Текст книги "Красное Зеркало. Конец легенды"

Денис Ватутин
Красное Зеркало. Конец легенды

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Побеждающий других силен, а побеждающий самого себя могуществен.

Лао-Цзы

Мой отец считал, что прогулка в горы равноценна посещению церкви.

Олдос Хаксли

Космос… Кажется, он тянется бесконечно… Но когда добираешься до края, огромная горилла начинает швырять в тебя бомбами.

Из мультсериала «Футурама»

«…Сиe есть свидетельство всего, что видел и познал в те годы, когда возобладал аз Тремя Печатями Машу[1]1
  «Некрономикон». Под редакцией Тесс’а. Вымышленный гримуар, якобы древний манускрипт, основанный на мифах Ктулху (Говард Лавкрафт «Зов Ктулху», 1928), написанный, или составленный, «фанатами» Лавкрафта по типу Манускрипта Войнича. Существует несколько вариантов «Некрономикона». Цитируется один из них, близкий по мифологии к древним шумерам.


[Закрыть]. Вот так же и я в своих скитаниях, подобно сему загадочному сумасшедшему, а может, и мудрейшему из мудрых, – отправился на поиски Истины, хотя поначалу не сознавал этой силы, что повлекла меня в края столь же далекие, сколь и опасные. И пускай мои исследования еще не окончены, и сложил я мозаику, находя осколки Истины, еще не полностью, – но и сейчас любой понять в состоянии: деревья листвой шелестят на ветру, упоминая меня в своих полночных молитвах, ибо после всего мною пережитого, потерь, болезней и лишений мое имя стало немного созвучнее с Истиной. Возможно, тот, кто писал эти строки, писал их от души, честно признаваясь, что поначалу подвержен он был страстям, хоть и страсти эти служили к познанию мира и самого себя… Этим и я схож с ним, ибо сколь ни была бы страсть пагубна – она продолжает гнать меня вперед, властно и непрекословно. Ибо тайны, что открываю я – и для меня самого, и для всех людей в мире, – пользою могут обернуться, а незнание – забвением и смертью.

Видно, предначертано мне открыть эти границы, не захлебнувшись собственным сумасшествием, страхом и дикостью…

Ибо были мы когда-то могущественнейшим народом, коий мудро правил и создавал небывалые и прекрасные ценности, надеясь след свой оставить в Вечности…

Да будут все читающие сию Книгу предупреждены, что те братья старшие, кои есть у людей, видят все очами своими небесными, обитая в пространствах бесконечных, землях небывалых, сквозь смерть и жизнь пронизывая мысль свою…»

– Да, это звучит довольно красиво, – кивнул Сатана, отложив стопку отпечатанной принтерной бумаги и раскурив дорогую монтийскую сигару, обернутую стодолларовой банкнотой. – Я бы даже сказал так: дьявольски прекрасно!

Он выпустил дым в потолок, задумчиво прищурив серые веки.

– Но – увы, мой друг, напечатать мы это не сможем. – Он тяжко вздохнул, продолжая смотреть мимо меня, словно избегая встретиться со мной взглядом.

– Но почему?! – Во мне вскипели обида, боль, гнев и страх, злость оттого, что я ничего не понял. Даже дыхание у меня перехватило, будто меня окатили из шланга холодной водой. – Я писал эту книгу одиннадцать лет! – вновь выкрикнул я. – Я подыхал на раскопках, я ползал по гнилым колодцам! Я выклянчивал деньги у правительства – не жрал, не спал, не трахался! Потерял всех друзей и близких! Травился пылью сотен библиотек! Отстреливался из карабина от каких-то бандитов! Болел малярией, Желтым Джеком, дизентерией… Я выучил арамейский, шумерский, аккадский (про греческий с латынью просто молчу), я умею балакать даже на адитском! А знаете, сколько галлонов виски и унций разной наркоты мне пришлось употребить??? А спецподготовка, где меня учили душить на расстоянии и ставили надо мной эксперименты с флуктуациями нейтринного поля??? Кто еще так упирался, как я? Вы знаете, какую мне дали кличку студенты?

– Любопытно. – Сатана еле заметно усмехнулся.

– Странный! – Я почти выкрикнул это слово. – На их языке это означает «звезданутый на всю голову урод с маниакальными приколами»!

– Ну… – Сатана состроил сконфуженную гримасу. – Дэн, дорогой, ты преувеличиваешь… я, конечно, все понимаю… Да… Ты прав…

– Если я неправ, – запальчиво воскликнул я, – скажи – кто??? Кто лучший? Я буду равняться на него…

– Да не в этом дело. – Он с досадой махнул рукой. – Дело не в «лучшем» или «худшем»… Как ты не понимаешь… Твой отец никогда мне этого не простит… Ох… Недаром я был против, чтобы наше издательство тобой занималось, а твой папа… Ну да ладно…

– Хотя бы скажи мне – в чем проблема? – процедил я сквозь зубы.

Он поставил локти на стол и обхватил голову руками, затем шумно выдохнул…

– Помнишь, – произнес он наконец, – когда ты учился в университете, ты проходил у меня спецкурс по шумерско-аккадской культуре? Я тебя отговаривал еще от полета на Марс… Помнишь?

– Помню, – кивнул я, чувствуя, что гнев отступает, оставляя ледяную пустыню.

– Так вот… – Он потер указательным пальцем переносицу – совершенно нехарактерный жест для него: я подумал, что либо он хочет солгать, как обычно, либо опять пытается скрыться за стеной метафор.

– Эпос о Гильгамеше я процитировал тебе не зря… – продолжил он, внезапно состарившись лет на десять. – Не зря… Ану, старший брат твоего отца, которого тогда звали Энке, создал анунаков, личную гвардию и координаторов Наследия Богов, и это в противовес старейшим Игигам[2]2
  Семеро Игигов – аккадских космических богов, олицетворявших стихии.


[Закрыть]. Это было давно, ты еще тогда даже не родился… Тогда была довольно трудная ситуация, не сложная, а именно трудная… Ану требовал дезинтеграции Гильгамеша… и это имело под собой основания… тот мог снова вытруфовать жром…

– Что??? – переспросил я.

Но он, казалось, не услышал меня.

– Началась война, – продолжил он, – Асуры выступили за Великое Омовение, подразумевающее уничтожение двух третей человечества… Их поддержал Ракшас Четвертый и его Стальные Кентавры – у них было климатическое оружие… А еще Джинны… то есть Эолы Сринагара[3]3
  Перечисляются имена и явления (события) шумерско-аккадской мифологии. Сринагар – богатый город (санскр.).


[Закрыть]…

Сказав эти слова, он легонько повел ладонью, и опять вокруг пошли его любимые трехмерные фокусы… Комната преобразилась – по стенам засияли очертания Аравийской пустыни. Конечно, я сам бы и не понял, что это именно Аравийская пустыня, но, во-первых, я это почему-то просто знал, а во-вторых, в верхней части экрана было видно всплывающую панель Google[4]4
  Google (произносится «гугл») – одна из ведущих по популярности (77,05 %) в мире поисковая система, обрабатывающая более 40 миллиардов запросов в месяц (доля рынка 62,4 %).


[Закрыть] с указанием местности.

…Гранитные зиккураты были запыленными, но смотрелись достаточно величественно. На стилобатах этих строений были надписи на адийском. Четкие грани, ярко освещенные солнцем, резали взгляд…

Я отмечал детали краем глаза, так как и глаз-то у меня особо не было: даже с моих густых бровей их заливали ручьи горячего пота. Чертово лето… Мардук[5]5
  Мардук – «сын чистого неба» (аккадск.); Мардохей – в шумеро-аккадской мифологии верховное божество вавилонского пантеона, верховный бог Междуречья, бог-покровитель города Вавилона после 2024 года до н. э. – то есть в наступление Эры Овна. Сын Эйя (Энке) и Дамкины (Дамгальнуны), супруг Царпаниту (Милитта, Билит), отец Набу, бога писцового искусства.


[Закрыть] их побери… Ближе к городу виднелись рощи пальмовых деревьев с пожухлыми коричнево-желтыми листьями, и местами дорогу обступали черные обугленные стволы – следы недавнего лесного пожара.

Будто бордовые насекомые, сновали меж чешуйчатых черных пластин тлеющие огоньки – мир менялся. Лето становилось все жарче, пески наступали, а зима вообще стала сезоном ветров и ураганов. Атмосферное давление тоже изменилось. Умирали целые леса, высыхали реки, гибли звери и люди – жрецы пытались объяснить это гневом богов, но мы знали, что это просто эпоха… Просто активность нашего Желтого Карлика, который получил тут название «Солнце», усилилась, и через ионосферу проходит слишком много излучения… Да и последствия войны сказывались – «стрелы смерти» оставляли за собой стеклянные кратеры, смердящие радиацией… Но не эти проблемы волновали меня сейчас – достаточно было остального. Я не был готов к эвакуации, да и не знал, кто сейчас командует, – захотят ли они признать во мне потомка Древнейших? А если и захотят: хорошо это или плохо?.. Ведь армия моя была разбита…

Жара, духота и смог… Наверное, так выглядит страна грешников в представлении жрецов…

По равнине стелился голубоватый дым, напоминающий натянутое полупрозрачное покрывало, из-под которого в вечернем небе виднелись бледные силуэты башен с раскрытыми силовыми излучателями на вершинах, которые давно бездействовали… Так теперь выглядел некогда цветущий Убар, город народа Ад… или же, как называли его иногда в народе, Ирам Многоколонный[6]6
  Ирам, или Ирам Многоколонный, Ирем – древний город, упоминаемый в Коране и многих доисламских источниках. Его радужные башни, построенные из металла и драгоценных камней, по преданию, были воздвигнуты во времена царствия Шаддада, адитского правителя, на территории Аравийской пустыни.


[Закрыть]… Хотя они и понятия не имели, что это такое, – и я отчасти им завидовал, так как сам с удовольствием не имел бы понятия об этом…

Я вновь смочил повязку на лице горячей водой из фляги и повернул своего верблюда против ветра, пытаясь объехать тлеющую рощу деревьев с пробивающимися в пожухлой траве языками пламени. Бактриан фыркнул, изогнув шею по ветру, а я продолжил свой путь. Я знал, что почти все уехали из города, так как прошел слух, что все происходящее – это кара богов за людскую гордыню и использование технологий не по назначению… Отчасти это было правдой, несмотря на то что Убар был одним из немногих городов, не тронутых Великой Битвой. Я остро чувствовал опасность, и, наверное, это мое чутье заставило меня отправиться в самый ее центр.

Через некоторое время в кисейной дымке я заметил бегущего по дороге человека, одетого в лохмотья и грязную чалму. Как я и ожидал, он подбежал ко мне и схватил моего верблюда за стремена. Сын Песка (как я называл его) вздыбился, косясь на меня.

– Что ты ищешь, идущий? – крикнул я, вынув из ножен свой меч.

Человек быстро затараторил на аккадском высоким и пронзительным голосом, из чего я заключил, что это если не жрец, то, по крайней мере, служащий при храме. Судя по татуировкам на его лице и руках – это был служитель культа Баала[7]7
  Баал, Бел, Балу, Ваал – букв.: бог, благой, владыка, великий, – являлся эпитетом «бог, владыка» для разных богов и градоначальников у древних западных семитов. Также конкретное божество в ассиро-вавилонской этнокультуре, почитавшееся в Финикии, Ханаане и Сирии как громовержец, бог плодородия, вод, войны, неба, солнца и прочего.


[Закрыть].

– Не ходи туда, добрый путник! – выкрикнул он. – Не ходи в проклятый город, ибо боги не желают видеть здесь человека. Смерть царит здесь, и демоны готовы спуститься на Землю!

– Откуда ты знаешь, что я – добрый путник? – ответил я на ади, намеренно показывая, что понял его, но желаю говорить на своем языке.

Он моментально переключился на местный диалект.

– Еще вчера многие сомневались, – сказал он визгливо, немного задыхаясь, – особенно знать и духовенство, – они собирались на ритуал, дабы умилостивить богов… Но… Когда я пришел утром зажигать огни алтаря – я увидел тела… Мертвые тела… Трупы… Понимаешь? Баал забрал их души. Дай мне воды…

Я протянул ему флягу.

– Я – мародер, – ответил я спокойно, глядя на то, как его пересохшие губы впились в горлышко глиняного сосуда.

Он блаженно закатил глаза, проглотив добрую половину моих запасов воды, которая была горячей, словно только что из гейзера.

– И что ты делал с утра до вечера, после, как обнаружил трупы? – спросил я с интересом.

Он оглядел мою упряжь и самого меня с головы до ног.

– Ты не похож на мародера, – сказал он медленно, обтирая запекшиеся губы. – Ты похож на воина.

– Ну, и где тут разница? – цинично ухмыльнулся я. – Великий Энке[8]8
  Энке (шум. – «владыка земли», «владыка низа»), Эйя, Эа, Хайа (аккад.) – одно из главных божеств шумеро-аккадского пантеона. Один из анунаков – древних богов, пришедших на смену Игигам – древнейшим богам. Бог-покровитель города Эреду(г), одного из древнейших культовых центров. Энке – хозяин Абзу, подземного мирового океана пресных вод, а также поверхностных земных вод, бог мудрости и заклинаний, владыка божественных сил, часто защитник людей перед богами, помощник людей и богов во всех трудных делах.


[Закрыть] покровительствует тем, у кого нет сомнений, так ведь? А Баал благоволит воинам…

– Ты из знати, – убежденно сказал он, поклонившись.

– Да, – кивнул я, – род мой знатен.

– Зачем ты едешь в проклятый город? – спросил он, и в глазах его мелькнул ужас.

– Я еду соединиться с богами. – Я мрачно улыбнулся кончиками губ. – Черный Глаз снедает меня, и дни, а может, и часы мои сочтены…

Он медленно и с испугом протянул мне назад мою флягу с остатками воды.

– Не бойся, – сказал я, горько усмехнувшись, – мой недуг не передается. Просто мне было видение, что Баал примет мою душу здесь, ибо Энке, сын отца, призвал меня… Я много сражался…

– Ты – паломник смерти? – Он округлил свои глаза. – Ты уже все знаешь??

– Да, – вновь кивнул я коротко, – я знаю… Ты так и не ответил мне – что ты делал в проклятом городе после того, как нашел трупы в храме? На мародера ты тоже не похож…

Он вновь смерил меня взглядом, и я для убедительности вернул свой меч в ножны.

– Я искал живых и оставшихся, – глухо произнес он, – но не нашел их, паломник. Наверное, я последний, кто оставил Убар живым… Я – скопец… Я не грешил…

Теперь я понял причину его громкого и высокого голоса.

– Видел ли ты какие-то знамения Великих? – вновь спросил я.

– Да… – благоговейным шепотом ответил тот, – из Башни Мардука в полдень вышла яркая звезда и исчезла в небе… Даже Мардук ушел – Ану[9]9
  Ану (шум. Ан) – в шумеро-аккадской мифологии верховный бог неба, возглавлявший сонм богов. Наряду с Энлилем и Энке входил в число старейших и самых могущественных богов месопотамского пантеона. Его титул – «отец богов». Нередко он враждебен людям (по просьбе Иштар наслал на Урук небесного быка, требовал смерти героя Гильгамеша), но чаще пассивен и бездеятелен. Символ Ану – рогатая тиара.


[Закрыть] призвал его…

– Да хранит тебя Ану, – сказал я, ударив ногами Сына Песка и поскакав к проклятому городу – надо было спешить…

Сверкающие и прозрачные ступени – словно угловатый застывший горный ручей… Они так пронзительно молчат, что звон в ушах раздается сам собой… Когда в голову, в мозг, приходят такие образы – это ни о чем хорошем не говорит…

– Ты решился, – произнес голос в моей собственной голове.

– Ох, не знаю… – простонал я: голова раскалывалась, а над ступенями призрачным покрывалом клубился едкий дым…

– Ты здесь, потому что решился… – вновь произнес голос с равнодушными интонациями.

– Вообще я не хотел бы… – сказал я, поморщившись от боли.

– Но ты здесь, – так же, без интонаций, сказал голос.

– Да, здесь, – вяло согласился я. – А что, у меня были варианты?

– Ты знаешь, что да, – ответило мне.

– Ну, были, конечно, – с досадой согласился я, – но я даже и не думал…

– А думают только тогда, когда отстраняются… – вновь прозвучало у меня в голове. – Но теперь ты почти на стартовой площадке. Добро пожаловать.

– Спасибо… – Я озирался по сторонам, но видел лишь укрытые дымом прозрачные ступени. – А Зевс с Аидом тут?

– Они ожидают тебя там, сверху…

– Мм… – неопределенно промычал я. – А это не больно?

– Ну, как сказать… – Невидимый собеседник будто размышлял. – Кому как. Но в целом приобретенное покрывает с излишком все потерянное…

Я помолчал. Было чувство, что меня вот-вот стошнит. Я сосредоточился на пульсе своего сердца и на ритме дыхания.

– Это просто привычка, – сказал голос.

Я опять промолчал, вдыхая сладковато-едкий дым и глядя на уходящие вверх ступени. Затем я встал с колен и наступил на первую из них, проверяя ее на прочность.

– Они из алмаза, – сказал голос, будто угадавший мои сомнения.

– Я почему-то сразу понял, что не стеклянные, – зачем-то ответил я.

– Квантовая физика – это тебе не хрен собачий, – так же возвышенно и без интонаций сказал голос.

– Ну, да… – Я понуро переставлял ноги со ступени на ступень, понимая, что это надолго. – Ты мне лучше вот что скажи…

– Да?

– Это что, и есть суть всего?

– Это способ всего, точнее, одна из форм, – ответил голос. – Твой вопрос поставлен некорректно…

– Хорошо, – кивнул я, – это моя личная суть?

– Видишь ли… – Голос замялся, и был он, как мне показалось, с интонациями Сатаны. – Дело в том, что разум ждет результата, отраженного на глобальных процессах, но любая логическая цепочка конечна, а процессы… они нескончаемы. Когда были нужны эти погружения в мелочи, эта проработка деталей энтропии, и возникли люди (одна из причин). Да к тому же о разности потенциалов процесса не забывай… Ты же – полукровка, это даже труднее. А настоящий бог или великий – входит в состояние «процесса», а не «результата». Поэтому и дают за это бессмертие – чтобы ты мог все видеть, но не влиять – только процесс поддерживать… Баланс… равновесие… Точка – тире… Сигнал – пустота, смерть – жизнь… Вот лишишься личности – тогда все сможешь воспринять…

– Значит, правы были китайцы? – Я, лихорадочно озираясь, искал перила…

– И китайцы тоже, – примирительно ответил голос…

Каменные колонны возвышались вокруг в хаотическом порядке, словно лес… Они были неживыми – я это чувствовал… Некоторые разрушены, и их осколки валялись возле собственных подножий. Несколько неожиданно смотрелись неровные сколы фрагментов и отполированные части камня с четким рисунком, прерываемым шершавой поверхностью камня. Другие из колонн были затянуты паутиной, а кое-какие распирали ажурные каменные арки.

Изредка я спотыкался о куски камня со следами филигранной обработки, иногда приходилось перелезать через поваленные на прозрачный пол блоки камней.

– Да, это полный бред! – сказал я громко, больше для того чтобы услышать собственный голос. – Ирам Многоколонный не может быть таким…

Звонкое эхо от моих слов только усилило мое одиночество и неуверенность. Я продолжал бродить, подмечая между колоннами то пустые бочки, то остатки каких-то механизмов и электронных приборов. Пару раз встречались небольшие кучки пожелтевших и высохших костей… Я не хотел их изучать, чтобы не удостовериться в том, что они человеческие…

Вдруг между двумя колоннами (одна коринфского ордера, другая в ассирийском стиле) мне показалось некое мерцание воздуха – конечно, я направился туда, пока мой лоб не уперся в невидимую преграду.

Тут же раздался резкий сигнал тревоги, и откуда-то сверху я услышал любимый голос, принадлежащий Ирине:

– Внимание, на объекте обнаружен посторонний. Во избежание санитарных мер подтвердите ваш код идентификации в течение стандартной минуты… полста девять, полста восемь, полста семь, полста шесть…

– Так это же я!!! – закричал я. – Эй! Ира! Я! Это я!

– Полста четыре, полста три…

И тут я увидел эту статую… Это была Ирина, высеченная из черного кварцита. Глыба была наполовину необработанной – складывалось впечатление, что она пыталась вылезти из обломка скалы, но так и окаменела…

– Ира, я пришел, – сказал я шепотом, чувствуя, как по моим щекам текут горячие слезы. – Я здесь… Я теперь всегда с тобой… Я здесь…

– …Сорок два, сорок один, сорок…

Я беспомощно опустился на пол, обняв черный камень руками… Я застыл…

– …Тридцать пять, тридцать четыре, тридцать три…

– Мы же с тобой одно и то же!!! – закричал я в отчаянии, закашлявшись.

Возникла пауза.

– Объект идентифицирован, – раздался спокойный голос моей любимой. – Доступ разрешен. Просьба пилоту-навигатору пройти на стартовый уровень.

Я стиснул челюсти и, опираясь на глыбу, поднялся на ноги.

Но вместо скульптуры, вырезанной из камня, я опирался уже на стальную стойку охранного пульта, в центре которой пульсировала салатовым светом пятерня человеческой ладони. Я приложил свою руку к сенсорной панели, и раздался мелодичный перезвон колокольчиков…

Передо мной засверкала длинная, уходящая в перспективу колоннада, которая озарялась вспышками света.

– Инерция объекта тысяча единиц, старт разрешен, – вновь сказал голос Ирины. – Позиция – «лямбда-девять», условный курс – мембрана «зэт»…

Колонны гулко завибрировали и засияли – ярче других те, которые ближе ко мне.

Вдруг меня неодолимой силой стало тянуть вперед… Ближайшие колонны вспыхнули внутренним светом, следом за ними те, что дальше. Меня так мощно повлекло вперед, что казалось, мой череп хочет выскочить из оболочки кожи лица… Я, разгоняясь скорее ветра, понесся, быстрее и быстрее, синхронно со вспышками казавшегося мертвым камня… Колоннада выглядела бесконечной, пока наконец колонны не слились воедино, в некую пульсирующую стену, сквозь которую просвечивали мириады маленьких огоньков, слегка смазанных, словно на фотоснимке… Но вот исчезли и они… сердце бешено стучало… Передо мной возникло бесформенное черное пятно, в котором я растворился…

Отрывок из записи на карманном планшете

Вот так этот путь и оканчивался…

А начался он с моего прилета на Марс и моей дурацкой тяги ко всему новому и невыносимой жажды одиночества. Я здесь был уже пятый год (по марсианским меркам – чуть меньше трех), хотя ощущение было, что уже лет десять.

Последнее время у меня появилось ощущение, что этот год на Марсе может стать для меня последним… Сам не знаю, что меня потянуло с этими двумя типами из одного полушария в другое. Йорген и Сибилла – опытные Охотники и хорошие напарники… Теперь их просто нет со мной… Их гибель на моей совести навсегда… Нет любимой, нет группы… нет ничего… Теперь всегда в моих снах есть место для пустынной долины, засыпанного песками поезда и лошадиной головы Криса, которого должен был изобличить я, а изобличил он меня… И переиграл. Теперь я, вместо того чтобы уехать с любимой на край Марса и жить там в свое удовольствие… должен лезть на эту чертову гору… Гору, где должны жить не то боги, не то демоны… Мне впору не вести дневник, а писать историю болезни: я уже путаю явь со сном, я не понимаю, что правильно, что нет, я вообще перестаю чего-либо хотеть и думать… Наверное, так и должны выглядеть Врата Смерти и Небытия?.. Ощущение, будто я знаю, что будет дальше, но не могу этого ясно разглядеть…

– Ти фсе рафно будешь непобедимый и живой… Ти не будешь мертфый… Мама говорила мне, что нифрит побеждает сталь… Да… А вода еще есть?

– На воду…

– Тихо-тихо-тихо – он шевеливается…

– А ты не бубни над ним-то… Зачем ты бормочешь?

– Я не бормочешь – я говорю ему…

– Джей, что вы расшумелись?

– Папа, он шевелится… Застонал…

– Ну, и что вы, куры, кудахчете?!

– Сам ты…

На меня смотрело узкими щелками глаз женское лицо с широкими скулами и слегка обветренными губами…

– Привет, Страний, – сказала девушка с пучком черных волос на голове. – Ти уже здесь? Э-э-э-э?

– Аюми… – Я почти выдохнул это слово, и моментально на меня навалилось ощущение боли и пустоты… Ощущение потери…

– Да… – Девушка слегка улыбнулась. – Ти мэня узналь? Значит, все…

Вокруг лица японки, которое было единственным солнцем, взошедшим на моем небе, виднелся каменный потолок с вырезанными полосами от следов вырубки камня.

– Где полковник? – спросил я, медленно возвращаясь к действительности.

– Там, – она закивала, – там, в комнате с едой.

Вдруг чуть выше лица Аюми появилось сосредоточенное лицо Хмурого.

– Привет, Странный, – сказал он, поджав губы. – Как чуешь организм?

– В порядке, – сказал я, ощущая лихорадочное потряхивание конечностей.

– И то ладно, – кивнул он.

– Мы не в поезде? – спросил я.

– Поезд уехал, – мрачно сказал Машинист, – мы в надежном месте, все в порядке.

– Уехал без тебя? – удивился я, насколько мне позволяла трясучка.

– Я приказал, – махнул рукой Хмурый, – тебе нельзя сейчас на вокзал, как я думаю… Не стоит тебе туда…

– Я же сказала тебе, поезжай, все в порядке, я справлюсь! – раздался под сводами пещеры женский голос.

– Джей, вот тебя-то на кой хрен понесло в Ржавые Пески со своими джигитами?

Хмурый был определенно недоволен.

Я смог слегка повернуть шею и увидел хрупкую фигурку темноволосой девушки с веснушками и вздернутым маленьким носиком. Она чем-то напомнила мне Сибиллу, только на вид ей было лет двадцать, не больше. И вновь накатил приступ пустоты. Пустоты и боли…

– Пап, ну хорош уже! – Девушка сверкнула голубыми глазами. – Я тебе все рассказала – и про рейд, и про то, что в Сети прочла про поезд…

– Джей! – Хмурый говорил резко, но негромко. – Ты вот эти выкидоны оставь! Что я матери скажу? Я сто раз тебя предупреждал, чтобы ты в Ломоть Сыра не совалась, – здесь отморозков – как блох на цербере! Ты хочешь тут сгнить на песке? А про нас с матерью подумать – это тебе в голову не приходило? Ты хочешь, чтобы я в каждом рейсе психовал: а вдруг моя девочка тут между камнями приключений себе на задницу ищет?

– Па, все же нормально, чего ты пузыришься? – отмела она слова Хмурого решительным жестом. – Стрелять умею не хуже, чем ты, мозги есть, слава богу… Ребята со мной не какие-нибудь, сам знаешь… Хотела тебя встретить – ты не рад, что ли?

– Рад, до посинения, – проворчал Хмурый, хлебнув из фляги. – Тут такое было… Тебя вот не хватало… Сама же видела концовку… Познакомься, Странный, – моя дочь непутевая… Джей…

Девушка подошла ко мне и протянула руку.

– Джей Джокер, – произнесла она. – А ты, говорят, Странный?

– Говорят… – вздохнул я, с трудом приподнявшись на локтях и протягивая руку.

– Это который Пастух Глюков, что ли? Тот самый? – Она с любопытством разглядывала меня.

– Не знаю уже, – сказал я, – тот самый или только название одно…

– Страний, кушать будешь? – заботливо спросила Аюми.

– Спасибо, пока нет, – вздохнул я, чувствуя приступ тошноты.

– Поесть надо, – безапелляционно сказала Джей и удалилась.

– Она тебя почти из-под глюка вытащила, пока мы все на песке валялись, – сказал Хмурый, и я поглядел вослед этой хрупкой девушке с уважением.

– Она услышала, что наш поезд застрял, – решила меня встретить, – продолжил Хмурый. – Совсем очумела, по Ржавкам шляться… Эх… – он вздохнул, – молодость…

Вернулась дочь Хмурого, за которой торопливо шагал полковник. Джей поставила передо мной миску с бобовой похлебкой, от которой шел ароматный запах, да такой, что тошнота враз прошла.

Полковник подошел и крепко сжал мне здоровое плечо.

– Привет, – сказал он, заглянув мне в глаза. И это было единственное слово, сказанное им.

– Привет, – ответил я, взяв горячую алюминиевую ложку и принимаясь за еду.

Мы находились в одной из многочисленных пещер Ломтя Сыра, оборудованной Охотниками местных кланов под убежище. Отряд Джей подоспел вовремя: когда улетели «Гепарды», багровый глюк и не собирался уходить – он сожрал двух шахтеров и почти подобрался к столу с лежащими без сознания людьми. Я валялся ближе всех, так как отрубился в попытке противостоять ему. Благо Охотники были опытные и кто-то из них смекнул, что по этому глюку можно шарахнуть из микроволновой пушки. И благо она у них была портативная – не пришлось устанавливать. Глюку это не понравилось, и он ушел. Ушел, унеся с собой жизни Йоргена, Сибиллы и еще двух человек…

Азиз и Дронова предпочли уехать с поездом, чтобы затеряться в Лихоторо, – и я не винил их за это. Напротив – я предпочел бы сейчас остаться совсем один, чтобы ни одна живая душа не видела меня в таком дерьмовом состоянии… Я хотел окаменеть, как Ирина в моем видении, спрятаться, закопаться под землю…

Одно можно было сказать точно – группа «кси-516» окончила свое существование, как ей это на роду было написано… Нет Охотников, не стало гида… Оставались, конечно, полковник и Аюми, но… Я чувствовал, что меня тоже нет… Давно мне не было настолько безразличным присутствие нормальных доброжелательных и сильных людей, к которым я так всегда стремился…

Я провалялся в пещере почти сутки, спасибо заботам Хмурого, Джей, Аюми и полковника: они кололи мне нейролептики, витамины и вливали в рот дорогущее красное вино для нейтрализации радионуклидов после атаки глюка. Все сошлись во мнении, что встреча с этим типом глюков чаще всего оканчивается летальным исходом. Только появление отряда Джей, желающей встретить Хмурого, смогло спасти ситуацию хоть как-то.

Я был благодарен за помощь… Благодарен и в то же время безразличен – несмотря на такую человеческую заботу и поддержку, я давно не чувствовал себя ТАК одиноко на Марсе. Даже не так… Не одиноко: пусто и бессмысленно… Я вяло реагировал, больше молчал, что на меня совсем не похоже. И даже не от боли или душевных мук, а просто потому что говорить было лень и по большому счету не о чем.

Молчал полковник, почти молчал и Хмурый. Аюми старалась говорить со мной о разных позитивных вещах, но я чувствовал, что ей самой тяжело от всего, что на нас обрушилось.

Только Джей была невозмутимой и, казалось, не замечала тягостной атмосферы в убежище, а я даже и не пытался ее развеять. Она расспрашивала меня аккуратно, часто добавляя к своим вопросам: «Не хочешь – не говори». Я был благодарен ей за то, что она позволяла мне молчать, рассказывая про местные события, описывая интересные рейды. По вечерам мы пили разбавленный спирт, слушали музыку, и Джей расспрашивала меня про жизнь на Земле. Эта тема меня уже совсем не трогала, и мне было легко говорить про это. Я удивлялся, как в такой молодой и хрупкой девушке сочетается некая угловатость и сила с тактичностью и мягкостью – чувствовалось, что Хмурый был хорошим отцом, хоть, по его собственному признанию, дочь видел редко.

Я, как мог, оттягивал тот момент, когда придется решать – а что я буду делать дальше? Я не представлял, где искать Ирину, да и захочет ли она, чтобы я ее нашел? Жива ли она? Я даже думать об этом боялся… Я напоминал сам себе прибор с перегоревшими предохранителями, который просто перестал работать…

Вулкан Олимп – гигантский объект, и чтобы облазить его вдоль и поперек, уйдут годы. Я попытался связаться со станцией, но частоту, на которой шла трансляция нашего шоу, уже сменили, а Диего на связь не выходил – и, как я понимал, не без причины. Сеть просто захлебывалась в течение пяти дней россказнями, комментами и различными небылицами про меня, нашу группу и происшествие в долине. На моей трансляции было сорвано море денег. Меня обвиняли в цинизме, безжалостном обращении с ни в чем не повинными людьми. На меня насыпалось столько мусора, что даже Управление внешней разведки Марса не отвечало мне по закодированному каналу – все словно исчезли. И у меня не осталось ни капли сожаления об этом…

Хмурый сам подсказал мне оправдание, и я был ему за это благодарен: он сказал, что, пока кипеж не уляжется, лучше мне залечь на дно. Сам он договорился с Машинистами, будто пришлось вернуться на Дохлого Льва по причине заболевшей племянницы, куда он с дочерью и поехал.

Кончился задор, выгорел запал – смысл развеялся прахом по треклятым пустыням этой чертовой планеты…

Я чувствовал даже некое облегчение от того, что остался один: теперь не надо ни за кого волноваться, не надо бороться с невидимым врагом, – а раскрытого разведчика-внештатника легко спишут в утиль кадровой выгребной ямы, да так, что и не вспомнят о нем никогда… Даже и пулю не потратят… Вот и все… Такой вот конец… Целую, жду писем… Прощайте…

Спать – это очень страшно… Это как прыжок в пропасть: увидишь там черную пустоту бездны – или же тебе покажут коктейль из собственных мыслей? Цирк уродцев, танцующих фокстрот под расстроившееся механическое пианино? Я не сплю уже четверо суток, и, честно говоря, не тянет.

А бывает, что какой-нибудь человек, с кровавыми дырами вместо глаз, обернется и скажет что-то… Или просто замычит… Мороз пробирает. Неуютно… Голодно…

Марс имеет плоскую форму диска в силу своей необычности, поэтому и привлекает разведки разных стран.

Все идет своим чередом: спирт, стимуляторы, несколько треков какого-нибудь старья типа «Джуно Реактор», или иногда Йорген просит поставить какой-нибудь тяжеляк. Они долго спорят с Сибиллой, потом сходятся на чем-то одном, и мы слушаем музыку вместе. Я обычно сижу на каменном уступе, над входом в убежище. Он напоминает мне ладонь.

Ровно в семь утра мы встречаем красный блин солнышка: датчики уже с пяти начинают трещать, но нам с Йоргеном это нравится – только Сибилла иногда ворчит… В семь пятнадцать приходит Джей и ведет меня завтракать. Йорген с Сибиллой не ходят почему-то с нами – не знаю, где уж они там едят… Йорген сказал, что они охотятся, а Сибилла ни с того ни с сего прыснула со смеху… Странно они себя ведут…

Но с другой стороны, я понимаю, что каждый сейчас поддерживает себя по-своему, и винить кого-то в этом грех. Когда в последний раз, кажется позавчера, к нам на уступ убежища заглянул дядя Сатана, он так и сказал мне: ты, говорит, Странный, к людям относишься предвзято, по себе судишь! Так, говорит, судить нельзя, как ты! Не суди – и не посадят! Так и сказал.

А Йорген стал с ним спорить, меня защищал – говорил, что у нас, Рыцарей Автомата и Батареек, принято быть друг к другу требовательными! Это наш кодекс, мол, и не волнует! А Сибилла сказала, что нельзя нам сейчас спорить и ссориться, потому что демоны слышат наши разговоры, используя флуктуацию нейтринного поля, и как только поймут, что разлад в рядах, так это… Нападут на нас.