Текст книги "Научи верить в любовь"

– Мне не все равно, – сухо сказал Рико. Он зачерпнул ложкой густой суп. – И не только потому, что служанки в доме моей матери обязательно распознают сходство, как это сделала няня Сорчи, и начинают говорить. Она из Монтеро. Она имеет право на те блага, которые дает это имя.

Теперь он стоял прямо на гордости Поппи.

– Нам не нужна помощь, Рико. Это еще одна причина, почему я никогда не говорила тебе. Я не хотела, чтобы ты подумал, что мне нужны подачки. У нас все хорошо.

– Детский сад с нулевой охраной – это «нормально»? Что будет, когда станет известно, что ее отец богат? Мы принимаем элементарные меры предосторожности, Поппи. У вас даже нет сигнализации. Я не слышал щелчка замка, когда открывал входную дверь.

Они жили в сельской местности Канады. Люди беспокоились о белках на чердаке, а не о грабителях в спальне.

– Никто не в курсе, что ты богат. Бабушка – единственный человек, который знает твое имя, и я не была полностью откровенна… кто ты на самом деле. – Поппи рассеянно провела щеткой по прядке волос, и та на целых пять секунд спряталась за ухом. – Не возражаешь, если я позову ее? Она принимает лекарства по расписанию и должна есть заранее. Мы стараемся придерживаться графика.

– Конечно. Мы обсудим наши дальнейшие действия после того, как Лили ляжет спать.

Глава 2

Поппи открыла калитку и отодвинула ее в сторону, оставив Рико кормить дочь.

Он видел, как Сорча и Сезар проделывали это со своими сыновьями бесчисленное количество раз. Рико всегда думал, что этот грязный процесс лучше оставить няне. Дети всегда пугали Рико.

Сорча на протяжении многих лет прижимала к нему своих сыновей, что достигло своей цели – вызвать в нем чувство привязанности, но, как и его родители, он рассматривал отцовство как нечто среднее между долгом и социальным экспериментом.

Но вот он сидит и смотрит на малышку. Мокрый палец указал на него. «Мама».

– Она сейчас вернется. – Рико вообразил, что Поппи действительно проведет несколько минут, разговаривая с бабушкой наедине.

Лили улыбнулась, прежде чем наклонилась вперед и открыла рот.

Черт, малышка показалась ему прекрасной! У нее была свежая белоснежная кожа матери и золотисто-рыжие ресницы, здоровые круглые щеки и подбородок, который наводил на мысль, что она унаследовала его упрямство вместе с цветом глаз.

Прилив гордости охватил Рико, когда он напомнил себе, что еще не знает окончательно, что она принадлежит ему. Анализ ДНК на чашке был долгой процедурой.

Тем не менее с того момента, как Сорча доверила ему свои подозрения, в нем начал разгораться неистовый огонь, разжигаемый еще одной женщиной, скрывавшей от него свои секреты.

Поппи казалась такой простодушной. Так освежающе честной и настоящей.

Рико мысленно вернулся в тот день, когда его обманом заставили сделать ребенка женщине, которая держала свою беременность в секрете.

Он ведь когда-то думал, что его матери не понравится, если он откроет бутылку свадебного шампанского, хотя она и раздобыла сотню ящиков, которые были лишними, потому что свадьбу отменили.

Вместо этого Рико налил себе отцовского виски в бильярдной. Он взял его с собой в солярий, намереваясь угостить садовника сигаретой. Это была слабость, которую он бросил много лет назад, но жажда все еще иногда поражала, когда его жизнь шла наперекосяк.

Но все случилось в конце дня. Нагретая солнцем комната была до отказа набита лилиями, принесенными взамен тех, что пострадали от поздних заморозков. Солярий был пуст, а на рабочем столе в глубине стояла грязная пепельница и лежала пустая пачка сигарет.

– О! Мне очень жаль.

Женщина говорила на английском языке. Скорее всего, американка. Он обернулся и увидел рыжеволосую горничную, которая час назад стояла на лестнице, когда Фаустина закатывала истерику, в том числе с использованием веджвудского фарфора его матери, подчеркивая конец их помолвки. Много позже он поймет, под каким давлением находилась Фаустина, но в то время она была невестой, которую он с облегчением бросил.

А то, что ее прервала горничная, было приятным развлечением.

Ее звали Поппи. Рико знал это, даже не глядя на вышитую бирку на ее униформе. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами лани, испуганно заметив, как он крадет сигареты, словно ему снова тринадцать.

– Я имею в виду… хм… простите. – Она повернулась, чтобы вернуться тем же путем, каким пришла.

– Подождите. У вас есть сигарета? – спросил он по-английски.

– Сигарета? Нет. – Она резко обернулась. – Разве я похожа на курильщика?

Подобное сравнение позабавило Рико.

– А я? – протянул он. – А как мы выглядим?

– Я не знаю. – Она усмехнулась и слегка покраснела. Чистая кожа светилась розовым подсолнечным светом, как снег в конце дня на нетронутых лыжных склонах. – Я… э-э-э… не знала, что ты куришь. – Она сглотнула и застенчиво сложила руки перед собой.

Ах. Поппи ведь тоже наблюдала за ним, не так ли?

Отношения с прислугой матери были под запретом с тех пор, как его брат впервые поцеловался со служанкой. У Рико тогда еще не появился шанс сделать это. Поппи привлекла его внимание своими ярко-рыжими волосами. Кудряшки выбились из пучка, в который она их собрала, дразня его фантазиями о том, как он освободит остальные и погрузит руки в эту кудрявую массу.

Все остальное в ней тоже было чертовски милым, хотя и немного худощавым и молодым. Может быть, это из-за отсутствия косметики. Эти женственные пухлые губы… Ее брови были такими светлыми, подбородок дерзким, а взгляд темно-карих глаз, уверенным и выразительным.

Нет, напомнил он себе. Он помолвлен.

Фаустина решительно и недвусмысленно разорвала их помолвку, несмотря на все усилия его матери уговорить ее вернуться на борт корабля.

Мать ушла на покой с мокрым компрессом на лбу и таблеткой от мигрени. Он пришел сюда, потому что не мог вернуться домой. Его дом обновлялся для его невесты, которая теперь отказывалась разделить с ним свою жизнь. Всю дорогу до дома брата, чтобы напиться в стельку, он чувствовал себя ненужным.

– Я не курю. – Рико уронил пустую пачку и взял свой стакан. – Я бунтовал около года, когда был подростком, но мне показалось, что это хороший повод поговорить с Эрнесто о футболе и других несущественных вещах. – Ему до смерти надоело болтать о свадьбах, долге и ожидаемом влиянии на семейное состояние.

Плечи Поппи смягчились, а золотисто-рыжие брови сочувственно изогнулись.

– Мне действительно очень жаль. – Ее голос звучал восхитительно искренне. – Я оставлю тебя наедине с собой…

– Погрязнуть в горе? Нет, спасибо. Я не хочу прогонять тебя, если у тебя перерыв.

– Нет, я закончила. Я знаю, что нам не положено срезать путь, чтобы добраться до раздевалки над гаражом, но я надеялась поймать Эрнесто. Иногда он меня подвозит.

– Ты американка? – спросил он.

Ее светло-рыжие ресницы удивленно дрогнули, выражение лица стало застенчивым. Такое поведение дразнило его, пробуждая внутреннего охотника. Этот изголодавшийся зверь был заперт в пещере последние шесть месяцев, но неожиданно оказался свободным от тяжелой цепи, которую он повесил себе на шею. Солнце светило ему прямо в глаза, ветер трепал его мех, и он ощущал запах страстной женщины.

– Канадка. Саскачеван. Маленький городок, где нет ничего, кроме полей и облаков. – Она покачала головой. – Вы никогда не слышали об этом месте.

– Как ты здесь оказалась?

– Я бы рассказала, но боюсь, вы умрете со скуки.

Красивая улыбка играла на губах Поппи, и мягкий румянец удовольствия горел на ее коже.

– Я пришел сюда покурить. Ясно, что у меня есть желание умереть.

– Хорошо, но останови меня, если почувствуешь головокружение.

«Определенно мне не будет скучно», – подумал он с тайной улыбкой. Она была не просто первой сигаретой через много лет после того, как он бросил курить. Конечно, он втягивал ее в этот легкомысленный флирт с жадностью, но обнаружил, что наслаждается ее остроумием. Он был искренне заинтригован ею.

– Я копила деньги, чтобы путешествовать по Европе с подругой, но она сломала лодыжку на второй день и улетела домой. – Поппи сложила руки на груди. – Я потащилась сюда вместе с несколькими студентами из общежития, но через несколько дней после нашего приезда один из них украл все, что у меня было. – Она улыбнулась, но напряженность вокруг ее глаз и рта сказала ему, что она все еще расстроена.

– Ты обращалась в полицию? – серьезно спросил Рико.

– Это была моя вина. – Она вздрогнула от самобичевания. – Однажды утром я дала ему свою карточку, чтобы он дал мне немного наличных. Должно быть, он сделал копию или что-то в этом роде. Через три дня он забрал все мои сбережения и исчез. У меня был паспорт, пакетик с изюмом и расческа. Потеря фотоаппарата опустошила меня больше всего. Это был подарок, и карта памяти все еще была в нем, но у меня не было возможности заполнить ее. Это был огромный облом, – подвела она итог с философской легкостью.

– Ты фотограф?

– Уже нет, – заявила она с отвращением, а затем пожала плечами. – По крайней мере, я заплатила за неделю в гостинице. Я навела справки и связалась с временным агентством. Меня пригласили помочь убрать домик у бассейна и гостевой коттедж. Дарне понравилась моя работа, и она попросила меня остаться на полный рабочий день в большом доме. С тех пор я коплю деньги на билет домой.

– Сколько тебе нужно? – Рико полез в карман.

– О нет! – Поппи остановила его в ужасе. – У меня достаточно денег. Я только что договорилась с Дарной, что сегодня мой последний день. Она думала, что я буду нужна ей до конца июня… – Она замолчала, вздрогнув, когда поняла, с кем говорит.

Возникло неловкое молчание.

– Мне казалось, что свадьба будет очень красивой. – Она говорила извиняющимся тоном. – Мне жаль, что ничего не вышло.

Она говорила искренне.

– Я слышал, что канадцы часто извиняются. Я не поверил своим ушам.

– Это так. Извиняюсь. – На этот раз она подмигнула.

Ей жаль?

Поппи было двадцать два года, она разочаровалась после того, как ее обманули в погоне за мечтой, но все же хотела вернуться домой, чтобы выполнить семейные обязательства. Он понимал это давление и поделился своими собственными причинами, почему согласился с семейными ожиданиями.

Эта близость привела к поцелую, и его ноги каким-то образом перенесли ее к занавешенной простыней мебели, спрятанной среди джунглей ароматных лилий.

С тех пор как Рико узнал о Лили, он был убежден, что Поппи каким-то образом обманула его, как это сделала Фаустина, ради своих собственных гнусных целей.

Теперь, когда он приехал сюда, все подозрения рассеялись. Ее дом был простеньким, старым, но опрятным и ухоженным. Ее связь с бабушкой и дочерью казалась искренней, и, судя по отчетам, которые он заказал, Поппи вполне неплохо зарабатывала. В ее послужном списке не было даже штрафа за превышение скорости.

Рико спокойно наблюдал за сосредоточенным усилием Лили дотронуться ложкой до супа и ощутить его вкус во рту. Она ухмыльнулась, когда ей это удалось.

У него не было доказательств, но он был убежден, что дочь принадлежит ему. Ему необходимо заявить на нее права.

Что же касается Поппи, то он все еще впитывал то воздействие, которое она продолжала оказывать на него. Он все еще остро реагировал на нее. Один взгляд на нее в джинсах и свободном пуловере – и у него потекли слюнки. Никакой косметики, волосы собраны в беспорядочный узел на голове, настороженность, как нимб вокруг изящной головки, и все же ему пришлось сдержаться, чтобы не потянуться к ней. Не для того, чтобы схватить или завладеть, а просто прикоснуться. Наполнить руки ее текстурой.

Была ли ее кожа такой же гладкой и мягкой, как в его эротических снах? Напрягутся ли ее соски, если он оближет их, а потом снова слегка подует? Неужели ее голос все еще срывается от оргазма и этот звук снова вызовет приятную дрожь по его спине?

Эта химия была слабостью, которая предупреждала его держать себя в руках, но ни на йоту не отвлекала от его плана.

На самом деле это разжигало огонь предвкушения.

Напряжение Поппи не покидало ее и во время ужина, несмотря на то что Рико продолжал завоевывать ее бабушку обаянием, о котором даже Поппи не подозревала: он интересовался ее здоровьем и выразил соболезнования по поводу дедушки.

– Мне очень жаль, что вы потеряли его. Помнится, Поппи говорила, что он нездоров.

Поппи фыркнула, подозревая, что он вспомнил эту деталь только потому, что она напомнила ему об этом час назад.

– Я спросил тебя, почему ты не тратишь сэкономленные деньги на то, чтобы поближе познакомиться с Европой, – оскорбленно парировал Рико. – Ты сказала, что твоим бабушке и дедушке нужна помощь, чтобы переехать в пансионат.

На мгновение она увидела отблески голубого и зеленого в его радужках, говорящие, что он помнит все о том дне.

Жар вновь пронзил ее тело насквозь.

– Мы говорили о переезде, – сказала бабушка, заставляя Рико оторвать от нее взгляд. – Я не могла сама присматривать за Биллом, но присутствие Поппи позволило нам прожить в нашем доме лишний год. – Бабушка сжала свою руку поверх руки Поппи, сила ее хватки была мучительно слабой. – Он исчез бы еще быстрее, если бы нам пришлось покинуть этот дом. Я всегда буду благодарна ей за то, что она дала нам это. Не знаю, что бы я делала, если бы ее не было здесь все эти месяцы после его ухода. Она была нашим особым благословением всю нашу жизнь.

– Бабушка. – Поппи расплакалась.

– И Лили – любимая малышка. – Бабушка улыбнулась девочке. – Но время пришло.

– Время? – повторила Поппи с приглушенной тревогой.

– Я позвоню твоей тете Шейле утром, – сказала она о своей сестре, похлопав Поппи по плечу, прежде чем та убрала руку. – Она живет ближе всех к пансионату. Я уверена, что смогу остаться с ней, пока не освободится комната.

– Бабушка, нет.

– Поппи. Мы обе знаем, что я не должна была быть здесь этой зимой, создавая для тебя дополнительные трудности. Ты чистила дорожку в свой единственный выходной, чтобы отвезти меня к доктору. Мне тоже нечего делать возле этого льда у крыльца. Ты накручиваешь Лили, боясь, что я споткнусь о нее. Я волнуюсь. Нет, я не хочу отрывать тебя от той жизни, которую ты должна вести.

– Это та жизнь.

– О, а твой друг не хочет переехать к нам? – спросила бабушка.

– Я вижу, откуда Поппи берет свою искру. – Слабая улыбка тронула губы Рико. – Нам с Поппи нужно обсудить детали, но вы правы, моя жизнь сосредоточена в Испании. Я здесь, чтобы жениться на ней и забрать Поппи и Лили домой.

Сердце Поппи бешено забилось. Ее разум взорвался. Он не вырывал дочь из ее рук, но она не испытывала облегчения. Она сразу поняла, что дело не в ней. В первый раз Рико женился из холодных практических соображений. Он мог ослепить ее бабушку добротой и обаянием, но это был бесстрастный шаг, чтобы получить то, что он хочет, самым быстрым и эффективным способом.

– Моя жизнь здесь, с бабушкой, – дрожащим голосом настаивала Поппи. – Ей нужно, чтобы я была рядом, даже если она переедет в пансионат.

– Поппи. – Хрупкая рука старушки снова легла на ее руку. – Мне нужно знать, что, когда я уйду, ты найдешь кого-то, кто позаботится о тебе и Лили. Этот человек должен быть ее отцом. – Она легонько похлопала Поппи по плечу и сказала со спокойной силой: – Я знаю, что это значило бы для тебя.

– Совершенно очевидно, что Поппи не будет чувствовать себя комфортно без вашего участия, Элинор. Дайте нам возможность закончить разговор. А потом мы с вами обсудим ваши варианты. Я уверен, что мы сможем найти решения, которые удовлетворят всех нас.

Поппи встала, чтобы убрать со стола.

Глава 3

Поппи искупала Лили и уложила ее в кроватку, не уделяя дочери того внимания, которого она заслуживала, потому что ее мысли все еще были заняты появлением Рико и требованием большего, чем его дочь. Брак.

Неужели она сама прокрутила эту фантазию в своем девичьем мозгу? Да. Даже до того, как она переспала с ним. Она была очарована им в течение многих недель, остро ощущая его присутствие, независимо от того, делал ли он сухое замечание или потягивал апельсиновый сок. Он казался отчужденным, но непринужденным. Когда она услышала, как Фаустина разошлась не на шутку, разбивая вазу и крича, что их свадьба отменяется, Рико только сказал спокойным голосом: «Дай посмотреть дно этой вазы. Мне придется ее заменить».

В глубине души она была взволнована тем, что Фаустина положила этому конец. Рада за него.

В солярии он был тем очаровательным мужчиной, которого она видела сегодня за ужином, тем, кто проявлял такой интерес к другим. Но было легко не заметить, что он очень мало говорил о себе.

Однако в тот день он рассказал ей достаточно. Достаточно того, что ее одурачили, заставив думать, что она ему нравится. Что между ними загорелась искра.

Поппи ошибалась. Это был настоящий мужчина. Он был суров и пуглив. Он не повышал голос, потому что ему это не нужно было делать. Его желания, произнесенные таким неумолимым тоном, были полны силы. Она инстинктивно понимала, что его нельзя сдвинуть с выбранного курса.

Но он не хотел ее. Она была всего лишь препятствием, которое он старался преодолеть как можно быстрее. Бабушка расценила бы этот брак как шаг к безопасности, но Поппи отказалась так легко поверить его предложению. Что, если он привезет ее туда и быстро разведется с ней? Отвезет ее в суд для опеки? Она не проживет и дня без Лили.

Лили устроилась поудобнее, а Поппи пошла в гостиную. Рико закончил свои звонки и теперь болтал с ее бабушкой.

То, что он был в ее доме, заставляло ее нервничать. Это было ее личное пространство, где она раскрывала свою истинную сущность в выцветших, беззубых фотографиях на стене рядом с некоторыми из ее самых ранних фотографических работ. Они с бабушкой копались в коробке с романами в мягкой обложке, которые Поппи купила на гаражной распродаже. Последняя страстная обложка Поппи лежала раскрытая на кофейном столике.

На каминной полке стояла оформленная в рамку грамота Поппи «работник месяца». Ее босс на автобусной станции дал ей грамоту в шутку. Кроме него, она была единственным работником и работала неполный рабочий день. Бабушка впервые за много лет хорошо посмеялась, когда Поппи принесла грамоту домой. Потом они плакали, потому что дедушке это тоже понравилось бы.

Рядом с грамотой стояла обычная поздравительная открытка с прошлого месяца, подписанная: «С любовью, мама». Это было единственное сообщение, кроме напечатанного стихотворения.

Рико слишком часто видел ее в этом пространстве. Возможно, собирал доказательства, чтобы объяснить, почему его дочь не может остаться здесь. Человек с таким низким уровнем сентиментальности не смог бы распознать комфорт в потертой мебели и ценность пропитанных воспоминаниями стен.

– Синоптики говорят, что сегодня хорошая ночь для наблюдения за звездами, – говорила бабушка Рико, кивая на телевизор. – Вы можете даже увидеть северное сияние.

– На улице холодно, – запротестовала Поппи. Весна, может быть, и наступит через несколько дней по календарю, но каждое утро на ее лобовом стекле все еще лежал густой иней.

– Оденьтесь потеплее, – отвергла доводы Поппи бабушка. – Мы с твоим дедушкой всегда приходили к согласию, гуляя вокруг пруда Фишера. У нас есть телефон. – Она дотронулась до стола, на котором стоял беспроводной телефон. – Я позвоню, если Лили проснется и начнет суетиться.

Поппи взглянула на Рико, надеясь, что он скажет, что уже поздно и он вернется завтра.

– Я оставил перчатки в машине. Заберу их по дороге.

Она сдержала раздражение и поднялась, натягивая сапоги, рукавицы и шляпу, прежде чем выйти в то, что на самом деле было довольно мягкой ночью, учитывая, что небо было ясным, а на земле все еще лежал снег.

Луна превратила мир в голубоватый дневной свет, и ее шаги захрустели по индевелой земле вслед за шагами Рико, когда они отошли от машины. Пока они шли, он намотал на шею красный шарф.

– До сегодняшнего дня я летал над прериями, но никогда не проезжал через них. – Его дыхание вырвалось облаком пара, когда он заговорил.

– Было тяжело не заснуть?

– Нет, но это очень расслабляет. Дает вам время и пространство для размышлений.

Она не стала спрашивать, о чем он думал, просто повела его мимо последнего дома на их улице, потом по тропинке в снегу к углублению, которое было прудом Фишера.

Это было оживленное место в середине зимы. Соседские дети играли в хоккей при каждом удобном случае, но теперь были вывешены знаки, что лед истончается и больше не безопасен. Импровизированные скамейки и фонари исчезли, остался только утоптанный круг вокруг пруда, который летом был популярен среди собачников. Сегодня вечером они были здесь одни.

– Я тоже никогда не видел Млечный Путь таким, – признался он, кивая на звездный шов, прорезавший небо. – Не такой уж ясный и массивный.

– Рико, я не могу поехать с тобой в Испанию.

– Я могу нанять сиделку, – сказал он деловым тоном. – Или поселим ее в любом заведении, которое она выберет. Ты сможешь вернуться сюда в течение дня, если возникнут проблемы. Не используй свою бабушку как предлог, чтобы держать мою дочь подальше от меня.

Ого. Она потерла варежкой холодный нос, стараясь не дать ему онеметь.

– Она не оправдание. Она – моя семья.

Он переварил это, а затем спросил:

– Где твои родители? Почему на тебя свалилась забота о твоих дедушке и бабушке?

– Это мое решение. – Она обхватила себя руками. – Они всегда были добры ко мне. Даже когда я вернулась домой в положении.

Особенно тогда. Покупка квартиры для престарелых потребовала бы продажи дома и оставила бы Поппи без жилья. Всем хотелось, чтобы они оставались вместе в этом доме, пока дедушка так болен, но бабушка была права. Они не могли этого выдержать. Поппи мысленно готовилась провести лето, убирая дом. Но это не означало, что она готова путешествовать с дочерью по всему миру.

– Твои родители умерли? Ты всегда жила с ними?

– Да, но мои родители живы. Разведены. Папа работает на нефтяном участке. – Она старалась говорить бодро, чтобы Рико не догадался, как она несчастна. – Он приезжает каждые несколько месяцев, спит на диване и делает некоторые ремонтные работы. Он иногда давал бабушке деньги за то, что она заботилась обо мне. Я думаю, он проигрывает большую часть того, что зарабатывает. Это одна из тех вещей, о которых никто в семье не говорит, но деньги всегда были для него проблемой.

– Поэтому они развелись?

– Я уверена, что это одна из причин. У мамы были свои проблемы, – ответила Поппи. Она свернула с расчищенного участка, обращенного к пруду, и пошла по тропинке вокруг него. Она ненавидела себя за то, что ей пришлось открыть ему свой глубочайший стыд, но он должен был это знать, чтобы понять причины ее отказа выйти за него замуж. – Они были очень молоды, когда родилась я. Маме было всего девятнадцать. Мой отец привез ее сюда, чтобы она жила с его родителями, а потом уехал работать. Мама оставалась со мной, пока мне не исполнилось два года, а потом начала уезжать, жить так, как считала нужным.

– Вечеринки? Наркотики?

– Свобода, в основном. – Теперь Поппи понимала, как тяжело быть матерью, но она не бросила свою дочь, как горячую картофелину, только потому, что это было трудно. – Она не хотела быть мамой. Она хотела «исследовать свой потенциал», – усмехнулась Поппи, выделив в воздухе последнюю фразу воображаемыми кавычками. – Она пробовала себя моделью в Торонто и работала стюардессой в Монреале. Она была музыкальным промоутером в Галифаксе, ездила в Ванкувер работать на круизном лайнере. Последовала за мужчиной в Индию на год, затем вернулась и открыла студию йоги в Калифорнии. Именно так она познакомилась со своим нынешним мужем, обучала одну из его бывших жен позе «собака мордой вниз». Он кинопродюсер. У них двое детей.

Двое угрюмых избалованных детей, которые жаловались на еду, приготовленную для них матерью Поппи, на уроки музыки и футбольные тренировки, на которые она их возила.

Поппи старалась не испытывать к ним ненависти. Они ее семья, но еще они мелкие хулиганы.

– Ты никогда с ней не жила? – спросил Рико у нее за спиной.

– К тому времени, как она устроилась, я уже ходила в среднюю школу. Оформить для меня туристическую визу было для нее большим бюрократизмом, чем ей хотелось бы. Она до сих пор не видела Лили, если не считать фотографии. Мне кажется, она жалеет, что я вообще родилась. Не в плохом смысле, но она предпочла бы притвориться, что ее юношеской ошибки никогда не было.

Дорожку прочертили тени деревьев в роще. Она поплелась туда, стараясь не расстраиваться из-за пренебрежения родителей, когда они оставили ее с такими удивительными бабушкой и дедушкой.

– Я слышу, что ты жалеешь, что твои родители не приняли мер, чтобы ты жила с ними.

– Правда? Потому что я поняла, что они сделали мне одолжение, оставив меня с людьми, которые укрывали меня одеялом и говорили, что любят меня, каждую ночь.

Она удивила его, повернувшись к нему лицом. Он остановился, но стоял очень близко. Его лицо было испещрено полосами цвета слоновой кости и кобальта.

– А ты им сказал? Твоим родителям? – спросила Поппи.

– Я сказал им, что дочь, скорее всего, моя, хотя результаты анализа ДНК были неубедительны. Я сказал…

– Что? – Поппи даже перестала дышать. – Зачем ты вообще приехал, если не был уверен?

– Потому что я должен был знать, – сказал он напряженно. – Виноватое выражение на твоем лице, когда ты открыла дверь, было единственным доказательством, которое мне было нужно.

Она была такой дурой, что подтвердила его подозрения еще до того, как он узнал. Как ему удается так легко обезоруживать ее снова и снова?

– Какова была их реакция? – спросила она, сосредоточившись на более глубоких проблемах.

Герцог и герцогиня поразили Поппи тем, что были инопланетянами в человеческой коже, ассимилировавшимися на Земле достаточно хорошо, чтобы не быть обнаруженными, но неспособными общаться с нормальными людьми или проявлять подлинные эмоции.

– Они просили держать их в курсе.

– Понимаю. А твоя мать все еще охотится за следующей сеньорой Монтеро?

– Откуда, черт возьми, ты это знаешь?

– Я умею читать заголовки газет.

– Поменяй историю поиска. Сайты сплетен – это мусор. Если бы ты хотела знать, что я делаю со своей жизнью, тебе следовало бы позвонить мне.

– Меня больше интересует, как твоя мать отреагирует на Лили.

– Она примет свершившийся факт. Ей не привыкать.

Поппи недоверчиво фыркнула.

– Я видела, как выглядит ее вариант «принятия», и это холоднее, чем арктический вихрь.

– Осторожнее, Поппи.

– Не хочу быть грубой. Я говорю, что Лили слишком важна для меня, чтобы сделать ее предметом критики и неодобрения на всю оставшуюся жизнь. Если они собираются обращаться с ней как с пятном на фамильном имени, я на пушечный выстрел не подпущу твоих родителей к моей дочери.

Он, вероятно, думал, что она должна быть благодарна ему за то, что он позволил ей сопровождать его и ее дочь, но он только сказал:

– Они не демонстративные люди. Ни от кого из них не будет приветственных объятий. Примирись с этим фактом. С другой стороны, у них много сильных качеств. Мы сами о себе заботимся.

– Мой отчим может продвинуть ее в кино, если она решит, что хочет богатства и славы.

– Богатство – это не удача, слава – это не положение в обществе, – многозначительно заявил он. – Какое будущее ты для нее планируешь? Ты начнешь ходить на свидания, возможно, познакомишь ее с несколькими претендентами и однажды, когда будешь уверена, что влюблена, позволишь другому мужчине растить моего ребенка без каких-либо реальных преимуществ, на которые она имеет право? В неведении о своей семье и связанных с ней возможностях за границей? Нет. Я не позволю тебе лишить ее того, что принадлежит ей по праву.

– Это не от тебя зависит. И не говори так! Я люблю Лили. Попробуй сказать мне, что это чувство – плод моего воображения. А ты собираешься полюбить ее? Потому что, учитывая то, что я знаю о твоем воспитании, тебе никогда не показывали, как это делается.

На них обрушилась глубокая тишина.

– Точно так же, как тебя никогда не учили сдерживать свой гнев ради светской беседы? – со смертельным безразличием произнес Рико. Холодный воздух начал проникать сквозь ее одежду.

– Ответь на вопрос, – настаивала она. – Моя любовь к Лили пустила корни в тот день, когда я узнала, что беременна. Я не стану заставлять ее желать от тебя того, чего никогда не случится. Я знаю, что это такое, и это слишком болезненная вещь, чтобы желать ее моему ребенку. Ты же знаешь, что я права.

Она уже была на грани, чтобы выложить все самое личное. Поппи понимала это, но именно это она и имела в виду, говоря о своей дочери.

Излучаемая им обида должна была вспыхнуть, растопить снег и стереть с лица земли деревья, осветив небеса вспышкой света.

Тем не менее она подтолкнула его еще дальше, предупредив сквозь зубы:

– Не смей появляться в ее жизни, если не собираешься остаться в ней навсегда.

Его руки были засунуты в карманы, а профиль изрезан тенями.

– Ты… – Что-то заставило его замолчать. Он со свистом втянул в себя воздух, как будто испытывал ни с чем не сравнимую боль. – Сыновья моего брата вовсе не несчастны. Он получил такое же воспитание, как и я. Он их очень любит. Я думаю, и у меня будет такая же связь с моим ребенком.

Поппи была рада темноте, потому что внезапно слезы жалости замерзли на ее ресницах. Казалось, он был доволен тем, что его не любили в детстве, но он найдет способ передать свое сердце дочери.

Только по этой причине, ради возможности подарить ему безусловную любовь его ребенка, она знала, что должна позволить ему войти в жизнь Лили.

– Несмотря на это… – Она сложила руки на груди. Тепло шерстяных варежек приятно согревало. Она сидела в первом ряду, наблюдая за тем, как устроен брак ее родителей, и это было… грустно.

Они разговаривали друг с другом без особой теплоты, как будто говорили о погоде. – И какой же это будет для нее пример брака?

– Спокойный и рассудительный? – предположил Рико.

– Я не хочу рассудительности! Я хочу того же, что было у моих бабушки и дедушки. – Она дико махнула рукой в сторону дома, где каждый божий день была свидетельницей глубокой, неизменной любви. – Мне нужны ласковые имена друг для друга и любовь, которая будет длиться всю жизнь.

– Ты хочешь, чтобы я называл тебя рыжиком?

– Не смей надо мной смеяться. Или над ними, – предупредила она. – Бабушка прожила в этом продуваемом сквозняками доме лишний год, потому что знала, что ее отъезд разобьет дедушке сердце. Теперь она не может спать в нем без него рядом с собой.

– И ты этого хочешь? – В его голосе прозвучало сомнение.

– Это лучше, чем быть замужем за незнакомцем. Жить во дворце и встречаться по праздникам.