Текст книги "Суть любви"

Дэниел Абрахам
Суть любви

Полоска земли вдоль реки Таунис, в черте огромного города Неврипал, называлась Независимый Северный Берег и в состав города не входила. Образовавшись как политическое недоразумение, когда столетия назад волшебники Ханской Империи взмолились о мире после Войны Десяти Императоров, земли вдоль спокойной темной реки были отданы Совету Нестрипона, но для зимнего дворца Ханской Империи и земель вокруг него, так любимых Императрицей, сделали исключение. В качестве сентиментального жеста доброй воли, которые часто следуют за войнами между монархами из одного семейства, земли формально оставили в собственности Ханской Империи, пусть там и не было ни граждан, ни органов власти. Мэр и горожане Неврипала, отнюдь не разделяя внутрисемейную щедрость к поверженным врагам, объявили, что выживание Независимого Северного Берега – проблема его населения и никого другого. Поскольку здесь не было органов власти Ханской Империи, а власть Нестрипона не желала брать на себя никакой ответственности, место стало поистине уникальным. Автономной зоной, где закон защищал и обеспечивал беззаконие. Спустя многие годы Северный Берег превратился в исключительно любопытное место. Здесь собрались отбросы дюжины разных культур, добровольно или вынужденно, когда больше бежать некуда было. Ленивые темные воды Тауниса тащили на себе баржи и плоты, пристававшие к заболоченному берегу. Преступники и должники бежали сюда, беженцы войн, межгосударственных и гражданских, рабы порочных привычек и безнадежные бедняки.

И Независимый Северный Берег рос, подобно огромному и безмозглому организму.

Здесь не было магистратов, но это не означало, что никто не занимается планированием, что здесь нет ни архитекторов, ни гениев, ни безумцев. Скорее, это означало, что все, живущие здесь, выкручивались, как кто умеет, безо всяких ограничений. С течением десятилетий рост населения вынудил жителей строить дома все выше. Строили один этаж, потом другой, потом еще, строили из того, что попадалось под руку, под девизом «Что нашлось – всегда сгодится». Башни домов кренились, качались, иногда рушились, превращая живущих в них мужчин и женщин в кровавое месиво, и тут же восстанавливались выжившими или следующей волной переселенцев. Между домами висели мостики из веревок и дерева, их становилось все больше, и скоро стали говорить, что любой местный в состоянии пройти от пограничной стены на севере до вод реки на юге, не касаясь ногами земли. Дерьмо, мочу и мусор выкидывали из окон, где они и валялись, пока их не смывал очередной ливень. Ненадежные и шаткие дома быстро росли, будто деревья на тучных землях, благодаря естественному человеческому желанию не быть тем, на кого гадят сверху. Улицы, если можно их так назвать, становились все уже и темнее, иногда совершенно исчезая под навесами из просмоленных досок, превращаясь в новые дома и хижины.

Как и в любом городском сообществе, здесь были свои достопримечательности и центральные места. Храм посреди города, который, как говорят, когда-то был частью дворца Ханской Империи. Водяной Базар, построенный прямо над рекой, где мужчины и женщины торговали безделушками и хламом с одержимостью торговцев драгоценностями. Опиумные притоны вдоль стены, где люди до смерти усыпляли себя за бледными занавесями из бус, приобретшими уже янтарный цвет от выдыхаемого ими дыма. Районы, со своими границами, невидимыми глазу чужака, но имевшие свои названия. Соль, Изразцовый Тупик, Джимтаун.

Длиной километра три и километра два в самом широком месте, Независимый Северный Берег служил обиталищем пятидесяти тысячам человек. Те зачатки порядка, что здесь соблюдались, были установлены заправилами преступного мира, скрывавшимися на Берегу от преследования в других местах. Скудная еда попадала сюда за счет благотворительности горожан Неврипала, если стража на воротах старшего города проявляла великодушие, или была украдена с судов, идущих по реке. Или выловлена среди мусора, по реке плывущего. Обитатели города-без-гражданства варьировались от грязных и голодных младенцев, оканчивавших свою недолгую жизнь во мраке в руках служителей Храма в темных одеждах, и тощих, как щепки, полубезумных от голода и ломок наркоманов до владык преступности и насилия, из чьих пентхаусов открывался вид на огни мира порядочных людей, отражавшихся в водах реки, как в закопченном зеркале.

А в глубине города, не слишком близко к стене, но и не слишком близко к реке, не на почетном, но ненадежном верху, но и не утонув в мусоре и отбросах внизу, душащих обитателей нижних этажей, находилась небольшая комната с жестяной жаровней под толстым глиняным дымоходом и двумя древними и грязными матрасами. На одном из матрасов лежал принц Степпан Хомри, беглый престолонаследник из Лирии. На другом Аса, тайно в него влюбленный.

Несмотря на поздний час, они не спали.

– Я люблю ее, – сказал принц, закинув руку на лоб. В его глазах каплями блестели слезы. Прошло десять дней с двадцатитрехлетней годовщины его наречения, он был старше своего спутника на полгода. – Я люблю ее, а ее в работный дом продадут.

У Асы в голове теснились полдюжины вариантов ответа. Ты ее всего раз видел, издалека. Лучше в работный дом, чем здесь жить. Может, ты путаешь любовь с томлением иного рода. В конце концов он выбрал самый дипломатичный ответ.

– Мне жаль.

– Видел бы ты ее. Будто рассвет зимним утром.

– В смысле, ледяная?

– Нет, – ответил принц. – Чистая, светлая, она сияла, как горизонт, так ярко, что едва смотреть можешь.

– А-а.

– Я спросил ее имя у тамошнего парня. Зелани, дочь Джоста. Готов поклясться, что в ее жилах королевская кровь. Ты бы понял, если бы ее увидел. Держала себя так, будто она – королева перед коронацией. Мне было суждено ее встретить. Теперь я понимаю это. Какой бы ни был замысел богов на мой счет, мне было суждено встретить ее. И наверняка мне было суждено спасти ее. Видел бы ты ее отца. У него лицо мясника.

Аса повернулся на другой бок, матрас захрустел.

– Думаешь, я глупый, – сказал принц. Его глаза уже покраснели от рыданий, а лицо застыло маской меланхолии.

Аса вздохнул.

– Я думаю, что за тобой охотится твоя мачеха, которой только и надо, чтобы ты мордой вниз по реке плыл. Твой отец в плену у кайринского волшебника, если вообще жив. Половина народу в твоей стране считает тебя убийцей, а другая – дураком. У тебя и так забот полон рот, чтобы еще себе что-то искать.

– Я же ничего такого не хотел, – сказал он. – Разве не понимаешь?

Аса всю жизнь провел на Независимом Северном Береге и в его окрестностях, был мелким вором, прислужником в Храме, мошенником, информатором и – как и весь город – воплощением истины о том, что цель оправдывает средства. Стать неофициальным покровителем политического беженца было не слишком мудро с его стороны, но так уж случилось.

Когда они познакомились, еще зимой, Степпан только попал на Берег, одетый в хорошо пошитый плащ из тщательно вычесанной шерсти, вроде бы скромно выглядящий, здесь он в нем выделялся, как пятно крови на свадебном платье. У него было мрачное лицо, исполненное праведного возмущения от царящей вокруг нищеты и одолевающего его мужественного самобичевания. Аккуратно зашитых в рукав монет он лишился в первые полчаса, после того как перебрался через стену. Даже жрецы не желали с ним связываться, но он остался здесь. Спустя несколько месяцев его волосы стали длиннее и грязнее, одежда приобрела желто-коричневый цвет, как и все, что полоскали в водах Тауниса. Он глядел на все заплаканными глазами щенка, потерявшего хозяина. Не брился уже месяц, и черные усы блестели, будто смазанные маслом. Живое воплощение фразы не-этого-я-хотел, и Асе приходилось позволять ему высказывать свою точку зрения.

– Так где она была?

– Я увидел ее на прогулке, рядом с домом, таким, будто готовым упасть. С четырьмя колоннами.

– Знаю такой. Это было два дня назад?

Принц Степпан кивнул. Повернулся и привстал на локтях.

– Ты найдешь ее, ради меня? Передашь ей от меня послание?

– Нет, ни при каких обстоятельствах я никому о тебе не скажу, если не буду полностью уверен в этом человеке. Но постараюсь выяснить ситуацию. Посмотрю, что там можно узнать. Зелани, дочь Джоста? Тогда ладно.

Аса хорошо знал этот дом. Старая башня, в которой когда-то находилась конюшня дворца Ханской Империи и которая с тех пор постепенно пришла в упадок. Живущая там семья, вполне возможно, находится в таком отчаянном положении, что готова продать подросшего ребенка в работный дом. В Неврипале работорговля запрещена, но Независимый Северный Берег – не Неврипал. Аса знал пару мест, где вполне респектабельные бизнесмены встречаются, чтобы совершить сделку, формально не нарушая закон. Если по правде, это отнюдь не худшее, что отец может сделать с дочерью.

– Благодарю тебя, друг мой, – сказал принц. – Я люблю ее.

Это ты уже говорил, с горечью подумал Аса, но промолчал.

Когда солнце лишь начало озарять небо на востоке, Аса уже шел по веревочным мостам, соединяющим дома. Пахло дымом и нечистотами, в общем‑то, как обычно. Из окон, ничем не закрытых, и с улиц доносились голоса – крики и ругань, а иногда и смех с пением. Мужчины и женщины в темных плащах протискивались мимо друг друга на узеньких, в ладонь, мостах, притираясь животами и спинами так, что в иной ситуации это показалось бы интимным, но было для всех привычным. Раз в неделю или реже какой-нибудь мостик падал, пара-тройка людей летели в вонючем воздухе и разбивались о крыши или что там им внизу попадется. В конце концов, от дизентерии умирало куда больше народу, и с этим тоже ничего нельзя было поделать. Мосты восстанавливали, если у живущих поблизости была лишняя веревка и им не было наплевать. Или не восстанавливали. Пути города постоянно менялись, как медленно текущая по равнине река, не знающая, какое русло выбрать. За это Аса любил город. Но лишь за это.

В желтом утреннем свете старая башня выглядела особенно печально. Она склонилась к востоку, а окна, прорубленное там, где они понадобились, испещрили ее стены подобно архитектурной сыпи. Аса спустился по веревочной лестнице, потом по деревянной, сделанной из бревен плавника, выловленных из реки и прибитых к стене гвоздями, и вскоре оказался на дворе, который описал Степпан. Из земли торчали четыре массивные колонны, высокие и величественные, как деревья, в тени окружающих зданий. В грязи спали пара десятков человек, некоторые потягивались, просыпаясь. Чуть подальше трое мальчишек играли в догонялки с собакой, которую еще никто съесть не успел.

– Ищу мужика по имени Джост. Его дочь Зелани, – сказал Аса, касаясь плеча одного из мужчин. Тот покачал головой и пожал плечами. Тот же вопрос следующему, потом следующему, снова и снова, пока движения и слова не стали ритмичными, как шум прибоя. Когда ближе к полудню одна женщина кивнула и показала, то показала в сторону реки. Аса выругался. Плохой знак.

Людей из работных домов размещали у западного причала. У них были упитанные лица, они смеялись, но выглядело это жестоко, в том смысле, что если драгоценный камень оправить в жесть, он будет выглядеть уродливо. Постройку загонов еще не закончили, но пара местных ребят бодро сколачивали стены, сооружая изгородь для своих менее удачливых сородичей. Надзиратель работного дома стоял на берегу и курил трубку, глядя на медленный водоворот на реке. Столом ему служила доска, лежащая на двух кучах кирпича, поверх которой для пущей важности накинули лиловую тряпку. Мужчины и женщины выстроились в очередь в ожидании начала торгов. Среди них был усталого вида мужик, наверное, вдвое старше принца, рядом с которым стояла бледная девушка.

– Джост? – спросил Аса, подходя ближе.

Мужчина поднял взгляд, спустя мгновение это сделала и его дочь.

– Ага, – сказал мужчина.

Аса улыбнулся.

– А это, должно быть, прекрасная Зелани.

Худощавая девица, темноволосая, но волосы пожиже, чем ожидал Аса, и несколько более круглолицая и полногрудая, чем обычно в этом возрасте. Асе не показалось, что девушка наделена какой-то там невиданной красотой, и уж точно она – не воплощенный зимний рассвет, но достаточно хорошенькая, и улыбаться может. В глазах читался ум, а может, и нет, но хитрость – точно. Если тут и есть королевская кровь, то она очень хорошо спряталась.

– Чего тебе? – спросила она.

– В очереди в работный дом? – спросил Аса.

– Если они вообще сядут за стол и начнут найм, – сказал отец девушки.

– Найм? Я думал, правильное слово – покупка.

– Ну, тебя они на хрен не спросили, а?

Аса повернулся к девушке, но, прежде чем успел заговорить, из переулка сзади послышался знакомый голос. Джозеп Рыжий, шатаясь, вышел к ним, он махал здоровой рукой и ухмылялся, будто только что жемчужину в ночном горшке нашел.

– Извини, – сказал Аса, глядя в глаза девушке, вроде бы многозначительно. Та сначала скривилась, потом неуверенно улыбнулась и отвернулась.

– Значит, Аса, вот ты где, шлепок конченый, – сказал Джозеп, когда они отошли в сторону. – Я тебя искал.

– Польщен.

– Тебя еще интересуют новости об охотниках?

Аса приподнял брови, и мужчина усмехнулся.

– Да, все еще интересуют. Что у тебя?

– За стену этой ночью пара людей из магистрата пришли. Шарятся в Изразцовом Тупике, людей спрашивают, картинку показывают.

Аса сплюнул. Поглядел на очередь, на недостроенный загон, на девушку, которую принц Степпан думает, что любит. Не могу же я сразу все дела сделать, подумал он. И сунул медную монету в здоровую руку Джозепа.

– Может, покажешь?

Охотники из магистрата не отличались изяществом тактики. В доспехах из дубленой кожи и с эмблемой Высшего Совета на груди в виде весов и топора, с мечами на боку, они имели возможность купить еды на неделю всякому, кто решился бы им помочь. Расхаживали по улицам, распространяя вокруг себя ореол уверенности, и не обращали внимания на большинство жителей. Заговаривали только с теми, кто одет получше, и даже с ними говорили резко и высокомерно. Аса и Джозеп Рыжий некоторое время незаметно следили за ними, и увиденное не навело Асу на хорошие мысли.

– И кто у них на картинке? – спросил Аса.

– Думаешь, мне показали? Не снизойдут до меня-то.

– А что спрашивают?

– «Вот этого мужчину не видели?»

У Асы подвело живот. Если Совет Неврипала решил договориться с врагами Степпана, скоро все станет безнадежно. Джозеп кивнул, будто соглашаясь. Сочинив сразу пять вариантов бегства, Аса с улыбкой вышел на улицу и подошел к охотникам. У тех были жесткие, как камень, глаза, а один из них положил руку на рукоять меча.

– Доброго утра. Слышал, вы, парни, что-то ищете, подумал, могу быть полезен.

– И кто ты?

– Аса.

Охотники переглянулись, будто не зная, обидеться или рассмеяться. Повисло тяжелое молчание. Затем один из охотников убрал руку с рукояти и достал из-за пояса свиток из плотной бумаги. Поднес к лицу Асы вплотную, как подносят к носу охотничьей собаки предмет с запахом. Но вместо тонкого носа и широко расставленных глаз Степпана Аса увидел нарисованное чернилами очень знакомое широкое лицо. Прищурился, чтобы скрыть облегчение.

– Канцлер Роуз? – спросил Аса, изобразив недоумение.

Охотники переглянулись, видимо, несколько больше заинтересовавшись Асой, чем до этого.

– Ты его знаешь?

– Знал. Сказал бы, что вам лучше поискать на кладбище. Он шесть лет назад умер.

– Не умер, – сказал второй охотник. – Использовал зелье, чтобы имитировать смерть, похоронил вместо себя слугу. А теперь мы пришли, чтобы найти, куда они подевались.

– Ты его видел? – спросил первый. – Он здесь живет?

– Если и живет, то не видел. И… при всем уважении, канцлер Роуз разгромил армию Сарапина и лично убил семьдесят человек. Если бы он здесь жил, то уже заправлял бы тут всем, а мы бы по утрам маршировали в рядах его армии. По крайней мере, так я слышал.

Охотники переглянулись с выражением презрения на лицах.

– У нас есть причины полагать, что он здесь. А если он здесь, мы его найдем.

– Да помогут вам боги, – ответил Аса. – Поспрашиваю, а если что-то узнаю… Ну, если узнаю, какова награда?

Спустя пятнадцать минут Аса шел обратно к причалу. Загон уже достроили, и надзиратель присел у своей доски, накрытой лиловой тряпкой. Однако ни один из рабов еще не занял место в загоне. Скоро начнется. Зелани и ее отца нигде не было. Аса не знал, отказали им в месте в работном доме или старый Джост решил продать дочь подороже. Большую часть дня очередь медленно продвигалась, но эти двое так и не показались. Наконец Аса сдался, потратил сэкономленную монету в грязной кухоньке у реки и пошел обратно в маленькую комнатку с небольшим мешком вареных голубей.

Степпан сидел у жаровни, подкидывая в огонь веточки и крохотные кусочки угля. Поглядел на Асу, и мерцающий свет огня отразился в его темных глазах. От дыма и тепла комната стала казаться еще меньше. За одной из тонких стен завопила женщина, пронзительно, будто хищный кот в брачный сезон. На матрасе Степпана лежал серый тряпочный сверток. Аса бросил мешок с едой и сел на матрас рядом с ним.

– Как день прошел? – спросил Степпан.

– Интересно. Видел твою возлюбленную. Ты прав, отец собирается ее продать.

– И?

– И жизнь брата Роуза из Храма скоро станет намного интереснее. Прошлое ему снова на пятки наступает, хотя я и не знаю, что нам до того. Мне кажется, мы договорились, что это не раскрывается.

Принц поглядел на тряпочный сверток, как мышь на сытую змею.

– Может возникнуть необходимость.

Аса вытащил голубя и задумчиво откусил кусок. Мясо на грани протухшего, но хорошо приправлено солью и перцем, так что сойдет. Степпан одной рукой взял птицу, а второй принялся разворачивать сверток. Ножны, покрытые зеленой эмалью, такие вычурные и яркие, что заткнули бы за пояс весь наряд охотников. Степпан обнажил клинок.

– И что за необходимость у тебя на уме? Перебить всю охрану работного дома? Или всего лишь ее отца?

– Ее продают, и я должен найти возможность ее купить, – сказал Степпан. – Если я дам цену выше, чем у работного дома, то смогу получить ее в собственность, а потом освободить.

– Я не думаю, что ты сможешь продать это за такие деньги. Не на нашем рынке.

– Я и не собирался.

Аса откусил еще кусок и положил обглоданный скелет птицы на матрас. Степпан отвернулся, не зная, гордиться или стыдиться.

– И почему бы тебе не рассказать свой план мне? – осторожно произнося каждое слово, сказал Аса.

– Всем известно, что Независимый Северный Берег – пристанище воров и преступников. Я не могу назвать преступлением кражу у воров. Воровские бароны собираются в Соли. Так ты сказал. Наверняка там будет достаточно золота, чтобы купить ей свободу.

– Нет. Это не…

– Прекрати! – крикнул Степпан и резко повернулся с клинком в руке. Судя по слезам в его глазах, он и сам понимал, насколько плох его план. – Ты мой спутник и единственный друг, я навеки в долгу перед тобой, но ты не можешь заставить меня бросить ее. Не можешь сказать мне, что нельзя и пытаться.

– Ты никому не поможешь мертвым. И есть другой способ.

– Какой?

– Я еще не придумал, – сказал Аса, подбирая с матраса голубя.

Рот у Степпана открылся и закрылся, как у марионетки. Острие клинка опустилось к полу, и он коротко и безрадостно усмехнулся. Они ели молча, снаружи зашло солнце, и мрак окутал грязные улицы. Подвывания женщины перешли в ругань на языке, которого Аса не знал, а потом вдруг резко оборвались. Степпан подкладывал веточки в дымящий огонь в жаровне, потом отошел к окну в коридоре, чтобы помочиться, а вернувшись, рухнул на матрас. Аса сел, прижавшись спиной к холодной поскрипывающей стене.

Лучшим планом, конечно же, было бы, чтобы кое-кто – хоть кто-то на самом деле – вырос из наивных иллюзий насчет любви, но поскольку по свистку такое не сделаешь, нужен запасной вариант. Иначе Степпан действительно натворит нечто отчаянное, красочное и самоубийственное. Идея выкупить девушку неплоха, но в той части, откуда взять монеты, – ужасна. Наверное, есть другой способ. Дыхание Степпана, лежавшего в дальнем конце комнаты, становилось медленнее и глубже, он сложил руки под головой, как ребенок. В сумраке его щеки виднелись лишь как более светлое пятно, а изгиб губ и вовсе потерялся под усами и бородой. Сколько там, интересно, работные дома платят? Не зная, какой может быть цена, трудно найти конкретное решение. Аса вспомнил об охотниках, разыскивающих Канцлера Роуза, числившегося мертвым, и шутку насчет вознаграждения. Для большинства людей Независимого Северного Берега жизнь человеческая была чертовски дешевой.

Жизнь дешева, да и трупы недороги.

Степпан мгновенно открыл глаза.

– Что?

– Что «что»?

– Ты смеялся.

– Правда? Ну, в голову кое-что смешное пришло.

Степпан улыбнулся совершенно искренне.

– Ты о чем-то думал?

– И подумаю еще, только утром, а ты пока убери эту штуку обратно в тайник, а?

– Конечно. Спасибо тебе, Аса. За все. Даже не знаю, что я без тебя делал бы.

Скорее всего, погиб бы, подумал Аса.

Храм располагался на краю города, его подвалы глубоко уходили во влажную прибрежную землю. Поверх здания висела огромная сеть из веревок. Мусор, отбросы, птичьи гнезда и скелеты животных, скопившиеся на них за многие годы, перекрывали те немногие лучи солнечного света, что не были закрыты более высокими зданиями вокруг него. Неяркие лучи озаряли висящие в воздухе пыль и грязь, лишь изредка отблескивая на алых и золотых черепицах, древних стеклах искусной работы, дорожках из желтого мрамора, которые поддерживали в чистоте жрецы и монахи. Часто говорили, что здесь как в джунглях под нависающими ветвями деревьев, но Асе казалось, что это больше похоже на нечто подводное. Руины, оставшиеся под водой после страшного наводнения.

Воздух согревали факелы и светильники даже среди дня, и в центральном зале со статуями семи богов пахло сладкими благовониями. Жрецы и лекари, живущие в этих темных коридорах и поклонявшиеся богам во мраке, представляли собой странную смесь святых людей, посвятивших жизнь служению самым несчастным, и чудовищ, готовых обгадить все вокруг. Иногда, очень редко, эти качества сочетались в одном человеке.

Аса сидел на серой скамье, глядя на идущего по проходу дородного жреца. Годы выбелили его волосы и смягчили черты лица, но любой, приглядевшись, опознал бы в нем того человека, которого искали охотники. Он говорил низким и хриплым голосом, похожим на звук оползня.

– Аса.

– Канцлер Роуз.

– Это имя более не принадлежит мне, – сказал жрец, опускаясь на скамью перед Асой и немного разворачиваясь, чтобы глядеть на него поверх массивного плеча. – И ты это знаешь. Вынужден предположить, что ты сказал это не случайно.

– Даже и не думал. Но я не единственный, кто произнес это имя за последнее время. Вчера в Изразцовом Тупике говорил с охотниками магистрата. У них твой портрет.

Роуз сжал губы и тяжело выдохнул.

– Я слышал.

– Я предположил, что у тебя должен быть план, как избежать опасности.

– Возможно. А, возможно, пришло время сдаться на милость суда Совета.

Аса издал смешок. Роуз поглядел на него обиженно.

– Ты так не думаешь, друг мой Аса?

– Я думаю, что ты все такой же хладнокровный убийца, как тогда, когда еще был у власти, и надел одеяние жреца только потому, что не считаешь, что над тобой властен кто-либо, кроме богов.

– Правда. Чистая правда.

– Значит, у тебя есть план.

– Возможно.

– Ну, если у тебя нет, то есть у меня. А плата за мою помощь будет вполне выгодной.

Роуз долго молчал. Семь богов взирали на них пустыми глазами, высеченными в камне. Где-то неподалеку хор из десятка голосов начал полуденную молитву. Аса с трудом сдерживал нетерпение. Рассказывали, что канцлер Роуз мог перерезать человеку горло и вытащить язык в образовавшуюся дырку в наказание за то, что его перебили. Вполне возможно, что это преувеличение, но шанс на это не слишком высок.

– И что тебе от меня нужно? – спросил Роуз.

– Твоя помощь в моей проблеме. Твой опыт. Ничего такого, чего бы ты раньше не делал. Взамен я помогу тебе выдернуть зубы охотникам и избавиться от них так, что они и не узнают, что ты в этом замешан.

– Подозрительно выгодно.

– Я вполне могу принести выгоду.

– Тогда рассказывай все, что ты придумал, – сказал Роуз.

Аса рассказал, стараясь поменьше приукрашивать, а не как обычно. Роуз слушал с угрожающе свирепым лицом. А под конец беззвучно смеялся с такой силой, что под ним скрипела скамья.

– Их хватятся, – сказал он, взяв себя в руки.

– Возможно, но такая проблема существовала всегда. Если честно, ты ведь все равно их убить собирался.

– Собирался.

– Так что они все равно исчезли бы. А в данном случае они перестанут ворошить грязь слишком глубоко, ты не замешан, и у нас обоих есть немного денег. А если они все-таки смогут вернуться в мир, в опасности лишь я. Никто же не знает в точности, что ты вообще здесь есть.

Хор завершил песнопение нестройно, как будто богов и следовало чествовать чем-то незаконченным.

– Мой способ проще, – сказал Роуз.

– В моем никого не надо убивать.

– Это хорошо?

– Друг мой, ты убил много людей и поэтому попал сюда. Неубедительный аргумент в пользу подобной стратегии.

Человек, который некогда повелевал народами взмахом хлыста, задумался.

– Когда-нибудь все равно до этого дойдет. Придут магистраты. Или солдаты. Сожгут все это по самую ватерлинию и скажут, что сделали мир чище.

– Возможно, – согласился Аса. – Но они не делают этого прямо сейчас, так зачем об этом говорить?

Роуз вздохнул.

– Ладно, попробуем по-твоему.

Остаток дня ушел на приготовления. Список трав и зелий, который дал Роуз, оказался короче, чем ожидал Аса, но сложнее в плане их достать. Сушеная лобелия и подорожник, винный спирт и порошок мышьяка. Аса менял одно на другое, говорил вкрадчиво, обещал, угрожал, льстил, умолял, хныкал и воровал. К заходу солнца у Роуза было все, что он попросил, и даже больше, а Аса чувствовал себя, как веревка после соревнований по перетягиванию. Но дело было сделано.

Независимый Северный Берег не спал никогда, но периодически дремал. Румяный закат сделал тени темнее, башни и переходы окрасились в красный цвет. Начали загораться огни, поблескивая в окнах и на крышах, воздух заполнял дым, пахнущий деревом, углем и сушеным навозом. Иногда по ночам над Таунисом подымался туман, смешиваясь с дымом, и Неврипал на противоположном берегу исчезал из виду. В такие ночи Независимый Северный Берег будто стоял на краю безбрежного моря, безмолвного и окутанного мглой. Друзья и сообщники собирались вместе, чтобы попеть, пожаловаться на жизнь или составить план бегства. Лишенные убежищ умоляли пустить их в тепло, дать еды или умирали по углам, никем не оплаканные. Люди ложились спать, влюблялись, кричали, плакали и танцевали. Как в любом большом городе, только больше, и за это Аса его отчасти любил, но лишь отчасти.

Степпана в комнате не было, как и его меча. Его не было в черепичном коридоре, где они иногда проводили вечера, играя со стариками без пальцев и без зубов. Не было в переулке или общем зале. Наркоман, живший в соседней комнате, сказал, что не видел его с полудня. Легкость мыслей сменилась небольшой тревогой. Разгадка исчезновения принца Степпана была совершенно проста, пусть и задним числом.

Около полуночи Аса вышел на улицу у реки, рядом с причалом. Степпан сидел на причале, свесив ноги и уставившись на загоны. Там, где этим утром был надзиратель, горели факелы, освещая загородку и заключенных. Десять мужчин и шесть женщин, начиная с почти детей и заканчивая выживающими из ума, сбились в одну кучу. Они стали собственностью работных домов. Прежде чем их отправят, их станет много больше. Аса видел, как в загоны набивали столько людей, что там едва дышать можно было. Вокруг стояли и сидели семеро охранников, пересмеиваясь. От близости воды и тумана их голоса казались то доносящимися издалека, то звучащими совсем рядом.

– Мы опоздали, – сказал принц.

– Откуда ты знаешь?

– Ее уже продали.

Зелани, дочь Джоста, стояла у загородки загона, как птичка в клетке, глядя на них. На ней было желто-коричневое платье, наверное, когда-то бывшее розовым или белым. По реке медленно двигалась баржа. Контрабандисты или молодежь из города, явившаяся в поисках приключений. Усталость, радость и тревожное ожидание предстоящего вылились в то, что Аса засмеялся. Взгляд Степпана был резок, как пощечина.

– Ей сейчас плохо, но это временно, – сказал Аса. – И мы не смогли бы забрать ее, минуя этот этап.

– Что?

– Подумай сам, – сказал Аса, садясь рядом. – Забрать ее прежде, чем ее продадут в работный дом, – значит, украсть ее из семьи. Они здесь живут. Многих знают. Если затаят злобу, то будут реальные проблемы. Но если она уже продана, то ее отцу заплатили. Братья, сестры или тетки получили деньги, которые им были нужны. Если она пропадет теперь, ее потеряет работный дом. Им это проще перенести, и у них меньше возможностей узнать, кто за этим стоит. А даже если узнают, для них это небольшая потеря. И малый риск для нас. К концу недели они наберут для отправки сотню человек, не меньше. Одним меньше, могут и не заметить, а если и заметят, то они здесь три раза в год бывают, неделю или меньше.

– Ты это спланировал?

Аса хлопнул Степпана по плечу, ухмыляясь. Отчаяние в глазах принца сменилось недоумением, а потом и восхищением. Сладким, как мед, и пьянящим, как вино. Для этого стоило весь день бегать.

– И даже больше, друг мой. Я спланировал и это, и другое. Но мне надо отдохнуть, как и тебе. Завтра нам предстоит тяжелый день, и мне нужно будет хорошо соображать. Так что пошли в комнату. Я не смогу спать, если буду беспокоиться о том, во что ты можешь влипнуть.

Они встали одновременно. Девушка глядела на них над темной кружащейся водой. Опьяненный своей сообразительностью, Аса поднял руку, приветствуя ее как друга, и та, спустя мгновение, нерешительно помахала рукой в ответ.

Найти охотников оказалось очень просто. Они же не привыкли к тонкостям. И отправить им сообщение было не сильно сложнее. Половины сушеного яблока было достаточно, чтобы нанять посыльных. Но Аса не был уверен, что они придут, пока парни не вышли на площадку на крыше.

Простая серая площадка, не больше спальни крестьянина, будь это на противоположном берегу, но роскошная, по меркам Независимого Северного Берега. Она примостилась в тени более высоких зданий, окружающих ее, так что пусть с нее теоретически было видно небо, практически это был узенький тускло-голубой квадрат над головой. И стены со всех сторон. Из ничем не закрытых окон свисало сушащееся белье, над переулками под ними кто-то устроил голубятню, наполнявшую воздух тревожным воркованием и запахом помета. Невысокая железная жаровня пускала в воздух тонкую струю противного дыма. Девочка лет девяти, не старше, поклонилась охотникам и затараторила на языке Дальнего Койриса, показывая на стол, за которым сидел Аса, с тремя чашками и каменной емкостью с сидром.