Текст книги "Искушение для затворницы"

И как ей теперь спать на том, к чему он прикасался?

– Кузины рассказывали о тебе много хорошего, Тарик, – сказала она дрожащим голосом. – Теперь и мне не терпится узнать тебя ближе.

Мальчик внимательно и серьезно на нее посмотрел. «Глаза не отцовские, слава богу», – подумала Ферн. У Тарика они были кофейно-черные, но взгляд такой же умный и уверенный.

– Они о вас тоже хорошо отзываются, но позвольте мне сказать со всем уважением, что я больше не нуждаюсь в няне. У меня есть телохранитель. – Мальчик чуть повернулся и взглядом показал на человека, наблюдавшего за ними оттуда, где находилась палатка детей. – Чтобы защищать меня от внешних угроз. Мне позволено делать собственные ошибки и учиться на них.

Это заявление позабавило Ферн, и она кивнула:

– Вижу, ты уже достаточно взрослый. Но я не няня. Я учу девочек английскому.

– А у меня каникулы, – не растерялся Тарик, – и английский я знаю отлично.

Скромности хоть отбавляй – весь в отца. У Ферн до сих пор жгло и покалывало губы от взгляда Зафира. А теперь они еще и подергивались от едва сдерживаемой улыбки.

– Надеюсь, ты все же составишь нам компанию во время занятий на природе, – сказала Ферн. – Мне так хочется исследовать оазис. Я привезла с собой микроскоп, книги для следопытов и блокноты, чтобы делать зарисовки. Может, ты расскажешь мне о своей стране и ее природе.

– О да, конечно, – великодушно пообещал мальчик. – Мой отец тоже много всего знает.

В этот момент Зафир вышел из палатки и встал рядом с ней, а Тарик добавил:

– Он без труда находит зверя, даже если тот пытается спрятаться.

Ферн упорно отказывалась смотреть на Зафира, пока эти слова висели в воздухе, как воздушный шар, готовый вот-вот лопнуть, – чтобы он не смеялся над ней еще больше.

– Как было бы чудесно, – пробормотала она сквозь нарастающее возмущение. – Но он уже и так мне во многом помог. Не хочу навязываться.

– Ты ведь сделаешь это ради моих кузин, папа? – спросил Тарик, глядя вверх на отца.

– Само собой, – пообещал Зафир, дружески похлопывая Тарика по плечу. – Мы здесь именно для этого – чтобы побыть вместе как одна семья. Покажешь нашей гостье, где что находится? Я должен немедленно сообщить, что все благополучно добрались и все идет по плану.

И, повернувшись к Ферн, пояснил:

– Спасательные операции трудны и требуют немедленного реагирования, поэтому у нас очень низкий порог сигнала тревоги. Малейшее промедление с отчетом – и мы поднимем всех на уши. Прошу меня извинить.

Будто ничего между ними не случилось, он кивнул и зашагал прочь.

«Ну конечно, ничего ведь и не произошло», – напомнила себе Ферн. Наверное, ей все это померещилось.

Только вот кожа щеки до сих пор горела, словно от поцелуя.

Ферн заставила себя не смотреть ему вслед, но все равно представила его обнаженную спину, загорелую и крепкую. Хоть раз в жизни она мечтала прикоснуться к мужчине? Или оказаться под ним обнаженной? Этот оазис какой-то заколдованный, и Ферн поддалась его чарам.

Она в смятении перевела взгляд на детей. Они показали ей, где взять питьевую воду и где находятся «удобства», а потом вручили метелку с коротеньким древком, чтобы выметать скорпионов из палатки.

Ферн зашла в свою палатку и наконец выдохнула. Только здесь она могла побыть одна. Аминея рассказывала ей об оазисе как об острове свободы в пустыне, но Ферн почему-то казалось, будто ее похитили и заперли в клетке – правда, золотой. Ее палатка была больше, чем спальня, в которой она выросла. Простыни и подушки, что принесли дети, были из цветного шелка, а спальный мешок, который расстелил для нее Зафир, вполне вместил бы двоих.

«Прекрати», – одернула себя она.

Как она вообще оказалась здесь, на краю земли? Ей всегда казалось, что, когда она вырастет, станет работать в деревенской школе, а вечерами возвращаться в уютную квартирку, где ее будет ждать кот Фабио. Она мечтала помогать несчастным, замкнутым детям раскрыть свой внутренний потенциал.

Очевидно, что у самой Ферн был потенциал стать учительницей международного класса.

Пока мать была жива, она и не подумала бы принять эту должность, но мамы не стало – и Ферн было необходимо начинать все с чистого листа. Забавы ради она подала резюме на биржу труда, рассчитывая устроиться в миссионерскую школу, а в итоге ей предложили это место.

До сих пор не верилось, что из всех кандидаток выбрали именно ее – наверное, ее кроткий нрав соответствовал культуре, где ценят скромность. Они с Аминеей сразу поладили, что было удивительно для Ферн. Сначала она думала, что Аминея просто рада, что Ферн искренне полюбила девочек и стремится полностью удовлетворить их интересы. Когда она узнала Аминею ближе, то увидела в ней родственную душу: они обе еще со школьных времен не могли найти себе друзей.

Аминея и Зафир появились на свет в результате скандального романа арабского шейха с дочерью британского герцога. Они периодически жили то с матерью в Англии, то здесь, с отцом, но никак не могли приспособиться к жизни ни в той, ни в другой стране. Аминея нашла покой в браке с Раидом, лучшим другом своего брата, и постоянно жила в его стране.

А Зафир по-прежнему боролся за власть на родине своего отца, в К’Амаре. Женившись на дочери одного шейха, он надеялся смягчить недовольство политических противников из-за того, что страной правит человек, тяготеющий к традициям Запада.

Аминея всегда с грустью рассказывала о трудностях, которые они пережили в детстве. Зафира же было трудно представить в печали: он казался слишком гордым, чтобы омрачать свое сердце какими-либо предрассудками. Такого уверенного и активного человека, пожалуй, ничто не могло выбить из равновесия.

Выглянув из палатки, Ферн увидела его в том месте ручья, где, как сказали дети, можно было купаться. Он нагнулся, не обращая внимания на то, что его длинное одеяние насквозь промокло, зачерпнул ладонями воду и плеснул в лицо, а затем приподнял гутру и смочил затылок.

Ферн сглотнула. Она чувствовала, как слабеет, пока наблюдала за ним. Зафир был так естественен, так уверен в себе, так притягателен!

И тут ее осенило: она им увлеклась. Это ведь не что иное, как обыкновенная влюбленность, и она теперь ведет себя как потерявшая голову школьница: подсматривает за мальчиком, неуклюжая и взволнованная, и мечтает о поцелуе. Вот нелепость!

«Отвернись», – приказала она себе и сама себя не послушалась.

Зафир выпрямился, повернулся и уставился прямо на ее палатку. Его плечи были напряжены. Трудно было сказать, видел он ее или нет, но она отступила в глубь своего жилища.

Глава 2

Ужаснее ночи в жизни Ферн еще не было. Она металась во сне, не в силах отключить воображение, рисовавшее сцены секса с Зафиром.

Но ведь она даже толком и не знала, как это бывает! Конечно, принцип был ясен, но ее всю жизнь тщательно ограждали от любых проявлений сексуальности. Мать не разрешала ей ходить в кино на «взрослые» фильмы или смотреть мыльные оперы по телевизору. Любовные романы она всегда читала из-под крышки своего стола в библиотеке.

И все же она дала волю своим гормонам, воображая, будто тонет в поцелуях и ласках. Она не впервые лежала в постели и представляла, что не одна, но ее фантазии никогда не были столь откровенными.

Отбросив легкое одеяло, она тихонько расстегнула вход в палатку и шагнула в прохладу зарождающегося утра. Облаченная в ночную рубашку до колен, она прошла к берегу и вдохнула, когда ее ноги ступили на сырой песок у края воды. Вот что ей нужно: холодный душ.

Может, Зафир за этим же приходил вчера к воде?

Она подалась вперед и набрала воздуха. Глубина резко изменилась, рубашка намокла и потянула вниз. Холодная вода добралась до поясницы, потом до пупка. Она втянула живот, зашла в воду по грудь и задержала дыхание.

Ферн погружалась все ниже, зажав нос, пока вода не сомкнулась над головой, и замерла так на мгновение. Потом она откинула назад голову и вынырнула, словно перерожденная в новое существо, принадлежащее этому чужому, но такому пьянящему миру.

Ферн кружилась в воде, восхищаясь ее чистотой, совершенством: она отчетливо видела свои ноги и как-то по-особому ощущала себя частью животного мира и всей вселенной.

Внезапно на берегу возникли голые загорелые ноги.

У Ферн сердце ушло в пятки, а мокрая ночная рубашка прилипла к телу, словно вторая кожа. Ее взгляд скользнул вверх по накачанным икрам и остановился у колен, где начинались стильные льняные пляжные шорты, сидевшие до неприличия низко на его смуглых бедрах. Зафир был без рубашки и олицетворял собой эталон мужественности. У него был упругий плоский живот, а прямо над ним вертикальная полоска темных волос пересекала грудь посередине, подчеркивая широкие плечи и мускулистые руки.

Восхитительные блестящие глаза строго смотрели из-под густых бровей. Он развернул принесенное с собой полотенце, жестом подозвал Ферн и произнес какое-то слово на арабском, которым Аминея обычно поторапливала дочек.

– Плохо, если стражники заметят тебя в таком виде, – сурово прошептал он.

Ферн опустила взгляд и увидела, что сквозь тонкую шелковую ткань выделялись затвердевшие соски, и даже слепой заметил бы, что на ней совсем нет нижнего белья.

Солнце быстро всходило, неся с собой свет. Она не могла вот так приблизиться к Зафиру!

Как назло, казалось, что до ее палатки километры пути, и… О небеса! Зафир не стал церемониться. Он зашел в воду и быстро накинул полотенце ей на плечи.

– Я не знала, что кто-то еще не спит, – прошептала она.

– Стража бдит круглые сутки.

– Вообще-то я не собиралась купаться, когда сюда пришла.

– Хорошо, что я собирался, – ответил он шепотом.

Ферн посмотрела в сторону палатки и приказала ногам нести ее туда, но все запретные фантазии, которыми она терзалась под ее сводами, теперь разрослись в ее голове до ужасающих масштабов. Еще недавно охлажденная от купания кровь снова разгорелась и скользила по венам, посылая теплые волны в низ живота. Внутри все сжалось от предвкушения.

Внезапно Зафир сделал шаг в ее сторону и обжег поцелуем ее холодные и все еще влажные губы.

Ее глаза закрылись, а чувства проснулись, когда Зафир неожиданно приник к ее рту. Затем он на мгновение отстранился, лизнув кончиком языка ее губы, и она снова ощутила в них прилив нестерпимого жара. Все ее тело будто ожило от возбуждения – столь мощного, что она вздрогнула. Сердце Ферн бешено колотилось от волнения.

Когда Зафир смело проник языком глубже и коснулся ее губ изнутри, раззадоривая ее еще больше, она ответила ему. У него был вкус пряностей и дыма – не от сигарет, а от костра и диковинных кушаний. Чувства, которые он пробудил в ней, были так сладостны, что ей хотелось кричать во весь голос.

Ферн только сейчас вспомнила, что они стоят в ручье, – их может увидеть кто угодно.

Испугавшись, она отшатнулась. Зафир удержал ее и плотно сжал губы, всматриваясь поверх ее головы. В его обжигающем взгляде зеленых глаз читалась досада.

– Продолжим в моей палатке, – предложил он чуть раздраженно.

Сердце Ферн разлетелось в мелкие клочья, словно перекачанный воздушный шарик. Вот, значит, как? Женщины, очевидно, были для него легкой добычей.

– Вот так запросто?

Он вздернул голову, цинично усмехаясь:

– Ты разве не хочешь?

Ферн тяжело дышала, не сводя затуманенного взгляда с его обнаженной груди, к которой ей страшно хотелось прикоснуться.

– Представь, я дорожу своей работой, – сказала она, коря себя за то, что не может сказать, что он ее не привлекает. Еще как привлекает!

– Может быть, никто и не узнает, – без колебаний заявил он.

– Полагаю, это заманчивое предложение, и я должна быть польщена. Но… мы слишком разные.

Зафир усмехнулся:

– Не переживай, в постели мы будем равны.

Ферн вздрогнула, когда он нежно погладил ее руку, и ощутила приятное волнующее покалывание в плечах и в затылке. Зафир и не думал сдерживать свою похоть и действовал в манере, не терпящей возражений. Все в нем заставляло ее сердце выпрыгивать из груди одновременно от страха и возбуждения.

– И я должен поверить, что ты меня не хочешь? – пожурил ее Зафир.

– Конечно хочу, – борясь с собой, признала она. Отрицать бессмысленно. Притворяться она не умела.

– Тогда не противься. – Он продолжал поглаживать ее кожу. – Я не причиню тебе боль, Ферн.

– Сомневаюсь… Говорят, в первый раз всегда испытываешь боль.

Теперь наконец ноги снова обрели способность нести ее с глаз долой. Ферн медленно пошла назад в свою палатку.

Она хотела прикрыться детьми, если Зафир вдруг подойдет. Но он не подошел, и это почему-то сильно ее расстроило.

Теперь Зафир знал, что она девственница. Девственница, которая сохнет по нему.

Выходит, мать была права во всем. Страсть действительно делает женщину несчастной. Хорошо еще, что Ферн не забеременела, родители не выгнали ее из дома, и что ее жизнь не пройдет мимо, пока она будет едва сводить концы с концами и воспитывать нежеланного ребенка.

Внезапно Ферн увидела Зафира, который медленно подошел к ней.

– Я совершил оплошность сегодня утром. – На лице Зафира промелькнуло нечто среднее между раскаянием и разочарованием. – Если я тебя напугал, то прошу меня простить. – Казалось, он говорил искренне, хотя от его пронзительного взгляда было жутко неловко: – Это больше не повторится.

– Страсть может быть разрушительной, – с трудом вымолвила Ферн, пытаясь смягчить боль отвержения.

Уголки его губ изогнулись в улыбке.

– И я это слышу от женщины, которая понятия не имеет, о чем говорит. – Он вдруг посерьезнел. – Но в данном случае да, ты права – игра не стоит свеч. – Улыбнувшись, он предложил: – Я здесь только потому, что Тарик замолвил за тебя словечко за обедом. Раид просил не водить девочек за пределы лагеря без него, но согласился с Тариком, что я подойду в качестве провожатого.

– Я… не хочу навязываться.

– Именно наша компания устроит Тарика и Аминею. У обеих девочек дни рождения примерно через девять месяцев после каникул в оазисе. Последние несколько лет Раид вечно в разъездах, но вчера вечером признался, что в ближайшем году хочет больше времени посвятить семье. – Зафир пожал плечами. – И хоть он и обожает дочек, его преемником станет брат. Раид хочет наследника.

– А что же твой сын – тоже дитя оазиса? – съязвила Ферн.

Веселость Зафира как рукой сняло. Он нахмурился:

– Он дитя брачной ночи.

Разговор окончен – это было ясно. Ферн подумала, что, наверное, перешла границу дозволенного, но ведь он сам начал.

Возвратились дети, и все отправились в путь. Спустя двадцать минут они уже прошли по тропинке сквозь высокую траву, которая потрескивала вокруг них, словно зеленые языки пламени, а затем взобрались к наблюдательному пункту над ручьем. Зафир объяснил, как работает ретрансляционная станция, которая осуществляла связь с внешним миром, и девочки помахали суетившимся внизу слугам.

Раида и Аминеи нигде не было. У Ферн не было причин, но она все равно завидовала этим двоим.

«У каждого свой путь, – говорила ей подруга и наставница мисс Айви. – Цвети на собственной клумбе». Подобные высказывания роились в ее голове, как пчелы. Чаще всего Ферн ценила дружескую поддержку, но сейчас почувствовала себя одинокой.

Зафир научил детей пользоваться своей цифровой камерой и отступил, чтобы посмотреть, как они будут выслеживать гекконов среди скал.

Ферн стояла в нескольких метрах от него и с высоты рассматривала лагерь. Ее тонкую талию подчеркивал широкий пояс бежевой юбки, руки закрывала блузка такого же непонятного цвета, Зафир воображал ее такой, какой видел этим утром: водяная нимфа, намеренная обольстить его. Она вынырнула из ручья, на ее маленьких крепких грудях бусинами торчали соски, и ему страшно хотелось прикасаться к ним, теребить языком.

Ферн манила его и в то же время так робела, что он не мог ее понять. Опытные женщины любят дразнить, но это не ее случай.

Зафир был уверен, что их влечение обоюдно.

Теперь-то, конечно, учитывая ее неопытность, ее поведение было понятно, но пока длилась ночь, он изводил себя мыслями о том, что, может быть, не так уж она его и хочет.

А потом она стояла перед ним в ручье и, демонстрируя свое тело, давала понять, что на все согласна.

Она приникла своими губами к его губам, поддавшись страсти, и земля ушла из-под ног. Зафир не мог припомнить случай, когда обычный поцелуй распалил бы в нем такое пламя желания. Они бы обязательно поладили, но стражники Раида неусыпно наблюдали за ними, и одно лишь это удержало Зафира от того, чтобы последовать зову дикой крови своих предков.

Теперь непременно нужно было заманить Ферн в свою палатку. Если бы она согласилась, он забрал бы ее невинность.

– Расскажи мне о себе, Ферн, – велел он, все еще не до конца веря ее признанию. – Тебе никогда не было любопытно?

Она сверкнула на него испуганным, несколько беспокойным взглядом, а потом посмотрела на детей, которые пытались разобраться, как работает панорамная съемка. Телохранитель Тарика ушел вперед по тропинке и не слышал их.

– Очень даже любопытно, – возразила она, и на скулах проступил легкий румянец. – Мне, например, любопытно, почему с нами пошел телохранитель Тарика, но никто из охраны девочек. Какой вывод из этого следует?

– Охранник моего сына – наш лучший змеелов, – ответил Зафир, развеселившись. Он понимал, что по европейским меркам в его стране равноправия не существовало, но в данном случае он руководствовался исключительно практическими соображениями. – Я подумал, хорошо, если он осмотрит территорию, прежде чем туда забредут дети. А теперь прекрати увиливать от ответа. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю. Сколько тебе лет? Будь ты местная, я бы не удивился, но как англичанке удалось остаться нетронутой до двадцати двух лет?

– Двадцати трех, – поправила его Ферн, с деловитой гримасой скрещивая руки на груди. Она ниже опустила соломенную шляпу, пытаясь спрятаться под ее широкими полями. – У меня были другие приоритеты.

Она говорила чопорно и напряженно – нетипично для западного человека. Большинство людей ее возраста занимаются сексом как минимум от скуки. Он сам в этом возрасте был точно ребенок в конфетной лавке: приобретя к двадцати с лишним годам уже некоторый опыт и находясь на пороге скорой женитьбы, он вволю пользовался свободой, пока она у него была.

Хорошо, хоть так, ибо годы брака были безрадостны.

– Не подумай, что я бросаю тебе вызов, – добавила Ферн, с упреком глянув в его сторону, но он задержал на ней взгляд, и выражение ее лица снова смягчилось.

Ферн не осознавала, что одновременно отталкивая и желая Зафира, она вынуждает его показать ей, что она упускает. Он возбудился от одного лишь касания к ее руке.

– Есть и другие способы испытать удовольствие – не обязательно идти до конца, – заметил он, мысленно уже проделывая с ней всякие штуки. – Мне с трудом верится, что ты даже не целовалась.

– Этого я не говорила, – возразила Ферн. – Просто я… – Ее лицо исказилось болью, и она переключила внимание на детей. – Я не супермодель. Мужчин я не интересую.

Ее уязвленные чувства передались и Зафиру. Он размяк и ослабел, когда нужны были сила и стойкость, однако он лучше многих понимал, что чувствуешь, когда тебя отвергают.

– Ты себя недооцениваешь. Мужчины ленивы и срывают то яблоко, что ближе висит. Это не потому, что наверху яблоки невкусные.

– И это говорит мужчина, который утром был согласен взять единственный фрукт в корзине, – парировала Ферн и покраснела. – Не слушай меня. Ты прав, и давай забудем обо всем этом. Мне как-то не по себе.

Он явно ее задел, раз она стала защищаться. Она была гораздо неувереннее в себе, чем он предполагал, и ему стало от этого неуютно.

– Я прикрыл тебя полотенцем, чтобы другие не видели то, чем я хотел бы насладиться сам. Ты интересуешь меня, Ферн, – признался Зафир.

Его слова вскружили ей голову, и на лице, обрамленном полями дурацкой шляпы, изобразилось удивление, а глаза наполнились нежностью.

Он попытался собрать в кулак остатки самообладания.

– Но известно ли тебе что-нибудь о нашей истории? – спросил он властно. – Роман отца с моей матерью спровоцировал серьезный раскол в стране. Отец разорвал помолвку с другой девушкой и сделал наследником сына-полукровку. Любой намек на западное воспитание мои недруги воспринимают в штыки. Будь мы в Лондоне, я бы в два счета заманил тебя в постель, но здесь не Лондон. Поэтому, как бы сильно я ни любил приключения, ради блага моей страны – и, возможно, ради моего собственного блага – между тобой и мной ничего не может быть.

От намека на то, что Зафир по-настоящему хочет ее, Ферн покраснела еще сильнее.

Она не могла отвести от него взгляд, но скрыть чувства, которые он у нее вызвал, тоже не могла. Она с каким-то отчаянием всматривалась, не смеется ли он над ней, не обманывает ли, но увидела лишь, как расширились его зрачки.

У нее сердце ушло в пятки.

– Но меня раздражает, что у тебя есть варианты, – сердито прорычал Зафир, метнув взгляд на телохранителя. – Даже несколько.

– Что? – Она взглянула на человека, тыкавшего длинной палкой под карликовым кустиком. – Ни один из них мне не нравится!

– Значит, тебе нравлюсь только я? Хорошо.

– Отнюдь! – возмутилась Ферн достаточно громко, так что дети остановились и повернулись в их сторону.

Ферн поспешно скрестила руки на груди, досадуя на себя, но Зафир не растерялся:

– Мисс Дэвенпорт обиделась, что я назвал Англию серой и скучной. Но я ведь говорю с любовью, как истинный англичанин.

И, снова повернувшись к ней, тихо возразил:

– Если ты начнешь захаживать в палатки к другим мужчинам, я за себя не ручаюсь.

– Я не… О чем ты вообще говоришь? Ты будешь…

– …ревновать? – подсказал Зафир сквозь зубы. – Еще хуже. Мне хочется думать, что я один тебя возбуждаю. Это дикость, да, но не забывай – я англичанин только наполовину. Также во мне течет и варварская кровь. Я тебя хочу, но если ты не будешь моей, то не будешь ничьей.

Ферн опешила от его самоуверенности.

– Какая глупость, – пролепетала она. – В отличие от тебя, я стопроцентная англичанка. Ты так нагло разговариваешь со всеми женщинами? – Ферн залилась румянцем, но Зафир так ее рассердил, что она неожиданно расхрабрилась и продолжила: – Мы ведь едва знаем друг друга!

– Но я хочу тебя заполучить и вижу, что и ты хочешь меня не меньше. Но решать будешь только ты, – произнес он с диким рыком, раздувая ноздри. – Давай же, скажи, что я не прав. Отвергни меня.

Ферн открыла было рот, чтобы подтвердить его слова, но внезапно не стала этого делать… Дело было не в робости или боязни заступиться за себя, а в том, что она впервые в жизни испытала сильное влечение. Ферн наконец-то чувствовала себя живой и хотела всецело насладиться этим восхитительным состоянием.

– Я же говорила, что мужчины за мной не бегают. Думаешь, я привыкла их отвергать?

Зафир старомодно выругался по-английски и зашагал прочь. Поравнявшись с детьми, он стал любоваться снимками, которые они успели сделать.