Текст книги "Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!"

Дэниел Бенджамин Харрис
Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!

Посвящается Бьянке

Daniel Benjamin Harris

10 % Happier:

How I Tamed the Voice in My Head, Reduced Stress Without Losing My Edge, and Found Self-Help That Actually Works. A True Story

Права на перевод получены соглашением с издательством HarperCollins Publishers (США) при содействии Andrew Nurnberg Literary Agency (Россия).

© Daniel Benjamin Harris, 2014

Чрезвычайно умный, человек с храбрым сердцем и ясными глазами откровенно рассказывает о преимуществах медитации, предлагает свои идеи, как использовать эту древнюю практику в современной жизни и избежать при этом заблуждений и клише. Проще говоря, это книга, которая помогает!

Элизабет Гилберт, автор книги «Ешь, молись, люби»

Эпатажный, провокационный и часто очень смешной Дэн Харрис убедит даже самых скептически настроенных читателей в том, что у простой медитации огромный потенциал.

Гретхен Рубин, автор книги «Проект счастье»

Цепляет! Воодушевляющее путешествие от мастера рассказывать истории!

Джорж Стефанопулос, журналист канала АВС

Немного науки, немного воспоминаний и техники самопомощи – так Харрис учит нас, как послать все подальше!

Мужской журнал GQ

Это бесспорно лучшая книга о медитации для непосвященных. Скептическое, немного курьезное, проницательное, веселое путешествие по темным закоулкам нашей головы, которое помогает найти немного мира и счастья.

Дэниел Гоулман, автор книги «Эмоциональный интеллект и фокус»

Наука постоянно твердит о пользе медитации, растет число американцев, которые считают, что они практикуют медитацию, но только эта книга заставила меня наконец-то попробовать медитацию!

Ричард Бессер, доктор медицины, редактор канала АВС

Эта гениальная забавная история о том, как один человек нашел способ сохранить спокойствие посреди моря стрессов, приспособился к требованиям современной жизни и наконец обрел простое человеческое счастье, научившись сидеть и ничего не делать.

Колин Бивэн, автор книги «Человек, не поддающийся влиянию»

В своей книге Дэн Харрис увлекательно рассказывает о стрессах, которые поджидают новостного корреспондента, и о том, как он освободился от них благодаря практике медитации. Это чрезвычайно смелая, смешная и поучительная книга. Каждый уважающий себя человек должен прочитать ее.

Сэм Харрис, автор книги «Конец веры»

Это честная, неотразимая, восхитительная, интересная, а порой и трогательная история одного очень умного человека, чья жизнь изменилась после того, как он нашел путь к пониманию того, что мешает нам проявлять наши лучшие качества. Так как Дэн продолжает изучать медитацию, я с нетерпением жду его следующую книгу.

Чейда-Менг Тан, автор книги «Внутренний поиск»

От автора

Мы переживаем судьбоносный момент в эволюции человеческого сознания, хоть об этом и не говорят в вечерних новостях.

Экхарт Толле, духовный лидер

Открой свой разум, из него валится мусор.

The Meat Puppets, панкгруппа 80-х

Все, описанное в этой книге, произошло на самом деле. К счастью для меня, большинство событий были записаны на телевизионную камеру или диктофон моего телефона. Разговоры, оставшиеся незаписанными, я воспроизводил в памяти по ролям. Иногда приходилось убирать из них слова «эээ» и «гм», чтобы легче было читать и чтобы казаться умнее.

Предисловие

Сперва я хотел назвать эту книгу «Голос в моей голове – подонок»[1]1
  В оригинале книга называется «На 10 % счастливее. Как я усмирил голоса в моей голове, преодолел стресс и обнаружил действительно эффективный способ помочь себе».


[Закрыть]. Однако такое название сочли неподобающим для человека, который ежедневно сталкивается с цензурой Федерального агентства по связи.

Однако это правда. Голос в моей голове почти всегда ведет себя как негодяй. Осмелюсь предположить, что ваш – тоже. Большинство людей даже не догадываются о голосах в их головах. По крайней мере, я о своем не знал до тех пор, пока я не отправился в путешествие, описанное в этой книге.

Несмотря на то, что многие с ним не знакомы, голос в голове – это самое личное, что у нас есть в жизни. Для большинства из нас он и есть жизнь. Это он выталкивает нас из постели каждое утро, а потом весь день бегает за нами со свистком. Он – беспокойное море желаний, потребностей и суждений. Он – винегрет из жгучего нетерпения, преждевременного разочарования и несбывшихся ожиданий. Укореняясь в нашем прошлом и будущем, он каждый момент вредит нам. Именно он приводит нас к холодильнику, когда мы не голодны, он заставляет нас чистить электронную почту, когда мы должны общаться с важными людьми. Из-за него мы выходим из себя, когда в наших интересах сохранять спокойствие.

Если мы не посмотрим на все это повнимательнее – а лишь немногие из нас знают, как это сделать, – этот голос может стать опасным манипулятором.

Когда-то я приехал в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру в агентстве новостей. Если бы мне тогда сказали, что я буду заниматься медитацией, чтобы усмирить голос в своей голове, – и тем более, что я напишу об этом книгу, – я бы посмеялся. Да так, что пиво полилось бы из носа.

Всего пару лет назад медитация перестала вызывать у меня резкую неприязнь, до этого я считал ее подходящим делом разве что для бородатых старцев, немытых хиппи и фанатов музыканта-баптиста Джона Тэша. Более того, поскольку от природы я концентрирую внимание не лучше шестимесячного золотистого лабрадора, я бы и не сумел заниматься ею раньше. При всем хаосе в моей голове «очистка сознания» была просто невозможна.

Со временем я осознал, что мои представления были ложными, хоть и широко распространенными. Причина негативного отношения в том, как медитацию преподносят публике – большинство ее проповедников говорят так, словно играют на свирели.

Но, продравшись через все дебри, вы обнаружите, что медитация – это всего лишь упражнение для ума. Проверенная техника, которая не позволяет голосу в вашей голове водить вас за нос. Не верьте книгам и гуру, которые обещают просветление. По моему опыту, медитация сделает вас на 10 % счастливее. Это, конечно, не обоснованные научно данные, но с точки зрения инвестиций результат неплохой.

Когда вы войдете в нужное русло, практика медитации поможет вам не попасться на крючок собственной злости и повести себя правильно. Это не панацея, но это работает. И это подтверждено научно – новые исследования доказывают, что медитация существенно меняет работу мозга.

Это открытие ставит под вопрос популярное убеждение в том, что уровень доброты, стрессо-устойчивости или счастья заложен в нас при рождении. Многие уверены, что от своих слабостей невозможно избавиться, что мы сами по себе «печальны», «вспыльчивы» или «нетерпеливы», и это неизменить. Но уже известно, что многие из этих качеств, в сущности, являются навыками, которые можно тренировать так же, как мы тренируем тело в спортзале. В медитации нет ничего мистического или духовного, это просто тренажер для поддержания ума в хорошей форме. Другими словами, голосу в вашей голове нужно перестать быть негодяем.

Все это довольно радикально. Но я уверен, что медитацию нужно отделить от духовного самолюбования и расплывчатых фраз вроде «священные места», «божественная мать» и «сдерживать свои эмоции вам помогут любовь и нежность». Тогда она станет привлекательной для миллионов умных, современных скептиков, которые сейчас обходят ее стороной. Этого я и пытаюсь добиться своей книгой.

Если вы узнали себя в моем описании, вы, наверное, спросите: «Если я усмирю голос в моей голове, не потеряю ли я себя? И разве не нужно постоянно размышлять, чтобы добиться успеха?»

Последние 4 года я практиковал медитацию, работая в теленовостях – в условиях жесткой конкуренции. И я вам могу сказать, что это более чем возможно. Медитация даст вам новые преимущества – новые уровни концентрации, ясность мысли и психологическую устойчивость, с которой сложно состязаться. Как вы позже увидите, я на своем пути попал в несколько ловушек. Используя мой опыт, вы сможете их избежать.

Но я не хочу торопить события. Моя работа телерепортера была не только полигоном для медитации, она также подтолкнула меня к поискам. Без нее я бы не увидел в себе потребности в практике медитации. В самом центре разгоряченного мира теленовостей я дал своему голосу в голове войти в раж. Я был молодым, любопытным и амбициозным новичком, который взлетел на небеса, а потом был сброшен с них. Скоро вы увидите меня в худшем свете – еще в самом начале карьеры я попрощался со своим здравым смыслом. И это достигло предела в самый постыдный момент моей жизни.

Кислородное голодание

Если верить рейтингу Нильсена, 5 019 000 человек видели, как я сошел с ума.

Это произошло 7 июня 2004 года в эфире передачи «Good Morning America[2]2
  Доброе утро, Америка (англ.).


[Закрыть]». На мне был мой любимый черный галстук с серебристыми полосками и толстый слой грима. По просьбе начальства я заменял моего коллегу Робина Робертса, ведущего новостей. Работа заключалась в том, чтобы в начале каждого часа выходить в эфир и читать последние новости.

Я сидел на месте Роберта, за маленьким столом на втором этаже стеклянной студии канала ABC на Таймс-сквер в Нью-Йорке. На другом конце комнаты был стол побольше, предназначенный для соведущих – добродушного Чарльза Гибсона и элегантной Дайаны Сойер.

Чарльз передал мне слово: «А сейчас мы переходим к Дэну Харрису, сидящему за столом новостей. Дэн?» И тут я должен был прочитать 6 коротких заголовков по 20 секунд, на которые операторы накладывают видеосюжеты.

Сначала все было хорошо. «Доброе утро, Чарли и Дайана, спасибо», – сказал я так, как это делают в утренних новостях – непринужденно, но твердо.

Но потом, во время второго заголовка, что-то внезапно выстрелило. Из ниоткуда в моей голове появился животный страх. Паралитическая волна паники прокатилась у меня по плечам, забралась на макушку и стекла на лицо. Мир вокруг сжался в одну точку, сердце поскакало галопом, во рту пересохло, а ладони мгновенно вспотели.

Я знал, что впереди еще 4 сюжета. Бесконечность. Спрятаться было негде – передать слово было некому, звуковых фрагментов или заставок не было, не было ни секунды, чтобы собраться и перевести дух.

Когда я перешел к третьему сюжету – про лекарства от холестерина – я начал терять способность говорить. Я глотал воздух и внутренне пытался перебороть волну ужаса. Ситуацию отнюдь не облегчало то, что мой провал транслировали в прямом эфире.

Ты на национальном телевидении.

Это происходит сейчас. Прямо сейчас.

У всех на глазах.

Сделай что-нибудь. СДЕЛАЙ же что-нибудь.

Борьба шла с переменным успехом. Дословная запись того, что я сказал, показывает, как я дошел до абсурда:

«По словам экспертов, принимая препарат Статин, снижающий уровень холестерина, в течение нескольких лет, можно также снизить риск развития рака. Однако еще рано… постепенно выписывать Статин для производства рака».

В этот момент, сразу после «производства рака», кровь отхлынула от моего искаженного нервным тиком лица. Я понял, что надо срочно что-то придумать.

* * *

Мой провал в прямом эфире был результатом чистой воды легкомыслия. В тот период жизни я думал только о продвижении и риске, в ущерб всему остальному. В конце концов все это выплеснулось мне прямо в лицо. Потеряв самообладание на национальном телевидении, я начал новую историю. И в ней снова было столько продвижения и риска, сколько я не увидел бы и за миллион лет. Помимо прочего, в ней фигурируют проповедник, хранящий свою тайну, непостижимый немец, твердящий о своем «пробуждении», индийский гуру с серебряным языком, группа немолодых евреев и целая бригада врачей-неврологов.

Это длинная цепочка безрассудств, которая берет начало с моего первого дня работы в ABC News 13 марта 2000 года.

Мне было 28. Я шел, напуганный, в неудачном двубортном пиджаке, через главный вход. В коридоре висели портреты таких телезвезд, как Питер Дженнингс, Дайана Сойер и Барбара Уолтерс (все они сейчас мои коллеги). По крутому в обоих смыслах эскалатору я поднялся в здание в районе Манхэттэна, его еще называют Верхний Вест-Сайд.

В тот день я спустился в подвал в неопрятный кабинет охраны, где меня сфотографировали для служебного пропуска. Я выглядел очень молодым на этой фотографии. Кто-то из коллег потом шутил, что если бы она была в полный рост, можно было бы видеть, что я держу воздушный шарик.

То, что я вообще попал в ABC, казалось каким-то недоразумением или даже жестокой шуткой. В течение предыдущих 7 лет я работал на износ в местных новостях, и моей мечтой было «пробиться на телесеть» – так называют это место за пределами высшей лиги. Однако я не думал, что это может случиться раньше, чем мне исполнится 40 и я буду выглядеть достаточно взрослым, чтобы водить автомобиль.

Я начал работать на телевидении сразу после колледжа, с неясной перспективой, которая не требовала от меня сложных расчетов и заключала в себе некоторый пафос. Мои родители были врачами, а я не имел ни талантов к этому, ни достаточного усердия для медицинской академии. Так что, несмотря на слабые попытки родителей меня отговорить, я устроился на станцию NBC в городе Бангор, штат Мэн. Это одна из самых маленьких телестанций, она находится на 154-м месте в рейтинге из возможных 210. Это была скорее подработка – за 5 с половиной долларов в час я должен был писать текст для ведущей новостей, а затем быть оператором во время передачи «Прямой эфир в 5:30». Начальник студии, который обучал меня в первый день, отвернулся от своей пишущей машинки и словно великую истину произнес: «Не очень-то гламурная работа». Он был прав. Писать про пожары на свалке покрышек и приближающиеся метели в деревенском Мэне было не очень здорово. Я даже не говорю о маленькой квартирке на первом этаже дома пожилой дамы, в которой я жил, и бургерах каждый вечер. Тем не менее телевидение мне сразу понравилось.

Через несколько месяцев уговоров мои шефы согласились пустить меня на экран. Я стал репортером и ведущим, хотя мне было всего 22 и у меня была только одна синяя куртка, доставшаяся мне от папы. Мне необыкновенно нравилось говорить о политике и задавать важным людям провокационные вопросы. Меня вдохновляло непростое дело написания закадрового текста к видеосюжетам, потом его кто-то читал вслух. Меня приводила в восторг возможность быть причастным к тонким, но важным темам. Я был рад придумывать, как заинтересовать ими других.

Однако телевещание – довольно скользкая рыбка. Это не только высокие материи: политическое влияние, СМИ на службе у человечества… В работе телевизионщика есть кое-что еще. Посмотрите, как взволнованы люди, которых показывают на экране стадиона во время бейсбольного матча. Представьте, что этим вы зарабатываете себе на жизнь.

Мой коллега в Бангоре был прав насчет настоящей работы репортера. Нет ничего гламурного в том, чтобы бесконечно сидеть на пресс-конференциях, проводить долгие часы в фургоне с раздражительным оператором, вылавливать полицейских ради коротких записей. Но я двигался к все более крупным телестанциям – сначала в Портланд, потом в Бостон – и получал все больше денег и все более ответственные задания. Волнующие моменты, когда меня узнавали в барах или в очередях в банке стали повседневностью.

Я помню, как моя мама, кладезь житейской мудрости, однажды сказала, что каждый кандидат в президенты должен иметь внутри себя глубокую пропасть, которую невозможно ничем заполнить. Я вспоминал ее слова, когда я задумывался о том, что привело меня на телевидение.

Через 7 лет после начала моей журналистской карьеры я работал на круглосуточном новостном кабельном канале недалеко от Бостона. Однажды мне позвонили, и это был звонок словно ниоткуда. Для меня он означал, что я на пути к цели. Мой агент сказал, что в дирекции новостей АВС видели мои записи и хотят поговорить со мной.

Меня наняли в качестве соведущего довольно бессвязной передачи «Мировые новости прямо сейчас», которая выходила в эфир с двух часов ночи до четырех утра. Ее аудиторию составляли в основном полуночники, кормящие матери и студенты колледжей, накачавшиеся наркотиками. Я вступал в должность в мае 2000 года, но вдруг Андерсон Купер, которого я должен был заменить, передумал уходить. Не зная, что со мной делать, начальство дало мне задание написать несколько текстов для воскресного выпуска вечерних новостей. Я понимал тогда, что это лучшее, что могло со мной случиться. Всего несколько недель назад я подготавливал новости для нескольких десятков тысяч зрителей в Новой Англии, а теперь моя аудитория увеличилась до миллиона людей по всей стране. Вскоре мне вообще доверили написать мой первый сюжет для «Большой передачи» – вечерних новостей, которые вел сам Питер Дженнингс.

Я боготворил Дженнингса. Я в точности копировал его манеру ведения передачи. Я изучил его затейливые движения – изящный набор мягких наклонов, кивания головой и вскидывание бровей. Я обожал его способность говорить ровно, но в то же время добавлять эмоции без слащавости. Он был идеалом ведущего – с божественным голосом и ноткой таинственности: внешность агента 007, четыре брака, слухи о свиданиях со знаменитостями.

Он сел верхом на канал АВС News. Его передачу всегда называли просто Передачей, как будто в эфире не было, например, передач «20/20», «GMA» или «Ночной контур«. Его также бесконечно боялись. Еще до встречи с ним я знал истории о его вулканическом темпераменте. Из-за его склонности давить на новичков дирекция намеренно запланировала мое первое появление в его передаче на 4 июля, когда он должен был быть в отпуске.

Я сделал документальный очерк о бэби-бумерах[3]3
  Бэби-бумеры – люди, родившиеся в США во время послевоенного демографического взрыва.


[Закрыть], которые идут работать телохранителями, потому что все молодые люди ищут работу в интернет-компаниях. После эфира продюсеры были мной довольны, но я не знал, что думал о моем сюжете сам Дженнингс. Я даже не был в курсе, смотрел ли он этот выпуск и знал ли он, кто я.

Спустя пару недель я был в квартире, которую мы снимали вместе с моим младшим братом Мэттом. Я крутил педали довольно дурацкого велотренажера, который мы поставили в гостиной, как вдруг стационарный телефон, мой сотовый и пейджер начали разом нетерпеливо трезвонить. Я слез с тренажера и прочитал на пейджере: «4040». Это был номер студии, в которой Питер и его продюсер весь день составляли программу. Я перезвонил, и молодая ассистентка попросила подождать. Затем я услышал мужской голос: «Я думаю, нам нужно сделать сюжет про Ральфа Нейдера. Его кампания набирает обороты. Ты можешь этим заняться?» Я посмотрел на Мэтта и беззвучно сказал ему: «Кажется, это Питер Дженнингс!»

На следующий день я был в самолете в Мэдисон, штат Висконсин. Я должен был взять интервью у Нейдера и собрать материал для вечернего эфира. Все происходило лихорадочно и довольно нервно, особенно учитывая, что прямо перед этим Питер потребовал внести существенные изменения в написанный мной текст. Мы кое-как умудрились выйти в эфир. Вернувшись в отель и выйдя в Интернет, я получил от Питера письмо из двух слов: «Позвони мне». Я сделал это. Сразу же. Я думал, что меня ждет разнос за недостаточно хороший текст, но первое, что он сказал, было: «Носи рубашки посветлее». Он не преминул сказать, что был в списке самых элегантных людей журнала «People» только благодаря вещам, заказанным из каталога.

Так все и началось. В течение следующих 5 лет Питер был моим учителем и иногда мучителем. Ночные новости остались в прошлом. Каким-то невероятным образом я стал корреспондентом огромного канала. Мне сделали набор визиток и выделили кабинет на пятом этаже здания. Его уже населяли корреспонденты, каждый из которых был на несколько десятков лет старше меня. Наши кабинеты располагались вдоль прохода, из которого было видно, как Питер ведет передачу. Однажды утром, сразу после того, как я получил эту работу, я вышел из лифта и увидел остальных репортеров, разговаривавших неподалеку. Никто из них не обратил на меня внимания. Это было неловко и даже немного пугающе, но это была цена того, что я попал сюда на десять лет раньше, чем предполагал. И это того стоило.

Работать с Питером было все равно что засовывать голову в пасть льва – волнующе и небезопасно. В нем было много пугающего: он был на целый фут выше меня, у него случались внезапные перепады настроения. Несмотря на свое канадское происхождение, он все-таки был заслуженной американской звездой. Если он на кого-то кричал – провинившийся в буквальном смысле был готов провалиться сквозь землю. Мне кажется, ему нравилось ставить меня в неловкое положение, особенно в присутствии как можно большего числа людей. Однажды его ассистентка сказала, что Питеру нужно кое-что со мной обсудить. Когда я подошел, он взглянул на меня снизу вверх, взглянул еще раз, и не сводя глаз с моего клетчатого пиджака, спросил: «Ты ведь не собираешься показываться в этом на телевидении, правда?» Все засмеялись, и мне было очень неловко. Я залился краской и пробормотал, что, разумеется, нет. Сразу после этого пиджак можно было сжечь.

Но полем для самых кровопролитных битв были наши тексты, тексты всех корреспондентов. Питер был скрупулезным и вспыльчивым редактором, он часто менял их в самый последний момент, заставляя корреспондентов лихорадочно метаться, когда до эфира оставались считаные минуты. Даже когда он делал замечания скорее огорченным, чем раздраженным тоном, я понимал, что он наслаждается своим положением. У него был набор правил, которые каждый корреспондент приучался соблюдать после этапа унижений: не начинать предложение с «но», не говорить «как», если его можно заменить на «например», и никогда не использовать фразу «тем временем».

Но я ни в коем случае не хочу сказать, что правила Питера были самодурством. Поработав с ним некоторое время, я понял, что он просто очень внимательно делал свою работу. Он считал, что находится на привилегированной позиции, обладает священным доверием публики и защищает демократию. Как прирожденный диссидент, он ожидал от нас агрессивного поведения в отношении власти. Это относилось и к нашему начальству, кроме, конечно, его самого. В самом начале нашей совместной работы я предложил ему сюжет о лечении умственно больных заключенных. Питер сам помог мне доработать его и пустил в центральной части эфира. Затем он дал мне новые задания для расследования, среди которых были изнасилования в тюрьмах и травля консерваторов в кампусах американских колледжей. Я чувствовал себя под крылом великолепного, но свирепого и непредсказуемого дракона.

Очень часто вдохновляющие черты Питера было сложно заметить за его темпераментом, особенно в считаные минуты до эфира, когда начиналась бешеная борьба с репортерами. Он настаивал на том, что самостоятельно должен проверять тексты. Иногда такая проверка означала полное перекраивание всего материала безо всякой веской на то причины. Иногда отдельные части вырывались из нашего материала и попадали в тексты Питера. Корреспонденты (некоторые все-таки снисходили до разговора со мной) часто жаловались, что чувствуют себя так, словно по ним прошелся ураган «Питер». Уровень критики мы связывали с его настроением, либо с личным отношением к тебе в данную минуту. Он был, по нашему общему, мнению взрывоопасной смесью прирожденного таланта и разрушительной неустойчивости. Только однажды я получил от него текст без отметок красной ручкой, и я сохранил его.

* * *

Я мог долго пребывать в потрясении от своего взлета на уровень АВС, но так можно было упустить полученную возможность. Я быстро пережил фазу «смотрите, смотрите, меня пропускает охрана» и сосредоточился на изучении внутреннего климата. Здесь почти все соперничали друг с другом – и подразделения, и ведущие, и руководители. Приближаться к какой-либо группировке было рискованно.

Моя тактика основывалась на девизе моего отца: «Риск – это плата за безопасность». Доктор Джей Харрис, большой мастер по части заламывания рук и скрежета зубовного, с помощью этой фразы пробился через всех отъявленных неудачников мира академической медицины. Моя мама несколько спокойнее относилась к своей карьере, такой же стрессовой. У нас дома шутили, что это из-за того, что папа еврей, а мама – нет.

Я не был подвержен национальным стереотипам и очень серьезно относился к девизу папы. С самого детства я был жучком-точильщиком, неутомимым исследователем, я постоянно что-то изучал – например, если долго давить на синяк, он будет продолжать болеть? От отца меня отличало то, что он был неисчерпаемым источником доброты, он применял свои умения только на пользу своих пациентов, подопечных и детей. Я же был нацелен на карьеру. Все в моей жизни зависело от баланса между потраченными нервными клетками и удовлетворенностью от полученного результата. С одной стороны, я был полностью уверен, что для поддержания любого достижения необходимы постоянная бдительность и самобичевание. Возможно, это объясняется эволюцией – пещерные люди, которые анализировали пережитую опасность, впоследствии чаще выживали. С другой стороны, я хорошо понимал, что такая установка могла сделать жизнь более долгой, но менее счастливой.

Однако на АВС любые попытки достичь этого баланса заканчивались провалом. Я был молод и, чтобы проявить себя перед лицом всеобщего скептицизма в чужой среде, мне нужно было в три раза больше работать. Однажды вечером, когда я стоял перед камерой и ждал начала прямого эфира в передаче Питера, его руководитель подошел ко мне и сказал на ухо: «Ты выглядишь как бар-мицва[4]4
  Мальчик, достигший совершеннолетия по канонам иудаизма.


[Закрыть], которого фотографируют». Чтобы добиться уважения, я постоянно предлагал сюжеты, был безжалостно критичен к самому себе, работал по ночам, по утрам и в выходные, даже если для этого приходилось жертвовать важными событиями – свадьбами друзей или семейными праздниками.

АВС был плодородной почвой для развития моей мании. У них даже был девиз, который мне очень нравился: «Ты хорош ровно настолько, насколько хорош твой последний сюжет». Попасть в эфир было не так-то просто. Каждый вечер в передачу попадали 7–8 сюжетов от корреспондентов, и большинство из них были на строго определенные темы, например о Белом Доме. За оставшиеся сюжеты сражались 50 корреспондентов. В моей голове крутилась одна и та же пластинка: «Сколько у меня сюжетов на этой неделе? Как ко мне сейчас относится Питер? Что я могу еще приготовить?» Просто невероятно, насколько сильно моя самооценка зависела от ответов на эти вопросы.

Весь первый год я делал упор на сюжеты «в конце книги» – те, что выходили сразу после первой рекламной паузы. Это могло быть что угодно – от расследований и углубленных экскурсов в какую-то тему до несерьезных и милых вещиц. Я понял, что несмотря на битву за главные, самые горячие новости, эта ниша требовала умного подхода. Помимо расследований я готовил сюжеты о том, что происходит в Интернете, и красочно рассказывал о пересчете голосов во Флориде на выборах Буша и Гора.

Примерно через год после моего вступления в должность Питер позвал меня в свой кабинет, чтобы рассказать о новом задании. Он сидел за кленовым столом, а я утонул в слишком мягком диване, который совершенно точно был разработан тем же дизайнером, что испанский сапог и дыба[5]5
  Орудия пыток (прим. ред.).


[Закрыть]. Заявление Питера было неожиданным и неприятным. Он хотел, чтобы я делал сюжет только на тему религии. Вообще эта тема была исключительным правом Питера. Незадолго до этого он сделал пару специальных выпусков о жизни Иисуса и Святого Павла. Критики оценили их очень высоко, да и публике они понравились. Он также покровительствовал Пегги Вемейер, первой в истории журналистки, занимавшейся на новостном телевидении только религиозными репортажами. Но сейчас Пегги, миловидная светловолосая евангелистка из Техаса, уходила с должности, и Питер решил, что я должен взять на себя ее обязанности. Как самый благочестивый атеист, я попытался возразить. Но мне не хватило смелости сказать прямо, что вера – последнее, что меня интересует. Его это не убедило, и разговор был окончен. Дело сделано.

Спустя несколько месяцев я сидел в маленьком самолете на взлетной полосе в Форд-Вейне, штат Индиана, после съемок молодежных групп в церкви. Парень в передней части салона положил свой сотовый, обернулся и сказал всем, что Башни-близнецы горят. Это было 11 сентября 2001 года, и все гражданские авиарейсы были задержаны на неопределенное время. Было ясно, что в Нью-Йорк мы не летим. У меня зазвонил сотовый, и согласно новым инструкциям я должен был добраться до города Шанксвилль, штат Пенсильвания – как раз там упал самолет рейса 93, захваченный террористами.

Я вышел из самолета, арендовал машину и вместе со своим продюсером отправился за 400 миль на восток. Дорога заняла 7 часов, и все это время я ерзал на сиденье и строил планы. Где-то там происходила самая большая история моей жизни, а я застрял здесь, в Огайо, на машине среднего класса, беспомощно слушая по радио, как разворачиваются события. Я представлял себе суматоху в студии АВС – марширующие полки в нашем подразделении, хаос на поле боя – и не мог поверить, что пропускаю это. Я знал, что Питер сейчас перешел в режим «объяснить и успокоить», и мне было физически больно оттого, что я не среди своей команды. Мой продюсер, милая, оживленная женщина, все время пыталась заговорить, но я либо игнорировал ее, либо бросал на нее суровый взгляд и сильнее жал на газ. Я понял, что репортажи «в конце книги» больше меня не устраивают. Если у этой национальной трагедии есть какое-то продолжение, некоторое время мне не придется заниматься церковными группами в Форд-Вейне.

Тем вечером я делал репортаж из Пенсильвании, а затем проехал остаток пути до Нью-Йорка и поселился в отеле Трибека Гранд в двух шагах от места, где стояли Башни. Полиция перекрыла большую часть Нижнего Манхэттэна, поэтому для работы над репортажем нужно было быть недалеко от от эпицентра. Небольшой отель с крохотными номерами, украшенная кованым железом шахта лифта, огромный холл. Обычно здесь было тесно от светских особ, потягивающих бессовестно дорогие коктейли. Сейчас же было пугающе пусто. Неудачно гламурное место для того, чтобы делать репортажи о самой кровавой террористической атаке на американской земле.

Я оказался прав насчет Питера. Его круглосуточная работа в студии в эти ужасные дни получила всеобщее признание. Под его контролем я сделал несколько сюжетов. Я рассказывал о толпах скорбящих, которые приходили на развалины небоскребов, и о все возрастающих нападениях на невинных мусульман, которые происходили по всей стране.

Через несколько недель водоворот страстей вокруг трагедии начал стихать. В один из дней в моем кабинете раздался звонок. На определителе номера высветилось «Бюро международных новостей». Голос на другом конце провода сказал: «Нам нужно, чтобы Вы поехали в Пакистан». Мозг мгновенно выбросил порцию дофамина. Повесив трубку, я долго ходил туда-сюда по комнате, сжимая и разжимая кулаки.