Электронная библиотека » Дэвид Геммел » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Великое заклятие"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 13:55


Автор книги: Дэвид Геммел


Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Без загадок жизнь скучна.

Ногуста ушел, а Кебра, прихватив с собой вина, отправился в казарму. В комнате, где он жил вместе с Ногустой и Зубром, было холодно и пусто.

Койка Зубра стояла неприбранная, одеяла валялись на полу. Старший кул больше не заходил к ним с инспекциями, и Зубр, не опасаясь наказания, дал волю своему неряшеству.

На аккуратно застеленной кровати Ногусты лежал его мундир.

К постели Кебры никто бы не смог придраться: одеяла сложены квадратиком, подушка сверху, простыня туго натянута, углы завернуты, как по линейке. Кебра разжег огонь в очаге. Золу он выгреб еще утром и сложил с безукоризненной симметрией дрова и растопку.

Ногуста теперь, наверное, лежит с толстой, потной шлюхой – двадцатый из тех, кого она обслужила за день. Бр-р! Даже думать тошно.

Кебра прошел в баню. Котлы не топились, и вода остыла, но он все-таки помылся – старательно, щеткой и мылом. Чистых полотенец на полке не оказалось. Он сердито порылся в корзине для использованных и вытерся наименее мокрым из всех.

Подобная расхлябанность действовала ему на нервы. С одеждой в руках он вернулся к себе и сел, весь дрожа, перед огнем. Ночная рубашка, взятая им из сундучка, хрустела и пахла свежим полотном. Кебра надел ее, и ему сразу полегчало.

На сердце у него, точно камень, лежали слова Илбрена: «Тебе давно пора завести жену и растить сыновей».


Клиенты считали Палиму женщиной с золотым сердцем, и она поддерживала в них это мнение – особенно теперь, когда черты ее начали расплываться под действием лет и законов тяготения. Сердце ее и впрямь напоминало золото – холодное, твердое и хорошо запрятанное.

Лежа на кровати, она смотрела на здоровенную фигуру у окна. Зубра, щедрого гиганта, не отягощенного умственными способностями и воображением, она знала хорошо. Нужды его были просты, требования незамысловаты, сил хоть отбавляй. Вот уже год – с тех пор, как дренаи заняли город, – он хотя бы раз в неделю бывал у нее. Платил он хорошо, не лез с разговорами и обещаниями и редко оставался дольше необходимого.

Иное дело сегодня. В постели он крепко обнял ее, а потом уснул. Обычно он, уходя, оставлял ей серебряную монету, а нынче, как только пришел, дал золотой полураг. Палима попыталась возбудить его, что обыкновенно не составляло труда, но Зубр оказался не в настроении. Палима не возражала. Если мужчина платит золотом только за то, чтобы полежать с ней в обнимку, – ей же лучше. Он проспал часа два, не отпуская ее, потом встал, оделся и отошел к окну. Время шло, а он все стоял там при свете фонаря – огромный, с широченными плечами и длинными могучими руками, теребил свои белые моржовые усы и смотрел на темную площадь внизу.

– Возвращайся в постель, милок, – позвала женщина. – Дай Палиме малость поколдовать над тобой.

– Не сегодня, – ответил он.

– Что это с тобой? Расскажи Палиме.

– Как по-твоему, сколько мне лет? – спросил он вдруг, повернувшись к ней. Шестьдесят пять, никак не меньше, прикинула она, глядя на его лысину и седые усы. Мужчины что дети малые.

– Годов сорок, – сказала она вслух.

Он как будто остался доволен, и напряжение отпустило его.

– Вообще-то я старше, но совсем этого не чувствую. А меня домой отправляют. Всех, кто постарше, отправляют домой.

– А тебе домой разве не хочется?

– Я пришел к Белому Волку один из первых. Дренан тогда обложили со всех сторон, и от королевской армии, считай, ничего не осталось. Но мы побили их всех, одних за другими. Когда я был мальцом, нашей землей правили чужеземцы, а мы, простые мужики, сделали мир другим. Теперь владения нашего короля простираются… – Зубр умолк и закончил неуклюже: – На тысячи миль.

– Он самый великий король на свете, – вставила Палима, полагая, что Зубр именно это хочет услышать.

– Его отец был более великим, потому что строил из ничего. Я при нем двадцать три года прослужил, да еще двадцать при сыне. В двадцати шести сражениях побывал, вот оно как. Что ты на это скажешь?

– Много тебе пришлось повоевать, – согласилась она, не понимая, куда он клонит. – Иди ко мне, миленький.

– Много, это верно. Одиннадцать раз был ранен. А теперь я им, выходит, не нужен больше. Нас таких тысяча восемьсот. Спасибо, мол, и пропивайте. Вот вам по мешку с золотом, и ступайте домой. А где он, дом-то? – Зубр со вздохом присел на кровать, застонавшую под его тяжестью. – Не знаю, как мне и быть теперь, Палима.

– Ты сильный – можешь отправиться куда хочешь и делать, что тебе нравится.

– Но я в армии хочу остаться! Я всегда шел в передовой шеренге, и ничего другого мне не надо.

Палима села и взяла его лицо в ладони.

– То, что хотим, мы редко получаем. Почти никогда. А то, чего заслуживаем, еще реже. Нам достается то, что достается, вот и весь сказ. Вчерашний день не вернешь, Зубр, а завтра еще не настало. Все, что есть у нас, – это сейчас. А знаешь, что в жизни настоящее? – Она поднесла его руку к своей голой груди. – Вот оно, настоящее. Мы с тобой настоящие. А больше и нет ничего.

Он отвел руку и поцеловал ее в щеку, чего раньше никогда не делал. Она вообще не помнила, когда мужчина в последний раз целовал ее в щеку.

– Пойду я, – сказал он и встал.

– Зачем? Тебе после этого легче станет, Зубр, я ж тебя знаю.

– Это верно, да и ты из всех баб самая лучшая. Я в этом разбираюсь – почитай, всю жизнь деньги плачу вашей сестре. И все-таки я пойду. Меня уж небось стража ищет.

– За что?

– Я тут вспылил, ну и побил пару солдатиков.

– Только побил?

– Ну, может, и не только. Один, погань вентрийская, смеяться надо мной вздумал. Армия, говорит, без старикашек только выиграет. Я его поднял и метнул, как копье – забавно, право слово. А он возьми да и прошиби стол башкой. Солдаты, которые там сидели, разобиделись – пришлось мне ими тоже заняться.

– Сколько ж их всего-то было?

– Пятеро или вроде того. Сильно я никого не зашиб – ну, не так чтобы очень. Но искать меня точно ищут.

– И что тебе за это будет?

– Не знаю… плетей десять. – Зубр пожал плечами. – Или двадцать. Не важно.

Палима вылезла из постели и стала перед ним голая.

– Тебе приятно было, когда ты дрался?

– Ну… да, приятно, – признался он.

– Мужчиной себя чувствовал?

– Угу. Будто снова помолодел.

Она провела ему рукой между ног и ощутила его возбуждение.

– А теперь как себя чувствуешь? – спросила она с хрипотцой.

Он испустил долгий вздох.

– Мужиком. Но они больше не хотят, чтобы я им был. До свидания, Палима.

Он вышел, и Палима, следя за ним из окна, прошипела:

– Чума на тебя и на всех дренаев. Чтоб ты сдох!


Банелион, легендарный Белый Волк, собрал карты и уложил их в окованный медью сундук. Высокий, худощавый, с длинными седыми волосами, связанными на затылке, он двигался быстро и четко, а сундук укладывал со сноровкой солдата-ветерана. Все на своем месте. Карты лежат в таком порядке, в каком понадобятся ему во время путешествия к западному порту, до которого 1400 миль пути. Тут же рядом путеводитель с названиями племен, именами вождей, дорожными станциями, крепостями и городами вдоль всего маршрута. Возвращение домой Банелион распланировал столь же тщательно, как планировал все и всегда.

Молодой офицер по ту сторону письменного стола, в парадных доспехах из бронзы с золотом, наблюдал за его действиями. Генерал послал ему короткую усмешку.

– Что пригорюнился, Дагориан?

– Неправильно это, сударь, – с глубоким вздохом ответил молодой человек.

– Вздор. Посмотри на меня и скажи: что ты видишь?

Жесткое морщинистое лицо генерала выдубили солнце пустыни и зимние ветра. Из-под кустистых белых бровей смотрели яркие светлые глаза, видевшие падение империй и разгром армий.

– Вижу величайшего на свете военачальника, – сказал Дагориан.

Банелион улыбнулся, искренне тронутый привязанностью молодого офицера, и кстати припомнил его отца. Эти двое совсем не похожи. Каторис был холоден, честолюбив и очень опасен. Сын куда более славный мальчик, прямой и преданный. Единственная черта, общая у него с отцом, – это мужество.

– Тебе бы следовало увидеть человека, которому два года назад минуло семьдесят. Ты смотришь на то, что было, мальчик, – не на то, что есть. Скажу тебе честно: да, я разочарован, но при этом не думаю, что король допускает ошибку. Солдаты, которые когда-то впервые выступили против Вентрийской Империи, стали старыми, как и я. Тысяча восемьсот человек, которым перевалило за пятьдесят, а двумстам – так даже и за шестьдесят. Король же, которому всего тридцать пять, намерен пересечь Великую реку и завоевать Кадию. Такая война, согласно всем донесениям, займет никак не менее пяти лет. Армии придется идти через горы и пустыни, форсировать реки, кишащие крокодилами, прорубать дорогу сквозь джунгли. Для такого похода нужны молодые, а многие из пожилых сами рвутся домой.

Дагориан снял черный с золотом шлем, рассеянно погладив плюмаж из конского волоса.

– Я не сомневаюсь, что многие из них мечтают о доме, – но к вам это не относится. Сколько сражений без вас было бы…

Но Белый Волк прервал его, резко подняв к губам указательный палец.

– Все мои сражения позади. Теперь я еду домой и буду наслаждаться отдыхом. Буду выращивать лошадей, смотреть, как солнце встает над горами, и ждать вестей о победах короля, чтобы тихо отпраздновать их у себя дома. Я служил Сканде, служил его отцу – служил верно, в полную меру своих не столь уж малых способностей. Давай пройдемся по саду – хочу воздухом подышать.

Накинув на плечи подбитый овчиной плащ, Банелион распахнул дверь и вышел в заснеженный сад. Мощеную дорожку засыпало, но статуи вдоль нее указывали путь. Двое военных, хрустя по снегу, прошли мимо замерзшего фонтана. Статуи, изображающие вентрийских воинов, стояли, как часовые, нацелив копья в небо. Генерал, взяв Дагориана под руку, привлек его к себе.

– Учись держать язык за зубами, молодой человек, – сказал он вполголоса. – Обо всем, что хотя бы шепотом произносится во дворце, тут же докладывают королю и его новым советникам. Стены здесь полые, и слухачи записывают каждое слово. Понимаешь?

– Неужели даже за вами шпионят? Не могу в это поверить!

– А ты поверь. Сканда уже не тот юный король, который всех нас очаровывал. Он зрелый муж, честолюбивый и не знающий жалости. Он решился завоевать мир и, возможно, осуществит свое намерение – если его новые союзники оправдают доверие, которое он на них возлагает.

– Принц Маликада вызывает у вас сомнения?

Банелион, усмехнувшись, направил Дагориана вокруг застывшего озера.

– У меня нет причин сомневаться ни в нем, ни в его чародее. Конница Маликады превосходно вышколена и сражается отважно. Но он не дренай, и король слишком уж на него полагается. – Они пришли к каменной арке, под которой стоял бюст красивого мужчины с раздвоенной бородой и высоким лбом. – Ты знаешь, кто это?

– Нет. Какой-нибудь вентрийский вельможа?

– Это полководец Бодасен, умерший триста пятьдесят лет назад. Величайший из всех вентрийских полководцев. Именно он, вместе с Горбеном, заложил основы их империи.

Старик, поеживаясь, запахнулся в плащ.

– Я читал о нем, сударь, – разглядывая бюст, сказал Дагориан. – О нем отзываются как об исполнительном служаке, а все победы приписывают Горбену.

– Вот-вот, – хмыкнул Банелион. – Скоро ты услышишь то же самое обо мне и Сканде. Так уж устроен мир, Дагориан: история пишется победоносными королями. Вернемся в дом, я промерз до костей.

В кабинете Дагориан разворошил огонь, и генерал протянул к нему озябшие руки.

– Что, Зубра еще не нашли?

– Нет, сударь. Его разыскивают по публичным домам. Офицер с разбитой головой пришел в себя, и лекари говорят, что жить он будет.

– Вот и славно. Очень уж мне не хотелось вешать старину Зубра.

– Он был с вами с самого начала, не так ли?

– Да, с самого начала, когда старый король был еще юным принцем, а королевство лежало в руинах. Кровавые времена, Дагориан, огненные времена. Не хотел бы я пережить их заново. Зубр, как и я, обломок тех лет. Нас не так уж много осталось.

– Что вы назначите ему, когда он будет найден?

– Десять плетей. Не надо только привязывать его к столбу – он сочтет себя униженным. Он и без привязи все выдержит, и ты не услышишь от него ни звука.

– Я вижу, вам нравится этот человек.

– Ничего подобного. Он силен как бык, и мозгов у него как у быка. Такого буйного, недисциплинированного негодяя я в жизни еще не встречал. Однако он символизирует силу, мужество и волю, которые привели нас к победе. Он горы способен свернуть, Дагориан. Ступай теперь отдохни – утром закончим.

– Да, мой генерал. Принести вам подогретого вина перед сном?

– Вино с недавних пор не слишком хорошо на меня действует. Лучше теплого молока с медом.

Дагориан отдал честь и с поклоном вышел.

Глава вторая

Дисциплинарный ритуал был соблюден до мелочей. Весь полк – две тысячи человек в черных с золотом доспехах – выстроился в гигантское каре на плацу казармы. В центре стояли двадцать старших офицеров, на помосте позади них восседал Белый Волк – без доспехов, в простом сером мундире, черных панталонах и сапогах, на плечах – теплый овчинный плащ.

Раздетого по пояс Зубра вывели на яркий утренний свет, и Дагориан понял, почему его так прозвали. Гигант был совершенно лыс, но на затылке и плечах курчавились густые волосы. Скорее уж медведь, чем зубр, подумал офицер, переводя взгляд на сопровождавших Зубра людей. Один был Кебра, прославленный лучник: однажды он спас короля, послав стрелу в глаз вентрийскому улану. Другой – Ногуста, чернокожий с голубыми глазами, фехтовальщик и жонглер. Дагориан видел как-то, как он удерживал в воздухе семь бритвенно-острых ножей, посылая их в цель один за другим. Все трое шли прямо и твердо. Зубр перекинулся шуткой с солдатом в первой шеренге.

– Молчать! – крикнул кто-то из офицеров.

Зубр подошел к столбу и стал перед сухощавым, ястребиного вида солдатом, назначенным исполнять приговор. Тот явно чувствовал себя неловко и потел, несмотря на утренний морозец.

– Ты делай свое дело, парень, – сказал ему Зубр. – Я на тебя зла не держу.

Солдат слабо, с облегчением улыбнулся.

– Подойди сюда, осужденный, – приказал Белый Волк.

Зубр подошел и неуклюже отдал честь генералу.

– Имеешь ли ты что-то сказать перед исполнением приговора?

– Нет, мой генерал! – рявкнул Зубр.

– Знаешь, что отличает тебя от других?

– Никак нет!

– Ничего! Ты самый недисциплинированный увалень, когда-либо служивший у меня под началом. Я бы повесил тебя за медяк, лишь бы от тебя избавиться. Становись к столбу – очень уж холод пробирает. – И Банелион надвинул на голову капюшон.

– Слушаюсь! – Зубр повернулся кругом, подошел к столбу и взялся за него.

Экзекутор развязал бечевку, скреплявшую пять хвостов плети, щелкнул ею в воздухе, стал на свое место и отвел руку назад.

– Стой! – скомандовал кто-то, и солдат замер. На плац вступили несколько вентрийских офицеров в золоченых панцирях и красных плащах. Посреди шел принц Маликада, королевский генерал, назначенный в преемники Белому Волку, высокий и стройный, рядом шагал его первый боец Антикас Кариос. Лис и змея, подумал Дагориан. Оба они двигались легко и грациозно, но сила Маликады заключалась в его темных, мрачных, говорящих об остром уме глазах, Антикас же излучал телесную мощь, основанную на сверхчеловеческой быстроте.

Маликада, подойдя к помосту, поклонился Банелиону. Его темная борода, окрашенная в золотые полосы, была заплетена золотой нитью.

– Приветствую вас, генерал.

– Вряд ли это подходящее время для визита – однако добро пожаловать, принц.

– Самое подходящее, генерал, – с широкой улыбкой возразил Маликада. – Одного из моих людей собираются наказать неподобающим образом.

– Одного из ваших людей? – тихо повторил Белый Волк. Офицеры, стоящие вокруг него, напряженно застыли.

– Разумеется. Вы ведь присутствовали при том, как король, да славится в веках его имя, назначил меня на ваше место. Вы теперь, насколько я понимаю, частное лицо и собираетесь на заслуженный отдых. Этот человек, – Маликада обернулся к Зубру, – обвиняется в избиении офицера. По вентрийским законам, как вам наверняка известно, это считается тяжким преступлением и карается смертью.

По рядам солдат прошел гневный ропот. Банелион встал.

– Хорошо. Пусть его повесят, если он виновен. Однако я объявляю его невиновным и требую – от его имени – испытания поединком. Это дренайский закон, принятый самим королем. Вы ведь этого не отрицаете?

Улыбка Мыликады стала еще шире, и Дагориан понял вдруг, что вентриец добился того, чего хотел. Его фехтовальщик, Антикас, уже снимал плащ и отстегивал панцирь.

– Королевский закон справедлив. – Маликада щелкнул пальцами, и Антикас, выйдя вперед, обнажил сверкнувший на солнце меч. – Кто из ваших… бывших офицеров готов выйти против Антикаса Кариоса? Кажется, ваш адъютант Дагориан считается недурным бойцом?

– Да, верно, – сказал Банелион, и Дагориан ощутил приступ страха. Он сглотнул подступившую к горлу желчь и постарался скрыть свои чувства. Антикас Кариос смотрел прямо на него, без всякой издевки или насмешки – просто смотрел. От этого Дагориану почему-то стало еще хуже. Банелион между тем сделал знак Ногусте и спросил, когда тот, подойдя, стал навытяжку: – Готов ли ты выступить в защиту своего товарища?

– Так точно, мой генерал.

Дагориан испытал огромное облегчение и покраснел, заметив легкую улыбку вентрийского бойца.

– Так не годится, – произнес Маликада. – Простой солдат против лучшего в мире фехтовальщика? И черный дикарь к тому же? – Принц бросил взгляд на другого вентрийского офицера, такого же высокого, с завитой поперечными волнами позолоченной бородой. – Не хотите ли показать свое мастерство, Церез?

Тот поклонился. Шире в плечах, чем тонкий Антикас, он двигался с той же сдержанной кошачьей грацией.

– С вашего разрешения, генерал, – обратился Маликада к Банелиону, – место Антикаса Кариоса займет его ученик.

– Как вам угодно, – ответил Белый Волк.

– Убить мне его, генерал, или только обезоружить? – спросил Ногуста.

– Убей, и побыстрее. Мой завтрак стынет.

Оба противника, сняв доспехи и верхнею одежду, вышли на середину плаца. Ногуста отсалютовал мечом, и Церез тут же атаковал, сделав молниеносный выпад. Ногуста с легкостью отразил его.

– Это не по правилам, – заметил он, – но я тем не менее убью тебя безболезненно.

Сталь зазвенела о сталь. Кривой меч Цереза мелькал с поразительной быстротой, но черный отражал все его удары – и колющие, и рубящие. Дагориан пристально наблюдал за ними. Вентриец моложе на тридцать лет и очень скор, но на мощном теле Ногусты нет ни унции лишнего жира, и огромный опыт позволяет ему предугадывать движения противника. Дагориан взглянул на Антикаса. Темные, с тяжелыми веками глаза первого бойца не упускали ничего, и он шептал что-то на ухо Маликаде.

Бойцы кружили, и каждый выискивал брешь в защите другого. После начальной схватки черный, несмотря на свое мастерство, заметно устал. Церез внезапным выпадом чуть не задел его – лезвие прошло рядом со щекой Ногусты. Еще мгновение – и чернокожий споткнулся. Церез ринулся вперед и с опозданием понял, что его провели. Ногуста, качнувшись на каблуках без всяких признаков усталости, отклонился от клинка, и его меч, пройдя сквозь золотую бороду, вонзился в горло вентрийцу. Из раны хлынула кровь. Церез упал на колени, выронил меч и зажал горло руками, пытаясь остановить вытекающую из него жизнь. Потом повалился ничком, дернулся и затих. Ногуста подошел к Белому Волку и поклонился.

– Я выполнил приказ моего генерала.

Банелион, не обращая внимания на взбешенного Маликаду, твердым и звучным голосом произнес:

– Подсудимый объявляется невиновным. В этот последний миг, когда я нахожусь с вами, хочу поблагодарить вас всех за те годы верной службы королю, которые вы провели под моим командованием. Тех, кто отправляется в отставку, оповещаю, что мой лагерь будет разбит к западу от города. Отбываем через четыре дня. Это все. Вольно.

Когда он сошел с помоста, Маликада придвинулся к нему и шепнул:

– Знайте, что сегодня вы нажили себе врага.

Белый Волк спокойно встретил ястребиный взгляд принца и, помолчав, ответил:

– Это неизмеримо лучше, чем иметь вас другом.


День рождения короля всегда отмечался празднествами, состязаниями атлетов, кулачными боями, скачками и магическими представлениями. Охотники состязались также в метании копья, стрельбе из лука, фехтовании и борьбе, и всем победителям вручались дорогие призы. В этом году торжества обещали быть еще более пышными, ибо королю исполнялось тридцать пять – число, имеющее большой мистический смысл и для дренаев, и для вентрийцев. Праздник должен был состояться в Королевском парке города Юсы, древней столицы старой Вентрийской Империи. Этот город был словно ровесником самого Времени – он упоминался в самых древних исторических хрониках. Миф гласил, что некогда здесь обитали боги, и один из них воздвиг нынешний королевский дворец за одну ночь, двигая силой воли исполинские камни.

На лужайках парка, занимавшего тысячу акров, разбили сотни больших шатров, плотники уже несколько недель строили галерею для знатных зрителей.

Отсюда городские башни казались лишь силуэтами на фоне восточных гор. Кебра, облокотившись на новую изгородь, мрачно оглядывал место будущего турнира лучников.

– Надо было тебе записаться, – сказал Ногуста, вручая ему большой ломоть горячего пирога.

– А что проку? – Кебра положил пирог на изгородь, не притронувшись к нему.

– Ты первый стрелок, и это за твой титул они будут бороться.

Кебра помолчал, глядя на снежные вершины далеко на западе. Впервые он увидел эти горы год назад, когда король Сканда, выиграв Речную битву, вступил в Юсу и занял императорский трон. С гор дул холодный ветер, и тщедушный Кебра плотнее запахнулся в свой выцветший синий плащ.

– Я все равно бы не победил. Зрение слабеет.

– Пусть так, но участвовать в состязании ты можешь. – Слова Ногусты повисли в холодном воздухе. Тридцать человек рабочих ставили щиты из плотного багрового шелка на королевский павильон. Кебра много раз видел, как строится этот павильон, и еще недавно, стоя перед ним, получал Серебряную Стрелу из рук самого короля. Вспомнив об этом, он ощутил укол сожаления.

«Не надоело еще побеждать, старина?» – со своей мальчишеской улыбкой спросил его Сканда. «Нет, государь». Кебра, повернувшись лицом к толпе, поднял над головой свой приз, и в ответ ему грянуло громовое «ура». Кебру снова пробрало холодом, и он заглянул в светлые непроницаемые глаза своего друга.

– Хочешь посмотреть на мое унижение?

– Ничего унизительного в этом нет, дружище. Ты проиграешь, только и всего.

– Если я запишусь, почти все дренайские солдаты поставят на меня, – устало улыбнулся Кебра. – И потеряют свои деньги.

– Хорошая причина для отказа, – согласился Ногуста. – Если причина действительно в этом.

– Чего ты ко мне привязался? – вспылил Кебра. – Хочешь сказать, что речь идет о моей чести?

– Не то чтобы о чести. О гордости, к тому же еще и ложной. Без проигравших соревнований не бывает, Кебра. В турнире примет участие больше ста лучников, а победу одержит только один. Из девяноста девяти остальных больше половины еще до первого выстрела знают, что проиграют, и все-таки намерены попытаться. Ты говоришь, что зрение у тебя слабеет, и я знаю, что это правда. Тебя волнует стрельба на дальность, однако две из трех стадии соревнования требуют лишь быстроты, мастерства и таланта. На дальность стреляют только в третьей стадии, и в первую десятку ты точно войдешь.

Кебра отошел от изгороди, Ногуста за ним.

– Когда ты не захочешь больше, чтобы я говорил тебе правду, скажи только – и я перестану.

– Какую правду ты говоришь мне теперь, Ногуста? – вздохнул лучник.

– Отказываясь участвовать, ты снижаешь уровень состязания. Новому победителю будет казаться, что он получил свой титул незаслуженно. Боюсь, что отчасти из-за этого ты и отказываешься.

– Мало ли что ему будет казаться? Он получит свои сто золотых, король воздаст ему почести, и его пронесут на плечах вокруг парка.

– Но легендарного Кебру он не побьет. Я помню, как ты радовался пятнадцать лет назад, принимая Серебряную Стрелу от Мениона. Он был в таких же годах, что и ты сейчас, когда боролся с тобой в финале. И победил ты его именно в стрельбе на дальность. Может, и у него зрение стало сдавать?

– Славный будет денек, – сказал Зубр, подходя к ним и стряхивая крошки со своих седых усов. – Вентрийский колдун Калижкан обещал показать нам такое, что мы век не забудем. Может, и дракон будет – всегда хотел поглядеть на дракона. Чего это вы? – Зубр перевел взгляд с одного на другого. – Я пропустил что-то?

– Ничего особенного, – ответил Ногуста. – Мы с Кеброй рассуждали на философские темы.

– Ну, в этом я все равно ничего не смыслю. Я, кстати, записался в борцы – надеюсь, вы будете меня подбадривать.

– Тот здоровенный кочевник тоже участвует? – с усмешкой спросил Ногуста.

– Само собой.

– В прошлом году он метнул тебя футов на десять. Тебе повезло, что ты впечатался в землю головой и потому избежал повреждений.

– Он меня подловил, – нахмурился Зубр. – В этом году я его одолею, если мы будем с ним драться.

– Сколько раз ты уже боролся? – спросил Кебра.

– Не знаю. Почитай, каждый год – раз тридцать, наверно.

– И думаешь, что на этот раз победишь?

– Ясное дело. Я никогда еще не был так крепок.

Ногуста положил руку на могучее плечо Зубра.

– Тебе не кажется, что ты говорил то же самое тридцать лет назад? И при этом даже до четверти финала никогда не добирался.

– Ничего мне не кажется. И в четверть я попал один раз, так ведь? В Скатийскую кампанию. Тогда меня Корис побил. Помните его? Здоровый такой, белобрысый. Погиб при осаде Мелликана.

– Да, ты прав, – сказал Ногуста. – Корис выбыл в полуфинале. Я помню, что поставил на него и проиграл.

– Я в день рождения короля никогда не проигрываю, – весело заметил Зубр. – Потому что на тебя ставлю, Кебра. Благодаря тебе я снова рассчитаюсь со своими зимними долгами – теперь уж в последний раз.

– На этот раз не выйдет, дружище, – сказал Кебра. – Я не участвую.

– Я думал, что ты забыл, и записал тебя сам.

– Ты шутишь, надеюсь, – холодно молвил Кебра.

– Какие шутки, когда речь о долгах? Может, тебе стоит поупражняться?


Публика уже начинала собираться, когда Дагориан появился на лугу. Черный с золотом панцирь тяжело давил на его хрупкие плечи. Хорошо еще, что шлем не пришлось надевать, щитки вечно натирают щеки, и на голове шлем сидит плохо, несмотря на мягкую подкладку. Однажды Дагориана окликнул король, он повернулся резче обычного, и щиток съехал ему на левый глаз. Все очень смеялись. Дагориан не хотел становиться солдатом, но когда отец у тебя герой и генерал – к тому же геройски погибший, – сыну выбора почти не остается.

Ему посчастливилось. Белый Волк взял его к себе и лично обучал тактике и интендантскому делу. Военная служба Дагориану не нравилась, но у него обнаружился к ней талант, и это делало его жизнь в общем-то сносной.

Приготовления ко дню рождения короля завершились – скоро народ толпами повалит в ворота парка. Небо ясное, и сегодня уже не так холодно, как вчера: весна близко. Только вечером еще подмораживает. У изгороди разговаривали трое старых солдат. Когда Дагориан приблизился, лучник Кебра отошел с сердитым видом, а чернокожий Ногуста отдал офицеру честь.

– Доброе утро, Ногуста, – сказал Дагориан. – Ты славно сражался вчера.

– На это он мастер, – с широкой щербатой улыбкой заверил Зубр. – Вы ведь сын Каториса, верно?

– Верно.

– Хороший был человек. Третий Уланский никогда не подводил, когда он им командовал. Правда, и суров был, собака. Десять плетей мне влепил – недостаточно быстро честь ему отдал. Хотя благородные господа все такие. Хочешь еще пирога? – спросил Зубр Ногусту. Тот покачал головой, и Зубр отошел к палаткам, где продавали съестное.

– Я так и не понял, похвалил он моего отца или обругал, – усмехнулся Дагориан.

– Пожалуй, и то, и другое.

– Да. Такие не часто встречаются.

– Такие, как Зубр? Или как ваш отец?

– Как Зубр. Ты участвуешь в каком-нибудь из состязаний?

– Нет, сударь.

– Что так? Ведь ты превосходный фехтовальщик.

– Не люблю играть с оружием. А вы намерены выступить?

– Да, в сабельном турнире.

– В финале вы будете сражаться с Антикасом Кариосом.

– Откуда ты знаешь? – удивился Дагориан.

– У меня есть третий глаз, – прикоснувшись ко лбу, ответил Ногуста.

– Это что же такое?

– Это мой дар – или проклятие, – улыбнулся чернокожий. – Я с ним родился.

– Скажи тогда, одержу ли я победу.

– Мой Дар не настолько точен. Он озаряет, как молния, и остается картина. Я не могу предугадать, когда это случится, и не могу управлять им. Он приходит или… – Тут улыбка Ногусты померкла, и лицо отвердело. Казалось, он не сознает больше присутствия Дагориана. Затем все прошло, и Ногуста сказал со вздохом: – Прошу прощения, я отвлекся.

– У тебя снова было видение?

– Да.

– Оно касается сабельного турнира?

– Нет. Но я уверен, что у вас все будет отлично. Как там дела у Белого Волка? – спросил вдруг Ногуста.

– Хорошо. Он готовится к путешествию, собирается домой. Почему ты спрашиваешь?

– Маликада попытается убить его, – проговорил Ногуста тихо, но веско. Он не предполагал – он уведомлял.

– Ты это видел своим третьим глазом?

– Чтобы это предсказать, мистического дара не требуется.

– В таком случае ты, я думаю, ошибаешься. Маликада теперь королевский генерал. Банелион ему больше не помеха. Белый Волк вышел в отставку и через три дня отправится домой.

– Тем не менее его жизнь в опасности.

– Может быть, тебе следует поговорить с генералом? – сухо промолвил Дагориан.

– Нет нужды, – пожал плечами Ногуста. – Он знает об этом не хуже меня. Церез был у Маликады любимцем, и принц полагал, что победить его почти невозможно. Вчера Маликаде преподали хороший урок, и он будет мстить.

– Если так, почему бы ему не отомстить заодно и тебе?

– Я тоже намечен.

– Но это, по-видимому, нисколько тебя не волнует.

– Внешность бывает обманчива, сударь.


Время шло, но слова Ногусты не давали Дагориану покоя. В них прозвучала такая спокойная уверенность, что Дагориан, раздумывая над этим, все более убеждался: это правда. Маликада не из тех, кто прощает обиды. Среди дренайских офицеров ходило много рассказов о вентрийском принце и его обычаях. Говорили, что он до смерти забил своего слугу, который испортил одну из его рубашек. Эта история, насколько Дагориан знал, ничем не подтверждалась, однако давала понять, каким Маликада представляется обществу.

Такой человек действительно мог затаить зло против Банелиона.

До заступления на службу оставалось еще часа два, и Дагориан решил разыскать Белого Волка. К этому старику он проникся любовью больше, чем к собственному отцу. Он часто пытался понять, почему это так, но ответ ускользал от него. И тот, и другой были натуры холодные, жесткие, без остатка преданные своему воинскому ремеслу. Но с Банелионом он беседовал спокойно и легко находил слова, при общении же с отцом язык у него сразу цепенел, а мозг размягчался. Мысли, вполне ясные, по пути точно пьяные напивались и выходили изо рта в совершенно бессвязном виде.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации