Текст книги "Круче некуда"

Глава 12

Они не стали зажигать в офисе всю иллюминацию, включив только две старые настольные лампы с металлическими колпаками. Света от неоновых вывесок ночных клубов на Чипьюа и так хватало, чтобы целиком осветить рабочий стол Арлин.

Арлин загрузила в свой компьютер данные, скопированные на переносной винчестер, а потом и файлы отсканированных документов. Курц смутно понимал, что сейчас она как бы создает виртуальный компьютер внутри своего, копию компьютера Маргарет О‘Тул, отделенную от ее собственной информации лишь условными границами разделов. Эта копия, если можно так выразиться, и не подозревает, что ее перенесли с одной машины на другую.

– Кстати, – сказала Арлин. – Я закончила поиск информации о Большом Джоне О‘Туле, его брате майоре и о парках отдыха. Некоторые взаимосвязи тебе понравятся, я полагаю. Прочти это, пока я здесь вожусь.

Курц посмотрел на свой рабочий стол, ожидая увидеть новую папку с бумагами, но не увидел ничего.

– Я скинула их по электронной почте на твой компьютер, и они дожидаются тебя в нем, – пояснила Арлин. В темноте светился огонек сигареты.

– Между нашими столами полтора метра, а ты посылаешь файлы по электронной почте? – спросил Курц, доедая большой сэндвич, купленный на обратной дороге.

– На дворе новое тысячелетие, Джо, – ответила Арлин.

Большой Джон О‘Тул почти двадцать лет прослужил патрульным полицейским на улицах Буффало. За три месяца до выхода на пенсию сержант О‘Тул был застрелен, когда пытался задержать наркоторговца, если верить „Буффало Ньюс“. Это произошло почти четыре года назад. О‘Тул действовал в одиночку. Странно, учитывая его стаж службы. Он расследовал серию поджогов автомашин в Хертел. Тамошние жители прославились тем, что часто сами портили свои машины, чтобы получить страховку. Идя по улице, О‘Тул натолкнулся на торговцев, продававших героин, и попытался арестовать их. Один из трех подозреваемых оказался в удобной позиции для стрельбы и пустил пулю прямо в голову О‘Тулу. Несмотря на масштабную охоту за преступниками, ни одного из них не поймали.

Идиотизм, подумал Курц. Опытный полицейский, пусть даже и патрульный коп, такой, как О‘Тул, пытается в одиночку задержать нескольких наркоторговцев вместо того, чтобы вызвать подкрепление? Никакой логики.

Было еще несколько статей, посвященных этой теме. В одной из них описывались грандиозные похороны сержанта О‘Тула, на которые, судя по всему, съехались все полицейские западной половины штата Нью-Йорк. На фотографии Курц увидел Маргарет О‘Тул, стоящую под дождем у края могилы посреди огромной толпы народа. Здесь она выглядела помоложе и чуть более худощавой. Он вспомнил, что тогда она работала в полиции заместителем начальника отдела.

Курц проглядел остальные статьи, относящиеся к Большому Джону О‘Тулу. Цитаты, упоминания в различных документах, которым было лет по десять и больше, рассказы о бесплодных поисках убийц. Затем он принялся читать о старшем брате полицейского. Итак, Майкл Френсис О‘Тул, майор в отставке.

Сравнивая фотографии, Курц увидел, что братья были похожи друг на друга лишь в общих чертах. Резкие линии лица, выдающие ирландскую кровь, но лицо майора было более широким, жестким и грубым, нежели у полицейского. Странно, но нет ни одной фотографии, где они были бы вместе. Каким-то образом Арлин удалось забраться в армейские базы данных. Курц никогда ее не спрашивал, как его помошница это делает, – и он распечатал страницы, чтобы было удобнее их читать и разглядывать.

Майкл Френсис О‘Тул, 1936 года рождения. Пошел служить в армию в 1956 году, рядовым. Проходил службу на различных военных базах как на территории США, так и в Европе. В 1966 году был в первый раз командирован во Вьетнам. О‘Тул быстро поднимался по служебной лестнице, в начале шестидесятых его послали на офицерские курсы, и в первую боевую командировку он отправился уже капитаном. Множество отзывов, упоминания о медалях, о героизме, проявленном в бою. Однажды он выскочил из командирского вертолета и под огнем противника вытащил на себе раненого солдата, которого не смогли забрать в суматохе эвакуации. Преимущественно работал с военнослужащими Армии Республики Вьетнам, или Скаутами из Кит Карсона. Это были лучшие вьетнамские военные, получившие подготовку в США. Они выполняли разведывательные задания, допрашивали пленных и работали переводчиками для нужд армии США и ЦРУ. После небольшой травмы О‘Тула отправили домой, повысив в чине до майора. Выздоровев, он отправился во Вьетнам добровольцем и попал на передний край в районе долины Дан Лат. Наступив на противопехотную мину, он получил ранение, в результате которого оказался прикованным к инвалидному креслу.

Так закончилась армейская карьера майора О‘Тула. Пройдя курс лечения в военном госпитале в Вирджинии, он ушел в отставку и вернулся в свой родной городок Чапакуа в штате Нью-Йорк. Далее шли заметки, датированные 1972 годом и упоминающие о том, что О‘Тул, майор в отставке, поселился в Неоле, штат Нью-Йорк. Небольшой городок с населением около двадцати тысяч человек, в ста десяти километрах к югу от Буффало, у самой границы с Пенсильванией. Он открыл торговую компанию, работавшую со странами Юго-Восточной Азии. Его бизнес-партнером стал бывший офицер вьетнамской армии полковник Вин Тринх. Они назвали свое предприятие SEATCO, „Торговой компанией Юго-Восточной Азии“. Идиотская аббревиатура, подумал Курц, вспомнив SEATO – „Договор стран Юго-Восточной Азии“, военный блок, созданный в противовес влиянию русских. Он наслушался этой ерунды, когда служил в Военной Полиции в Таиланде.

Хорошо, подумал Курц, потирая виски, чтобы унять усиливающуюся головную боль. Что же все это значит, кроме того факта, что у бедной Пег О‘Тул, умирающей в больнице, покойный отец был героем-полицейским, а ныне здравствующий дядя – герой вьетнамской войны?

Словно читая его мысли, Арлин тычком затушила сигарету и обратилась к нему:

– Прежде чем дальше читать про этих братьев, прочти последний файл.

– Который называется „Клауд Найн?“

– Ага.

Курц свернул остальные файлы и открыл „Клауд Найн“. Хвалебная статья в газете „Неола Сентинел“, датированная десятым августа 1974 года. Чудесный парк отдыха открылся на холмах близ Неолы. Ожидается, что этот прекрасный парк, оснащенный самым современным оборудованием, привлечет посетителей со всей западной половины штата, а также из северной Пенсильвании и северного Огайо. В парке построили миниатюрную железную дорогу размером в треть настоящей, поезд сможет перевозить до шестидесяти детей. Пути длиной в два с лишним километра образуют кольцевой маршрут вокруг небольшой горы. В парке также имеются огромное колесо обозрения и американские горки, уступающие в размерах только „Комете“ из Кристал Бич на канадском берегу. Также в парке есть павильон с мини-автомобилями и куча прочих развлечений.

Парк был построен „в подарок подрастающему поколению Неолы“ на средства, предоставленные Майклом Френсисом О‘Тулом, президентом Торговой Компании Юго-Восточной Азии, зарегистрированной в Неоле.

– Ах-ах! – вырвалось у Курца.

– Я не слышала от тебя „Ах-ах“ со времен истории, приведшей тебя в Аттику. – сказала Арлин, перестав стучать по клавиатуре.

– Это особый термин в профессиональном жаргоне частных детективов, – рассмеялся Курц.

Арлин улыбнулась.

– На этот раз ты тоже в роли детектива. Я палец о палец не ударил, чтобы добыть эту информацию. Ты и твой компьютер сделали все необходимое, – добавил он.

Арлин пожала плечами.

– Ты прочел файл „Неола С.“? – спросила она.

– Еще нет, – ответил Курц, открывая файл.

Источник: „Неола Сентинел“, „Буффало Ньюс“, „Нью-Йорк Таймс“, 27 октября 1977 года.

Вчера учащийся выпускного класса Шон Майкл О‘Тул, восемнадцати лет, пришел в школу города Неола, вооруженный ружьем „Ремингтон 30–06“, где застрелил двух одноклассников, преподавателя физической культуры и заместителя директора, прежде чем четверо ребят из школьной футбольной команды скрутили и обезоружили его. Все четверо пострадавших умерли на месте. Сообщается, что Шон Майкл О‘Тул является сыном известного в Неоле бизнесмена Майкла О‘Тула, майора в отставке, владельца парка отдыха „Клауд Найн“, и ныне покойной Элеоноры Рэйнс О‘Тул. Мотивы преступления не выяснены.

– Вау, Америка! – воскликнул Курц.

– Ты не помнишь об этом деле? – спросила Арлин.

– Я тогда был почти ребенком, – ответил Курц. Хотя новости такого рода интересовали меня всегда, подумал он.

– Конечно, и ты тогда уже жил в приюте, – напомнила Арлин. Она знала это из документов, прочитанных в администрации, которая и ведала направлением детей в приют Отца Бейкера.

Курц пожал плечами. Последняя запись в файле была датирована двадцать седьмым января 1978 года. Дело сына майора слушалось в суде. Коллегия психиатров обследовала Шона О‘Тула и признала его недостаточно вменяемым, чтобы предстать перед судом. Его направили в лечебницу для опасных психически больных в Рочестере, штат Нью-Йорк, „для дальнейшего обследования и лечения в условиях, исключающих общественно опасные действия“. Курц слышал об этом дурдоме. В Рочестере сидели самые чокнутые из убийц, совершивших преступления в штате Нью-Йорк.

– Ты успел дочитать файл „Клауд Найн“ до конца? – спросила Арлин.

– Нет еще.

– Там выдержка из статьи в „Неола Сентинел“ за май семьдесят восьмого года, – сказала Арлин, – в которой говорится, что „в связи с финансовыми затруднениями и низкой посещаемостью парк „Клауд Найн“ закрывается. Навсегда“.

– Тем хуже для молодежи Неолы.

– Очевидно.

– Непонятно, почему Пег О‘Тул не знала о парке, который ее родной дядя построил в Неоле? И о его бизнесе? – начал размышлять вслух Курц. – Почему она показала мне эти фотографии, на которых, скорее всего, именно заброшенный „Клауд Найн“, будто не зная, что он раньше принадлежал ее дяде?

Арлин пожала плечами.

– Может, она точно знала, что это не „Клауд Найн“. Может, она вообще не знала о существовании этого парка. Ее отец, Большой Джон, переехал в Буффало и пошел работать в полицию в восемьдесят втором. Возможно, братья, полицейский и военный, не слишком ладили друг с другом. На фотографиях с похорон я не видела ни одного инвалидного кресла, значит, его там не было. Возможно, майор приехал сюда только сейчас, поскольку мать мисс О‘Тул умерла и у Маргарет нет других близких родственников.

– И все же… – начал было Курц.

– Помнишь, ты говорил про опрокинутый автомобильчик с девяткой на борту?

– „Клауд Найн“. „Девятое небо“, место блаженства. Никакой логики. Подожди, я сейчас вернусь, – сказал Курц.

Он торопливо встал и побежал в крошечную туалетную комнату, располагавшуюся позади кабинета с компьютерами. Курц встал на коленки рядом с унитазом, и его несколько раз стошнило. Когда приступ тошноты закончился, он встал, прополоскал рот и умылся. Руки тряслись, как бешеные. Похоже, контузия решила пока не позволять ему принимать пищу.

– Ты в порядке, Джо? – спросила Арлин, когда он вернулся в кабинет.

– Ага.

– Тебе надо что-нибудь еще по этой теме?

– Да. Я хочу знать, что происходило с этим милым ребенком потом. Сколько времени он провел в Рочестере? Сидит ли он там до сих пор или его уже выпустили? А также более конкретные факты биографии майора касательно Вьетнама. Не подвиги и медали. Имена людей, с которыми он работал, место и характер работы.

– Медицинские и военные базы данных – самые сложные в плане проникновения в них, – сказала Арлин. – Нет никакой гарантии, что у меня хоть что-то получится.

– Сделай все, на что способна, – попросил Курц. И тут у него в кармане зазвонил мобильный. Он отвернулся в сторону от Арлин и нажал кнопку ответа.

– Ты хотел, чтобы я сказал тебе, когда этот Длинноствольный Индеец снова придет в „Блюз“ в поисках тебя, Джо, – прозвучал в трубке голос Папаши Брюса.

– Ага.

– Он здесь.

Глава 13

Длинноствольный Редхок стал индейцем, уже будучи взрослым. При рождении его звали Дики-Боб Тинсли, и ему было наплевать на индейскую кровь, доставшуюся ему по материнской линии. В двадцать шесть лет он был арестован за хранение краденых драгоценностей и на суде услышал саркастическое замечание судьи насчет того, что мог беспошлинно торговать ими по причине этой самой доли индейской крови.

Длинноствольный Редхок тщательно выбирал себе имя. „Красный сокол“ – клановое имя индейцев племени тускарора. Хотя он и не принадлежал к этому племени. Просто его страстью были большие пушки, а „Рюгер Магнум“ калибра 0.357 дюйма, именовавшийся „Длинноствольным Редхоком“, нравился ему больше всего. И первую, и вторую жену он убил именно из такого пистолета. Каждый раз ему приходилось со слезами на глазах выкидывать подальше любимую пушку, а потом грабить магазины, торгующие выпивкой, чтобы немедленно купить новую. Когда второй его пистолет уже ржавел, лежа в земле резервации, неподалеку от места жительства второй жены, он взял на дело абсолютно никчемную „Беретту“ калибра 0.22 дюйма и попался. После этого его посадили в Аттику.

Последним его желанием, которое он высказал на суде, было желание сменить имя, и судья не без удивления удовлетворил его просьбу.

Все те годы, что Длинноствольный провел рядом с Курцем в Аттике, он прекрасно знал, кто такой Курц, но не рисковал с ним связываться, хотя и превосходил его размерами (как и большинство других людей). Длинноствольный считал Курца чокнутым ублюдком. А кем еще можно считать человека, затеявшего в душе поножовщину с Черным Мусульманином мофо Али и убившим его. Надурившим охрану, в результате чего это дело сошло ему с рук. Мусульмане из блока „Д“ назначили цену в пятнадцать тысяч долларов за его голову. Чокнутый ублюдок, кто же еще. Длинноствольному такой на фиг не сдался. Он лучше будет водить дружбу с ребятами из Арийского Братства и платить своему адвокату за то, чтобы его представили жертвой дискриминации коренного населения Америки и выпустили из тюрьмы досрочно.

Но минувшей зимой Героинчик Фарино, продолжавший сидеть в Аттике за убийство, передал Длинноствольному через свою сестру, Анджелину Как-Ее-Там, что заплатит десять тысяч за голову Джо Курца.

Неплохо, подумал Длинноствольный. Соблазнительно выглядящая сестра Героинчика выдала ему аванс в две тысячи долларов, и он ушел в недельный запой, обдумывая план действий. Убить Курца будет не слишком трудно, поскольку у Длинноствольного уже имелся очередной „Длинноствольный Редхок“ калибра 0.357, нож типа „Боуи“ с двадцатисантиметровым лезвием, и Курц еще не знал, что за ним охотятся.

Но этот Курц каким-то немыслимым образом обо всем проведал, неожиданно заявился в резервацию Тускарора к северу от Буффало и вызвал Длинноствольного на честный бой. Он даже отбросил в сторону свой пистолет. Длинноствольный ухмыльнулся, вытащил свой огромный нож и сказал Курцу что-то вроде „О, кей, Курц, посмотри, что у меня для тебя есть“. Курц не остался в долгу, ответив: „А у меня для тебя есть сорок пятый“. Вытащил из-под куртки второй пистолет и прострелил Длинноствольному колено.

Это было очень больно.

Поскольку Курц пригрозил рассказать кое-что насчет места захоронения двух покойных жен Длинноствольного – зря Редхок в свое время хвастался на эту тему, – индейцу пришлось сказать копам, что он случайно нажал на курок, когда чистил пистолет своего приятеля. Копов эта история не слишком впечатлила, но им было, в общем-то, наплевать на покалеченное колено Редхока, и они оставили его в покое.

Сначала Длинноствольный тоже хотел забыть об этом, раз уж этот Курц оказался столь крутым мелким ублюдком, и решил смотаться подальше, скажем, в Аризону, Индиану или Неваду. Куда-нибудь, где живет побольше настоящих индейцев. Там можно жить в своем типи с кондиционером, выращивать пейот и продавать туристам поддельные пледы под видом индейских или что-нибудь еще.

Но прошло несколько недель, а он все лежал в больнице. Врачи долго возились с теми немногими хрящиками и косточками, которые остались целыми в его колене, а потом вделали туда протез-шарнир из стали и пластика, который у Длинноствольного язык не поворачивался назвать коленом. После этого они приговорили его к четырем месяцам сущего ада под названием „физиотерапия“. Сотни раз в день, стоная и чертыхаясь от боли, Редхок думал о Джо Курце. И о том, что он с ним сделает.

В сентябре два приятеля Редхока, ребята из Арийского Братства, досрочно освободились из Аттики. Объединившись, они начали искать Курца. Но эти двое, Моисей и Фараон, были ненадежными парнями. Половину времени они торчали на героине, и теперь Длинноствольному пришлось искать Курца в одиночку. У него снова был его любимый „Магнум Редхок Длинноствольный“, калибра 0.357 дюйма и со стволом длиной 7.5 дюйма. Пистолет был и так немаленький, но Редхок сделал его еще крупнее, прицепив к нему пистолетный оптический прицел „Баррис“ с двукратным увеличением.

В таком виде пистолет не помещался даже в сделанную на заказ кобуру фирмы „Рюгер“. В свое время ни одна из его двух ныне покойных жен не могла поднять такой пистолет одной рукой, равно как и спустить курок, поскольку усилие на спусковом крючке составляло шесть с четвертью фунтов. Длинноствольный купил для пистолета небольшую спортивную сумку. В нее же он клал сотню патронов „Буффало крупнокалиберных“.

Неся в руках сумку, он пришел в „Блюз Франклин“, чтобы извиниться перед старым негром Папашей Брюсом, владельцем заведения. Он сказал, что в прошлый раз был сильно пьян, что эти ребята из Арийского Братства вовсе ему не друзья, и, между делом, спросил, не видел ли в последнее время Папаша Брюс Джо Курца. Папаша принял извинения Редхока, угостил его выпивкой и сказал, что если Джо Курц не появится здесь до одиннадцати вечера, то вряд ли появится вообще.

Длинноствольный терпеливо ждал до половины двенадцатого. За это время он выпил еще три порции. На сцене играла какая-то группа. Вероятно, джаз. Для Редхока вся музыка была одинакова. Он перебрал в голове множество планов и остановился на простейшем. Когда Курц войдет, он просто достанет из сумки свой „Магнум“, сделает в Курце дырку такого размера, что в нее могла бы пролезть младшая внучка Папаши Брюса, а потом вскочит в свой „Додж Пауэр Вэгон“ и поедет прямиком в Аризону или куда-нибудь еще. Может, по дороге заедет в Огайо, чтобы навестить Тэми, свою племянницу.

Без четверти двенадцать Длинноствольный решил, что Курц все-таки не придет сегодня. Когда он выходил из „Блюз Франклин“, его терзало смутное подозрение, что его подставили. Ничто не могло помешать Папаше Брюсу позвонить Курцу. Может, Курц платит этому черномазому за то, чтобы тот был настороже.

Улица Франклина была покрыта мраком. Все заведения, кроме блюзового клуба и кафе в трех дверях от него, уже закрылись. Редхок вынул пистолет из сумки и прижал к бедру стволом вниз, чтобы взвести массивный курок. Он крался, прячась в тени и следя за окружающим пространством периферийным зрением. Так его учили на службе в армии, пока не выгнали.

На улице никого. В сквере тоже. На расстоянии в полквартала от его старенького „Доджа“ стояла одинокая машина „Линкольн“ какого-то темного цвета. Он посмотрел на свою машину, странно выглядящую на этих несоразмерных колесах и стоящую чуть ли не поперек улицы. Не забыл ли он закрыть дверь, когда уходил?

Длинноствольный вытащил из сумки фонарь и перекинул ее на левое плечо. Потом он быстро пошел вперед, светя перед собой фонарем и приподняв пистолет.

Обе двери закрыты. В кабине, находившейся высоко над асфальтом, никого нет. Редхок поставил сумку на землю и выудил из нее ключи. Открыв дверь с водительской стороны, он снова на всякий случай посветил внутрь фонарем, обернулся, чтобы убедиться в том, что из „Линкольна“ никто не выходит, посмотрел в оба конца улицы и прыгнул в кабину. Усевшись, он бросил сумку на правое сиденье и положил на нее свой огромный пистолет.

Его шея почувствовала движение воздуха за секунду до того, как в затылок Редкоха уперлось дуло. Какой-то сукин сын вынул заднее стекло и залез в грузовой отсек, подумал Редхок.

– Держи руки на руле, Длинноствольный, и не оборачивайся, – прошептал Джо Курц.

– Джо, я хотел поговорить с тобой… – начал было индеец.

– Заткнись.

Ствол револьвера глубоко ушел в дряблые мускулы на шее Редхока. Курц протянул вперед свободную руку, схватил „Рюгер“ и бросил его в кузов.

– Джо, пойми…

– Я понимаю только то, что следующее твое слово будет последним в твоей жизни, – прошипел Курц ему прямо в ухо. – За каждое слово сверх лимита – дополнительная пуля.

Длинноствольный предпочел замолчать. Его левая нога задрожала. У меня нож на поясе под жилетом, вдруг вспомнил он. Курц еще захочет с ним поговорить. Попугать его. А потом я выпотрошу его, как рыбу. Редхок чуть не улыбнулся.

– Слушай, – прошептал Курц. – Сейчас ты заведешь мотор, а потом положишь правую руку на руль, рядом с левой. Вот так, хорошо. Рули обеими руками.

– Мне нужно переключить… – начал было Длинноствольный и тут же дернулся, закрыв глаза и ожидая пули в затылок. Курц настолько сильно вдавил ствол своего револьвера, что это было близко к ощущению от пули, проникающей внутрь.

– Не надо ничего переключать, – сказал Курц. – Эта штука сейчас на второй скорости, она прекрасно тронется. Держи обе руки на руле. Вот эта машина впереди тоже трогается. Езжай за ней, но не вплотную. Если ты приблизишься к ней ближе, чем на шесть метров, я вышибу твои мозги. Если разгонишь машину быстрее пятидесяти километров в час, – результат будет тот же. Кивни, если понял.

Редхок кивнул.

Стоявший впереди „Линкольн Таун Кар“ включил фары и тронулся, медленно поехав по улице Франклина.

– Поверни налево здесь, – скомандовал Курц. „Додж“ послушно ехал следом за „Линкольном“.

Может, кто-нибудь снаружи увидит, что Курц сидит сзади, приставив мне к голове пистолет, подумал Длинноствольный. Но надежда угасла так же быстро, как и возникла. Его „Пауэр Вагон“ слишком высоко сидит. На улице слишком темно. Курц накинул на себя старый кусок брезента, валявшийся в кузове.

Ехавший впереди „Линкольн“ медленно пересек улицу Мэйн и въехал в негритянское гетто. Здесь уличных фонарей было еще меньше.

– Значит, ты не хочешь оставить меня в покое, Длинноствольный? – спросил Курц.

Индеец открыл рот, но вспомнил про угрозу и промолчал.

– Теперь тебе можно говорить, – сказал Курц. – Ты что-нибудь знаешь про подземный гараж?

– Подземный гараж? – переспросил Редхок.

Судя по интонации его дрожащего голоса, Длинноствольный не имел никакого отношения ко вчерашней перестрелке, понял Курц.

„Линкольн“ ехал вдоль рядов заброшенных магазинов, перемещаясь в наиболее темную часть старого негритянского квартала.

– Подъезжай к нему на три метра, переключись на нейтраль и нажми на тормоз, – велел Курц. – Сделаешь что-нибудь еще – убью.

Редхок собирался сделать что-нибудь еще. Достать нож. Но кружок дула, упершийся в его затылок, был более убедительным мотивом, чем жажда мести.

Из „Линкольна“ вышли три человека и пошли в сторону „Доджа“. Двое навели на Длинноствольного пистолеты и приказали ему выйти из машины. Обыскав его, они забрали огромный нож и заставили его лечь в багажник „Линкольна“. У багажника была отличная обивка, и стоны и мольбы Редхока затихли сразу же, как только опустилась крышка.

– Насколько я понимаю, это должно произойти завтра, ровно в десять утра на чертовой дороге к Эри, – сказал Колин, личный телохранитель Анджелины Фарино Феррера.

– Ага, – подтвердил Курц. – Тебе эта штука не пригодится? – спросил он, вертя в руках „Рюгер“ с оптическим прицелом.

– Издеваешься? – спросил Колин. – Он чуть ли не больше моего члена. Я люблю оружие поменьше, – добавил он, подняв руку с пистолетом калибра 0.32 дюйма.

Курц кивнул и бросил пистолет на водительское сиденье через окно, в котором не было стекла. Он не сомневался, что к трем часам ночи здесь не будет ни машины, ни пистолета.

– Миссис Феррера сказала, что я должен забрать какой-то конверт. – сказал Колин.

– Скажи ей, что я верну деньги к выходным.

Телохранитель многозначительно посмотрел на Курца, но потом просто пожал плечами.

– А почему в десять утра? – спросил он

– Что? – переспросил Курц. Его голова гудела.

– Почему ровно в десять утра? С этим индейцем, завтра?

– Нечто сентиментальное, – ответил Курц, вылезая из кузова „Доджа“ и направляясь к своему „Пинто“, припаркованному около заброшенной аптеки, в которой не было ни одного целого окна.

Когда после звонка Папаши Брюса он позвонил Анджелине на ее личный номер, она решила, что он ее разыгрывает.

– Ничего подобного, – заверил ее Курц. – Я все равно найду этого убийцу ваших торговцев героином, а ты сэкономишь пятнадцать тысяч…

– Десять, – сказала Анджелина. – Я уже дала тебе пять в качестве аванса.

– Как бы то ни было, я верну аванс и не буду брать остальные деньги в обмен на маленькую любезность с твоей стороны.

– Маленькую любезность, – повторила Анджелина. Ее голос звучал озадаченно. – Мы окажем тебе эту маленькую любезность в обмен на обещание что ты сделаешь то, что мы просили.

– Ага, – сказал Курц. После минутной паузы он продолжил: – Вы сами заварили кашу с Длинноствольным этой зимой, леди. Посмотрите на мое предложение, как на возможность закончить с этим, одновременно сэкономив деньги.

В воздухе снова повисло молчание.

– Хорошо. Где и когда? – спросила Анджелина.

Курц объяснил.

– Это не в твоем стиле, Курц, – сказала она. – Я всегда считала, что ты стараешься сам разбираться со своими проблемами.

– Ага, – устало ответил Курц. – Но сейчас я слишком занят.

– Больше не жди от меня таких любезностей, – сказала Анджелина Фарино Феррера.

Курц сидел в своем „Пинто“ и смотрел вслед медленно уезжающему „Линкольну“. Огромный „Додж Пауэр Вагон“ одиноко стоял у неосвещенного тротуара. Кронштейны для снегоочистителя торчали, как жвалы огромного насекомого. Казалось, что ржавый кузов машины печально глядит на чуждую ему обстановку темного гетто.

Курц тряхнул головой. Что-то я размяк, подумал он, заводя мотор и трогаясь. Он поехал в „Арбор Инн“, чтобы хоть немного поспать. В восемь утра они с Арлин встретятся в офисе и закончат разбираться с информацией, полученной из компьютера Пег О‘Тул. Проезжая мимо „Блюз Франклин“, он позвонил в еще одно место и заказал столик на десять утра.