Текст книги "Философия: конспект лекций"

Как ни парадоксально, но духовные истоки России, российского государства до настоящего времени продолжают оставаться недостаточно изученными и малоизвестными широкому кругу наших соотечественников. В школах и вузах, академиях и университетах русская философская, социальная и религиозная мысль, к сожалению, не является еще объектом глубокого изучения и исследования. Справедливости ради, надо признать, что в последние годы начали выходить работы отечественных мыслителей, которые ранее не были известны даже многим специалистам. Именно это обстоятельство послужило веским основанием для включения данного раздела в учебник по философии. По-видимому, нет необходимости лишний раз напоминать, что для понимания настоящего и прогнозирования будущего необходимо глубоко знать прошлое своей страны. Знание истории отечественной философии, замыслов и деяний наших далеких предков – важнейший элемент культуры и практической деятельности образованного человека.

Появление философии на Руси с полным на то основанием можно датировать первой половиной XI века. Одним из убедительных свидетельств этого является труд киевского митрополита Илариона, русского по происхождению (до него киевскими митрополитами после принятия Русью Христианства были греки), «Слово о законе и благодати», появившийся приблизительно около 1049 г. Из сохранившихся и дошедших до нашего времени произведений, в которых были поставлены философские проблемы, – это самое древнее, но, возможно, не единственное сочинение. Можно с большой степенью вероятности утверждать, что среди уничтоженных или утраченных за время более, чем двухсотлетнего татаро-монгольского ига литературных памятников были труды и с философским содержанием. Вероятно, именно по этой причине о философской мысли в первые столетия существования Российского государства сохранилось мало письменных источников.

Решающая роль в становлении философской мысли в Древней Руси, несомненно, принадлежит православному духовенству. Объясняется это весьма просто. В период Средневековья духовная жизнь, а в значительной степени и все другие формы человеческого бытия, определялась деятельностью церкви. Кстати, как уже отмечалось выше, первыми церковными иерархами в Киевской Руси после принятия Христианства, как правило, были греки. Немало их было и среди духовенства русской церкви.

Необходимо отметить, что изучение истории русской философии происходило не без сложностей и не без искажений. Одни, пишущие по этой проблеме, по существу, пытались отрицать ее историческое существование, сводя ее возникновение к XVIII веку, другие – наоборот, непомерно возвеличивали, возводя ее в ранг мировых. Превознесение или же уничижение национальной культуры того или иного народа – явление, к сожалению, в мире довольно распространенное. Неоригинальным является и стремление вести отсчет существования русской философии с XVIII в. Если обратиться к истории мировой философии, то можно привести множество примеров, когда региональной или национальной философиям отказывали в праве на существование. Вот лишь один из них. Известно, что Гегель вел отсчет философской мысли, начиная с греческих мыслителей, и, по существу, отказывал в праве на подобное существование древнеиндийской и древнекитайской философии. Более того, порой, он существенно преуменьшал значение философии в историческом и сущностном плане в жизни некоторых европейских народов, в том числе и России. Так, в одной из своих лекций он заявил, что в ряде европейских стран, в которых «ревностно занимаются науками и совершенствованием ума и где эти занятия пользуются уважением, философия, за исключением названия, исчезла до такой степени, что о ней не осталось даже воспоминания, не осталось даже смутного представления о ее сущности – она сохранилась лишь у немецкого народа, как некоторое ее своеобразие». [Гегель Г. В. Ф. Сочинения. М., 1932, т. IX, С. 4.]

В истории русской философии можно выделить несколько исторических этапов. Главнейшими критериями для подобной периодизации, на наш взгляд, должны быть, прежде всего, постановка и разработанность философских проблем, степень влияния философских идей на становление государственности, формирование основных качеств, духовной жизни русского человека, рост национального самосознания, в частности, соборности (общинность, коллективизм) как важнейшей черты общественной жизни русских, а в последующем и других народов российского государства. Одной из существенных особенностей русской философии, и в частности, той ее части, которую сейчас именуют философией политики, являлась концентрация внимания на решение теоретических проблем национального развития. Эта особенность в значительной степени была обусловлена обширностью территории, полиэтническим составом населения, существованием различных религиозных конфессий и самое главное – постоянной необходимостью защиты от нападений и консолидации национальной государственности и территории.

Одна из важнейших особенностей древнерусской философии, заметно отличавшей ее от европейской, состоит в том, что на Западе в период Средневековья философия выступала главным образом как «служанка богословия». Ее право на существование в целом оправдывалось тем, в какой степени она помогала богословию распространять его влияние на сознание людей. Философия в Киевской Руси и в течении нескольких последующих столетий выступала как социально ориентированная философия. Древнерусские мыслители ратовали за создание централизованного государства, рассматривая его как необходимое условие для будущего развития России (кстати, напомним, что Платон и Аристотель были сторонниками сильного централизованного государства, предпочитая целое его частям).

В дальнейшем, в связи с татаро-монгольским нашествием и установлением оккупационного режима, предпосылок для достойного развития философии было немного. Но и в этих условиях время от времени появлялись работы, (например «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище»), в которых ставились и разрабатывались интересные и глубокие проблемы. Только после того, как Россия избавилась от татаро-монгольского гнета, внутренних смут и нашествий и произошла стабилизация внутренней ситуации, а это случилось к концу XVII века, в России начинают вновь творить глубокие мыслители и появляются оригинальные философские работы.

Первый этап хронологически охватывает период с момента возникновения русского государства в конце Х века, а если точнее с 988 года, когда на Руси официально было введено христианство и до монголо-татарского нашествия в 1242 году. Как известно, в это время российское государство называлось Киевской Русью. Духовное и интеллектуальное содержание этого периода характеризуется официальным введением на Руси христианства и появлением первых литературных произведений, в которых делается попытка философского осмысления мира, выяснения причин, обусловливающих общественные изменения, как в уже упоминавшемся «Слове о законе и благодати». Имеется немало убедительных свидетельств, подтверждающих высокий уровень развития, в том числе и в духовной области, древнерусского государства, в первые столетия своего существования. [Накоплены многочисленные прямые и косвенные свидетельства о высоком уровне культурного и духовного развития древнерусского государства. Однако в течение более чем двухсотлетней монголо-татарской оккупации многие памятники культуры и литературы в том числе, возможно, и философской были уничтожены, и это существенно затрудняет познание истинного уровня развития философской мысли в это время.]

Второй этап – это период сражений русского народа за освобождение от монголо-татарской оккупации, за создание единого русского государства, борьбы со смутой и за престол с российскими боярами и пришельцами из-за рубежа. Хронологически этот этап можно пролонгировать до избрания в 1613 году на царский престол представителя рода Романовых. В философском отношении этот период был мало продуктивным и это понятно, поскольку условия для подобной деятельности были самыми неблагоприятными. Тем не менее философская нива не заросла травой. Главными темами социальной философии, которые оказались в центре внимания в первую очередь священнослужителей, в частности, Сергия Радонежского, стали обоснование необходимости единения русского народа в борьбе за освобождение от иноземного гнета и идея создания сильного централизованного православного государства. Особое место в этот период принадлежит православию, его организационной и духовной роли в обретении и утверждении русским народом своего национального самосознания.

Среди мыслителей-просветителей этого периода следует выделить преподобного Иосифа Волоцкого (1440–1515), в миру Ивана Санина, сыгравшего большую роль в деле укрепления духовности русского народа, яростного обличителя еретического учения жидовствующих, стремившихся подорвать православие и основные устои русского государства.

Большая роль в развитии философской мысли отводится Максиму Греку (1470–1556), греку по рождению, проведшему большую часть своей жизни в России. Круг его интересов был весьма широк – от переводческой деятельности до создания оригинальных работ:

«Беседа души и ума» и «Беседует ум к душе своей», в них показана важность очищения и просветления человеческой души как необходимый шаг к нравственному совершенствованию.

Наконец, нельзя не сказать и о том, что наряду с монастырями, которые в Средневековой Руси являлись центрами просвещения и интеллектуальной деятельности, важнейшим шагом в развитии философской культуры стало создание в Москве в 1687 году Славяно-греко-латинской академии, первого российского высшего учебного заведения, которая стала центром по подготовке высокообразованных богословов, философов, государственных деятелей.

Разумеется, мы упомянули лишь некоторых, но далеко не всех, из наиболее известных мыслителей русского Средневековья, но и этого вполне достаточно, чтобы с полным основанием утверждать о наличии в истории русской культуры глубокой философской традиции. Именно благодаря этому в последующие десятилетия стали возможными дальнейшее развитие и взлет философской мысли в России.

Японский отпечаток Дзен-буддизма в самурайской жизни. Однажды к мастеру пришел, монах чтобы узнать, где находится вход на пути истины… Мастер спросил его: слышишь бормотанье ручья? – Слышу, – ответил монах. – Вход здесь, – сказал мастер.

Буддийский тезис о непостоянстве всего сущего лег в основу всей японской культуры, органично влившись в сознание самураев и всего народа.

Вот что написал дзэнский мастер Роан:

 
С чем же сравнить
Тело твое, человек?
Призрачна жизнь,
Словно роса на траве,
Словно мерцанье зарниц.
 

В этих поэтических строках отражено истинное представление самурая о жизни и смерти, о естественном принятии небытия как неизбежности, как иллюзорного кратковременного эпизода в бесконечной драме бытия.

Буддизм зародился в Индии и проделал долгий через Китай и сложный путь развития покуда не был принят жителями японских островов.

Основой учения Будды являются 4 благородные истины:

– истина страдания (все в мире преходяще, не имеет постоянства и полно скорби);

– истина причины (причиной страдания являются жажда бытия, желания, страсти, влечения);

– истина освобождения (освободиться от страданий можно лишь отказавшись от желаний, подавив в себе все страсти);

– истина пути (для достижения спасения необходимо выключиться из круга перевоплощений, достигнуть состояния нирваны, то есть угасания или исчезновения).

Все это возможно, если следовать среднему восьмеричному пути спасения:

1. Правильное видение.

2. Правильная мысль

3. Правильная речь.

4. Правильное действие.

5. Правильный образ жизни.

6. Правильное усилие.

7. Правильное внимание.

8. Правильное сосредоточение.

В Японию буддизм попал в VI–VII вв. с прибывшими на острова монахами, и сначала религиозными источниками учения служили священные буддийские книги на китайском языке. В скором времени буддизм стал быстро распространяться по всей стране. Но борьба между монахами-миссионерами за сферы влияния в пропаганде учения и привлечение к нему новых сторонников, а также идеологические различия в толковании доктрины махаяны привели к появлению большого количества сект, либо аналогичных китайским, либо образующих новые ответвления. В 754 г. возникла секта Тэндай, затем – Сингон, отличавшаяся особенной терпимостью к синто.

Синтоистские священнослужители тоже не стремились настраивать своих приверженцев против буддизма, и через некоторое время эта обоюдная терпимость привела к тому, что синтоисты стали рассматривать буддизм как одну из ветвей в самом синто. Впоследствии они слились в одно своеобразное направление

В XII столетии возникли секты Синею, Дзёдо, Нитирэн и Дзэн, а кроме них в Японии еще появились Хоккэ, Синагон, Син, Дзи и другие.

Среди многочисленности и разнообразия сект только Дзэн выделился в уникальный орден – один из самых значительных в буддизме не только с точки зрения его исторической важности и духовной жизненности, но и с точки зрения непревзойденной оригинальности и притягательной силы, претендующий на то, что он передает сущность буддизма непосредственно от его автора, причем без помощи какого-либо тайного документа или таинственного обряда.

Триумфальное шествие дзэн по Японии и внедрение этой религиозной доктрины в среду самураев имело вполне определенные и веские причины, и одна из них – суровый образ жизни самураев, чуждый праздности и ориентированный на простоту. Учение дзэн проповедовало аскетизм, жизнь без излишеств, правильное оценивание собственных возможностей, постоянное самосовершенствование и гармонию с природой и окружающим миром, а все это как нельзя лучше соответствовало представлениям самураев о жизни и помогало им реализовать их внутренние духовные устремления.

В отличие от ортодоксального учения, дзэн не требовал отчуждения от всего мирского, не призывал к полному отказу от влечений и страстей ради достижения нирваны. Дзэн обращался к разуму и духу, предлагая интуитивный путь познания, на котором надо использовать собственные внутренние ресурсы, как сознательные, так и подсознательные. Основная идея дзэн – контакт с внутренними процессами человеческого существа без привлечения каких-либо внешних, неестественных воздействий. Самый главный авторитет в дзэн – это собственная внутренняя природа. Разум человека, учит дзэн, постоянно пребывает в суете мирских дел, метаясь в им же созданных условностях и границах и не замечая их противоестественности. Требуется совсем немногое – за обыденностью и монотонностью жизни узреть Великий Символ и, познав глубину всех внешних форм, преодолеть ее. Только тогда все вещи откроются в единстве, а человек преодолеет ту тонкую, невидимую, но чрезвычайно плотную завесу, которая мешает ему слиться с природой и обрести «спонтанность самопроявлений духа».

Подвижники дзэн-буддизма в Японии нередко сами происходили из самурайских родов и были тесно связаны с воинским сословием. Проповедуемые ими философские концепции во многом соответствовали образу жизни самураев и совершенствовали их моральную и духовную сферу. Дело в том, что языческие формы синтоизма хотя и наполняли всю деятельность самураев всепроникающим духом ками, но все же отставали от культурного роста нации и не могли заполнить образовавшиеся бреши в философском и морально-этическом воспитании. Однако духовные семена, посеянные религией синто, нашли

Проповедуемые ими философские концепции во многом соответствовали образу жизни самураев и совершенствовали их моральную и духовную сферу. Дело в том, что языческие формы синтоизма хотя и наполняли всю деятельность самураев всепроникающим духом ками, но все же отставали от культурного роста нации и не могли заполнить образовавшиеся бреши в философском и морально-этическом воспитании. Однако духовные семена, посеянные религией синто, нашли питательную среду в религии буддизма, в частности в одном из его направлений – дзэн.

Дзэн-буддизм призывал к абсолютной гармонии с природой, а это соответствовало и синтоистским верованиям, к постижению Пути, что тоже находило отклик в синто, ибо синто – это Путь Богов, а для самурая Путь – это служение; поэтому неудивительно, что самураи нашли духовную опору в новом учении и оно прочно закрепилось в их среде.

Дзэн утверждал непознаваемость Единой Вселенной, говорил о преходящем всего сущего, отрицал объективность реальности, называя ее иллюзорным воплощением воображения. Дзэн-буддизм отрицал Бога в традиционном, общепринятом понимании, Бога, который требовал послушания и судил умерших, посылая их души в рай или ад. В дзэн человек выступал одной из жизненных сил мироздания и имел неоцэаниченные возможности. Являясь участником бесконечного цикла перерождений, он должен сам развивать свой внутренний мир и заложенные природой способности, постоянно работая над собой, совершенствуя дух и плоть.

Бесстрашие самураев, их готовность к самопожертвованию во имя чести и долга, полное презрение к смерти и другие качества еще более усугубились под влиянием дзэн-буддизма. Постепенно дзэн, завладев умами самурайского сословия, охватил учением огромное количество приверженцев, и из их рядов выдвинулись патриархи ордена. К таковым, несомненно, относятся Такуан (1573–1645) и Хакуин (1686–1769); вклад, который они внесли в развитие прикладных аспектов дзэн, касающихся боевой подготовки самураев, трудно переоценить.

В своем знаменитом письме, адресованном мастеру фехтования Ягю Тадзименоками Мунэнори (1571–1640), Такуан, аббат храма Дайтокудзе в Киото, освещает не только основы учения дзэн, но и тайны боевого искусства в целом. Рассуждая о фехтовании, он пишет о том, что одной только искусной техники недостаточно для того, чтобы стать настоящим мастером: человек должен глубоко проникнуться духом этого искусства. Этот дух улавливается только тогда, когда разум художника приходит в совершенную гармонию с принципом самой жизни, то есть когда он достигает определенного умственного состояния, называемого «мусин» («у-синь») – «отсутствие разума». На языке буддизма это означает уход за пределы дуализма всех форм: жизни и смерти, добра и зла, бытия и небытия. Именно здесь все искусство сливается с дзэн. Такуан особо подчеркивает значение мусин, который в какой-то степени соответствует понятию «бессознательное».

С точки зрения психологии, это состояние ума, всецело подчиненного неизвестной «силе», которая приходит неизвестно откуда и в то же время, кажется, способна овладеть всей областью сознания и заставить его служить неизвестному. Вследствие этого человек становится своего рода автоматом в том, что касается его собственного сознания. Но, как объясняет Такуан, это состояние не следует путать с пассивной беспомощностью неорганической материи вроде куска ткани или дерева. Человек «бессознательно сознателен» или «сознательно бессознателен». Развивая идею дзэн на примере фехтования, Такуан говорит о разуме, о его текучести, о том, что остановка разума приводит к абсолютной ограниченности действий. В дзэн это называется «схватить вражеское копье и убить им врага».

Далее, продолжая эту мысль, Такуан советует: «Фехтовальщик, достигший совершенства, не обращает внимания на личность противника, так же, как на свою собственную, ибо он является безразличным свидетелем фатальной драмы жизни и смерти, в которой он принимает самое активное участие».

Как видим, учение дзэн, в данном случае выраженное словами Такуана, пронизывает все, что делает – и не делает – фехтовальщик. Одним из основных лейтмотивов здесь является принцип исключения дуалистического восприятия мира и противопоставления одного объекта другому. Казалось бы, в таком искусстве, как фехтование, предполагающем единоборство двух вооруженных мечами людей, уже изначально, само по себе, существует противопоставление

Но Такуан настойчиво советует фехтовальщику отказаться от этой идеи и в то же время не быть мистиком, не увлекаться созерцанием, а ясно осознавать реальность смертельной схватки. Не противопоставление, а единение с миром, не мистицизм, а рационализм, чувство свободы, а не привязанности к объекту, – вот что выражено в словах Такуана.

Дзэн-буддизм, выделившись из многочисленных сект, приспособив взгляды и идеи махаяны к японским реалиям, вобрав в себя национальные особенности японского менталитета, вырос в жизнеутверждающую религию; высшая цель этого учения, по определению одного из исследователей буддизма Касимо Хидэо, – это освобождение от страданий, которые большинство людей связывает с жизненными трудностями и несовершенством окружающего мира.

В период XVI–XVIII вв. все сферы жизни японцев уже были буквально насквозь пропитаны учением дзэн; что же касается самураев, то дзэн стал неотъемлемой частью их воспитания и мировоззрения, окончательно определив их философию и систему ценностей.

Представление о философии Японии, её современной жизни, экономике, истории, традиционной культуре было бы явно неполным без изучения вопроса о самурайстве, его исторических аспектах зарождения.

Первые упоминания о самураях как об уже сложившемся воинском сословии, встречающиеся в японских исторических хрониках, в философских, литературных и поэтических произведениях, относятся к X–XII вв. Однако само движение как таковое зародилось в конце VII – начале VIII столетий и территориально вначале охватывало восток и северо-восток страны.

Буси, букэ, цувамоно – «воин», именно так назывались первые представители сословия военно-служилого дворянства. Это были замечательные бойцы, великолепно владеющие приёмами военного искусства, строго следовавшие закону долга и чести. Позже за этими воинами-дружинниками на многие века закрепилось всем известное название «самурай».

«Самурай» – образовано от глагола «сабурау» – служащий великому человеку, человеку высшего сословия.

Историческими предпосылками возникновения самураев является:

во-первых, бесконечная война японцев с коренными жителями, исконными обитателями этих островов – айнами – была связана с постоянными вооруженными стычками, подавлением мятежей и восстаний, охраной границ уже завоёванных территорий;

во-вторых, институт полигамии, распространённый в среде средневековой аристократии, и высокий уровень рождаемости в этой среде привели к неизбежному обособлению большой группы выходцев из аристократических семей. Сложная система наследования, принятая в среде японского дворянства тех времён, подобная институту майората в Европе, при котором всё имущество переходило к старшему из живущих сыновей умершего, приводила к тому, что у младших в роду оставалась единственная альтернатива: военная или монашеская карьера;

в-третьих, в раздробленной на удельные княжества Японии в течении нескольких столетий не прекращались междоусобные войны. Каждый крупный даймё желал иметь хорошую вооруженную и обученную армию;

в-четвёртых, развитие феодальных отношений и растущие расходы на военные действия соответственно усиливали эксплуатацию крестьян, которые убегали со своих земель и были вынуждены пополнять ряды военных отрядов самураев, не принимающих участие в создании материальных благ.

Именно эти четыре причины и способствовали выделению воинов-самураев в особую касту, а потом и в сословие, наконец, превращение самураев в правителей-буси (самураи стали называть себя так, чтобы отдалиться от оскорбительного для нового поколения властителей Японии напоминания о «служении господину»).

В период гражданской войны XII столетия появились предпосылки будущего сёгуната – управления страной, осуществляемого самурайским сословием с верховным главнокомандующим во главе – Сёгуном. Первым сёгуном стал Минамото Ёритомо после победы в кровопролитной войне с другим могущественным домом – Тайра, сумевший объединить вокруг себя все кланы самураев Японии. Императорский двор Киото номинально был сохранён и продолжал существовать без оказания сколько-нибудь действенного политического влияния на жизнь японцев. Страной управлял правительственный орган бакуфу возглавляемый сёгуном. Так началась многовековая власть самураев, отнявших её у немощной и самоустранившейся от государственных дел старой аристократии ради пребывания в неге. Расцветом самураев пришёлся на эпоху Эдо (Токугава).

След Конфуцианства.

Так же, как и дзэн, конфуцианская философская мысль внесла настолько большой вклад в историю, философию и психологию самураев, а затем и всего японского народа, что его невозможно очертить никакими границами. Учение великого китайца проникло в самую душу народа и, наравне с синтоизмом и дзэн, во многом определило психологию нации, ее культуру и мировоззрение.

В жизни великий мудрец неизменно воздерживался от четырех вещей, которые нашли воплощение в сути самурайства:

1) не вдавался в пустые разговоры;

2) не был категоричен в своих суждениях;

3) не проявлял упрямства;

4) не думал о себе лично.

Сутью учения Конфуция является понятие Великого Пути: «Человек способен сделать Путь великим, но великим человека делает не путь». Путь у Конфуция отождествляется с истиной, которая являет собой не только цель, но и все, что ведет к ней. Всю философию Конфуция пронизывает одна, ярко выраженная, идея – стремление к установлению порядка и спокойствия в мире людей. Одна из ключевых ролей в осуществлении этой идеи отводилась благородному мужу.

«У благородного мужа добродетель – ветер, у малых же людей она – трава, склоняется трава вслед ветру».

В этом изречении Конфуция на примере благородного мужа определена вся сущность отношений между правителями, то есть людьми, наделенными властью, и подчиненными – народом. Ветер дует – трава склоняется.

Благородным мужем, по Конфуцию, может быть не каждый, а лишь тот, кто, обладая свободой выбора, сознательно выбирает движение вперед и идет навстречу судьбе, хотя мог бы остановиться и отказаться от испытаний. Для исполнения предначертанного необходимо «знание небесной судьбы», а им может обладать только благородный муж, поэтому он способен, как хозяин, управлять и распоряжаться своей судьбой. Судьба же выступает в роли Пути, который отождествляется с истиной, и если многим не под силу первое, то продвижение по Пути, выполнение человеком данной ему от природы предназначенности, не только доступно, но и соответствует возможностям каждого.

Провозглашенные Конфуцием добродетели, идея постижения Великого Пути, то огромное значение, которое он придавал ритуалу, долгу, человечности, составили морально-этическую основу всей будущей системы взаимоотношений не только в китайском, но и в японском обществе.

Влияние синтоизма на философское мировоззрение самураев

Жизнь древнего японца – это поклонение природе и культ предков, мифы, легенды и сказания, в которых действуют многочисленные божества и духи. У японцев сложился свой взгляд на окружающий мир и их собственное происхождение.

Согласно древним синтоистским верованиям, император Японии (тэнно, микадо) является потомком духов неба, а все остальные японцы происходят от божественных духов второго разряда – коми.

Формировавшееся на протяжении многих столетий стойкое убеждение в принадлежности каждого японца к синто и глубокая вера в наличие внутренней связи нации с ками до сих пор, действуя на подсознательном уровне, оказывают непосредственное влияние на жизнь народа в целом.

Вся жизнь японца с момента рождения и освящения его в местном храме, как в далеком прошлом, так и сегодня, проникнута духом синто.

Рассматривая религию синто, интересно проследить в ней глубинные истоки такого явления, как самурайство. Где, когда и как возникли в сознании людей те первообразы, архетипы, на основе которых впоследствии сформировалось уникальное в своем роде мировоззрение бусидо. Ведь для того, чтобы понять, каким образом в недрах национального сознания выросли такие морально-этические и духовные ценности, как долг, честь, доблесть, самопожертвование во имя служения господину, беспримерное мужество, стойкость и уважение к людям, венцом которых является всего одно изречение: «Я постиг, что Путь Самурая – это смерть», недостаточно ограничится простым рассмотрением фактов и имевших место событий. Необходим взгляд изнутри, чтобы выделить те духовные источники, которые питают это мировоззрение.

Синтоизм, изначально представлявший собой шаманские и колдовские обряды, возникший из суеверий и веры в магию, впоследствии под влиянием буддизма отошел от первобытных форм богослужения, но следы первичных верований сохранились в подсознании народа до наших дней. Насколько глубок этот след, видно на примере культа лисицы. В Японии в честь нее (и некоторых других животных) построены храмы, где собираются люди-лисицы, которые якобы обладают сущностью этого животного. Под протяжные завывающие звуки, издаваемые священниками, и ритмичные удары барабанов люди-лисы впадают в транс. Они верят в то, что духи лисиц вселяются в них, придавая им силу и способность видеть и предсказывать будущее. До сих пор во многих местах таким же поклонением пользуется стрекоза. В глазах японцев, стрекоза Том-бо является олицетворением храбрости и национального духа. В глубокой древности ее относили к воинственным насекомым, а страну Ямато называли «Землей стрекозы». Сегодня, спустя многие столетия, нередко можно увидеть изображение стрекозы на одежде мальчиков и других предметах.

Приведенные примеры показывают, что первичные формы поклонения природе и животному миру в виде образов, дополненных фантазией и элементами духовной культуры, сохранились и поныне. До сих пор в некоторых японских деревнях верят в предание о том, что самураи Тайра, проигравшие сражение клану Минамото (первая гражданская война), не умерли, а скрылись в глубинах моря, превратившись в крабов. Поэтому часто крестьяне вывешивают над входом в дом высушенные тельца крабов, считая, что эти амулеты отгоняют злых духов. Нетрудно догадаться, что крабы здесь ассоциируются с самураями Тайра, которые помогают местным жителям оберегать их жилища.

Мифы, сказания и легенды, тысячелетиями передающиеся из уст в уста, изобилуют примерами доблести и героизма, и эти образы глубоко запечатлелись в памяти поколений. Особенно остро они воспринимаются в детстве: воспетые родителями и служителями храмов, почерпнутые из народных сказок. Именно эти героические образы явились носителями тех первичных форм, которые на подсознательном уровне повлияли на формирование духовности как самураев, так и нации в целом.