Текст книги "Щит судьбы"

– Обескровят раджпутов, – кивнул Германиций.

– Вот именно. – Ситтас заворчал.

– Это означает, что нам не нужно беспокоиться о делах на севере, – сказал он. – По крайней мере какое-то время. Там персам придется разбираться самим.

Он посмотрел на Ирину.

– А насколько велика армия малва в Месопотамии?

Она колебалась, зная: ее сообщение встретят с недоверием.

– По меньшей мере, двести тысяч человек. Может, больше.

– Чушь! – воскликнул Германиций.

– Это не чушь, – заявил Велисарий. – Поверь, Германиций. Империя малва – единственная в мире, которая способна собрать армию такой численности. И, более того, обеспечивать ее всем необходимым, пока они держат Харк. Когда я был в Бхаруче, самом большом индийском порту на западном побережье, я своими глазами видел, как они строили огромные корабли – специально для материально-технического обеспечения. И строили их в огромном количестве.

Германиций побледнел.

– Двести тысяч, – прошептал он.

– По меньшей мере, – подчеркнул Велисарий. – Кроме того, они явно привезли с собой большую часть расчетов, умеющих управляться с новым оружием. Единственной их слабостью будет конница.

Ирина покачала головой.

– Нет, Велисарий, даже этого не будет. По крайней мере, не легкая конница. Я только вчера получила сообщение, что династия Лахмидов переметнулась от персов к малва. Таким образом, малва получили большую группу арабов-кавалеристов, а в придачу к ним еще и верблюдов с погонщиками, которых можно прекрасно использовать в пустынных районах на правом берегу Евфрата. Кстати, малва используют именно эту реку – вторжение идет по ней.

– Медленно идет, – заметил Гермоген. – По Тигру получилось бы быстрее – он более пригоден для плавания.

Велисарий пожал плечами.

– Малва не особо беспокоятся о скорости и маневренности. Они идут большой силой. А такое наступление удобнее проводить по Евфрату. Добравшись до Пероз-Шапура, они смогут перейти в Тигр. И окружат столицу Персии – Ктесифон.

– Как персы намерены реагировать? – спросил Германиций.

– Судя по тому, что мне сказал Баресманас, император Хосров намерен держать осаду в Вавилоне, – сообщила Ирина.

– Вавилоне? – воскликнул Антоний Александрийский. – Нет никакого Вавилона! Город пустует уже несколько столетий! – Патриарх покачал головой. – Он же в руинах.

Ирина улыбнулась.

– Город – да. Но стены Вавилона все еще стоят. И, по всем признакам, они все еще так же крепки, как были во времена Хаммурапи.

– Что от нас просят персы? – спросила Антонина.

Ирина бросила взгляд на Хрисопола. Префект претория вел предварительные переговоры с Баресманасом.

– Они хотят заключить союз с Римом и просят нас послать войска к Вавилону в помощь Хосрову – столько, сколько можем, – он кивнул Ситтасу. – Персы не рассчитывают на нашу помощь в восточных провинциях, куда также вторглись малва. Но они… ну… очень бы хотели получить нашу помощь в Месопотамии.

– Сколько именно людей они хотят получить в помощь? – спросил Юстиниан.

Хрисопол сделал глубокий вдох.

– Просят сорок тысяч. Всю сирийскую армию, а оставшиеся двадцать тысяч собрать из Анатолии и наших полков, стоящих в Европе.

Зал взорвался.

– Это безумие! – закричал Ситтас. – Это же половина римской армии!

– Таким образом Дунай вообще остается без прикрытия! – рявкнул Германиций. – Все варварские племена на Балканах хлынут через него в течение месяца! – Он повернулся к Велисарию. – Неужели ты серьезно рассматриваешь эту просьбу?

Велисарий покачал головой.

– Нет, Германиций. Хотя и стал бы рассматривать серьезно, если бы знал, что мы можем предоставить такую силу. – Велисарий пожал плечами. – Но факт остается фактом: мы не можем. Просто не можем. Мы должны держать войска на Дунае, причем немалые силы, как ты и сказал. И, к сожалению, мы должны оставить армию Ситтаса в Константинополе. Как мы все знаем, положение династии все еще остается шатким. Большая часть знати поддержит переворот – если еще один начнется и если они решат, что он может оказаться успешным.

Германиций потрепал бороду.

– Другими словами, на данный момент нам некого послать в Персию, кроме сирийской и египетской армий.

– Нет, – сказала Феодора. – В Египте тоже шаткое положение. – Она повернулась к начальнице шпионской сети.

– Расскажи им.

– Как вы все знаете, бывший патриарх Александрии Тимофей IV был убит во время восстания «Ника»44
  Восстание «Ника» – народное восстание в Константинополе 11-17 января 532 года. Название получило от клича-пароля восставших «Ника!» – «Побеждай!».


[Закрыть], в то же время был убит предшественник Антония Епифаний, – сказала Ирина. – Виновные так и не были найдены, но я уверена: это дело рук наемных убийц малва.

– Которым помогали экстремисты из рядов служителей церкви, – добавил Юстиниан злобно.

Ирина кивнула.

– После трех месяцев пререканий и ожесточенных споров греческая знать Александрии назначила нового патриарха. Экстремиста-ортодокса. Монаха по имени Павел. На следующий день по его инициативе начались преследования. С тех пор в Александрии продолжаются волнения. Почти ежедневно происходят уличные драки и столкновения между экстремистами-ортодоксами и экстремистами-монофизитами. Мы только вчера получили эту информацию.

– А чем, черт побери, занимается армия Египта? – спросил Германиций.

– Они взяли сторону патриарха, – ответила Ирина. – На самом деле, судя по полученным мною сообщениям, командующий армией был главным сторонником Павла.

– Это полководец Амброз, не правда ли? – уточнил Гермоген. Ирина кивнула.

– Знаю я этого мерзавца, – проворчал Ситтас. – Ни черта не стоит на поле брани. Политик до мозга костей. Амбициозен, как сатана.

Префект претория вздохнул.

– Так, это армия Египта. Значит, ее мы в Персию послать не можем.

– Дело обстоит даже хуже, Хрисопол, – заметил Велисарий. – Мы пошлём какие-то силы в Египет, чтобы выправить положение.

– Считаешь, нам следует вмешаться?

– Определенно. Египет – крупнейшая провинция империи. В будущем мы надеемся, что Египет станет нашим бастионом во время морской кампании в Эритрейском море. Мы не можем позволить, чтобы население было недовольно и находилось на грани восстания.

– По этому вопросу я полностью согласна с Велисарием, – поддержала полководца Феодора. Потом кивнула на Антония. – По рекомендации Антония я посылаю дьякона по имени Феодосий занять место Павла – патриарха Александрии. Феодосий – монофизит, но не придерживается экстремистских взглядов. Как и Тимофей, он принадлежит к северианской школе.

Хрисопол нахмурился.

– А как ты намереваешься провести назначение? – Впервые после начала совещания Феодора улыбнулась. Но в ее улыбке не было и доли веселья.

– Смесью старого и нового. Ты знаешь о религиозном ордене, основанном Михаилом Македонским? Он предложил отправить несколько тысяч своих монахов в Египет, чтобы разобраться с существующими там монашескими орденами.

– Его монахи хороши против других монахов, дерущихся на улицах дубинами, но против армии Египта… – проворчал Гермоген.

– С ней будет сражаться Когорта Феодоры, – объявил Велисарий. За объявлением последовало гробовое молчание. Все глаза повернулись к Антонине.

Маленькая египтянка пожала плечами.

– Боюсь, это все, что у нас есть.

– Не совсем, – сказал Велисарий. И посмотрел на Гермогена. – Думаю, мы можем выделить один из твоих легионов в поддержку гренадерам Антонины. Они будут ее пехотой. А в качестве конницы я выделю ей пятьсот своих катафрактов.

Гермоген кивнул. Германиций нахмурился и переводил взгляд с Велисария на Антонину.

– Я думал, вы собираетесь использовать гренадеров в Персии, – заметил он.

Перед тем как Велисарий смог ответить, заговорила Феодора:

– Нет. Точно нет. За исключением небольшого отряда ракетчиков Велисария, Когорта под предводительством Антонины – наша единственная сила, обеспеченная новым пороховым оружием. Они никогда не участвовали в настоящем сражении. Я не собираюсь рисковать ими в Персии. По крайней мере, в начале войны.

Германиций нахмурился сильнее.

– Тогда кто?..

– Я, – сказал Велисарий. – Я сам и все войска, которые нам удастся собрать. – Он почесал подбородок. – Думаю, сможем выделить тысяч пять-шесть из сирийской армии, ну а также мои букелларии.

– Я могу выделить две тысячи катафрактов, – вставил Ситтас. И посмотрел на Германиция.

Командующий иллирийской армией скорчил гримасу.

– Наверное, смогу выделить человек пятьсот. Не больше. Боюсь, в течение ближайшего года начнутся проблемы с северными варварами. Малва будут щедро раздавать золото.

Гермоген, подсчитывавший на пальцах получающееся количество, поднял голову.

– Не получается достойной армии, Велисарий, – заметил он. – Что там у тебя? Где-то тысяча катафрактов, после того как ты отдашь пятьсот Антонине?

Велисарий кивнул. Гермоген выдохнул воздух.

– Плюс две тысячи Ситтаса и пятьсот Германиция. Это три с половиной тысячи кавалеристов. Тяжелая конница. Из армии Сирии ты, вероятно, получишь три или четыре тысячи пехотинцев и пару тысяч кавалеристов. Но это будет легкая конница, лучники, а не копьеносцы.

– В самом лучшем случае – десять тысяч человек, – сделал вывод Германиций. – Как правильно заметил Гермоген, достойной армии не получается.

Велисарий пожал плечами.

– Это то, что есть.

– Мне не нравится, что Велисарий лично намерен возглавить армию, – заявил Хрисопол. – Он – главный стратег империи. Он должен остаться здесь, в столице.

– Чушь! – рявкнул Юстиниан. Впервые после начала совещания на его лице появилась улыбка. И, как и у его жены, в ней не было и доли веселья.

– Вы хотите заключить союз с Персией? – спросил он. – Им совсем не понравится наше предложение десяти тысяч человек. Но репутация Велисария – совсем другое дело. Она перевесит любое количество. – Теперь на обезображенном лице все-таки появилась доля радости. – Прекрати хмуриться, Хрисопол. Я знаю, что ты хмуришься, как будто вижу тебя.

Он склонился вперед, схватившись за подлокотники. Обвел взглядом пустых глазниц собравшихся советников. В какое-то мгновение все могли бы поклясться, что Юстиниан на самом деле видит их.

– Я сделал этого человека полководцем, – сказал бывший император. – Это – одно из немногих решений, о которых я никогда не пожалел. – Он откинулся на спинку стула. – Персы будут счастливы. Не сомневайтесь.

Глава 3

На следующее утро, когда императрица-регентша давала Баресманасу официальный ответ Рима на предложение Персии, посол на самом деле казался счастливым. Да, он надеялся на большую армию. Но на самом деле ни он сам, ни император Хосров не ожидали, что римляне выделят им сорок тысяч человек. Его также очень обрадовало, что римляне не потребовали взамен никаких приграничных территорий. Щедрость оказалась неожиданной.

Но самое главное – Велисарий!

Не все члены персидской делегации придерживались того же мнения, включая жену Баресманаса Малеку. Как только Баресманас вернулся в небольшой дворец, расположенный в центре императорского комплекса, в котором разместились персы, она вышла в гостиную. Жена сильно хмурилась.

– Я тебя не одобряю, – заявила она мужу очень серьезным тоном. – Нам не следует просить одолжения у этих негодяев римлян, словно мы какие-то нищие!

Баресманас проигнорировал ее. Он стоял перед камином и смотрел на играющие языки пламени, а также грел руки – апрельское утро оказалось прохладным.

– Я не одобряю! – повторила Малека.

Баресманас вздохнул и отвернулся от камина.

– Император одобряет, – сказал он мягко.

– Хосров – всего лишь мальчик!

– Совершенно определенно – нет, – твердо ответил муж. – Да, он молодой человек. Но он во всех планах не хуже других императоров, восседавших на арийском троне. Не сомневайся в этом, жена.

Малека нахмурилась.

– Даже если и так… Он слишком обеспокоен вторжением малва! Он забыл о нашем великолепном арийском наследии!

Муж с трудом сдержался от резкого ответа. В отличие от жены Баресманас получил прекрасное образование. На самом деле он был ученым, что нетипично для шахрадара. С другой стороны, Малека являлась типичной представительницей класса.

Как и все высокопоставленные персидские женщины благородного происхождения, она умела читать. Но этим умением она ни разу не воспользовалась по достижении совершеннолетия. Малека предпочитала изучать историю, сидя на мягких подушках в их дворце в столице Персии Ктесифоне. Барды пели ей песни, повествующие о победах ариев.

Баресманас внимательно смотрел на лицо разгневанной жены, пытаясь придумать, как объяснить ей истинное положение вещей так, чтобы она это поняла, несмотря на свои предубеждения и необразованность.

Настоящая история, как он знал, сильно отличалась от версии, представляемой в эпических поэмах. Иранцы, правящие Персией и Центральной Азией, происходят, как и их скифские братья, из азиатских степей. Когда-то они тоже были варварами-кочевникмаи. Более тысячи лет назад арийские племена пришли на юг из степей, покоряя земли, по которым шли.

Племена, отправившиеся на запад, стали известны как иранцы, и именно они принесли славу древней Персии. Обосновавшиеся на востоке родичи покорили Северную Индию и создали ведическую культуру, которая в дальнейшем распространилась на весь субконтинент.

А затем, сделав все это, обе ветви ариев придумали для себя новую историю. Историю, полную легенд и грандиозных притязаний, в которой осталось очень мало от реальных фактов.

Мифы и сказки в основном зарождались на востоке. Как и раньше, теперь реальная власть иранцев концентрировалась на Иранском нагорье и огромных богатых землях Месопотамии. Но арии – по крайней мере знать – предпочитали помнить легенды северо-восточных степей.

«Их почему-то помнят, переворачивая все с ног на голову, – думал он. – Я не знаю о военной мощи варварских наездников. Только мифы о чистоте крови и божественном происхождении».

Рассматривая жену, Баресманас понял, что ему не удастся справиться с ее предрассудками.

Пусть будет так. У ариев есть и другие традиции.

– Подчиняйся своему мужу, жена, – приказал он. – И своему императору.

Она открыла рот.

– Подчиняйся.

Малека склонила голову. Потом угрюмо вышла из комнаты.

Баресманас опустился на диван у камина. Уставился на языки пламени. Огонь отражался у него в темных глазах, но, глядя в эти минуты в огонь камина, он видел совсем другое…

Он вспомнил другой огонь – сражение под Миндусом, где три года назад римский полководец разбил персидскую армию. Перехитрил их, поймал в капкан, уничтожил, даже захватил персидский лагерь.

Велисарий.

Баресманас участвовал в той битве. Как и его дети, остававшиеся в персидском лагере.

Он отвернулся от огня и скорчил гримасу.

Его дети никогда не оказались бы в Миндусе, если бы их туда не привез сам Баресманас. Несмотря на свое образование, он тоже поддался арийской надменности. У благородных персов давно сложилась традиция приводить свои семьи на поле брани. Таким образом они показывали врагу и всему миру свою надменную уверенность в непобедимости ариев.

Его жена отказалась поехать, сославшись на состояние здоровья. (Ее не пугали враги, ей просто не хотелось ехать в жаркую сирийскую пустыню.) Но дети поехали с радостью – как дочь, так и сын. Они горели желанием увидеть, как их знаменитый отец, подчиняющийся только главнокомандующему Фирузу, разобьет наглых римлян.

Баресманас вздохнул. Поднял левую руку и погладил правое плечо. Плечо болело, и сквозь шелковую ткань туники он чувствовал оставшийся шрам.

Шрам от римского копья. В Миндусе Баресманас, как и все копьеносцы благородного происхождения бросившийся в атаку, оказался пойманным в ловушку в центре поля. Пойманным хитрым римским главнокомандующим, а затем разбитым его контрударами.

Велисарий.

Баресманас плохо помнил последние минуты битвы. Только суматоху, смятение, клубы пыли; растущий ужас от понимания того, что их перехитрили и победили; шок и боль, когда лежал в полубессознательном состоянии, истекая кровью на вытоптанной множеством ног земле, а его плечо было почти полностью отрублено.

Лучше всего он помнил ужас, сковавший его сердце, словно по венам у него вдруг вместо крови потекло расплавленное железо. Он боялся не за себя, а за своих беспомощных детей. Некому было защищать персидский лагерь от празднующих победу римлян. Баресманас знал: римские солдаты пройдутся по нему, как стая голодных волков, в особенности их наемники-гунны. Станут насиловать женщин и убивать мужчин.

И они насиловали и убивали, по крайней мере, уже начали.

Пока Велисарий вместе со своими катафрактами не положил конец бесчинствам. Велисарий был с гуннами так же безжалостен и решителен, как и с персами.

Несколько недель спустя его выкупила семья. Баресманас услышал о случившемся от своей дочери Тахмины. Увидев приближающихся гуннов, они с братом спрятались под шелковыми подушками в их шатре. Но варваров это не обмануло. Отряд гуннов быстро обнаружил Тахмину и вытащил ее из шатра. Брат попытался прийти ей на помощь, но тщетно. Гунны не стали убивать мальчика – на рынке рабов за него можно было бы получить неплохую цену. Они просто хорошенько врезали ему, чтобы не мешал, пока они срывают одежду с сестры.

Тогда и появился римский полководец в сопровождении катафрактов и приказал гуннам остановиться. Тахмина описала Баресманасу, как гунн, державший ее за волосы, попробовал поддразнить Велисария. И как полководец с жестким выражением лица просто произнес имя одного из своих подчиненных. Катафракта, чье лицо оказалось еще более жестким. Он вообще чем-то напоминал ласку. И катафракт оказался таким же быстрым и смертоносным, как ласка. Его стрелы пронзили гуннов, державших Тахмину, так быстро, словно он убивал куриц.

Велисарий.

Странный, необычный человек. Жалость и благородство лежат у него под коркой безжалостности и хитрости.

Баресманас снова повернулся к камину и уставился в огонь. И теперь впервые после того, как он узнал о совершенном малва в Месопотамии, перс смог поверить, что враг сгорит в огне.

Велисарий.

Глава 4

Это был самый красивый собор, который когда-либо видел Юстиниан. Более красивый и более величественный, чем он мечтал. Краеугольный камень его жизни. Айя София – храм Святой Софии, который он планировал построить.

Центральная улица Константинополя начиналась у Золотых Ворот и заканчивалась у подножия собора. По всей ее длине, разбросанные тут и там или сложенные грудами, лежали жертвы чумы.

Половина города умерла или умирала. Вонь разлагающихся непохороненных тел смешивалась с болезнетворным запахом горящих трупов. В результате над Константинополем висело густое облако вредных испарений, словно город постоянно накрывал туман. Подобное облако из вредных испарений висело когда-то над Италией и Северной Африкой и всеми другими провинциями, которые для него завоевывал или перезавоевывал Велисарий.

Юстиниан Великий. Который во имя восстановления величия Римской империи разорил восточную часть, чтобы разрушить западную. И оставил все Средиземноморье разрушенным. Самым подходящим местом для распространения худшей эпидемии чумы за несколько столетий.

Юстиниан Великий. Который более, чем кто-либо другой, приблизил окончательное падение греко-римской цивилизации.

Юстиниан выпрямился на стуле.

– Не надо. Я больше не выдержу, – прохрипел он.

Он склонился вперед и, дрожа, протянул руку. На ладони лежал сверкающий, переливающийся всеми гранями предмет. Кристалл – как его называли. Магический камень.

Велисарий забрал кристалл у Юстиниана и вернул назад в мешочек. Мгновение спустя мешочек опять висел у полководца на груди. Камень посылал мысленные импульсы прямо в мозг Велисария.

«Он – неприятный человек», – пришел первый импульс.

Велисарий уныло улыбнулся.

«Да, Эйд, ты прав. Неприятный. Но он может стать великим», – послал ответную мысль Велисарий.

Существо из будущего отнеслось к мнению Велисария скептически.

«Не уверен. Совсем неприятный человек».

– Ты удовлетворен, Юстиниан? – спросил Велисарий вслух. Бывший император кивнул.

– Да. Все так, как ты говорил. Теперь я уже жалею, что просил тебя дать мне кристалл. Лучше бы я не пробовал… Но мне требовалось…

Он вяло махнул рукой, словно пытаясь подобрать слова.

Велисарий помог ему.

– Тебе требовалось знать, обоснованы ли твои сомнения. Тебе требовалось знать, что стоит за моим желанием видеть на троне моего пасынка – личные амбиции и стремление к величию или – как я и заявлял во время обсуждения этого вопроса – необходимость ведения войны против малва.

Юстиниан опустил голову.

– Я не склонен доверять кому-либо, – пробормотал он. – Это – неотъемлемое свойство моего характера. – Он хотел еще что-то сказать, но плотно сжал губы.

– Не нужно, Юстиниан. Не нужно.

Улыбка полководца стала еще более унылой. Он уже один раз участвовал в этом разговоре – в видении, кошмарном видении, показанном ему Эйдом.

– Тебе потребуется несколько часов, чтобы сказать все, что ты пытаешься. И это будет нелегко. Если ты вообще справишься.

Юстиниан покачал головой.

– Нет, Велисарий. Есть необходимость высказаться. Если не для тебя, то для меня самого. – Резким тоном он добавил: – Иногда мне кажется, что потеря зрения улучшила мое видение мира. – Он сделал глубокий вдох. Потом еще один. Потом выдохнул – так, как камень мог выдавить каплю крови: – Прости меня.

Третий находившийся в комнате человек усмехнулся.

– Даже сейчас ты все еще ведешь себя надменно, – сказал он. – Неужели ты думаешь, Юстиниан, что ты – единственный грешник на земле? Или просто самый великий?

Юстиниан резко повернул голову на звук голоса.

– Я проигнорирую твои замечания, – заявил он с достоинством. – Но скажи мне, Михаил Македонский, ты сам-то уверен? Уверен ли ты в этом – существе? – которое ты называешь Талисманом Бога?

– Вполне, – ответил монах холодным тоном. – Это посланец, отправленный нам Богом, чтобы предупредить нас всех.

– В особенности меня, – пробормотал Юстиниан. Слепой потер пустые глазницы. – А Феодора видела?..

– Нет, – ответил Велисарий. – Я один раз предлагал ей попробовать, но она отказалась. Сказала: предпочитает принимать жизнь так, как она идет своим чередом, а не знать будущее по видению.

– Хорошо, – кивнул Юстиниан. – Значит, она не знает про рак? – Пришла очередь Велисария резко дернуться от удивления.

– Нет. Боже праведный! Я даже не подумал об этом, когда предлагал ей кристалл.

– Семнадцать лет, – сказал Юстиниан. Говорил он очень слабым голосом. – Через семнадцать лет она умрет от рака.

Михаил Македонский откашлялся.

– Если мы преуспеем в отражении атаки малва… – Юстиниан жестом попросил его помолчать.

– Это не имеет отношения к делу, Михаил. Независимо от того, какое зло принесут малва, они не имеют к раку никакого отношения. И не забывай: кристалл показал мне то будущее, которое могло бы быть. Будущее, в котором малва поднимаются к власти над всем миром при помощи силы под названием Линк. Будущее, в котором я остаюсь императором, а мы снова завоевываем западное Средиземноморье.

Он замолчал и опустил голову.

– Я прав, Велисарий? Ведь прав?

Велисарий колебался. Затем направил мысленный вопрос Эйду.

«Он прав, – пришел ответ. Затем, предупреждая следующий вопрос, Эйд добавил: – И от рака нет лечения. По крайней мере такого, которым вы могли бы воспользоваться в течение многих, многих лет. Столетий».

Велисарий сделал глубокий вдох.

– Да, Юстиниан, ты прав. Независимо от того, что еще случится, Феодора умрет от рака через семнадцать лет.

Бывший император вздохнул.

– Они выжгли мои слезные протоки вместе с глазами. Иногда я проклинаю предателей за это даже больше, чем за потерю зрения.

Юстиниан встал и принялся ходить из угла в угол.

Теперь в комнате не осталось ни одной из многочисленных статуй, которые украшали ее совсем недавно. Феодора приказала их убрать, когда Юстиниан начал поправляться. Она беспокоилась, чтобы ее муж не задел ни одну из них и не упал.

Но боязнь за Юстиниана быстро прошла. Наблюдая за тем, как бывший император ловко обходит все попадающиеся на полу препятствия, Велисарий уже в который раз поразился сверхъестественным талантам Юстиниана. Казалось, Юстиниан помнит, где стояли все те потенциальные препятствия, и безошибочно обходит их, хотя теперь их и нет.

Да и те предметы больше не могли принести ему удовольствия. Юстиниану они теперь не требовались. Вместо статуй и декоративных украшений он наполнил помещение различными приспособлениями. Их создание было его старейшим и самым любимым хобби. Казалось, половину пола занимают какие-то странные предметы, предназначения которых сразу и не поймешь. Юстиниан даже утверждал, что его слепота в этом деле – большой плюс, поскольку ему приходится доходить до внутренней сути придумываемых им приспособлений. Велисарий не мог с этим не согласиться. Полководец уставился на один из самых крупных механизмов в комнате, стоящий в углу. Приспособление и этот момент бездействовало, но полководец видел, как оно работает. Юстиниан спроектировал его, основываясь на описании того, что Велисарию в видении показал Эйд.

Первый настоящий паровой двигатель, когда-либо созданный в Риме – или где-либо еще в мире, насколько ему было известно. Велисарий не видел ничего подобного даже во время долгого путешествия по Индии – владениям малва. Само изделие получилось не более чем игрушкой, но это была модель первого локомотива, который уже находился в стадии разработки.

Придет день, когда Велисарий сможет переносить свои войска с одной кампании на другую точно так же, как он видел в будущем, показанном ему Эйдом. В видении об ужасной резне, которую много веков спустя назовут американской Гражданской войной.

К настоящему его вернул голос.

– Семнадцать лет, – грустно произнес Юстиниан. – В то время как я, если судить по показанному кристаллом, доживу до глубокой старости. Его изувеченное лицо исказила боль. – Я всегда надеялся, что она переживет меня, – прошептал он, Юстиниан расправил плечи. – Но пусть будет так. Я сделаю все, от меня зависящее, за эти семнадцать лет. Чтобы они стали лучшими годами ее жизни.

– Да, – кивнул Велисарий. Юстиниан покачал головой.

– Боже, какая потеря. А кристалл тебе это показывал, Велисарий? Какое было бы будущее, если бы малва никогда не поднялись? Будущее, в котором я послал бы тебя в западное Средиземноморье во имя восстановления римской славы? Чтобы только увидеть, как половина империи умирает от чумы, пока я трачу половину царской казны, чтобы один за другим построить грандиозные, бесполезные монументы?

– Храм Святой Софии нельзя назвать бесполезным, Юстиниан, – возразил Велисарий. – Он был – стал бы – одним из величайших мировых достижений культуры.

Юстиниан фыркнул.

– Ну пусть будет одно исключение. Нет – два. Я также внес изменения в римское право. Но остальное? То… – Он щелкнул пальцами. – Твой секретарь. Тот, который распространяет всякие сплетни. Как его зовут?

– Прокопий.

– Да, он. Эта льстивая жаба даже написала книгу, восхваляющую все претенциозные строения. Ты видел это? Кристалл тебе ее показал?

– Да.

– Я слышал, ты отказался от услуг змеи после того, как тебе стало не нужно, чтобы лживые слухи доходили до врага, – заговорил Михаил Македонский. – И хорошо, что ты от него избавился.

Велисарий рассмеялся.

– Да, ты прав. Очень сомневаюсь, что шпионы малва доверяют его словам, в особенности рассказам о том, как Антонина в мое отсутствие устраивала оргии в нашей усадьбе в Сирии.

– Только не после того, как она появилась на ипподроме с сирийскими гренадерами и разбила восстание «Ника»! – заметил Юстиниан. Бывший император потер пустые глазницы. – Поскольку Прокопий сидит без работы, пришли его ко мне, Велисарий. Я дам ему задание написать книгу. Подобную той пропагандистской чуши, которую он написал для меня в другом будущем. Только назовем мы ее не «О постройках», а «Законы», и в ней до небес будет превозноситься великая работа величайшего законодателя Юстиниана, которая обеспечила Римскую империю лучшей законодательной системой в мире.

Юстиниан снова занял свое место.

– Хватит об этом, – сказал он. – Есть еще один вопрос, который я хотел бы обсудить, Велисарий. Меня волнует экспедиция Антонины в Египет.

Полководец вопросительно приподнял брови.

– И меня волнует! – воскликнул он. – Насколько тебе известно, Антонина – моя жена. Меня совсем не радует перспектива отправить ее на битву в сопровождении только…

– Чушь! – рявкнул бывший император. – Эта женщина справится – в том, что касается сражений. Не надо ее недооценивать, Велисарий. Любая женщина такого маленького роста, которая в состоянии ножом расправиться с полудюжиной уличных бандитов, в состоянии справиться с одним жалким негодником Амброзом. Меня волнует то, что будет после. После того как она подавит это мини-восстание, Антонина отправится дальше. Она будет участвовать в морской части твоей кампании. А дальше? – Он склонился вперед и уставился на Велисария невидящими глазами. – Кто станет держать Египет под контролем?

– Ты знаешь наши планы, Юстиниан. Гермоген возьмет на себя командование армией Египта и…

Бывший император фыркнул.

– Он солдат! О, черт побери, отличный солдат – в этом нет никаких сомнений. Но от солдат немного пользы, когда речь идет о подавлении религиозных фанатиков, таких, как те, из-за которых в Египте и начались беспорядки. – Он тяжело вздохнул. – Поверь мне, Велисарий. Я говорю по опыту. Если ты используешь солдата, чтобы убить монаха, ты создаешь мученика.

Юстиниан повернулся к Михаилу.

– Ты здесь играешь ключевую роль, Михаил. Нам потребуется твой авторитет.

– И Антония, – добавил монах. Юстиниан нетерпеливо махнул рукой.

– Да, да, конечно, и помощь патриарха. Но ключевую роль играешь ты.

– Почему? – спросил Михаил. Отвечал Велисарий.

– Потому что изменения привычек и обычаев империи – которые складывались столетиями – потребуют религиозного пыла. Движение должно стать народным, люди должны идти на дело с убеждением и рвением. В данном случае я согласен с Юстинианом: солдаты только создают мучеников. – Велисарий откашлялся.

– А с другой стороны… Антоний – самый добрый, даже самый святой человек, которого я когда-либо встречал. Идеальный патриарх. Но… – На истощенном лице монаха появилась холодная улыбка.

– Он не склонен уничтожать неправедных, – заключил Михаил. Македонец изменил положение на стуле – теперь создавалось впечатление, что ястреб ухватился когтистыми лапами за ветки дерева. – С другой стороны, у меня нет подобных предубеждений.

– У тебя они как раз диаметрально противоположные, – пробормотал Юстиниан.

Бывший император мрачно улыбнулся. Он с одобрением относился к Михаилу Македонскому. Монах-пустынник был святым человеком, что ни в коей мере не относилось к Юстиниану. Тем не менее они в некоторой степени оказались родственны по духу. Фракийский крестьянин и македонский пастух в молодости. Изначально простые люди. И достаточно дикие – каждый в своем роде.