Текст книги "33 рассказа об ученых"

Поднявшийся на «Небесные горы»
Пётр Семёнов-Тян-Шанский
(1827–1914)

Сначала несколько слов о необычной фамилии героя нашего рассказа. В минувшие века было принято награждать известных людей прибавками к фамилии, связанными с той или иной местностью, в которой они отличились. Например, Александр Васильевич Суворов официально назывался не просто Суворовым, а князем Италийским графом Суворовым-Рымникским, что напоминало всем о его военных победах в Италии и в Румынии на реке Рымник.

Пётр Петрович Семёнов же приобрёл столь странное продолжение своей фамилии благодаря путешествию в Тянь-Шань. Если кто не знает, это большая горная система на границе Киргизии, Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Китая, в переводе с китайского языка означает «Небесные горы». Своё знаменитое путешествие Пётр Петрович совершил в 1856 году и стал первым европейским учёным, всесторонне изучившим и описавшим эти горы с точки зрения геологии, географии и ботаники. Достаточно сказать, что одних только растений он привёз с собой свыше тысячи. После этого он более сорока лет руководил Русским географическим обществом, считался классиком географической науки и основателем целой школы замечательных русских путешественников.

Но как он стал великим учёным и путешественником?

Пётр Петрович родился в 1827 году в семье помещиков в Рязанской губернии. Он с детства проводил много времени под открытым небом, в полях, любил наблюдать за природными явлениями и ландшафтами. Как и многие дворянские дети, он был отдан родителями в военную школу гвардейских подпрапорщиков, где должен был получить военную профессию. Однако он не захотел становиться военным и после окончания школы поступил в Петербургский университет, где и защитил диссертацию по ботанике. Именно в это время, в 1849 году, было основано Русское Географическое общество. Семёнов не был его основателем, но стал одним из первых членов. Общение с ведущими российскими учёными навело его на мысль о неизведанности Азии – она действительно во много оставалась для учёных Terra Incognita – неизвестной землёй.

Пётр Петрович задумал большую научную экспедицию в Центральную Азию, но потренироваться решил в относительно простых условиях в Европе. С этой целью он исходил пешком всю Швейцарию с компасом и путеводителем, обходясь без проводника. За день он проходил более пятидесяти километров, что весьма нелегко даже на равнине, не говоря уже о горной местности. В 1854 году он изучал вулканические горные породы в окрестностях Неаполя, семнадцать раз поднимался на вулкан Везувий и даже своими глазами наблюдал его извержение.

В начале мая 1856 года, наконец, началась долгожданная экспедиция в Тянь-Шань. Путь Семёнова лежал через Алтай и Киргизию к неизученному тогда ещё озеру Иссык-Куль. Путешествие не было лишено опасностей: в окрестностях Змеиногорска на Алтае тройка лошадей, как говорится, понесла под гору на самом крутом месте спуска, и удержать её не было никакой возможности. Если бы лошади доскакали до обрыва, то все сидевшие в тарантасе полетели бы в пропасть. Но находчивый ямщик круто повернул лошадей в сторону, они запутались в кустарниках и упали, а тарантас остановился.

В горах Тянь-Шаня путешественники замерзали в палатках, их заносило снегом, они с риском для жизни переходили через ледники, перескакивали через глубокие трещины… и любовались ледниками, которые имели зелёный цвет «лучших забайкальских бериллов». Это было на высоте 3300 метров.

В горной долине реки Чу на русский отряд совершили нападение многочисленные дикие племена сарыбагишей, промышлявшие грабежами и разбоями. Это было ошибкой с их стороны, потому что русская экспедиция насчитывала три сотни казаков, роту пехоты, посаженную на лошадей, две горные пушки, несколько ракетных станков (это предшественницы «Катюш») и множество киргизов так называемой «Большой орды», которые уже приняли подданство русского царя и были союзниками.

Сарыбагиши бросались в атаку, по словам Петра Петровича, с необыкновенной храбростью, несмотря на то что ракетные станки, ими никогда не виданные, а также выстрелы казаков наносили им большой урон. Тем не менее, потери русского отряда составили семнадцать человек убитыми и тяжело раненными. Когда перевес русских стал очевиден и враг побежал, Пётр Петрович возглавил преследование вместе с полусотней казаков и гнался за ним до тех пор, пока преследуемые не подожгли траву в высохшей степи и не устроили пожар. Ветер гнал огонь прямо в сторону русских.

Петру Петровичу с казаками удалось избежать встречи с огненной стеной, спустившись в глубокую ложбину.

Все дальнейшие отношения Петра Петровича с местными племенами развивались исключительно мирно, потому что впереди русского отряда летели слухи. Киргизы рассказывали про Семёнова, что он владеет маленьким оружием (пистолетом), из которого может стрелять сколько угодно раз. Такая новость производила на всех магическое действие.

Пётр Петрович Семёнов вникал во все подробности политической жизни киргизов, проявил себя способным дипломатом и даже давал рекомендации местному губернатору по изменению государственной границы с пользой для России.

Однажды Петра Петровича пригласили на суд между двумя смертельно враждовавшими местными племенами. Суть спора состояла в том, что дочь одного из знатных людей первого племени должна была идти замуж за мужчину из другого племени, но девушка при встрече с будущим мужем почувствовала резкую антипатию к нему и отказалась от свадьбы. Такой неожиданный отказ был оскорблением для второго племени и едва не привёл к войне. Но мудрый Пётр Петрович выступил, с одной стороны, в защиту девушки, с другой стороны, потребовал вернуть жениху калым, то есть богатые подарки, которые он подарил невесте. Выход был найден, и войны таким удалось избежать.

Забавно, что один из киргизских шаманов с бубнами в руках предсказал Петру Петровичу, что тот станет «Улькун-тюре» (то есть большим сановником) у царя и будет иметь сто чинов. Пётр Петрович рассмеялся и не придал никакого значения его словам, тем более что он тогда даже не помышлял о государственной службе, а занимался только наукой. Но пройдёт сорок лет, и предсказания шамана сбудутся: к концу 19 века Семёнов-Тян-Шанский станет действительным тайным советником и членом Государственного Совета Российской империи, то есть одним из наиболее приближённых к царю и одним из самых влиятельных людей в стране.

Но пока путь Петра Петровича пролегал через город Семипалатинск, где он близко сошёлся с сосланным туда за посещение кружка революционеров гениальным писателем Фёдором Михайловичем Достоевским. Благодаря такой встрече Пётр Петрович одним из первых услышал из уст писателя главы новой повести «Записки из мёртвого дома».

Нужно сказать, что быть путешественником и быть учёным – это далеко не одно и то же. К примеру, три великих англичанина – Ливингстон, Стэнли и Барт – во второй половине 19 века «открыли» европейцам Африку. Эти трое были, несомненно, храбрыми людьми, настоящими первопроходцами и охотниками на львов. Но что они сделали для науки? Ливингстон и Стэнли сумели только пометить на карте пройденные ими пути, для изучения же природы не сделали ничего. А после заслуженного Барта нужно было посылать ещё одного путешественника, чтобы указать на карте его маршруты, потому что Барт не смог сделать даже этого.

Не таков был Пётр Петрович Семёнов-Тян-Шанский. Он рассматривал путешествие не как охоту, а как сложную работу по измерению высот перевалов и горных хребтов, интенсивности осадков, изучению структуры горных пород, подробному описанию и сбору растений, насекомых и животных, которые ему попадались на пути, не забы вая при этом и о местном населении. Обо всём этом он написал простым и ясным языком увлекательную книгу, которая так и называется «Путешествие в Тянь-Шань». Только такой человек и мог стать настоящим классиком географи ческой науки.

О нефти, порохе и воздушных полётах
Дмитрий Менделеев
(1834–1907)

1855 год вошёл в историю нашей России как год героической обороны Севастополя от англо-французских захватчиков. Знаменитому хирургу Николаю Ивановичу Пирогову в ту жаркую пору скучать не приходилось: он руководил организацией медицинской помощи раненым солдатам и матросам, сам провёл в Крыму тысячи хирургических операций.

И всё же он нашёл время, чтобы осмотреть одного больного молодого человека, специально приехавшему к нему по рекомендации другого доктора из Санкт-Петербурга. У молодого человека горлом шла кровь, и ему был поставлен диагноз «скоротечная чахотка», что в те времена было равносильно смертельному приговору – лечить чахотку (по-современному выражаясь, туберкулёз), да ещё скоротечную, до изобретения антибиотиков не умели. Нетрудно себе представить, с каким страхом и отчаянием в душе молодой человек входил в кабинет медицинского светила!

Но Николай Иванович осмотрел больного, сразу поставил правильный диагноз – врождённый порок митрального клапана сердца, успокоил пациента, дал ему много дельных советов, как вести себя, и на прощание пророчески сказал, что больной его, Пирогова, переживёт. Великий хирург не знал, что тем самым дал надежду и помог другому великому человеку, имя которого мы все знаем со школьной скамьи – Дмитрию Ивановичу Менделееву. Дмитрий Иванович впоследствии говорил про своего спасителя: «Вот это был врач. Насквозь человека видел и сразу мою натуру понял».

Фамилию Менделеева знают все, кто учился в школе. Обычно эту фамилию связывают с изобретением периодической таблицы химических элементов – легенда гласит, что учёный однажды увидел её во сне. Также многие взрослые считают, что Менделеев изобрёл сорокаградусную русскую водку.

Надо сказать, что первое утверждение не совсем точное, потому что Менделеев размышлял над классификацией химических элементов очень долго. Даже сам учёный с долей обиды в голосе шутил: «Я, может, над ней лет двадцать думал, а вы думаете, что так просто сел и придумал».

Второе же утверждение в корне неверное: Дмитрий Иванович не изобретал водку, её рецепт существовал задолго до его рождения, а он только описал с точки зрения химии взаимодействие спирта и воды.

Менделеев был человеком широких интересов и энциклопедических знаний. Дмитрий Иванович достиг выдающихся результатов как химик, физик, метролог, экономист, технолог, приборостроитель, педагог.

Он целых тридцать лет преподавал студентам Санкт-Петербургского университета.

Он подготовил научные и технические основы для будущей нефтяной и нефтехимической промышленности, которой в то время, по сути, ещё не существовало. Он изобрёл (внимание!) трубопроводы для перекачки нефти. А сегодня продажа нефти и газа, которая приносит огромную долю доходов Российскому государству, осуществляется главным образом по трубопроводам. Вот кому должно в ноги поклониться современное российское правительство…

Но это ещё не всё: Менделееву принадлежит идея подземной газификации угля, то есть, говоря простыми словами, превращения угля в горючие газы, которые можно выкачивать из-под земли по трубам и использовать как топливо. Эта идея воплотилась в жизнь уже после смерти учёного и имела большой успех как в Советском Союзе, так и в США и в других странах.

Учёный вникал в налоговую политику царского правительства и резко выступал против неразумного акцизного налога на керосин. «Моё личное мнение идёт против всякого налога не только на нефть, но и на керосин, какой бы он ни был. Налог стесняет промышленность, потому что добыватель и фабрикант обращают его на потребителя, и потребление уменьшается», – писал Менделеев в своём «Учении о промышленности».

В книге «К познанию России» он писал: «Необходимо покровительствовать всеми способами возникновению нефтяной промышленности не только во многих местностях Кавказа, где есть нефть, но и в других местностях России, где она, несомненно, имеется в большом изобилии».

Менделеев призывал фабрикантов «завести обширную заграничную торговлю нашими нефтяными товарами». В то время эта простая мысль поражала своей новизной – похоже, что он был первым, кто вообще об этом подумал.

Имя Менделеева среди нефтепромышленников было настолько весомым, что его пригласили как консультанта в Баку, где в то время работали основные нефтяные промыслы России. Менделеев поехал в Баку, тщательно изучил технологию производства и рекомендовал ввести процесс непрерывной перегонки нефти. Действительно, результат получился весьма впечатляющим. Издержки производства резко сократились, завод стал работать более прибыльно. Но главное, уже тогда учёный описал на научной основе модель нефтеперерабатывающего завода со всей его инфраструктурой. Эта модель остается неизменной и по сей день, вот уже почти полтора столетия.

Около 40 научных работ учёного посвящены особенностям мореходства в арктических широтах. Менделеев участвовал в разработке проекта первого в мире арктического ледокола «Ермак». Это было судно, способное ломать тяжёлые льды двухметровой толщины.

Менделеев изобрёл для нужд военного ведомства бездымный порох, который впоследствии очень пригодился армии в Первую мировую войну.

Менделеев учредил Российскую палату мер и весов и стал её первым директором. Здесь требуется небольшое пояснение. Дело в том, что в России, как и во многих других странах, с древних времён существовало множество мер длины, веса, объёма. Все эти вёрсты, мили, аршины, вершки, локти, пуды, пяди и прочие экзотические для нашего уха понятия были не слишком удобны, не слишком точны, не совпадали с мерами в других европейских странах. Собственно говоря, они мешали созданию современной промышленности, которая требует точности во всём. И во всяком случае, в деле мер и весов требовалось наведение порядка, что Менделеев и сделал. Он разработал физическую теорию весов, конструкцию коромысла, приёмы точного взвешивания.

Но не подумайте, что учёному было чуждо человеческое. Он занимался не только наукой.

Дмитрий Иванович проявлял интерес к живописи и даже писал в газеты рецензии на новые картины модных художников, увлекался балетом, зачитывался художественной литературой. Неслучайно его первой женой была падчерица известного писателя-сказочника Ершова (помните сказку «Конёк-Горбунок»?), а его дочь Люба вышла замуж за выдающегося, гениального русского поэта начала XX века Александра Блока. Он был редактором знаменитой в то время энциклопедии Брокгауза и Ефрона, что требовало глубоких знаний в самых разных областях.

Менделеев, как и все образованные люди его времени, тонко чувствовал и понимал классическую музыку. Своим любимым композитором он считал Бетховена. Дмитрий Иванович Менделеев очень неплохо играл в шахматы. В свободное время он любил мастерить своими руками… кожаные чемоданы. И не просто дешёвые поделки, а изделия великолепного качества, ценившиеся в обеих столицах! Для этого он изобрёл специальный клей, рецепт которого хранил в тайне.

Думается, что Дмитрий Иванович знал толк в хороших чемоданах, потому что был заправским путешественником. Шутка ли: член почти 90 академий наук в разных странах Европы и мира! И отовсюду ему шлют приглашения…

Но, пожалуй, самое любопытное, что роднит его с нашим современным героем Фёдором Конюховым, это любовь к полётам. В 1887 году Дмитрий Иванович осуществил подъём на высоту трёх тысяч метров на воздушном шаре собственной конструкции под названием «Русский» для наблюдения за солнечным затмением и измерения температуры и давления.

Идея воздушных полётов так захватила его ум, что он разработал воздушный шар с двигателями и герметичной кабиной, который мог бы лететь в верхних слоях атмосферы. Современники не поняли этого замысла и не поддержали его. Но вот прошло сто тридцать лет. И уже в наше время, в 2016 году Фёдор Конюхов совершил облёт вокруг Земли в верхних слоях атмосферы на воздушном шаре Morton, с герметичной кабиной. Кто знает, предвидел ли это Дмитрий Иванович?

Один и без оружия
Николай Миклухо-Маклай
(1846–1888)

19 сентября 1871 года русский корвет «Витязь» приблизился к берегам таинственной Новой Гвинеи. Если кто не знает: это большой гористый остров, напоминающий по своей форме дракона, совершенно в то время незнакомый европейцам, раскинулся у северо-восточного побережья Австралии. Шёл триста сорок шестой день с того момента, когда корвет вышел из порта Кронштадт и только теперь, после многих приключений, приблизился к конечной точке своего пути. В этой точке он должен был высадить на берег учёного по имени Николай Николаевич Миклухо-Маклай.

В эту «ссылку» Николай Николаевич отправился вполне добровольно. Он был учёным антропологом и этнографом, и его привлекала возможность подробно изучить загадочный народ, о котором европейцы знали только понаслышке. И такая возможность ему вскоре представилась.

Миклухо-Маклай подошёл к берегу в шлюпке с двумя слугами, без сопровождения матросов и без оружия. С собой у него были только бусы и куски красной материи, разорванной на ленточки, для завязывания знакомства с местными жителями.

Вот как он сам вспоминает первую встречу с папуасами: «Между тем из-за кустов показался вооруженный копьем туземец и, подняв копье над головой, пантомимою хотел мне дать понять, чтоб я удалился. Но когда я поднялся в шлюпке и показал несколько красных тряпок, тогда из леса выскочили около дюжины вооруженных разным дрекольем дикарей. Видя, что туземцы не осмеливаются подойти к шлюпке… я бросил мои подарки в воду, надеясь, что волна прибьет их к берегу. Туземцы при виде этого энергически замахали руками и показывали, чтобы я удалился. Поняв, что присутствие наше мешает им войти в воду и взять вещи, я приказал моим людям грести, и едва только мы отошли от берега, как туземцы наперегонку бросились в воду, и красные платки были моментально вытащены».

Мирные намерения учёного помогли ему установить «дипломатические» отношения с одним из туземцев ближайшей деревни, а затем и со всеми её обитателями. Первый же туземец стал для него учителем папуасского языка. Папуасы, по сути, жили ещё в «каменном» веке – даже наконечники их копий были сделаны из камней, а не из железа. Они не умели самостоятельно добывать огонь. Можно сказать, что они находились на самой низшей ступени развития человеческой цивилизации. В то время почти все европейские учёные думали, что папуасы – и не люди вовсе, а переходная ступень от обезьяны к человеку.

Вот как Миклухо-Маклай описал их внешний вид: «В волосах торчали два бамбуковых гребня, на одном из которых, воткнутом на затылке, красовались несколько чёрных и белых перьев казуара и какаду в виде веера. В ушах были продеты большие черепаховые серьги, а в носовой перегородке – бамбуковая палочка толщиною в очень толстый карандаш с нарезанным на ней узором. На шее, кроме ожерелья из зубов собак и других животных, раковин и т. п., висела небольшая сумочка, на левом же плече висел другой мешок, спускавшийся до пояса и наполненный разного рода вещами.

У этого туземца, как и у всех присутствовавших, верхняя часть рук была туго перевязана плетеными браслетами, за которыми были заткнуты различные предметы – у кого кости, у кого листья или цветы. У многих на плече висел каменный топор, а некоторые держали в руках лук почтенных размеров почти что в рост человека и стрелу более метра длины».

Но были ли туземцы культурно отсталыми по причине того, что принадлежали к другой расе? И может ли вообще принадлежность к той или иной расе определять уровень умственного развития? Вот это и предстояло выяснить учёному.

Однажды, когда он вошёл в незнакомую деревню, его окружили вооружённые копьями люди, весьма агрессивно настроенные. Мимо него просвистело две стрелы. Один из молодых туземцев дерзко и вызывающе махал перед самым его носом копьём. Очевидно, его хотели напугать. Не исключено, что не только напугать, но и убить. Но Николай Николаевич с выдержкой, которой многие могли бы позавидовать, зевнул (он действительно сильно устал в тот день) расстелил на земле первую попавшуюся ему на глаза циновку, лёг на неё и под пересвист летающих между деревьями попугаев… крепко уснул. Когда он проснулся через два с лишним часа, то увидел, что туземцы с любопытством рассматривают его ботинки, которые он снял перед сном. Мир был установлен.

Примерно два месяца ушло на то, чтобы туземцы привыкли к Николаю Николаевичу. За это время он переболел лихорадкой, но ни на один день не оставлял своих научных занятий: измерял туземцам головы, собирал волосы с их голов (последние приходилось обменивать на волосы с головы самого Николая Николаевича). Эти туземные волосы он изучал под микроскопом в своей хижине. Местные жители относились к учёному как к божеству: они считали, что он явился к ним с Луны, что он может по своему желанию изменить погоду или направление ветра, одним своим взглядом может вылечить больного или, к примеру, зажечь море.

Николай Николаевич Миклухо-Маклай значительную часть своей не слишком долгой жизни посвятил исследованию жизни папуасов, которых любил такими, какие они есть – наивными, дикими, добрыми, беспомощными. Благодаря ему вся Европа и весь мир узнали, что такое Новая Гвинея и какие люди её населяют. Его лекции о Новой Гвинее имели фантастический успех.

Как учёный он доказал принцип единства человеческого рода и разгромил популярную в его время теорию, что чёрные расы, включая австралийских аборигенов и папуасов, представляют собой переходный биологический вид от обезьяны к человеку разумному. Вооружившись такой опасной теорией, европейцы считали себя вправе покорять все «отсталые», по их мнению, материки, острова и страны, а их обитателей превращать в рабов.

Миклухо-Маклай пережил немало неприятных для себя дней, когда его любимую Новую Гвинею разделили между собой и превратили в колонию две воинственные державы – Великобритания и Германия. Он активно выступал против того, чтобы папуасов Новой Гвинеи превратили в рабов. Он даже обращался к российскому императору, предлагал ему взять Новую Гвинею под своё покровительство, но Россия – в отличие от Великобритании и Германии – не заинтересовалась приобретением заморских территорий. И Новая Гвинея стала колонией европейцев на долгие годы.

Но папуасы Новой Гвинеи не забыли доброго отношения к себе со стороны русского путешественника. И сегодня на побережье Новой Гвинеи стоит памятник вовсе не английскому колонизатору, а худощавому русскому учёному по имени Николай Миклухо-Маклай.