое».

– Ясно. Подъеду к вам через десять минут.

– Есть одна проблема… Я хотела бы поговорить с вами наедине. Моя бабушка очень взволнована произошедшим; если она нас подслушает, то будет еще сильнее волноваться.

– Вы сами приедете в участок?

– Приехала бы, только… страшно оставлять родных. Вдруг злоумышленник увидит мой отъезд и решит вернуться?

– Давайте я пошлю патруль к вашему дому. Если за вами следят, присутствие полицейских их отпугнет.

– Спасибо, – с облегчением выдохнула я.

– Когда увидите патруль, отправляйтесь в участок. Мы поговорим, и я пришлю кого-нибудь к вам домой, чтобы сделать фотографии и взять отпечатки пальцев.

– Чем скорее уберут змею, тем лучше.

Повесив трубку, я направилась к двери. За кухонным столом сидел Зак, доедая мятное мороженое с шоколадной крошкой.

– Ну как, Зак? – спросила Ба. – Вкусно?

– Вкусно, – подтвердил он, придвигая к бабуле пустую креманку. – Еще.

– Секундочку.

Зак неизменно действовал на меня успокаивающе. Как бы взвинчена я ни была, его сосредоточенность на настоящем служила своеобразным маяком в бушующем море.

* * *

На моей памяти департамент шерифа всегда располагался в центре города и представлял собой строгое двухэтажное здание из красного кирпича со скромной вывеской перед входом. Прежде я ни разу здесь не была.

Внутри помещение освещалось беспощадно-яркими флуоресцентными лампами, стены были выкрашены в тускло-зеленый цвет, а на полу лежал потертый пятнистый линолеум. В зале ожидания сидели несколько человек. Кто-то скучал, кто-то явно тревожился.

– Вам назначено? – безучастно спросила дежурная.

– Меня ждет помощник шерифа Блэкуэлл.

– Имя?

– Джори Траан.

Не отвечая, женщина нажала на кнопку телефона и что-то пробормотала, прежде чем вновь обратиться ко мне:

– Помощник шерифа Блэкуэлл скоро будет. Присаживайтесь.

Я присоединилась к группе утомленных и встревоженных. Само собой, счастливые сюда не заглядывают. Единственным, на кого не влияла гнетущая обстановка, был мальчуган, который бегал взад и вперед от кулера с водой к своей маме, вскрикивая и смеясь. Вскоре дверь сбоку отворилась, и все с надеждой обернулись. Помощник Блэкуэлл оглядела толпу и, отыскав меня, кивнула:

– Идемте, мисс Траан.

Вставая, я поймала хмурый взгляд какого-то парня:

– Нечестно! Я тут уже два часа торчу.

Притворившись, что не услышала жалобу, я быстро зашагала за Блэкуэлл по длинному коридору. Чем дальше мы шли, тем громче становился приглушенный шум. Помощник заметила мой озадаченный взгляд.

– Мы соседствуем с окружной тюрьмой. Временами тут бывает настоящий кавардак… Сюда.

Она завела меня в маленький кабинет без окон, с металлическим столом и парой стульев.

– Это что, старая тюремная камера? – пошутила я.

– Простите. Так уж вышло, что сейчас только здесь можно уединиться.

Я опасливо присела.

– Тут допрашивают преступников?

– Иногда, – признала Блэкуэлл, ласково улыбнувшись. – Но определенно не сейчас.

Сидя на расстоянии вытянутой руки от помощницы шерифа, в тесном замкнутом пространстве, я почувствовала себя крайне неуютно. Слегка пахло цитрусами – свежий, только какой-то чужеродный аромат. Несмотря на мешковатую форму и собранные в хвост волосы, Блэкуэлл была довольно миловидной, хотя явно пыталась это скрыть. Впрочем, неудивительно, при такой-то работе.

– Почему вы пошли в полицию? То есть да, в наше время женщины на службе не редкость, просто наверняка не очень-то приятно каждый день возиться со всякими жуткими типами.

Мой вопрос нисколько ее не смутил – скорее всего, она уже сотни раз на него отвечала.

– Пошла потому же, почему идут остальные, вне зависимости от пола: чтобы ловить негодяев и помогать хорошим людям. – Она доверительно улыбнулась: – Плюс неплохая зарплата. А у меня двое детей и ипотека.

Дети? Она выглядела не намного старше меня. Я снова почувствовала, что застряла на месте. В современном обществе женщине не нужно рожать, чтобы состояться как личность, и все же, честно признаться, я будто жила на автопилоте: учеба, работа… Не то чтобы я до сих пор оплакивала Дикона, хотя и вспоминала о нем одинокими ночами, но отношения с парнями никогда не длились долго. Я словно плыла по течению изо дня в день: устраивала праздники и веселье для других, а вечерами возвращалась в пустую квартиру… Черт, у меня даже кошки не было!

Блэкуэлл положила на исцарапанный стол папку и раскрыла ее. Внутри лежала фотография змеи.

– Наш сотрудник возьмет отпечатки пальцев, сделает снимки, заберет останки и поместит в хранилище для улик на случай, если найдутся подозреваемые.

– Спасибо. – Хорошо, что не придется самой разбираться с этой штукой.

Блэкуэлл сложила руки на столе и серьезно на меня посмотрела:

– Что было в дневниках?

– Обычная подростковая ерунда.

– Ничего, чем можно вас шантажировать?

– Ничего. – И вновь я порадовалась, что давным-давно уничтожила самые откровенные страницы, желая сохранить секрет лишь глубоко в душе. Моя личная трагедия касалась только меня, и никого больше.

Блэкуэлл постучала пальцами по фотографии:

– Как вы думаете, почему вам послали это сообщение?

– Точно сказать не могу.

Она выжидающе на меня уставилась. В конце концов, я сама попросила о встрече.

– Где ваш напарник? – поинтересовалась я.

– Лейтенант Оливер – мой шеф, а не напарник. Мы работаем вместе только над делом Стрикленда. Сейчас он опрашивает свидетелей и скоро должен вернуться, если вы хотите поговорить с нами обоими.

– Наоборот. Я лучше поговорю с вами наедине.

Она пугала меня меньше, чем тот пожилой мужчина.

– Скажите, мисс Траан, по-вашему, эта угроза связана с убийством Стрикленда?

– Нет!

Она вскинула бровь:

– Удивительное совпадение. А я вот, например, не верю в совпадения. Вы всё рассказали нам о своем разговоре с жертвой? Вам известно что-то, способное помочь расследованию? Если так, то скажите сейчас.

В ее голосе прозвучали жесткие нотки, а пристальный взгляд, казалось, прожигал насквозь. И я считала ее менее устрашающей, чем Оливер? Пожалуй, я поспешила с выводами.

– Я больше ничего не знаю. Просто очутилась не в том месте не в то время. Подруга просила меня не подходить к Рэю. Нужно было ее послушать.

– Вы наверняка догадываетесь, почему к вам домой залезли и испортили личные вещи. Оставленное послание весьма… специфично.

– Думаю, оно связано с моим двоюродным дядей. Не с Рэймондом Стриклендом.

Блэкуэлл напряглась, а затем откинулась на спинку стула.

– С Джексоном Энсли?

– Да. – Она произнесла его имя с оттенком неприязни. И они примерно одного возраста… – Эй, а вы не знали моего двоюродного дядю?

Показалось ли мне или она действительно помедлила перед ответом?

– Мы учились вместе в старших классах.

– Каким он был?

– У него была определенная репутация… – Вокруг ее рта образовались жесткие складки. Похоже, как и все в городе, она не питала к Джексону симпатии.

– Да уж, мне всегда говорили, что он был неуправляем.

– Неуправляем – это мягко сказано, – резко ответила Блэкуэлл. – Почему вы связываете угрозу с Энсли?

– Потому что вчера ездила в Мобил поговорить с его биологической матерью.

– Так он приемный? И зачем вы к ней ездили?

– Ну, странно это все… Бабушка и остальные члены моей семьи почти о нем не вспоминают. Даже об усыновлении бабушка рассказала только вчера. – Я взволнованно барабанила пальцами по столу. – До меня доходили слухи, что он употреблял наркотики и торговал ими, что нарушал закон и вообще был… не очень хорошим человеком. Никто никогда не сказал о нем ни одного доброго слова. А потом его бывшего лучшего друга также застрелили в затылок, спустя всего несколько часов после разговора со мной. Ну… мне стало любопытно.

– И вы предполагаете, что ваш визит к его матери кому-то не понравился?

– А что еще остается предполагать?

Блэкуэлл сложила руки на груди и задумчиво постучала указательным пальцем по губам.

– Она сообщила вам что-нибудь, связанное с этими двумя убийствами?

– Не уверена. Грейс сказала, что за ребенка ей заплатили десять тысяч долларов.

Блэкуэлл тихо присвистнула:

– Огромные деньги, особенно в далеком семьдесят пятом. Кто ей заплатил?

– Говорит, действовала через частное усыновление, хотя подробностей не помнит, и я ей верю. Грейс была наркоманкой, которая взяла деньги и спустила их на наркотики. Как бы то ни было, она недавно завязала и сожалеет о прошлом.

Блэкуэлл кивнула:

– Мы проверим эту информацию в органах опеки. Частное или нет, усыновление должно быть зарегистрировано. Разумеется, платить за ребенка незаконно. Однако приемные родители могут предоставить деньги на расходы по беременности и родам.

– Я спросила у нее о документах об усыновлении, только она ничего не сохранила.

– Даже если усыновление незаконное, его с большой натяжкой можно связать с одним из убийств.

Вдруг у меня в голове возникла новая версия, отчего внутри все сжалось.

– Я сказала подруге и нескольким членам семьи то, что уже сообщила вам. О том, как Рэй упомянул об исчезновениях людей. Например, Кормье.

– Помню, – заверила меня Блэкуэлл. – Я просматриваю старые досье Кормье. Похоже, вы были последней, кто видел Дикона. – Она помолчала, с любопытством меня разглядывая. – Вы последняя, кто видел и Рэймонда Стрикленда, и Дикона Кормье.

В ушах гулко застучало. Я и внимания не обратила на это жуткое совпадение!

Повисла тишина, громко пульсирующая пунцовым и бронзовым напряжением.

– К чему вы клоните?

– Просто любопытное наблюдение.

– Если вы пересматриваете дело, то вам известно, что мы с Диконом встречались. Те дневники, порванные злоумышленником, я вела в старших классах. В них куча заметок о… ну, всяких глупостях, которые обычно пишут девочки-подростки.

– Страстные стихи о настоящей любви и мельчайшие подробности свиданий? – догадалась она.

– Именно. Зачем они злоумышленнику? Скорее… скорее всего, таким образом он предупредил меня, чтобы я перестала поднимать тему Дикона и его родителей.

– Все равно попытка связать Кормье с убийством Стрикленда довольно беспочвенна.

– Знаю. Решила рассказать вам просто на всякий случай.

– И вы в самом деле рассказали всё?

– Да. – Я посмотрела ей в глаза. Некоторые события прошлого должны там и остаться, похороненные, слишком личные и мучительные, чтобы их озвучивать.

– Мне придется спросить еще раз: о чем говорилось в вырванных страницах вашего дневника?

– Я писала много лет назад, всех подробностей не припомнить. Они относились ко времени романа с Диконом. С уверенностью могу сказать лишь то, что там говорилось о нем, как и в минимум девяноста процентах моей писанины.

– Значит, вы не утаиваете от меня секретов из прошлого?

– Никаких.

– Возможно, есть более банальное, логичное объяснение произошедшему. Вы сейчас с кем-нибудь встречаетесь?

– Нет.

– У вас были недавно романтические отношения, которые плохо закончились?

Мысль весьма нелепая. Со времен Дикона все мои отношения заканчивались спокойно, умирая медленной смертью от недостатка внимания, в чем была виновата только я. Никаких скандалов, ревнивых преследований или обоюдных претензий. Лишь моя неспособность выстроить серьезные отношения.

– Ничего подобного. Меня не пытается запугать какой-нибудь психованный бывший. В противном случае я написала бы на него заявление.

– Некоторые женщины не решаются, – возразила она. – Мне нужно было убедиться.

– Понимаю. Я могу сделать что-то еще?

– Только пообещайте связаться со мной, если произойдет что-нибудь необычное.

– Непременно. Если пострадают бабушка или брат, я никогда себе этого не прощу.

Блэкуэлл поднялась, давая понять, что беседа окончена.

– Спасибо, что встретились со мной, – поблагодарила я, отодвигая стул. Его металлические ножки пронзительно взвизгнули. – И спасибо, что заглянули в дело Кормье. Я думала, что о них уже все забыли.

Блэкуэлл коротко кивнула, а затем повела обратно в зал ожидания. Перед входом, Блэкуэлл передала мне бумаги из конверта:

– Заполните эти официальные бланки и оставьте у администратора. Если появятся какие-нибудь зацепки или дополнительные вопросы, я вам позвоню.

Мой взгляд быстро пробежался по двум бумажкам – вроде ничего сложного. Кивнув, я начала отворачиваться, когда она заговорила вновь:

– Кстати, если никто из родных не хотел говорить с вами об усыновлении Джексона Энсли и у вас нет документов, как вы узнали имя его биологической матери?

– Я навестила в доме престарелых бабушку Тресси, мать Джексона, и увидела его свидетельство о рождении.

– Она – одна из тех, с кем вы обсуждали дело Кормье?

– Не совсем. – Щеки вспыхнули румянцем. – Она попросила меня положить некоторые бумаги обратно в сундук с вещами, там я и наткнулась на свидетельство.

– Доверьте расследование нам, – предостерегла Блэкуэлл. – На случай, если существует настоящая опасность.

Перед выходом я криво улыбнулась и заметила:

– Вы уже вторая за сегодня, кто меня предупреждает.

Я прилежно заполнила бланки и передала женщине за стеклянной перегородкой. Добилась ли я хоть чего-нибудь встречей с помощником шерифа? Пока ясно лишь то, что она принимает во внимание и прошлые дела.

Выйдя наружу, я отчасти испытала облегчение. Нужные меры предприняты, и теперь все непременно должно наладиться. Больше мне нечего искать. Если за мной кто-то наблюдает, моя крайне прозаичная жизнь им очень быстро наскучит. Я вернусь к своей внештатной работе и семье. А вечером, когда родные уснут, сожгу все дневники – как следовало поступить еще давным-давно. Уничтожу письменную ересь и перестану зацикливаться на прошлом.

«Вы последняя, кто видел и Рэймонда Стрикленда, и Дикона Кормье».

Слова Блэкуэлл роились в сознании, как пчелы в банке. Наверняка совпадение, только и всего.

Однако, когда ветер взметнул полы моего расстегнутого черного пальто, в голову внезапно пришла мысль, что я похожа на гигантского ворона, хлопающего крыльями, – невольного предвестника смерти.