Текст книги "Путеводитель по англичанам"

25
Смежный коттедж

Есть нечто глубоко английское в пригородных смежных коттеджах, особенно в тех, которые были построены в период между двумя мировыми войнами. Нигде в мире нет ничего подобного: ухоженный садик с маленькими садовыми воротами, небольшой гараж, кукольная парадная дверь с обязательной вставкой из витражного стекла – попытка свить семейное гнездышко в ограниченном пространстве.

По не вполне понятным причинам в Англии эти домики ругают все кому не лень. Их считают безнадежно старомодными, несмотря на то что ничего более популярного и уютного пока еще не было придумано.

Когда развитие железнодорожного сообщения позволило среднему классу каждый день ездить на поезде на работу и обратно, англичане переселились в пригороды, сосредоточенные вокруг железнодорожных станций и одной главной улицы.

Апофеозом английского стиля городского обустройства стали новаторские города-сады Эбенезера Говарда. Первыми стали Летчворт и Велвин, впрочем, они получились довольно нетипичными для английской сельской местности. В Летчворте сложился собственный стиль, чему немало способствовали Раймонд Анвин и Барри Паркер со своими коттеджами в стиле «Искусство и ремесло». Как и рассчитывал Говард, это привнесло в городскую планировку чисто английскую ноту.

Его предложение передать землю в собственность городской общины было встречено довольно прохладно. Английское правительство всегда с некоторым подозрением относилось к людям, имеющим шансы на экономическую независимость (вдруг они больше не захотят работать?). Кроме того, оно не слишком заинтересовано и в том, чтобы у каждого гражданина был собственный сад, хотя концепция смежных коттеджей построена именно на этом принципе.

Говард был стенографистом в палате общин. Важные персоны одобрили разработанный им план первого города-сада, затем, посмотрев на него несколько свысока, начали собирать комитет, который должен был поставить вопрос о строительстве города перед правительством. Говард же сел на велосипед, нашел подходящее место, приступил к работе и создал город-сад Лечворт. Если ждать, пока за дело примется правительство, сказал он, «вы успеете стать старым, как Мафусаил». Пожалуй, это одно из лучших высказываний в английской политической философии.

 
Красный поезд на платформу
Направляет машинист.
«Ах, спасибо! До свиданья!» —
Прощебечет наша мисс
И сбегает по ступеням,
Не теряя ни мгновенья,
Вдаль, туда, где возле дома
Каждой веточкой знакомый
Ждет родной и безмятежный —
тихий сельский уголок.
 

Джон Бетчеман, «Мидлсекс»

26
«Титаник»

Мы с вами посреди Атлантического океана, окруженные обломками льда, до дна больше двух миль, а вокруг расстилается необозримая поверхность ледяной зеленой воды. Спасательные шлюпки отплыли, наш корабль тонет, другое судно в пределах видимости не отвечает на сигналы. Что вы будете делать, как себя поведете?

Это самый главный вопрос в английской истории «Титаника». Вопрос непоколебимой выдержки: вежливые прощания, смокинги и плывущие в ледяном воздухе тихие звуки гимна «Ближе, Господь, к Тебе».

Однако история «Титаника» принадлежит не только англичанам. Корабль построили в Северной Ирландии по заказу не самой преуспевающей пароходной компании, которой владел американский банкир. Среди пассажиров были не только англичане, но и американцы, а в третьем классе ехало немало ирландских эмигрантов. Героическое поражение (см. главу 17) – часть английского мифа о честной игре и достойном поведении (женщины и дети идут первыми), объединяющего представителей английского высшего и среднего класса. История «Титаника» – еще одна страница великого романа англичан со льдом: тело капитана Скотта лежало во льдах Антарктиды, а в Атлантику пришел еще один ледяной великан, чтобы отомстить людям, которые отправились в плавание, уверенные, будто их кораблю ничто не грозит.

Кинорежиссеры разных стран рассказывали историю «Титаника» по-своему. Самый первый фильм, снятый по поручению нацистского министра пропаганды Йозефа Геббельса, изображал трагедию «Титаника» как последнюю судорогу плутократического класса. В американском фильме 1997 года с Кейт Уинслет и Леонардо Ди Каприо показано консервативное лицемерное общество, которому достаточно небольшого толчка, чтобы рухнуть под тяжестью собственных противоречий.

Английский миф отразился только в фильме «Гибель “Титаника”» (A Night to Remember, 1958) с Кеннетом Мором. Это пронзительная, трагическая, полная героизма и ужасно английская картина, в которой безгранично мужественные герои – за исключением разве что президента судоходной компании «Уайт Стар Лайн», который прыгнул в шлюпку к женщинам и детям, – один за другим встречают неизбежное. Они выкуривают последнюю сигару, стреляют из пистолета в воздух – в этом фильме нет самоубийств, как в «Титанике» Джеймса Кэмерона. И хотя «Гибель “Титаника”» была снята по книге американского писателя Уолтера Лорда, она дает ясный и правдивый взгляд на англичан со стороны, более точный, чем любой взгляд изнутри.

Почему же из всех великих морских катастроф именно «Титаник» оставил в памяти людей неизгладимый след? Возможно, ответ в том, что меланхолическая готовность к неизбежному вкупе с трагическим самопожертвованием поддерживает имидж англичан в собственных глазах. Сердце англичанина болезненно сжимается при мысли о погружении в морскую бездну вместе с кораблем, особенно если речь идет об эпохальном крушении, выпавшем на долю того поколения, которому в самом скором времени предстояло терять жизни и получать увечья на передовой и в окопах Первой мировой войны.

Трагедия стала неотъемлемой частью особых отношений англичан с морем, похожих на отношения с грозной и вспыльчивой возлюбленной. Мы замираем в пронзительном ужасе, когда капитан Смит исчезает под водой вместе со своим кораблем. Мы торопим капитана Рострона, который несется на всех парах сквозь ночь на судне «Карпатия», чтобы найти несколько шлюпок с выжившими и полное море окоченевших трупов. Мы от души симпатизируем Чарльзу Лайтоллеру, старшему из выживших на «Титанике» офицеров, который позднее, в 1940 году, участвовал на своей маленькой яхте в эвакуации солдат союзников с пляжей Дюнкерка. «Кровь англичан пьет океан / Веками, и все не сыт, – писал Роберт Льюис Стивенсон[8]8
  Автор приписал это стихотворение Стивенсону, хотя на самом деле его автор – Редьярд Киплинг.


[Закрыть], который, хотя и был не англичанином, а шотландцем, очень точно уловил суть этих драматических взаимоотношений. – Если жизнью надо платить за власть, / Господи, счет покрыт»[9]9
  Перевод Н. Голя.


[Закрыть].

 
Ближе, Господь, к Тебе,
Ближе я к Тебе!
Пусть высокий крест кладет
Дням моим предел,
Я пою Тебе хвалу,
Ближе я к Тебе.
Сара Флауэр Адамс
 

(1805–1848)

Лето

27
«Эдлстроп»

«Буквально ради этого», – сказал Эдвард Томас, набрав пригоршню земли, чтобы объяснить, почему он пошел добровольцем на Западный фронт. (Вскоре, в Пасхальный понедельник 1917 года, он был убит снарядом, когда курил трубку.) Под влиянием такого настроения он стал писать стихи, воспевающие английский образ жизни, а самое знаменитое его стихотворение начинается как будто на полуслове: «Я вспоминаю Эдлстроп».

Свои чувства к родной стране он выразил в эссе «Эта Англия». В нем он вспоминает, где и когда впервые испытал чувство дома (это случилось в Куантоксе). «Поезд остановился на безлюдной станции. В вагон вошел только один человек, старик – согнутый, корявый и неприятный, сущий Калибан. Но он был на своем месте, здесь, в сумрачной тишине, пропитанной запахом горящих дров, и все здесь было мне глубоко родным и близким».

Томас представляет этот случай, когда он вдруг услышал «всех птиц Оксфордшира и Глостершира», как своеобразный духовный опыт. Но нам известно немного больше: 28 июня 1914 года, за несколько дней до начала Первой мировой войны, он сделал в своем дневнике запись о поездке из Лондона в Даймок через Оксфорд на Вустерском экспрессе. В ней были слова: «Потом мы остановились в Эдлстропе».

Само стихотворение было написано зимой, 8 января 1915 года. В этот период им овладел приступ небывалой творческой активности: с декабря 1914-го до начала февраля 1915 года он написал тридцать три стихотворения (при этом он по-прежнему публиковался под псевдонимом Эдвард Иставей и делал вид, что не пишет никаких стихов).

Проблема Томаса заключалась в том, что его мучили угрызения совести. Он был состоявшимся писателем и вдохновенным поэтическим критиком и поддерживал георгианцев – молодых участников поэтического движения, среди которых у него было много друзей. Незадолго до того он обнаружил, что и сам может писать стихи. За несколько оставшихся ему коротких лет он написал достаточно, чтобы обеспечить себе почетное место в «Оксфордской книге английского стиха». Но ему не давал покоя совсем другой вопрос: должен ли он идти в армию?

Его страна воевала, и, хотя он уже вышел из призывного возраста и мог не опасаться косых взглядов, ему не хотелось признавать, что им руководит страх. Он мучительно раздумывал, не уехать ли к своему другу Роберту Фросту в Америку или это будет расценено (прежде всего им самим) как попытка сбежать подальше от Западного фронта. В конце концов Томас выбрал армию. Остальное нам известно.

«Эдлстроп» был опубликован спустя три недели после его гибели в журнале New Statesman. Восхищавшийся его творчеством композитор Айвор Герни сказал, что стихотворение обладает «неосязаемой, туманной красотой». Это действительно так, и до сих пор трудно понять, в чем истинная причина его очарования – может быть, в том, что оно словно наяву рисует перед глазами ясную картину последнего мирного лета, погружает нас в давно ушедшее тихое мгновение, а может быть, в невинной безыскусности стихов и авторского взгляда на Англию, привлекающих внимание и сейчас, сто лет спустя.

 
Я вспоминаю Эдлстроп —
Название, в июньский зной
У этой станции зачем-то
Остановился поезд мой.
Пар прошипел, раздался кашель.
Никто не вышел из вагона.
Лишь слово «Эдлстроп» я видел
У опустевшего перрона[10]10
  Перевод А. Новикова-Ланского.


[Закрыть].
 

28
Банковские каникулы

Банковские каникулы – дни английских святых. В других европейских странах людям дают возможность иногда оторваться от работы и порадоваться хорошей погоде. Даже Банк Англии до 1834 года закрывался в дни 33 религиозных праздников. Но после этого англичанам пришлось изобретать банковские каникулы, чтобы иногда побаловать себя свободным днем: насладиться моросящим дождем, подмокшими сэндвичами с песком и близким соседством со всеми, кто точно так же приехал «приятно провести время».

Как ни странно, начало этой традиции положили не основатели Англии, святой Августин или король Альфред, а викторианский ученый и политик, искавший способ помочь англичанам эволюционировать немного быстрее.

Сэр Джон Лаббок с головой погрузился в мир научного поиска по чистой случайности: с ним по соседству жил Чарлз Дарвин. Когда у отца-банкира ухудшились дела и плата за колледж стала для него неподъемной, в качестве учителя к юному Джону пригласили Дарвина. Так Лаббок превратился в одного из первых адвокатов теории эволюции.

Кроме того, он был политиком и считал, что эволюция имеет особое значение для общества: это значит, что общество тоже должно эволюционировать. Люди должны заниматься самообразованием. Они должны подняться выше каждодневной борьбы за существование. Сложность заключалась в том, что работодатели заставляли людей трудиться не разгибая спины шесть дней в неделю и самообразование бесконечно откладывалось. Что тут можно было сделать?

Лаббок, как и его отец, был банкиром. Как политик он понимал, что не может просто заставить людей дать своим работникам еще один выходной. Но как банкир он знал, что, если банки закроют двери, весь бизнес нации на время остановится – и это позволит всем получить лишний день отдыха. Поэтому он решил провести новый законопроект, согласно которому банки будут дополнительно закрываться четыре раза в год (в Пасхальный понедельник, День Святого Духа, на второй день Рождества и в первый понедельник августа). Таким образом у людей появится возможность отдохнуть или, может быть, немного почитать – Лаббок был деканом колледжа для рабочих, и у него в запасе имелся целый список книг, которые, по его мнению, людям следовало прочесть.

Рождество в Англии уже было официальным выходным днем, поэтому Лаббок не стал включать его в свой список. Также он не упомянул и Новый год, который был назначен днем банковских каникул в Англии только в 1974 году.

И все в одно мгновение преобразилось. В первый понедельник августа 1871 года, после официального принятия Акта о банковских каникулах, на лондонских железнодорожных вокзалах разыгрались небывалые сцены: толпы людей брали штурмом поезда, идущие на побережье. «Пассажиры набивались в вагоны, как сельди в бочку, сидели на крышах и площадках вагонов. Голод толпы был так велик, что стюард одного из кораблей, отплывавших из гавани Темзы, объявил, что все корабельные припасы “выели подчистую” через десять минут после того, как судно отчалило от берега», – писала газета News of the World.

«Причал в Маргите так плотно заполнен гуляющими, что по нему невозможно пройти; тысячи людей, приехавших на поезде, бродят по скалам. Скольким из них удалось спуститься вниз, невозможно сказать. Люди начали прибывать на вокзалы Кэннон-стрит и Чаринг-Кросс, чтобы отправиться в Рамсгит, уже в 8 утра. К 10 часам утра озадаченные, но неунывающие служащие Юго-Западной железной дороги сумели разместить всех желающих».

Жизнь с тех пор изменилась до неузнаваемости, но люди по-прежнему стремятся вырваться из города вечером в пятницу перед длинными выходными. Разве что теперь вместо очередей в железнодорожные кассы у нас появились бесконечные дорожные пробки на трассе М25. Влюбленные уезжают на машинах. В банковские каникулы люди делают своим партнерам предложение. Им безразлично, какая погода будет там, куда они собираются, они намерены приятно провести время – и точка. И такие поездки нередко становятся незабываемыми.

Позднее, во время валютного кризиса 1968 года, Гарольд Вильсон злоупотребил идеей и объявил дополнительные банковские каникулы, чтобы сдержать катастрофическое падение фунта стерлингов. В результате в отставку был вынужден уйти министр иностранных дел. Банковские каникулы могут стать грозным оружием. Еще спустя три года, в сотую годовщину принятия закона Лаббока, его Акт был признан недействительным и заменен новым законодательным документом, название которого слишком длинно, чтобы его здесь повторять. Но банковские каникулы по-прежнему существуют.

Джон Лаббок умер в 1913 году и был похоронен в лесу недалеко от своей усадьбы Хай-Элмс в Бромли. В один из августовских дней во время очередных банковских каникул его вдова наткнулась на семейство, устроившее пикник практически на могиле. Она пришла в ярость и распорядилась, чтобы тело перенесли на церковное кладбище в Фарнборо в Кенте, где банкир покоится до сих пор. Но что-то подсказывает мне: узнай сам Лаббок о том происшествии, он был бы доволен.

Дни банковских каникул согласно парламентскому Акту 1871 года:

Новый год (Шотландия)

Страстная пятница (Шотландия)

Пасхальный понедельник

День Святого Духа

Первый понедельник мая (Шотландия)

Первый понедельник августа

Второй день Рождества (Англия и Уэльс)

День святого Стефана (Ирландия)

Рождество (Шотландия; в Англии этот день традиционно считался праздничным)

29
Брайтонский пирс

В наши дни это просто Брайтонский пирс, но в ту пору, когда он переживал пик славы, его называли Дворцовым пирсом. Это последний великий пирс из целой плеяды английских пирсов, составлявших главное украшение английских морских курортов. Большинство из них, включая Западный пирс в Брайтоне, уже сгорело (очевидно, в английских пирсах есть некий горючий компонент). Но Брайтонский пирс держится молодцом.

Его длина составляет более 1700 м, а на постройку ушло почти 10 лет. Он открылся в мае 1899 года, незадолго до знаменитого театра на Дворцовом пирсе. В 1896 году, когда строительство было в разгаре, старый цепной пирс по соседству смыло в море штормом. Возможно, именно из-за пирса Брайтон сохраняет остатки своей сомнительной репутации. В дни великой славы английских морских курортов ему удавалось держаться в рамках приличий. Он и сейчас сочетает приятную респектабельность прогулок по взморью с тонким намеком на запретный парижский блеск. Но в Викторианскую эпоху на джентльмена, сообщившего, что в выходные он собирается съездить в Брайтон, собеседники посмотрели бы, слегка приподняв брови. Брайтонский пирс с его ресторанами, курительными павильонами и аркадами был сердцем храма, посвященного вполне конкретной ипостаси мамоны: это была английская версия Лас-Вегаса.

В XX веке одной из самых популярных достопримечательностей Брайтона стал театр, выстроенный в конце пирса. Здесь с 1902 года и далее выступали величайшие актеры и звезды мюзик-холлов, а летний сезон знаменитостей сменялся месяцем рождественской пантомимы. Здесь можно было запросто столкнуться с Артуром Аски, Томми Триндером, Грейси Филдс, Джилли Поттер, или (десятилетием раньше) Маленьким Тичем, или даже (десятилетием позже) Диком Эмери. Или проследить, как дуэт Моркам и Уайз, не смыв грима, тихо скрывается в своих квартирах напротив Брайтонского ипподрома или прямо в сценических костюмах садится в такси, чтобы успеть на последний ночной поезд до Лондона.

Во время Дюнкеркского кризиса в 1940 году театр был реквизирован армией как раз в тот момент, когда зал заполнялся публикой перед представлением. Как только зрителям вернули деньги, пирс был взорван, чтобы вражеские войска не смогли использовать его для высадки. Театр на пирсе открылся только в конце 1946 года. Затем он снова закрылся в 1970-х, а в 1986 году был разобран и отправлен на хранение, готовый к запланированной перестройке. Однако перестройку раз за разом откладывали, поэтому не исключено, что Брайтонский театр доживает последние дни (таковы привычки девелоперов и местных властей: совет Мертон-Боро принял на хранение камни средневековых ворот аббатства Мертон, разобранных, чтобы освободить место для постройки нового супермаркета Savacentre в Сейнсбери, а затем – в результате ужасной ошибки – извел их на щебенку).

Сегодня пирс стал лишь тенью прошлого, символом курортной культуры и ее постепенного угасания – и в этом тоже есть что-то исключительно английское.

Самое прекрасное в Брайтоне – то, что вы можете купить своей подружке пару трусиков на вокзале Виктория и снова увидеть их в Гранд-отеле меньше чем через два часа.

Кит Уотерхаус

30
Умелый Браун

Даже если англичане живут в городах (сейчас городские жители составляют 80 % населения страны), они отчаянно тоскуют по сельской местности.

Каждый англичанин бережно хранит в сердце сельскую идиллию, тоску по золотому веку, которого в действительности никогда не было. Он окружен тротуарами, автобусными остановками и уличными фонарями, но осуждает городскую жизнь так же, как Руперт Брук осуждал жителей Кембриджа, которые «живут друг у друга на голове и только ждут повода обвести соседа вокруг пальца». В глубине души он уверен, что его место не здесь.

Возможно, в душе каждого англичанина звучит голос садовника, которым он мог бы стать. Возможно, дело в грандиозном стремлении преобразить мир вокруг себя. А может, всем нам просто хочется хоть ненадолго почувствовать себя Умелым Брауном и сидеть в кресле, указывая пальцем: «Пожалуй, озеро – туда, а склон с овечками – направо».

Конечно, вы можете посматривать на методику Умелого Брауна свысока. Его критиковали еще при жизни, меча громы и молнии в концепцию лесных поясов и рельефа местности, обособленные группы деревьев, затеняющие луговые травы, и обязательные водные элементы – ручьи, пруды или канавки, через которые перекинут простой деревенский или классический мостик, обычно полузатопленный.

Вы можете смеяться над ним, но все это работало.

Будущий ландшафтный дизайнер Ланселот Браун родился в деревне Киркхарл в 1716 году. Говорят, что свое знаменитое прозвище он получил за бесконечные рассуждения о том, на что «способны» разные места. Но его собственные способности оказались не менее впечатляющими: он начал с деревенского дома в Нортумберленде, где работал помощником садовника, и закончил владельцем усадьбы Фенстэнтон и создателем примерно 170 парков. Известно, что, получив предложение о работе в Ирландии, он отклонил его, поскольку «еще не закончил с Англией».

Первый опыт работы с ландшафтом Браун получил в Киддингтон-Холле близ Вудстока в Оксфордшире. Затем его порекомендовали лорду Кобхему, который спросил своего садовника, не знает ли тот человека, который мог бы помочь ему обустроить Стоу. Так Браун оказался помощником первопроходца натуралистического садоводства Уильяма Кента.

Кроме того, Браун имел процветающую архитектурную практику и специализировался на перестройке сельских домов. Этот бизнес он затем передал Генри Холланду, а тот в свою очередь оставил ее своему ученику сэру Джону Соуну.

Умелый Браун опирался на английские традиции и культивировал подчеркнуто живописный стиль. Известно, что он специально перекрыл плотиной небольшой ручей на землях Бленхеймского дворца, чтобы придать новому мосту, построенному над образовавшимся озером, полузатопленный вид. Поэт Ричард Оуэн Кембридж как-то заметил, что надеется умереть раньше Брауна, чтобы успеть посмотреть на небеса до того, как тот начнет их обустраивать (на самом деле Кембридж пережил Брауна на двадцать лет).

И хотя при жизни над Умелым Брауном посмеивались, он стал тем человеком, который превратил Англию в романтический райский уголок, придал пейзажам мягкость и сочность и создал концепцию типично английского сада. Для приверженцев реализма Браун был настоящим кошмаром, и все же он пользовался огромным успехом, что подтверждают толпы людей, до сих пор собирающиеся каждые выходные, чтобы увидеть его работы, находящиеся под охраной Национального траста.

Итак, я ставлю запятую, а здесь, где уместно более взвешенное решение, поставлю двоеточие; а в другой части, где желательно слегка разнообразить вид, будут скобки; теперь полная остановка, и я перехожу к другому предмету.

Умелый Браун объясняет язык ландшафтного дизайна Ханне Мор в Хэмптон-Корте в 1782 году