Текст книги "Домовой"

– Ну не-е-ет! – мальчик повис у мамы на руке. – Давай запустим Генерала!

– Брось ты эти глупости, молодой человек.

– Мама, давай и правда сначала запустим Генерала, – девочка кивнула на клетку с котом, оставленную в машине. – Он там, наверное, уже весь измучился бедный.

– Опять вы все против меня, да? Что ж, давайте запустим. Миша, как самый главный во всём этом… представлении ты понесёшь Генерала, а мы возьмём по коробке. По малюсенькой. Остальные ты сам перетаскаешь, когда Генерал найдёт новое место нашему домовому, – мама произнесла это, конечно, с иронией. – Ты согласен, молодой человек?

– Да!

– Договорились, идёмте.

Мама хрустнула ключом в замке, и дверь в новый дом открылась.

– Ого, сколько тут места! – изумился Миша, окинув взглядом громадную прихожую. – Давай, Генерал, найди место нашему домовому! – он распахнул клетку, и кот, истосковавшийся по воле, выюркнул наружу.

– Теперь-то нам можно войти? – спросила мама с коробкой в руках.

– Теперь мо-о-ожно!

Все трое вошли в прихожую, ещё пахнущую лаком для дерева, и мама с Лизой поставили коробки на пол. Мальчик тотчас примостил на одну из них пустую клетку и последовал за Генералом. Девочка тоже пошла, разглядывая новую обстановку. Маме ничего другого не осталось, и она присоединилась к детям.

Генерал с ревизорской важностью покружился по прихожей, а затем проследовал в гостиную. Там он осмотрел диван со спинки до ножек, проверил, чем пахнет подлокотник кресла, и наконец уселся возле тёмной штуковины с прямыми углами. Снизу она имела короткие ножки, а сверху – толстую трубу, идущую вверх и исчезающую в потолке. Спереди у штуковины была прозрачная дверца, за которой виднелась лишь скучная пустота.

– Мама, что это такое? – Миша покосился на штуковину.

– Это, молодой человек, газовый камин. Не надо никаких дров: поворачиваешь ручку, щёлкаешь кнопкой – и будет тебе огонь. Но сейчас, пожалуй, огня не будет, а то ещё Генерал перепугается. Он, понимаешь, подыскал новое место нашему домовому, а мы ему за это такую награду! – мама рассмеялась.

– А что тут смешного? – мальчику это совсем не показалось забавным. – Он и вправду нашёл, – он почесал кота за ухом. – Молодец, Генерал, теперь наш домовой будет жить здесь!

Муркнув в ответ, кот повернулся задом к камину, задрал хвост и…

– Вот тебе на! – мама шлёпнула себя по бёдрам. – Нашёл и сразу утопил! Он не Генерал, он Адмира…

Не договорив, мама вздрогнула, а дети подпрыгнули на месте от какого-то грохота, который донёсся из прихожей. Кот тоже подскочил, заскрежетал когтями о гладкий пол, и через секунду его из гостиной как ветром сдуло.

Все трое пошли на странный звук гуськом – мама впереди, Лиза последняя, а Миша посерёдке, потому что так, конечно же, безопасней всего. В прихожей они обнаружили, что пластмассовая клетка, которую мальчик поставил на коробку, теперь лежит на полу кверху дном.

– Вот тебе ещё раз на! Видимо, домовому это не очень понравилось: не успел вселиться, а его дому уже подмочили репутацию, – и мама опять засмеялась.

Детям шутка не показалась смешной. Они молча переглянулись и даже не улыбнулись.

– Что-то на вас лица нет. Вы испугались, что ли? Да ладно вам, большие уже, а в такие глупости верите, – мама потрепала сына по плечу. – В следующий раз, молодой человек, чтобы было не так страшно, ставь вещи лучше.

Эту шутку ни Миша, ни Лиза тоже не оценили, стояли и хлопали глазами то на клетку, то друг на друга.

– Так, всё, проехали, – мама ногой задвинула клетку в дальний угол. – Давайте я покажу вам дом – уже наконец-то! – и пойдём распаковываться.

Внутри дом казался ещё больше, чем снаружи, – особенно после двухкомнатной квартирки в душной высотке. У Миши и Лизы теперь были отдельные комнаты во втором этаже, светлые, просторные, уже обставленные и прибранные. Мамина спальня располагалась в первом этаже, рядом с гостиной.

Вообще, как оказалось, в их доме теперь у всех и всего были отдельные комнаты. У хозяев, у машины, у книг, у обеденного стола, у ванны, у унитаза – даже у стиральной машины!

Помещения выглядели ново и в то же время знакомо, потому что были с любовью обставлены привычными вещами, которые мама вместе с разговорчивыми грузчиками вывезла из их прежней квартиры два дня тому назад.

– Я одного не пойму, – заметила Лиза в крайней задумчивости. – Как все эти вещи умещались в нашей старой норе?

И все трое расхохотались.

– Так, а теперь я покажу вам ещё кое-что, – сказала мама, когда они спустились на первый этаж. – Здесь у нас неотремонтированные комнаты, – открыв боковую дверь в прихожей, она вошла в полумрак и пригласила жестом детей. – Входите, только смотрите, не измажьтесь, тут чисто как в носу у трубочиста.

Дети ступили в затхлую прохладу, и Миша взял Лизу за руку. Тут царили полнейший разгром и совершенный упадок, по всей видимости, оставшиеся в нетронутом виде от бывших жильцов. На полу валялись куски грязной штукатурки и пожелтевшие газеты. Обои на стенах во многих местах отстали и свисали морщинистыми лоскутами. В углу пылился пустой ящик из-под бутылок. К противоположной стене жался кособокий шкаф с провалившимися полками, а посередине комнаты растопырилось драное кресло. В дальнем конце помещения виднелся дверной проём, без двери, а в нём – другая комната, ещё мрачнее, чем эта.

– Ну и ну, – едва слышно произнёс мальчик. – Как же они тут жили?

– Так и жили, – пожала плечами мама. – Как видите, не очень хорошо.

– Я бы сказала, как животные, – от одного вида пыльного ящика у Лизы зачесалось в носу и она чуть не чихнула.

– Прямо жуть, – подвёл итог Миша.

– Вот, правильное слово, – согласилась мама. – Смотри внимательней, молодой человек, и мотай на ус: надо слушать маму и сестру, а ещё хорошо учиться. Если будешь плохо учиться, то, когда вырастешь, будешь жить в такой вот жути.

– А может, прямо сейчас его здесь поселим? – хмыкнула Лиза. – Он и сейчас неважно учится.

Миша округлил глаза и, отпустив руку сестры, стал поближе к маме.

– Эх ты, трус-белорус на войну собрался, – девочка хихикнула в кулак.

– Милая, не пугай его, пожалуйста, он и так уже весь дрожит как осиновый листочек, – мама погладила сына по голове. – И кстати, тебя это тоже касается. Оба смотрите и мотайте на ус… на ?сы… на усы?. Короче, это безобразие вы видите в последний раз. До тех пор, пока мы тут всё не разгребём и не отремонтируем, вы сюда больше ни ногой. Договорились?

– Легко, – бросила Лиза.

– Могла бы и не спрашивать, – выдохнул Миша. – Конечно договорились!

– Вот и хорошо, пошлите назад, – вернувшись в прихожую, мама закрыла за собой дверь и щёлкнула замком. – Миша, принеси из машины остальные коробки, и пойдёмте уже распаковываться. Только долго не засиживайтесь у себя, мне нужно будет помочь кое-что приготовить к ужину. Чего же ты стал? Иди скорее. Нам ещё за продуктами в магазин надо – тут недалеко совсем. И за обещанным мороженым.

– Бегу, мама! Можешь считать, что коробки уже здесь!

***

На ужин мама в самом деле устроила настоящий пир. В праздничном меню значились: нежнейшее мясо с румяной картошкой, ароматная рыба в кляре, хрустящие гренки с сыром, салат из курицы, салат из овощей, салат из курицы и овощей, салат без курицы и даже без овощей, а на десерт – банановый пирог, посыпанный сахарной пудрой. Вы не утомились? Хорошо – это была всего лишь приятная подготовка.

Дети за четыре щеки умяли мясо, заедая его гренками и салатами, а вот рыба заныривала труднее, потому что…

– Я говорю: если он так делает, значит, это правильно! И народ должен его поддерживать. Если правительство и народ начнут бодаться – известно, чем это может кончиться. И для правительства, и для народа. В семнадцатом году узнали, в девяносто первом тоже. И ещё узнаем, если будем рогами друг в друга тыкать. Попомните мои слова! Сейчас вон повыскакивали всякие либералы из интернета. Мы хотим то, мы хотим это! А кляпа вы в рот не хотите? Затыкать таких умников надо вместе с их интернетом, или они нам своими «болотными» протестами такую кашу наварят, что опять до следующего века не расхлебаем. Да, санкции это не очень хорошо. И обидно. Но для чего эти там их против нас ввели? А нагнетают! Не для того, чтобы был мир во всём мире, а чтобы нам стало житься хуже и чтобы мы пошли с вилами на Кремль. Уже не только молодые бездельники, но и люди пожившие да разумные, как мы. Но такому не бывать! Мы несли власть на своём хребте и будем нести, какая бы тяжёлая она ни была. На то она и власть – не какая-нибудь там звёздно-полосатая, а настоящая русская власть. У нас вот тут, внутри, в душе – патриотизм, а не мясо с… с… Да какая разница, всё это чушь! А если кто в наших рядах начнёт возмущаться, мы таких быстренько скатаем в рулон и поставим к стенке, чтобы зараза не поползла по головам дальше. Знаем, учёные. Пфф, санкциями они нас думали взять! Да мы эти санкции, знаете, где болтали? Ничего, переживём, и не такое переживали. А если надо будет, бахнем разок-другой из Тополя-М или ещё чем погромче – и все их санкции разлетятся пылью по миру вместе с их драгоценными долларами. Вот тогда и будет мир во всём мире!

Дети обречённо поглядывали друг на дружку и ковыряли вилками в своих тарелках. Мама сидела, подперев подбородок двумя руками, и смотрела Олегу Ильичу в рот, ловя ушами и глазами каждое его слово. Закончив – каким-то чудом! – свою очередную бесконечную речь, он ненадолго вернулся в реальность, чтобы проглотить мяса с… с… с картошкой и смочить вином натруженное горло.

– Молодёжь, а вы что такие невесёлые? – сказал он, поставив бокал на стол. – Вам неинтересно, что взрослые говорят?

– Интересно, – промямлил Миша и почесал нос кулаком.

– А что тогда?

– Ничего, всё чудесно, – пробормотала Лиза и потупилась.

– Юлите вы, ай, юлите! Запомните, молодёжь: юлить – нехорошо. Надо всегда быть честными и говорить только правду, какая бы шершавая она ни была.

– Да что ты пристал к ним, Олег Ильич! – вмешалась мама. – Давай я тебе ещё вина налью и поговорим. Ты так много знаешь!

– Это да-а-а! – гость закатил глаза и заквохтал довольным смехом.

– А у вас носки воняют.

Мужчина звякнул зубами о бокал и поперхнулся.

– Миша! – мама сделала несчастное лицо. – Что это ещё за разговоры?

– А что? Вы сами сказали, что надо говорить правду, – вступилась за брата сестра. – Кстати, когда вы смеётесь, у вас складки на подбородке трясутся, как у жабы.

– Лиза!

– Да ладно, я не обижаюсь, хе-хе. Чего тут обижаться? Устами младенцев, как известно, говорит истина, хе-хе-хе.

Тем не менее, ёрзнув задом, Олег Ильич спрятал ступни под стул, а потом выпрямил спину, весь подобрался и больше уже не смеялся. Он помолчал немного и снова затянул длиннейший монолог – на этот раз о том, почему не надо хоронить Ленина.

Теперь мама слушала не так самозабвенно и всё глядела на детей, опасаясь, как бы они не выкинули ещё какую штуку. Тем временем сестра с братом сидели молча, и на душе у них было до того кисло, что положение уже не мог поправить даже никакой десерт.

А вот Генерал даром не терял ни секунды. Он со смаком чавкал под столом, уплетая и рыбу, и гренки, и всё, что ни положат. Но в конце концов и он затих. Кот побродил вокруг людей, сыто облизываясь, не без опаски посмотрел на горящий камин и, обойдя его стороною, пошёл из гостиной по своим делам.

– Ну вот, теперь все пригорюнились, – сказал Олег Ильич после того, как слушатели узнали, что Ленин хоть и мракобес, но памятник, а памятники рушат только бесстыжие вандалы, в которых нет никакой прочной основы. – Молодёжь, расскажите тогда уж сами что-нибудь, если вас взрослые разговоры утомляют. А? – он подмигнул Мише.

– Нам нечего рассказать, у нас каникулы, и ничего не происходит, – ответил мальчик, ковыряясь вилкой в тарелке.

– Как нечего? Вы сегодня переехали в новый дом – можно сказать, путешествие в новую жизнь совершили. Расскажите: как переехали? Как вам дом?

– Понравился, – протянул Миша, не поднимая глаз.

– Да уж конечно, такие палаты! Мне ваша мама с самой весны все уши прожужжала, какой у вас будет красивый дом и как он вам понравится.

Дети одновременно глянули на маму исподлобья, и она сразу же заинтересовалась каким-то грязным пятнышком на столе.

– Мне всё нравится, только… – мальчик обращался к мужчине, но смотрел по-прежнему на маму. – Палец натёр, когда таскал в дом коробки.

– Это ничего! – отмахнулся Олег Ильич. – Ты мужик, таскать коробки тебе по статусу положено. А палец не беда, до свадьбы заживёт.

– Ну да, меня мама попросила, и я помог, не самой же ей тяжёлое таскать, – мальчик наконец перевёл взгляд на гостя. – А если что, вас она тоже просила, но вы отказались. Вы не мужик?

– Миша! – мама вцепилась в бумажную салфетку. – Опять эти разговоры! У тебя сегодня заноза в попе или что?

– А что я такого сказал-то? Я просто спросил.

– Ничего! Не просто! Веди себя прилично!

– Да всё в порядке, хе-хе-хе, – Олег Ильич побегал глазами по своей тарелке и пригубил вина. – Если тебе так интересно, я хотел приехать и помочь, но освободиться не смог: съёмки.

– Да, – подтвердила мама.

– Съёмки, – мальчик помолчал. – А если бы наш папа был жив и мама попросила его помочь, он бы бросил свою стройку и приехал. Потому что он был мужик, в отличие от некоторых.

– Да что такое… Миша! – мама бросила на стол скомканную салфетку. – Что на тебя нашло?

– Ничего.

– А я думаю, что всё-таки нашло. Так что лучше тебе подняться в свою комнату и провести остаток вечера там. Без всяких десертов.

– Да пожалуйста, не больно-то надо, – мальчик встал из-за стола, сделал несколько шагов и повернулся к гостю. – А ещё если бы наш папа увидел вас у нас дома, он бы выставил вас одной левой.

– Миша… – мама опять сжала и без того сморщенную салфетку. – Или ты сейчас же уйдёшь, или я уведу тебя сама.

Больше мальчик ничего не сказал, отвернулся и поплёлся к себе.

– Извини, Олег Ильич, не знаю, что с ним сегодня такое. Наверное, переезд сказался – новая обстановка, усталость, стресс. Дети ведь так восприимчивы.

– Да ладно, я не обиделся. Подумаешь, лепечет всякое. Он маленький ещё, у него мозгов-то как у цыплёнка. Чего тут обижаться?

– А вот за такие слова папа бы вас точно выставил, – сказала Лиза, глядя мужчине в глаза. – А перед этим взгрел бы так, что мало бы не показалось.

– Так, дорогая моя, – проговорила мама, разглаживая салфетку дрожащей рукой. – Для тебя вечер тоже закончен. Иди к себе.

– Как скажешь, мама.

Войдя к себе, Лиза остановилась посреди комнаты и стиснула кулаки. Ей хотелось грохнуть что-нибудь тяжёлое на пол, чтобы внизу услышали. Книги? Лампу? Ноутбук?

Она подошла к столу, и у неё возникла идея получше. На нём лежал плюшевый кролик – мордой в крышку. Его ей сегодня подарил на новоселье Олег Ильич, её брату – игрушечного робота, а маме – яркое блюдо, больше похожее на расписной таз.

Мужчина очень гордился тем, что кролик говорит, если на него надавить, а робот шагает, если его завести ключиком. Лизе подарок не понравился, потому что в кроликов она давно не играет. Мише – тоже, так как все современные роботы заряжаются от USB или на худой конец живут от батареек.

Тогда дети промолчали, чтобы не обидеть Олега Ильича и тем самым не огорчить маму. Теперь же девочка решила вышвырнуть кролика через окно во двор, где их гость увидит его и всё поймёт. Всё равно мама уже расстроена. Она схватила игрушку, но, выглянув на улицу, бросила обратно на стол – чёрта с два он заметит её в такой темени. Пускай лежит, ещё может пригодиться – для мести каким-нибудь другим способом.

Девочка повалилась на кровать и раскрыла книжку. Дверь в комнату она закрывать не стала, чтобы услышать, когда Олег Ильич уйдёт. Однако время шло, а он всё сидел, и частенько из гостиной вылетали его вдохновенные возгласы вперемежку с маминым смехом.

Чтение не задалось. Лиза бегала глазами по строчкам, но буквы бессмысленными рядами проносились мимо её сознания. Она сбросила книжку на пол и, сунув ладони под щёку, уставилась в стену.

Наконец внизу загремели стулья, и взрослые, оживлённо беседуя, пошли из гостиной. Тихо выйдя из комнаты, Лиза спустилась на несколько ступенек и стала на полутёмной лестнице.

Не заметив её, взрослые прошли по коридору в направлении маминой спальни. В одной руке мужчина держал бокал с вином, а другой поглаживал мамину талию. Он что-то шепнул ей на ухо, отчего мама хихикнула, потом вытянул шею, как гусь, и оттопырил мокрые губы с явным намерением её облобызать. Мама приблизилась к нему лицом и… Лиза топнула пяткой, спустившись ещё на ступеньку.

– Олег Ильич, вы уже уходите?

Взрослые вздрогнули и отпрянули друг от друга.

– Я… Э-э-э… Хе-хе, – гость поскрёб ногтями седую щетину на плоской макушке.

– Нет, милая, – мама попыталась соорудить на растерянном лице непринуждённую улыбку. – Олег Ильич побудет ещё немножко, мы допьём вино в моей комнате.

– Мама, вообще-то, тебе завтра рано вставать, а у нас гора немытой посуды. Давай мы сейчас всё быстро вымоем, и я пойду спать, – для большей убедительности Лиза зевнула. – Устала.

– Ложись, милая, – строительство в чёрточках маминого лица упорно продолжалось. – Я сама всё вымою.

– Нет, я помогу, – девочка спустилась ещё на ступеньку. – Ты сама сказала вести себя хорошо, вот я и веду.

Под упрямым взглядом Лизы шаткое подобие улыбки, которое мама кое-как соорудила, дрогнуло и рассыпалось. Она неподвижно глядела на дочь, а та, в свою очередь, на неё.

– Хе-хе-хе. Да, я уже ухожу, – Олег Ильич залпом осушил свой бокал. – Час уже поздний, а мне ещё ехать.

– Может, всё-таки побудешь ещё полчасика? – мама с надеждой посмотрела на него.

– Я бы рад, да поздно. Проводишь?

– Да, конечно, – взгляд мамы потух. – Но ты придёшь завтра? Я снова приготовлю что-нибудь вкусное.

– Если приглашаешь, обязательно приду.

– Договорились!

Вода гудела в кране и стучала напором по никелированной раковине, и это были единственные звуки, которые наполняли кухню. Мама мыла тарелки, а дочь вытирала их полотенцем и убирала в шкаф. Обе долго молчали.

– Мама, зачем ты его опять позвала? Он старый и мерзкий, фу.

– Я позвала его, во-первых, потому что у нас теперь большой дом и я могу приглашать гостей хоть каждый день. Во-вторых, Олег Ильич никакой не мерзкий, а в-третьих, завтра вы перед ним извинитесь за все те гадости, что наговорили сегодня.

– Это не гадости, это правда.

– Как угодно. Всё равно извинитесь.

– Не буду я извиняться, не за что.

– Ты извинишься. Тебе и передо мной стоило бы извиниться, но этого я даже не прошу. А вот перед Олегом Ильичом ты извинишься.

– Нет.

– Да.

– И что ты меня, заставишь?

– Я прошу тебя об этом и надеюсь на твоё уважение ко мне. В конце концов, я столько для тебя сделала. И продолжаю делать. Ты могла бы иметь хоть каплю благодарности и пойти мне навстречу хотя бы в этом одном.

– Мама, я очень тебе благодарна за всё, что ты для меня сделала и продолжаешь делать. И я всегда готова пойти тебе навстречу. Но не ему.

Лиза сунула полотенце маме в руки и пошла из кухни.

– Завтра я составлю список продуктов, сходите днём в магазин и всё купите к моему приезду.

– Как скажешь, мама.

Поднявшись на второй этаж, девочка немного постояла у порога своей комнаты и двинулась дальше по коридору. Она постучалась к брату.

– Зайдите, – пробурчало с той стороны.

Приоткрыв дверь, Лиза сначала заглянула внутрь, а потом вошла. Миша сидел на полу перед большущей Звездой Смерти, собранной из кубиков Лего, и даже не повернулся, чтобы узнать, кто пришёл. Рядом с ним лежали угловатые фигурки – Люк Скайуокер, Дарт Вейдер, Лея, Хан, дроиды, штурмовики. Он брал их по одной и устанавливал на серую палубу.

Сев рядом, сестра взяла Вейдера и поставила рядом с Люком. Мальчик тотчас выдернул чёрную фигурку и положил на пол.

– Он умер в последней части, его тут вообще быть не должно.

Он надулся ещё сильнее, и девочка решила оставить конструктор в покое. От нечего делать она осмотрелась. Миша только сегодня въехал в свою комнату, а беспорядок тут был уже такой, что мама не горюй. Вернее, наоборот, горюй, мама, горюй. В пестроте машинок, солдатиков и пистолетов Лиза разглядела заводного робота, которого подарил Олег Ильич. Игрушка стояла с одной поднятой ногой, уткнувшись головой с стену, точно так же как её кролик мордой – в стол.

– Быстро тебе твой подарок надоел.

– Пусть там и остаётся, он мне не нужен.

– Мне мой тоже.

Помолчали.

– Ты сердишься на неё?

– Нет, она не виновата. Если б его не было, она бы мне вообще ничего обидного не сказала.

– А ты не такой дурень, каким кажешься, – Лиза потрепала брата по волосам.

– Не трогай меня, я занят, – Миша недовольно тряхнул чёлкой и взялся за следующую фигурку, Чубакки.

– Да что ты, занят он. Ложись спать, завтра дособираешь.

– Я не хочу спать. И всю ночь не буду.

– Тогда завтра будешь вялый, как сосиска, и в голове у тебя будет фарш.

– Пусть будет, не лягу.

– Ложись, говорю.

– Вот пристала. Тебе надо, ты и ложись.

– Я не пристала, а только хочу, чтобы ты выспался и завтра у тебя не болела голова.

– Мне всё равно.

– А зря, – девочка выдержала многозначительную паузу. – Завтра важный день.

– Какой ещё день? – мальчик впервые за весь разговор повернулся к сестре. – Почему важный?

– Ты же сказал, тебе всё равно.

– Почему он важный? Скажи.

– Так и быть. Завтра вонючка опять придёт к нам в гости.

– О не-е-ет.

– Да. И мы перед ним извинимся. Так мама сказала.

– Не буду я извиняться.

– Будешь. Мы вместе извинимся.

– Предательница. Ты хочешь извиняться – извиняйся, а я не стану.

– Станешь, как миленький станешь. И это извинение он запомнит очень надолго.

– Что ты придумала?

– Не скажу, завтра узнаешь.

– Ну скажи.

– Не скажу. Вот ляжешь спать, выспишься и завтра узнаешь.

– Скажи, а то не усну.

– Уснёшь. И знаешь почему? Потому что чем раньше уснёшь, тем раньше проснёшься и всё узнаешь. По-другому никак.

– Вот же вредина. Ладно, сейчас лягу.

Лиза опять взяла Вейдера и установила рядом с Люком. Миша потянулся было к фигурке, чтобы снова вытащить, но сестра остановила его.

– Ну и что, что умер, для Люка-то он живой.

– Ну да… – брат опустил глаза и грустно улыбнулся, грустно, но улыбнулся.

– Так, всё, – сестра поднялась. – Ложись спать, юный падаван. Я тоже пойду.

– Но завтра ты правда-правда скажешь?

– Скажу. Спокойной ночи, – Лиза погасила свет и вышла.

– Спокойной ночи! – бросил Миша, уже зарывшись в подушки.

***

Девочка проснулась глубокой ночью оттого, что кто-то вошёл в её комнату и стал около кровати. Она с трудом разлепила глаза и вздрогнула, увидев белую фигуру, похожую на привидение. Она рывком поднялась и, сев на постели, прижалась спиной к холодной стенке. Проморгавшись, она с облегчением выдохнула и снова легла – перед ней стоял брат, закутанный в одеяло.

– Ты чего не спишь? Сказала же, завтра.

– У меня в комнате кто-то ходит. И стучит.

– Ты что несёшь? Страшный сон увидел?

– Ничего не сон, всё по-настоящему.

– Ты мешаешь мне спать тоже по-настоящему. Иди к себе. Спим.

– Можно я сегодня посплю с тобой? Я не хочу туда возвращаться.

– Послушай, у тебя теперь есть своя комната. Привыкай спать один.

– Я не хочу один. Я боюсь.

– Это твои проблемы. Теперь ты будешь спать один.

– Хорошо. Но можно завтра? Можно сегодня я посплю с тобой?

– Ну ты и трус. Ложись. Только моё одеяло чур не трогать.

– Ладно, не трону.

Лиза подвинулась, но Миша не лёг.

– Можно я буду у стенки?

– Какой же ты всё-таки… Забирайся.

Мальчик влез на кровать, перевалился через сестру и с головой накрылся своим одеялом. Отодвинувшись подальше, девочка подумала, что, возможно, будет спать с братом в одной постели, даже когда ему исполнится четырнадцать лет. Что же получается, тогда ей стукнет двадцать? Именно так – и она будет одинокой старухой! От этой мысли повеяло такой безнадёгой, что Лиза отбросила её и вскоре уснула.

Она опять проснулась из-за того, что кто-то толкнул её в бок. Конечно, брат, кто же ещё! Оказывается, он не только трус, но и врун: сказал, что не тронет её одеяло, а сам и тронул, и даже забрался под него. Миша жался к сестре, весь мокрый от пота, и часто дышал от волнения. Не открывая глаз, Лиза приподняла край одеяла и сунула под него голову.

– Хватит пыхтеть. Ты липкий, фу, отодвинься.

Мальчик выхватил у неё одеяло и накрыл им обоих.

– Тихо, – прошептал он. – Слушай.

– Что слушать-то? Как ты…

Лиза замолкла, потому что в дальнюю стену кто-то постучал – ритмично, будто бы воспроизведя какую-то мелодию. Пару секунд было тихо, а потом стук раздался вновь, только теперь к прежней череде звуков добавились ещё несколько тактов.

Девочка почувствовала, как у неё холодеют ступни, а в груди, наоборот, горячим пузырём набухает страх. Она постаралась взять себя в руки.

– Это заводной робот стучится в твоей комнате? – теперь Лиза тоже шептала. – Ты что, решил меня разыграть?

– Это не я. И не робот. Мне кажется, это домовой. Слушай.

Сестра напрягла слух и – сама невольно прижалась к брату. В комнате – не Миши, а её! – послышались чёткие шаги: кто-то прошёлся, а затем пробежал, словно шаловливый ребёнок. Девочке больше не были неприятны липкие прикосновения брата, она вообще их не замечала, так как сама вся вспотела от ног до головы.

Ночной гость – а Лиза уже не сомневалась, что это какое-то создание, а не робот или тем более галлюцинация, – опять едва слышно простучал свою мелодию по дверце шкафа, а потом забарабанил в неё, тяжело и однообразно. Казалось, до этого он стучал костяшками кулака, а теперь – ногой.

Девочке живо вспомнилась их старая квартира. Временами местные пьянчуги, перебрав и утратив способность мыслить – если, конечно, они вообще ею обладали, – точно так же барабанили в их дверь, наверное, желая попасть к себе домой.

– Вы не туда попали, уходите отсюда, или я вызову полицию.

Ничего не соображая от страха, Лиза в точности повторила слова, которые всегда говорила пьяницам в таких случаях через запертую дверь. Обычно незваным гостям этого хватало и, как ни были пьяны, они убирались прочь.

Странное дело, после этой рефлекторно брошенной фразы вроде бы ушло и создание. Прошло какое-то время, а ни стука, ни шагов больше не было слышно. Лиза задумалась: может быть, секунды для неё растянулись в минуты и ей лишь кажется, что прошло достаточно времени, а на самом деле пролетело всего несколько мгновений? Тогда она начала отсчитывать про себя, как метроном, – один, два, три… Дойдя до шестидесяти, она остановилась – создание точно ушло.

Набравшись храбрости, она откинула одеяло и забегала испуганными глазами по комнате. Мутный свет луны скрадывал очертания вещей, но зажигать ночник она не стала – пока до него дотянешься, пройдёт целая вечность. Шкаф, стол, обои в расплывчатую ромашку – никаких следов чьих-нибудь ног и вообще ничего необычного. Девочка повернулась к брату и – не увидела его, так как он опять с макушкой и пятками завернулся в одеяло. Она полежала немного, глядя в потолок и приходя в себя, затем положила руку на тряпичный свёрток.

– Ты жив там? Оно ушло.

– А если вернётся? – прогудело из-под одеяла.

– Если б хотело, уже бы вернулось. Или никуда бы не уходило.

Миша высунулся наружу, опасливо посмотрел по сторонам и, перевернувшись на спину, тоже уставился в потолок.

– Я думал, что задохнусь, фу-у-ух.

– А я думаю, ты прав, это домовой. Наш домовой.

– Почему?

– Я вспомнила мелодию, которую он стучал. Она играла у нашего дебильного соседа за стенкой.

– Ну да… Как думаешь, чего он хотел?

– Не знаю.

– Он может прийти ещё?

– Не знаю.

– Может, надо рассказать маме?

– Не надо, ей завтра рано вставать. Да и смысл? Она не верит.

– Вот мы попали. Что же делать?

– Давай спать.

– Я не усну, мне страшно. Что, если он какой-нибудь злой?

– Не бойся, если что, я тебя защищу.

– Ну да… Спокойной ночи.

– Да.

Немного погодя Миша мирно засопел, а Лиза ещё долго не смыкала глаз. Что, если домовой в самом деле вернётся? И что, если он и правда злой? Она вспомнила пластмассовую клетку, которая грохнулась на пол, когда Генерал брызнул на камин. Что ж, если так, то она защитит брата – кто, если не она? – по крайней мере, изо всех сил постарается. Только кто защитит её?

2.

Когда Лиза проснулась, солнце за приоткрытым окном уже поднялось и утренний концерт воробьёв, который они давали из яблоневых ветвей, был в самом разгаре. Миша сопел под боком, отвернувшись к стенке, и разбудить его не могли ни пронырливые лучи, ни заливистое щебетание.

Откинувшись на подушку, девочка глядела на ясное небо и прокручивала в памяти вчерашние события: прощание со старой квартирой, новоселье, визит Олега Ильича, а потом и домового. Последнее происшествие сейчас показалось ей далёким и несущественным, как ночной кошмар, который теряет свою живость при свете дня. Куда важнее было всё остальное и в особенности то, что сегодня мужчина опять пожалует к ним в гости. Она тихо встала, чтобы не разбудить брата, и вышла из комнаты.

Мама уже уехала на работу, оставив на дверце холодильника записку. «Миша, Лиза, сходите в магазин и купите продуктов. Курицу и мясо в морозилку не кладите, чтобы к моему приезду они разморозились и я сразу начала готовить. Кроме этих продуктов больше ничего не покупайте. Мороженое тоже. Чек принесите. Деньги на столе. Спасибо». Дальше шёл сухой список продуктов с наименованием и количеством, как в какой-нибудь товарной ведомости.

– Он больше не приходил? – услышала она позади себя сонное бормотание Миши.

– Ещё нет, но сегодня придёт… Ой, кто? Ты про кого? – Лиза обернулась.

– Домовой, – по лицу мальчика было видно, что ночная история не даёт ему покоя до сих пор.

– Не приходил. Зато кое-кто другой придёт, – девочка показала ему записку.

– Мороженое тоже… Чек… Раньше мама никогда не просила принести чек.

– Раньше мы её никогда так и не доставали. Это чтоб мы лишнего не купили. Ну и пусть, обойдёмся без мороженого. А вот что ничего другого не купить, это плохо: у меня своих денег вообще нет.

– А что ты хотела купить другое?

– Скажем, жидкое слабительное и шприц.

– А что такое слабительное?

– Ну это такая штука, которую ты проглатываешь, а потом бежишь в туалет. По-крупному. Очень по-крупному.

– А, я понял. Зачем тебе это?

– И всё-таки ты дурень, каких поискать. Затем, что сегодня мы испечём пирог, добавим в него слабительного и в качестве извинения угостим им вонючку.

– А-а-а, я понял! Но… как же мама? Она опять расстроится.

– Ну и что? Посидишь в своей комнате остаток вечера – умрёшь?

– Наверное, нет.

– Не наверное, а точно. За это не переживай. У нас есть проблемка поважнее: нам придётся раздобыть всё нужное без денег.

– И как нам это сделать? Мы же не можем украсть.

– Украсть? Это как раз можем. Жди тут.