Текст книги "Дочь горного короля"

Но в эту ночь сон к нему не спешил. Обрин лежал на спине, глядя на звезды и яркую, как фонарь, луну.

Он шел по узкой тропе, под переплетенными ветвями громадных деревьев. Оглянувшись, он увидел бесконечный, уходящий во тьму туннель с редкими пятнами лунного света.

Обрин пошел дальше. В ночи он не слышал ни крика сов, ни шороха листьев – лишь собственные тихие шаги. Впереди, на перекрестке, показался яркий лунный колодец. Там, на камне у края тропы, сидел воин – огромный, с серебрящимися при луне волосами. Белая борода, заплетенная в две косицы, ниспадала на серебряный панцирь. В земле рядом с ним торчал двуручный палаш-клеймор с серебряной рукоятью и большим багровым камнем в эфесе.

– Красивый клинок, – сказал Обрин.

Воин встал, оказавшись на добрый фут выше него, и проговорил зычным басом:

– Он хорошо послужил мне.

Обрин заглянул в его глубоко посаженные, холодные глаза цвета ненастного неба, но страха не ощутил.

– Где это мы? – спросил он.

Воин обвел рукой три дороги, берущие начало в колодце света, и сказал:

– На распутье.

Обрин заметил, что у незнакомца только одна перчатка – выкованная из железа, но на вид гибкая, точно кожаная, – и спросил:

– Кто ты?

– Странник, побывавший во многих краях. Я поднимался на горы и скакал по равнинам. Одни дороги прямые, другие извилистые, но легких среди них нет.

– Да, воинские дороги. Мне ли не знать их. Ни очага, ни дома, ни близких. Железный Путь. – Обрин почувствовал усталость и сел.

Воин опустился на камень рядом.

– Каким же путем ты идешь теперь?

– Иду, куда мне велят. Какой еще выбор может быть у солдата? Семнадцать лет я служу барону. Я видел, как умирали друзья, и пыль многих стран ложилась на мои сапоги. Плечо у меня болит, колено не любит долгой ходьбы. Еще три года, и я могу обратиться за своим гектаром земли. Может, и обращусь – если еще не забуду к тому времени, как ее обрабатывать, землю. Ну, а ты куда путь держишь?

– Новых дорог для меня больше нет. Я тоже хотел возделывать землю, выращивать скот, но меня попросили исправить одно мелкое зло. Охота одного дворянина, скача через поле, растоптала игравшего там ребенка. Девочке переломали все ноги, а заплатить за лечение викке родителям было нечем. Я пошел к тому дворянину и потребовал правосудия.

– Можешь не продолжать, – вздохнул Обрин. – Правосудия для бедняков не было, нет и не будет. Он, должно быть, рассмеялся тебе в лицо?

– Нет. Он велел меня высечь за дерзость.

– А девочка?

– Она осталась жива. Я пошел к дворянину еще раз, и он заплатил.

– Что же побудило его передумать?

– Он не передумал. Остался при своем мнении. Я насадил его голову на пику и спалил его дом. Пожар пылал ярко – он освещал небо на много миль и зажигал людские сердца. Тридцать лет это пламя не угасало.

– Боже! На тебя объявили охоту?

– Само собой. А потом я сам стал охотником.

– И удача сопутствовала тебе?

– Всегда. До последнего дня.

– А что случилось в последний день?

Воин лениво вытащил меч из земли. Рубин горел, как свежая кровь, в клинке отражалась луна.

– Мы выиграли войну. Наша земля стала свободной. Я думал, что никого из моих врагов больше нет в живых – непростительная ошибка для воина. Однажды я ехал и смотрел, как собираются тучи над вершиной Хай-Друина. Меня застали врасплох. Мой благородный конь донес меня до опушки леса и только тогда пал мертвым. Люди, напавшие на меня, сражались когда-то на моей стороне и даже бывали отличены. Не друзья, но товарищи по оружию – ты понимаешь. У меня сердце разрывалось, когда я убивал кого-то из них. Телесные раны по сравнению с этим не значили ничего.

– Но за что они так на тебя ополчились?

Воин пожал плечами и снова вонзил палаш в землю.

– Я был королем, Обрин. Держался высокомерно. К одним снисходил, других не замечал вовсе. Каждый день ко мне приходили с просьбами не меньше десяти человек. Освободив их от власти тирана, я сам в их глазах стал тираном. Быть может, они были правы, кто знает. Я их не сужу.

– Как же ты выжил, сражаясь против стольких врагов?

– Я не выжил.

– Значит… ты дух? – поразился Обрин.

– Мы оба с тобой духи, Обрин, только ты можешь вернуться в живую плоть, а я нет.

– Ничего не понимаю. Зачем я здесь?

– По моему зову.

– Для чего ты позвал меня? Я не король, я ни для кого ничего не значу.

– Слишком уж ты к себе строг. – Рука в железной перчатке легла на плечо Обрина. – Ты всего лишь сбился с пути. Сейчас ты стоишь на распутье и волен выбрать другую дорогу.

Обрин огляделся. Все дороги казались одинаковыми, все уходили под древесные своды.

– Но я не вижу между ними никакой разницы.

– Ты прав, – кивнул король. – Все дороги ведут к смерти, Обрин. Ее не избежишь, но один верный путь все-таки есть.

– Как же найти его? – невесело засмеялся Обрин.

– Если сам не знаешь, найди человека, который уже идет этой дорогой, и следуй за ним. Следуй за своим сердцем, Обрин. Его огонь осветит тебе путь.

Обрин вздрогнул и пробудился. Светало, но звезды еще не погасли. Мысли мутились, во рту стоял такой вкус, точно он съел барсука. Сев, он не сдержал стона. Правое плечо разболелось. Обрин вылез из-под одеял, помочился у соседнего дерева. Все, считая и пленника, еще спали. Он сплюнул и стал разминать правую руку.

Часовой спустился с холма, отдал честь.

– Никаких происшествий, сержант, только на юге замечены всадники.

– Горцы? – Хотя едва ли, подумал Обрин. В горах лошадей мало.

– Никак нет. Думаю, это солдаты из Цитадели. Далеко очень, толком не разглядишь.

– Разводи огонь, надо завтрак сготовить. – Обрин пошел к ручью, разделся до пояса, обмылся холодной водой. Колларин присоединился к нему.

– Хорошо ли спалось, сержант?

– Мне всегда хорошо спится.

– Во сне ничего не снилось?

Обрин набрал воды в пригоршни и шумно напился. Искатель говорил странно, будто о чем-то просил.

– Снилось кое-что, – ответил сержант. – А тебе?

Искатель кивнул и снова задал вопрос:

– Понял ты, к чему этот сон?

– А разве во снах есть какой-то смысл?

Колларин, понизив голос, заговорил шепотом:

– Он уже приходил ко мне. В Цитадели, когда я шел по следу той женщины. Сказал, чтобы я оставил ее в покое. Я и оставил, только лесничего согласился выследить. Знаешь, кто этот человек?

– Я думал, ты читаешь мысли только за деньги. – Обрин, поеживаясь на утреннем холодке, торопливо надел рубаху, вернулся к месту ночлега и облачился в доспехи. Колларин остался на берегу.

– Ночь прошла спокойно, – гнусаво доложил еще один караульный.

– Как твой нос, Баккер?

– Болит, проклятый. Чуть не перерезал этому паскуднику глотку, но потом решил: попрошусь на часы в темницу и погляжу, как палач будет его обрабатывать.

– Через час выезжаем, – предупредил Обрин.

На завтрак ели овсянку и черный хлеб. Пленник от еды упорно отказывался. Миски с котелками вымыли, уложили и приготовились ехать в обратный путь.

– Всадники! – крикнул кто-то, и Обрин увидел десяток кавалеристов с лейтенантом Масириком во главе. Офицер спешился, Обрин отдал ему честь.

– Вижу, вы поймали его, сержант, – оставив приветствие без внимания, бросил Масирик. – Что ж, давно пора. Сказал он тебе, где девчонка?

– Никак нет, лейтенант. Я получил приказ доставить его, допрашивать мне не приказывали.

– Оставь, пусть горит, – велел Масирик Баккеру, который собирался залить костер. Вынул из ножен кинжал, кинул солдату. – Раскали его докрасна.

Подойдя к Феллу, Масирик пнул его в живот так, что пленник скрючился пополам.

– Это так, цветочки, а скоро поспеют и ягодки. Слышишь меня, горец?

Фелл молча смотрел на него. Офицер встал на колени и двинул его кулаком в лицо. Фелл стукнулся затылком о дерево.

– Ты убил моего кузена. Он, правда, слова доброго не стоил, но остался мне должен. Тут мне не повезло, но если я найду женщину и доставлю ее барону, то получу куда больше. А ты мне в этом поможешь. Вы, горцы, думаете, что крепче вас нет никого на свете, но поверь: когда я выжгу тебе левый глаз, ты пойдешь на все, чтобы сохранить правый.

Солдаты расположились полукругом около дерева. Обрин видел, что им не терпится насладиться зрелищем. Колларин с непроницаемым лицом стоял позади. Баккер принес раскаленный шипящий нож, прихватив рукоять тряпкой.

– Лейтенант! – рявкнул Обрин.

Масирик, вздрогнув, чуть не выронил нож.

– Что такое? Быстрей только, не то железо остынет.

– Оставьте его в покое!

Масирик, не слушая, поднес острие к глазу Фелла. Обрин ударил его ногой в лицо и швырнул наземь. Солдаты ахнули. Масирик привстал на колени, нечаянно задел рукой упавший в траву кинжал, завопил и вскочил на ноги.

– Ты за это поплатишься, клянусь Богом!

– Я действующий капитан, самим бароном назначенный, а ты лейтенант, не подчинившийся приказу старшего офицера. Что скажешь на это, ты, жаба надутая?

– Да ты никак спятил, – заухмылялся Масирик. – Я добьюсь, чтобы тебя за это повесили. Простолюдин, будь он хоть генералом, не смеет бить дворянина. Этот пинок тебе дорого обойдется.

– Эх, что за ягненка висеть, что за овцу. – Сказав это, Обрин с широкой улыбкой шагнул вперед, двинул лейтенанта кулаком в зубы и сбил его с ног. Потом обнажил кинжал, вознамерившись прирезать Масирика – и зашатался от страшного удара по черепу. Он успел обернуться, увидел дубинку в руке Баккера и провалился во тьму.

Очнувшись, он увидел, что привязан к седлу. Отряд с Масириком во главе близился к небольшому замку. Фелл шел рядом со связанными руками и веревкой на шее. Конец веревки держал едущий впереди всадник.

– Ты своего добился, сержант, – сказал кто-то слева – Баккер. – На этот раз тебя точно повесят, и давно пора. В печенках ты у меня сидишь. Хватит, натерпелись.

Обрин молчал, глядя вперед, на ворота замка.

7

Волшебство Асмидиру давалось трудно. Сосредоточиваться он умел хорошо и обладал богатым воображением, но ему недоставало того, что его наставники называли «чувством свободы». Маг, говорили они, должен отрешиться от себя самого и слиться с силами за пределами своих пяти чувств. Асмидир при всех своих способностях так и не научился «освобождаться» полностью. Он сидел в главном чертоге, раскрыв на коленях огромный фолиант в кожаном переплете, и с натугой разбирал древние куширские письмена, выведенные золотом на пергаменте.

Через некоторое время Асмидир закрыл книгу. На длинном овальном столе стояли три свечки, а поверх них – золотое блюдо. Куширец обнажил кинжал и начал произносить слова. Глубокое дыхание колебало его грудь, глаза были закрыты. Кинжал полоснул по руке, и кровь зашипела, падая на горячее блюдо. Асмидир открыл глаза, с дрожью перевел дух. Все, дело сделано. Не блестяще и нельзя сказать, чтобы мастерски, но ничего, лишь бы сработало. Он спрятал кинжал в ножны, зажал пальцем ранку. Вошел слуга. Асмидир вытянул руку, и тот ловко забинтовал ее полотном.

– Проводи ко мне офицера, Ари, – распорядился хозяин. – И человека в зеленом тоже. Солдатам угощение приготовлено?

– Да, господин, как вы приказывали.

Ари забрал блюдо и вышел, Асмидир вернулся в свое кресло у очага. По камню застучали шаги, пахнуло холодом – это в замок вошли солдаты.

Асмидир встал в то самое время, когда в дверях показались лейтенант Масирик с Колларином-Искателем. Лейтенант нес впереди себя толстый живот. Лицо у него было в синяках, губы разбиты.

– Добрый день. – Асмидир протянул ему руку. – Рад видеть вас снова, Масирик. – Лейтенант ограничился кратким рукопожатием. – Подай гостям вина, Ари.

Масирик небрежно швырнул свой шлем на тщательно отполированный стол.

– Барон желает вас видеть, – заявил он. – Поедете в Цитадель вместе с нами.

– Вы, вероятно, хотели сказать, что барон просит меня приехать.

– Я сказал именно то, что хотел сказать. Он велел мне привезти вас, и я привезу. – Масирик потрогал расквашенную губу. – Со мной двое пленных. Найдется здесь что-то вроде темниц?

– Нет, – ответил Асмидир. – А вы, должно быть, Искатель? – повернулся он к Колларину. – Раз вы везете пленных, можно заключить, что ваш поход был успешен.

– Верно. – Колларин взял со столика фолиант, раскрыл наугад. – Ага. Куширский магический трактат. Давно не держал в руках ничего такого. Превосходные чернила: камедь присыпана золотом и покрыта лаком.

– Вы читаете на куширском? – Асмидир сохранял на лице вежливый интерес, хотя его сердце стучало о ребра, как боевой барабан.

– Как и на всех прочих известных языках. Не сочтите это похвальбой, ведь Дар послан мне от рождения – собственными трудами я не приобрел ничего.

Ари принес вина. Масирик, взяв свой кубок, обошелся без благодарности, Колларин слегка кивнул.

– А вы, Асмидир, с нами не выпьете? – спросил лейтенант.

– Нет, – ответил тот и вновь обратился к Колларину: – Чем думаете заняться дальше, после столь успешной охоты?

– Успешной? – повторил Колларин.

– Ну да, вы ведь взяли двоих – надо полагать, тех самых мужчину с женщиной, которых разыскивали.

– Женщину мы пока еще не поймали, но она от нас не уйдет, – вмешался Масирик. – Мы взяли лесничего, Фелла, а второй пленник – предатель. Он ударил меня, расшатал пару зубов. В Цитадели он расплатится за это сполна, клянусь Богом.

– Вид у вас в самом деле неважный, – согласился Асмидир. – Ари, принеси господину нашу ромашковую мазь. – Куширец старался не смотреть на Колларина, который медленно листал волшебную книгу. – Для чего я так срочно понадобился барону? – спросил он Масирика.

– Это он скажет вам лично. Так где же мне разместить арестантов? Есть у вас комнаты, запирающиеся на замок?

– Увы. Предлагаю привести их сюда – так они по крайней мере будут у вас на глазах, пока вы не уедете.

– Пока мы не уедем, – поправил Масирик.

Асмидир встал и подошел к лейтенанту, которого был выше на целый фут.

– Я могу понять, дорогой мой, что побои и сопряженная с ними боль заставили вас позабыть о хороших манерах, но помните: мое терпение не безгранично. Не следует также забывать, что вы всего лишь троюродный брат барона, а я – друг самого короля. Ступайте за вашими пленниками. Мне нужно поговорить с Искателем.

Челюсть у Масирика отвисла, глаза злобно прищурились.

– Подумай, прежде чем отвечать, болван, – добавил вполголоса Асмидир. – Неприятно ведь получить за один день сразу две зуботычины.

Масирик сглотнул, попятился и вышел вон.

– Защитные чары вам не понадобятся, – тихо заметил Колларин. – Я отказался выслеживать эту женщину.

– Вы поступили мудро. В Цитадели вам передадут сто серебряных крон.

– Вы очень добры, – произнес Искатель, глядя своими зелеными глазами прямо на Асмидира, – но я в Цитадель не вернусь.

– Я тоже, – усмехнулся углом рта Асмидир.

Вошел Масирик и приказал двум конвоирам посадить пленных у дальней стены.

– Боюсь, вы были правы, лорд Асмидир, – сказал он. – Недавние события выбили меня из колеи. Прошу прощения за свою резкость. – Смотрел он все так же злобно, но Асмидир улыбнулся ему в ответ:

– Не будем больше говорить об этом, мой дорогой. Ваших людей накормили?

– Да, благодарю вас. Когда вы будете готовы к отъезду?

Асмидир, не отвечая, подошел к арестантам и сказал Обрину:

– Я тебя знаю. Прошлой зимой ты участвовал в кулачных боях и проиграл в заключительном оттого, что споткнулся.

– У вас хорошая память, – ответил Обрин. – Двинь я тогда тому клитийцу, как этому вот козлу, я бы выиграл.

– Молчать, мерзавец! – Масирик подлетел к ним и пнул сержанта в плечо.

– Он и лягается, как козел, – засмеялся тот.

– Сейчас я вырежу твой паскудный язык, – пригрозил Масирик, вынимая кинжал.

– Не здесь, друг мой, – удержал его Асмидир. – К чему портить дорогие ковры, привезенные из Кушира?

Масирик, бледный, с трясущимися руками, послушался и спрятал клинок.

Вернувшийся Ари с поклоном подал ему фарфоровую баночку.

– Чего тебе надо? Что это?

– Целебный бальзам, – сказал Асмидир. – Помажьте губы и сами увидите.

Масирик окунул палец в похожую на сливки мазь, нанес на губу.

– И вправду хорошо успокаивает. Где вы ее берете?

– Все мои слуги аль-джиины, искусные зельевары.

Колларин слушал их разговор краем уха, но слово «аль-джиины» пронзило его, как ледяной меч. Он уставился на Ари – высокого, стройного, с кожей цвета мореного дуба. Нос у него был не приплюснутый, как у Асмидира, а орлиный, крючком. Как мог Колларин принять его за слугу? Искатель перевел взгляд на свой винный кубок, полный почти до краев. Сколько он выпил – глоток, два?

Темный взор Ари пригвоздил его к месту.

– Что с вами, господин? – спросил слуга, скользнув через комнату. – Вы так побледнели.

– Ничего, все в порядке. – Искатель, пользуясь своим Даром, проник в мысли Ари и тут же отпрянул, словно сунул руку в огонь.

– Вы бы присели, – предложил Ари.

Я умру? – мысленно спросил его Колларин.

Как будет угодно моему господину, ответил Ари, а вслух произнес:

– Прошу извинить, я должен вернуться к своим обязанностям.

– Да, конечно. – На этот раз Колларин протянул свой мысленный щуп к солдатам за стенами зала. Он представил себе крепыша Клебба, но ответа не получил.

Не добился он отклика и от других. Быть может, их мысли ограждены кем-то?

Закрыв глаза, он опустился на второй уровень, к неодушевленным астральным волнам. Ощутил древность этого замка, ощутил лес и дыхание вечности за его стенами.

Отсюда было недалеко до третьего уровня. Ужаснувшемуся Искателю явился сонм беспокойных духов – убитые, еще не осознавшие собственной смерти.

Глаза Колларина раскрылись. Все двадцать восемь солдат одурманены, а после задушены. Остались только два конвоира в чертоге и сам Масирик. Во рту пересохло. Колларин потянулся к кубку с вином и тут же одернул себя. Неужели и ему вынесен приговор?

– Что-то ты разволновался, мой мальчик, – сказал, подойдя к нему, Асмидир.

Колларин поднял глаза на черный, властный, жестокий лик.

– Ваши аль-джиины завершили свою работу. Что у вас предусмотрено для меня?

– А тебе чего бы хотелось?

– Жить.

– О чем это вы там шепчетесь? – Масирик взял кубок Колларина, осушил до дна и сел.

– О жизни и смерти, Масирик, – ответил ему Асмидир. – О тонкой грани, отделяющей одну от другой.

– Подумаешь, грань. Все зависит от воинского мастерства и отваги.

– А как же удача? Что, если человек окажется в неподходящем месте в неподходящее время?

– Свою удачу человек творит сам.

– Не уверен, но мы можем провести испытание. Счастьем или несчастьем для вас было бы найти ту женщину, Сигурни?

– Конечно, счастьем. Вы знаете, где она?

– Знаю. – Асмидир дважды хлопнул в ладоши, и в зал чередой вошли воины в черных плащах и шлемах, с блестящими саблями. Черные кольчуги спускались до бедер, полоски черной стали укрепляли черные сапоги. На широкой перевязи, пересекающей грудь каждого воина, висели три метательных ножа в угольно-черных ножнах. Колларин прижался к стене. Он узнал среди них Ари, хотя слуга больше походил теперь на принца из сказки.

– Что все это значит? – спросил Масирик.

– Убейте стражу, – спокойно, почти с сожалением приказал Асмидир.

Колларин смотрел, будто зачарованный. Два воина достали ножи и медленно повернулись. Один из конвоиров, с распухшим носом, попытался выхватить меч, но рукоять ножа выросла у него в горле, и он сполз по стене. Второй пустился бежать, и нож вонзился ему в затылок. Солдат повалился лицом на стол, уронив шлем. Воины забрали свои ножи и вернулись в строй.

Масирик сделался пепельно-серым – Колларин даже пожалел его.

– Ари, – произнес Асмидир, – готова ли наша гостья почтить нас своим присутствием?

– Готова, мой господин.

Ари вышел, и настала жуткая тишина. Масирик вспотел, руки у него дрожали. Он утратил всякое сходство с человеком военного звания, несмотря на свои доспехи.

– Я не хочу умирать, Асмидир, – заскулил он, обливаясь слезами. – Пожалуйста, не убивай! – За показавшимся в дверях Ари шел еще один воин. У Колларина захватило дух при виде высокой женщины с серебряными волосами и в серебряной же кольчуге. На черных кожаных штанах выше колен такие же кольчужные звенья, на плечах красный плащ. Колларин в жизни не видел такой красоты. Все воины вместе с Асмидиром низко ей поклонились. Колларин последовал их примеру.

Масирик, вцепившись в подлокотники кресла, хотел встать, но повалился обратно и задергался в судорогах.

– Твоя охота увенчалась успехом, Масирик, – нагнулся к нему Асмидир. – Сигурни здесь. Умри же счастливым!

На губах Масирика выступила пена, глаза выкатились, и он застыл неподвижно.

– Он умер от страха? – спросила одетая в серебро женщина.

– Нет. От яда, которым намазал губы.

Взгляд женщины упал на Колларина. Он вновь согнулся в поклоне.

– А этот отчего еще жив?

– Сам толком не знаю, – ответил Асмидир. – Он – непонятно почему – отказался тебя выслеживать. Это Искатель по имени Колларин. Прикажешь его умертвить?

– Почему же ты отказался? – спросила она.

– На это не так легко ответить, моя госпожа, – на удивление твердым голосом произнес Колларин. – Некий человек явился мне и просил об этом.

– Опиши его.

– Сильное лицо с глубоко посаженными голубыми глазами. Волосы серебристые, как у вас, борода заплетена в две косы.

– Пусть живет, – проронила женщина.

* * *

Асмидир хотел сказать что-то, но передумал и предоставил распоряжаться ей. Серебристые доспехи он привез из Кушира с намерением преподнести их вождю, о котором сказал пророк. Он представлял их себе на мускулистом юноше, но теперь не мог поверить, что покупал их, ничего не зная о Сигурни. Весь ее облик являл истинно королевскую стать – странно, как он не замечал этого раньше.

Аль-джиины освободили пленников. Фелл почтительно склонил голову, но Сигурни смотрела только на иноземного солдата. Ее пальцы сомкнулись на рукояти кинжала, лезвие с шорохом вышло из ножен, и она с обманчивой грацией двинулась к Обрину.

– Не надо, Сигурни. – Фелл, единственный, кто понял ее намерение, заслонил сержанта собой. – Он спас меня от пытки, рискуя собственной жизнью.

– Ни один нижнесторонний не будет оставлен в живых, – мягко, почти без гнева сказала она. – Отойди, Фелл.

– Я объявляю кормак на этого человека.

Асмидир не понял, о чем идет речь. Сигурни же, помедлив, спросила с холодной улыбкой:

– На врага?

– Да. Я сидел связанный, и раскаленный клинок приближался к моим глазам. Обрин остановил офицера, ударив его по лицу, и за это сам подлежал мучительной казни. Плохо бы я отблагодарил своего заступника, позволив его зарезать. Я прошу подарить его жизнь мне.

– Отойди, Фелл. Я поговорю с ним.

Фелл поколебался и отступил. Асмидир не видел на лице Обрина никаких признаков страха.

– Известно тебе, что такое кормак? – спросила Сигурни.

– О ваших варварских обычаях я ничего не знаю, сударыня. Я простой, неученый солдат. Может, вы сами мне скажете?

Асмидир видел, как вынуждает себя к спокойствию Сигурни, глядя на человека в ненавистном мундире. «Она убьет его, – думал он. – Стоит ему сказать одно неверное слово, и она вонзит ему нож в горло».

– Это значит, что он усыновляет тебя. Сколько тебе лет?

– Тридцать семь по моему счету. Могу ошибаться на пару годков в ту или другую сторону.

– Стало быть, твой названый отец моложе тебя лет на пятнадцать. Хочешь стать его сыном, нижнесторонний?

– А выбор у меня есть?

– Выбор есть всегда. – Сигурни подступила совсем близко к нему. – Ты спас Фелла, поэтому я у тебя в долгу. Можешь идти на все четыре стороны. Мне хочется убить тебя, хочется посмотреть, как твоя кровь хлынет на пол, но слово мое нерушимо. Если уйдешь, никто не тронет тебя.

– А если останусь?

– У тебя на это духу не хватит. Уходи, не испытывай моего терпения!

– Значит, я могу горцем стать? – засмеялся Обрин. – Бунтовщиком против барона и короля? Вот он, перекресток дорог. Хочешь взять меня в сыновья, парень? Неплохо придумано, клянусь Богом! Я пойду твоей дорогой, хотя все мы знаем, куда она приведет. Что я должен сделать, сударыня? Кому присягнуть?

Изумленная Сигурни молчала, но Асмидир что-то произнес по-куширски, и все двенадцать аль-джиинов преклонили колени вокруг женщины в серебристой броне.

– Ты стоишь перед госпожой Сигурни, предводительницей горных кланов, – сказал он Обрину. – Ей и надлежит присягнуть.

Обрин опустился на одно колено и приставил кинжал Сигурни к своему горлу.

– С этого дня я ваш раб, сударыня. Я отдаю свою жизнь в ваши руки и однажды приму за вас смерть. В этом клянется перед Богом Обрин, сын Энгиста.

Сигурни взглянула на Фелла, который один остался стоять, и он упал на колени.

– Моя жизнь отныне и навеки принадлежит тебе, Сигурни.

Она кивнула и обернулась к Асмидиру:

– Надо поговорить.

Они оба покинули зал. Обрин с Феллом поднялись на ноги.

– Спасибо, парень, – сказал солдат. – Ты об этом не пожалеешь.

– Я-то нет, а вот ты? Что будет, когда ты сойдешься в бою со своими соотечественниками? Это ведь не пустяк.

– За меня не тревожься, Фелл. Это для вас все мы низинники, а на самом деле мы из разных краев. Сам я тоже принадлежу к горному народу, завоеванному лет сто назад. Никого из моих соплеменников в Цитадели нет, но дело даже не в этом. Есть вещи, за которые человек обязан сразиться. Это самое, думаю, и хотел мне сказать Колларин. Так ведь? – спросил Обрин человека в зеленом.

– Так. – Искатель подошел к ним, перешагнув через трупы. – Всегда спрашивал себя, каково это быть героем.

Аль-джиины молча забрали тела и вышли.

Поднимаясь по устланной ковром лестнице в комнату, где Ари показал ей доспехи, Сигурни чувствовала себя как во сне. Идущий рядом Асмидир молчал. Комната была маленькая, пятнадцать на двадцать футов. Большое окно выходило на Хай-Друин. Для своего выхода Сигурни надела кольчугу, поножи и сапоги, но меч, шлем и панцирь оставила здесь. Панцирю придали форму живота и груди молодого атлета, шлем был для нее слишком велик.

Она отворила окно, впустив в комнату прохладный, но легкий ветер. Гибель Эбби причиняла ей почти такую же боль, как зло, от которого она сама потерпела. Но еще сильнее горевала Сигурни по своей утраченной жизни – по уединенной хижине, по охоте в горах, по тихим ночам. Она жалела, что не послушалась Грейма, который предупреждал ее о нраве барона. Потеряла бы пару грошей, зато жила бы вольготно, как прежде. Путь, который ей указывает судьба теперь, приведет к смерти и ее, и всех других горцев. Ей представился могучий олень, окруженный волками. Так и ее народ: либо они обратятся в бегство и ненадолго продлят себе жизнь, либо сразятся и падут тут же на месте.

Тучи над Хай-Друином напоминали корону, венчающую седовласую голову.

– Выскажи, что у тебя на душе, госпожа, – попросил Асмидир.

– Незачем называть меня так, – ответила она, по-прежнему глядя в окно. – Здесь нас никто не слышит.

– Начало положено, Сигурни. Пора задуматься, как быть дальше.

– Знаю. Что предлагаешь?

– Свой совет я выскажу позже. Хочу сначала послушать тебя.

Она подавила охвативший ее гнев.

– Стратег и воитель здесь ты, по твоим же словам. Чего ты ждешь от меня?

– Пойми меня правильно, Сигурни. Это уже не игра. Ты та, о ком говорил пророк. Если это не каприз богов, что возможно, ты должна быть наделена каким-то особым даром. Выйти против самой мощной армии в мире мы можем лишь с тобой во главе, понимаешь? Ты должна побороть горечь и праведный гнев, которые одолевают тебя сейчас, и найти в себе королеву-воительницу. Без нее мы проиграем войну еще до начала боевых действий.

Сигурни опустилась на стул с высокой спинкой.

– Я не знаю, что сказать, не знаю, с чего начать. Не нахожу в себе никакого дара. Я не то чтобы поддалась панике, но при мысли о будущем у меня колотится сердце и дыхание перехватывает. Внутри нет ничего, кроме сожалений и памяти о перенесенных обидах.

Асмидир, сев напротив, протянул к ней руку, но Сигурни отпрянула, больно задев его этим.

– Займемся самыми безотлагательными делами. Мои люди разведали, что барон строит укрепления в долинах и на перевалах к югу от нас. Там будут оставлены припасы, чтобы подошедшая армия могла беспрепятственно углубиться в горы. Первый форт строится в каких-нибудь десяти милях отсюда, в долине Дьюнах. Полагаю, что удар по нему должен стать нашей первой задачей. Для этого нам понадобятся люди. Мы уже обсуждали с тобой, где взять их. Обратись за помощью к лорду-ловчему Паллида, Фиону Острому Топору.

Сигурни вернулась к окну. В просветы между тучами светило солнце, где-то вдали прокатывался гром.

– Нет, – сказала она наконец. – Укрепления могут и подождать. Я на месте Фиона не стала бы давать своих людей какой-то неизвестной женщине из другого клана. Пришли ко мне Фелла.

– Что ты задумала? – спросил Асмидир.

– Мы это обсудим после.

Асмидир улыбнулся, низко поклонился и вышел. Сигурни достала из серебряных ножен меч, вернее саблю – тридцати дюймов длиной, отполированную до блеска и острую как бритва. Обмотка из серой пятнистой кожи на рукояти была скреплена серебряной проволокой. Сигурни нашла оружие удивительно легким и превосходно уравновешенным. Со свистом махнув саблей в воздухе, она услышала шаги Фелла и положила обнаженный клинок на стол. Лесничий вошел и неуклюже отвесил поклон.

– Вот как все обернулось, – сказала она. Он кивнул, и его улыбка, несмотря на покрытое синяками лицо, напомнила ей того горца, которого она любила когда-то. Она пригласила его сесть и отвернулась, чтобы собраться с мыслями. – Сколько лесников ты можешь нам обеспечить?

– Немного, едва ли шестерых из пятидесяти. Ты пойми, Сигурни: все они люди семейные, а у войны с нижнесторонними исход только один. Многие постараются избежать ее всеми мерами, даже и после расправы.

– Какой расправы?

Фелл рассказал ей о заложниках, о своем решении сдаться властям.

– Да только они обещанную неделю не стали ждать. На следующее утро все четверо уже висели на стене крепости. Думаю, к нам примкнут Тови, Грейм и еще половина мужчин Силфаллена. Какие у тебя планы?

– Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в путь. Найди тех шестерых и других захвати, всех, кому доверяешь. Встретимся у моей хижины через четыре дня. Хватит тебе этого времени?

– Маловато, но я буду там в срок.

– Ступай же и пришли сюда нижнестороннего.

Гвалчмай достал из тележки кувшин. Холмы, лежавшие впереди, вели к Цитадели. Собаки, Шемол и Кабрис, спали на солнышке. Гвалч вытащил из кувшина затычку и сел рядом с молчаливым, задумчивым Тови. Солнце светило ярко, горы радовали взор, но пекарь был слеп к окружающей его красоте. Гвалч разделял его чувства.

– Славный мальчуган был твой сын. – Он поднес кувшин ко рту, сделал три долгих глотка.

– Ты же не знал его, – монотонно промолвил Тови.

– Я знаю тебя и вижу его твоими глазами. Ты гордился им, и по праву.

– Что теперь проку. Его мать все глаза выплакала, его братья и сестры сидят тихо, как мышки. Непонятны мне мужчины, способные повесить ни в чем не повинного мальчика. Они что, чудовища? Или демоны овладели ими?