Текст книги "Вторая вершина. Величайшая книга размышлений о мудрости и цели жизни"

Глава 7
Преданная жизнь

Начинавший восхождение на вторую вершину неизбежно восстанет против культуры «я имею право быть собой», которая, как вы помните, возникла как реакция на конформизм 1950-х годов и по сей день определяет нашу эпоху. Моральная цель второй вершины заключается в восстании против того восстания.

Индивидуализм твердит: «Ищи личное счастье!», а человек со второй вершины кричит: «Нет, я ищу смысл и нравственную радость!» Индивидуализм требует, чтобы мы ценили независимость, а герой, взошедший на вторую вершину, ответит: «Я ценю взаимозависимость. Я ценю возможность зависеть от тех, кто мне дорог, и чтобы они зависели от меня». Индивидуализм прославляет автономность, а вторая вершина – отношения. Индивидуализм использует активный залог – читает лекции, берет на себя ответственность – ему чужд пассивный залог. Но вторая вершина бунтует – она стремится к живому общению, слушать и отвечать.

Индивидуализм процветает в приземленном мире карьерных лестниц и мирских достижений. А духовность второй вершины утверждает: нет, этот мир полон чудес, нравственных и душевных переживаний. Индивидуализм живет личными интересами, а вторая вершина заявляет, что, фокусируясь на личных интересах, нам не охватить всей многогранности человеческой личности. Мы совершаем великие подвиги во имя любви и способны на преступную жестокость, которую никак не объяснить личным интересом. Индивидуализм твердит, что главное в жизни – покупать и продавать. А вы возразите: «Нет, главное – отдавать». Безвозмездно одаривать – лучшее из человеческих проявлений.

Индивидуализм учит нас, что сначала нужно полюбить себя, и только тогда мы сможем полюбить другого. Но мораль второй вершины гласит: «Чтобы постичь любовь, нужно испытать ее на себе. И лишь даря свою любовь другим, мы сможем увериться, что достойны этой любви». На первой вершине мы ориентируемся на себя и всегда оставляем лазейку для новых возможностей. На второй – рождается преданность – обещания, привязанность и полная самоотдача. Такие, как связывали библейских Руфь и Ноеминь: «Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог – моим Богом. И где ты умрешь, там и я умру и погребена буду».[72]72
  Библия. Руфь. 1:16, 1:17.


[Закрыть]

Как я уже упоминал во введении, большинство из нас в течение жизни берут на себя четыре больших обязательства: перед призванием, перед семьей и супругом(ой), перед убеждениями или религией, а также перед обществом. И каждое из этих обязательств мы воспринимаем как нечто отдельное, не связанное с другими. Ведь выбор спутницы или спутника жизни – совсем не то же самое, что выбор мировоззрения или места жительства, ведь только свадьба включает в себя официальною церемонию и прямой обмен клятвами. Но сам механизм принятия обязательств одинаков во всех четырех сферах. Все они требуют клятвы преданности, времени и усилий, готовности отказаться от других вариантов и смелости спрыгнуть на горнолыжную трассу, которая всегда оказывается круче и ухабистее, чем кажется на первый взгляд.

Как же это происходит? Как мы берем на себя обязательства? Все начинается с некого порыва сердца и души. Вы влюбляетесь – в человека, дело, идею – и, если любовь достаточно глубока, решаете посвятить ей значительную часть своей жизни.

К большинству из нас такая любовь подкрадывается медленно. Требуется время, чтобы понять, достоин ли человек или дело той преданности, внимания и страсти, которые влечет за собой обязательство.

Мы огораживаем сердца высоким забором и по одному пускаем в ворота новых людей или новые дела.

Если на протяжение всей жизни в вашем сердце сохраняется любовь, например, к институту или летнему лагерю, куда вы ездили ребенком, или же родному городу – готов поспорить, что вы немало времени провели, прежде чем проросли там корнями, а ваша любовь сделалась глубокой и постоянной.

Влюбленность у меня всякий раз наступала после долгого периода неромантической дружбы. Может, поэтому мне так трудно представить, что бывает иначе – сразу в омут с головой. В 1274 году во Флоренции молодой Данте увидел девушку по имени Беатриче и в мгновение ока был сражен наповал. Он удивительно, практически с анатомической точки зрения, описывает человека, предающегося любви:

«Дух жизни, обитающий в самой сокровенной глубине сердца, затрепетал столь сильно, что ужасающе проявлялся в малейшем биении. И, дрожа, он произнес следующие слова: «Вот пришел бог сильнее меня, дабы повелевать мною». В это мгновение дух мой, обитающий в высокой горнице, куда все духи чувств несут свои впечатления, восхитился и, обратясь главным образом к духам зрения, промолвил следующие слова: «Появилось твое счастье». В это мгновение природный дух, живущий в той области, где совершается наше питание, зарыдал и, плача, вымолвил следующие слова: “О, я несчастный, ибо отныне часто буду встречать препятствия!”»[73]73
  Данте Алигьери. Новая жизнь. / Пер. И. Н. Голенищева-Кутузова.


[Закрыть]

Данте пришел, увидел и оказался побежден, тотчас же осознав, какими неприятностями грозит ему эта новая всепоглощающая страсть. Но он все равно продолжал любить. И бывает такое не только с любовью к человеку, но и с любовью к делу, идее или Богу. Любовь способна изменить все – самым неожиданным и не всегда удобным образом.

Как только сердце влюбится и признает эту любовь, в душе рождается сильное желание пообещать ей вечную преданность. Когда приходит любовь, хочется сказать: «Я буду любить тебя всегда». Потому что преданность лежит в самой сути любви. Как однажды писали Дитрих и Алиса фон Хильдебранд: «Тот, кто говорит: «Сейчас я люблю тебя, но не знаю, как долго это продлится», на самом деле не любит. Он даже не представляет себе, что есть любовь. Верность настолько едина по своей сути с любовью, что каждый человек (по крайней мере, пока он любит) должен полагать, что его преданность продлится вечно. Это справедливо для любого рода любви: для любви родителей к детям и детей к родителям, для дружеской и для супружеской любви. Чем глубже любовь, тем сильнее она пронизана верностью».

Обязательство – это обещание, сделанное по любви. Обязательство – это обещание, данное просто так, не ожидая ничего взамен. Безусловно, и счастливый брак, и страстная преданность той или иной политической идее, и занятия творчеством имеют свои дивиденды, но не ради них люди посвящают этим вещам свою жизнь.

Попробуйте сказать двум влюбленным, что их любовь бессмысленна и куда разумнее было бы от нее отказаться – ваши слова вряд ли возымеют действие. Им лучше мучиться вдвоем, чем испытывать безмятежность поодиночке.

Такая безоговорочная преданность рождается в нас будто помимо нашей воли. А все потому, что некто или нечто буквально становится частью нашей личности. И в некоторой степени это лишает нас выбора: «я не могу этого не делать». В вас поселилось осознание: я музыкант. Я еврей. Я ученый. Я выпускник Морского института Ирландии. Я американец. Я люблю ее. Я его возлюбленная.

Именно этим обещание отличается от контракта. Подписывая договор, мы взвешиваем все за и против. Мы не готовы меняться или подстраиваться, мы ищем такие условия, которые будут соответствовать нашим текущим интересам. А вот обещание меняет вашу личность, толкает и раскрывает вас в новых отношениях. Вы уже не просто мужчина или женщина. Вы – муж или жена. Вы не просто взрослый человек, вы учитель или медсестра. Раввин Джонатан Сакс объясняет разницу так: «Контракт – это сделка. Обещание – это отношения. Другими словами, контракт – это вопрос интересов. Обещание – вопрос идентичности. Ты и я сошлись, чтобы получились «мы». Вот почему контракт приносит пользу, а обещание меняет человека».

Женщина, посвятившая свою жизнь другому человеку, отдает частичку себя в чужие руки. Английское слово «commitment» (обязательство, обещание) восходит корнями к латинскому «mittere», что означает «отправлять, посылать». Она отправляет саму себя, а «талон на получение» дает другому. Она создает высшую сущность. Ваша собственность остается за вами после вступления в брак. Но теперь она принадлежит не только вам, но и вашему супругу или супруге, а еще точнее, тому союзу, который вы создали вместе – этой новой, высшей сущности.

Такое пламенное, пропитанное любовью, трансформационное определение слова «обязательство» правдиво, но не до конца. Это не просто любовь и обещания – это узаконенные любовь и обещания. Оба понимают, что чувства непостоянны, а потому берут обязательства не только на себя сегодняшнего, но и на себя будущего. Несмотря на взаимную любовь, люди все-таки решают связать себя брачными узами перед лицом закона, общества, а нередко и Бога, чтобы тем самым ограничить возможность маневров в будущем – на тот случай, что в какой-то момент начнут действовать друг другу на нервы. Любители учиться могли бы заниматься этим самостоятельно, но почему-то идут на курсы или в университет. Привычные к трансцендентным переживаниям, духовные люди тем не менее осознают, что наиболее всего духовность развивается и процветает в рамках религиозного института – такого противоречивого и вызывающего у людей такие неоднозначные чувства. С точки зрения религии любовь к Богу выражается в ритуалах, праздниках, преданиях и практиках – им она и обязана своей силой и долговечностью. Как однажды написал раввин Дэвид Вольпе: «Духовность – это эмоция. Религия – это обязанность. Духовность успокаивает. Религия мобилизует. Духовность довольна самой собой. Религия недовольна всем миром».

Таким образом, наиболее полное определение слова «обязательство» таково: влюбиться, а затем выработать систему поведения вокруг предмета своей любви на той случай, если эта любовь однажды пошатнется. Ортодоксальные евреи любят своего Бога, но на всякий случай соблюдают кашрут[74]74
  Кашрут – термин в иудаизме, означающий дозволенность или пригодность чего-либо с точки зрения Галахи.


[Закрыть]. И никакой трагедии в этом нет. Это ярмо не причиняет боли, а большую часть времени, наоборот, приносит удовольствие. После рождения моего первого ребенка друг отправил мне такое электронное письмо: «Добро пожаловать в мир неизбежной реальности». Да, можно просрочить рабочий дедлайн, перенести встречу с друзьями, но если нужно покормить или забрать из школы ребенка, вы оказываетесь в неизбежной реальности. Да, родители стонут под гнетом сваливавшегося на них бремени и взваленных на себя обязанностей, но как часто вам приходится слышать, что они жалеют о сделанном выборе? Яркая и наполненная жизнь определяется наличием в ней обязательств и обязанностей. Хорошо прожитая жизнь – это путь из точки, где вы открыты для любых возможностей, до той точки, в которой выполнение обязательств приносит вам радость.

Что дают нам обязательства

Конечно, обязательства – это про отдавать, делать для других и не требовать взамен, но и нам от них пользы немало. Позвольте мне изложить некоторые их преимущества:

Наши обязательства определяют нас. Именно через наши обязательства мы рассказываем о себе. Когда мы о них говорим, у нас сияют глаза. Обязательства привносят постоянство в нашу жизнь, делают ее целостной. Как выразилась Ханна Арендт[75]75
  Ханна Арендт (1906–1975 гг.) – немецко-американский философ еврейского происхождения, политический теоретик и историк, основоположница теории тоталитаризма.


[Закрыть]: «Без уз обязательств нам никогда не достичь достаточной степени сознательности и целостности, чтобы о нас можно было сложить полноценный рассказ. Мы были бы обречены на вечные скитания в тени наших одиноких сердец и, не имея ориентиров, отдались бы на волю своих переменчивых настроений, и недосказанности». Идентичность формируется не в изоляции, а лишь при тесном контакте с чем-либо.

Наши обязательства определяют нашу цель. В 2007 году организация Gallup опросила людей по всему миру, считают ли они, что ведут осмысленную жизнь. Страной, где большинство жителей ощущают смысл и цель собственной жизни, оказалась Либерия, а меньше всего таких людей нашлось в Нидерландах. И дело тут вовсе не в том, что жизнь в Либерии была лучше. Напротив. Однако жителям Либерии было свойственно то, что Пол Фрезе[76]76
  Пол Фрезе – американский писатель и профессор социологии.


[Закрыть] называет «экзистенциальной необходимостью». Чтобы выживать в тяжелых условиях, они оказываются вынуждены брать на себя серьезные обязательства друг перед другом. Рисковать жизнью друг за друга. И эти отважные обязательства придают их жизни смысл. Вот в чем парадокс привилегированности. Обеспеченные люди гонятся за преходящими удовольствиями, которые разобщают их. Покупают коттеджи на огромных участках, отгораживаются от мира и погружаются в одиночество. Но в трудные моменты нас тянет держаться рядом, держаться друг друга – и это единение отвечает нашим самым глубинным потребностям.

Наши обязательства открывают нам более высокий уровень свободы. В нашей культуре принято воспринимать свободу как отсутствие ограничений. Это и есть свобода от чего-то. Но есть и другой, более высокий вид свободы. Это свобода делать что-то. Это свобода как полнота возможностей, и зачастую она подразумевает ограничения и выдержку. Вам придется буквально приковать себя к фортепиано и годами практиковаться, если вы хотите обрести свободу играть на инструменте виртуозно. Вам придется «приковать» себя к определенным полезным привычкам, чтобы не оказаться заложником порочных желаний: желания выпить, получить одобрение и проваляться весь день в постели.

Как говорит теолог Тим Келлер, настоящая свобода заключается скорее в поиске правильных ограничений, нежели в их полном отсутствии. Многое в нашей жизни напрямую зависит от того, в какое определение свободы мы верим.

На второй вершине свободу вам дарят как раз ваши цепи.

Обязательства формируют ваш моральный облик. Появление моего старшего сына на свет было непростым. Весь в синяках, кожа с синеватым оттенком и низкий балл по шкале Апгар. Его увезли в реанимацию. Было невыносимо страшно. Помню, в первую ночь мне подумалось: «Неужели, проживи он всего полчаса, мы с его матерью оплакивали бы его всю оставшуюся жизнь?» До появления ребенка я бы не задумываясь ответил, что, конечно же, нет. Как могут тридцать минут жизни существа, которое себя даже не осознает, стоить того, чтобы жизнь двоих взрослых людей преисполнилась горя? Какова рентабельность таких затрат? Но любой родитель знает, что было бы только так и никак иначе. С рождением ребенка наша логика меняется. Мне сразу стало ясно, что жизнь ребенка имеет бесконечную ценность и достоинство. И да, пережитое горе будет стоить того, даже если пламени свечи суждено гореть так недолго. С появлением вашего ребенка на свет вас захватывает преданность, силу которой вы не могли себе представить. Вы оказываетесь на пороге дисциплинированного служения.

Любовь, которая просыпается в родителе к своему ребенку, открывает недоступную ранее энергию, мы не спим ночами – стережем его сон. Именно любовь побуждает нас дать клятву верности тому, кого мы любим. И родители точно так же клянутся быть рядом со своим ребенком. Выполнение этих клятв требует от нас определенных бескорыстных действий. Мы толкаем коляску с ребенком, хотя, возможно, предпочли бы выйти в одиночестве на пробежку. Со временем эти действия становятся привычными и формируют новое отношение к миру. К тому времени, когда ребенку исполняется три года, большинство родителей уже и не замечают, что привыкли ставить его на первое место.

Потихоньку-полегоньку, уделяя силы и время, вы меняете основополагающие установки своей личности, становитесь более щедрыми, отзывчивыми, становитесь добрее. Постепенно большая любовь затмевает маленькие предпочтения: с чего я проведу выходные за игрой в гольф, когда я могу поиграть в мяч со своими детьми? По моему опыту, подавить дурное желание возможно только в том случае, когда есть возможность перенести фокус внимания на что-то положительное. Чем глубже вы погружаетесь в жизнь, полную осознанных обязательств, тем тоньше и незаметнее становится грань между эгоизмом и бескорыстием. Заботясь о своем ребенке, вы словно отдаете ему частичку себя. Стремление делать добро – вот главная примета хорошего человека.

На этом примере видно, что нравственное воспитание немыслимо в одиночестве, оно всегда происходит в соединении с чем-то. Характер невозможно воспитать, сидя на диване, размышляя о добре и зле и тренируя силу воли. Лишь глубокие, осознанно взятые на себя обязательства формируют наш характер. Дабы помочь с этим другому, научите его брать на себя обязательства: в детстве – временные, в юности – более долгосрочные, в зрелом возрасте – постоянные. Обязательства – это школа нравственного воспитания.

В тот момент, когда вашу жизнь начинают определять обязательства, от которых у вас горят глаза и быстрее течет кровь, – знайте, вы на второй вершине.

Глава 8
Вторая вершина

У Кэти Флетчер и Дэвида Симпсона есть сын по имени Санти. Он учился в государственной школе в Вашингтоне, где дружил с мальчиком по имени Джеймс, которому иногда нечем было ужинать, и Санти иногда приглашал друга в гости с ночевкой. А у Джеймса тоже был друг, и у его друга был еще один друг, ну и так далее. Теперь по четвергам у Кэти собираются по двадцать – двадцать пять детей за столом. Четверо или пятеро из них живут у Кэти или в соседних домах. А каждое лето Кэти и Дэвид собирают группу где-то из сорока детей и везут их отдыхать за город на Кейп-Код. Вот так – просто отозвавшись на существующую нужду, Кэти и Дэвид окружили себя такой большой и расширенной семьей.

Впервые я пришел на ужин к Кэти и Дэвиду где-то в начале 2014 года по приглашению нашего общего друга. Дверь мне открыл высокий, харизматичный молодой человек по имени Эдд, с ниспадающими на его проникновенные глаза дредами. Я протянул было руку в знак приветствия, но Эдд меня остановил: «Мы тут руки не жмем. У нас принято обниматься». Я всегда предпочитал рукопожатия, но в тот вечер началась (и до сих пор продолжается) моя пятилетка объятий.

По четвергам мы собираемся за столом, чтобы разделить трапезу и вместе с тем утолить голод куда более глубокий. Меню всякий раз неизменно: острая курица и черный рис. Мобильными телефонами пользоваться запрещено («будьте здесь и сейчас», как говорит Кэти). Ближе к середине вечера начинается ритуал – каждый из присутствующих по очереди делится каким-нибудь фактом о себе: за что благодарен или, может, рассказывает какую-то новость – что-то, что важно прямо сейчас. Часто есть повод порадоваться и поздравить: кто экзамен сдал, кто на работу устроился, а кто окончил курсы парикмахеров. Поднимаются за столом и более серьезные темы. Одна семнадцатилетняя девушка забеременела. У другой отказывает почка, и страховая компания не соглашается оплатить пересадку. Кто-то признается в бисексуальности, а другой юноша в том, что страдает депрессией.

Однажды к нам присоединилась одна девушка. Когда подошла ее очередь, она призналась, что несмотря на то, что уже 21 год, она уже десять лет как не сидела за обеденным столом.

Большинство наших разговоров – это слова поддержки. Людям живется непросто, и им важно услышать, что их ценят, любят и нуждаются в них.

Мы шутим и смеемся. Дети поют. Как-то раз я привел на ужин свою дочь, и по дороге домой она сказала, что никогда раньше не бывала в таком теплом и душевном кругу.

После еды мы перебираемся в гостиную к фортепиано, кто-нибудь обязательно начнет играть какой-нибудь из хитов Адель, а остальные подпевают. Но ключевой инструмент единения в этом доме – это обеденный стол. Именно он сближает и сплачивает людей. Я понял, что не стоит недооценивать силу обеденного стола. Это сцена, на которой мы обращаемся друг к другу за любовью, как цветы к солнечным лучам. «Спасибо, что заметила во мне свет», – как-то раз сказала одна девушка, обращаясь к Кэти. Взрослые приходят на этот ужин из скупого на эмоции мира, чтобы хотя бы на время сбросить свою броню. Дети же приходят с улицы к Кэти и Дэвиду, к своим названным маме и папе.

Почти каждый ребенок за этим столом пережил ужасы нищеты. Кто остался без крова над головой, кто угодил в приют. Каждый из них познал жестокость со стороны мужчин (от отца или другого важного человека в их жизни). Над ними или издевались, обманывали, или же попросту бросили. Но теперь эти дети окружены заботой. Как-то раз к нашему столу присоединился Билл Милликен, основавший организацию Communities in Schools («Сообщества в школе»). Сейчас ему за семьдесят. «Я работаю в этой области уже пятьдесят лет, – говорит он, – и никакая программа не может изменить жизнь человека. Сделать это могу только человеческие отношения».

Это и происходит за обеденным столом у Кэти. Если вам за тридцать пять и у вас белый цвет кожи, то вряд ли вам известно, что Вашингтон – это просто колыбель для творческой чернокожей молодежи. Ребята, которые приходят на ужин к Кэти, активные участники творческого андеграунда – среди них есть поэты, художники, диджеи, певцы и много кто еще. И мы, взрослые, выступаем в качестве публики, которой они могут демонстрировать свои таланты. В ответ они дарят нам полнейшую нетерпимость к социальной дистанции.

Рождение чувств – это настоящая загадка, ведь проследить конкретные химические процессы, в результате которых между людьми вдруг загорается любовь – невозможно. Но каждый из нашей группы преобразился самым удивительным образом. Дэвид уволился с работы и теперь целыми днями занимается с детьми. Кэти организует художественные программы по всей Америке, и дома ее ждет основное призвание.

На протяжении многих лет мы, взрослые, обещали детям, что они смогут пойти получить высшее образование, и вот, достигнув совершеннолетия, они с радостью откликнулись на это предложение. И найти средства на их обучение – теперь наша общая задача. Кэти и Дэвид создали некоммерческую организацию под названием AOK – All Our Kids («Все наши дети»), и все мы встроены в эту систему и помогаем чем можем. А все потому, что Кэти и Дэвид просто откликнулись на существующую потребность. Сама Кэти выросла в большой католической семье, поэтому привыкла, что вокруг много любящий людей. Когда ее спрашивают, как ей удается принимать у себя дома такое количество молодых людей, она смотрит непонимающим взглядом: «А как же иначе?»

Как вы можете себе представить, устают Кэти и Дэвид колоссально. Если вам доводилось присматривать за двумя-тремя сорванцами, представьте теперь, что их у вас таких сорок. Один потерял мобильник, другой разбил велосипед. А бывают и настоящие трагедии. В 2018-м страховая компания отказалась оплатить операцию по пересадке почки для одной их подопечной девушки. Это был вопрос жизни и смерти. Мы тут же мобилизовались и стали добиваться пересмотра этого решения. И одержали победу! К счастью, донор у нас был. Дэвид отдал Мэдлин свою почку.

Но этот изнурительный труд приносит свои плоды. Теперь жизнь Кэти и Дэвида полна любви, они любят и любимы десятками людей. Порой они задаются вопросом: могут ли выполнять свою работу еще эффективней? Но вопрос, занимаются ли они важным делом, приносят ли пользу, перед ними больше не встает. Они знают. С того самого момента, как влюбились в Кесари, Джеймса, Колеко, Тарука и Талию. В этих удивительно глубоких, необычайно талантливых молодых людей, рядом с которыми хочется проводить время.

Для меня АОК – это эталон жизни на второй вершине. Это жизнь, полная любви, заботы и преданности. Это – противоядие от всего, что не так с этим миром.

Ткачи[77]77
  Weavers – от названия организации Weave.


[Закрыть]

Я провожу немало времени с такими людьми, как Кэти и Дэвид, благодаря своей программе при институте Аспена под названием Weave: The Social Fabric Project. Основная идея проекта заключается в том, что главная проблема нашего общества – это социальная изоляция, и именно из нее проистекают многие другие проблемы. Вторая мысль такая – по всей стране живут люди, которые создают здоровые сообщества. И нам есть чему у них поучиться.

Мы путешествуем по стране и встречаемся с людьми, которые восстанавливают социальный капитал и исцеляют жизни. Такие люди повсюду. Мы – нация целителей. Стоит нам оказаться в маленьком городке, как найти тридцать таких людей не составит труда.

Джейд Бок из Альбукерке в раннем возрасте потеряла отца и теперь помогает детям справиться с горем. Стефани Хрузек из Хьюстона ведет внешкольную программу, где часами играет с детьми. Она страстно верит, что нет лучшего способа бесцельно провести час, чем за игрой с ребенком. «Со мной что-то не так, – говорит Стефани. – Я не могу жить без людей». Сэм Джонс открыл кружок по боксу на юго-востоке Огайо. Там он бесплатно обучает молодежь. Формально – боксировать, но на самом деле он учит их жизни.

За 2018 год я встретил не менее пятисот, а то и тысячу таких людей. И практически у каждого из них есть то же самое, что и у Кэти с Дэвидом, – уверенность в собственном призвании. Да, им мало платят. Не замечают. Их добрые дела и забота, как правило, не попадают во внимание крупных общественных институтов. Но вместе с тем они испытывают бесконечную радость от того света, который приносят в жизнь других людей, и от того, что знают свою миссию на этой планете. «С этой работы на пенсию не уйдешь, – говорит Шэрон Мёрфи, куратор организации по размещению беженцев в Вашингтоне Mary House. – Мне нравится то, что я делаю. Это не работа – это образ жизни».

Может показаться, что все эти люди – невероятные альтруисты. Но не забывайте, что, как заметил Аласдэр Макинтайр[78]78
  Аласдэр Макинтайр (род.1926 г.) – один из ведущих представителей американской политической философии и этики, в частности направления коммунитаризма.


[Закрыть], понятие «альтруизм» изобрели только в XVIII веке. Как только люди решили, что человек по сути своей эгоистичен, возникла необходимость выдумать слово для описания поступков, совершаемых из неэгоистических соображений. А до этого момента жизнь ради взаимоотношений, известная нам сегодня как «альтруизм», была самым обычным делом. Ничем героическим или из ряда вон выходящим она не казалась.

На вторую вершину, где жизнь определяется глубокими обязательствами, поднимаются самые разные люди. Среди них есть и бизнесмены, и преподаватели, деятели искусства и даже военные. Благодаря работе с Weave, я ближе всего познакомился с теми, кто работает в некоммерческих организациях. Это люди, которые противостоят культуре индивидуализма и изоляции. И каждый день своей жизни работают во имя поставленных целей.

Я многому научился у них. Позвольте немного рассказать о них, чтобы у вас сложилась более ясная картина о жизни на второй вершине, и о том, какие ценности разделяют люди, оказавшиеся там. Наиболее частые совпадения выделю курсивом.

Их долины

Большинство моих знакомых по Weave в какой-то момент оказались в долине. У кого-то долиной стало тяжелое детство. Или увольнение по собственному желанию. В какой-то момент, работая на своей совершенно обычной работе, они вдруг понимали, что продолжать больше не могут. Что работа им не по нутру, и тогда они принимали решение уйти. Например, один мой знакомый занимал недурной пост в IBM, но тянуло его в другую область – ему хотелось повысить уровень культуры в своем родном городке в Аппалачах. Он уволился из компании и открыл в своем горном городке небольшой ликероводочный завод, а при нем бар, чтобы людям было где собираться. «В организации, где я работала, вовсю процветал расизм, – рассказала мне госслужащая из Южной Каролины. – Я с этим мириться не могла, и позицию свою им высказала». Она ушла оттуда и, оставив позади прежнюю жизнь, начала жить новой, соответствующей ее нравственным убеждениям.

Иная долина, в которой оказываются люди, просто-таки шокирует. Кара Брук из Огайо всего за три года получила диплом бакалавра, и не успела она отпраздновать свое достижение, как у нее диагностировали редкую форму рака – в США не более десяти людей в год получают подобный диагноз. Год она проходила курс химиотерапии. Когда же лечение, наконец, кончилось, – она словно заново родилась. Наполненная неведомой прежде решимостью, она твердо намерилась изменить этот мир. Сколько бы ей ни было отведено. Сегодня она занимается тем, что собирает средства для любимого Огайо.

Когда Дариусу Бакстеру из Вашингтона было девять лет, его отец закрутил интрижку со стриптизершей, которая впоследствии организовала его убийство. Отучившись в Джорджтауне по спортивной стипендии, Дариус организовывает футбольные лагеря для мальчиков своего района, чтобы у них перед глазами был положительный пример.

Сара Адкинс – фармацевт из Огайо. Вместе со своим мужем Троем она воспитывала двух маленьких мальчиков, Самсона и Соломона. С годами Троя все чаще стали накрывать приступы депрессии и тревожности. Дошло до того, что он бросил работу, обозлился и стал совсем нелюдимым. Как могли Сара и Трой старались справиться с его недугом и даже ходили к психологу. И какое-то время казалось, что дело пошло на поправку.

Пока однажды осенью 2010 года Сара с матерью и сестрой не поехала на антикварный аукцион. Ее мальчишкам тогда было восемь и шесть лет, и на эти выходные они оставались под папиным присмотром. Трой сказал, что отвезет сыновей на озеро, где у его друзей был свой дом. В субботу Сара несколько раз звонила мужу, но тот не ответил. Она решила, что он, должно быть, катается с детьми на лодке или еще как проводит время. Домой она вернулась в воскресенье вечером, и очень удивилась, что у входной двери все еще лежала почта, в том числе и пара посылок с игрушками, которые она заказала для детей. Сара вошла в дом и крикнула: «Мама дома!», но ответа не последовало. Потом она заметила, что к двери, ведущей в подвал, был привален матрас. Решив, что мальчики играют с ней в прятки, она отодвинула препятствие и с улыбкой спустилась вниз. У подножия лестницы она увидела Троя. Тот лежал без сознания, прислонившись спиной к шкафу. Затем увидела одного из сыновей, Самсона – он лежал на диване, весь, как ей сначала показалось, перемазанный шоколадом. Она просто не могла осознать увиденного. Сара прикоснулась ко лбу Самсона – кожа была совсем холодная. Ее сознание разразила золотая вспышка, точно ослепительный солнечный луч, и она увидела Самсона рядом с Богом. Видение длилось всего секунду. Она побежала наверх в поисках Соломона. Нашла его лежащим в своей постели. Сара откинула одеяло. Говорить о том, что она увидела, о том, что было сделано с его ногами, она до сих пор не в силах. Мальчик тоже был мертв.

Она позвонила в полицию. «Он убил моих детей! Моих прекрасных детей. Они мертвы!» – кричала она в трубку. Оператор попросил ее сделать искусственное дыхание, но Сара объяснила, что поздно, тела уже давно остыли. Трой оставил записку: «Я спасу С. и С. от этой жизни, от недоразумений, сомнений, чувства вины, безнадежности, зависимости и неуверенности. Я разрываю этот порочный круг страданий».

Тысячи людей сплотились вокруг Сары. Три месяца после трагедии она жила с родителями и спала с ними в одной постели. В течение полугода соседи ежедневно приносили ей еду. Потребовались годы, чтобы оправиться от пережитого. Она шутит, что до сих пор живет на грани. Она не может не вспоминать. Часто можно заметить, как меняется выражение ее лица. Она всегда в напряжении – словно ожидает беды.