Текст книги "Спортивный ген"

Самое главное в спорте – видеть расположение игроков на поле, т. е. уметь вычленить основную информацию о местоположении противника и замечать малейшие изменения в движении, что позволяет элитным спортсменам предугадывать действия других игроков.

В конце 1970-х, когда Брюс Абернети был уже на последнем курсе Квинслендского университета, он решил усовершенствовать окклюзионный метод исследования Джанет Старкс. Как заядлый игрок в крикет, Абернети решил провести исследование на основе этой игры. На 8-мм видеокамеру он снимал боулеров (игроков, подающих мяч). Впоследствии, обрезав все фрагменты видео до броска, Брюс показал получившееся своей исследовательской группе – отбивающим, чтобы они попытались предугадать, где именно окажется мяч. Естественно, опытные спортсмены справились с заданием намного лучше, чем начинающие игроки в крикет.

Спустя несколько десятилетий Абернети, ставший заместителем декана по научной работе университета Квинсленда, уже очень активно использовал этот окклюзионный тест. Расширив поле своей деятельности, он переместил свое исследование от видеоэкранов к спортивному полю. На этот раз Абернети выдал одной из своих исследовательских групп – теннисистам – специальные очки, которые затемнялись, как только их противник собирался подавать мяч, а другой – отбивающим в крикете – он раздал контактные линзы с разным уровнем размытости.

Благодаря этому исследованию Брюс Абернети доказал, что профессиональным спортсменам требуется гораздо меньше визуальной информации и времени для ее освоения, чтобы суметь предсказать траекторию полета мяча. Как оказалось, когда спортсмены не видят окружающую их обстановку, они сосредотачиваются не на конкретных игроках, а на расстоянии между ними на поле, и начинают действовать подобно профессиональным шахматистам. Так, спортсмены «Высшей лиги» дробят полученную ими информацию о движениях противников и игровых комбинациях так же, как и гроссмейстеры, когда определяют местоположение ладьи или слона. «Мы проводили исследование в области крикета и задействовали группу профессиональных отбивающих. Все они могли видеть только мяч, кисти рук, запястья и предплечья, но, несмотря на это, их результаты были так же высоки, – рассказывает Абернети. – Для того, кто не занимается спортом, это кажется странным, но спортсменам достаточно видеть руку противника от кисти до плеча, чтобы получить и проанализировать всю необходимую информацию».

Абернети заметил, что профи тенниса могут разглядеть даже минимальные колебания туловища независимо от того, будет удар открытой или закрытой стороной ракетки, в то время как средние игроки замечают только движение ракетки, тем самым теряя ценное время. (Когда Абернети ставил эксперимент в области бадминтона, он понял, что если профессиональные игроки не будут видеть ракетку и предплечье, они станут ничем не лучше новичков, ведь движение руки имеет решающее значение в этом виде спорта.)

Подобный навык хорошо развит и у профессиональных боксеров. Мухаммед Али, находясь в полуметре от своего противника, нанес ему короткий прямой удар в голову всего за 40 миллисекунд. И если бы противник Али не предвидел траекторию движения его тела, то он бы проиграл еще в первом раунде. Однако тактика Али заключалась в том, что он хорошо маскировал свои удары, так что противник порой не ожидал нападения. А это означало, что раундом раньше или позже бой все равно заканчивался в пользу Мухаммеда.

Реакция, которая на первый взгляд кажется инстинктивной, например, бросок в баскетболе, при котором игрок выпрыгивает вверх и бросает мяч сквозь кольцо сверху вниз, на самом деле основана на приобретенном опыте. Ведь только благодаря упорному труду и многолетней практике спортсмен может определить, насколько выше траектории полета мяча он может прыгнуть в определенной игровой ситуации[2]2
  Сборные по крикету, чтобы как можно лучше развить навык быстрой реакции у отбивающих, давно отказались от боулинг-машин (оборудование, подающее мяч).


[Закрыть].

Без подобного опыта спортсмен не лучше шахматиста-любителя перед пустой доской или Альберта Пухольса против Дженни Финч[3]3
  Согласно проведенной аналитической работе Перри Хасбенда, тренера зоны питчерской горки, за весь сезон Главной лиги бейсбола было сделано 500 000 подач, которые пришлись прямо по центру биты игроков Главной лиги. 462 подачи прошли со счетом 2 отбитых удара и 0 страйков и 362 – со счетом 0 отбитых ударов и 2 страйка. Разница в 100 очков основана исключительно на умении отбивающих просчитать следующий шаг.


[Закрыть]. Альберт проиграл Финч только потому, что не знал ее манеру игры, из-за чего не мог предвидеть траекторию полета мяча и всегда реагировал в последний момент со своей обычной скоростью.

Когда ученые Вашингтонского университета в Сент-Луисе решили протестировать Пухольса, величайшего нападающего современности, как оказалось, он всего лишь на 66-процентильном эквиваленте (ранг, численно равный проценту в нормативной группе тех испытуемых, которые получили такой же или более низкий индивидуальный балл) – наравне со студентами университета.

Великие спортсмены не рождаются с даром предвидения. Так, Абернети в ходе окулографии (процесс определения координат взгляда) пришел к выводу, что, в отличие от профессионалов бадминтона, новички из-за отсутствия опыта, даже наблюдая за нужными частями тела противника, не могут извлечь достаточное количество информации. «Если бы они это умели, – говорит Абернети, – было бы гораздо легче их тренировать. Можно просто сказать: «Следи за рукой», или, как обычно неправильно советуют в бейсболе, «следи за мячом», хотя на самом деле следить нужно за движением плеча. Но советы не помогут им стать профессиональными игроками, а скорее наоборот – помешают».

Когда вы выполняете определенное действие, будь то отбивание мяча, метание или даже вождение машины, вам кажется, что вы делаете это как будто не задумываясь, автоматически. На самом деле поступающая информация передается из лобной доли мозга, отвечающей за мыслительный процесс, в области, отвечающие за рефлекторные движения человека.

Если говорить о спорте, то здесь можно увидеть, что работа мозга очень специфична. Настолько специфична, что при проведении исследования активности мозговой деятельности и процессов восприятия у спортсменов было установлено, что активность в лобовой части их мозга снижается, когда они выполняют известное им задание. Так, если бегуна посадить на велосипед или ручной велосипед (на котором педали расположены так, что двигаются не ногами, а руками), то мы увидим, что активность лобной доли мозга у них увеличится в сравнении с тем, как если бы они принимали участие в забеге. Хотя езда на велосипеде не требует особых мыслительных способностей. Физическая деятельность, если вы регулярно выполняете одни и те же упражнения, очень хорошо отражается на работе мозга. Таким образом, возвращаясь к исследованию Абернети, можно сделать вывод, что новичок всегда обдумывает свое действие. И профессионал может так же скатиться на уровень начинающего спортсмена, если будет думать, а не действовать согласно приобретенным рефлексам. (Сиан Бейлок, психолог университета Чикаго, выяснила, что игроки в гольф преодолевают индуцированное давление после подачи, вызывающее удушье, пением про себя, что и является неосознанным мыслительным процессом.)

В исследованиях мы не отделяем мыслительный процесс от действий. Ведь только благодаря осознанию движений тела и скорости, с которой движется противник, Альберт Пухольс сумел бы понять, может он отбить мяч или нет. То же самое относится и к кватербеку Пейтону Меннингу, который месяцами и годами просматривал обучающие фильмы: «Как обойти линию защиты…», но когда столкнулся лицом к лицу с полузащитником, владеющим мячом, не смог ничего сделать, подобно гроссмейстеру, играющему на скорость и с живыми защитниками вместо шахматных коней и пешек. Меннинг должен был за считаные секунды оценить ситуацию на поле и принять решение. (Однако в это же время защитники национальной футбольной лиги с легкостью его запутали.)

Итак, все исследователи, от де Гроота до Абернети, сходятся во мнении, что «мозг профессионального спортсмена – это программное обеспечение, а не техническое», то есть спортивные навыки, полученные перцепционным путем или, другими словами, загруженные в мозг с помощью практики (как программное обеспечение), отличают профи от дилетантов. А из-за отсутствия опыта дилетант не может работать на уровне рефлексов, а это говорит о том, что гена спорта на самом деле не существует.

Хотя началось все с музыки.

В 1993 году три психолога решили обратиться в Музыкальную академию Западного Берлина за помощью в своем исследовании. В то время это было одно из самых лучших учебных заведений, из стен которого выпускались скрипачи мирового класса.

Профессора академии помогли психологам отобрать 10 «лучших» мастеров скрипки (тех, кто в будущем мог выйти на международную арену музыки), 10 студентов, которые были «хороши» в своем деле (кто мог в дальнейшем зарабатывать на жизнь игрой в симфоническом оркестре), а также 10 учащихся, которые были самыми слабыми среди остальных. Последним пророчили карьеру «учителей музыки».

После подробного интервью со всеми 30 участниками исследования у психологов возникло ощущение, что участники очень схожи. Итак, музыканты из каждой исследовательской группы начали заниматься музыкой в возрасте восьми лет, примерно в 15 лет они решили стать профессиональными музыкантами. И, несмотря на различия в уровне мастерства, скрипачи из всех трех групп занимались по 50 часов каждую неделю, чтобы улучшить свои музыкальные навыки. Именно тогда стало известно, в чем кроются различия между исследовательскими группами. Оказалось, что количество времени, которое затрачивают на дополнительные занятия студенты двух сильных групп, – 24 часа в неделю, – значительно больше того времени (9 часов), которое уделяют самостоятельным занятиям другие учащиеся. Наверное, ни для кого не секрет, что в рейтинге музыкантов на первом месте стоят уединенные тренировки, чего нельзя сказать о групповой практике. Кажется, что все в жизни студентов из более сильных групп крутится вокруг репетиций и подготовки к ним. В отличие от последней группы, студенты которой затрачивали на сон по 54,6 часа, они спали по 60 часов в неделю. Но даже этой информации недостаточно для определения главных отличий студентов.

Так, психологи решили попросить скрипачей подсчитать, сколько времени они занимались, начиная с самого первого дня, когда взяли в руки инструмент. Студенты с высокими задатками постепенно увеличивали часы тренировок, и делали это гораздо быстрее остальных. К возрасту 12 лет они потратили уже 1000 часов и вполне могли сами преподавать азы музыки. И хотя сильные студенты тратили одинаковое количество времени на обучение в академии, будущие международные солисты в среднем к 18 годам набирали 7410 часов самостоятельной практики, студенты средней группы набирали 5301 час, и 3420 часов – средний показатель для слабых студентов. «Таким образом, – писали психологи, – мы видим полное соответствие между квалифицированностью групп и их средним показателем времени, затраченного на самостоятельные занятия». По сути, они пришли к выводу: что-то, что можно было бы толковать как врожденный музыкальный талант, на самом деле всего лишь наработанный годами практики опыт.

Тестируя исследовательскую группу профессиональных пианистов, психологи установили, что они отводят на занятия примерно столько же времени, сколько и скрипачи, как будто бы существуют определенные универсальные правила, которым должны следовать музыканты. Узнав, какое количество часов в неделю профессиональные музыканты (вне зависимости от инструмента, на котором они играют) тратят на тренировки, исследователи предположили, что к 20 годам студенты накапливают около 10 000 часов практики.

Авторы довольно известной сейчас статьи: «Роль самоподготовки в приобретении профессиональных знаний и расширении кругозора» («The Role of Deliberate Practice in the Acquisition of Expert Performance»), ссылаясь на окклюзионный тест Джанет Старкс, пришли к следующим выводам: опыт восприятия информации намного важнее простых навыков реакции. Наработка часов практики, как они предположили, и являлась замаскированным врожденным талантом и у музыкантов, и у спортсменов.

Ведущий автор статьи, психолог К. Андерс Эрикссон (сейчас находится в штате Флорида), считается создателем «правила 10 000 часов», хотя сам он никогда не называл это правилом или, как еще часто называют эту деятельность в кругу тех, кто изучает приобретенные навыки, – целенаправленные тренировки.

Эрикссон считается лучшим среди лучших. Вместе со своими сторонниками он утверждал, что накапливаемый опыт – кудесник среди врожденных талантов, независимо от того, в какой области вы занимаетесь (от забегов до хирургии).

Но с развитием генетической науки и Эрикссон в своих трудах стал уделять все больше внимание генам. В 2009 году он вместе со своими соавторами опубликовал статью «Наука. По следам необычайного». В этой статье они писали о том, что гены определяют, будешь ли ты профессионалом в какой либо сфере: эта информация содержится в ДНК всех здоровых людей. Однако согласно этой точки зрения упор делается все-таки не на гены, а на накопление практического опыта. В СМИ очень часто интерпретировали работы Эрикссона на свой лад. Стань профессионалом в своем деле за 10 000 часов практики гласили заголовки. И никому даже в голову не приходило, что стать профи можно и не затрачивая таких усилий.

Благодаря нескольким бестселлерам и множеству статей, превозносящих «правило 10 000 часов» (или, как его еще называют, «правило 10 лет»), стало неотъемлемой частью жизни спортсменов. Более того, многие настолько в него уверовали, что это стало толчком для начала тяжелых тренировок с раннего возраста.

В некоторых случаях популярные писатели, описывая исследования Эрикссона, предполагали существование влияния индивидуальных генетических различий на развитие спортсмена. Другие принимали «правило 10 000 часов» за некую константу, не допускающую никакой индивидуальности. Даже работая над этой книгой, я не раз сталкивался с людьми, которые считают «10 000 часов» каким-то уникальным рецептом успеха. Так, например, когда я брал интервью у одного ученого из Олимпийского комитета Соединенных Штатов, он был полностью поглощен этой идеей.

Я даже познакомился с одним гольфистом, который считает, что «правило 10 000» написано как раз про него.

Глава 2
Одна история о двух прыгунах в высоту
(Или правило 10 000 часов в действии)

27 июня 2009 года, в день своего рождения, Дэн Маклаглин, преуспевающий фотограф, решил сделать что-то особенное. Дэн решил бросить свою работу в Портленде и осуществить свою мечту – стать профессиональным гольфистом. За 30 лет своей жизни Дэн нечасто сталкивался с гольфом, да и со спортом вообще. Он сохранил воспоминания из детства о двух увлекательных приключениях со старшими братьями на поле для гольфа. В старшей школе он участвовал в соревновании по бегу по пересеченной местности, а до этого немного занимался теннисом. Так что спортсменом он не был, особенно профессиональным. Но все должно было измениться.

В 2003 году, получив журналистское образование в университете Джорджии, Маклаглин на протяжении двух лет делал снимки для разных периодических изданий, после этого он работал с разного рода рекламой в индустрии фотографии. Проработав 6 лет в офисе, где основной его задачей было «щелкать» различное стоматологическое оборудование, он понял, что не представляет большой ценности на рынке труда.

Так он решил учиться дальше и сэкономил большое количество денег, выбрав программу магистратуры делового администрирования в области финансов. Однако после первого же дня обучения в государственном университете Портленда, разбирая, как создавать таблицы в Microsoft Excel, Маклаглин осознал, что это не то, чего он хотел. Он метался, не зная, какой путь ему выбрать, – то ли стать помощником врача, то ли пойти учиться на архитектора, но все это казалось ему ненужным. Тогда Дэн решил, что тот жизненный путь, который он выберет, должен кардинально изменить его жизнь.

Маклаглин всегда был рисковым парнем. В 2006 году, например, он решил провести зимний отпуск на Фиджи, как раз во время государственного переворота. Но во всем остальном Маклаглин был таким же, как и основная масса людей. При росте 176 см он весил 68 кг, без впечатляющих физических данных, и, по его же словам, вел совершенно заурядную жизнь.

Об исследованиях Эрикссона он узнал, прочитав бестселлеры Джеффа Колвина «Выдающиеся результаты. Талант ни при чем!» и Малкольма Гладуэлла «Гении и аутсайдеры». Он открыл для себя правило 10 000 часов, или «золотого числа успеха», как про него пишет Гладуэлл, узнал об идее предполагаемых врожденных навыков, которые на самом деле всего лишь результат многолетних тренировок.

После чего 5 апреля 2010 года Маклаглин провел свою первую самостоятельную тренировку, готовясь к вступлению в мир профессионального спорта и участию в туре соревнований Ассоциации профессиональных игроков гольфа (основные мужские профессиональные гольф-туры в США и Северной Америке, проводятся АПИГ). Его план состоял в том, чтобы каждый свободный час уделять тренировке, и таким образом набрать необходимые 10 000 часов и доказать всем, что «нет абсолютно никакой разницы между мной и профессионалом или любым другим человеком; вы можете добиться успеха не только в гольфе, но и в любой области, какой только захотите; даже если у вас рост под 2 метра, это не значит, что можно зазнаваться или быть великим спортсменом – нужно оставаться прежде всего человеком».

Маклаглин так и не достиг своего результата, к концу 2012 года он набрал всего лишь 3685 часов практики. Но, несмотря на это, его научный эксперимент стал настоящим достижением, прорывом. Теперь он один из самых квалифицированных инструкторов Ассоциации профессиональных игроков гольфа и может напрямую консультироваться с Эрикссоном по вопросу стратегии своих тренировок. Дэниел рассказал, что честно считал только те часы тренировок, которые, согласно определению Эрикссона, можно отнести к самоподготовке.

«Согласно определению Эрикссона, самоподготовкой вы можете называть только те тренировки, которые оказывают на вас когнитивное воздействие, – объясняет Маклаглин. – То есть выйти на поле для гольфа и помахать клюшкой несколько часов, в течение которых вы не следите за траекторией полета мяча, движением своего тела и не исправляете своих ошибок, совершенно не значит провести полноценную тренировку». Итак, 6 дней в неделю по 6 часов в день Дэниел Маклаглин проводил за самоподготовкой. У него был практически восьмичасовой рабочий день, два часа из которого – обеденный перерыв – он анализировал свои ошибки недочеты, размышлял, что еще можно улучшить. Например, придумал в конце каждого часа закрывать глаза на несколько минут, чтобы отдохнуть от длительной зрительной концентрации.

Дэниел строил стратегию своей игры с нуля. Когда я впервые с ним встретился, он уже набрал 1776 часов и хорошо владел клюшкой. «Я использую 8-й айрон (самая короткая клюшка для гольфа с плоской головкой), – рассказывал он. – Я в 128 метрах от лунки, так что сейчас самое подходящее время, чтобы пустить ее в дело». Тогда он поместил 3 мяча на разном расстоянии от лунки и смог забить их все три одновременно. «Вот так, – сказал он. – Я могу забить 27 мячей всего лишь в 9 лунок». Если он продолжит свои тренировки, то к 2016 году наработает 10 000 часов. (Здесь обязательно нужно добавить, что Маклаглин не считает время тренировок в спортзале, работу с диетологом и чтение научной литературы о гольфе.) Маклаглин мечтает стать профессионалом, когда достигнет волшебного числа. «Конечно, нет никаких гарантий, – говорит он. – Завтра я могу попасть в аварию и погибнуть. Но на сегодняшний день мое величайшее достижение – это то, что я попал в АПИГ».

«В любом случае не имеет значения, что случится потом, – продолжает Дэниел. – Я все равно постараюсь, чтобы это было незабываемо. Я люблю эту игру с каждым днем все больше и больше. А во время моей сессии на конференции во Флориде я завтракал, обедал и ужинал с доктором Эрикссоном… Вы знаете, он сказал, что ему интересно наблюдать за моими успехами. В его научной практике не было еще ни одного спортсмена, за которым бы он наблюдал так долго. А даже один спортсмен – это уже результат».

До этого еще никто не проводил подобного исследования. Вся информация, полученная для обоснования теории 10 000 часов, была, как говорят ученые, «ретроспективной». То есть ученые рассматривали предмет с точки зрения тех людей, которые уже достигли определенных успехов, и вспоминали, как этих успехов достигали. Изначально исследовательской группой были студенты Академии музыки – учебного заведения, куда попадают только те, у кого есть потенциал, кто уже много лет занимался и имеет необходимый уровень знаний. Однако изыскания, которые заранее ограничиваются отобранной группой людей для проведения различных тестов, обречены на провал. В подобных условиях становится невозможно найти доказательства того, что существуют врожденные особенности или наследственный ген. С другой стороны, «многолетние» исследования наиболее точны, ведь есть возможность следить, каким образом люди накапливают знания, сколько времени они на это тратят и как быстро достигают прогресса. Именно поэтому многолетние исследования на основе теории 10 000 часов такие сложные: представьте, что вам нужно набрать полноценную группу Дэнов Маклаглинов. Может, они и согласятся потратить несколько лет, отрабатывая определенные навыки, которых у них нет, но смогут ли они усердно отслеживать результат?

Однако, как оказалось, существует способ отследить результаты самоподготовки, исключая определенную роль человеческого фактора.

Разряд шахматисту присваивается в соответствии с системой Эло, названной в честь знаменитого физика Арпада Эло. Именно благодаря ему мы можем подсчитать индивидуальные коэффициенты (рейтинги) игроков. Средний игрок в шахматы набирает около 1200 Эло-очков. Самая низкая планка для мастера 2200–2400 очков. Международный мастер может достичь уровня 2400–2500 очков. Рейтинг гроссмейстера 2500 Эло-очков и выше. А так как Эло-очки засчитываются как личные достижения, то и оценочная система требует объективной оценки прогресса игроков на протяжении длительного времени.

В 2007 году психологи Гийлермо Кампители (Открытый межамериканский университет, Аргентина) и Фернанд Гобет (директор исследовательского центра при университете Брунеля, запад Лондона) набрали исследовательскую группу из 104 шахматистов разных разрядов. Кампители тренировал будущих гроссмейстеров, а Гобет, который в молодости проводил по 8–10 часов за самоподготовкой, занимался с международными мастерами.

Кампители и Гобет обнаружили, что 10 000 часов, или 2200 Эло-очков, – необходимый уровень для приобретения статуса профессионала. Среднее время практики для присвоения звания мастера, примерно 11 000 часов, или, если быть предельно точными, – 11 053 часа, результат, который даже выше, чем в исследованиях Эрикссона. Более того, психологи установили, что для приобретения навыков мастера существует определенный диапазон времени тренировок.

Один игрок во время исследования достиг уровня мастера всего за 3000 часов тренировки, в то время как другому потребовалось 23 000 часов. Если год приравнивается к 1000 часам самоподготовки, то мы получаем разницу в 20 лет. «Это была самая удивительная часть наших исследований, – рассказывает Гобет. – Получается, что некоторым людям необходимо тренироваться в 8 раз больше, чтобы достичь того же уровня, что и остальные. Более того, некоторые не смогут достичь этого уровня, даже выполнив все необходимые условия[4]4
  Не менее ошеломляющие результаты показало тестирование левшей. Как оказалось, мастеров по шахматам среди них в два раза больше, чем профессионалов такого уже уровня в других видах спорта.


[Закрыть]». В их исследовательских группах было несколько человек, которые начинали играть еще в детстве и набрали 25 000 часов самоподготовки, но так и не достигли уровня мастера по шахматам.

Таким образом, получалось, что для одного человека универсальное количество часов тренировок – 11 000, другой может достичь таких же результатов за 3000 часов, ну а третьему необходимо более 25 000 часов тренировок, чтобы стать мастером. Исследования психологов показали, что золотое правило 10 000 часов – всего лишь среднее время самостоятельной практики для достижения результатов, не более того. Это время – не диапазон часов, необходимых для становления профессионалом. Так что мы даже не можем с уверенностью сказать, хватило ли 10 000 часов скрипачам, чтобы стать выдающимися музыкантами, или 10 000 часов – всего лишь средний показатель, вычисленный путем сравнения индивидуальных различий в тренировках.

Во время конференции в 2012 году в Американском колледже спортивной медицины Эрикссон заметил, что популярные сейчас во всем мире исследования в разных областях, нацеленные на подсчет часов практики, не могут являться достоверными источниками данных. «Мы собрали информацию только после тестирования 10 человек, – объясняет Эрикссон. – И, основываясь на их воспоминаниях, сделали оценку времени тренировок, но это не было чем-то идеальным». То есть скрипачи были непоследовательны в подсчетах часов самостоятельной практики. Тем не менее, средний показатель времени этих 10 скрипачей – 10 000-часовой группы (сам Эрикссон никогда не называл так эту группу) – был намного больше, чем, например, 500 часов. В 2012 году в Британском журнале спортивной медицины Эрикссон писал, что в работе Малкольма Гладуэлла «Гении и аутсайдеры» была неправильно истолкована сама суть проведенного им исследования.

Когда я спросил Дэна Маклаглина, возникали ли у него мысли, что он может быть одним из тех спортсменов, которым требуется 20 000 часов, чтобы стать профессионалом, он ответил, что его успех на данный момент – это уже победа. «Когда наступит тот самый день, и я наберу 10 000 часов практики, – рассказывает Дэн, – тогда и можно будет судить о том, чего я достиг. Попаду ли я на Q-School[5]5
  Анг.: qualifying school, дословно школа профессионалов; используется для обозначения ежегодных турниров гольфа среди профессионалов высшего уровня, проводимых АПИГ.


[Закрыть], а может, на какой-нибудь другой турнир, а может, останусь на том же месте, как и сейчас. Я думаю, вы в любом случае можете освоить что угодно, вопрос в том, сколько часов вам на это потребуется – 7000 или 40 000. Но прогресс всегда остается прогрессом».

«Если вы посмотрите на тех игроков, которые стали мастерами, и тех, кто так и не достиг этого уровня, – рассказывает Гобет, – то вы увидите, что во время тренировок на первых этапах (обычно это первые три года) их достижения будут очень сильно отличаться. Даже самые маленькие отличия в способностях человека могут наложить огромный отпечаток на успешную карьеру. Мы предполагаем, что чтобы оценить один фрагмент шахматного поля, игроку требуется 10 секунд, более того, чтобы стать гроссмейстером, необходимо уметь различать около 300 000 различных фрагментов и вариаций комбинаций. Если одному человеку для определения комбинации требуется 9 секунд, а другому 11, то эти 2 секунды в конечном счете приведут к громадному разрыву.

Это своего рода эффект бабочки. По мнению Гобета, если два шахматиста начнут тренироваться в одно и то же время, но при этом один из них будет иметь хоть малейшее преимущество в чем-нибудь, то результаты будут кардинально отличаться, и соответственно, количество времени для тренировок им потребуется разное.

Утром 22 августа 2004 года Стефан Хольм оставался невозмутимым. Как и всегда перед турнирами по прыжкам в высоту, он находил успокоение в чтении, только на этот раз это была книга Майкла Луэллина Смита «Олимпийские игры в Афинах. Становление современных игр». Когда Хольм, шведский прыгун в высоту, отправлялся на очередное соревнование, ему нравилось брать с собой книгу, которая бы соответствовала тому месту. Но эта книга была особенно актуальна. Ведь через несколько часов Стефан примет участие в закрытии Олимпийских игр 2004 года в Афинах и взойдет на стадион им. Спироса Луиса (Olympic Stadium of Athens).

Как и всегда, у Хольма было предчувствие, что все будет хорошо. Ведь даже в чтении книг он проявлял упорство – если он хотел остановиться на странице 225, все равно дочитал бы до 240-й. Как он объяснял сам себе, если он берет планку на 225 см, то обязательно должен знать, что не будет останавливаться на этом.

Во избежание умственного и психического перенапряжения Хольм отработал для себя определенный ритм жизни. Завтрак – хлопья и апельсиновый сок. Затем пробежка в течение часа. Обязательно надеть желтый костюм с синими полосками и короной Швеции на спине. После пробежки – душ. Шампуня должно быть в два раза больше, чем нужно, для чего он, наверное, и сам не знал, и побриться. Даже сумку он каждый раз складывал только в определенном порядке. А для соревнований у него было свое счастливое белье черного цвета. Даже двигался он только по определенной, отработанной схеме. Он всегда ставил правый носок впереди левого, но если он был в обуви для прыжков, то тут действовал с точностью до наоборот, его левая нога уходила вперед.

Сегодня вечером жизнь Хольма приведет его к последнему показателю – 234 см. Он пропустил первые два прыжка. Пропустить третий – значит проиграть. Как и всегда перед каждым прыжком, он дважды провел руками по своим стриженым волосам, протер глаза, затем уронил руки на грудь и вытер пот со лба. Затем он разбежался и прыгнул. Казалось, что он будто взлетел в воздухе и легко перемахнул планку. Так с результатом 234 см он выиграл золотую медаль на Олимпийских играх. Это было достойное завершение истории, которая началась с его детской одержимости спортом.

Вдохновленный Олимпийскими играми в Москве 1980 года, Хольм вместе с соседом Магнусом, им тогда было по 4 года, устроили свои первые прыжки, только прыгали они через софу. Приключение закончилось весьма печально, Магнус тогда сломал руку. Но этот дуэт был неустрашим.

Когда ребятам исполнилось по 6 лет, отец Магнуса соорудил им во дворе мат для прыжков. Двумя годами позднее, в 1984 году, уже восьмилетний Стефан увидел передачу с Патриком Шёбергом, преуспевающим шведским прыгуном в высоту. Шёберг уже тогда по всем показателям должен был стать мировым рекордсменом. После трансляции тех соревнований по прыжкам в высоту по всей Швеции бегали полчища маленьких Шёбергов, пытающихся выполнить лучшие трюки своего кумира и пугающих своих родителей попытками сделать фосбюри-флоп. Маленький Стефан тогда не раз заставлял отца замирать от своих восторженных вскриков: «Смотри! Я Патрик Шёберг!» совершая очередной прыжок через диван.

Хольм уже ходил в школу, которая нравилась ему в основном потому, что там было где тренировать прыжки в высоту. На переменах они часто вместе с Магнусом устраивали собственные «Олимпийские прыжки в высоту», периодически опаздывая из-за своих игр на уроки.

Во время закрытия Олимпиады в Афинах в 2004 году Магнус сидел на трибуне спортсменов, рядом с ним – отец Стефана, Джонни Хольм, его тренер на всю жизнь. В молодости Джонни был вратарем в четвертом дивизионе Швеции и славился «кошачьей» ловкостью, и скорее всего он бы многого достиг на спортивном поприще, если бы и дальше тренировался, но он выбрал профессию сварщика. Стефан с ранних лет слушал рассказы отца о том, как тот мог стать профессиональным спортсменом. И хотя Джонни никогда не говорил этого прямо, но в глубине души он немного жалел, что упустил тогда свой шанс. Зато стал тренером собственного сына. Оба были просто одержимы спортом.