Текст книги "Слуга Дракона"

– Я служил личным секретарем графини Теры на Хафте, – пояснил Рейзе Куше.

Берса снова уставилась на Кэшела. Пара музыкантов с интересом прислушивались, радуясь потихоньку тому, что на сей раз развлекают их, а не они. Эвлатун замер с выпученными от удивления глазами.

– У графини случились роды в ночь мятежа, который стоил ей жизни, – продолжал свое повествование Рейзе. – Мы с моей женой спасли ее младенца, будущего принца, и воспитали вместе с дочерью моей жены, Шариной. Так что это правда: я имел честь растить принца Гаррика.

– Но вы слуга! – изумленно вымолвила леди Берса. Это прозвучало примерно как: «Но у вас же три головы! »

– Видите ли, когда… после того как король Валенс усыновил его, принц Гаррик нуждался в надежном управляющем, которому бы он доверял, – На губах Рейзе мелькнула улыбка, слабая и холодная, как роса на гладком сером камне. – Он попросил меня вернуться в Вэллис, где я когда-то служил во дворце; и я посчитал своим долгом откликнуться на его зов.

Куша замерла, очевидно переваривая новую информацию. Она стояла неподвижно, лишь глаза дважды моргнули. Так внутреннее веко ящерицы резко омывает ее глаз, когда она поджидает, пока добыча подойдет на расстояние одного рывка. Как только Куша сложила все кусочки головоломки в единое целое, она резко скомандовала:

– Уходите! Вы все, быстро! Мастеру Кэшелу требуется уладить личное дело!

Вскидывая руки вперед, словно одетый в траурный наряд богомол, Куша погнала танцоров и музыкантов через дамскую анфиладу. Скрипач нагнулся подобрать ноты, которые он, вероятно, уронил во время разговора Кэшела с Эвлатуном. Куша хлестнула беднягу веером так, что тот припустил бегом. Наверняка пониже спины у него вспух рубец.

Кэшел ощутил внезапное беспокойство.

– У Шарины ведь все в порядке, верно, мастер Рейзе? Я хочу сказать…

– Она находилась в полном порядке сегодня, когда я привел к ней делегацию, – холодно произнес Рейзе – так, словно был простым управляющим, а не отцом Шарины. – Леди Шарина упомянула, что после ухода посетителей с удовольствием встретится с вами. А сейчас она решает вопросы, касающиеся налогообложения землевладельцев, насколько я понял.

Он прочистил горло. И сменил тему.

– Однако я пришел поговорить о другом. Дело в том, что ваш дядя Катчин хотел бы переговорить с вами.

– Мой дядя? – переспросил Кэшел. Казалось, он был изумлен не меньше леди Куши, узнавшей, кем являлся Рейзе на самом деле.

– Катчин, мельник, хочет меня увидеть? Что он вообще делает в Вэллисе?

– Подозреваю, пытается получить пост в новом правительстве, – сухо усмехнулся Рейзе. – Это только мое предположение; мы ведь с вашим дядей не секретничали даже в бытность соседями по Барке…

Кэшел кивнул, когда информация улеглась в голове. Мельник и хозяин постоялого двора являлись довольно заметными фигурами в обществе, где почти все жили сельским хозяйством и овцеводством. Катчин, возможно, был даже богаче, по крайней мере он больше уделял внимания внешнему виду. Он также стал графским бейлифом в Барке – скорее всего, должность досталась ему в силу незначительности деревушки. Но так или иначе, Катчин считал Рейзе своим соперником.

Что до Рейзе, то он, казалось, вообще не думал о Катчине. Только теперь, когда Кэшел увидел Рейзе в роли придворного управляющего, он понял причину такого равнодушия: человека, в юности служившего при королевском дворе, мало волновали сословные различия в крохотной деревушке.

– Строго говоря, Катчин искал не вашей аудиенции, мастер Кэшел, – продолжал Рейзе. – Он хотел встретиться с принцем Гарриком, которого осмелился называть «мой старый друг Гаррик». Я вовсе не собирался допустить подобного, разумеется; но когда он попросил хотя бы о встрече с вами, я почувствовал, что родственные отношения обязывают меня предоставить это дело вашему вниманию.

Здесь Рейзе держался спокойно. Прежде, в родной Барке, он нередко кипел злобой и раздражением, которые подчас вырывались наружу. Другому человеку соседи бы это припомнили. Однако в случае с Рейзе все знали: если уж его довести до крайности, то этот человек скорее схватит медный чайник и стукнет себя по голове, чем навредит кому-нибудь.

Забавно, как мало, оказывается, мы знаем о людях, с которыми живем рядом всю жизнь. Еще забавнее, как мало мы знаем самих себя.

– Конечно, я поговорю с дядей, – пожал плечами Кэшел. Подобные ситуации он воспринимал как некую обязанность, вроде как ежевечерне искать паразитов у овец. – Куда мне пройти?

– Он ожидает в комнате для слуг, – Рейзе кивнул на дверь, через которую вошел в зал. – Привести его, или же вы можете переговорить с ним прямо там, сэр?

Кэшел в изумлении покачал головой. Надо же, отец Гаррика называет его «сэром»!

– Я пойду туда, – сказал он, направляясь к двери.

Честно говоря, Кэшел несколько удивился, как это дядя согласился ждать в соседнем помещении, а не ворвался с криками в залу. Войдя в приемную, он все понял. Катчин сидел там, абсолютно невредимый, краснолицый, сопящий, но возле него два здоровенных привратника держали жезлы из черного дерева с серебряными набалдашниками на обоих концах. Жезлы не шли ни в какое сравнение с дубинками вроде той, к которой привык Кэшел, но их вполне хватило, чтобы держать Катчина на месте.

Здесь, во дворце, ему приходилось занимать то место, которое указал управляющий. Неудивительно, что мельник выглядел взбешенным до крайности: казалось, еще немного, и он начнет грызть камни.

– Добрый день, дядюшка, – поприветствовал его Кэшел. – Не ожидал тебя здесь увидеть.

Дузи свидетель: наполовину это была правда.

Катчин скривил губы в некоем подобии улыбки. Он носил отвислые усы – возможно, под стать поредевшим волосам, которые тоже свисали двумя клочковатыми полосками над ушами. Мельник слишком много ел и пил; об этом свидетельствовали отекшее лицо, раздувшееся брюхо и в особенности опухшие пальцы, на каждом из которых сидело по кольцу.

– Ну, мой мальчик, ты должен знать: я прибыл, как только узнал, что ты и наш Гаррик нуждаетесь в помощи! – твердо сказал он.

– Мастер Кэшел? – произнес Рейзе голосом сухим, как ломтик вяленого мяса. – Я оставлю привратников у внешней двери. По окончании аудиенции они проводят вашего посетителя, куда вы им укажете.

Он поклонился – только Кэшелу, не мельнику – и направился к задней двери, уводя с собой подчиненных. Один из них, уходя, подмигнул Кэшелу.

Кэшел рассматривал дядюшку. По случаю визита во дворец тот принарядился во все новое: туники в несколько слоев, узор верхней состоял из пересекающихся диагональных полос бежевого и красновато-коричневого цвета; кушак из золотой парчи, на котором висел меч, выглядевший смехотворно. Кэшел припомнил, как однажды он согнул пополам меч потолще дядиной игрушки. На голове у мельника красовалась остроконечная шляпа с лебединым пером, выкрашенным в грязно-пурпурный цвет. Да, пожалуй, это одеяние стоило целой фермы в их родной Барке, хотя в результате Катчин смахивал на фокусника с Овечьей Ярмарки.

– Напрасно ты приехал, дядя, – сказал Кэшел. – Не припомню, чтобы Гаррик нуждался в твоей помощи. Я – так тем более. Думаю, лучше бы тебе вернуться домой.

– Ушам своим не верю! Неужели ребенок, которого я вырастил, оказался таким неблагодарным? – взревел Катчин. Возможно, он говорил вполне искренне. Каким-то чудесным образом ему удавалось запоминать события так, как ему было удобнее в данный момент. – Принцу Гаррику нужны помощники в управлении государством – такие, которым он мог бы доверять! Я и пришел, как только узнал об этом.

Кэшел грустно покачал головой. Странное дело, раньше он не замечал, насколько мелкий мужчина его дядя. В Барке Катчин постоянно хвастал и пыжился, отчего выглядел куда значительнее. А здесь он смотрелся просто шутом, приехавшим в город из деревушки, где главной достопримечательностью служил овечий загон. Ему и в голову не приходило, что никто в Вэллисе даже не слышал о деревушке под названием Барка.

– Дядя, – твердо произнес Кэшел, – тебе придется поехать домой. Если нет, по крайней мере, избавься от этой дурацкой одежды. Надень чистую шерстяную тунику и будь собой, а не посмешищем для дворцовых слуг. Ты же видел, как на тебя смотрели привратники.

Лицо Катчина потемнело от ярости.

– Да ты кто такой, мальчишка-попрошайка, чтобы читать лекции о моде бейлифу графа Ласкарга? – закричал он.

– Тебе прекрасно известно, что я никогда не попрошайничал, – пожал плечами Кэшел. Он мало значения придавал чужим словам, эти же звучали настолько глупо, что сердиться на них было смешно. – А что касается моих познаний в моде, так не мог же я столько лет прожить рядом с Илной и ничему не научиться. Ты же знаешь, купцы приходили со всего Вэллиса, чтобы купить ее ткани.

Катчин выдохнул с такой силой, что его усы растрепались. Будь он чуть менее осторожным, это бы плохо кончилось.

– Послушай, Кэшел, мальчик мой, – сказал он с притворной веселостью. – Просто позволь мне увидеться с нашим Гарриком, и тогда он поймет, что ему предлагают. Ты сильный и честный парень, но это дело – ниже твоего понимания.

Кэшел улыбнулся.

– Пожалуй, ты прав, дядюшка, – ответил он. – Именно поэтому тебе не надо было приходить ко мне. У Гаррика есть специальные люди, они ему докладывают, кого ему предстоит принять. А я знаю недостаточно, чтобы идти против их решений. – Он указал на дверь: – Возвращайся домой, Катчин. – Кэшела раздражала необходимость объяснять то, в чем не было нужды. – Поверь, лучше быть большой шишкой в Барке, чем ничтожеством в Вэллисе.

Катчин открыл рот и снова закрыл. Видно, ярость на несколько секунд лишила его дара речи. Наконец ломающимся голосом он спросил:

– А твое место, я так понимаю, здесь, Кэшел-Овцепас?

– Мое место там, где Шарина, дядя, – ответил Кэшел. Год назад, когда ему приходилось разговаривать на эту тему, он напрягался, как цепь на тяжелой бороне. – И всегда так было. Просто сейчас я это знаю точно.

Привычным движением, как будто шуганул щенка с непотребного места, он снова указал на дверь. Переполненный желчью, Катчин повиновался.

А Кэшел снова с улыбкой подумал: да, действительно его место рядом с Шириной, он это точно знал, так же как и она сама.

* * *

Тем временем Шарина беседовала с делегацией землевладельцев Западного Региона. Встреча продвигалась примерно с той же скоростью, с какой схватывается строительный раствор в дождливый день. И надо сказать, наблюдать за раствором казалось намного интереснее.

– Не то чтоб нам не нравился сборщик налогов, которого прислали в наш округ, – говорил очередной оратор. Шарина попыталась запомнить имена посетителей, но это оказалось ей не под силу: девушка слишком устала… она чувствовала себя нехорошо, а все делегаты выглядели такими похожими. Все равно, что пытаться различить двенадцать горошинок из одного стручка. – Просто мы не понимаем друг друга. А почему? Не сочтите, что мы придираемся к его северному происхождению, но не разобрать нам этого гнусавого выговора, и все тут.

Мимо просвистел колибри, остановившись, чтобы попить из алого трубообразного цветка лотоса. За ним пролетел второй. Пара скрылась в глубине садов, сердито щебеча друг на друга.

В черепичном бельведере помещалась вся делегация представителей от трех западных графств Орнифола – одиннадцать мужчин и одна женщина. Они носили ботинки с высокой шнуровкой и туники, подпоясанные таким образом, чтоб подол можно было заправить в штаны, когда того требовала работа. Делегаты выглядели крепкими людьми во всех смыслах – сложением они напоминали большие мшистые пни. В отличие от огромных поместий северного Орнифола Западный Регион представлял собой мозаику из крошечных владений. И каждому из делегатов когда-то в жизни приходилось ходить за плугом, да и теперь небось большинство из них явилось сюда, оторвавшись от яростной борьбы за урожай.

Шарине деревни Западного Региона напоминали родную Барку на восточном побережье Хафта. Так что уж кто-кто, а Шарина прекрасно понимала их заботы. Гораздо лучше, чем визитеры могли себе представить.

Проблема состояла в том, что все двенадцать представляли точную копию мельника Катчина. Воистину посади его в конец очереди – и не отличишь от остальных. Напыщенные маленькие людишки, полные гордыни, но с мелкими запросами, узкими, как у жеманного придворного подхалима.

И, разумеется, каждый со своими интересами.

– И у нас то же самое! – подал голос делегат из прибрежного округа, на груди его туники красовался ромбоид с камбалой, вышитой серебряной нитью; брошь на бархатной шапочке повторяла рисунок. – Представляете, он спросил меня, где может купить торф для кухонной печки. Торф! Когда же я сказал, что мы топим деревом, он посмотрел на меня как на сумасшедшего! И возмущается: «Вы позволяете себе жечь дерево? » И прямо видно, как в уме подсчитывает серебряные монеты, которые можно с нас сорвать.

– Ну в точности как у нас! – эхом откликнулись делегаты, словно хор на театральной сцене. Трое тут же начали излагать собственные истории о несправедливостях, чинимых чужаками в их округах.

Восемь делегатов уже высказались сегодня. Их речи вполне можно было поменять местами или вообще сократить в несколько раз без всякого ущерба для смысла. Все сводилось к одному: «Чужаки не знают, как ведутся дела на Западе».

Разумеется, чиновник, присланный с Севера, где деревья плохо растут на болотистых почвах, не может не удивляться использованию дров, а не торфяных брикетов, вырезанных в болотах и высушенных под навесом. Но это вовсе не означает, что он не сумеет соответствовать своей должности. В конце концов, сумма налога устанавливалась исходя из местной стоимости продукции, без учета возможности вывозить и продавать ее где-то еще.

Настоящая же проблема заключалась в том, что новые чиновники Гаррика были чужими для местных властных структур, они работали на правительство в Вэллисе, а не на себя и своих друзей. Конечно, существовала возможность их подкупить – они тоже люди, в конце концов, и ничто человеческое им не чуждо. Но сборщиков налогов контролировали региональные инспекторы, сравнивавшие индивидуальные доходы различных людей в одном округе.

Кроме того, подкупить постороннего человека гораздо сложнее, чем того, кого знаешь всю жизнь. Как можно доверять человеку со странным выговором и нелепыми вкусами в еде?

Со стороны фонтана в сердце дворцового комплекса, где стояли гигантские водяные часы, раздался негромкий звон. Бронзовый кувшин повернулся на своей оси, выливая воду, перед этим наполнявшую его по капле. Тут же приставленный слуга ударил звонким жезлом. Слуги, ожидавшие в переходах, провозгласили: «Пробил пятый час! » Их голоса, подобно эху, зазвучали в переходах, повторяя по цепочке эту фразу.

Шарина встала. Трое делегатов, говорившие одновременно, замолчали, бросая друг на друга нервные взгляды. Они боялись – верно, леди Шарина собиралась окончить аудиенцию прежде, чем они успели высказаться. За месяцы подобных приемов Шарина уяснила: больше всего делегатов волновала перспектива услышать собственный голос. Не снижение налогов, не улучшение дорог, не восстановление местных пошлин, на которых они наживались от торговли и перевозки грузов через их земли…

– Дамы и господа, – сказала Шарина, по традиции кивая женщине, а затем мужчинам, – в течение последних трех часов я выслушивала ваши обращения. Я сочувствую вам и обещаю обсудить эту информацию с руководителями, в чей круг обязанностей входят ваши дела.

По правде говоря, после трех часов общения с этими людьми Шарина теряла способность сочувствовать им, даже если бы их сварили в масле. Горничная одела Шарину как частное лицо высокого ранга. Канцлер Ройяс специально подобрал одежду таким образом, чтобы подчеркнуть непричастность Шарины к кругу придворных чиновников. Пусть не думают, что она способна как-то повлиять на решение правительства.

Шарина понимала свою задачу. Она умудрялась даже не обижаться на Ройяса, обращавшегося с ней как с глупой девочкой, с которой станется отменить региональные налоги или пообещать место в правительстве какому-нибудь шарлатану, объявившему себя незаконнорожденным сыном короля. Ройяс проявлял осторожность, а осторожный канцлер – это благо для Королевства Островов.

Проблема состояла в том, что предложенные ей одеяния были гораздо тяжелее и неудобнее, нежели придворный наряд из шелковых бежевых платьев, с полосой сбоку, указывающей ранг и положение. Светлые волосы Шарины приходилось укладывать в высокую прическу, закрепленную лентами и золотыми гребнями. Корсаж из золотой парчи туго затягивался поверх платья из тяжелого шелка с нашитыми аппликациями, изображавшими рождение и подвиги мифического героя Вала.

Чтоб как-то скрасить неудобства, Шарина решила провести встречу в водяном саду дворца. Кипарисы затеняли покрытый шифером бельведер, струи воды изо рта каменных дельфинов с плеском текли в пруд с лотосами, охлаждая воздух. Но ничто не могло сделать эту одежду достаточно прохладной! Приглядывая за хлебом в печи в середине лета, Шарина чувствовала себя комфортнее – ну или, скажем, менее неудобно. Наряд оставался жестким как броня и душным как парилка – еще одна кординская достопримечательность, которую в последнее время начала перенимать вэлисская элита.

– Я обязательно все обдумаю, – продолжала Шарина (Ройяс был бы доволен подобной дипломатичностью!), – но не могу обещать, что изменения немедленно войдут в систему управления, принятую правительством. Тем не менее…

Единственная женщина-делегат, госпожа Алатча, воскликнула:

– Принцесса, король – ваш брат! Неужели вы не можете объяснить ему, что мы заслуживаем управителя из своего собственного народа?

Внешне Алатча не слишком отличалась от своих коллег. Вот только туника доходила ей до лодыжек, а не до колен. Да с полей шляпы свисала тоненькая полоска кружева, изображая вуаль почтенной вдовы. Видимо, ее принадлежность к прекрасному полу придала ей смелости высказать протест, на который не решились мужчины.

Шарина улыбнулась, чтобы показать свою благосклонность. И даже кивнула – очень аккуратно, так как нагромождение гребней в прическе было очень тяжелым. Страшно подумать, что может случиться, если она наклонится слишком низко.

– Разумеется, я обсужу это дело с моим братом, принцем Гарриком, леди Алатча. – Слава богине, она наконец вспомнила хоть одно имя из двенадцати. – Однако спешу напомнить, что королем Островов является Валенс Третий. Мы с братом, подобно вам, – лишь верноподданные короля.

Это замечание – при всей его снисходительности – оказало неожиданное действие: остальные делегаты начали осторожно отодвигаться от Алатчи, будто у нее вдруг пена пошла изо рта. Гаррик со своими советниками, обеспечившими ему истинную власть, старательно поддерживали иллюзию, что Валенс по-прежнему является королем. Поступить иначе означало вызвать беспорядки на Орнифоле и подтолкнуть другие острова к провозглашению независимости.

Алатча, казалось, замерла в ужасе. Чтобы смягчить скрытую угрозу своих слов, Шарина сделала шаг вперед и протянула женщине руку. Алатча сжала ее с отчаянием утопающего.

– Но поскольку вы подняли данный вопрос, я передам его непременно, – сказала Шарина. Она легонько похлопала Алатчу свободной рукой, затем высвободилась и сделала шаг назад, чтобы видеть всю делегацию. – Налоги с вас собирают люди, которых вы не знаете. И вы, возможно, слышали, или же я вам сейчас сообщу, что в течение года окружные суды с королевскими судьями начнут слушание всех дел об убийствах, а также гражданских исков по сумме более двадцати серебряных монет.

– Ого! – вырвалось у одного из делегатов. Его коллеги, кивавшие с мрачными лицами, явно уже слышали подобные разговоры. Мужчина смущенно сел. Еще двое, поднявшиеся, чтобы держать речь, тоже присели. Впервые за этот день делегаты слушали кого-то, кроме самих себя.

– Люди, которые приходят к вам, раньше служили приказчиками в домах северных землевладельцев, – сказала Шарина. – Между прочим, платят им из государственной казны. И они хранят верность государству, на которое работают, а не тому или иному дворянину.

Она замолчала, мечтая о кружке терпкого, темного эля с дубровником, который варил ее отец в своем трактире. Один глоток его охладил бы и прочистил горло.

– Но они же не знают нас! – возразил один из делегатов, тщетно пытаясь придать важность вопросу, который они повторяли на все лады в течение аудиенции.

– Им предстоит познакомиться с вами, – с нажимом повторила Шарина. – Но служить они будут королю. И если вам кажется, что вы страдаете, работая с людьми с севера, подумайте, как благородные северяне чувствуют себя, имея дело со сборщиками, прибывшими из Вэллиса. Представьте себе, сколько раз я слышала: «Вы не можете предлагать лорду Такому-то Растакому платить налоги, как простому крестьянину Западного побережья! »

Делегаты разразились довольным хохотом.

– Правда, что ли? – удивленно выкрикнул кто-то.

– Да, принц Гаррик действительно ожидает, что все высокие лорды станут платить свои налоги, – сказала Шарила. – А мореходы Вэллиса будут платить свои и следить за этим пошлют кого-то из ваших же сыновей или дочерей. Разве не справедливо?

Перекрывая общий одобрительный гул, человек с усами, делившими его лицо на две порозовевшие части, громко подтвердил:

– Ага, вот и племянник мой, Эсмон, один из них, точно! Король платит ему семнадцать «орлов» в месяц. Каждый месяц платит – холодненькими, твердыми монетами!

Во времена недавно минувшего кризиса, когда королева волшебством пыталась заполучить королевство, налоги в отдаленных регионах практически не платились. Нынешнее правительство пошло на то, чтоб оплачивать новых служащих, и тому имелось две причины. Во-первых, заговорщики, которые противостояли королеве, когда король Валенс был слишком слаб, чтобы сделать это самому, являлись людьми состоятельными. Они имели возможность поддерживать новое правительство не только своими жизнями, но и кошельками.

Вторая причина заключалась в том, что перед своим поражением королева накопила огромные богатства. Кое-что оказалось разграбленным, еще больше пропало во время восстания, сделавшего Гаррика наследником короля. Но все же большая часть сохранилась, и лорд Тадай быстро и умело определил сокровища в королевскую казну.

Правда, оставался открытым вопрос: хватит ли Тадаю честности, чтобы в дальнейшем не встать на путь личного обогащения? Но за этим зорко следил канцлер Ройяс. Во всяком случае, Тадай знал о ведущемся за ним наблюдении. Посему старался выполнять обязанности казначея таким образом, чтоб и злейший враг не подкопался.

– И Роан, младший сын Робаса, мельника в Хэлвадейле, он тоже отправился к королю в Вэллис, – подхватил второй делегат. – Остер как шило, но что бы ему делать, останься он в округе? Ты ж мельницу пополам не распилишь! И двумя семьями на доходы с одной мельницы не проживешь…

Воцарилось одобрительное молчание. Госпожа Алатча осторожно поднялась.

– Леди Шарина, вы же сможете засвидетельствовать своему брату лояльность Западного Региона, не правда ли? – осторожно произнесла она. – Я хочу сказать, так уж повелось, что в Вэллисе люди смотрят на нас, как будто мы щетки сапожные. А мы этого не потерпим!

Некоторые представители подхватили крик «Ну нет! » или нечто подобное. Один пустился было рассказывать про некоего землевладельца, который плохо следил за своим забором, но другие немедленно одернули его.

– Тем не менее мы будем стоять за королевство, если королевство стоит за нас! – подытожила Алатча.

Мужчины вокруг нее завопили: «Эйе!» и «Слушайте, слушайте!» – так, что, казалось, от голосов рухнет крыша. Слуги и мелкие чиновники, проходившие вблизи, вытягивали шеи, желая посмотреть, что происходит. Здесь, в Вэллисе, привыкли, что многоголосые крики скорее означают мятеж, нежели воодушевление и ликование.

Шарина про себя вздохнула с облегчением. Наконец-то встреча завершилась. Она успела ощутить некое родство с посланцами, такими же крестьянами, как и она сама. Люди остались довольны, что с ними обошлись честно.

Обычно посетители, приходившие к леди Шарине, – те, которых Ройяс и Тадай не допускали к Гаррику, – мало заботились о том, что честно или же просто необходимо Королевству Островов в условиях нынешнего кризиса. Как правило, они стремились оттяпать побольше для себя. Их представления о справедливости формулировались просто: весь мир и уж тем более королевство должны давать им все, что они захотят.

– Госпожа Алатча, – произнесла в заключение Шарина, – господа, я буду рада заверить моего брата, что Западный Регион лоялен. Со своей стороны не стесняйтесь обращаться к своему правительству лично, как сегодня, или в письменной форме. Но я также прошу вас проявить терпение и помнить: тяжесть, которую вы несете на своих плечах, – во благо королевства.

Шарина задумалась о том, как тратятся королевские доходы. Она подозревала, что существует возможность уменьшить огромное количество слуг, с важным видом слонявшихся по дворцу… Хотя кто она такая, чтоб судить? Ее отец превратил постоялый двор в преуспевающее заведение, где ничего не пропадало зря. Теперь он управлял делами сына, и она представить себе не могла, чтобы он изменил своим принципам.

Требования дворца выходили за рамки простой эффективности. Он должен был соответствовать представлениям большого количества людей – вроде сегодняшней делегации или посольств с других островов. Возможно, армия слуг-бездельников столь же необходима, как и дорогие одеяния Шарины. Сама-то девушка вполне удовольствовалась бы простой шерстяной туникой и босыми ногами. Интересно, а что бы сказала госпожа Алатча, если бы Шарина выглядела как крестьянка?

Она улыбнулась. Делегаты отнесли улыбку на свой счет и, довольные, распрощались. На самом деле Шарина думала о том, как хорошо было бы переодеться в тунику и снять высокие котурны, которые отягощали ее ступни.

Церемониймейстеры, появившиеся невесть откуда, стояли наготове. Они проводили посетителей назад, к дворцовому входу. Надо бы поинтересоваться, как обычно невидимые слуги появляются в нужный момент.

Делегаты медленно откланялись и ушли, переговариваясь между собой. Госпожа Алатча обернулась и помахала рукой, прежде чем обойти искусственный пруд, в центре которого возвышался заросший ивняком остров. Все ее спутники остановились и сделали то же самое. Шарина бросила холодную улыбку и махала им в ответ, пока последний из двенадцати не исчез.

Безмолвно появилась горничная по имени Диора. Шарина опустила руку и тихо проговорила:

– Никогда в жизни не смотрела на заросли ив с таким удовольствием…

– Миледи? – переполошилась испуганная горничная, не вполне уловившая смысл этих слов: ведь неизвестно, как господа отреагируют на твое непонимание. Даже в Барке случайный торговец или гуртовщик мог отвесить оплеуху слуге, не выполнившему его приказания.

Правда, повторить свой подвиг драчуну не удавалось. Пока широкоплечий Гаррик ор-Рейзе распоряжался на постоялом дворе своего отца, любой житель Барки мог спрятаться за его спиной. Посему охранникам высокопоставленного гостя – ежели они сами себе не враги – приходилось мириться с тем, что их зарвавшегося хозяина укладывали лицом в компостную кучу за трактиром.

– Все в порядке, Диора, – отмахнувшись сказала Шарина. – Я просто разговариваю сама с собой. Помоги мне лучше распустить волосы. Боюсь, от остального маскарада не избавиться, пока не доберусь до своей комнаты.

Она собиралась увидеться с Кэшелом, как только переоденется. И дело не в том, что он мог как-то помочь ей. Шарина хихикнула, представив себе, как Кэшел тащит ее в покои, словно мешок с шерстью. Его силы хватило бы, чтобы поднять двух таких, как она, даже в ее тяжелых одеждах. Вот только как бы отреагировали на это окружающие? Пожалуй, это вызвало бы такой же скандал, как если бы леди Шарина решила раздеться до льняной нижней туники прямо здесь, в бельведере. Люди повсюду одинаковы: их больше беспокоит то, как вещи выглядят, чем реальное достоинство или непристойность происходящего.

Диора быстрыми пальцами выдернула гребни. Шарине претила мысль иметь слуг, но выбирать не приходилось. Она не могла самостоятельно надеть это одеяние, как не смогла бы в одиночку грести всеми ста семьюдесятью веслами триремы.

Диора – тихая, приветливая девушка – хорошо знала свое дело. К тому же она была истинное дитя Вэллиса, что являлось весьма важным для Шарины. Она могла провести свою госпожу через подводные камни придворной жизни. Без такой помощницы Шарина пропала бы, как, впрочем, пропала бы эта Диора, окажись посреди Хафтских лесов.

– Ах, миледи… – нерешительно промолвила Диора, когда последний гребешок был вынут легким движением и волосы Шарины свободно упали на спину. Маленькие золотые монетки звякнули друг о друга негромко и мелодично. – Не могли бы вы уделить минутку, чтобы поговорить с… некими людьми?

Шарина почувствовала желудочный спазм. У нее не оставалось больше сил…

Но придется. Она должна была выполнять свою работу, покуда остается в Вэллисе. Это ее долг.

– Что же это за некие люди, Диора? – Шарина попыталась придать своей интонации оттенок дружеского любопытства. Она направилась по дорожке к своим покоям. Горничная проскользнула вперед и взяла Шарину за локоть свободной от мешочка с расческами рукой. Шарина не ощущала своих ног под этими жесткими, пышными одеяниями, поэтому что бы не упасть, нуждалась в проводнике.

Недавно нанятые садовники восстанавливали разрушенное в годы разрухи, но работы оставалось еще очень и очень много Корни величественного вяза выступали поперек дорожки. Рабочие сложили плиты с одной стороны и насыпали песка с другой, но не успели его разровнять над корнем и уложить плиты.

– Сюда, выше, миледи, – громко подсказывала Диора. – Выше – вот так, теперь левой, и опять выше… Вот! Вы прошли его, миледи.

Как только сложный участок остался позади, Диора выпустила руку хозяйки. Горничная продолжала идти впереди, пока они пробирались меж клумбами цинний, радующих глаз живыми и нежными цветами. Шарина не видела лица девушки.

– Дело в том, миледи, что эти люди – мои старые соседи. Из Мостового Округа, где я жила, прежде чем получила место во дворце.

– А, – сказала Шарина без энтузиазма. Она даже не знала, где находится Мостовой Округ – возможно, на юге, на реке Белтис, потому что там находился единственный мост. В Вэллисе имелось три округа на западном берегу реки, Шарина знала это, но с остальными пятнадцатью округами их соединяли только паромы и маленькие лодки.

– Понимаете, миледи, их никто не хочет выслушать! Моя маменька с ума сходит от тревоги! И я сказала, что вы – настоящая леди, а не просто раскрашенная статуя… и возможно, вы смогли бы уделить минутку вашего времени…