Текст книги "Домовой"

Денис Вонсаровский

ДОМОВОЙ

0.

Мрачная история в ярком доме

Приложив руку к сердцу, заявляю: вся эта мутная история – чистейшая правда. Случилась она не то в Касл-Роке, не то в Сайлент Хилле, не то в Твин Пиксе. Короче говоря, где-то там на их Западе.

Постойте, я сказал, мутная история? Мрачная. Ой, мрачная! И не надо хихикать – это не комедия. Хмуриться тоже не рекомендую – это и не страшилка. Вот, что-то среднее самое то – приветливый взгляд и простая улыбка. Потому что, хоть и мрачная, история эта тоже что-то среднее – в ней есть всё, как в жизни, а на жизнь всё-таки лучше смотреть улыбаясь.

Так вот, произошло это одним студёным октябрьским вечером, а началось – с телефонного звонка в полицейский участок. Шериф Каллахан сидел у себя в кабинете, положив на стол ноги в ковбойских сапогах, и смотрел чёрно-белый бейсбол по карликовому телевизору. Вздрогнув от резкого звона, он как следует чертыхнулся, отложил пончик, поправил свою широкополую шляпу и наконец снял трубку.

Звонила престарелая мисс Фицджеральд, которая ни черта не разбирала, когда ей кричали на самое ухо, зато слышала всё, что творилось в домах по соседству. В трубке пиликала какая-то музыка, скрипела старушка и свистела её беззубая болонка. Так что ответственному шерифу даже пришлось выключить любимый бейсбол, чтобы понять, в чём дело.

А оно заключалось вот в чём. Соседи мисс Фицджеральд – мистер и миссис Пиккенс – были людьми творческими, эксцентричными и независимыми, по-нашему – того. Днём они в едином порыве умиротворённо писали картины, музыку, стихи да и вообще всё, что только можно, а также всё, что категорически неприлично писать. По вечерам же экзальтированная парочка закатывала друг дружке такие скандалы, что гремело во всю Джон-стрит, по-нашему – ивановскую. Возвышенные натуры, что с них взять! Каждый день их художественные взлёты и экзистенциальные падения повторялись прямо-таки с акробатической точностью – именно это и стало причиной тревожного звонка мисс Фицджеральд: сегодня вечером из логова Пиккенсов (sic!) не доносилось ни звука и свет ни в одном окне не горел. Такая вот чертовщина. Конечно, они могли куда-нибудь отбыть – благослови Иисус, надолго. Да только не надейтесь – их семейный Форд 91-ого года выпуска стоял на лужайке перед домом. И никаких сомнений тут не было – это точно их страшилище, прегадкого жёлтого цвета и с нахальными красными буквами во весь багажник «ДВ», то есть первыми буквами их имён, которые и произносить-то противно.

Каллахан три раза поблагодарил мисс Фицджеральд за проявленную бдительность, а когда понял, что она ничего не расслышала, от всей души пожелал ей скорейшего сна в гробу и повесил трубку. Посмотрев в телефонном справочнике номер Пиккенсов, он позвонил им, но ответом ему были лишь долгие гудки.

Шериф хмуро глянул на пончики, которых осталось целых 13, затем включил телевизор и, сделавшись ещё суровей, быстро выключил – не прошло и половины игры. Он мог бы отправить на вызов своего помощника Смити, да беда в том, что сегодня Каллахан по-отечески отпустил его с совместного дежурства к семье в честь Дня благодарения. Всё равно в их захолустном городишке не случалось ничего серьёзней праздников и похорон (потому-то шериф и осел здесь, чтобы спокойно скоротать закат своей долгой карьеры). И вот случилось. Случилось то, что теперь этот носатый индюк Смити трескает индейку в тепле – чтоб ему самому треснуть! – а шефу придётся идти на холод и проверять чёрт знает что.

Ему хотелось бы думать, что, в сущности, ничего странного в длинных гудках, тёмных окнах и тихом доме Пиккенсов нет, но не тут-то было. Каллахан сам жил на Джон-стрит – и всё это в самом деле было очень подозрительно. Выругав мисс Фицджеральд, чету Пиккенсов и помощника Смити, а потом ещё раз в обратном порядке, он натянул кожаную куртку с золочёной бляхой и овечьим подбоем – и отправился исполнять свой непростой служебный долг.

В этот праздничный вечер, когда горожане сидели со своими семьями за домашним столом и… и помощник Смити тоже, чёрт бы его разобрал! – этим вечером дом Пиккенсов выглядел как-то особенно мрачно. На его бледном фасаде не светилось ни единого огонька, а на крыше вертелся флюгер в виде ржавого кота с погнутым хвостом и жалобно поскрипывал, словно сам был живой, а хвост его – уже нет.

Шериф позвонил в дверь, но ему не открыли. Тогда он обошёл дом кругом и обнаружил, что одно окно в первом этаже разбито. Дело было явно тёмное, он щёлкнул фонариком и посветил в чёрную пасть окна, скалившегося блестящими осколками.

Как ни старался Каллахан, ничего рассмотреть ему так и не удалось. Он раз-другой позвал Пиккенсов и, не получив ответа, решился на отчаянный шаг – вторгнуться на частную собственность. Он по рации сообщил о своём намерении диспетчеру Скрабблу, но и тот не отозвался. Версии было две: либо тут и впрямь творилась какая-то чертовщина, либо Скраббл променял свою ночную смену на «Ночную смену» Стивена Кинга – сидя на служебном унитазе. Второе показалось шерифу куда более вероятным. Он сердито сплюнул себе под ноги и принялся за дело.

Каллахан осторожно вытащил из нижней части рамы крупные осколки, затем постлал куртку и, буркнув «джеронимо», нырнул в стеклянную прорубь морским котиком. Нет, не спецназовцем по-нашему, а лаптевским моржом.

Внутри темень была хоть глаз не отрывай, а тут ещё фонарик замигал и вовсе погас. Это уже, вне сомнений, была сущая чертовщина, а значит, дальше с шерифом должно было произойти нечто ужасное. Решив не испытывать судьбу, он нащупал выключатель, стукнул по нему кулаком и – зажмурился. Но не от колкого света, нет. Он наконец увидал мистера и миссис Пиккенс, да в таком количестве, что зарябило в глазах.

С портретов, которыми были увешаны все четыре стены, на него смотрели хозяева дома, выполненные в самых разных позициях и антуражах. Вот миссис Пиккенс в седле, вот миссис Пиккенс в наготе, вот мистер Пиккенс в маргаритках, вот мистер Пиккенс в нирване, вот мистер Пиккенс в миссис Пиккенс, а вот миссис Пиккенс в…

Шериф опять зажмурился. Не сделай он этого, у него бы точно случился эпилептический приступ от всего этого многообразия одной и того же. Жуткий оптический эффект усугублялся тем, что стены гостиной – а наш герой находился именно в ней – были выкрашены в розовый цвет, до того едкий, что им можно пытать дальтоников. Возвышенные натуры, что с них взять.

Каллахан кое-как совладал с собою и только сейчас заметил, что в комнате был подозрительный беспорядок: домашняя утварь валялась на полу, словно бы здесь приключилась жестокая драка. Не теряя ни минуты, он отправился на дальнейшие розыски.

Как выяснилось, всё это время миссис Пиккенс находилась на кухне. Прислонясь к стене, она сидела на полу в чём мать родила – и кое-чего, что мать родила, у неё совсем не было, а именно головы. В ногах у трупа валялась двустволка со спущенными курками.

«Немаловероятно, жертва решила сама себе сделать страйк-аут», – подавив позыв к рвоте, профессионально подумал шериф, большой любитель не только бейсбола, но и «Друзей». Только не спрашивайте, что значит страйк-аут, я и сам в бейсболе ни хита не понимаю. Но мы отвлеклись.

В версии о самоубийстве Каллахан мигом усомнился, так как подметил кое-что странное. На кухне был страшный погром, будто бы перед тем, как уйти из жизни, миссис Пиккенс с кем-то люто повоевала. В пользу этого говорили и многочисленные синяки со ссадинами и кровавыми подтёками по всему её белому телу.

Была и ещё одна странность. После того как жертва угомонилась навсегда, кто-то кощунственно размалевал её зелёной краской – такой же ядовитой, как на стенах в розовой гостиной и здесь, на голубой кухне. Вы спросите, почему она сама не могла этого сделать перед смертью? Очень просто: некоторые особенно грубые мазки соскальзывали с тела на стену и пол – и, судя по их расположению, после этого оно оставалось неподвижным.

Каллахан сразу догадался, кто мог совершить такое злодейство – в доме жили лишь двое. Нужно было как можно скорее найти подозреваемого, и он двинулся дальше. По пути, разумеется, наш герой не забыл достать свой шестизарядный Смит-Вессон, которым в случае чего можно уложить добрую дюжину злобных мистеров Пиккенсов – одну половину пулями, а другую с размаху.

Когда он поднимался на второй этаж, наверху где-то совсем рядом что-то глухо стукнулось об пол, а потом по лестнице, ведущей на чердак, простучали дробные шажки. Ни дать ни взять пробежал озорной ребёнок.

Будучи человеком степенным, шериф не бросился сломя голову вдогонку. Вместо этого он медленно поднялся на второй этаж и зажёг свет в коридоре. Он пошёл было дальше, но остановился.

Через распахнутую дверь Каллахан наконец увидел мистера Пиккенса – в супружеской спальне с сиреневым ложем на оранжевом фоне. Хозяин дома лежал на разобранной постели в чём мать родила, прикованный пушистыми наручниками к кроватной спинке, – и хвала небесам, всё, что мать родила, было по-прежнему при нём!

Шериф позвал мистера Пиккенса, но тот не откликнулся. Тогда он поразмыслил, как разумней поступить, и пришёл к резонному выводу, что прежде всего будет лучше проверить несчастного пленника и, если понадобится, оказать ему первую помощь. Всё равно таинственному беглецу никуда не деться: чердак, на который он удрал, – без окон, а лестница, по которой оттуда можно спуститься, – под метким глазом Каллахана и дулом его верного друга.

Включив в спальне свет, он первым делом заметил на полу брошенную малярную кисть и опрокинутую банку с пролившейся зелёной краской. Вслед за этим стало понятно, что никакая помощь мистеру Пиккенсу уже не понадобится: кто-то стянул его горло гибкой проволокой и завязал её – вот уж действительно – смертельным узлом.

После того как жертва умолкла навечно, злодей принялся глумиться над телом – оно было в таких же зелёных мазках, как и труп миссис Пиккенс. Но гнусный ритуал так и не был завершён – Каллахан помешал своим внезапным вторжением. Оставалось найти беглеца и воздать по заслугам, а уж руками или .357 Магнумом – это как получится.

Шериф замер у лестницы, которая под крутым углом вела на неосвещённый чердак, сотряс тишину своим именем, а затем уже именем закона потребовал выйти из темноты. В ответ – ничего. Он изо всех сил напрягал зрение, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, и тут из мрака прямо ему в глаз брызнула струя какой-то жидкости.

Каллахан отпрянул от лестницы, но уже через секунду опять подскочил к ней – с револьвером наизготовку и весь красный как варёный рак… простите за оговорку, я недавно из бани – конечно, как краб. Что бы выдумали? Негодяй, который прятался на чердаке, самым наглейшим образом помочился представителю закона прямо в лицо! За годы службы в разных городах и штатах шериф повидал всяких подонков, но чтобы таких дерзких – нигде и никогда. Ведомый не столько долгом, сколько подмоченным достоинством, он осторожно поднялся по скрипучей лестнице, пошарил рукой по шершавой стене и, найдя выключатель, зажёг свет.

К своему удивлению, наверху он не обнаружил ни одной живой души. Чердак был завален кипами исписанных листов и коробками со всяким хламом, а в центре его монументально возвышалась чугунная печка на фигурных ножках – времён, наверное, Первой мировой или даже Гражданской войны. Вот и всё, что он тут увидел.

Каллахан подумал, что, быть может, подлец притаился за печкой, но, подойдя к ней, он и здесь никого не нашёл. Между делом он приметил, что старинный агрегат был весь выкрашен знакомой зелёной краской. Вряд ли это сделал тот, кто надругался над телами мистера и миссис Пиккенс – слишком уж аккуратными тут были мазки, да и сделали их явно не сегодня. Наверняка хозяева сами когда-то постарались, переживая очередной творческий припадок, – и превратили симпатичный раритет в чугунный огурец на лягушачьих лапках. Шериф ещё больше укрепился в своей догадке, когда увидел на боку печки подпись красной краской «ДВ». Возвышенные натуры, что с них взять… было.

Тут он обратил внимание на гитару, которая лежала рядом на полу. Его намётанный глаз сразу же зацепился за то, что у неё не было двух струн. Похоже, именно здесь злоумышленник раздобыл орудие для убийства. Он чуть-чуть повернул гитару кончиком револьвера, и взгляду его предстало то, от чего у него проскользил холодок по спине, взмокшей под тёплой курткой.

На чёрном грифе виднелся чёткий отпечаток ладони, перепачканной зелёной краской, – отпечаток такой же свежий, как мазки на трупах мистера и миссис Пиккенс. Пятерня была совсем крошечная, детская, если не сказать – трогательная. Это и взбудоражило Каллахана: что за ребёнок мог совершить такое страшное преступление? Не ребёнок – чудовище.

Вдруг шериф своим цепким слухом ухватил какую-то возню сзади. Не вставая с корточек, он резко повернулся, чтобы взять подонка на мушку, кем бы тот ни оказался, – и тут его в лоб с хрустом ударил бильярдный шар, вылетевший из-за коробки с вещами. Выронив револьвер, он повалился навзничь и сжал руками голову, в которой, казалось, случился натуральный ядерный взрыв. Тем временем по полу застучали шажки – от той самой злосчастной коробки к поверженному Каллахану.

Боль была такая, что шериф даже не мог открыть глаза – к своему несчастью. Внезапно в шею его впилось что-то тонкое, обхватило жгучей петлёй и затянулось так, что стало невозможно дышать. Что-то? Струна! Вторая струна, которую подонок сдёрнул с гитары.

Надо отдать должное нашему несчастному герою – при всей кошмарности положения он не растерялся. Одной рукой он попытался освободиться от удавки, а другой – схватить подлого убийцу. Но рядом по-прежнему не было ни одной живой души, и его скрюченные пальцы всё время цеплялись лишь за обычный воздух.

Как он ни силился, проклятую струну никак не получалось ни сорвать, ни снять, ни хотя бы ослабить – неуловимый душитель завязал её слишком крепким узлом. Силы быстро покидали Каллахана, вскоре он повесил обмякшие руки и высунул онемевший язык.

Под черепом у него по-прежнему пылало и рокотало, однако больше это не имело значения. Он лежал на боку и смотрел вперёд потухавшим взглядом. А прямо перед ним стояло какое-то человекоподобное создание – невысокое, от силы фута три, то есть метр без кепки. Но самое главное – оно было совершенно прозрачным, как воздух. Шериф видел его, во-первых, потому что оно в разных местах было испачкано зелёной краской, а во-вторых, потому что теперь оно не пряталось. Он с трудом поднял непослушную ладонь, но его восковые пальцы прошли сквозь загадочное существо, как через всё тот же воздух. Живой мираж неподвижно стоял рядом, пока человек умирал. В любых других обстоятельствах у Каллахана пронесся бы целый рой мыслей от столь странного зрелища. Но не сейчас – больше всё это не имело вообще никакого значения. Как и он сам.

Все три трупа на следующий день нашёл помощник шерифа Смити. Обнаружив своего посиневшего шефа на чердаке, он пулей вылетел из дому, упал коленями на газон и исторг из желудка всё его обильное содержимое, которое сидело в нём ещё со вчерашнего праздника. Так и не решившись вернуться внутрь, помощник по рации вызвал коронера, затем попросил прислать полицию штата и, само собой, ребят из ФБР.

Орава экспертов тщательнейшим образом изучила тела и обследовала весь дом от чердака до подвала. И что же они нашли? А дырку от пончика, или, если угодно, целый мешок дырок – без бубликов. Нет, конечно же, всевидящее око со всеувеличивающей лупой замирало над зелёными отпечатками крохотных ладоней, и не раз. Да только впоследствии поиск по базе малолетних преступников ничего не дал. В конце концов власти опечатали дом с официальной формулировкой «до выяснения дальнейших обстоятельств».

Так и стоял этот дом, пустой и зловещий, до тех пор, пока примерно через год в нём не случился пожар. Огонь уничтожил решительно всё за исключением мрачных слухов, которые бродили между соседями. Поговаривали, что в бывшем доме Пиккенсов жил демон и кто-то из добрых обывателей решил избавиться от него – вместе с домом. Некоторые полагали, что это сделала мисс Фицджеральд, но никто не решался сказать ей это в лицо. Во-первых, избегали ворчливой старушки, а во-вторых, она бы всё равно ничего не услышала. Через пару лет мисс Фицджеральд скоропостижно отдала душу Иисусу, нечаянно прихватив с собой ненаглядную болонку, которую в этот драматический момент купала в ванне, полной воды с душистым шампунем. И так и остались без ответов извечные вопросы: кто на самом деле был во всём виноват и кто именно что сделал?

Но я-то догадываюсь, кто виноват, да и вы наверняка тоже. Это домовой. Всем известно, что домовые добрейшие создания, которые живут за печкой, или на печке, или под печкой, или в печке – это уже кому из них как удобней. Но и гнев этим неведомым существам не чужд. Не буду утомлять вас подробностями о том, почему домовой Пиккенсов так жестоко поступил с храбрым шерифом и своими чудными хозяевами – в слове «чудными» ударение ставьте как вам по душе. Не стану расписывать и то, что именно произошло в пресловутом доме до появления в нём нашего теперь уже бывшего героя. Суть не в этом.

По телевизору нам твердят, что мы не такие, как они там на своём Западе, что мы умнее, храбрее и сильнее. Врут. Наглейше врут! И знаете почему? Потому что домовые везде одинаковые. И если уж кто-то из них по какой угодно причине выйдет из себя, то берегитесь. Это абсолютно одинаково касается и их там, и нас тут.

1.

Посвящается Генералу, храброму воину из «Кошачьего глаза». И любому другому воину тоже – не из «Кошачьего глаза», но с ними.

***

– Мама, ну расскажи, почему мы переезжаем? – спросил восьмилетний Миша с заднего сиденья семейной Мазды 5, которая навсегда уносила его непонятно куда, зато известно откуда.

– Я тебе уже сказала, молодой человек, фиг, – мама рулила и старалась не отвлекаться от дороги. – Войдёшь в новый дом и сам всё поймёшь.

– Ну, мама! – не унимался мальчик. – Ну расскажи! Расскажи! Расскажи!

– Вот разошёлся, – мама улыбнулась ему через зеркало заднего вида и перевела глаза на дочь, сидящую рядом с сыном. – Милая, успокой его там, а то он так до самого приезда не угомонится.

– Между прочим, мне тоже интересно, почему мы переезжаем, – четырнадцатилетняя Лиза поиграла пальцем в пластмассовой клетке у себя на коленях, в которой сидел кот и одурело озирался. – Думаю, и Генералу это интересно. Да, Генераша?

– Да! – пискнул Миша за кота. – Генерал тоже хочет знать! Раскажи-ы-ы-ы!

– Значит, все против меня. Ладно, сдаюсь. И как побеждённая я имею право на последнее желание.

– Какое ещё желание? – мальчик наморщил лоб, предчувствуя подвох.

– Хочу сыграть с вами в одну игру, про нашу бывшую квартиру. Она называется «Знаю, не знаю». Всё равно нам ещё ехать и ехать, делать нечего, вот и развлечёмся. М?

– Какая-нибудь дурацкая игра, – Лиза облокотилась на клетку и уткнулась подбородком в кулак.

– Ну почему, очень даже неплохая. Правила такие: каждому из вас я буду задавать вопрос о нашей старой квартире, а вы будете говорить, знаете ответ или нет. Уверена, в конце игры вы поймёте, что сами знаете, почему мы оттуда съехали. Если получится именно так, то оставшуюся дорогу вы просидите смирно и не будете мешать мне рулить. А если не так, то я сама вам всё подробно объясню. Ну и награжу мороженым. Согласны?

– Да! – Миша даже подпрыгнул от такой сладкой неожиданности.

– Не дёргайся ты, Генерала пугаешь, – девочка закрыла собою кота от егозливого брата. – Давай сыграем. Не хочу я мороженое, мне просто интересно, что ты придумала.

– Тогда поехали. Лиза, ты первая. Когда Миша был совсем вот такусенький, ты часто жаловалась мне на него и говорила, что хочешь, чтобы он жил в духовке. Знаешь, почему?

– Придумай что-нибудь потруднее. Потому что он гадил в горшок в нашей с ним комнате – отвратительно. После него убирай, не убирай – такая вонища стояла, брр.

– Вот что ты врёшь-то! – надулся мальчик.

– Кажется, тут кто-то опять подванивает, – хихикнула девочка. – Даже вон Генерал в угол забился.

– Он забился, потому что ты его достала! И меня тоже, потому что ты врёшь!

– Фу-у-у.

– Врёшь! Врёшь!

– Ну всё, хватит. Лиза права, было такое. Следующий вопрос к тебе, молодой человек. И сдуй щёки, когда к тебе обращаются. Совсем недавно ты подошёл ко мне и признался по секрету, что хочешь кое-кого придушить. Знаешь, почему?

– Ну знаю. Потому что… – Миша поймал на себе недобрый взгляд сестры и замялся. – Но я не собирался придушивать, я только хотел…

– Так почему? – перебила мама.

– Потому что она своими дурацкими учебниками заняла всю полку и мне некуда было поставить нового Лего Бионикл.

– Дюрецкими, – передразнила девочка. – Вот дорастёшь до моих лет, тогда узнаешь, кто из вас больше дурацкий, ты или учебники.

– Мама! Скажи ей, чтоб она не обзывалась!

– Милая, не обзывайся, пожалуйста. Миша всё правильно сказал – это я не про учебники. Внимание, переход хода – и следующий вопрос. Лиза, в последнее время ты часто жаловалась мне, что не высыпаешься. Ты знаешь, почему?

– Лучше б не знала. Потому что сосед наш – дебил. И музыка у него дебильная. Каждый день одно и то же – тум-тум-тум. О-о-о, зла не хватает.

– Верно. Миша, теперь ты. Ты боишься, когда у нас дома звенит посуда и дрожит мебель. Знаешь, почему такое происходит?

– Ты спросишь тоже! Потому что у нас рядом с домом проезжает метро.

– Не метро проезжает, а поезд метро, дурень, – Лиза щёлкнула брата по уху.

– Мам! Теперь она ещё и дерётся! Скажи ей!

– Лучше я тебе скажу, а не ей: ты прав, молодой человек. А теперь успокоились и помирились, потому что на следующий вопрос вам придётся ответить вместе. Вы оба боитесь ходить по нашему подъезду. И знаете, почему?

– Знаем, – понурился мальчик. – Потому что там страшно.

– Тоже мне Капитан Очевидность, – фыркнула Лиза. – Потому что там ошиваются всякие морды, пьют, курят, ко всем пристают и долбятся в чужие двери.

– Так и есть. Теперь сложите всё это вместе и получите подробный ответ, почему мы оттуда съехали. Итак, вы знаете, почему?

– Потому что там морды, – пробубнил мальчик.

– И дебил, – буркнула девочка.

– И она, – Миша мотнул чёлкой в сторону Лизы.

– И он, – сестра пхнула брата плечом.

– То есть неуютно, шумно и тесно в переводе на человеческий язык. Абсолютно правильно! – торжествовала мама. – Вы такие умные, вас только обыгрывать! Это я сейчас вообще без сарказма говорю. Ну что же, теперь вы сами всё знаете. Я победила.

– И что, мороженого теперь не будет? – в глазах мальчика отразилась прямо-таки вселенская грусть, и он шмыгнул носом, намекнув миру, что Большого взрыва долго ждать не придётся.

– Лиза сразу не хотела, поэтому ей не будет. А ты хотел, и тебе будет. Приедем, и будет.

– Уррра! А тебе сопля на палочке, ме-е-е! – Миша состроил рожу и показал сестре язык.

– Да ты сам ещё сопля. Смотри, не подавись. Мама, а в нашем новом доме лучше?

– Поверь, милая, гораздо лучше.

– Какой он?

– А вот этого не скажу, как ни пытайте. Хочу, чтобы это стало для вас сюрпризом. Надеюсь, это будет очень приятный сюрприз.

– Да уж, сюрприз, – вздохнула дочь. – За чёрт знает сколько километров от центра.

– Не за чёрт знает сколько километров, а всего лишь в пригороде. Там, знаешь, как хорошо! Свежий воздух, тишина, мало машин, никакого тебе метро и пьяных, как вы любезно выразились, рож.

– Морд, – поправила Лиза.

– Простите за бестактность, морд. В общем, вам это пойдёт только на пользу.

– Как же мы будем ездить в школу? – вдруг озадачился Миша.

– Перед занятиями я буду вас подвозить, а возвращаться будете вместе на электричке. Тут ехать-то всего двадцать минут.

– Хорошо ты придумала, – девочка улыбнулась одними губами.

– Хорошо, – кивнула мама.

– Теперь мне ещё и в электричке с ним нянчиться.

– Вообще-то, милая, пока я работаю, это твоя прямая обязанность. И не нянчиться, а заботиться.

– А если я погулять захочу? Без него погулять.

– Захочешь погулять, погуляешь. Но только после того, как передашь его мне.

– Мне не с кем гулять, у меня нет друзей, потому что мне постоянно приходится быть с ним. Водить в школу, из школы, сидеть дома, уроки делать, кормить – ладно хоть задницу не подтираю. У меня так никогда друзья не появятся.

– Появятся, милая, подрастёт, и появятся. Надо только немного потерпеть. Он ведь твой брат.

– Брат, – Лиза измерила мальчика презрительным взглядом и обняла клетку с котом.

– Да я вообще могу без неё прожить! – выпятил грудь Миша. – И уроки буду сам делать, и в электричке ездить один, подумаешь! На фиг мне такая сестра не нужна!

– Так, перестаньте оба, – мама через зеркало серьёзно глянула сначала на одного, потом на другую. – Сегодня не тот день, чтобы портить друг другу настроение. И запомните: вы брат и сестра, ближе у вас никого нет. Вам беречь надо друг друга, а не шпынять. Надеюсь, когда-нибудь вы это поймёте. Мне бы очень хотелось.

Дети замолкли и, как бы маме ни хотелось, отсели друг от дружки подальше. Лиза уткнулась в книжку, а Миша запустил игру на ноутбуке. Так и ехали все трое, серьёзные и молчаливые, пока у мамы не зазвонил телефон. Она достала его и – просияла.

– Здравствуй, Олег Ильич, а я всё ждала, когда же ты позвонишь! Ну как твой день? На работе как? Ага, ага, ну здорово, слушай. А мы да, едем, уже практически приехали. Да, ага. И сами едем, и с собой кое-что везём. Да нет, всё основное уже грузчики перевезли и я даже по дому расставила. На старой квартире только посуду оставила – там не посуда, а стыдоба. Наконец-то новую купила. Ну да, в новый дом с новыми тарелками и ложками. Ага. Нет, это всё уже тоже там, а у нас с собой всякие личные ценности-бесценности, у каждого свои. Кстати, хотела тебя попросить. Может, ты подъедешь и поможешь перенести в дом коробки? Тут не очень много. Да? Ну ладно… Да я понимаю, что поделаешь, работа. Угу, угу. Ну а вечером ты придёшь? Мы планируем новоселье, с пиром, всё как полагается. Отлично, будем ждать! И молодёжь, конечно, ждёт. Хорошо, до встречи, целую, пока!

– Что он сказал? – дочь закрыла книжку. – Придёт?

– Придёт! – мама так и сияла, так и сияла.

– Чёрт, – девочка куснула губу от досады.

– Что это ещё за разговоры! Он не чёрт, а вполне приличный и умный человек. Знаешь, не каждый может похвастаться, что ведёт свои новости по телевизору. И кстати, вы ему очень нравитесь.

– Зато он нам нет, – Лиза скрестила руки на клетке с Генералом.

– Да! – мальчик отложил планшет. – От него воняет носками, и он хлюпает чаем!

– Все мы не без недостатков. Это нормально, привыкните.

– Может, мы не хотим привыкать.

– Да! И он нам не нужен!

Дети и не заметили, как в едином порыве снова придвинулись друг к дружке.

– Ну что мне с вами делать? – мама покачала головой.

– А ничего не делать, – предложила девочка. – Пусть всё будет как было, и чтобы он к нам не ходил.

Мама ничего не ответила, только вздохнула.

– Да! – добавил Миша. – Ты сама сказала, чтоб мы сегодня не портили друг другу настроение. Вот пусть катится куда подальше, а нам и без него будет неплохо.

– Всё! Прекратите это, пожалуйста. И ведите себя вечером хорошо. Нравится вам или нет, но Олег Ильич гость в нашем доме, и вы обязаны вести себя с ним прилично. Так, мы подъезжаем, готовьтесь выгружаться. Я всё сказала. И вы – тоже.

***

– Ничего себе! Это наш новый дом?! Ух ты-ы-ы!

– Мама, у меня просто нет слов. Это… это…

Дети были потрясены сюрпризом до чрезвычайности. Миша заплясал вокруг мамы от радости, а у Лизы не получалось вымолвить ни слова.

Их новый двухэтажный дом – с раз, два, три, пять… с чёрт знает каким количеством окон! – помещался в глубине просторного двора. Ванильные стены, черепичная крыша, крыльцо с фонариком под старину. Разлапистая яблоня обнимала фасад своей мягкой тенью, отчего дом выглядел ужасно мило, как на рекламной картинке. Только никакой рекламой тут и не пахло, а вот яблоками – ещё как, и чуть-чуть дымом костра, который где-то неподалёку развели соседи. В стороне от дома ютилась деревянная беседка, обросшая по бокам малиновыми кустами: хочешь – прохлаждайся себе на скамейке, хочешь – протяни руку и рви ягоды, а хочешь – делай и то, и другое. По плиточным дорожкам и выцветшей траве сновали воробьи, перекликались между собой и поглядывали новых хозяев.

Мама тоже смотрела на новых хозяев – сына и дочь – и при виде их восторженных лиц млела от счастья.

– Мама… – к Лизе наконец вернулась способность говорить. – Почему ты нам ничего не рассказала? Где ты взяла деньги на такие хоромы?

– Не рассказала, потому что хотела сделать вам сюрприз. И теперь ничуть не жалею об этом. А деньги… Ну так. Немножко подкопила, немножко переработала. Немножко продала нашу старую квартиру, которую последний год мы снимали у новой хозяйки.

– Ну дела! – развёл руками Миша.

– Сколько же стоит такая красотень? – спросила девочка.

– Не важно, теперь это наша красотень, – улыбнулась мама, румяная от удовольствия. – Но, скажу вам, ещё весной, когда я его брала, он стоил гораздо дешевле, чем сейчас. Раньше тут жили… не очень благополучные люди, и продавали они его не в лучшем состоянии. Я отремонтировала его за лето, и теперь, как видите, у нас не дом, а конфетка. Правда, есть пара комнат в правом крыле, которые ещё надо расчищать и делать, но этим мы займёмся уже в следующем году. Лету-то кирдык – две недели осталось. Да и с деньгами пока что негусто. Вот подкопим до весны и всё сделаем.

– Мама, я тебя люблю! – мальчик обнял маму за талию.

– Я тоже, – Лиза положила ладонь брату на плечо и поцеловала маму в алеющую щёку.

– И я вас люблю, родные, это для вас, – мама была так счастлива, что у неё заблестели глаза от слёз, она часто-часто заморгала и неловко кашлянула. – Ну ладно, хватит уже на месте стоять, берём коробки, и в дом.

– Подождите! Подождите! – мальчик схватил маму и сестру за руки. – Сейчас нам нельзя заходить!

– Это почему же? – удивилась мама.

– Сначала должен зайти Генерал, – заявил Миша с крайне серьёзным лицом.

– Это ещё почему? – мама удивилась ещё больше.

– Потому что Генерал выберет новое место нашему домовому, где он будет жить, – важно пояснил мальчик. – Мы же его тоже с собой пригласили, если что.

– Что это ещё за игра такая? Ты сам придумал, молодой человек?

– Это не игра, – сказала Лиза с таким же серьёзным видом, как у брата. – Когда вселяешься в новый дом, надо первым запустить в него кота, чтобы он походил, походил и нашёл место для домового. Мы читали, так в интернете написано.

– Лучше б вы книжек больше читали, а не интернет. Шут с ними, и с интернетами, и с домовыми, берём коробки и заходим.