Текст книги "Абсолютная власть"

Дэвид Балдаччи
Абсолютная власть

David Baldacci

ABSOLUTE POWER

Copyright © 1996 by Columbus Rose, Ltd.

This edition is published by arrangement with Aaron M. Priest Literary Agency and The Van Lear Agency LLC

© Перевод на русский язык, С.М. Саксин, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Посвящается Мишель, моему самому близкому другу, моей любящей жене, моему сообщнику по преступлениям: без тебя эта мечта так и осталась бы слабым блеском в усталых глазах

Моим матери и отцу: никакие родители не смогли бы дать больше

Моим брату и сестре, за то, что многое вытерпели от своего младшего брата и по-прежнему остались со мной

Власть развращает,

абсолютная власть развращает абсолютно.

Лорд Джон Дальберг-Актон

Глава 1

Он небрежно повернул рулевое колесо, и машина с погашенными огнями, проехав еще немного, остановилась. Последние камешки щебенки вывалились из канавок протекторов шин, после чего наступила полная тишина. Он посидел, привыкая к окружающей обстановке, затем достал бывалый, но по-прежнему эффективный прибор ночного видения. В фокусе медленно появился дом. Он уселся поудобнее, не спеша, уверенно. На переднем сиденье рядом лежал холщовый рюкзачок. Салон машины был обшарпанный, но чистый.

Машину он угнал. Причем угнал из самого неожиданного места.

Под зеркалом заднего вида висела парочка миниатюрных пальм. Взглянув на них, он мрачно усмехнулся. Возможно, вскоре он отправится в страну пальм. Безмятежная голубая прозрачная вода, бархатные закаты цвета лососевого филе, долгий сон по утрам. Ему нужно убираться отсюда. Пришло время. Сколько уже раз он повторял себе это, однако теперь у него наконец появилась полная уверенность в этом.

В свои шестьдесят шесть Лютер Уитни уже имел право получать пенсию; он был членом Американской ассоциации пенсионеров. В таком возрасте большинство мужчин довольствуются новым делом: осваивают ремесло дедушек, помогая своим детям воспитывать их детей; изношенные суставы ищут покоя в мягких креслах, а артерии оказываются закупорены разным мусором, скопившимся за долгие годы.

Всю свою жизнь Лютер Уитни посвятил одному-единственному ремеслу. Ремесло это заключалось в том, что он тайно проникал в дома и кабинеты других людей, как правило, ночью, и забирал столько принадлежащих им вещей, сколько мог унести с собой.

Хотя Лютер очевидно находился по ту сторону закона, он ни разу не выстрелил из пистолета и не ударил ножом, в порыве ярости или страха, если не считать его участия в той суматошной войне, в которой сошлись Северная и Южная Кореи. И кулаками он орудовал лишь в баре и только в целях самообороны, поскольку пиво делает человека храбрее, чем он есть на самом деле.

Выбирая цели, Лютер руководствовался одним-единственным критерием: он отнимал только у тех, кто с легкостью мог позволить себе потерю. На его взгляд, он ничем не отличался от полчищ тех людей, которые по роду своих занятий постоянно обхаживают богачей, убеждая их покупать совершенно бесполезные вещи.

Добрую часть из своих шестидесяти с лишним лет Лютер провел в различных исправительных заведениях Восточного побережья, сначала усиленного, затем строгого режима. Подобно гранитным глыбам, на его шее висели три судимости в трех разных штатах. Из его жизни были вырваны годы. Важные годы. Но теперь он уже ничего не мог с этим поделать.

Лютер отточил свое мастерство до такой степени, когда можно тешить себя надеждой, что четвертый обвинительный приговор так никогда и не воплотится в жизнь. Последствия следующего провала не таили в себе никакой загадки: ему светил максимальный срок, двадцать лет. А в его возрасте двадцать лет были равносильны смертному приговору. С таким же успехом его можно будет поджарить на костре, как в свое время поступали с особенно нехорошими людьми в колонии Вирджиния. Жители этого штата, имеющего богатую историю, были по большей части людьми богобоязненными, и религия, основанная на принципе возмездия по заслугам, упорно требовала полной расплаты за все прегрешения. В итоге Вирджинии удалось привести в исполнение больше смертных приговоров, чем в каком-либо другом штате, за исключением двух, а лидеры, Техас и Флорида, полностью разделяли моральные принципы своей северной сестры. Но только не за простую кражу со взломом: даже у добрых граждан Вирджинии были свои пределы.

И все же, несмотря на столь огромный риск, Лютер не мог оторвать взгляда от дома – от особняка, разумеется, как полагалось его называть. Особняк вот уже несколько месяцев полностью владел мыслями Уитни. Сегодня ночью этим мечтам суждено было воплотиться в жизнь.

Миддлтон, штат Вирджиния. Сорок пять минут на машине по прямому, как стрела, шоссе, идущему на запад от Вашингтона. Родина обширных поместий с обязательными «Ягуарами» и породистыми лошадьми, каждая из которых обошлась своему владельцу в такую сумму, на какую жильцы многоквартирного дома в неблагополучном районе смогли бы прожить целый год. Дома в этих краях, отстоящие далеко друг от друга, блистающие великолепием, гордятся своими именами. От Лютера не укрылась ирония, скрытая в названии его нынешней цели: «Амулет»[1]1
  Непереводимая игра слов: copper – амулет в виде медного диска, который носили индейцы как знак богатства и власти – также имеет значение «полицейский». – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть].

Приток адреналина, сопровождавший каждое дело, всегда оказывался не таким, как прежде. Лютер сравнивал это с тем, что чувствует отбивающий в бейсболе, небрежно семенящий по базам, никуда не торопясь, после того как мяч, получивший хороший удар, отлетел куда-то далеко в сторону. Зрители вскочили на ноги, пятьдесят тысяч пар глаз прикованы к одному-единственному человеку, весь воздух земли словно втянулся в одно замкнутое пространство – и вдруг высвобождается блистательной дугой, описанной куском дерева в руках этого человека.

Лютер окинул местность долгим взглядом своих еще острых глаз. Тут и там ему подмигивали светлячки. В остальном он был совершенно один. Какое-то время Уитни слушал нарастание и спад цикад, затем их нестройный хор растворился в фоновом шуме – настолько вездесущим он был для каждого, кто долго прожил в этих краях.

Проехав еще немного по шоссе, Лютер свернул на грунтовую дорогу, вскоре закончившуюся у густой рощи. Свои тронутые сединой волосы он скрыл под черной вязаной шапочкой, обветренное лицо вымазал черной краской; остались только спокойные зеленые глаза над квадратным подбородком. Мышцы его поджарого тела, как всегда, были упругими. У него сохранилось телосложение бойца спецназа, каковым он когда-то и был.

Лютер вышел из машины и, присев на корточках за деревом, осмотрел свою цель. «Амулет», подобно многим сельским домам, владельцы которых уже давно отошли от сельского хозяйства, сохранил на въезде чугунные ворота на кирпичных столбах-близнецах, но ограды не было. На территорию поместья можно было запросто попасть с дороги или через лес. Лютер вошел через лес.

Ему потребовалось две минуты, чтобы добраться до края засаженного кукурузой поля, примыкающего к дому. Несомненно, владельцу можно было не выращивать в своем огороде овощи, чтобы прокормить себя, но ему, похоже, пришлась по душе роль сельского сквайра. Лютер ничего не имел против, поскольку это позволяло ему скрытно подойти почти к самой входной двери.

Выждав немного, он скрылся в плотных объятиях стеблей кукурузы.

Земля была мягкой, поэтому его кроссовки практически не производили шума, что было важно, ибо здесь любой звук разносился далеко. Он смотрел прямо вперед; его ноги, имея большой опыт, тщательно выбирали путь среди редких рядов кукурузы, компенсируя небольшие неровности почвы. После сводящего с ума удушливого летнего зноя ночной воздух казался прохладным, но все-таки он был не настолько холодным, чтобы дыхание образовывало крошечные облачка пара, которые мог бы увидеть издалека чей-нибудь бдительный или бессонный взгляд.

За последний месяц Лютер уже несколько раз отрепетировал эту операцию, неизменно останавливаясь на краю поля перед тем, как покинуть ничейную землю и шагнуть на территорию поместья. Каждую мелочь он мысленно прокрутил не одну сотню раз, до тех пор пока у него в сознании не отпечатался четкий сценарий из движений, ожидания и новых движений.

Присев на корточки на кромке поля, Уитни еще раз медленно огляделся по сторонам: торопиться незачем. Собак нет: очень хорошо, об этом можно не беспокоиться. Человек, каким бы молодым и резвым он ни был, просто не сможет убежать от собаки. Но еще больше Лютеру не нравился их громкий лай. Наружная сигнализация отсутствовала – вероятно, потому, что многочисленные популяции оленей, белок и енотов, бродящих вокруг, приводили бы к постоянному ее ложному срабатыванию. Однако в самом ближайшем времени Лютеру предстояло столкнуться с высококлассной охранной системой, отключить которую он должен будет за тридцать секунд – и это включая десять секунд на то, чтобы снять с панели крышку.

Патруль частной охранной фирмы проехал мимо дома тридцать минут назад. Доморощенные полицейские теоретически должны были постоянно менять маршрут обхода, однако за месяц наблюдений Лютер легко установил закономерность. У него будет по меньшей мере три часа до следующего появления патруля. Но столько времени ему и не потребуется.

Вокруг царила кромешная темнота, а густой кустарник, эта животворная кровь воровского сословия, прилип к кирпичным стенам, подобно кокону гусеницы в ветке дерева. Лютер проверил все окна дома: везде темно, везде тихо. Он лично проследил за тем, как два дня назад караван, увозящий всех обитателей дома, отбыл в южные края, – и тщательно пересчитал всех хозяев и прислугу. А до ближайшего поместья добрых две мили.

Лютер собрался с духом. Он тщательно все просчитал, однако в его ремесле истина заключалась в том, что предусмотреть все нельзя.

Расслабив лямки рюкзачка, он выскользнул из зарослей кукурузы и длинными плавными шагами пересек лужайку, меньше чем через десять секунд оказавшись перед массивной входной дверью из прочного дерева, усиленного стальной рамой. Дверь была оснащена запорной системой, занимающей верхнюю строчку в рейтинге надежности. Однако Лютера все это нисколько не беспокоило.

Достав из кармана дубликат ключа, он вставил его в замочную скважину, однако поворачивать не стал.

Еще несколько секунд он прислушивался. Затем снял рюкзак и переобулся, чтобы не оставлять следов грязи. После чего приготовил электрический шуруповерт: он откроет доступ к электрическим схемам сигнализации, которые ему нужно будет обмануть, в десять раз быстрее, чем это можно было бы сделать голыми руками.

Следующий элемент снаряжения, который Лютер аккуратно достал из рюкзачка, весил ровно шесть унций, имел размеры карманного калькулятора и, если не брать в расчет его дочь, был лучшим его приобретением в жизни.

Уитни уже получил пять цифр кода охранной системы дома и запрограммировал их в своем компьютере. Точный порядок их следования до сих пор оставался для него загадкой, однако это препятствие должен быстро преодолеть его крошечный компаньон из металла, проводов и микросхем, если он хочет избежать пронзительного завывания из четырех динамиков, установленных во всех углах этой крепости площадью десять тысяч квадратных футов, в которую он собирался проникнуть. После чего последует звонок в полицию с безымянного компьютера, с которым Лютеру сейчас предстояло вступить в борьбу. Также дом был оснащен датчиками давления, установленными на окнах и на полу, в дополнение к помехозащищенным дверным магнитам. Но все это окажется абсолютно бесполезным, если «Разум» сумеет вырвать из рук системы сигнализации правильную кодовую последовательность.

Бросив взгляд на вставленный в дверь ключ, Лютер умелым движением закрепил «Разум» на ремне, чтобы тот свободно болтался сбоку. Ключ легко повернулся в замке, и Уитни приготовился заглушить следующий звук, который ему предстояло услышать, – негромкий писк охранной системы, предупреждающий о грядущей катастрофе для вошедшего, если правильный ответ не будет введен в строго отведенный промежуток времени, и ни миллисекунды позже.

Свои черные кожаные перчатки Лютер сменил на более тонкие латексные, с дополнительным утолщением на кончиках пальцев и ладонях – не в его обычае было оставлять за собой улики, – и, собравшись с духом, открыл дверь. Его тотчас же встретил резкий писк охранной системы. Уитни быстро пересек просторную прихожую и остановился перед панелью сигнализации.

Бесшумно закрутился электрический шуруповерт: шесть маленьких кусочков стали упали Лютеру в руку и были тотчас же отправлены в пакетик у него на поясе. Тонкие проводники, закрепленные на «Разуме», блеснули в серебристом лунном свете, проникающем в окно рядом с дверью, и вот уже Лютер, быстро разобравшись, что к чему, подобно хирургу, проникшему в грудную полость пациента, отыскал нужную точку, подсоединил провода и включил питание своего дружка.

Из противоположного угла прихожей на него уже пристально уставился алый глаз. Датчик инфракрасного излучения обнаружил исходящее от Лютера тепло. Шли секунды, а датчик терпеливо ждал, когда электронный «мозг» охранной системы определит, кто вошел в дом: свой или чужой.

Неоновым сиянием на цифровом дисплее «Разума» мелькали цифры, так быстро, что глаз не успевал следить за ними; обратный отсчет отведенного времени велся в маленьком окошке в правом верхнем углу экрана.

Прошло пять секунд, и тут на крошечном стеклянном лице «Разума» появились числа 5, 13, 9, 3 и 11 и застыли в такой последовательности.

Тотчас же писк оборвался, сигнализируя об отключении охранной системы, сердитый красный огонек погас, сменившись дружелюбным зеленым, и Лютер приступил к делу. Отсоединив провода, он прикрутил крышку на место, убрал свое оборудование и тщательно запер входную дверь.

Спальня хозяев находилась на третьем этаже; туда можно было подняться на лифте из конца коридора справа, однако Уитни предпочел воспользоваться лестницей. Чем меньше зависеть от того, над чем у него нет полного контроля, тем лучше. В его стратегические замыслы не входило застрять на неделю в лифте.

Лютер поднял взгляд на погрузившийся в сон датчик в углу под потолком, улыбающийся ему своим прямоугольным лицом, после чего направился к лестнице.

Дверь в спальню оказалась не заперта. В считаные мгновения Уитни установил свою портативную лампу, дающую слабый свет без бликов, и без лишней спешки осмотрелся вокруг. Темнота нарушалась только зеленым свечением второй панели управления, установленной рядом с дверью в комнату.

Сам дом был построен меньше пяти лет назад; Лютер проверил записи в архиве округа и даже смог получить доступ к копиям поэтажного плана, хранящимся у главного архитектора. Поскольку здание было очень большим, ему требовалось специальное благословение от местных властей, как будто те могли запретить богачам осуществлять свои прихоти.

Никаких неожиданностей поэтажный план не преподнес. Это был большой добротный дом, стоивший те несколько миллионов долларов наличными, которые выложил за него его владелец.

На самом деле Лютер уже один раз побывал здесь, при свете дня, когда повсюду были люди. Он заглянул в эту самую комнату – и увидел то, что ему нужно было увидеть. Вот почему сегодня он снова был здесь.

Лютер опустился на корточки перед гигантской кроватью под балдахином, на котором красовалась шестидюймовая корона. Рядом с кроватью стоял столик. На нем были маленькие серебряные часы, последний писк романтической моды, и антикварный нож для конвертов с толстой кожаной ручкой.

Здесь все было большим и дорогим. Три встроенных шкафа, каждый размером примерно с гостиную в доме Лютера. Два были заполнены женской одеждой и обувью, сумочками и прочим снаряжением, на которое можно рационально или иррационально потратить деньги. Взглянув на фотографии в рамках на ночном столике, Уитни криво усмехнулся, увидев на них «милую женушку» лет двадцати с чем-то рядом с семидесятилетним мужем.

В мире существует множество всевозможных видов лотереи, и далеко не все они проводятся государством.

На некоторых снимках хозяйка дома демонстрировала свои достоинства чуть ли не по максимуму, и Лютер, быстро изучив содержимое гардероба, обнаружил, что в одежде вкус у нее откровенно пошлый.

Он посмотрел на зеркало в рост, изучая затейливую резьбу на раме. Затем обследовал его края. Это была массивная, солидная штуковина, встроенная в стену – по крайней мере, так казалось со стороны, – однако Лютер знал, что в небольших углублениях, расположенных в шести дюймах от верха и низа, тщательно спрятаны петли.

Уитни снова посмотрел на себя в зеркало. У него было определенное преимущество: пару лет назад он уже видел в точности такую же цель, как эта модель в полный рост, хотя тогда и не собирался ее вскрывать. Однако не следует сбрасывать со счетов второе золотое яйцо лишь потому, что уже держишь в руке одно, а это второе золотое яйцо потянуло тысяч на пятьдесят. По прикидкам Лютера, награда, ждавшая его за этим зеркалом, должна была оказаться раз в десять больше.

Запорную систему, встроенную в резную раму зеркала, можно было бы взломать грубой силой, с помощью фомки, однако на это потребуется драгоценное время. К тому же в этом случае останутся очевидные свидетельства того, что в комнате побывал грабитель. И хотя дом должен пустовать еще несколько недель, мало ли что могло случиться. Лютер покинет «Амулет», не оставив никаких следов своего пребывания здесь. Даже по возвращении домой владельцы, возможно, еще какое-то время не станут проверять содержимое сейфа. В любом случае Уитни не было нужды идти трудным путем.

Он быстро подошел к большому телевизору у стены. Комната была обставлена как гостиная, с обитыми гобеленом креслами и большим кофейным столиком. Лютер посмотрел на три пульта дистанционного управления, лежащие на столике. Один от телевизора, второй от видеомагнитофона, а третий на девяносто процентов сократит ему сегодня работу. На всех трех имелись логотипы фирм, все внешне выглядели приблизительно одинаково, но быстрый эксперимент показал, что два пульта управляют своими соответствующими устройствами, а третий – нет.

Лютер пересек комнату, направил пульт на зеркало и нажал одинокую красную кнопку внизу. Обыкновенно это должна была бы быть команда видеомагнитофону начать запись. Но сегодня, в этой комнате, красная кнопка открыла хранилища банка единственному счастливому клиенту.

На глазах у Лютера дверь открылась, плавно и бесшумно, на не требующих обслуживания петлях. По давней привычке он положил пульт туда, где взял, достал из рюкзачка холщовый мешок и вошел в хранилище.

Проведя лучом фонарика в темноте, Лютер с удивлением обнаружил посреди помещения обитое тканью кресло, размерами чуть ли не шесть на шесть футов. На подлокотнике лежал еще один пульт дистанционного управления, в точности такой же, как и первый, – судя по всему, дополнительная мера предосторожности, предназначенная для того, чтобы случайно не запереться внутри. Только потом взгляд Лютера упал на полки вдоль стен.

Сначала в мешок отправились наличные, уложенные аккуратными пачками, затем содержимое изящных коробочек, явно не бижутерия. Лютер насчитал около двухсот тысяч долларов в облигациях на предъявителя и прочих ценных бумагах. В двух маленьких коробках лежали старинные монеты, а еще в одной – марки, в том числе одна с перевернутой вверх ногами пирамидой, увидев которую Уитни сглотнул подступивший к горлу комок. Он лишь мельком взглянул на незаполненные чеки и коробки с юридическими документами, для него совершенно бесполезными. И без того, по беглым прикидкам, у него получилось почти два миллиона, а возможно, и больше.

Лютер еще раз огляделся вокруг, следя за тем, чтобы ничего не пропустить. Стены были толстые – вероятно, огнеупорные, призванные защитить от пожара, насколько это только было в человеческих силах. Герметически помещение не закрывалось: воздух был свежим, не затхлым. Здесь можно провести несколько дней.

* * *

Лимузин быстро мчался по дороге, микроавтобус не отставал от него. Оба водителя прекрасно знали свое дело и без труда обходились без света фар.

В просторном заднем салоне лимузина сидели мужчина и две женщины, одна из которых была пьяна и старалась изо всех сил раздеть прямо здесь мужчину и раздеться самой, не обращая внимания на мягкие оборонительные действия жертвы.

Вторая женщина сидела напротив, поджав губы, упорно стараясь не обращать внимания на нелепый спектакль, включающий в себя пьяное хихиканье и обилие учащенного дыхания, однако в действительности она пристально наблюдала за всеми движениями парочки. Ее внимание было сосредоточено на большой книге, раскрытой у нее на коленях, в которой деловые записи и пометки соперничали между собой за место на страницах и признание сидящего напротив мужчины, а тот, воспользовавшись тем, что его подружка отвлеклась на время, стаскивая с себя туфли на шпильках, снова наполнил свой стакан. Его способность поглощать спиртное была просто поразительной. Он мог выпить вдвое больше того, что уже выпил за этот вечер, без каких-либо внешних признаков, без заплетающейся речи и нарушения двигательных функций, а для любого другого такая доза оказалась бы смертельной.

Помимо воли, женщина восхищалась им – его страстными увлечениями, его первобытной грубостью, глубоко запрятанной благодаря умению преподносить миру образ чистоты и силы, обыденности и в то же время величия. В него были влюблены все американские женщины, влюблены в его классически красивую внешность, бесконечную уверенность в себе, а также в то, что он представлял для всех них. А он отвечал на это всеобщее восхищение страстью, пусть и неуместной, что поражало женщину.

К сожалению, эта страсть никогда не обращалась в ее сторону, несмотря на тонкие намеки и прикосновения, задерживающиеся чуточку дольше положенного; какие только старания она не прилагала, чтобы показаться ему утром, когда она выглядит лучше всего. Пока что эта стратегия не приносила никаких результатов, но до тех пор, пока не пробьет ее час – а он непременно пробьет, повторяла себе женщина, – она будет терпеливо ждать.

Женщина выглянула в окно. Это продолжается слишком долго: ей пришлось отказаться от всего остального. Она недовольно скривила рот.

* * *

Лютер услышал, как к дому подъезжают машины. Метнувшись к окну, он проводил взглядом маленький караван; тот завернул за дом, туда, где его не будет видно со стороны шоссе. Из лимузина вышли четверо, из микроавтобуса – еще один. Лютер лихорадочно соображал, кто это может быть. Народу слишком мало, чтобы это были возвратившиеся хозяева особняка. И слишком много, если речь идет только о том, чтобы просто проведать дом. Ли́ца он различить не мог. У него мелькнула мысль, что по какой-то прихоти судьбы особняку суждено быть ограбленным дважды за одну ночь. Однако это было бы уже слишком невероятным. В данном ремесле, как и во многих других, нужно оценивать шансы. К тому же преступники не идут на дело, разодевшись в наряды, больше подходящие для светского приема.

Лютер лихорадочно соображал, слушая доносящиеся звуки, предположительно из-за дома. Ему потребовалась всего одна секунда, чтобы понять, что путь к отступлению отрезан, и составить план действий.

Схватив свою сумку, Уитни подбежал к панели сигнализации у входной двери и включил охранную систему дома, мысленно поблагодарив свою память на цифры. Затем юркнул в хранилище, тщательно закрыл за собой дверь и отступил в самый дальний угол крохотного помещения. Теперь оставалось только ждать.

Лютер мысленно проклял свое невезение: все шло так гладко… Затем он тряхнул головой, прогоняя мрачные мысли, и заставил себя дышать глубоко и ровно. Это все равно что летать на самолете. Чем дольше этим занимаешься, тем выше вероятность того, что с тобой случится какая-нибудь неприятность. Оставалось лишь надеяться на то, что у новоприбывших в дом не возникнет необходимости внести депозит в этот личный банк, в котором он сейчас обосновался.

До него донесся взрыв смеха, затем размеренный гул голосов, вместе с громким писком системы сигнализации, похожим на пронзительный рев реактивного самолета, пролетающего над самой головой. Похоже, возникло небольшое замешательство по поводу кода к охранной системе. У Лютера на лбу высыпали бисеринки пота: он явственно представил себе, как срабатывает сигнализация, после чего у полицейских возникает желание проверить на всякий случай каждый дюйм дома, начиная с этого маленького гнездышка, где он сейчас устроился…

У него мелькнула мысль: а как он поступит, когда откроется зеркальная дверь и внутрь хлынет яркий свет, не оставляя никакой надежды укрыться? Незнакомые лица, заглядывающие в хранилище, пистолеты в руках, ему зачитывают его права… Лютер едва не рассмеялся вслух. Попался в западню, словно крыса, мать твою, и бежать некуда. Он не курил уже почти тридцать лет, но сейчас ему отчаянно захотелось затянуться. Бесшумно опустив сумку на пол, Уитни медленно вытянул ноги, чтобы они не затекли.

Загремели тяжелые шаги по дубовым ступеням лестницы. Этих людей, кем бы они ни были, нисколько не волновало, знает ли кто-либо об их присутствии в доме. Лютер насчитал четырех человек, возможно, пятерых. Они повернули налево и направились в его сторону.

С легким скрипом открылась дверь в спальню. Лютер напряг память. Все свои вещи он собрал, а все чужие положил на место. Трогал он только пульт дистанционного управления и точно совместил его со свободным от пыли прямоугольником на столике. Теперь Лютер слышал голоса лишь троих человек – одного мужчины и двух женщин. Одна женщина, похоже, пьяна в хлам, вторая настроена деловито. Затем миз[2]2
  Миз – «госпожа…»; нейтральное обращение к женщине в англоязычных странах; ставится перед фамилией женщины, как замужней, так и незамужней, в том случае, если ее семейное положение неизвестно или она сознательно подчеркивает свое равноправие с мужчинами.


[Закрыть] Деловитая исчезла, дверь закрылась, но замок никто не запирал, и миз Пьяная осталась наедине с мужчиной. Где остальные? Куда подевалась миз Деловитая? Хихиканье продолжалось. Шаги приблизились к зеркалу. Лютер забился в дальний угол, надеясь на то, что кресло его скроет, но понимая, что это невозможно.

И тут ему прямо в глаза ударила вспышка света. Он едва не вскрикнул, потрясенный тем, насколько внезапно его крошечный мир перешел от кромешного мрака к ослепительному солнцу. Лютер часто заморгал, стараясь приспособиться к новому уровню освещенности; его максимально расширенные зрачки за считаные секунды сжались в точки. Однако не было никаких криков, никаких лиц, никакого оружия.

Наконец, после того как прошла целая минута, Уитни осторожно выглянул из-за кресла – и тут его ждал еще один шок. Дверь хранилища словно исчезла; он увидел перед собой эту чертову спальню. Лютер едва не отпрянул назад, но вовремя взял себя в руки. Внезапно он понял, для чего предназначалось кресло.

Уитни узнал обоих, кто находился в комнате. Женщину он уже видел сегодня, на фотографиях: это была любимая женушка, предпочитающая наряжаться как шлюха.

Мужчину Лютер узнал по совершенно другой причине; определенно, это был не хозяин дома. Потрясенный, Уитни покачал головой и медленно выдохнул. У него тряслись руки, его захлестнула волна тошноты. Поборов ее, он уставился на то, что происходило в спальне.

Дверь в хранилище служила также двухсторонним зеркалом. Поскольку снаружи горел яркий свет, а в маленьком помещении царила темнота, Лютер словно видел перед собой огромный телевизионный экран.

Затем он увидел это – и судорожно вздохнул. Бриллиантовое ожерелье на шее у женщины. Двести тысяч, на его наметанный взгляд, а быть может, и больше. Та самая безделушка, которую убирают в домашний сейф перед тем, как лечь спать. Но тут легкие Лютера снова свободно расправились – он увидел, как женщина сняла ожерелье и небрежно уронила его на пол.

Его страх отступил настолько, что он поднялся на ноги, осторожно приблизился к креслу и медленно опустился в него. Вот так же здесь сидел старик, наблюдая за тем, как его женушка развлекается с великим множеством мужчин. Судя по ее внешности, Уитни предположил, что в этом множестве были и молодые парни, прозябающие на мизерном жалованье или имеющие нелады с законом. Однако сегодняшний гость-джентльмен принадлежал к совершенно иному классу.

Лютер огляделся вокруг, прислушиваясь к звукам остальных обитателей дома. Но что на самом деле он мог? За тридцать с лишним лет активного занятия преступным ремеслом Уитни еще никогда не встречал ничего подобного, поэтому сейчас решил заняться тем единственным, что было в его силах. Пусть от полной катастрофы его отделял лишь дюйм стекла, Лютер уютно устроился в мягком кожаном кресле и стал ждать.