Текст книги "Ночь вампиров"

Денис Чекалов
Ночь вампиров

Люди были самой молодой расой, явившейся на Земле. Когда человечество вступало в свои права, другие народы постепенно лишались силы и вымирали. Гномы и халфлинги, гоблины и темные эльфы – все они уходили в тень, таяли, испарялись, словно сон, поблекнувший поутру.

И однажды над миром встало Солнце – яркое и сверкающее; так же, как вставало оно долгие тысячелетия раньше и – кто знает? – поднимется еще не раз. И в это день люди возомнили, что живут на Земле одни; и возгордились.

Человечество всегда было любопытной расой; оно устремилось изучать тайны природы, не зная, или, вернее, забыв, к каким последствиям это привело другие народы. Глубинные секреты бытия один за другим раскрывались перед людьми, и каждая крупица знания падала на чашу весов Вселенной.

Никто не желал замечать этого; но гордость людей увлекала их к пропасти.

Это день наступил – внезапно, как и все в это мире.

Солнце не взошло.

Не боги, не демоны – само мироздание обрушило на людей свое возмездие. Молнии цвета золота прорезали небосклон, и Врата раскрылись. Тысячи измерений слились в одно, чтобы через мгновение распасться вновь. И тогда люди увидели вокруг себя новый мир – мир, где они были лишь одними из многих.

Все достижения, добытые прозорливым человеческим разумом, были сохранены. Но теперь в мир вернулись другие народы, чтобы разделить с людьми власть над силами бытия.

Равновесие вернулось.

Господство людей закончилось.

От автора

Летопись, в которой нашло бы отражение Смещение Мирозданий, все еще ждет своего автора. Многие брались за этот труд, но каждый благоразумно отмечал при этом, что ставит своей целью осветить лишь некоторые стороны этого периода в нашей истории.

Не стану и я возлагать на себя ношу, которую невозможно поднять. В своих записях я ограничусь лишь теми событиями, которые видел сам. Они касаются того, как складывались отношения людей с полурасой вампиров – древним, неестественным племенем. Последние никогда не покидали человеческий мир полностью. Ученые и церковь всегда отрицали существование вурдалаков, и тем самым лишь оказывали им услугу.

После Великого Смещения, нам, эльфам, выпала неблагодарная роль открыть людям глаза на существование вампиров. Открытая встреча двух этих народов, двух культур оказалось крайне болезненным. Мне самому довелось стать свидетелем одного из таких столкновений. Разумеется, это всего лишь маленький эпизод в великой истории сосуществования рас; но, на мой взгляд, достаточно поучительный.

Многие читатели, без сомнения, упрекнут меня в том, что в своих записях я слишком мало внимания уделяю другим расам, гораздо более достойным, чем вампиры – дворфам, гноллам, вивернам и остальным. Отвечу словами нашего древнего мудреца, Лафиана Кемпильского: «Океан может поглотить человека, но не человек – океан».

Моя цель – написать по возможности объективные хроники того, что произошло между народами людей и вампиров в пустынях Аспоники. Ставить перед собой более широкие задачи – значило бы пытаться поглотить океан.

События, о которых пойдет речь в моих заметках, развернулись уже спустя некоторое время после Смещения Мирозданий. Начались они в городе Темных Эльфов. Полагаю, не стоит здесь тратить время читателя на объяснения того, почему именно наша страна стала средоточием культуры и просвещения.

Благородство и мудрость эльфов позволяют нам отринуть расовые предрассудки, и в наших городах все существа, наделенные разумом, пользуются равными правами. Что же касается людей, которым когда-то принадлежала этот мир – то им гораздо проще общаться с эльфами, чем с кем-либо еще, поскольку внешне мы достаточно похожи.

Рожденный в благородной и состоятельной семье, я мог бы предаваться спокойному созерцанию того, что происходит вокруг. Мы унаследовали у людей их культуру, их историю – так же, как когда-то оставили им свою. Изучение человеческого разума – их искусства и философии – всегда будет интересно для образованного эльфа.

Однако наше высокое положение среди народов, населяющих мир, накладывает на нас и великую ответственность, которую мы несем с честью и гордостью. Благодаря моему сану ченселлора, и, добавлю без неуместной здесь скромности, высокому рангу Черного Дракона – я часто выступаю советником в сложных делах, касающихся как правящих кругов, так и частных лиц. Одно из таких дел и стало темой хроник, которые вы держите сейчас в руках.

Я не хочу навязывать читателям свой взгляд на происходящее. Поэтому мне показалось уместным обратиться, в качестве эпиграфов, не к строкам Лафиана или других мудрецов нашего народа, но к религиозным текстам людей.

Несколько слов о том, кого я стану называть «людьми» на этих страницах. Первоначально это слово обозначало любое существо, облаченное разумом – будь то тролль, гоблин или глубинный гном. Ту юную расу, что несколько тысячелетий потом безраздельно царствовала в мире, мы называли «барверами», то есть варварами.

Поэтому и впредь я стану именовать «человеком» всех, кто обладает сознанием. Насколько я знаю, это немного льстит самолюбию барверов, словно они по-прежнему являются единственными обитателями мира. Пусть предаются этому чувству, если им оно по душе; ибо, как гласит мудрость, каждый может называть себя человеком, но темным эльфом рождаются только избранные.

Майкл Фрэнсис Куэйл Амбрустер,

ченселлор Черного Дракона,

I. Город Темных Эльфов

Ибо спящие спят ночью, и упивающиеся упиваются ночью.

Апостол Павел

1

Полицейские сирены можно было расслышать в нескольких кварталах от того места, где желтая лента обклеила собой место преступления.

Темно-синее ночное небо было создано только для того, чтобы куда-то в звездную даль уносились мигающие лучи проблесковых фонарей. Машина скорой помощи обогнала нас на Минотавр-драйв, но из того, что мне уже стало известно, я знал – там, куда они едут, уже никому не нужна помощь.

Кроме, разве что, того бедняги, что первым обнаружил тело.

Я не увеличивал скорость, так как спешить было некуда; яркие огни ползли по ветровому стеклу нашей машины и таяли где-то над моей головой.

– Лейтенант Маллен назвал это убийство «шокирующим», – произнес я. – Думаешь, он преувеличил?

– Каким бы ни было это убийство, – ответила моя партнерша. – Оно не стоило прерванного ужина.

– Ты заказала раза в два больше, чем это делают обычные люди, – заметил я. – Не мудрено, что ты не успела доесть.

– Я не давлюсь и не ем, как поросенок, как некоторые, – возразила девушка. – И потом, – Она глубоко вдохнула и слегка поменяла положение стройных ног.

– Ты не можешь сказать, что я толстая.

– Нет, – согласился я. – Люди со скверным характером толстыми не бывают.

Теперь я мог различить четыре или пять патрульных машин; низкие и длинные, как дельфины-касатки, они сгрудились вокруг чего-то, лежащего на асфальте.

Я не спрашивал себя, что освещают сейчас их скрещенные яркие фары; я знал.

Люди в полицейской форме то появлялись в лучах света, то растворялись в темноте, как призраки. Белая машина скорой помощи стояла поодаль, развернувшись; ее задние дверцы были открыты.

Полицейские машины окружили мертвого человека, точно хищные морские твари, привлеченные запахом крови.

Высокий ретлинг стоял в центре скрещенных лучей, подобно актеру на затемненной сцене, под взглядом зрителей и театральных прожекторов. Это был лейтенант Маллен, из отдела по расследованию убийств города Темных Эльфов.

Я остановил автомобиль в самом начале квартала; я не хотел, чтобы его заперли журналисты или ребята из окружной прокуратуры.

– Пахнет скверно, – произнес я, захлопывая за собой дверцу.

Маллен смотрел себе под ноги так внимательно, словно ему нравилось то, что он там видел.

– Это разворошенный мусорный бак, – пояснила моя партнерша. – В такую жару все гниет очень быстро.

– Я говорил в переносном смысле, любимая.

Люди стояли возле желтого ограждения и смотрели внутрь него; прохожие все подходили.

– Я не смог бы различить запаха из-за твоих духов.

Патрульный полицейский стоял, заложив руки за спину; он наблюдал за толпой с ленивым любопытством. Так смотрят на мух, которые в жаркий день ползают по оконному стеклу.

– Иногда я думаю, что полицейские нарочно оставляют сирену, чтобы привлечь побольше любопытных, – произнес я. – Извините, мэм. Они боятся, что никто иначе не узнает об их работе…

Френки не оценила моего наблюдения; ее острые серые глаза обшаривали квартал так пристально, словно там на самом деле можно было что-то найти.

Скажем, имя убийцы, написанное ими на стене белой фосфоресцирующей краской – чтобы в темноте его было удобнее прочитать.

– Добрый вечер, мистер Амбрустер, – произнес полицейский. – Хотите пройти?

Свет бил со всех сторон, и я не мог бы сказать, узнал ли патрульный меня в лицо, или его внимание привлекла стройная фигура моей партнерши.

Девушку с такой фигурой сложно с кем-нибудь перепутать; даже в городе Темных Эльфов.

– Что здесь произошло? – спросил я.

– Один парень возвращался домой с танцулек; он поцапался со своей девчонкой, и поэтому ушел рано. Ему расхотелось веселиться.

– Это он? – спросила моя партнерша, указывая поверх человеческих голов.

Бедному парнишке едва успело исполниться восемнадцать; я мог догадаться, что в барах ему все еще отказывают наливать спиртное, думая, что он несовершеннолетний.

У него было широкое детское лицо с кожей такой красной, точно он несколько часов простоял на морозе, продуваемый всеми ветрами. Впрочем, лицо его было опущено; он сидел, положив руки на колени и мелко вздрагивал. Рядом с ним находился человек в белом халате парамедика; он что-то протягивал парню и уговаривал выпить.

– Бедолага почти не говорит теперь, – патрульный произнес это так же безразлично, как если бы речь шла о спущенном колесе. – Только встряхивает головой и повторяет про кровь.

Парамедику удалось уговорить парнишку сделать глоток из пластикового стакана; горло бедняги судорожно дернулось, и он поперхнулся. Что-то горячее расплескалось ему на колени.

– Не похоже, чтобы он был в состоянии вызвать полицию, – заметил я.

– Это был и не он, – подтвердил полицейский. – Видите вон ту аптеку на углу, белая освещенная витрина? Парнишка ввалился туда, да все разевал рот и тыкал руками на улицу. Он даже закричать не смог, когда это увидел.

– Он заметил преступника? – спросила девушка.

– От него сложно что-то узнать, – полицейскому было явно все равно.

– Но тело уже давно остыло, так что вряд ли. Убийца не стал бы околачиваться поблизости так долго.

– Блестящее заключение, офицер, – похвалил я. – Есть ли еще свидетели? Скажем, владелец аптеки?

– Никто ничего не видел, мистер Амбрустер, – отвечал тот.

– Потому, что никто не хотел ничего видеть, – заметил я. – Пойдем, Френки. Послушаем, что скажет нам Маллен.

Бедный парнишка уже сумел справиться со стаканчиком кофе – или что там было в нем налито. Теперь он держал его в ладонях, хотя и не пил; наверное, ощущение тепла придавало ему сил.

– В его возрасте я не шастала по сомнительным местам, – заметила Франсуаз.

– Что же ты делала? – спросил я.

Френки взглянула на меня с видом прилежной девочки, которая получила стипендию в престижном университете благодаря своему прилежанию.

– Я занималась, Майкл.

– Не стану уточнять, чем.

– Если ты хочешь сказать, что я трахалась дни и ночи напролет… Доброй ночи, лейтенант.

– Если все ночи будут такими добрыми, – приветствовал нас лейтенант Маллен, энергично хватая себя за нос и нещадно теребя его. – То пусть уж они будут злыми.

Это была шутка – столь же смешная, как и все остальные попытки Маллена продемонстрировать свое чувство юмора.

Франсуаз обернулась и бросила взгляд на парнишку, который так и не двинулся с места.

– Вы уже закончили с ним, лейтенант? – спросила она.

– Я и не приступал, – отвечал тот. – Даже наш патологоанатом скривился, когда увидел вот это – а уж он-то навидался всяких убийств.

Маллен отпустил нос и внимательно осмотрел пальцы, которыми за него держался.

– Мальчуган теперь долго не сможет уснуть.

– Позвольте мне, – произнесла девушка.

Я склонился над телом. Если бы я еще сохранил способность адекватно реагировать на то, что можно увидеть на наших улицах, я бы не спал еще, пожалуй, года четыре, или все шесть.

– Я видел такое пару раз, – наконец произнес я, выпрямляясь. – Нечто подобное могут сделать сторожевые псы, если их натаскать впиваться человеку в горло.

– Слава богу, обычно их этому не учат, – подтвердил Маллен.

Франсуаз подошла к мелко вздрагивающему подростку и наклонилась над ним; вряд ли это была разумная идея, учитывая глубину ее декольте. Если бы парнишка поднял в тот момент глаза, с ним вполне мог бы случиться сердечный приступ.

– Все будет хорошо, – ласково произнесла девушка, мягко проводя руками по его плечам. – Сейчас тебя отвезут домой.

Парень вскрикнул; девушка распрямилась и улыбнулась ему.

– Все будет хорошо, – повторила она.

Парамедик вздрогнул.

– Опасная штука, – заметил Маллен, когда Франсуаз подошла к нам. – Однажды один полицейский из китайского отдела сделал мне такой массаж шеи. Я потом неделю чувствовал себя героем, а ровно в пятницу – как сейчас помню – чуть не схлопотал пулю в голову.

– Это старинное искусство, – подтвердила девушка. – Позволяет открыть двери возможностям, которые заложены в человеке. Теперь он успокоится и проспит всю ночь спокойно. Не забудьте вызвать для него полицейского психолога.

Маллен кивнул.

– А вот этому парню, внизу, психолог уже не поможет, – сообщил он, точно сделал важное открытие. – Мы с Амбрустером только что обсуждали, что такую рану на горле могло нанести какое-нибудь бешеное животное.

– Не могло, – ответила девушка, опускаясь на колени.

Она приблизила лицо к рваной ране на горле погибшего.

– С позвоночника удастся снять слепки зубов, – уверенно произнесла Френки. – Могу поспорить, что они окажутся человеческими.

– Люди не грызут друг другу глотки, – ответил Маллен. – В этом можете мне поверить. Это очень неэффективно.

– Но животное тоже не могло этого сделать, лейтенант.

– Это еще почему?

– Я могу объяснить вам, – предложил я. – Видите эти следы крови, вокруг жертвы?

Полицейский кивнул.

– Вам придется провести специальную экспертизу для того, чтобы получить достоверное заключение; но я могу сказать прямо сейчас, что это брызги.

– Я сам понимаю, что это не гуашью тут нарисовали, – ответил Маллен.

– Дело не в том, что это, – сказал я. – А в том, как они здесь оказались. Брызги образовались в тот момент, когда жертве вспороли горло. Это означает, что человека убили прямо здесь, в этом квартале.

– Ну и что?

– А то, – ответила девушка, – что ему перервали весь пучок кровеносных сосудов на горле.

Она провела носком сапожка по асфальту.

– Убитый должен был бы плавать в собственной крови, лейтенант.

– Вы хотите сказать, что вся кровь куда-то исчезла? – Маллен озадаченно взглянул на покойника, точно его крупно обманули, подсунув что-то недоброкачественное.

– Думаю, ее удалили из тела, – подтвердил я. – Полицейский патологоанатом расскажет вам подробности.

– Но кому могла понадобиться его кровь? – спросил Маллен.

Я пожал плечами.

– Ответ может быть только один, лейтенант, – произнес я. – Его убил вампир.

2

Я прикинул в уме, что станет с мусорным баком.

Он перевернется, если достаточно полон, и отлетит в ночную даль, если пуст.

Если же его успели набить, скажем, кирпичами, наш автомобиль окажется с помятым бампером.

Франсуаз убрала ногу с тормоза и сказала:

– Можешь открыть глаза, бэйби.

Пару секунд я ожидал, когда же раздастся лязг железа, затем рискнул открыть дверцу.

– Не стоило пускать тебя за руль, – сообщил я. – Мне вообще не следовало дарить тебе эту машину. Чем мне не понравился тот набор для вязания?

Франсуаз оправила юбку и направилась вдоль улицы.

– Зачем ты оправляешь юбку? – осведомился я. – Она такая короткая и узкая, что все равно стоит колоколом.

– Мне нравится, когда ты смотришь, как я провожу руками по бедрам.

Нам самом деле, я этот момент я осматривал наш автомобиль, на предмет царапин, и пытался на глаз определить расстояние, которое отделяло бампер от шеренги мусорных баков.

Четверть дюйма, никак не больше.

– Хватит копаться в мусоре, бэйби, – решительно прервала меня девушка. – Все равно там ты не найдешь портретов Верховного архимага с автографом. Нам пора работать.

– Работать? – я обернулся на машину, мысленно прощаясь с дворниками, колесами и безупречно покрашенной поверхностью. – На этой улице могут работать только проститутки.

– Тебе лучше знать, – отвечала девушка.

Нас окружали дома, которые не были построены для того, чтобы люди в них жили. В противном случае, в этих зданиях работало бы электричество, водоснабжение, газ и телефоны.

Жизнь в таких кварталах проходит вне домов – на улицах, в подворотнях, и в тех обглоданных кушерях, которые на плане, располагаемом в компьютерах сити-холла, обозначены в качестве «парков».

Франсуаз не стала прикасаться рукой к ручке двери; Френки очень брезгливая. Девушка осторожно толкнула дверь ногой, и та растворилась, скрипя, как кандидат в губернаторы.

– Либо нам очень повезет, и Филиппо окажется дома, – пробормотала девушка.

– Либо нам придется искать его всю ночь, и тогда ему не повезет, – подтвердил я.

Франсуаз задержалась у кабинки лифта.

– Работает, – бросила она. – Разве не смешно.

– Это называется иронией жилищного строительства, – подтвердил я. – Иногда в этих домах что-то начинает работать; это дает жильцам понять, что такое человеческая жизнь, которой они лишены.

– Как мне стыдно за себя, – пробормотала девушка.

Френки легко откинулась назад и ударила каблуком в контрольную коробку лифта.

– Покатаются на карусели, – констатировала она, когда маленькие электрические молнии пробежали внутри разбитого устройства. – Надеюсь, там никто не застрял наверху.

– Если и застрял, – отвечал я. – Эту ночь ему будет полезно провести под домашней крышей.

Нет ничего интересного в том, чтобы подниматься по лестнице в доме, который выстроен только затем, чтобы взимать с жильцов арендную плату.

Если, конечно, не находить удовольствие в запахе того, что является результатами человеческого обмена веществ.

Я не нахожу.

Однако подниматься на шестой этаж в старом разболтанном лифте, который может остановиться в любой момент – нет уж, я лучше пройдусь пешком.

– Не думаю, чтобы Филиппо попытался от нас удрать, – произнес я. – Мы всегда хорошо платили ему за информацию о том, что происходит на улицах.

– Отлично, – сказала девушка. – А сломанный лифт не даст ему даже захотеть от нас удрать.

Трое девиц стояли на лестничной клетки и терлись друг об друга. Я не хотел даже знать, чем они занимаются; равно как и то, были это девицы или парни.

– Привет, красавчик, – сказало одно из этих существ. – Хочешь ширнуться?

Даже по голосу я не смог определить, кто это.

– То, что случилось сегодня, может быть слишком опасно даже для Филиппо, – сказал я. – Если он что-то слышал об этом убийстве, то может предпочесть об этом забыть.

Френки выросла в гораздо менее респектабельном квартале, чем я; там, где меня учили красиво обходить, Френки всегда идет напролом. Поэтому ей не удалось так мягко просочиться между тремя существами на лестничной клетке.

– Эй, детка, – прокричало одно существо. – Иди-ка ко мне.

– Френки, – позвал я. – Потом поиграешь с обезьянками. Вот дверь квартиры Филиппо. Она не раскрыта нараспашку – значит, либо он знает что-то о произошедшем убийстве, либо у него кончился запас порошка, и он не хочет, чтобы к нему заваливали с просьбой поделиться… Постучим?

Я нажал кнопку звонка и не отпускал ее до тех пор, пока внутри не послышалось какое-то шевеление.

– Майкл, ты не умеешь звонить в дверь, – сообщила девушка. – Надо позвонить чуть-чуть, а потом подождать.

– У меня ничего нет, – сообщила голова, которая высунулась из дверного проема, как тряпичная кукла в детском театре.

Черные волосы, завитые в тугие косички, обрамляли лицо халфлинга, увеличивая сходство; к тому же, я мог бы поклясться, что череп его забита ватой.

Я собирался втолкнуть его внутрь, но не успел – Франсуаз уперлась коленом в дверь и сладко проворковала:

– Привет.

– Привет, – согласился Филиппо, который как раз должен был решить небольшую задачку – что случается с человеком, которому сломали шею дверью.

– Я вас не знаю, – сказал он.

– А я и не собираюсь заставлять тебя по суду на мне жениться, – ответила Франсуаз. – Майкл, впихни его внутрь.

По всей видимости, девушка полагала, что я сделаю это до того, как она отпустит дверь; но я сомневался, что наш информатор сумеет говорить, если его голова окажется по одну сторону порога, а тело по другую – без какой-либо связи между собой.

– Я никого не знаю, и ничего не видел, – сказал Филиппо, проходя в комнату.

Дом, милый дом – вот что наверняка говорили между собой тараканы о жилище Филиппо; если в городе Темных Эльфов существуют насекомые-паразиты крупнее таракана (скажем, маленькие мэры), то они здесь тоже наверняка водились.

– Один парень вышел сегодня погулять, – Я прошел в квартиру, стараясь ни к чему не прикасаться.

– И его съели, Филиппо.

– Это был не я, – быстро ответил тот.

– Да, тебя еще не съели, – подтвердил я. – Поэтому стоит начать говорить.

– Я ничего не знаю, – сказал он. – И ничего не видел. Я уже сказал.

– Слушай, маленький ублюдок, – процедила девушка. – Какая-то тварь ходит по улицам и убивает людей – а по твоей грязной роже я вижу, ты знаешь, где его искать.

Филиппо сник.

Стало видно, что он готов пойти на великое испытание – вымыть свою физиономию, лишь бы по ней более нельзя было ничего прочитать.

– Я захватила с собой перчатки, – сказала девушка. – Поэтому смогу заняться тобой, не боясь запачкаться. Я стану выдирать у тебя из головы эти крысиные хвосты один за другим – говорят, это оживляет память.

– Не трожьте мою прическу! – закричал Филиппо. – Знаете, как сложно отрастить такую?

– Второй раз ты уже не сможешь, – предупредила девушка. – Отрывать, скорее всего, придется с кожей.

– Тише, Френки, – сказал я. – А то наш друг сейчас испачкает штаны, и разговаривать с ним станет еще труднее. Итак, Филиппо. Глубоко вдохни и расскажи нам все, что говорят на улицах.

– А деньги? – спросил негр.

– Хватит нянчиться с ним, Майкл, – сказала девушка. – Я быстро развяжу ему язык.

– Ну, Филиппо, – сказал я. – Вот видишь? Это двадцать динаров.

– Этого мало, – авторитетно заявил Филиппо.

– Этого достаточно, – заверил его я.

Он вытер грязной рукой грязные губы, и стало непонятно – что из частей его тела стало чище, а что наоборот.

Экономисты называют подобное «равномерным распределением».

– Мне нужно тридцать, – наконец сообщил Филиппо. – Ребята, что это сделали – они очень, очень плохие ребята.

– Я тоже девочка плохая, – предупредила Френки.

– Вот тридцать динаров, – сказал я, и не соврал. – Теперь говори.

На этот раз Филиппо вытер руки о штаны.

– Они приехали из Аспоники, – выдышал он. – Их трое – два мужика и девчонка. Они бешеные, мистер Эм, просто бешеные.

– Дальше, – напомнил я.

– Никто не знает, как их зовут. Они ни с кем не общаются, даже со своими. Живут по подвалам, в заброшенных домах. Они приехали два дня назад, денег с собой немного.

Он громко проглотил сопли.

– Никто и не думал, что они такие, мистер Эм, вот-те крест пресвятая богородица, никто не думал. Я бы вам сразу сказал, что я, жить не хочу – когда такие выродки по улицам ходят. Говорят, они иногда околачиваются у Вика, это танцульки в северной части квартала. Это все, что я знаю, вот те крест.

Я отдал ему деньги.

– Если ты узнаешь, где они устроили ночлег, – предупредил я.

– Если я это узнаю, – сказал Филиппо. – Они меня убьют.