Текст книги "Дело табак"

История сфабрикованного происшествия

Отец Варавва: «Все обустроится по Божьему промыслу».

Шел 2014 год. Редактор завернул на Арбатский переулок, разглядывая сидевших в «Жигулях» москвичей и припаркованную здесь же красную «копейку», которая, видимо, рекламируя заведение, поблескивала свежим лаком бортов. Чуть дальше, у киосков с шаурмой, толпились те, кто предпочитал стрит-фуд. Очередь наблюдала, как продавец мастерски срезал длинным ножом с мясной палки пластины, а затем на поддоне рубил фарш топориком, подбирая куски строительным шпателем. Несколько отточенных движений и цилиндр лаваша отправлялся в электрический гриль, а подрумяненный – покупателю в голодные руки.

Вечерело. Автовладельцы убирали газеты с номерных знаков. С помощью таких ухищрений они приспособились ежедневно экономить на штрафах за стихийное стойло. Разъезжались, устраивая пробки повсюду. Здесь, в узком проезде, загроможденном представительским классом, сразу за аляпистым ажуром «Генацвале», махал руками парковщик, пытаясь выпустить в поток своих клиентов. Но тщетно. Его игнорировали, сопровождая возмущенными взглядами «да кто ты такой».

Старый Арбат тоже закруглял барахолку, сворачивая лубки и матрешек. Из цветочного выпорхнул юноша, опуская стильный букет бутонами вниз. Он бросил взгляд по сторонам и припустил вверх по легендарной улице, где, видимо, у него была назначена встреча с любимой.

Редактор вспомнил свой дом в далеком Бельгограде. Жену и детей. Вот уже месяц он работает здесь, в столице, иступляясь от одиночества, но стараясь выстроить трамплин для семьи. Это уже его вторая московская попытка. Первая случилась на рубеже тысячелетий и закончилась мимо денег. Накопив валютных долгов за съем жилья, знаток словесности вернулся домой отрабатывать свое отчаянное путешествие. На это ушло несколько лет. Но теперь, казалось, все получится.

Петляя по еще незнакомым московским улочкам, ловец удачи примерно знал, в какую сторону идти, чтобы очутиться у Храма Христа Спасителя. Сегодня сюда привезли Дары, которые две тысячи лет назад маги Мельхиор, Вальтасар и Каспар за светом Божественной звезды принесли в Вифлеем.

Слововед не считал себя набожным человеком. Для него религия скорее была глубокой философией, основой мировоззрения. Думая об этом, он постоянно приходил к выводу, что лучше суть, чем внешние антуражи. Ни ряса ведь определяет сознание, даже если она исключительно условная.

Однако мотивом, побудившим его после работы отправиться во Храм стал звонок матушки героя. Она сообщила, что к святыне из небольшого городка под Тулой выехала целая воскресная школа, которой женщина руководила на добровольных началах. Мать попросила заранее занять очередь, чтобы ее седые ученицы смогли достоять до чудесной встречи.

– Хорошо, – сказал герой, имевший весьма приблизительное представление о привезенной с Афона святыне. Тем не менее, по старой журналистской привычке он прочитал несколько сайтов, чтобы не чувствовать себя идиотом. Последнее, что сделал перед тем, как отключить компьютер, нарисовал маршрут и увидел, что тут ходу на пятнадцать минут.

У развилок переулков, названия которых ровно ничего не сообщали путнику, слововед не особо утруждал себя выбором конкретного направления. Он понимал, что рано или поздно неизбежно выйдет к Москва реке, где уже сможет визуально сориентироваться.

Думая о волхвах и мотивах их путешествия, в голове сочинителя проявлялся образ Михаила Булгакова. Вот, кто мог писать вкусно, будто лично стоишь между двумя крыльями дворца Ирода Великого и вдыхаешь носом запах розового масла. Где-то здесь по этим самым переулкам выгуливал своих литературных персонажей великий гуру.

«Надо больше читать о Москве, – продолжал дальше размышления путник, – Чтобы не ходить мимо этих стен, будто украл».

Вот очередная развилка с продуктовой лавкой в остром углу пятиэтажки. Зашел, разбудив продавца. Посмотрел на прилавок и не нашел ничего, чем побаловать аппетит. Это в детстве хотелось всего. И конфет, и мороженого со жвачкой. Когда-то вся страна возила из Москвы колбасу и только здесь могла попробовать эскимо и «Колу». Теперь же, разглядывая пестрый ассортимент любого магазина в любой точке страны, путник часто ощущал себя бараном. Писатель похлопал карман, достал сигареты и убедился, что стоит пополнить запас.

– Есть у вас вот такие? – он продемонстрировал продавщице пачку.

– Нет никаких, – недовольно отрезала торговка, – В стране, слышал, антитабачный закон! Все! Подымили! Вас на штраф еще не поймали? Я, вот, уже попалась. «Не положено». «Школа рядом». Мы, курильщики, враги народа теперь. Может пива возьмешь? Пива можно.

– Нет, – коротко произнес писатель, разворачиваясь к двери, – Пиво мы не едим.

Миновав Сивцев Вражек, путник очутился на Гоголевском бульваре и повернул направо, ощущая наверняка, что не ошибся. Темнело. На встречу попадались веселые люди, которые дарили отрывки своих бесед. Но писатель не вслушивался, занятый внутренним созерцанием.

Он вспоминал знакомых ему священников, которые могли бы встать рядом в пантеоне на светлой стороне памяти. Среди них был молодой мальчишка Варавва, носивший с собой на обед в потаенных пространствах мантии небольшой корень имбиря. Иногда он доставал растение, отщипывал передними зубами кусочек пряности и закатывал в удовольствии глаза: «Хорошо-то как, Господи!»

– Здравствуйте, святой отец, – всегда задорно приветствовали его в редакции, где поп бывал часто, потому что курировал взаимоотношения епархии и СМИ Бельгограда.

– Здравствуй, паства, – отвечал иеромонах, улыбаясь во всю ширину возможностей губ.

Под подошвами по обыкновению массивных берцев служителя ощущалась какая-то нереальная легкость, с которой пространство принимало его энергичную походку. Но невесомость эта происходила вероятнее от возраста, максимализма, молодой и любознательной энергии, а не от невидимых рук, несших его над землей. Хотя, нам ли то ведомо, если вдуматься – может и толкал его кто-то в спину, страхуя за локти от падения.

Однажды под окнами областного телеканала произошло дорожное происшествие. В обеденный час-пик «шестерка» под управлением гвардии старшины высунула капот через две сплошные, намереваясь объехать пробку. Но не тут-то было. На встречке уже нарушал правила, объезжая стоящих «лохов-терпил» сын Зои Онаньевны Фурер – Аким. Мальчишка не успел даже понять, что произошло, когда его представительский класс с пронзительным лязгом – будто «Титаник» – от носа до заднего крыла… в замедленном темпе, как под наркозом, в неадеквате. Бла-а-а-м! Белый с перламутром, прекрасный, словно изгиб талии статуи эпохи Ренессанса. Борт породистого немца превратился в ветхую гофру. И тишина. Вся улица замерла. Лишь едва наклонился на левую сторону стоявший меж легковушек неподалеку рейсовый «седьмой» маршрут троллейбуса – все пассажиры придвинулись к окнам. Картина маслом «Восхищенное свидетельство».

Прилипли к большим редакционным фрамугам и журналисты, разглядывая калейдоскоп разлетевшихся осколков фар с высоты шестого этажа своей конторы.

– Эко как, – сформулировал общую позицию оператор Игорь Лагунов чуть погодя, – Красиво.

Из «классики» в открытую заднюю дверь выбралась большая баба с грудным ребенком на руках. Зететеха запричитала таким низким голосом, что ее псоватый муж не сразу собрал смелость, чтобы тоже покинуть разбитый автомобиль.

– Во воет как, – подбоченила целлюлит журналистка, отвечавшая за культуру, – И не боится ведь дите перепугать.

– Да у нее там полено поди, – усмехнулся «золотой объектив».

Тут уже и Аким, справившись в иномарке с подушкой безопасности, вылез наружу отплевывать пороховые запахи из ноздрей. Юноша быстро взвесил ситуацию и углубился в поиск нужных людей в своем смартфоне.

– Господи, помоги, – осенил редакционное окно иеромонах Варавва.

В кабинет вошел редактор с листом, исчерканным синими чернилами:

– Ребята, Лена где? Давыдова на съемках?

– Да нет, здесь была только что, – отрапортовала завкультом, развернувшись в сторону шефа, – А чего случилось-то?

– Все как всегда, – досадовал начальник, – Все понимаю. Пишет без запятых, зато говорит с запятыми. Но «логотипы государств» – это перебор. Хотел лично поблагодарить за изыск.

– Что за логотипы? – воткнул свой клюв в беседу Лагунов.

– Речь о гербах, насколько я понимаю, – стукнул по листу ладонью филолог, – «Главы территорий сфотографировались у логотипов России и Казахстана». Вот, блин. Надо добавить, что встреча проходила под рингтон гимнов этих двух стран. А чего нам стесняться-то.

– Да ладно, шеф, – махнул рукой оператор, – Разве нас еще кто-то смотрит?

– Это я тебе у кассы вопрос задам, когда ты за зарплатой придешь, – выдохнул раздраженно редактор, – Работаем. Чего воздух пинаем?

– Смотрите, там уже пачки денег привезли, – своим бархатным голосом вернул в пространство тему происшествия диктор Михаил, – Я прямо видел. Только что жене военного сунули несколько пачек налички. На глазах всей улицы.

– А чего, тетка отработала, – подхватил оператор, – Орала так, будто все погибли. И грудничка ведь уже нет. Куда ребенка дели?

Сотрудники опять прилипли к окну, разглядывая новых участников истории. Внизу вокруг разбитых машин было уже организовано свободное пространство.

– Теперь новую машину купят, – предположил Миша.

– Прям, – не согласилась культуролог, – Пить будут месяц скорее всего.

– Там пачки такого объема, что и на полтора хватит, – поддержал вектор демагогии диктор.

– Это смотря с какого «шампусика» начнут, – вклеил Игорь.

Несколько юнцов внизу подхватили «Жигули» и легко перенесли их на руках со встречной в правую полосу движения. Следом своим ходом иномарка подрулила к «классике» и заняла место, будто ДТП произошло именно здесь. Соучастники убедились, что транспорт стоит, как должно. Они принялись собирать осколки с асфальта и раскладывать их вокруг нового места аварии. Еще через минуту под окном областного телеканала появился полицейский, который оперативно принялся заполнять бумаги.

– О, они и милиционеру что-то сунули, – восхитился слаженности Михаил.

– Сняли хоть на видео? – поинтересовался редактор, бросая по-прежнему недовольный взгляд на оператора.

– А зачем? – прямолинейно осведомился пройдоха, – Мы же знаем: нет трупа – нет темы.

Отец Варавва богобоязненно перекрестился:

– Господь всегда все обустраивает, как нужно! Только нам это не всегда понятно.

– Да ну Вас, батюшка, – весьма дерзко выкинула завкульт, – Жуйте уж лучше свой имбирь.

Теперь, вышагивая по Гоголевскому бульвару в сторону храма, редактор улыбался своим мысленным ретроспективам и почти ощущал на зубах волокна достопамятного корня, который тоже полюбил благодаря Варавве.

Не вежливый подход

Дорогой Петр Марленович последние лет пять берет кредиты у государства.

Профессор Дедов продолжал полемику, приводя свои излюбленные примеры по жизненному укладу в Европах и Америках:

– Там, – экономист указывал пальцем куда-то за спину журналиста, – даже когда богатенькие папочки отпускают детей в вузы, им не нужно, чтобы у сына был диплом. Им нужно, чтобы сын был специалистом, на которого можно свой бизнес оставить. А у нас же огромное количество тех, кому нужна только бумажка, корочка. Нам нужно менять социокультурную установку. И у власти, и у народа. Конечно, это за один день не решается. Это гигантская задача. Но ведь когда-то ее надо начинать делать.

– Что нам конкретно делать? – предпринял еще одну попытку подвинуть профессора в сторону конструктива собеседник, – Мы говорим об инновациях, говорим об импортозамещении – но эти лозунги не имеют развития на поле. И получается, что флажком машем, а паровоз стоит в незаведенном состоянии у пресловутой скважины.

– Я сказал бы, что надо начинать с чего? – дал себе еще одну паузу экономист, но судя по выражению лица, решившийся все же перейти поближе к сути, – должно быть в принципе совсем другое перераспределение бюджетных средств. Плюс – сознательно, пусть не сразу все, начать переработку того, что мы добываем. Пе-ре-ра-ботку. И никакого сырья туда не гнать. За редким исключением. Продукцию готовую гнать. Но чтобы это сделать, базу надо подготовить? Кадры надо подготовить. Видите, куда мы заходим? Систему образования надо построить по-другому. Нацеленную не на процесс, а на результат. У нас весь народ только и мечтает куда-нибудь пристроиться. Вы посмотрите, это же неспроста, опрашивают студентов и школьников. Никогда раньше не было, чтобы огромный процент молодежи хотел уйти в чиновники. Кем хочешь быть? Чиновником. А почему? Вот это патернализм. К пирогу поближе. А ведь не будет тебе пирога. Пирога вообще не будет. Ты должен и муку добыть, и все составляющие, и процессом выпечки овладеть. Вот на это надо психологию менять. Не диплом они должны получать, а специалистами становиться. Да, им надо перспективу дать. Вот мне только сейчас на кафедре статистики сказали, что наше Бельгоградье из Москвы втык получило. По возможности поступления в вузы мы предпоследнее место занимаем в Российской Федерации. По возможности поступления в вузы молодежи. А за что втык-то? Вы сколько высших учебных заведений прихлопнули за последние два-три года? Москва прихлопнула, не мы. А куда теперь поступать-то молодым? Понимаете, институт менеджмента накрыли? Накрыли. Юристов порезали? Порезали. Аграриев пождали? В аграрном университете, слышали, пять специальностей убрали? Пять специальностей! Может быть я в принципе и согласен. Я и раньше возмущался. С моей точки зрения в сельхозинституте готовить психологов – это вообще озвереть надо, чтобы дойти до такого. Но ведь вы же когда-то разрешили это. Лицензии дали. Теперь вы отбираете и говорите вузам, что у вас в области поступать некуда. Вот еще один путь, который надо поломать. Надо идти в вуз не за корочкой, а за профессией.

В кабинет вернулась Герань, показывая жестом, что не стоит отвлекаться от беседы, но Дедов все равно сделал паузу.

– Все нормально с ребенком, – сообщила директор, глядя на журналиста, – Скорая увезла.

Повисла красноречивая пауза.

– В смысле будут обследовать, – дополнила Лилия, – Не ясно, что с ней. Давление – норма. Температуры – нет.

– Да уж, – указал ладонью в сторону улицы Моисей Моисеевич, – Вот вам и врачи с дипломами. Единственная надежда, что хворь у ребенка сама пройдет.

Директриса не нашла, что ответить и молча заняла свое место за тетрадками.

– Так вот, на чем мы остановились? – поинтересовался экономист.

– Учиться негде, – подал нить контекста журналист.

– Да. Вот многие шумели: «Болонская система! Переход на Болонскую систему!». Значит вот это: «Бакалавры, магистры!» Я тогда уже говорил: «А вы не боитесь, что я с этим дипломом умотаюсь? И меня теперь уже в любой загранице ждать будут, потому что для них магистр – это категория понятная. Вы не боитесь, что мы начнем работать на экспорт лучшими своими студентами»? Потому, что я не первый год замужем.

– Итак, вывод, – нетерпеливо вставил слововед.

– Качество! Во всем! Без этого мы ничего не изменим. Отдельные вещи, да, можем. Я не спорю. Вот я уже сказал – оставьте деньги территориям. Что же вы творите, ребята? Что же вы обираете их так, а?

– Есть множество вариантов возврата средств сегодня, – не согласился с оппонентом редактор, – При желании. Сейчас можно деньги из Москвы забирать под областные проекты, реализовывать что-то на основах софинансирования. Получать грантовую поддержку в конце концов.

– Вы понимаете, это такая кутерьма, – скривил лицо эксперт, – Такая дорога, по которой можно заехать в непролазную чащу и сгинуть. Ведь нет никакой гарантии, что получите. Тут опять распределение будет какое? Кто ближе к ним, тот больше получит. Это же давно известно. Спросите у любого, они знают.

– Я тут с вами не соглашусь, – закачал головой филолог, проверяя, продолжает ли работать диктофон, – По крупинке, по чуть-чуть. Вот вы, Моисей Моисеевич, вам ли экономисту не знать? С одной стороны я перевожу слепую бабку через дорогу – и это мелочь. Но ведь в году же триста шестьдесят пять таких бабок. А это уже целый полк! Боевая единица! Явление!

Профессор рассмеялся, запоминая реплику впрок.

– Это правильно, – он зачем-то неосознанно подвинул смартфон редактора в сторону, – Сейчас расскажу вам о другом. Еще пять лет назад в России был только один лозунг: «Мотать!» Происходил массовый экспорт мозгов задаром. А сейчас местные говорят: «А ты еще здесь?»

– Мы беседуем с Вами, уходя все дальше в безнадегу, – печально добавил шелкопер, возвращая свой смартфон на прежнее место – Даже и не представляю, на чем мы будем строить кампании кандидатов.

– Понимаете, я не знаю, – Дедов откинулся на спинку, потом энергично выдвинулся в обратном направлении, навалившись на крышку стола, – Нужна другая политическая система. Другая. То есть должна быть какая-то попытка. Пусть формальная, как и там, на Западе. Я их вовсе не переоцениваю. Нужно народовластие какое-то. Потому, что я знаю точно. Я могу пойти и раз в четыре года или пять лет дать пинка любому. Да? Выбить его отсюда к чертовой матери. И он будет знать, что это можно. А ведь у нас, смотрите, мы сейчас говорим о выборах. У вас есть выбор? Я вот иду к урне. У меня есть выбор? У меня нет выбора.

– Система выборов вообще-то сама по себе крайне ущербная. Потому что голосуют за сильных.

– Это достоверно. Но, понимаете, это не завтра родится. Когда вы такую систему создаете, может быть, второе, третье поколение будут осознавать, что они реально что-то могут. А вот сейчас практически все убеждены – они ничего не изменят.

– Прошу Вас, Моисей Моисеевич, по пунктам – что делать?

– Кроме изменений в политике надо немедленно выгонять государство из экономики. Во всяком случае, в тех масштабах, в который оно туда залезло. У нас ведь доля государства в экономике свыше шестидесяти процентов. Нам один шаг до СССР. И посмотрите, какую не возьмете крупную государственную систему – она неэффективна. «Газнефть». Дорогой Петр Марленович. Он же последние пять лет постоянно берет кредиты у государства. Что-то я сильно боюсь, что безвозвратные. Причем, какие суммы! Что это такое вообще? Такая корпорация не может быть на самоокупаемости? В чем дело-то? У «Нефтегаза» четыре года подряд ни миллиметра продвижения вперед. Ни по объемам, ни по качеству, ни по экспорту. Ни в чем. Еще одна дикая государственная структура. Что у нас железные дороги стали лучше работать в последнее время?

– Не уверен. Но если выгонишь государство, коммерческие тарифы тут же убьют население. Или что, рынок безумно мудрый?

– Да нет, – простодушно отмахнулся теоретик, – Рынок же регулируется. Нет никакого нерегулируемого рынка.

– Пустили в коммунальную сферу частника – имеем черти что, – уцепился за эту мысль редактор, – Или вы не видите, как сейчас удачно оппозиция клюет власть за все это?

– Есть понятие отраслевой нормы рентабельности, – включил лектора ученый, – Вот предположим – пятнадцать процентов. Если ты в рамках этих цифр крутишься, у тебя налог идет нормальный. Как начинаешь уходить от нормы рентабельности, и налог за тобой растет. Если у вас из дохода отнимают больше, вы будете повышать цену? На дядю работать? Не будете вы это делать, или будете делать осторожно.

– Не просто осторожно, а в сером поле, – усмехнулся рифмоплет.

– Накроют. Мало не покажется, – Дедов поджал губы, чтобы его жесткая позиция прочиталась как можно однозначнее, – И судопроизводство адекватное. Мы начали с этого. Почему так сказать, вот эти самые «Пусси Райт» появились? Девочки, которые в храме плясали. Плясать в храме – это не вежливо, не интеллигентно. Это, к примеру, если я приду на определенное торжественное заседание голым. Вот возьму и приду. Эпатаж? Нет. Все поймут, что я просто дурак! Но ведь дурам реально дали два года отсидки. В это же время какие-то детки крупных начальников наезжают на людей, давят их насмерть – и получают по полтора года условно. Это – суд. Справедливый и гуманный. Народ должен знать – ушел куда-то в серое поле – неизбежно за ухо вытащат, да на горячую сковородку попой посадят. Так систему и надо менять – тут, тут, тут и тут. Еще раз говорю – не на завтра. Но люди должны увидеть, что процесс запущен именно в эту сторону.

В школьной рекреации прозвенел звонок, наполнив все пространство гулом кричащих, смеющихся и прыгающих детей. В приемной появился завхоз с инструментами, будто речь шла не об элементарном шурупе в пороге, а о глобальной стройке. Лилия встала из-за стола, прикрыла дверь своего кабинета, чтобы дать возможность гостям продолжать беседу:

– Коллеги, у нас есть еще полчаса, – бросила она невзначай, – Мне скоро надо ехать в управление образования. У нас важное совещание.

– Хорошо-хорошо, – согласился писатель, засекая стрелки на наручных часах, – Мы постараемся уложиться.

Герань подошла к окну и, отодвинув полосы вертикальных жалюзи, посмотрела на высохший грунт ее кабинетных растений. «Давно пора было их переставить в приемную, – подумала женщина, – Мозолят тут глаза». Она устремила свой взор на тротуар за школьным забором, по которому в этот момент шел городской сумасшедший Коля. Путник был одет в офицерскую шинель еще советского образца, на голове красовалась вязаная шапочка «Лыжня России», а шею украшал фирменный черно-желтый шарф сотового оператора. Побирушка нес в руке обрезок черенка от лопаты, который был раскрашен в цвета полицейского жезла. Давно бросив петь, Николай теперь промышлял на парковке, умиляя обывателей своим нелепым прикидом. Он расставлял машины в свободные карманы и пытался целовать руки тем, кто радовал его какой-нибудь мелочью.