Текст книги "Фазы гравитации"

Позже он встал, пробрался на цыпочках к себе и крепко заснул.

* * *

«День Ричарда М. Бедекера» в Глен-Оук выдался теплым и ясным. Проезжая часть перед домом Экройдов потихоньку оживала. Небо было пронзительно голубым, а неподалеку от новых застроек кукурузные стебли на полях светились золотом.

Бедекер позавтракал дважды. Вначале с Экройдами на их огромной кухне, потом – с мэром и представителями администрации за длинным столом в кафе «Парксайд». Марджори Ситон казалась уменьшенной провинциальной копией Джейн Бирн, бывшего мэра Чикаго. Правда, Бедекер никак не мог уловить природу этого сходства, ибо широкая загорелая физиономия Мардж Ситон никак не походила на узкую бледную мордашку Бирн. Мардж смеялась громко и заливисто, а Бирн – сухо, деликатно, почти не разжимая губ. Пожалуй, их роднило выражение глаз – с таким же, наверное, скво апачей жаждали казни бледнолицых пленников, чтобы лишний раз позабавиться.

– Весь город ликует, Дик, – улыбалась мэр Ситон. – Да что там город, весь округ! Даже из Гейлсберга обещали приехать.

– Я польщен, – кивнул Бедекер, бесцельно гоняя по тарелке картофельные оладьи. Сидящий рядом Экройд собирал мякишем потекший желток.

Минни, худенькая официантка с невыразительным лицом, ежеминутно подходила к столу, чтобы подлить гостям кофе – этим, похоже, исчерпывалось ее представление о роли распорядительницы.

– У вас есть повестка… расписание? – поинтересовался Бедекер. – В смысле, что и когда?

– Да, конечно, – отозвался субтильный мужчина в зеленом полиэстеровом костюме. Кажется, его звали Кайл Гиббонс… или Гибсон. – Вот, пожалуйста. – Он вытащил сложенный листок бумаги и развернул его перед гостем.

– Спасибо, – поблагодарил Бедекер и углубился в чтение.

 9.00 – СОБРАНИЕ АДМИН. (Астронавт?)

10.00 – ГАНДБ. (КОМАНДА АМЕР. ЛЕГ.)

11.30 – ОРГАН. ПАРАДА (Д. 5)

12.00 – НАЧАЛО ПАРАДА

13.00 – БАРБЕКЮ В СТРЕЛК. КЛУБЕ ОКР. ДЖУБ. И СОРЕВНОВАНИЯ ПО СТРЕЛЬБЕ В ТИРЕ (Ш. Михан)

13.30 – СОФТБОЛ

14.30 – «ВОДН. БИТВА» ПОЖАРН. КОМАНДЫ

17.00 – БАРБЕКЮ МОЛОД. КЛУБА «ОПТИМИСТЫ»

18.00 – КОНЦЕРТ

19.00 – РОЗЫГРЫШ ЛОТЕРЕИ (М. Ситон, спортзал)

19.30 – ЗВЕЗДЫ БУДУЩЕГО (спортзал)

20.00 – РЕЧЬ АСТРОНАВТА (спортзал)

22.00 – ФЕЙЕРВЕРК В СТРЕЛК. КЛУБЕ ОКР. ДЖУБ.

– Речь? – удивленно вскинулся Бедекер.

Мэр Ситон отхлебнула кофе и с улыбкой пояснила:

– Что угодно, на ваше усмотрение, Дик. Никакого регламента. Расскажете про космос, пребывание на Луне… Все, что хотите. Главное, уложитесь минут в двадцать, хорошо?

Бедекер кивнул, слушая, как за окном шелестит листва, колыхаемая легким ветерком. Компания ребятишек влетела в кафе и теперь шумно требовала газировки. Не обращая на них внимания, Минни снова наполнила чашки кофе.

Разговор за столом перекинулся на административные вопросы, и Бедекер поспешил откланяться. Полуденный зной поднимался от тротуара, грозя в скором времени расплавить дорожный асфальт. Бедекер, щурясь, достал из нагрудного кармана солнечные очки. На нем была белая льняная рубашка «сафари», коричневые слаксы и армейские ботинки, в которых он совсем недавно бродил по Калькутте. В голове не укладывалось, как все это – кристально-голубое небо, беленькие аккуратные витрины и пустое шоссе – может сосуществовать с непролазной грязью, трущобами и безумной толчеей в Индии.

Городской парк стал куда меньше, чем в детстве. На месте изысканной викторианской эстрадной беседки торчала плоская бетонная плита на шлакоблоках. Или беседка была лишь плодом его воображения?

Оба лета, что Бедекер провел здесь, какой-то толстосум из местных – уже не вспомнить, кто – каждую субботу устраивал в парке бесплатные киносеансы, для чего к наружной стене кафе «Парксайд» прибивали три белых полотнища. Вечерами под открытым небом показывали кинохронику «Мувитон», мультфильмы, где Багз Банни и Дональд Дак рекламировали облигации военного займа, ну и, конечно, старую добрую классику – «Ночной полет», «Болваны в море», «Бродвей лимитед» и «Однажды в медовый месяц». Перед глазами точно наяву вставала дрожащая картинка на самодельном экране, восседающие на скамьях целыми семействами фермеры-арендаторы, одеяла, свежескошенная лужайка. Малышня с гиканьем носилась по кустам вдоль эстрады и карабкалась на деревья. Однажды темноту бесшумно прорезали вспышки молнии, рассекая мрак над деревьями и близлежащими зданиями. Тяжелые ветви вязов колыхались на ветру, предвещая скорую грозу. В воздухе на много миль вокруг разливалась сладкая прохлада, смешиваясь с запахом цветущих полей. И потом – оглушительный удар, сопровождаемый яркой вспышкой. Зрители бросились врассыпную, но прежде, на жуткую долю секунды, все вдруг застыло: люди, машины, скамьи, трава… В ослепительной вспышке мир на мгновение превратился в застывший кадр из недосмотренного фильма.

Бедекер откашлялся, сплюнул и двинулся к валуну на каменном постаменте. Три медные дощечки пестрели именами жителей Глен-Оук, принимавших участие в военных действиях, начиная с мексиканской войны и вплоть до Вьетнама. Рядом с именами погибших стояли звездочки. Восемь пали в Гражданской войне, трое – во Второй мировой, и никого – во Вьетнаме. Под Кореей значилось четырнадцать фамилий, но своей среди них Бедекер не обнаружил, как, впрочем, и ни одной знакомой, хотя с некоторыми будущими солдатами он наверняка учился в школе. Вьетнамская табличка сильно выцвела и была заполнена лишь на треть, оставляя место для последующих войн.

К универсальному магазину Хеллмана напротив подкатил пикап, откуда в полном составе выгрузилось арендаторское семейство. Когда-то на месте нынешнего магазина помещалась галантерея Дженсена – длинное мрачное здание с пыльными дощатыми полами и медленно вращающимися вентиляторами под низким потолком. Семейство столпилось перед витриной, смеясь и тыча в стекло пальцами. Улица потихоньку оживала. За спиной грянул невидимый оркестр. Потом музыка резко оборвалась и заиграла снова, прерываясь время от времени звоном литавр.

Бедекер присел на скамью, чувствуя, как окружающее невыносимым грузом давит на него. Зажмурившись, он тщетно пытался воскресить в памяти спасительное ощущение легкости, когда скачешь по зияющей кратерами равнине, глядя на ореол света вокруг скафандра и рюкзака Дейва; когда враждебная гравитация почти не тяготит, а каждое движение дается без труда, словно шагаешь на цыпочках по дну залитой солнцем лагуны.

Легкость не наступала. Бедекер открыл глаза и, прищурившись, встретил врага лицом к лицу.

* * *

Парад Первых поселенцев начался с опозданием на четверть часа. Впереди маршировал сводный оркестр средней школы, за ним в несколько рядов ехали разномастные всадники, следом катились пять самодельных платформ с «Будущими фермерами Америки», участниками молодежной организации «4-Н», бойскаутами из Крив-Кура, делегатами окружного исторического общества и стрелкового клуба округа Джубили. За платформами шествовали девять юнцов из оркестра начальной школы и члены «Американского легиона». Торжественную колонну замыкал древний «Мустанг»-кабриолет белого цвета. На багажнике автомобиля восседал Бедекер в компании с мэром Ситон и Гиббонсом… или Гибсоном. Идея насчет багажника целиком и полностью принадлежала Биллу Экройду, устроившемуся сейчас впереди, рядом с юнцом-водителем. Полотнища по бокам «Мустанга» гласили: РИЧАРД М. БЕДЕКЕР, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ГЛЕН-ОУК НА ЛУНЕ. Ниже яркими фломастерами старательно намалевали полетную нашивку астронавтов: над символическими парусами командного модуля светило солнце, похожее на яичный желток, который Экройд с таким рвением вымакивал сегодня утром.

С Пятой улицы, миновав парк, парад переместился в центр. Зелено-белый «Плимут» шерифа Михана расчищал дорогу. Горожане выстроились вдоль высоких тротуаров, как будто специально спроектированных для просмотра парадов. Повсюду мелькали миниатюрные американские флаги. Наверху, между двух фонарных столбов висел баннер «СУББОТА, 8 АВГУСТА. ГЛЕН-ОУК ПРАЗДНУЕТ ДЕНЬ РИЧАРДА М. БЕДЕКЕРА – ПАРАД ПЕРВЫХ ПОСЕЛЕНЦЕВ – СОРЕВНОВАНИЯ В СТРЕЛКОВОМ КЛУБЕ».

На перекрестке Второй улицы отряд старшеклассников повернул налево, и через квартал – еще раз, к школьному двору. С деревянного подобия виселицы праздничную колонну бурно приветствовала малышня. Какой-то мальчуган сложил пальцы наподобие пистолета и открыл огонь. Бедекер тут же наставил на «снайпера» палец и выстрелил. Мальчишка схватился за сердце, закатил глаза и, кувыркнувшись с двухметровой платформы, приземлился спиной в песочницу.

Свернув на Пятой улице, всего в квартале от места старта, колонна двинулась на восток. По правую сторону Бедекер различил приземистое белое здание, бывшее когда-то библиотекой. Ему сразу вспомнился чердачный аромат небольшой комнатки жарким летним днем и хмурый взгляд библиотекарши в ответ на его десятую или пятнадцатую по счету просьбу выдать «Джона Картера на Марсе».

Пятая улица была так широка, что в придачу к колонне на ней свободно умещались два потока машин. Под палящим зноем Бедекер особенно тосковал по вязам. Их мелколистные собратья, росшие вдоль дренажных траншей, казались пигмеями на фоне слишком широкой дороги, бескрайних лужаек и высоких домов. С веранд и шезлонгов парад приветствовали местные жители. Дети и собаки бежали вровень с наездниками и поминутно путались под ногами у знаменщика, шагающего во главе оркестра. За «Мустангом» на добрых пятьдесят футов выстроилась несанкционированная колонна из велосипедистов, малышей, волочащих за собой игрушечные тележки, и даже парочки разукрашенных газонокосилок.

На Каттон-стрит шериф свернул направо, снова увлекая процессию на школьный двор. Во дворе бывшего дома Бедекера какой-то толстяк с нависающим над шортами голым пузом подстригал лужайку. При виде колонны толстяк двумя пальцами отсалютовал «Мустангу». Трое стариков сидели на крытой веранде, где Бедекер когда-то играл в пиратов и отражал одну за другой атаки японских захватчиков.

Еще через два квартала процессия миновала здание средней школы и уперлась в стену кукурузы. Оркестр сделал вираж влево, к проселочной дороге, и колонна, обогнув школу, очутилась в открытом поле, переоборудованном под ярмарочную площадь. Сразу за парковкой возвышались полдюжины шатров, многочисленные палатки и застывшие под полуденным солнцем карусели. Высокая жухлая трава хранила следы и мусор вчерашнего рыбного пикника. Чуть севернее виднелись бейсбольные площадки, уже оккупированные игроками в яркой форме и болельщиками. Еще севернее, там, где задний двор бывшего дома Бедекера граничил с кукурузными полями, на зеленом фоне выделялись красные прямоугольники пожарных машин.

Оркестр умолк, и колонна рассредоточилась. Музыканты и всадники рассеялись по пустовавшей в этот час праздничной площади. Бедекер медлил выходить из машины.

– Ну как? – повернулась к нему мэр Ситон. – Правда, весело?

Бедекер кивнул и поднял глаза. Багажник и обивка салона раскалились от зноя. Солнце стояло почти в зените. В безоблачном небе у самого горизонта проступал бледный диск ущербной луны.

* * *

– Дикки!

Бедекер едва не поперхнулся пивом. Перед ним стояла незнакомая тучная блондинка средних лет с очень короткой стрижкой. На женщине были пестрая блузка и лосины, исчерпавшие все резервы возможного растяжения. Тусклый свет в шатре «Американского легиона» придавал всему желто-коричневый оттенок, пахло нагретым брезентом. Бедекер поднялся из-за стола, который делил с компанией мужчин.

– Дикки! – повторила блондинка, обхватив ладонями его свободную руку. – Ну, как ты поживаешь?

– Спасибо, хорошо. А ты?

– Ой, да все замечательно! Слушай, выглядишь супер! А что с волосами? Где твоя шевелюра, рыжик?

Бедекер улыбнулся и машинально провел рукой по затылку. Его собеседники тем временем снова занялись пивом.

Блондинка вдруг захихикала.

– Мама дорогая, да ты меня не помнишь!

– У меня плохо с именами, – признался Бедекер.

– Ай-ай-ай, как не стыдно забыть Сэнди! – Она игриво шлепнула его по запястью. – Сэнди Сиррел. Четвертый, пятый класс, помнишь? Мы еще с Донной Лу Хьюфорд дружили с тобой, Микки Фаррелом, Кевином Гордоном и Джимми Хайнсом.

– Ну конечно! – По-прежнему пребывая в неведении, Бедекер крепко пожал Сэнди руку. – Рад тебя видеть.

– Дикки, познакомься с моим мужем. Артур, это мой старинный приятель, который летал на Луну.

Бедекер обменялся рукопожатием с тощим как щепка мужчиной в софтбольной униформе похоронного бюро Тейлора. Сквозь толстый слой пыли на лице, шее и запястьях мужчины проступали красные морщины.

– Не ожидал, что я выйду замуж? – допытывалась Сиррел. – Тем более не за тебя! – она расхохоталась, продемонстрировав отколотый передний зуб.

Бедекер ухмыльнулся в ответ.

– Пошли, – потянул ее супруг. – Игра начинается.

Толстуха вцепилась в Бедекера двумя руками.

– Дикки, нам пора. Безумно, просто безумно была рада повидаться. Забегай вечерком, полюбуешься на Ширли и близнецов. И запомни, я всю дорогу молилась за тебя. Все мы молились. Если бы не наши молитвы Господу, фиг бы вы вернулись с Луны.

– Буду знать, – кивнул Бедекер.

Сиррел порывисто поцеловала его в щеку и удалилась на пару с супругом. Бедекера еще долго преследовал зуд в щеке и запах кухонных полотенец. Он сел за стол и заказал очередную порцию пива.

– Артур у нас подрабатывает, на кладбище, – сообщил Фил Диксон, член администрации.

– У Вонючки Сиррел он третий по счету муж, – добавил Экройд, – и, похоже, не последний.

И тут Бедекера осенило.

– Вонючка Сиррел! С ума сойти!

Не считая того, что Сиррел вечно ходила за их компанией по пятам, он помнил, как однажды в пятом классе она прижала его на детской площадке, когда мимо проезжал кто-то на пони.

– Вот скажи, как у парней так получается? – Она ткнула пальцем в жеребца.

– Что получается?

Она наклонилась к самому его уху:

– Ходить с хером между ног.

Он тогда отшатнулся, покраснел и тут же разозлился на себя за слабину.

– Вонючка Сиррел, – пробормотал Бедекер. – Боже мой! – Он допил свой бокал и сделал знак волонтеру в фирменной кепке «Легиона», чтобы повторил.

* * *

Цветов не было, но за могилами явно ухаживали. Бедекер снял солнечные очки. Два серых гранитных надгробия различались только надписью:

ЧАРЛЬЗ С. БЕДЕКЕР 1893–1956

КЭТЛИН Э. БЕДЕКЕР 1900–1957

На кладбище, окруженном с трех сторон лесом, а с севера – кукурузными полями, стояла тишина. На востоке и западе овраги обрывались к невидимым ручьям. Как-то во время отпуска дождливой весной сорок третьего или сорок четвертого отец повел Бедекера к южным холмам на охоту. Мальчик покорно тащил заряженную двустволку и мелкашку 22-го калибра, но стрелять белку отказался, пребывая тогда на скоротечной стадии пацифизма. Отец, конечно, разозлился, но виду не подал, просто всучил сыну пропитанный кровью холщовый мешок с мертвыми тушками.

Опустившись на колено, Бедекер выдергивал молодую поросль, обрамлявшую могилу матери. Прикрыв глаза очками, размышлял о теле, погребенном в жирный чернозем Иллинойса, о материнских руках, обнимавших его, плачущего, в синяках после очередной драки в садике; эти руки убаюкивали, когда он просыпался по ночам от кошмара и, всхлипывая, лежал в темноте. Сперва раздавалось легкое шуршание маминых тапочек по полу, за ним следовало мягкое, спасительное прикосновение, дарующее чистоту и покой.

Выпрямившись, он резко повернулся и зашагал прочь. Фил Диксон из администрации как раз собирался домой поужинать и с радостью вызвался подбросить уважаемого гостя до кладбища. Решив не злоупотреблять любезностью, Бедекер сказал, что в город намерен возвратиться пешком.

Закрыв калитку на засов, он напоследок оглядел кладбище. В траве стрекотали кузнечики. Где-то за деревьями жалобно мычала корова. Даже с дороги Бедекер различал три места, пустовавших подле могилы родителей, – для него и сестер.

Рядом затормозил пикап. С водительского сиденья высунулся мужчина с красным обветренным лицом и песочной шевелюрой.

– Ричард Бедекер, да?

Рядом с водителем сидел молодой парнишка. Сзади на стеллаже стояли две винтовки.

– Верно, – подтвердил Бедекер.

– Я так и подумал. Читал в принсвилльском «Кроникл», что ты собираешься в наши края. Мы вот с Галеном решили смотаться в Глен-Оук, на барбекю к «оптимистам». По пути еще тормознем у «Одинокого дерева», бахнем холодненького. Ты, смотрю, без машины. Подбросить?

– Да, – Бедекер снял очки, аккуратно сложил и спрятал в нагрудный карман. – Спасибо огромное.

* * *

Водитель успел поведать, что раньше «Одинокое дерево» располагалось в четверти мили на юго-запад, аккурат на пересечении шоссе и проселочной дороги. Одинокое дерево, высокий дуб, по-прежнему там. Когда в тридцатые в Пеории ударила засуха, хозяева заведения взяли руки в ноги и перебрались в округ Джубили. Вот уже сорок пять лет «Одинокое дерево» стоит у кромки леса, на вершине второго холма к западу от кладбища Голгофы. Холмы крутые, дорога узкая. Бедекер припомнил, как еще мать рассказывала, будто не один завсегдатай «Дерева» отправился прямиком на кладбище, столкнувшись лоб в лоб с другой машиной на очередном бугре. Во время войны число жертв сократилось в связи с экономией бензина и отправкой призывников на фронт. Приезжая в увольнение, отец захаживал в «Дерево». Бедекер помнил, как пил лимонад «Орандж-Несбит» под теми же темными сводами, где сейчас заказывал ирландский виски и пиво. Он покосился на потрескавшийся кафельный пол, словно ожидал увидеть там окровавленный мешок с тушками.

– Не вспомнил меня? – спросил вдруг водитель, представившийся Карлом Фостером.

Бедекер отхлебнул виски, вглядываясь в красное, обветренное лицо и прозрачные голубые глаза.

– Нет, – признался он наконец.

– Неудивительно, – ухмыльнулся фермер. – Мы вместе учились в четвертом классе, только меня оставили на второй год, а вас с Джимми перевели в пятый.

– Карл Фостер… – повторил Бедекер и, подавшись вперед, схватил мужчину за руку. – Карл Фостер! Точно! Ты же сидел перед Кевином, за этой… как ее… девчонкой с челкой и… – Он замялся.

– Здоровыми сиськами, – подсказал Фостер. – По крайней мере, для четвертого класса. За ней самой. Донна Лу Бейлор. Она потом вышла замуж за Тома Хьюфорда. Кстати, познакомься, это мой зять Гален.

– Очень приятно, – Бедекер обменялся с парнем рукопожатием. – Слушай, Карл, мы же вместе были в бойскаутах, да?

– Ага, – подхватил Карл. – А старик Михан был начальником отряда. Он все повторял, что из хорошего скаута получится хороший солдат. Еще вручил мне дебильный значок за опознавание самолетов. Я как дурак сидел до двух ночи на сеновале с карточками силуэтов и бдел. А покажись и впрямь в небе вражеский самолет, хрен его знает, что стал бы делать. В нашу глухомань и телефон-то провели только в сорок восьмом!

– Карл Фостер… – покачал головой Бедекер и знаком попросил бармена повторить.

Позже, когда по земле уже стелились длинные тени, приятели засобирались отлить и пострелять крыс.

– Гален, тащи мелкашку, – велел Фостер.

Стоя на краю оврага, мужчины облегчались на кучи мусора, скопившиеся за пятьдесят лет. Внизу валялись ржавые сетки от кроватей, старые стиральные машины, бесчисленные консервные банки. На самом дне виднелся изъеденный ржавчиной кузов «Хадсона» тридцать восьмого года… Экземпляры посвежее образовали кучу высотой в добрую сотню футов, смешиваясь с уже утратившим облик хламом. Фостер застегнул брюки и забрал у зятя ружье.

– Ну и где твои крысы? – Бедекер отшвырнул пустой стаканчик и открыл банку пива.

– Сейчас шуганем паразитов, – Фостер прицелился и выстрелил в уже изрешеченное пулями корыто шестью десятками футов ниже. Тут же в разные стороны метнулись серые тени. Фостер перезарядил и выстрелил снова. Раздался пронзительный визг. Фостер передал ружье Бедекеру.

– Спасибо, – буркнул Бедекер, целясь в смутный силуэт возле допотопной радиолы «Филко». Грянул выстрел, но тень не шелохнулась.

Фостер заговорил, не вынимая изо рта тлеющей сигареты.

– Писали, ты вроде служил на флоте? – Метко пущенная пуля пробила коробку из-под хлопьев. Серые тени с визгом заметались по помойке.

– Давным-давно, – ответил Бедекер, забирая ружье. – Полетал немного в Корее. – Выстрел был почти без отдачи.

– А я не служил. – От каждого слова у Фостера подпрыгивала на губе сигарета. – Грыжа. А в людей стрелял?

Бедекер замер, не донеся пиво до рта. Потом отставил банку и вскинул ружье.

– Ладно, можешь не отвечать, – отмахнулся Фостер. – Не мое собачье дело.

Прищурившись, Бедекер спустил курок. Раздался гулкий хлопок, и старая стиральная доска с грохотом опрокинулась.

– Из кабины старых «Пантер» особо не насмотришься, – медленно начал Бедекер. – Прикажут – сбрасываешь груз, и обратно на базу. Правда, я еще сбил три самолета, но мало что видел. Из двух пилоты катапультировались, точно. На третий раз не видел вообще ничего – стекло в щитке треснуло, и вдобавок все было маслом забрызгано. Если верить снимкам, не выбрался никто. Но это одно, а стрелять в человека – совсем другое. – Он перезарядил ружье и вернул его Фостеру.

– Согласен, другое. – Фостер, почти не целясь, пальнул в темноту. Крыса подпрыгнула и в конвульсиях рухнула на землю.

Бедекер швырнул в овраг пустую банку, взял ружье на изготовку и монотонно продолжал:

– Правда, я чуть не подстрелил одного здесь, в Глен-Оук.

– Охренеть! Кого?

– Чака Комптона. Помнишь такого?

– Этого ублюдка разве забудешь! В пятнадцать лет он еще торчал в шестом классе, а на переменах курил в сортире «Пэлл-Мэлл». Редкостный урод.

– Ага. До шестого класса он меня не трогал, а потом повадился лупить каждый день смертным боем. Поджидал после уроков, ну и сам понимаешь. Я пробовал от него откупиться, отдавал четвертаки, делился обедом – шоколадками «Херши», если были, помогал на контрольных… И без толку. Брать он все брал, но лупил как обычно. Нравилось ему издеваться над людьми.

– А дальше?

– Дальше мать сказала, что я должен дать ему отпор. Мол, все хулиганы – трусы, и если им дают отпор, успокаиваются. Спасибо, Гален. – Бедекер взял протянутую банку пива и сделал большой глоток. – Короче, как-то в пятницу я вызвал его на бой… Он сломал мне нос в двух местах, выбил зуб и чуть не раскрошил ребра. На глазах у всего класса.

– Комптон в своем репертуаре, – хмыкнул Фостер.

– Неделю я все это переваривал, а в субботу говнюк объявился на площадке напротив моего дома. Тогда я поднялся наверх, достал из маминого шкафа свою двустволку-комбинашку…

– Откуда она у тебя вообще взялась?

– Отец подарил на восемь лет. Снизу дробовик четыреста десятого калибра, а сверху однозарядный двадцать второй.

– «Сэвидж», – кивнул Фостер. – У брата был такой. – Он выплюнул окурок. – Продолжай.

– Я ждал, пока Комптон подойдет поближе. Открыл ставни, а сам спрятался за занавеской. Потом зарядил оба ствола, но решил, что стрелять лучше из четыреста десятого. Прикинул, что все равно с десяти шагов не промахнусь.

– С такого расстояния хватит, чтобы снести полбашки, – заметил Фостер.

– Я заряжал «шестеркой» на дичь, – добавил Бедекер.

– Ни фига себе!

– Да, я хотел, чтобы у него кишки брызнули во все стороны, как у кролика, которого отец подстрелил «шестеркой» пару месяцев назад. Спокойно все рассчитал, навел ствол на пояс потому, что обычно прицел у меня сбивался вверх и левее. А по ходу все думал, есть ли хоть одна причина оставить эту тварь в живых. Когда понял, что нет, я надавил на курок – в точности как учил отец – слегка затаив дыхание, плавно, не дергаясь. И ведь нажал! Гребаный предохранитель… Пока снял его, пока заново прицелился, Комптон успел подвалить к соседской девчонке и болтал с ней. Тогда я прицелился ниже, в задницу. Ну, к тому времени он отошел еще на семь-восемь футов, но я не промахнулся бы.

Фостер закурил новую сигарету.

– И что потом?

– Потом мать позвала меня обедать, – вздохнул Бедекер. – Я разрядил оба ствола, спрятал ружье обратно в шкаф и следующие две недели старался не попадаться Комптону на глаза, да и ему, наверное, уже надоело меня лупить. А в мае мы переехали.

– Понятно. – Фостер глотнул пива. – Чак Комптон всегда был уродом.

– Кстати, что с ним сталось? – Бедекер аккуратно поставил банку на траву, вскинул ружье и прицелился.

– Женился на Шерон Кэхил из Принсвилля. И знаешь, как подменили человека. В религию ударился, правда ненадолго. Работал в дорожной службе, а в шестьдесят шестом свалился с сенокосилки, прямо под нож. После этого протянул с неделю, но пневмония его уходила.

– Ясно… – Бедекер спустил курок. Крыса забилась в агонии, дико вереща. Бедекер поднял ствол вверх, трижды передернул затвор, чтобы полностью разрядить, и вернул ружье хозяину. – Мне пора, в восемь выступаю.

– Есть, командир, – козырнул Фостер, передавая оружие зятю.

* * *

– Точно не хотите кофе? – суетился Билл Экройд.

– Точно. – Стоя перед зеркалом в прихожей Экройдов, Бедекер по второму кругу пытался завязать галстук.

– Тогда, может, перекусите?

– Я уже позавтракал, причем дважды.

– Давайте, Джеки подогреет мясо.

– Некогда, – отказался Бедекер. – Уже почти восемь.

Они вышли на улицу. В сумерках кукурузные поля и фургон Экройдов играли яркими красками, точно на полотнах Максфилда Пэриша. Экройд выкатил из гаража «Бонневиль», и автомобиль на всех парах помчался в город.

Ярмарочная площадь сияла и переливалась. Свет струился из больших шатров, между игровыми палатками горели гирлянды желтых лампочек. Бейсбольное поле тонуло в лучах дугового фонаря, цветной иллюминацией переливались карусели. Бедекеру вспомнилась ночь накануне Дня города, когда он ночевал с Джимми Хайнсом. Среди ночи мальчики проснулись, словно повинуясь тайному зову, тихо оделись и, перемахнув через проволочный забор, уходили все дальше в поле позади средней школы, пока не услышали приглушенную ругань и крики рабочих, устанавливавших аттракционы. Внезапно вспыхнули лампочки на колесе обозрения и карусели, гигантскими созвездиями вырисовываясь на фоне темного неба. Бедекер с приятелем замерли, ослепленные этим великолепием.

Еще вспомнилось, как, стоя на Луне и прикрывая рукой от солнца солнцезащитный экран шлема, он искал взглядом звезды, но не находил ни одной. В золотистом экране отражалось лишь белое сияние изрытой кратерами поверхности и свет, исходящий от тонкого полумесяца, за которым виделась Земля.

Экройд припарковался за патрульной машиной, и мужчины прошли в спортзал. Бедекер с порога уловил знакомый запах лака и дерева. В зале, где они с ребятами гоняли мяч, ровными рядами стояли раскладные стулья. На платформе, бывшей когда-то сценой, шестиклассник Ричард Бедекер играл в школьном спектакле. Ему досталась роль Сиротки Билли, который в последнем акте оказывается Сыном Божьим, явившимся испытать человеческое милосердие. Отец потом писал с базы, что худшего выбора актера не было за всю историю театра.

Они с Экройдом устроились на металлических стульях, пока мэр Ситон призывала собравшихся к тишине. В зале набралось три-четыре сотни человек. Кому не хватило места, толпой стояли в дверях. Вместе с потоками влажного воздуха в помещение врывалась мелодия каруселей.

– …программы «Аполлон». Наш посланец на Луну, истинный герой Америки, гордость Глен-Оук… Ричард М. Бедекер!

Толпа взорвалась аплодисментами, которые тут же заглушила музыка с площади. Бедекер поднялся и едва не упал, получив от Экройда дружеский тычок в спину. Обретя равновесие, пожал руку мэру и повернулся к залу.

– В первую очередь хочу поблагодарить мэра Ситон и администрацию за теплый прием. Я счастлив быть сегодня в Глен-Оук…

Снова раздались аплодисменты. Бедекер вдруг понял, что выпил лишнего и понятия не имеет, о чем говорить.

Чтобы побороть страх перед публикой, достаточно лишь рассредоточить взгляд, и толпа расплывается морем зыбких лиц. На сей раз Бедекер отказался от проверенного средства и смотрел прямиком в зал. Со второго ряда ему махала Вонючка Сиррел, стараясь делать это незаметно. На соседнем стуле дремал ее тощий супруг, все в той же форме игрока. Еще через три ряда сидел Фил Диксон с семейством. Джеки Экройд устроилась в первом ряду у прохода. Рядом с ней, забравшись с ногами на сиденье, Терри Экройд болтал с каким-то парнем, повернувшись к платформе спиной. Бедекер не нашел Карла Фостера и Галена, но нутром ощущал их присутствие. Когда аплодисменты стихли, он вдруг воспылал самыми теплыми чувствами к собравшимся.

– Освоение космоса подарило ученым новые знания, а инженерам – новые возможности, – услышал Бедекер свой голос. – Но мало кто догадывается, насколько рядовые американцы обязаны своим высоким уровнем жизни непосредственно космической программе, ее попутным плодам.

Волнение как рукой сняло. Когда НАСА организовали пятимесячную выездную кампанию в рамках успешного завершения полета на Луну, Бедекер вызубрил штук пять шаблонных речей, которыми при случае пользовался. Нынешняя была видоизмененной версией «Оды тефлону».

– …не только уникальные материалы и сплавы. Программы субсидирования НАСА способствовали прорыву в электронике, подарившему нам карманные калькуляторы, домашние компьютеры и сравнительно недорогие видеопроигрыватели.

«Боже всемогущий, – подумал Бедекер, – сколько сил и надежд вложено – мы переплюнули даже фараонов с их пирамидами! – и только ради того, чтобы сидя дома смотреть порнуху по видику».

Откашлявшись, он продолжал:

– Спутники связи, запущенные с шаттлов, объединили мир в одну гигантскую телекоммуникационную сеть. Шестнадцать лет назад мы с Дейвом пользовались на Луне новейшей видеокамерой – прототипом той, что сейчас есть в каждой семье. Проехав шесть миль на луноходе, мы заглянули в каньон, куда не ступала нога человека, и камера транслировала эти уникальные кадры на расстояние двести сорок тысяч миль!

«А каналы отказались ради них прерывать программу дневного вещания! Куда нам тягаться с мыльными операми. Программа «Аполлон» почила в бозе из-за низких рейтингов и заурядного сюжета. Зачем показывать, что уже было? Всем хватило Армстронга и «Аполлона-11».

– Тогда мы и не подозревали, какие грандиозные попутные плоды это принесет. Нашей целью было изучить Вселенную, расширить горизонты познания. Техническая революция стала следствием, попутно изменившим к лучшему жизнь наших соотечественников.

«Попутно Джоан покончила с нашей многолетней пародией на брак. Попутно Скотт подался в Индию искать истину в стране, где до сих пор не научились строить нормальные санузлы».

– Когда наша команда отправлялась на Луну, среднестатистический компьютер стоил двенадцать тысяч долларов. Сейчас домашние компьютеры ценой всего двенадцать сотен долларов способны выполнять те же задачи, но гораздо эффективнее.