Книга: Заплыв домой - Дебора Леви

Жизнь стоит того, чтобы жить, лишь потому, что мы надеемся, что когда-нибудь все наладится и мы вернемся домой целыми и невредимыми

Читается легко и быстро, оставляет после себя странное послевкусие рыжизны Китти, эксцентричности Джо/Йозефа, и юношеской растерянности Нины. Это не отдельно прописанный сюжет (завязка/развязка), а просто вырванное течение событий. И в финале нам остается додумать самим, что, зачем и почему.

«Заплыв домой» по сравнению с «Молоком» в меньшей степени претендует на то, чтобы быть романом символическим. Во всяком случае Леви не слишком жмет на культурологическую педальку. «Заплыв домой», если можно так сказать, проза предсимволистская. Что-то вроде «Строителя Сольнеса» Ибсена с вариациями на тему «молодость – это возмездие». («Кукольный дом», кстати, здесь, кажется, смотрят, или я ошибаюсь?).

В целом же все по-спартански. Пара семейств на отдыхе у бассейна и в поле зрения читателя классическая экзистенциальная развилка: браки на грани распада, дочка, которой четырнадцать, уже на выросте, куда идти и что делать – непонятно. Люди много говорят и бестолково толкутся на узеньком участке курортной зоны вокруг искусственного водоема. (Тут, наверное, тоже, какая-то символика, потому что в бассейне много не наплаваешься, это ж ограниченное пространство, гроб практически, как верно кем-то замечено в книге).

В центре романа образ безумной юной пророчицы Китти Финч воплощающей в себе всю мощь безрассудной естественной поэзии, так и сознание бессмысленности всего происходящего. У жизни нет цели и тягучая атмосфера отсутствия какого-либо движения вперед, пронизывающая роман, только подчеркивает это ощущение. Сейчас заполняет все без остатка. Перспективы и ретроспективы не имеют значения. День можно жить и не жить, принимать лекарство от депрессии или нет – все это без разницы. Инерция проживания наводит тоску больше чем что-либо другое. Большинство людей свыклось с существующим положением – поэтому сумасшествие Китти стало для них нормой, неизменным атрибутом существования. А здравость восьмидесятилетней Маделин Шеридан, пытающей все привести в норму, смотрится глубокой архаикой.

Роман прекрасен на уровне сцен и эпизодов, тончайших переливов настроений. Но нельзя не признать, что замершая в ожидании катастрофы, чеховская по своей сути атмосфера, в некоторой степени утомительна. Хотя, возможно, автор этого и добивался, стремясь вывести читателя за рамки традиционной комфортной зоны, ожиданий сюжетов, развязок, четко выраженных конфликтов и планомерного логичного движения дальше и вперед. Ничего этого, как и в жизни, в романе нет. Он случается, а не развивается, как мы обычно привыкли.