Текст книги "Феникс"

Глава 4
Хоулингстоны из Фоксфилда

Когда путники подъехали к деревне, уже стемнело, в окнах многих домов горели огни, и на пустынных безмолвных улицах не было ни души. Приблизившись к родному дому, Элизабет увидела, что из его окна исходит теплый желтый свет, на фоне которого просматривался силуэт женщины, вглядывающейся в темноту снаружи. То была мать нашей героини. Одинокая женщина, услышав, наконец, цокот копыт у своего домика, отворила дверь, чтобы взглянуть на улицу. Элизабет спустилась с лошади и, увидев свою мать с растрепанными вьющимися волосами, всю сияющую от радости, широко распахнув руки, бросилась в ее объятия. Они долго обнимались, целовались и радостно разговаривали, пока девушка не вспомнила о госте, который уже собирался уезжать.

– Мама, позвольте представить вам этого молодого человека.

В эту минуту в голове у матери пронеслась странная мысль.

– …, который сегодня спа… – начала торжественно ее дочь.

– Да нет же, не преувеличивайте, – оборвал ее на полуслове смущенный гость, а затем представился с поклоном, – Джозеф Сандерс!

– Ааа… – протянула мать девушки, услыхав знакомую фамилию. – Вы, должно быть, из семьи фермеров, что живут в Маллингеме, недалеко от нас?

– Да, – кивнул молодой человек.

– Очень приятно с вами познакомиться, Джозеф.

– Это моя мама, – Хильда Холуингстон, – вставила Элизабет.

– Тоже очень рад знакомству, миссис Хоулингстон, – сказал парень.

– Может, зайдете к нам в гости, выпьем по чашечке чая, если не торопитесь? – предложила мать девушки.

– Только если ненадолго.

Войдя в дом, Джозеф заметил небольшой беспорядок, в котором, однако, чувствовались уют и забота хозяйской руки. Из темной прихожей, закопченной и заваленной дровами и садовым инструментом, гостя провели в освещенную кухню, которая в отличие от прихожей была чистой и ухоженной. По видимому здесь хозяйка проводила большую часть времени. Да и зачем одному человеку много комнат? В каждой из трех наружных стен кухни располагалось по небольшому квадратному окошку, под одним из которых, тем, откуда была видна дорога, стояло кресло-качалка, в котором Хильда частенько сидела вечерами за пряжей и в бесконечных раздумьях засыпала, а затем резко просыпалась, с надеждой глядя в окно в ожидании приезда дочери. Так и сегодня: она сидела у окна, а когда прибыли путешественники, сначала не могла поверить, а затем и нарадоваться. Чуть правее от центра комнаты находился большой грубовато сделанный дубовый стол. Напротив него, у окна располагалась посудная полка, а по другую сторону – каминная печь, в которой весело потрескивали поленья, наполняя комнату теплом. Окна обрамляли холщовые льняные занавески, бывшие когда-то выбеленными, но теперь потемневшие.

Пока гость разглядывал дом, хозяйка заварила чай и подала его на стол, покрытый свежей белоснежной скатертью.

– Ну, дети, рассказывайте: что же вас свело? – начала разговор Хильда.

– Чистейшей воды случай, – достаточно просто ответил гость, а затем многозначительно добавил, – но в некотором роде судьбоносный.

– Я сама виновата, – добавила неопределенности Элизабет.

– Ну, не томите! – возмутилась женщина.

Джозеф молчал, не желая хвастать своим поступком.

– Мам, простите, что ваша дочь такая дурочка! В общем, я не успела на попутный кэб, идущий в деревню. В чужом поселке я оставаться не могла, поэтому и пришлось ехать на том, что было. А был только извозчик, который ехал в город. Я подумала, что запросто пешком от поворота дойду – и пошла, совсем забыв, что рядом лес, на опушке которого мне и встретились голодные волки.

– О господи! – вырвалось у Хильды.

– Я думала мне конец. Но тут, откуда ни возьмись, появился Джозеф и застрелил зверя! – все это девушка протараторила с нескрываемым восхищением.

– И как тебя только угораздило?! – выразила мать свое недовольство поведением дочери, – Перед человеком неудобно. А вам, мистер Сандерс, огромное спасибо! Теперь мы вам обязаны.

– Да нет, что вы, – отвечал Джозеф, – не надо меня благодарить. Я только исполнил долг любого человека. Другой на моем месте поступил бы так же.

Ему стало неловко от того, что его поступку придают такое большое значение.

– Ой! Должно быть мы вас задерживаем? – спохватилась женщина.

– Да, мне пора. East or West – Home is Best!44
  East or West – Home is Best – В гостях хорошо, а дома лучше (англ. поговорка).


[Закрыть]

Закончив чаепитие и согревшись, женщины и гость вышли на улицу и стали прощаться. Джозеф поблагодарил хозяйку за теплый прием. Она пожелала ему счастливого пути и, закутавшись от холода в огромную шаль, поспешно вбежала в дом, словно нарочно оставив дочь наедине с молодым человеком.

– Даст Бог, еще встретимся? – тихо спросила Элизабет Джозефа и замерла в ожидании ответа.

– Конечно, но для этого не обязательно одной идти в лес, – пошутил молодой человек, засмеялся и скрылся в темноте зимней ночи.

Элизабет охватила грусть. Ей стало одиноко, и холод зимы стал чувствоваться отчетливей.

«Но ведь он сказал: конечно», – успокаивала она себя.

Постояв еще немного и поразмыслив, она зашла в дом. Мать встретила ее словами:

– Бетти, мне кажется, он тебе понравился.

Девушка покраснела.

– Я же видела, как ты на него смотрела за столом, – продолжала мать, – И улыбка не сходила с твоего лица.

– Ну что вы, мама! Я просто рада, что вернулась домой. Хоть вы и правы, – ответила в смущении дочь. – Он мне действительно нравится. Но вы слишком рано делаете выводы.

– Не рано, я-то знаю. Сейчас – рано, а через два дня уже поздно будет.

– Хм, – усмехнулась Элизабет. Напрасно мечтаете. Думаете, он вернется?

– А если не вернется, что ж с того?

– Надеюсь, он хотя бы запомнил мое имя.

– Не переживай. Я знаю Сандерсов. Очень порядочная семья. К тому же богатая! Так вот знай, дочка, что я была бы

счастлива, если бы он был твоим женихом. Но мы все же не их круга. Помни это.

Слова матери и радовали и печалили Бетти одновременно. С одной стороны они давали поддержку, вселяли надежду, совпадая с ее планами, а с другой – говорили о желании матери поскорее избавиться от дочери и ее исключительно меркантильных мыслях. Элизабет казалось, что, если б Джозеф ей не понравился, мать бы все равно настояла удержать молодого человека.

В эту ночь небо было безлунным, погода – безветренной. Только звезды слабо освещали пространство, охваченное тьмой. Казалось, солнце больше никогда не взойдет, не осветит этих полей, домов, озер и лесов. Непроглядная темная ночь опустилась на Фоксфилд, как крылья огромной черной птицы. Из высоких печных труб столбами валил густой белый дым. Свет в окнах домов стал понемногу потухать и только в одном остался непогашенным, в том, на подоконник которого облокотилась девушка и задумчиво смотрела блестящими глазами на медленно падающие хлопья снега.

Небольшая деревня Фоксфилд состояла всего из трех улиц: центральной, выходящей к Маллингему, и двух других, пересекающих ее под прямым углом. Домик Хоулингстонов стоял в конце центральной улицы, на ее западной стороне. Все дома здесь были одноэтажные и уже довольно старенькие, как и их хозяева. С недавних пор деревня стала понемногу «вымирать». В поисках лучшей жизни сельская молодежь устремилась в Маллингем. Разоряющий деревни город переманил к себе рабочую силу, оставив Фоксфилд без будущего. Многочисленные сарайчики и загоны для скота находились в таком ветхом состоянии, что, кажется, были готовы рухнуть в любой момент. А ведь когда-то эта деревня была процветающей и независимой.

Тогда, в этом, еще свежем на вид домике жила семья Хоулингстонов: глава семьи – Ричард, его жена – Хильда, их сын – Гарри и дочь – Бетти. Были в семье и другие дети, но они не выжили. Один ребенок умер при рождении, другой в младенчестве от чахотки. Ричард, главный добытчик в семье, работал на местных фермеров, время от времени охотясь. Жена с детьми вели домашнее хозяйство: пасли корову, растили овощи на огороде, собирали ягоды. Из-за бедности дети не могли получить образования, поэтому воспитывались родителями. Подрастающий сын шел по стопам отца, но не долго. Когда Гарри исполнилось двадцать лет (Элизабет было тринадцать), он, вслед за большинством молодых людей, решил поехать в город. Притом Маллингема ему казалось мало. Он мечтал покорить Бирмингем. Это намерение совсем не тешило родителей, так же как не радовал сына их запрет. Стоит заметить, что рос он совсем не примерным мальчиком. Очень быстро родители перестали для него быть авторитетом. Игры в карты, выпивка, женщины легкого поведения и разбои с друзьями-проходимцами, заменили ему семью. Подобные излишества и полнейшее отсутствие чувства ответственности стали для него нормой.

Так случилось, что как-то зимой Ричард Хоулингстон серьезно заболел. Он кашлял несколько дней, повысилась температура, затем он побледнел и совсем обессилил. Врач сказал, что он болен туберкулезом, и вылечить его сможет только чудо. Больной перестал спать, началось кровохарканье. Так Ричард Хоулингстон пролежал в постели еще три дня, после чего ночью скончался. Долго по нему плакали жена и дочь. Теперь на Гарри легла ответственность главы семьи. Ему следовало прекратить праздную жизнь и начать серьезно работать. Но своей главной идеи он не бросил. Во всяком случае, теперь ему никто не мог запретить уехать. Сестру он отвез в тот же Бирмингем учиться на швею и работать на ткацкой фабрике, где жила их дальняя родственница, совсем не обрадовавшаяся известию о том, что у нее поселится троюродная племянница. Но, посочувствовав положению семьи, женщина все-таки приняла ее. Так Гарри разрешил проблемы семьи и сам уехал из Бирмингема неизвестно куда. Лишь однажды он передал матери немного денег. Бетти, некоторое время отработав на ткацкой фабрике, была готова заплатить тетке за проживание. Но та, отказавшись от денег, выгнала девушку. Элизабет ничего не оставалось, как вернуться домой. Женщины остались одни.

Довольный своими приключениями Джозеф, пришпорив Франца, заставил его поспешить домой так, что Арт еле поспевал за ним. Скоро показалась дорога, первые дома и, наконец, родная усадьба. Подъехав, Джозеф спрыгнул с коня, отворил калитку и завел его во двор, а потом и в конюшню. Арт, прошмыгнувший под воротами, уже лежал возле дома и тяжело дышал, свесив язык на бок, радостный от того, что его отпустили на волю.

Как только Джозеф вошел в дом, родители встретили его словами:

– Куда ты пропал?

– Ночь уже на дворе. Мы думали, случилось что-то.

– Чертов волк! – ответил им сын. – Сначала спугнул, потом догнать не мог.

– Ты подстрелил волка? – удивился отец. – Да ты счастливчик! Хотел прогуляться, а вдобавок поохотился.

Джозеф заулыбался, подумав, что он действительно счастливчик благодаря этому волку, но совсем в другом смысле.

– Надо показать управляющему, вдруг дадут что-нибудь, – продолжал Чарльз Сандерс. – Где он?

– Вот! – сказал Джо и отворил дверь на улицу заслонявшую обзор. На краю крыльца лежала тушка волка.

– Какой страшный… Ужас! – сказала Хелена подойдя ближе и наклонившись с намерением рассмотреть животное.

– Ррр! – подражая волку, зарычал Чарльз из-за спины жены, тем самым напугав ее. Она вздрогнула, но тут же рассмеялась и стукнула мужа по плечу.

– Ну, все, хватит глазеть, пора спать, – прибавил Чарльз Сандерс и пошел в дом.

Час спустя все в доме спали крепким сном. Не мог уснуть только Джозеф. Он думал об этом дне, подарившем ему маленькое приключение. Еще утром он чувствовал себя таким безвольным, словно лишенным смысла жизни, а сейчас был полон сил и энергии. И все благодаря той очаровательной девушке, простой как свежий ветер с Кембрийских гор.

Он понял, что не безразличен ей. Но в то же время в его мысли вкрадывалось сомнение по поводу истинности ее чувств. Вполне могло быть, что фривольная мисс потеряла голову вовсе не от него самого, а от его положения и достатка.

Глава 5
Весна

Наконец-то закончилась зима, и восходящее светило с каждым новым днем стало пылать все ярче и теплей, приятно запахло талой землей, наступило время пробуждения природы. Казалось, любой хозяин, имеющий участок возле своего дома, не мог оставить его неухоженным, не засадив цветами. Пусть даже это был незначительный клочок земли, он тщательно обрабатывался сердобольным цветоводом, садоводом, огородником. Взошла свежая трава, за которую Великобританию так часто называют страной зеленых лугов, зацвели сады, всюду распространяя сладостный аромат цветов фруктовых деревьев, запели, радуясь новому дню, птицы. Весна коснулась и людей. Пришла она и в поместье Сандерсов.

Джозеф снова собрался на охоту. Так он говорил родителям, но на самом деле подъезжал к ждущей его Элизабет, забирал ее и отвозил туда, куда она только желала, туда, где им никто не мог помешать.

На сей раз таким местом они выбрали озеро в юго-западной части города. Когда-то именно здесь протекал Леллинг, а теперь во впадине старого русла образовалось озеро. В распоряжении пары оказалась старенькая деревянная лодчонка, сев в которую они оттолкнулись и поплыли. Гладь озера, в которой отражались плывущие с запада на восток кучевые облака на голубом небе и ярко светящее солнце, нарушали только удары весел да пугливые лебеди, сбившиеся в отдалении, привлекавшие внимание красивыми, словно невесомыми движениями изящно изгибающихся шей.

– Прекрасные создания, эти птицы. Залюбуешься, – говорил Джозеф, глядя на Элизабет, засмотревшуюся на птиц.

Девушка повернулась и встретилась глазами с Джо. Он задал вопрос:

– Как поживает твоя мама?

– С тех пор как я вернулась, она все не может нарадоваться, – ответила Бетти.

– Вам, наверное, тяжело приходится без мужской помощи? – заходил издалека Джо.

– Терпимо. Мы ведь не изнеженные леди.

«Словно нарочно задал этот вопрос. Неужели он думает, что я позарилась на его состояние?» – думала Элизабет.

– А миссис Хоулингстон что-нибудь говорила о нас? Наверное, она очень рада твоему выбору?

– Ей все равно! – соврав, негодующе выплеснула Бет. – Ты думаешь, что я с тобой только… – вспылила она, а затем резко остановилась и покраснела, чувствуя себя виноватой, что приходится так грубо отвечать на обвинение, но при этом, не желая ссориться.

– Что?

– Сам знаешь! Останови у берега, я сойду.

Джозеф перестал грести.

– Извини меня, я только хотел… – он начал было оправдываться.

– Дай сюда, – Элизабет выхватила весло из рук Джозефа, демонстративно отвернулась от него, готовая заплакать и начала неумело грести. Лодка почти не двигалась к берегу, вращаясь на месте.

Джозефу стало и неловко, и смешно.

– Я думаю, нам более не стоит видеться, – говорила грустно-взволнованным голосом обиженная Бетти, усердно гребя к берегу, – Тебе стоит найти кого-то себе под стать.

– Зачем? – Спросил Джозеф, подобравшись к ней ближе и добавив, – Ведь у меня есть ты. – А затем обхватил кисти ее рук, держащие весла. Бетти перестала волноваться. А он показал, как грести ровнее.

– … вместо того чтобы питать надежды молодой и глупой девочки, бесцельно тратить свое и ее время – упорно продолжала отвечать обиженная Элизабет.

– Значит, мне это нравится и твое общество мне приятно.

Девушку еще больше смущал его тон, казавшийся льстивым. Однако сердце застучало чаще, повинуясь его голосу. Она обернулась.

– … и совсем не важно, какого ты происхождения. А если ты действительно меня любишь, как я тебя, то прости мне мои слова и останься.

В этот момент они не смогли удержаться, чтобы не поцеловать друг друга. Но повернувшейся спиной к Джозефу Бетти сделать это было непросто, поэтому, сидя в пол оборота и потеряв голову от поцелуя, она потеряла и равновесие. Лодка накренилась, и влюбленные упали в воду. Выплыв на берег и просушивая одежду, они еще долго смеялись над своей неосторожностью и были еще больше счастливы, чем обычно, поскольку у них не осталось сомнений в искренности своих чувств.

Посидев на берегу и обсохнув, молодые люди отправились на городскую площадь, где в это время как раз начинался праздник в честь открытия сезона торговли и первой ярмарки после зимы. Они шли по центральной улице к площади и встречали на пути небольшие лавки, магазинчики, забегаловки. Вдруг Элизабет обратила внимание на одну швейную мастерскую, на дверях которой было нарисовано красивое платье. Взгляд ее сразу оживился. Она еще несколько раз посмотрела на нее и тяжело вздохнула. Джозеф заметил это и предложил ей зайти.

– Ну, нет, зачем? Что мы там будем делать? – засмущалась девушка.

– Посмотрим. Тебе ведь хочется?

– Нас заставят что-нибудь купить.

– Значит купим.

– Мне такой магазин не по карману.

– Так ты никогда не добьешься того, чего хочешь.

Пришлось согласиться.

Комната для приема посетителей была узкой и длинной как коридор, вытянутый вдоль наружной стены. Через два больших окна в нее проникало много света. На стене висели рулоны разноцветной ткани, разных видов. Элизабет особенно понравилась голубая ткань, к которой она возвращалась и долго ощупывала. В самом конце помещения швея снимала мерки с посетительницы для будущего платья. Им помогала еще одна женщина, по-видимому, подруга заказчицы. Элизабет подошла к ним и стала внимательно слушать, делая вид, что разглядывает ткани. Женщины спорили о том, куда следует пришить банты. Элизабет решила дать совет и сказала, что лучше они будут смотреться сзади, придавая пышности бедрам. Швее понравилось ее решение, однако владелицу платья оскорбило то, что какая-то селянка в заношенной тунике дает ей совет. Она ухмыльнулась и смерила ее надменным взглядом с головы до ног. Бетти не хотелось вступать в перепалку, поэтому она решила уйти. Когда спутники вышли, она сказала Джозефу:

– Знаешь Джо, у меня есть мечта… открыть такую же мастерскую.

– Это же прекрасно. У меня, например, нет такой мечты.

– Но без помещения и денег тут не обойтись.

– Так это не сложно. Нужно только время, и твоя мечта будет исполнена.

Девушке трудно было в это поверить. Но Джозеф давал ей уверенность, что вместе с ним ее планы однажды осуществятся. Дойдя до конца улицы, они вышли на площадь.

Здесь толпился разный люд. Подойдя к одной из лавок, продавщица которой громко зазывала покупателей, расхваливая свои сладости, распространявшие приятный запах, Джозеф купил большой пряник для Бетти, который она ела, пока они гуляли меж торговых рядов.

Вдруг они увидели какое-то оживление и веселье в толпе. Подвыпившие люди танцевали жигу, под звуки волынки и скрипки. Своим задором они притягивали все больше новых участников развлечения. И Элизабет с намерением пуститься в пляс потянула Джозефа за руку с собой. Но он, слегка оторопев, не спешил ей на встречу.

– Что? Вы так не танцуете? – спросила его Элизабет.

– В танце должен быть порядок.

– Что это значит?

– Могу показать. Перед началом танца кавалер должен пригласить даму, – тут он сделал сложный реверанс с поклоном. Элизабет рассмеялась.

– Как же вы, «лорд-Сандерс», сейчас похожи на цаплю.

Она положила свою ручку на протянутую ладонь Джозефа. Он поцеловал ее и притянул к себе. Шаг в сторону, еще шаг и они закружились. Простой англез знали оба танцора, так что претворение его в жизнь не составило большого труда.

– Говорят, что ее величество королева Елизавета при дворе танцевала вольту55
  Вольта – танец XVI века, где разрешалось брать партнершу за талию, считался верхом неприличия, был запрещен церковью (в вольте дама подпрыгивает, опираясь на плечо кавалера, и юбки, взметнувшись, оголяют лодыжки).


[Закрыть], только потому, что считала свои ноги красивыми и что их не следует прятать под длиной юбкой, – сказала Бетти. – Несмотря на то, что церковь осудила этот танец.

– Считаешь это – пошло?

– Очень неприлично. Я пока не позволяла себе такого безрассудства.

Опытный наблюдатель заметил бы, что Джозеф танцевал

почти идеально в отличие от Бетти. Она не успевала шагать, а он двигался все быстрее и быстрее.

– Все, вы меня закружили, – не выдержала девушка.

– Затем мужчины и женщины встают в два ряда, берутся за руки и сходятся, расходятся, меняются местами. Причем делать это они должны одновременно.

– Как же скучно ваши танцы танцевать по всем этим правилам! Так и чувствуешь себя марионеткой. Другое дело тут. Посмотри, каков народ! Нет никаких правил. Просто двигайся, как тебе хочется. И чем быстрей, тем лучше, пока вдоволь не напрыгаешься и не свалишься от усталости.

Джозефу нечего было сказать против.

– Пойдем! – крикнула она и снова потянула его за руку, направляясь к выплясывающей толпе горожан. Люди танцевали контрданс, встав в круг. Вскоре к ним присоединились наши танцоры и принялись перебирать ногами.

– Я и не знал что это так весело! – признался Джозеф.

Во время танца он смотрел на Элизабет и удивлялся:

«Надо же, какая энергичная и сильная духом с виду такая хрупкая девушка!»