Текст книги "Низший 5"

Выждав, когда урчащие бедолаги сожрут мясо и выберут мясные крошки с куска шкуры – заодно отметив, что такое мясо для них не странность и к шкуре спокойно отнеслись – продолжил:

– Так что за призм-эшафот?

– Да обычный!

– Я тебе оба колена прострелю и брошу здесь – пообещал я.

Старик заторопился, разом заговорив на куда более привычном и родном мне языке:

– Ну хрень мрачная на краю площади! Два стекла зажимных. Лезвия. Приговор и отсекание. Лотерея. Уколы. Опускание в эшафот. Все!

С трудом удержавшись, чтобы не глянуть на Хвана, мелко покивал и задал следующий вопрос:

– Площадь где?

– Так за холмом. Городишко добросов прибрежных. Там и площадь. И порт небольшой. Городишко Светлый Плес.

– Городишко Светлый Плес – задумчиво повторил я – И живут там добросы прибрежные… так?

– Ну да.

– А как они выглядят?

– Да как все! Люди! Светловолосые и светлоглазые. Нередко рыжие встречаются.

– А вы на них не похожи…

– Да и вы на сыроедов. Кто такие будете?

Щелк.

– А-а-а! М-м-м…

Врезав кулаком по земле, старик схватился за только что перевязанное плечо, куда я всадил вторую стрелку. Встретившись взглядом с его выпученными глазами, я спокойно пояснил:

– Вопросы задаю я. Ты отвечаешь. Ниша жует мясо. Уяснил, хреносос старый?

– Ой недобрые вы… – скривился старик и, увидев поднимающееся дуло, заторопился – Уяснил, уяснил!

– Откуда ты знаешь на кого похожи сыроеды?

– Так в городе ж все стены размалеваны говном тематически-этническим. Там островитяне разные, потом панорамы диких островов, просто деревья и ветки. Всякое там! И сыроеды нарисованные – не такие как вы.

– Ясно – кивнул я – А что за стекла зажимные на том эшафоте? И почему призмо-эшафотом называют?

– А ты не знаешь?

Щелк.

Только реакция дернувшей на себя дурного старика Никши помогла тому избежать третьей иглы в многострадальное плечо.

– Все! Все! Уяснил я! Уяснил! Да откуда ты такой жесткий то выпал, потрох ты сучий? Это не вопрос! Так к слову… а касательно эшафота – меж тех стекло преступника голого зажимают. Ну или голую. Коли сиськи есть – смешно глядеть как они к стеклу приплющиваются. С мужиками… ну бабам нравится. Да всем нравится – наглядно ведь все. Как руки-ноги рубят, как лотерея крутится, как после укола орущего от боли готовенького призма в эшафот утягивают перед выбросом.

– Перед выбросом?

– Так ведь выпускают же их. Приговор свершился. Был человеком – стал призмом. Его и выбрасывают где в окрестностях. Там и живет в дебрях. Вернее выживает, всякой падалью питаясь и от охотников за наживкой спасаясь.

– За наживкой? Для рыбалки, верно?

Похоже, мои предположения оправдались.

– Ну да. Рыбалка на живца. Здешняя белуга – рыба царская, капризная. На другого живца не клюнет. А на призмов – бросается! Вот только призм живым быть должон. Падаль не хватает.

– Угу… А за что в призма обращают?

– Дак мало ли людишки на чем попадаются? Убил, снасильничал, украл.

– Расследуют? В городе есть служба расследования?

– Да кто их знает? При Кормчем кто кормится из людишек верных – те и расследуют небось. Говорю тебе – мы не оседлые. Бродячие. В чужие дела не лезем, подножным кормимся. Охотимся, рыбачим.

– На кого охотитесь?

– Свинки полосатые тут живут, котяры камышовые встречаются, птица всякая нелетная, ближе к горам волки встречаются.

– Ближе к горам? К тем? – я указал на скалистую гряду, что тянулась от далекой стены до самого берега, но там не кончалась, а бежала дальше, поднимаясь вверх по склонам и уходя в неизвестность.

– Они самые. У гор другая живность держится. Но и тварей там встречается немало потому мы туда не суемся.

– Что за твари?

– Так призмы. Те, кто охотников во младенчестве избежал и сам охотником стал. Такие уроды попадаются… К ним в лапы лучше не попадаться.

– Кто такой Кормчий?

– Голова у меня заболела от вопросов твоих, незнакомец. Отпусти ты нас…

– Кто такой Кормчий?

– Главный в Светлом Плесе. Закон. Незнакомец… все что знал рассказал…

– Какие ягоды есть можно? Что тут съедобно, а что нет?

– Мелкие желтые – можно. Вот такие можно, но собирать замаешься – старик указал на пару крохотных красных ягодок, бусинками свисающего с большого куста – Грибы найдете. Красные мухоморы знаете? Их не трогайте. Остальные съедобны. Еще тараканы лесные – жирные и сытные. Как поймаете, лапы и надкрылья в сторону, а пискучий мякиш – в рот задницей вперед. У башки откусите и жуйте. Мы ими чаще всего пробавляемся.

– Костры жечь можно?

– Что ты! Нет! В городе порой можно вроде как. Для того с песнями по лесам ходят, валежники собирают, сухие деревья рубят. Лес чистят. А потом сжигают собранное и пиршество закатывают. А в лесу огонь если разожжешь – мигом прибежит группа боевая и дюже сердитая!

– Группа?

– Ну как вы.

– Как мы – кивнул я, вставая – Что-то и у меня голова заболела. Уходите.

– Вот спасибо…

– Если про нас хоть кому расскажете… – едва-едва скрежетнул я металлом в голове и, не став договаривать, начал подниматься по склону, держа курс к камням на вершине.

– Не ходили бы в город! Кормчий – мразь! – пугливо вякнул старик.

– Мразь! – поддержала его Никша.

Глянув на них сверху-вниз, спросил:

– А Кормчий не системой разве поставлен?

– Матерью то?

– Ну.

– А что ну? Он ведь человек. А человеку дай к сиське сладкой надолго припасть – и он быстро мразью станет! Не ходите в Плес! Там чужаков не любят.

– И что сделают?

– А что с такими как мы делают? Подставят. Обвинят. И на эшафот. Наживка всегда нужна. А лишние рты – нет.

– Дай им еще мяса – кивнул я Рэку и ускорил шаг.

Меня догнал Хван и пошел рядом. Покосившись на его закутанную фигуру, скомандовал:

– А ну-ка рывок до вершины. Беги изо всех сил. Пора понять, чего ты можешь, а чего нет.

Дернулся капюшон. Послышался тихий стрекот. И Хван рванул вверх, с легкостью преодолевая метры крутого подъема.

– Не ходите в город, чужаки! Лучше с нами давайте! До Чистой Тропы!

– Еще увидимся – не оборачиваясь, махнул я рукой – Прибереги второе плечо, старый хрен.

Выстрела в спину я не боялся. Не из доверчивости – Рэк прикрывал. А я наблюдал за быстро удаляющимся призмом, что успел трижды упасть, но тут же вскочить и продолжить движение. Спринтер или марафонец? Быстрота движений впечатляет.

До вершины призм добрался быстро и без остановок. Но холм не так уж высок – я и сам смогу подняться на не меньшей скорости.

Едва уловив внутреннее самодовольство, резко остановился, повернулся, спустил к подножию, снова развернулся. И рванул вверх.

Не попробовав – не говори. Откуда мне знать смогу ли? Покажет только забег…

И он показал – я не ошибся. Но бедра и голени горели так будто в них всадили по несколько раскаленных игл. С огромным трудом удерживаясь от желания поддаться искушению и рухнуть навзничь, остался стоять, чувствуя, как стремительно намокает тело под меховой одеждой скрывающей защитное снаряжение.

Дерьмо…

Скинув куртку, остался в защитном жилете, следом стащил и его, сбросил сапоги и штаны. В одних липнущих к жопе мокрых трусах постоял на теплом ветерке. Слишком теплом – внизу вода забитая льдом. А тут прямо теплынь весенняя.

Хван понимающе хмыкнул – вернее прострекотал. И тоже стащил с себя обувь и штаны, оставшись в куртке. Но откинул капюшон. За шеей что-то щелкнуло, он наклонил чуть голову, и я увидел дрожание горячего воздуха. По голым ногам потек пот. Что за хрень? Снизу потоотделение, а выше отток нагретого воздуха из-под хитиновой брони?

– Ты ведь понимаешь, что таких как ты создавали не просто так? – спросил я мимоходом, указывая призму, чтобы он прижался к одной из полуразрушенных стен и не светил на вершине холма зеленой бронированной башкой.

– О чем ты?

– Ты явно боевая особь – пояснил я – Пусть принудительно измененный. Но все равно боевая особь. Лезвия вместо рук, броня, высокая скорость, сила. Таких как ты могут создавать только для одной цели – для битв. Причем таких, где побежденный выглядит кучей нарубленной кровавой соломки.

– Не думал об этом… командир… Но к чему делать бойцом преступника?

– Помнишь, что сказал хитрый дедуля про призм-эшафот?

– Что?

– Лотерея.

– Думаешь – Хван встрепенулся и глубоко задумался, опустив голову на грудь – Теперь уловил… если есть что-то вроде лотереи, и никто не может предугадать результат…

– Верно. Они бы и рады, чтобы из каждого уколотого вылуплялось что-то смешное и безобидное. Но иногда случаются и твари вроде тебя.

– Твари вроде меня – со смешком повторил Хван – Дерьмо. Я даже не знаю был ли красавчиком! Хотя в голове только одна мысль сейчас – меня в том городке оттрахали? В том городке я сглотнул чей-то сучий болт и превратился в урода с лезвиями вместо рук? Меня поимел Светлый Плес?

– И если да… то что? – с интересом прищурился я – Спустишься и устроишь им веселый день мясной лапши? Будешь рвать и кромсать всех подряд до тех пока не кончатся горожане или пока сам не сдохнешь?

– Всех подряд – нет.

– Мы узнаем – сказал я призму – Мы узнаем кто тебя и за что. А до тех пор выкини левые мысли из головы.

– Верно! – поддержал меня поднявшийся Рэк, держащий в лапе вырванный кус с редкими бусинами съедобных глаз – Кисленько, сука! Ничо так… О… глядите – наш остров родной.

Остров едва-едва просматривался. Так…. Не больше, чем зыбкая темная тень на фоне темной же синевы. Потратив на всматривание в горизонт не больше пары секунд, я повернул голову и посмотрел совсем в другую сторону.

На руины.

Хотя назвать это руинами не особо получается. Раньше тут стояли квадратом четыре отдельные кирпичные стены замаскированные под гранитные мощные блоки. Немного штукатурки и вуаля – дешевый кирпич задышал благородством несокрушимого гранита. Но нетерпящее обмана время поработало над сооружением, содрав с него фальшивое покрытие.

К сожалению, содрало вместе с большей частью имевшихся тут некогда надписей золотом и багрянцем – под стенами, в грудах штукатурки, лежали разбитые и рассыпавшиеся куски с остатками букв.

Надпись, в верхней ее части, сохранилась только на одной из четырех плит. В месте наиболее прикрытого от неутихающего ветра. Внимательно прочтя надпись, похмыкал, задумчиво прочитал еще раз. Понял, что ничего не понял и перевел взгляд ниже – на отсебятину размашисто намалеванную от руки чем-то вроде известки. И тут тоже не сумел особо что-то уяснить.

Отступив на шаг, окинул надпись целиком, «загоняя» ее в память. Начало было сухим. Казенный мрачный язык, пахнущий если не государством, то чем-то схожим. Написано золотом, часть букв рассыпалось, но прочесть можно легко.

«Еще в начале двадцать первого века люди начали строить высокие бетонные стены вокруг своих прибрежных городов.

Страх и горе руководили ими… Страх перед мрачным неизбежным будущим, горе по страшным событиям прошлого.

Высокие бетонные стены, что десятилетием позже не смогли сдержать страшный удар свирепой стихии. Они были разрушены безжалостным ударом истерзанной умирающей планеты…».

Дальше золото кончалось. И по кирпичу тянулась дергающаяся надпись белым:

«Волны вздымаются – РАЗ!

И миллионы, и миллиарды!

Волны вздымаются – ДВА!

Нагие танцуют! Нагие поют! Они спасены! Они спасены!

Мы не умрем! Мы не умрем!

Волны рвут мясо в куски! Дети на каменных зубьях! Дети стучат. Дети кричат.

Нагие танцуют! Нагие поют! Они спасены! Они спасены!

ОН знал! И он спас! Высший! Высший! Высший!

Мы добровольно! Мы добровольно склоняемся пред тобой! Мы отдаем себя в руки твои, о Высший! Прими нашу жертву! Прими жертву низших! Прими и спаси, о Высший! Отныне и впредь наши души и тела – твои, о Высший!».

– Дерьмищем воняет – поморщился я, оценив написанное – Сука…

– Добровольно склоняются? – прогудел орк и клацнул челюстями, срывая пару ягодок с куста – Низшие? Высший? Я нихрена не понял. Но пахнет ублюдочным чем-то… и писал явно тронутый. Да и похрен. А вот городок веселый… и горожане любят потрахаться на травке.

Бросив последний взгляд на плиты, я повернулся и взглянул вниз.

Городок Светлый Плес.

Кучка добротных каменных домов. Но первое что видит взгляд – сплошную изумрудную зелень. И это ожидаемый эффект, если сделать улочки настолько узкими, а крыши домов покрыть весело зеленеющим дерном и невысокими деревцами. Город выглядел сборищем решивших поболтать болотных кочек. В центре квадратная площадь с большим и тоже «озелененным» навесом на шести каменных столбах. В стороне от навеса прямоугольное возвышение из темного камня. Вокруг города тянется каменная стеночка. Именно стеночка – я ее едва заметил. А по пасущейся рядом какой-то рогатой скотине понял, что либо скотина гигантская, либо стеночка не выше метра. К городу примыкает подковообразная бухта, виден длинный каменный причал, рядом отшвартовано несколько кораблей. Один из них – с двумя мачтами – выделяется своими размерами и гордо задранным носом. Букашки жителей деловито снуют по улочкам. Что-то тащат, что-то катят, просто болтают. А вон там за стеночкой двое сношаются, прикрывшись каменной преградой от глаз горожан, но не от изумленных взоров, взобравшихся на холм сыроедов.

А вон там кое-что интересней – на дальней от призм-эшафота стороне площади я вижу глухую стену длинного дома. И у этой стены несколько вполне узнаваемых по очертаниям торговых автоматов.

– В городок заглянем, командир?

– Обязательно заглянем – ответил я – Обязательно.

– И мне идти?

– И тебе – ответил я на вопрос Хвана.

– Я призм.

– Разве? А в интерфейсе что написано?

– Этнос семнадцать.

– Ну и все.

– А на харе другое нарисовано.

– Кто спросит – скажешь, что в детстве увидел, как два богомола трахаются и тебя это потрясло до самых глубин детской души. Оттого и перекосило.

– Очень смешно…

– Ты мне напоминаешь Йорку – заметил я поворачиваясь к призму – Тоже похныкать любишь? Потом к Рэку с обнимашками полезешь?

– Эй-эй – скривился орк – Ну нахер…

– Не заглядывай так далеко, боец – велел я Хвану.

– Понял. А с этим что будем делать? – призм указал вниз – Понаблюдаем?

Бросив туда взгляд, разобрался в происходящем у подножия холма, широко усмехнулся и устремился по склону вниз. Приказывать не пришлось – оба бойца с готовностью рванули следом.

Сверху видно далеко. Сверху видно широко.

Не заметить блестящие спины трех пытающихся двигаться незаметно недоумков было просто невозможно. Двигались они в сухих зарослях, медленно сжимая кольцо вокруг ни о чем не подозревающей парочки дебилов – старик и Никша, которые, явно решив ничего не откладывать на завтра, жадно жрали бонусную оленину. Как называется этот синдром? Беззаботность нищих?

Взмахнув рукой, дал сигнал бегущим сзади и начал замедляться, что делом оказалось непростым – попробуй урежь шаг во время бега вниз по склону. Одно неверное движение…

Откинувшись назад, часто заперебирал ногами, стараясь наступать на поросшие травой места, чтобы не вызвать каменной осыпи. Не скажу, что получилось отменно, но спуститься удалось целым, невредимым и незамеченным. Хотя, есть у меня ощущение, что даже спускайся я с криком, увлеченным подкрадыванием придурки меня бы не заметили.

Остановившись, спрятался за первым толстым деревом теряющим кору и присел, смотря на жирный складчатый затылок одного из злыдней. Догнавшие меня бойцы присели неподалеку. А я по-прежнему в одних трусах… все пожитки остались наверху. Опустив руку, неспешно прошелся по хвое и листве, быстро найдя достаточно крупное и увесистое оружие. Грозное и смертоносное оружие. Стряхнув с найденного камня грязь – чтобы в руке не скользил, а не заботы ради о будущих чужих ранах, привстал и двинулся за отдалившимся незнакомцем, продолжая изучать его внешний вид.

Мужик средних лет. Немало утяжеляющей его движения лишней массы. Подзаплыл жирком. Дышит тяжело. Тело от горла до задницы прикрывает серебристая кольчуга. Ниже черные штаны, кожаные блестящие сапоги. Волосы прикрывает головной убор напоминающий кепку, но чем-то неуловимо отличающийся. В голове всплыло странное слово «картуз».

Картузоголовый продвинулся еще на метр, чуть замер, а едва раздался резкий окрик – им явно ожидаемый – с облегчением выпрямился во весь рост, с треском обламывая сухие ветви, шагнул вперед. И сразу заржал – громко и радостно. Послышался перепуганный взвизг девчонки, обреченное оханье старика, затем верх взял чужой голос, что отчетливо приказал:

– Заткнуться! И при мне не сметь орать, твари! Я Мнут! И не терплю визгливых тварей!

На полянке ненадолго воцарилось молчание. Насладившись тишиной, Мнут продолжил с нарочитой усталостью:

– Бродяжничаете?

– Мы никому вреда не…

– Заткнись! Я тебя это спросил?

– Нет…

– Сэбы есть?

– Откуда?

– Ни единого сэба? – с нескрываемой радостью спросил Мнут – Без гроша за душой?

– Отпустите нас, дяденька.

– Люддеру раздеть и разложить. Глянем что Мать нам послала. Следом старого хрена.

– Да ты крут, Мнут – с нескрываемым удивлением сказал я, успев подняться и покинуть убежище. Прислонившись плечом к стволу дерева, обвел взглядом диспозицию на холмистом пятачке и хмыкнул – Ну даете, отсосы. Три взрослых мужика охотятся на тощую девчонку и доходягу старпера. А затем крутой Мнут хочет полюбоваться на сиси. Сначала на полудетские. А затем на старческие. Ты не болен часом, Мнут? А?

– Ты кто такой, гниль? – Мнут среагировал не сразу, но тон взял резкий, отрывистый, одновременно шагнув навстречу и неспешно положив ладонь на рукоять торчащего за поясом самого настоящего меча – Штаны где забыл? Там, где тебе дупло смрадное чистили?

– У-у-у… – протянул я – Прямо в точку ты угодил. Мне тут дупло чистят – а вы орете.

– Сюда подведите – лидер троицы величаво махнул и подсобники с радостью шагнули ко мне.

С радостью и опаской.

Еще бы. Тут было на что посмотреть – поджарый мускулистый мужик с номером на груди, со шрамами там и сям. Вроде и придурок лесной, а вроде и опасность представляет.

В свою очередь я оценивал их.

Помощники Мнута – светловолосые, зеленоглазые, загорелая кожа не показывает природного оттенка, но вряд ли смуглая от рождения. Высокие, широкоплечие, хотя успели набрать жирка несмотря на достаточной молодой возраст. Чисто выбриты – это я отметил особо. Как и Мнут. Одеты настолько одинаково все трое, что речь может идти только об одном – о служебной униформе.

А приобретенное бесстрашие, спокойствие, готовность к драке – о том, что подобное им привычно. Даже появление в лесу почти голого чудика их не сильно удивило. Будто за службу успели насмотреться такого, что даже голый насмешливый чужак их не сильно впечатлил.

Я знаю только одну государственную или частную службу, относящуюся ко всем с подобной ленцой – служба правопорядка.

– Не сопротивляйся – даже как-то благодушно посоветовал мне Мнут – Ляг мордой в хвою. Вдохни свежести.

– Ага – кивнул я, делая шаг вперед и коротко ударяя локтем по горлу первого крепыша.

Второй получил удар под колено и с удивленным вскриком упал. Встать он не успел – ему на спину приземлился выпрыгнувший прямо сквозь колючие кусты Хван. Прижал замотанной рукой затылок и упавший сразу затих – почувствовал, что к любимому затылку прижимаются далеко не мягкие пальцы и даже не кулак. Что-то острое…

Первый из помощников Мнута хрипел и бил сапогами по земле. Я же неспешно подступал к главному. Удивишь меня?

Удивил.

Заученным движением вытащил меч, причем проделал это неспеша – чтобы я вдоволь насладился зрелищем блестящего клинка и наслушался змеиного грозного шипения выползающей из ножен смертоносной стали.

– Зря так ведете себя… этнос семнадцать? – вот на этот раз в голосе Мнута плеснулось искреннее и сильное удивление – Островитяне, мать вашу? Как?

– За маму ответишь, сука! – проревел вынырнувший сбоку Рэк, наотмашь нанося удар валежиной.

Ударил не по голове, а по правому локтю.

Меч выпал из разжавшихся пальцев. Следом на колено упал зашипевший сквозь зубы Мнут, другой рукой выхвативший нож.

– Уймись! – жестко велел я – Иначе второго копыта лишишься!

– Что делаете?! Я верг! И все мы!

– Изверг?

– Верг! Верг Светлого Плеса! Мнут, глава группы вергов, посланной Матерью в патруль окрестностей городских! Кто ты чтобы противиться ее слову?

– А причем здесь наша островная мама? – спросил я.

– А?

– Тебя спросили – маму нашу островную че обидел, с-сука?! – над Мнутом навис хрипящий Рэк – Тебе наша мама что сделала, гнида?! А?! А?! Я тебе хрен оторву и скормлю, отсос гребаный! За маму нашу островную сыроедную любимую…

– Да, к слову, я! К слову! Все так говорят!

– А ты договорился!

– Да какие вы сыроеды?! Какой этнос?! Вы кто нахрен?! А тот че молчит? – глаза Мнута напряженно скользнули по молчаливой фигуре Хвана, по темноте под его капюшоном – Че тот дритсек гребаный молчит?! А?!

– Откуда ты знаешь, что мы сыроеды? – спросил я, провожая взглядом стремительно покидающих нас старика и Никшу.

Бродяги мудро решили не становиться свидетелями кровавого преступления и спешили скрыться.

– Удачи на Чистой Тропе! – крикнул я им насмешливо.

Едва не споткнувшись, старик, обернувшись, неожиданно поклонился, прижимая руки к груди:

– Спасибо тебе за еду, жестокий ты потрох. И за защиту. Встретимся на Чистой Тропе! Не убивай этих извергов! Такая их сучья работа.

– Они на твои сиськи глянуть хотели! И на хрен седой!

– Да чего им в себе зависть будить на мой хрен глядючи? – сказал дедушка и заторопился дальше, уже через плечо бросив – На чесотку и гниль проверить хотели изверги. Но здоровы мы!

– Рутинная проверка – подтвердил Мнут, зашипев от боли и рухнув на задницу – Дерьмо! Руку в локте сломали!

– Мать не починит?

– Мать всегда излечит порядочного доброса. А вот ты своему дритсеку бы характер подрезал чуток! Машет дубиной…

– Ты схватился за меч – напомнил я.

– А ты уложил двоих моих вергов! Я на тебя любоваться должен?! Может ты верут бродячий! Как понять? Я у тебя в волосах и паху не копался.

– Еще бы ты сука у меня в волосах и паху копался – буркнул я, поворачиваясь к Хвану:

– Слезь с парня, Хван. И тащи мои пожитки.

– И в задницу тебе не заглядывал – продолжал тем временем старший верг.

– Да ты прямо напрашиваешься – осклабился Рэк.

– Служба у меня такая! И неси я ее плохо – давно бы все от гнили сдохли! Заткнись, дритсек! Я тебе руку припомню!

– Убью? – в голосе орка звучала просьба.

Тяжело вздохнув, я покачал головой:

– Тут похоже все же не извращенцы. Служба у них такая дерьмовая. Да, Мнут?

– Сам не видишь?

– Но ты ведь сам напросился – заметил я – Когда велел разложить девчонку и раздеть. Как ты ее назвал? Люддера? Кто такая?

– Шлюха.

– Ну вот. Назвал шлюхой, велел распять на земле и раздеть.

– Они же тебе сами сказали – досмотр! Ты… островитянин… живете в своем сучьем карантине и бед не знаете! Тебя когда-нибудь за глотку верут хватал?! Жизнь из тебя выдавливал?!

– А тебе когда-нибудь серый плукс к ноге присасывался? Кровь вместе с мясом выгрызал и высасывал заживо?! – парировал я – Брюхо тебе твари рвали так, что кишки наружу?

– Э… – выдавил усевшийся второй помощник – Хрена у них там жизнь островная. Плуксы кто такие?! О, дритт… Андар еле дышит…

– Помассируй ему глотку – велел Мнут и, морщась, завалился на бок – Что ж так больно то… не отрубиться бы…

– Да ладно тебе – отмахнулся я – В городе подлечат. Ноги целы – дойдешь. Ты не ответил, верг Мнут. Как ты узнал, что мы милые и добрые островитяне сыроеды славного семнадцатого этноса.

– Я старший верг. Послал запрос – не став брыкаться, ответил Мнут – Без этого как узнать кто перед тобой?

– Ты послал запрос системе? – уточнил я – Через интерфейс, верно?

– Ну.

– И получил ответ – этнос семнадцать.

– Верно. Но какой ты нахрен этнос семнадцать?! Они по-другому изображены… и в трусах по лесам не разгуливают.

– Все меняется – осклабился я и, задумчиво постучав пальцами по голому колену, продолжил – Запрос по старику и девчонке посылал?

– Ну.

– И кто они?

– Тебя не касается – ответ был дан жестко. И по голосу ясно – просто так не скажет. Под пытками скажет. А вот так – нет.

– Служебная тайна?

– Именно.

– Звучит красиво. Но ведь вранье – усмехнулся я – От друзей и важных шишек информацию не таишь, верно?

– Ну… ты точно не друг. Хрен лесной. Дритт из кустов выползший.

– Что такое дритт?

– Дерьмо.

– Красиво. А дритсек?

– Ублюдок.

– А вы кто?

– Добросы.

– Добрососы?

– Добросы!

– Просто добросы?

– Добросы семнадцать.

– Соседи стало быть – кивнул я, коротко глянув в сторону скрытого зарослями моря – А ты в курсе, соседушка, что не так уж и давно ваши славные сраные добросы наведывались на наш родной остров и натворили там немало сучьих дел?

– Все знают ту позорную историю. Дритт! Тупые пьяные ублюдки опозорившие Светлый Плес! Хорошо, что все они там и полегли! Их убил громадный волк… так ведь? И волк не простой. Легенды описывают его гигантским зверем с пылающей пастью… есть и фреска акварельная.

– Че есть?

– Фреска акварельная. На стене одного из домов.

– Пора нам в городе – вздохнул я – У вас там есть где пожрать?

– Найдется.

– Поможем вам в город добраться, дритсеки вы ушибленные… а там что? Начнете орать – хватайте, хватайте!

– Не выйдет – скрипнул зубами Мнут – Твоя слава выше моей. Ты награжден Матерью.

– Есть такое – удивленно хмыкнул я – Запрос подсказал?

– Он.

– И как это выглядит?

– Уголок смотрящий вверх.

– Вот так? – я показал ладонями угол направленный вверх.

– Да. Зеленый светящийся хренов уголок. И буквы «Б» и «Н» рядом. Ты отмечен Матерью. Вздумай я тебя обвинить – твое слово против моего.

– А чего ты так честно отвечаешь на мои вопросы? – спросил я, вставая и принимая от вернувшегося Хвана штаны.

– Слава просто так не дается. Ты боевой и награжденный сыроед. Такое завоевывается кровью. И твое тело это подтверждает. Ты кригер. Воин. И тот крикливый одноглазый – тоже, хотя не снискал столько почестей как ты. А вот он… – глаза Мнута опять обратились к фигуре Хвана – Он…

– Что он?

– Он обычный… этнос семнадцать. И все. Больше никаких данных. Будто родился вчера и никогда не работал, не сражался… Почему он скрывает лицо?

– Да его верги досматривали усердно – вздохнул я – В паху и волосах копались. Нанесли душевную травму…

– Смешно…

– Ты понимаешь, что все это большое недоразумение и его стоит забыть? – спросил я Мнута, заодно глянув на его помощников – Мы дети природы. Островитяне. Подумали – вы злобные насильники.

– Поэтому зла и не держу. Не разбойники. А вот тебе бы стоило задуматься – где тот старик нашел арбалет и почему таскает с собой. Представь однажды он решит кого-нибудь ограбить?

Рэк заржал. Хван отвернулся. Я развел руками:

– Жизнь покажет. Вставай, старший верг. Мы идем в славный городок Светлый Плес. Не против поболтать по дороге? Я даже подставлю тебе свое крепкое островное плечо.

– Обойдусь – отрезал Мнут, вставая сам.

– Поболтаем по дороге?

– Ты мне – я тебе – после короткого раздумья решил верг – Любопытна мне ваша жизнь островная.

– Да с радостью – кивнул я – Нам сыроедам таить нечего. Мы аборигены простые и незатейливые.

– Так я тебе, дритт, и поверил! – буркнул старший верг, прижимая поврежденную руку к кольчуге – А ты бойся, недоумок.

– Тебя?

– Себя и совесть свою! Благодаря тебе и твоим дружкам – бродяги ушли. А может на себе гниль или почесуху унесли. Вспыхнет, где пламя заразы – себя вини! Что почувствуешь, когда узнаешь, что из-за тебя погибло за сотню невинных душ? А то и поболе!

– Что почувствую? – переспросил я – Хм… да ничего не почувствую. Говорю – мы сыроеды народ простой и незатейливый. А если вкратце – нам насрать. Так что ты знаешь о Чистой Тропе старший верг Мнут?

– Сказка тупая! Для дритсеков тупых! А ты поверил, сыроед? И что за цифры у тебя на груди? И что за плуксы?

– Незачет – усмехнулся я и покачал головой – Такими ответами не отделаешься, верг. Отвечай полно. И я отвечу тем же.

– Ладно, абориген. Хочешь сказку о Чистой Тропе? Будет. Может хоть от боли отвлекусь… Слушай…

До города мы шагали недолго. Минут тридцать с небольшим. Дошли бы и быстрее, но нас замедляли ушибленные в разной степени верги. Один хромой, другому подбили крыло, третий все время кашлял и щупал ушибленное горло. Ни одного из них я не жалел. И медленную их ходьбу молчаливо поощрял – тем больше вопросов задам и больше ответов получу.

Нашу житуху я от старшего верга тоже не скрывал, давая ответы максимально подробные и полностью правдивые. Само собой все мои ответы касались малой родины – любимого и незабвенного острова сыроедов, где я и мои спутники недавно были рождены Матерью, где пасли олешков, гарпунили рыбу и пытались наладить отношения со сварливым и злым вождем Гырголом. Вот только отношения наладить не удалось. И нас отправили вплавь на утлом плоту. Не то чтобы силой в плавание пихнули, но все шло к большому конфликту, а кому он нужен? Вот мы и отправились на поиски лучшей судьбины.

Если изначально я планировал частично скрыть нашу островную «родословную», не собираясь называть точного острова, то теперь, узнав про функцию «запроса» службы вергов, понял, что попытка была обречена на провал.

Так что отвечал я честно. Но не дальше этого. Сыроеды мы. Че тебе еще надо? Могу рассказать про немудренное житье-бытье. Могу показать, как мы кочуем, как кишки оленям выворачиваем, как мозги их же из костей выколачиваем и с наслаждением поедаем.

Где и за что был награжден? Да на острове родном – воевали с блинами проклятыми. С плуксами вдруг явившимся на родную землю нашу тоже воевали. Мать и одарила за заслуги наши.

Что значит «не слыхал о наградах сыроедских»?

А что ты вообще о нас знаешь?

Бывал у нас на острове?

Чай с нами пивал?

Нет?

Вот и не надо поклепов на смелых сыроедов отмеченных наградами за отвагу в битве проявленную. Не веришь – сплавай на остров, поговори с Гырголом. Если не боишься седого волка Иччи, что приходит иногда из Смертного Леса чинить поголовную справедливость…

В свою очередь я задавал вопрос за вопросом. И если не был доволен ответом, вопрос повторял, не позволяя старшему вергу что-то спрашивать. Баш на баш, верг. Ты мне информацию, а я тебе сказку приправленную правдой.

Баюкая руку, верг отвечал и если сначала каждое слово словно колючий ком едва вылезало из его горла, то вскоре он разошелся и стал куда разговорчивей. Особенно когда понял, что меня больше интересует информация глобального масштаба, а не мелкие склизкий тайны его любимого городка Светлый Плес. Вскоре к старшему присоединились младшие верги, вставляя уточнения и дополнения. Даже стражник с ушибленным горлом что-то каркал хрипло.

Информация поперла…

И чем больше я узнавал – тем сильнее мрачнел, быстро поняв, что, покинув стальной подземный мир, мы очутились в мире лишь слегка более приветливом внешне, но со столь же уродливой сердцевиной.

А чего ты ожидал, зомби? Решил, что попал в пряничную сказку? Нет. Тут дерьма оказалось куда больше. Впору возвращаться домой тем же путем, что и пришли…