Текст книги "Роковой рубин"

– Человек не может бороться с пустыми душами, не принося несчастья другим людям, – осторожно сказал он и вопросительно посмотрел на миссис Большая Ветвь – поняла она или нет? Она кивнула. Джейк вздохнул. – Значит, нужно вслушиваться. И иметь терпение.

Хотя миссис Большая Ветвь чуть улыбнулась уголком рта, она казалась скорее печальной, чем веселой.

– Слушай свою музыку. Она подскажет тебе, что надо делать.

Джейк побежал вслед за Элли, которая была уже почти на дороге. У него не выходили из головы ее странные слова о смерти, и, поравнявшись с ней, он мрачно воскликнул:

– Ты не умрешь. Потому что мы не откроем эту тайну той, у которой пустая душа. И тогда от нее больше никто не пострадает.

Элли благодарно посмотрела на него из-под нахмуренных черных бровей.

– Договорились.

* * *

– Я так соскучилась, – прошептала Александра, спрятав лицо на груди Оррина.

Они лежали в кровати с узорчатым балдахином; в открытое окно проникал неяркий зимний свет и тихий холодный рокот океана.

– Эти последние месяцы были просто кошмаром. Ты не представляешь себе, как я мечтала об этой поездке. Я так люблю океанское побережье зимой. У меня даже на зеркале висела фотография этого острова, я каждый день смотрела на нее и думала о нас.

Оррин погладил ее обнаженную спину.

– Нужно соблюдать декорум, милая. Я не мог даже приехать в Хайвью на следующий день после…

– Не надо об этом. Это было ужасно. Его сестра подняла волну таких жутких разговоров обо мне, что я стала просто отверженной.

– Сплетни провинциального городка. Все забудется. – Он откинул атласное покрывало и провел кончиками пальцев по изгибу ее позвоночника. – Мне будет немножко не хватать этих волнующих ощущений – прятаться с тобой от людей, – добавил он. – Это придавало жизни остроту все эти годы.

– Тебе нужно жениться. Тебе уже тридцать шесть. Могут пойти разговоры – сам знаешь какие.

– Александра, ты делаешь мне предложение? – засмеялся он.

– Конечно. Я так давно этого ждала. – Она подняла голову и посмотрела на него. – Оррин, ты – сенатор штата. Люди твоего положения должны быть женаты. Не дразни меня. Ты же знаешь, что я права. Ты ведь хочешь на мне жениться.

– Да. Да, мой прямолинейный ловкий делец, хочу. Она поцеловала его, и они, откинув покрывала, предались любви, не обращая внимания на холодный влажный бриз, раздувавший оконную занавеску.

– Тебя ничто не остановит, – сказал он чуть позже, когда они, утомленные, уже лежали на подушках, укрывшись одеялом. – И это меня всегда восхищало.

Александра посмотрела на него.

– Я должна показать тебе что-то. – Она выбралась из постели, накинула длинный шелковый халат и подошла к туалетному столику. Открыв сумку, она вытащила кожаный футляр, а из него – длинное ожерелье из толстых золотых цепочек.

Удовлетворенно мурлыча, она принесла ожерелье Оррину и села рядом с ним, по-девчоночьи поджав под себя ноги. Оррин рассматривал необычную подвеску, ощупывал выгравированный на золоте пышный цветочный орнамент и даже взвесил ее на ладони.

– Бог мой, похоже на орех, окованный золотом. Я не помню, чтобы ты раньше носила что-нибудь столь экстравагантное.

– Это все неспроста. – Она нажала на подвеску ногтем, открылась крышка, и Оррин изумленно свистнул. Завернутый в тончайшую ткань, там лежал рубин. – Теперь я смогу его носить, – объяснила она. – Так я буду знать, что он по-прежнему мой, пусть даже никто его больше не увидит.

Глава 9

– Наша мама – хиппи? – спросила Шарлотта. Поскольку у нее выпал передний зуб, вопрос сопровождался зловещим свистом. Шарлотта была твердо уверена, что Саманта знает ответы на все вопросы в мире. Поэтому она стояла на стуле у плиты, помешивая в кастрюльке с овсяной кашей, и ждала ответа.

Сэмми сидела на кухонном столе и вязала. Она опустила вязанье, посмотрела на одинаковые ночные рубашки с бантиками, которые сшила им мама, на большую стеклянную банку с мюсли, на горшочки с ростками люцерны на подоконнике. На помойное ведро мама прилепила наклейку «Никсона под суд!». На столе куча книг по астрологии. С каждым днем их становилось все больше.

– Нет. Хиппи не носят белья и не моются в ванне.

– Это хорошо. Я хочу быть похожей на маму, но папа не разрешил бы нам стать хиппи.

Поскольку папа не разрешал им даже надевать брюки в школу, Сэмми была уверена, что им никоим образом не грозит превращение в хиппи. Так или иначе, ее это мало интересовало. В доме вполне достаточно одной необыкновенной личности – и эту позицию с успехом занимала мама. С тех пор, как они переехали в Калифорнию, странностей у нее все прибавлялось. Мама управляла теперь магазином здоровой пищи.

Мама хорошая, Сэмми любит ее, но кто-то же должен стоять на земле обеими ногами – и Сэмми взяла это на себя. Она дотронулась до неровного шершавого камушка, который носила на шее. Мама отдала рубин Джейка ювелиру, тот приделал к нему цепочку, и с тех пор Сэмми с ним не расставалась. Она уже четыре года не видела Джейка – так что, может быть, она такая же странная, как мама, если продолжает жить столь нелепыми надеждами и мечтами?

– Здравия желаю, солдаты! Смир-р-рно! – раздался голос папы.

Они бросились на середину маленькой кухоньки и застыли. Папа ступил на порог, заложив руки за спину – такой красивый, в отглаженной рубашке и брюках, ботинки начищены, пряжка ремня сияет.

– Рядовой Райдер, что на завтрак?

– Овсянка и шоколадное молоко, пап… то есть сержант, – бодро ответила Шарлотта.

– Капрал Райдер, вы проследили, чтобы рядовой строго следовал уставу кухни?

– Так точно, сержант. Она опять хотела насыпать в молоко корицы, но я не позволила.

Папа посмотрел на Шарлотту.

– Рядовой, вы бы прекрасно готовили, если бы прекратили экспериментировать.

Шарлотта хихикнула, но папа оставался серьезным.

– Отчитайтесь о ежедневных нарядах, капрал.

– Постели застланы, одежда сложена, туфли вычищены, уроки сделаны. Сержант, Шарлотте нужно написать записку для учительницы: первый класс на следующей неделе собирается на экскурсию за город.

– Выполните этот наряд с мамой, капрал. Она сейчас придет, только закончит свои изгибания. – Изгибаниями папа называл мамины занятия йогой.

– Есть, сержант.

– Выполняйте. Отличная работа, вольно. Наконец он присел на корточки и раскрыл объятия, девочки кинулись ему на шею.

– Папа, а что ты сегодня будешь делать? – спросила Шарлотта.

– Полечу в Лос-Анджелес забирать одного дезертира. К вечеру буду дома. – Папа должен был искать сбежавших солдат и возвращать их на место службы: самое последнее дело, насколько понимала Сэмми, – это оказаться дезертиром.

– Пока тебя нет, я буду командовать войсками, – пообещала Сэмми.

– Ты справишься, – он растроганно кашлянул и поцеловал ее в лоб.

Когда он ушел, в кухню вошла мама, разложила на столе свои астрологические таблицы и склонилась над ними.

– Что такое? – спросила Сэмми, заглядывая ей через плечо.

– Папины звезды говорят, что сегодня плохой день для поездок, – сказала мама, водя пальцем по таблице, словно это была карта автомобильных дорог. – Плохой день, – повторила она с дрожью в голосе.

Сэмми неловко погладила ее по плечу.

– Ладно, мам, поешь лучше овсянки. Ешь, а то на работу опоздаешь.

– Овсянки, – широко и беззубо ухмыляясь, Шарлотта сняла с плиты кастрюльку. – Овсянки с чесноком!

Сэмми, застонав, кинулась к плите – поставить другую кастрюльку.

На борту вертолета пойманный дезертир каким-то образом ухитрился вытащить пистолет у папиного сослуживца, и папа, самый храбрый человек в мире, кинулся его обезоруживать. И погиб.

* * *

Александра была совершенно в своей стихии. Теперь она могла опекать эту разрушенную семью и диктовать ей свои условия. Даже Саманта, самая сильная и жизнестойкая из них троих, попала к ней под крылышко. Александра смотрела в распухшие от слез, измученные голубые глаза своей десятилетней племянницы и вспоминала себя ребенком, который вдруг постиг, что в мире есть жестокость и нечестная игра и что выживает сильнейший.

Они сидели в разных углах скромного бежевого дивана в гостиной Франни; сквозь зашторенное окно проникало калифорнийское солнце. Франни, больная от горя, в полузабытьи лежала в спальне, обнимая растерянную и заплаканную Шарлотту.

Саманта, напряженная, с сухими глазами, очень прямо сидела на диване, не облокачиваясь на спинку. Аккуратный синий джемпер, тщательно заплетенная коса. Александра сунула в кожаную сумочку блокнот и сдула невидимую ниточку с безукоризненно чистых брюк.

– Разве я тебе чужая, Саманта? Или ты по-прежнему считаешь меня ведьмой?

– Вы помогли нам похоронить папу в Северной Каролине, – глядя прямо перед собой, тихо сказала Саманта. – Вы устроили ему хорошие похороны. Вы позаботились о таких вещах, которые мне не под силу. Мама рада, что вы здесь. Я не хочу думать о вас плохо.

Александра вздохнула с облегчением, придвинулась к ней ближе и обняла худенькие хрупкие плечи девочки.

– Твоя мама и я – мы очень разные, – ласково заговорила она. – Порой я могла показаться слишком, э-э-э, настойчивой, я это понимаю. Но все же я твоя тетя, я очень люблю тебя, и Шарлотту, и вашу маму. И я хочу, чтобы вы чувствовали себя получше, чтобы вы были счастливы.

– Маме нужна ваша помощь, – ответила Саманта, высвобождаясь из-под ее руки. – И Шарлотте вы очень нравитесь.

– Может быть, я нравилась бы и тебе, если бы ты не считала меня своим врагом. Я не враг тебе. И ты не должна верить всему, что говорят обо мне другие. Особенно если эти другие относятся ко мне ревниво и предвзято – без всякой причины.

– Вы имеете в виду миссис Рейнкроу. И Джейка.

– Поверь, я пыталась, очень долго пыталась с ними подружиться. Мне было так обидно, что они говорят обо мне всякие гадости. Дядю Уильяма это тоже обижало. И сейчас я боюсь только, что они настолько задурили тебе голову, что ты не в силах будешь сама во всем разобраться. Ты умная девочка – ты же не хочешь, чтобы кто-то диктовал тебе, что ты должна думать, правда?

– Никто никогда не будет мне диктовать.

Александра взяла ее руки в свои.

– Ты такая умненькая и талантливая. Посмотри, какие красивые у тебя ручки. Никогда не видела такого совершенства. Я и ты – мы одна семья, миленькая. А это значит, что я желаю вам добра. Я хочу, чтобы вы с Шарлоттой получили все то, чего вы достойны. Мне можно довериться.

– Я доверилась Джейку.

– Саманта, мне кажется, ты обладаешь склонностью к фантазиям. Собственно, как любая девочка. Но пришло время начинать взрослеть, то есть видеть людей и ситуации такими, каковы они есть, а не такими, какими ты хочешь их видеть.

– Мой папа умер, – безжизненным голосом сказала она.

– Да, бедная моя девочка. И я приехала, чтобы тебе помочь, я, а не Джейк, понимаешь?

– Он помог бы мне, если бы смог.

– Он на четыре года старше тебя. Ему уже четырнадцать лет, естественно, он интересуется девочками своего возраста. А когда тебе исполнится четырнадцать, ему будет уже восемнадцать – то есть он сможет голосовать, водить машину и даже жениться. Пройдет много лет, прежде чем он перестанет воспринимать тебя просто как маленькую девочку, а к тому времени у него будет уже множество девушек его возраста, и он даже не вспомнит о тебе.

Сэмми молча обдумывала такую возможность. Действительно, мальчики из старших классов в их школе совершенно не обращали внимания на таких младенцев, как она. К ее и без того тяжелому горю прибавилось еще и ужасное чувство одиночества. Папа умер, Джейк стал чужим и далеким, мама все время плачет, а Шарлотта тенью ходит за ней и смотрит в поисках ответа.

– Мне тоже нужен кто-нибудь, – пробормотала Сэмми, полными слез глазами глядя на тетю. – Я боюсь. Что теперь с нами будет? Куда нам идти? Я позабочусь о маме и Шарлотте, только посоветуйте мне, что нужно делать.

Тетя Александра быстро обняла ее, отстранилась и посмотрела полными печали глазами.

– Я не могу уговорить твою маму переехать ко мне. Она хочет жить своим домом. Она опять хочет все делать по-своему. Жить со мной и дядей Оррином она не соглашается, и я не в силах ее убедить.

Сэмми тоже не хотела жить с дядей Оррином. Она даже не хотела называть второго мужа тети Александры дядей. Они с тетей Александрой заезжали к ним во время своего медового месяца, по пути на Гавайи. Он говорил слишком сладко и был навязчиво красив. «Эдакий сердцеед», – сказала мама, когда они ушли. Он был сенатором штата, а стало быть, объяснил тогда папа, отменным лжецом. Сэмми больше всего запомнилось, как он все время гладил ее по голове – словно котенка; его прикосновения почему-то были ей неприятны – она не могла объяснить почему.

«Но если мы будем жить с тетей Александрой в Пандоре, я постоянно смогу видеть Джейка», – подумала она. Но эту мысль тотчас омрачило то соображение, что Джейк слишком взрослый и не станет обращать на нее внимания.

– По-моему, мама не передумает, – тихо сказала Сэмми.

– А у меня появилась другая идея, – сказала тетя Александра. – Твоя мама хочет работать. Я дам ей денег, чтобы она открыла в Эшвилле магазин здоровой пищи. Эшвилл – это замечательный небольшой городок в горах. Всего около часа езды от Пандоры. Я помогу маме там устроиться.

– Поможете?! – Сэмми с трепетом смотрела на нее.

– Ну конечно. Сэмми, все будет хорошо, если ты позволишь мне вам помочь и будешь меня любить так же, как я люблю всех вас. Могу я рассчитывать на твою преданность?

Преданность. Одно из слов, которые папа вдалбливал им всю жизнь. Преданность, Честь, Долг, Семья, Бог, Родина. Нужно стоять на страже всего этого и отвечать за тех, кто от тебя зависит. Нужно держать свое слово.

Папа погиб, выполняя свой долг. Она не может предать его принципы. Сэмми прошептала едва слышно:

– А видеть Джейка я смогу?

Тетя Александра покачала головой.

– Сэмми, семья должна держаться заодно. Так недолго и обидеться. Я стараюсь, помогаю вам, и вдруг оказывается, что тебе нравится человек, который мешал меня с грязью. Мы ведь с тобой друзья? Пообещай мне, что мы будем друзьями.

Сэмми беззвучно плакала. Несомненно, одно: она должна делать то, что будет благом для мамы и Шарлотты. Что бы сказал папа, если бы она из-за Джейка разрушила такой хороший план тети Александры? «Но ведь мы поженились, – вспомнила она. И тотчас возразила: – Дура, вы поженились не взаправду. Это не считается, если вы еще несовершеннолетние».

– Обещаю, – произнесла она, и тетя Александра блеснула белозубой улыбкой.

* * *

Что он может сказать Саманте? Джейк вдруг осознал, что она еще ребенок, находящийся в том возрасте, который он давно миновал. Джейк уже сбривал через день редкий пушок на подбородке и над верхней губой; голос его порой скатывался к самым нижним регистрам, подобно кларнету и саксофону, и тело раз по сто в день взрывалось опустошающими салютами.

Элли была единственным существом женского пола, с которым он мог разговаривать, не думая о ней как о девушке. Она была не в той категории, что эти загадочные создания, которые окружали его в школе и вызывали в нем молчаливый, но горячий интерес.

Как пчелы на мед – девушки были падки на мужчин в форме, даже если это всего лишь форма баскетбольной команды, а ее носитель не имел других достоинств, кроме шести футов роста, длинных ног и рук и адамова яблока.

Джейка обескураживало это вдруг проснувшееся в нем влечение к противоположному полу. Он с ним еще не разобрался. Он умел идти по следам четвероногих и двуногих, и об этом его непостижимом умении многие знали: шериф постоянно просил его найти пропавших автостопщиков или сбежавших детей; взрослые мужчины относились к нему с уважением.

Он умел находить в горной породе драгоценные камни, не засыпая, читать Шекспира, он научился говорить и писать на чероки не хуже стариков из Ковати; он был неплохим плотником, хорошим механиком; он умел играть на цимбалах.

Но он не умел разговаривать с девушками.

Оказываясь в зыбком немужском мире, он боролся с приступами застенчивости и внезапного столбняка – он постоянно застывал в тихом созерцании. Когда он услышал, что семья Саманты перебралась в Эшвилл, его охватили непривычные робость и сомнения – что толку Саманте в его хорошем отношении? Что он скажет маленькой девочке, потерявшей отца? Что он может пообещать ей в будущем, которое чувствует, но не может предсказать – годы ожидания того, что должно случиться?

* * *

Магазин Райдеры открыли в одном крыле старого кирпичного здания с бледным призраком рекламы кока-колы на боковой стене. Тротуар перед фасадом растрескался, бесконечный поток транспорта непрерывно отравлял воздух выхлопными газами. Здание стояло на склоне горы, подножие которой окаймляла площадка для парковки машин – грязно-серые оштукатуренные бетонные блоки.

На этой же улице мирно сосуществовали несколько магазинов подержанных вещей, заправочная станция и китайский ресторанчик с вогнутым металлическим навесом.

Но окна магазина блестели чистотой на осеннем солнышке, у аккуратно покрашенной голубой двери в горшке цвели петунии, и бело-голубая вывеска над входом приглашала в «Бакалейную лавку здорового образа жизни».

Этот контраст бросился в глаза Джейку, когда Эд Блек ставил свой грузовик на площадку для парковки. В зубах у Эда дымилась тонкая сигара, угрожая обжечь кончик его толстого приплюснутого носа, а дым сигары был таким же белым, как копна его длинных волос. Он нажал кнопку, поймал на средних волнах Лоретту Линн. В кабине грузовика было чисто и просторно, сиденья обиты кожей. Блек каждую весну покупал себе новый грузовичок – он держал ресторан в главной резервации.

Я не против, если ты погуляешь по городу, – сказал он Джейку. – Но я не собираюсь ждать тебя здесь целый день. Так что побыстрее.

– Я недолго.

Блек недоуменно посмотрел на унылую антикварную лавку.

– Ты уверен, что твои родители хотят в подарок какое-нибудь старье отсюда?

Джейк заколебался – лгать ему не хотелось, но, если он скажет Эду истинную причину своего желания попасть в Эшвилл, это дойдет до мамы и папы.

– Мама любит старинные вещи, – уклончиво ответил он. – А папа любит все, что нравится маме.

– А-а. Ну, иди. И побыстрее.

Джейк вылез из грузовика и поднялся по бетонным ступенькам на улицу, отшвырнув попавшую под ноги банку из-под пива.

– Хорошее же местечко им выбрала Александра, – сквозь зубы пробормотал он.

Впрочем, что же здесь удивительного? Скорее всего она хотела, чтобы у ее сестры ничего не вышло. Тогда миссис Райдер опять прибежит к ней за помощью. Александра ничего не делает просто так. Сейчас она добивается одного – запустить когти в Саманту и запудрить ей мозги, превратив в маленькую Александру.

«Только не это. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не случилось», – мрачно подумал он.

Когда Джейк открыл дверь магазина и вошел, мелодично звякнул маленький колокольчик. Пол небольшого помещения был покрыт выщербленным линолеумом, на беленом потолке – пятна сырости. Вдоль одной стены – полки с овощами и фруктами, вдоль другой – хлеб и булочки в самодельной упаковке и множество флакончиков с витаминами. Сладко пахло спелыми фруктами и чуть-чуть пылью; вентилятор разгонял тяжелый воздух и шевелил нити хрустальных бус, свисавшие с потолка.

Миссис Райдер поднялась со стула. Джейк едва узнал ее. Она похудела, на запавшей бледной щеке под скулой билась голубая жилка. Золотистые волосы потускнели, узкие плечи сгорбились под белой футболкой с вышитым желтыми нитками символом мира. Обтирая ладони о линялые голубые джинсы, она нахмуренно и чуть встревожено посмотрела на него и широко раскрыла глаза.

– Я тебя знаю, да?

– Я Джейк.

– Джейк Рейнкроу? – Она вздохнула. – Боже мой, как ты вырос.

– Мне уже четырнадцать, – ответил он, чувствуя неловкость. – Мэм.

– Как ты сюда попал?

– Меня подвезли.. Я, э-э, слышал о мистере Райдере. Мне очень жаль. Мне очень жаль, мэм. – «Где Саманта?» – хотелось спросить ему.

Миссис Райдер не мигая, смотрела на Джейка. Не нужно было обладать его исключительной интуицией, чтобы почувствовать ее опасения. В конце концов, в последний раз, когда они виделись, он стал причиной скандала, в центре которого оказалась ее дочь.

– Джейк, ты почти взрослый, – повторила она.

– Да, мэм. – А что он мог еще сказать?

Он нашарил в кармане своих коричневых штанов вязаный квадратик – одеяло для клопа, подаренное когда-то Самантой. Много лет оно лежало в ящике его стола, и он к нему не притрагивался. Его немного смущала таинственная, почти мистическая связь с этой маленькой девочкой. Он чувствовал это, принимал, но не вполне еще понял. Никто не хотел признавать, что это многое значит.

Видно было, что миссис Райдер чувствует себя не в своей тарелке. Пожалуй, она будет рада, если он уйдет.

– Как твоя мама?

– Хорошо.

– Она не собиралась заглянуть ко мне?

– Нет, мэм.

Плечи миссис Райдер поникли.

– Смерть твоего дяди стала последней каплей. Мне очень жаль.

Джейк очень хотел удержаться в рамках приличия, но не стерпел.

– Ваша сестра ограбила нас, мэм. Миссис Райдер отвела глаза.

– Ах да, рубин. Я уверена, у нее были добрые намерения. – Джейк не ответил. Она снова устало посмотрела на него, и во взгляде было понимание. – Ты пришел, чтобы увидеть Саманту.

– Да, мэм.

– Зачем?

– Просто подумал, что это было бы хорошо.

– Большинству мальчиков твоего возраста не о чем говорить с десятилетними девочками.

Он почувствовал, что краснеет.

– Я не знаю, что и думать, – торопливо добавила она.

– Не беспокойтесь, мэм. Я не извращенец.

Миссис Райдер оперлась о прилавок, во все глаза глядя на него.

– У нас есть маленькая кухонька, там готовит моя младшая дочь, Шарлотта. Ей всего шесть лет, но она печет самый вкусный хлеб в мире. Я как-нибудь угощу тебя ее тыквенными лепешками с кунжутом.

Джейк не мог понять, с чего она вдруг стала сообщать ему все это.

Миссис Райдер между тем кивком указала на стол.

– Видишь, вот там? Шали. Их делает Сэмми. Мы каждую неделю продаем по крайней мере одну. Она проверяет все продукты и заставляет поставщиков забрать недоброкачественные. Она консультирует покупателей, которые выбирают витамины. А на прошлой неделе она прогнала пьяницу с нашего крыльца. У нас все держится на ней. Я зачарованно блуждаю по этой земле, а Сэмми стоит на ней как скала. Конечно, ей пришлось слишком быстро повзрослеть, но я не могу без нее обойтись.

– Так они здесь – ваши дочки? – не сдержался Джейк.

Миссис Райдер подняла голову и долгим взглядом посмотрела на него.

– Шарлотта пошла на день рождения к одной девочке из своего класса, а Сэмми… она внизу. Вытирает пыль. Хозяин этого здания владеет еще антикварным магазином и некоторые вещи держит здесь в подвале.

– Вы не возражаете, если я спущусь туда и поздороваюсь с ней, мэм?

Она растерянно потерла лоб. «Нет, у нее не та хватка», – подумал Джейк.

– Они же дружили, – заговорила она вдруг сама с собой пугающе отрешенно. – Что в этом плохого? – Потом посмотрела на Джейка. – Моя сестра была очень добра к нам, и я не могу ее обижать. Я не понимаю твоего… интереса к моей дочери.

– Я не интересуюсь ею, – взорвался Джейк, – в том смысле, который вы в это вкладываете. Она еще совсем ребенок!

– Мне кажется, она никогда не была «совсем ребенок». Да и ты, наверное, не был обыкновенным маленьким мальчиком в тот день, когда заставил ее говорить.

Он хотел было возразить, но под ее проницательным взглядом промолчал, блуждая взглядом по стенам магазина. В углу он заметил деревянную лестницу, уходящую вниз.

– Моя сестра ненавидит вашу семью, – продолжала миссис Райдер. – Я бы очень хотела, чтобы это было не так, но это так. А я уважаю свою сестру, и ох… – она вдруг в волнении всплеснула руками, – самое ужасное – это помнить каждое мгновение жизни с мужем и понимать, что ничего этого больше никогда не будет.

Джейк просто не знал, что сказать. К счастью, в магазин вошла пара обтрепанных хиппи, и миссис Райдер переключила свое рассеянное внимание на них, к великому облегчению Джейка. Они стали обсуждать достоинства тех или иных витаминов, а он склонился над столом, покрытым яркими шалями, положил на них руку и закрыл глаза.

Удушье. Ей нечем дышать. Он видел сундук, скудно освещенное помещение с кирпичными стенами и почувствовал, как трудно ее сердцу биться.

Открыв глаза, Джейк кинулся к лестнице в углу, бросив на бегу:

– Я зайду к Саманте.

– Подожди… нет, о, черт… – донесся до него голос миссис Райдер. – Ну ладно. Ладно.

Джейк был уже внизу. Ему пришлось пригнуться, потолки были низкие. Толкнув узкую деревянную дверь, он вошел в подвал, заставленный старой мебелью и заваленный всяким хламом.

Вытянув руки, он с трудом пробирался среди громоздких пыльных вещей. Нашарив в тесноте старый сундук с высохшей плесенью на кожаной обивке, он положил руки на источенное дерево. Пустой! Другой, третий. Пустые. Лишь дотронувшись до них, он уже знал это. Сердце колотилось у горла, он стонал от сознания того, как медленно все получается.

Четвертый сундук стоял за огромным платяным шкафом, и, как только Джейк притронулся к нему, он понял, что Саманта внутри. Он рванул крышку, но она не поддалась – замок защелкнулся. Джейк стал искать замок и нащупал его у стенки, что вплотную примыкала к шкафу. Ржавый железный запор был украшен острыми шипами; нажав на один из них, прямо под крышкой, он открыл сундук – крышка поднялась.

В сундуке, скрючившись, с посиневшим лицом, лежала Саманта. На ней был комбинезон и тонкая пестрая рубашка, в ногах стояла бутылочка моющего средства и тряпка для пыли. Ее веки затрепетали, она стала хватать воздух ртом. Ухватив за лямки комбинезона, Джейк вытащил ее из сундука. Она бессильно обвисла в его руках.

– Дыши, девочка, дыши, – приговаривал он, взваливая ее на плечо. Джейк направился со своей ношей к тяжелой железной двери, которую разглядел в дальнем конце подвала. Ударом кулака сбив засов, он распахнул ее и тяжело опустился на бетонную ступеньку. С этого места была хорошо видна парковка внизу.

Саманта зашлась в приступе сильного кашля. Он положил ее к себе на колени, лицом вниз, и стал трясти,

– Дыши. Все в порядке. Только дыши.

– Я дышу, – простонала она. – Перестань. Во мне полно воздуха.

Он поднял ее за лямки комбинезона, и она села рядом с ним. Ее глаза были полузакрыты; румянец медленно возвращался на щеки. Она снова закашлялась, замотала головой – и вот он смотрит ей в глаза, голубые, как чистой воды сапфиры.

– Скажи что-нибудь, – приказал он. – Скажи свое имя.

– Джейк.

– Нет, это мое имя. Скажи свое. Покажи, что у тебя с мозгами все в порядке.

– Джейк, – упрямо повторила она, – ты что, не знаешь, кто я?

– Да знаю, черт возьми, – ответил он с облегчением. Он даже не заметил, что не выбирает слова. Он часто охотился с мужчинами из Ковати, от которых и набрался дурных привычек. – То есть знаю, – поправился он. – Саманта, какого черта… то есть что ты делала в этом сундуке?

– Я его чистила, а крышка захлопнулась. Я кричала, но мама, наверное, не слышала. – Она смотрела на него так, словно хотела навсегда запечатлеть его образ в своих глазах, как на пленке. – А ты меня нашел. Как ты меня нашел? Ты нашел меня, как и обещал. Ты стал такой красивый.

Вдруг она прислонилась к стене, дыхание ее прервалось. Положив руки на колени, он с тревогой глядел на нее. Из головы не шло, как она безжизненно лежала в сундуке – шок от того, что едва не случилось с ней, все не проходил. Однако она, казалось, вовсе не думала об этом, полностью сосредоточившись на нем.

– А почему ты протираешь сундуки? – спросил он, рассудив, что этот вопрос ничем не хуже любого другого. А что еще он мог сказать? Ну, девочка, а чего ты ожидала? Что мы не будем меняться? Боже, как все это странно.

– Мы должны это делать, если кто-нибудь покупает вещь из подвала. Людям больше нравятся чистые сундуки.

– Слушай, не забирайся внутрь больше никогда, ладно? – Он провел рукой по волосам, стараясь отогнать мысли о том, что было бы, не подоспей он вовремя. Что было бы, если бы он не приехал ее повидать, если бы…

Нет, это не просто везенье, это навсегда. Ничего не изменилось.

Он серьезно посмотрел на нее. Когда-нибудь все невидимое сейчас сложится воедино, а пока – пусть будет тайна.

– Поклянись, что никогда не залезешь ни в один сундук.

– Клянусь. – Она посмотрела на него и приложила к губам дрожащую ручку. Движения ее рук были летучи и изящны, как у балерины. Ничего удивительного, что у нее так хорошо получались шали. – Я просто хотела узнать, что чувствуешь, когда лежишь в ящике. – На последнем слове голос ее дрогнул. – Как мой папа.

От сочувствия ее горю Джейк растерял все слова. Наконец он сказал:

– На самом деле он не в ящике. Он говорит с тобой – только вслушайся. Когда он тебе снится или когда ты его вспоминаешь так ясно, словно вот-вот увидишь, знай, что он где-то рядом.

– Мама тоже говорит что-то похожее. А я думаю, что его просто… не стало. Нигде не стало.

– Всё и все имеют душу. И эти души охраняют все то, что было для них важно, что было частью их жизни. Души не исчезают. – Он страдал от недостатка красноречия, от невозможности выразить то, что он хотел. Верить легко, но как объяснить это другому?

Она серьезно смотрела на него.

– Тогда что же охраняет душа моего папы?

– Тебя. Это как музыка, которую можешь слышать только ты.

– Я ничего не слышу – вздохнула Саманта. – Мама считает, что я слишком приземленная. Я никогда не витаю в облаках. Я стремлюсь к реальным вещам и достигаю их.

Джейк вытащил из заднего кармана брюк квадратик вязаного одеяльца и показал ей.

– Поэтому ты и решила, что я тебя забыл? Все ведь было не очень-то реально.

Она вздохнула, посмотрев сначала на одеяльце, потом на Джейка, просияла и заулыбалась. Вдруг ее улыбка стала неуверенной, и словно черная туча накрыла ее лицо. Выпрямив спину и вздернув подбородок, она снова стала смотреть прямо перед собой.

– Пожалуйста, не рассказывай маме про сундук, а то она будет все время бояться, что Шарлотта туда заберется. Я сама буду присматривать за Шарлоттой. Не говори маме. Она только зря расстроится и опять уткнется в свои астрологические таблицы. Я стараюсь ее беречь.

Нахмурившись, Джейк положил маленький квадратик в карман своей фланелевой рубашки.

– А кто будет присматривать за тобой? – тихо спросил он.

– Я. Я сама. – Он не стал говорить, что сегодня у нее это не очень-то получилось. – А теперь уходи. – Она чуть отодвинулась и съежилась, словно стараясь стать невидимой. – Мне нельзя с тобой разговаривать.

– Почему? – удивился он.

– Потому что ты Рейнкроу. – Она дрожала. – Уходи. Это серьезно. И мы с тобой не поженились. Нельзя пожениться, пока не можешь голосовать и иметь детей.

– Ну, я же не требую от тебя ни того, ни другого.

– Нужно держаться за своих.