Текст книги "Инкогнито. Тайная жизнь мозга"
Автор книги: Дэвид Иглмен
Жанр: Биология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Первые взгляды в простор внутреннего космоса
Святой Фома Аквинский (1225–1274) предпочитал верить, что человеческие действия проистекают из размышлений о том, что есть добро. Однако он не мог не заметить, что многие вещи, которые мы делаем, слабо связаны с обдумыванием: например, икота, неосознанное постукивание ногой в такт, внезапный смех в ответ на шутку и так далее. Понимая, что они служат помехой для его теоретических построений, он перевел такие действия в особую категорию, отличную от правильной человеческой деятельности, «поскольку те не проистекают от размышлений о причинах»[9]9
Фома Аквинский, «Сумма теологии».
[Закрыть]. Давая определение дополнительной категории, он посеял первое семя идеи бессознательного.
В течение четырехсот лет никто не поливал это семя, пока Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716) не предположил, что разум является комбинацией доступной и недоступной частей. В юности Лейбниц за день написал триста гекзаметров[10]10
Гекзаметр – античный стихотворный размер, шестистопный дактиль. Прим. ред.
[Закрыть] на латыни. Он изобрел математический анализ, предложил двоичную систему счисления, основал несколько новых философских школ, выдвинул политические теории, геологические гипотезы, заложил основы обработки информации, написал уравнение для кинетической энергии и посеял семена идеи о разделении программного и аппаратного обеспечения[11]11
Точнее говоря, Лейбниц вообразил машину, которая использовала бы шарики (представлявшие двоичные числа) и руководствовалась бы тем, что мы сейчас назвали бы двоюродными братьями перфокарт. Хотя в целом честь создания программного обеспечения принадлежит Чарльзу Бэббиджу и Аде Лавлейс, по сути, современный компьютер не отличается от того, что воображал Лейбниц: «Эти [двоичные] вычисления можно реализовать с помощью машины (без колес) следующим образом, легко и без усилий. Имеется некий контейнер с отверстиями, которые можно открывать и закрывать. Они должны быть открыты в тех местах, которые соответствуют 1, и остаются закрытыми в тех местах, которые соответствуют 0. Через открытые входы маленькие кубики или шарики будут падать на дорожки, через остальные – нет». См.: Leibniz, De Progressione Dyadica («О двоичной прогрессии»). Благодарю Джорджа Дайсона за это открытие в литературе.
[Закрыть]. Лейбниц – как и Максвелл, Блейк и Гёте – предполагал, что внутри него, вероятно, есть глубокие недоступные пещеры.
Лейбниц высказал мысль, что существуют восприятия, которых мы не осознаём; он назвал их малыми перцепциями. Если у животных есть бессознательные перцепции, так почему бы им не быть и у человека? Эта логика была умозрительной, но тем не менее он чувствовал, что если не принять нечто бессознательное, то за бортом останется что-то чрезвычайно важное. Лейбниц сделал вывод: «Неощутимые перцепции настолько же важны [для науки о человеческом разуме], как неощутимые корпускулы для естествознания»[12]12
Лейбниц, «Новые опыты о человеческом разумении», опубликовано в 1765 году. Упоминая «неощутимые корпускулы», Лейбниц отсылает к представлению (разделяемому Ньютоном, Бойлем, Локком и другими учеными), что материальные объекты составлены из крохотных невидимых частиц, которые обеспечивают ощущаемые качества этих объектов.
[Закрыть]. Он выдвинул предположение, что существуют устремления и склонности, которых человек не осознаёт, но которые тем не менее определяют его действия. Эта идея позволяла объяснить, почему люди ведут себя именно так, а не иначе.
Лейбниц с энтузиазмом изложил свои мысли в «Новых опытах о человеческом разумении», но книга была опубликована только в 1765 году, спустя почти полвека после его смерти. «Опыты» конфликтовали с представлением Просвещения о самопознании и поэтому оставались недооцененными еще почти столетие. Семя снова погрузилось в спячку.
Тем временем другие события формировали фундамент возвышения психологии как экспериментальной, материалистической науки. Шотландский анатом и теолог Чарлз Белл (1774–1842) открыл, что нервы, расходящиеся от спинного мозга по всему телу, не одинаковы – их можно разделить на два вида: двигательные и сенсорные. Первые несут информацию из командного центра мозга, а вторые доставляют ее обратно. Это было первым крупным открытием определенной схемы в структуре мозга, загадочного во всем остальном.
Идентификация определенной логики в непонятном полуторакилограммовом блоке ткани выглядела весьма обнадеживающе, и в 1824 году немецкий философ и психолог Иоганн Фридрих Гербарт предположил, что сами идеи можно понимать, применив к ним структурированную математическую основу: какой-либо идее противопоставить противоположную, которая таким образом ослабит исходную идею и заставит ее переместиться ниже порога сознания[13]13
Herbart, Psychology as a Science.
[Закрыть]. Сходные идеи, напротив, будут поддерживать друг друга и проникать в сознание. По мере того как новая идея будет набирать высоту, она потянет за собой другие сходные идеи. Гербарт предложил термин «апперцептивная масса», чтобы подчеркнуть, что идея становится осознанной не в изоляции, а в сочетании с целым комплектом идей, уже имеющихся в сознании. При этом он ввел ключевое понятие границы между сознательными и бессознательными мыслями: мы узнаём об одних идеях и не имеем понятия о других.
Немецкий врач Эрнст Генрих Вебер (1795–1878) также задумался о том, как применить строгость физики к изучению разума. Целью его «психофизики» было количественное определение того, что люди способны обнаруживать, как быстро они могут реагировать и что в точности воспринимают[14]14
Michael Heidelberger, Nature from Within.
[Закрыть]. Это была первая попытка измерить восприятие с научной строгостью, и сразу же стали появляться сюрпризы. Например, считалось самоочевидным, что чувства дают точное отображение внешнего мира, однако к 1833 году немецкий физиолог Иоганн Петер Мюллер (1801–1858) обнаружил, что, когда он светил в глаз, надавливал на него или стимулировал электричеством глазные нервы, восприятие было одинаковым, то есть глаз всякий раз «видел» свет, а не давление и не электричество. Мюллер предположил, что человек осознаёт внешний мир не напрямую, а через сигналы, которые посылает ему нервная система[15]15
Johannes Müller, Handbuch der Physiologie des Menschen, dritte verbesserte Auflage, 2 vols (Coblenz: Hölscher, 1837–1840).
[Закрыть]. Другими словами, когда нервная система говорит нам, что нечто находится снаружи, например свет, то именно в это мы и верим безотносительно того, каким образом поступили сигналы.
Отныне людям пришлось рассматривать идею, что физический мозг имеет отношение к восприятию. В 1886 году, уже после смерти Вебера и Мюллера, американец Джеймс Маккин Кеттелл опубликовал статью «Время, затрачиваемое операциями мозга»[16]16
Cattell, “The time taken up”, 220–242.
[Закрыть]. Суть этой статьи была обманчиво проста: скорость ответа на вопрос зависит от вида мышления, который нужно задействовать для его обработки. Если вам требуется отреагировать на вспышку или взрыв, вы можете сделать это весьма быстро (сто девяносто миллисекунд для вспышек и сто шестьдесят миллисекунд для взрывов). Однако если вам необходимо сделать выбор («скажите, красную или зеленую вспышку вы видели»), придется затратить на несколько десятков миллисекунд больше. Если же требуется еще и назвать то, что вы видели («я видел голубую вспышку»), на это необходимо еще больше времени.
Простые измерения Кеттелла не привлекли почти никакого внимания, и тем не менее его работа ознаменовала начало коренных перемен. На заре промышленной эры интеллектуалы думали о машинах. Точно так же, как сегодня люди используют метафору компьютера, в то время мышление было пропитано метафорой машины. К тому моменту (конец XIX века) биологи уверенно приписывали многие аспекты человеческого поведения машиноподобным, механистическим операциям нервной системы. Они знали, что на прием сигнала глазом, на его прохождение по аксонам, затем по нервам, ведущим к коре мозга, и, наконец, на его обработку в мозге требуется определенное время.
Однако люди продолжали рассматривать мышление как нечто иное. Им казалось, что оно проистекает не из физических процессов, а лежит в особой категории психического (или духовного). Эксперименты Кеттелла подняли проблему мышления. Оставляя прежние стимулы, но меняя задание («а сейчас примите решение такого-то и такого-то вида»), он измерял, насколько больше времени теперь требуется для его выполнения. Измерив время размышления, он предположил, что это и есть прямая связь между мозгом и разумом. Кеттелл писал, что простой эксперимент такого рода дает «сильнейшее подтверждение, что мы можем провести параллель между физическими и психическими явлениями; едва ли есть сомнения, что полученные результаты отображают сразу скорость изменения и в мозге, и в сознании»[17]17
Cattell, “The psychological laboratory”, 37–51.
[Закрыть].
Тот факт, что мышление требует определенного времени, пошатнул столпы парадигмы о нематериальности мышления, что было вполне в духе XIX века. Оказалось, что мышление, как и другие аспекты поведения, не было какой-то потрясающей магией, а опиралось на вполне осязаемую механическую основу.
Можно ли приравнять мышление к производственному процессу нервной системы? Подобен ли разум машине? Мало кто из людей уделял значимое внимание вновь возникшей идее; большинство продолжало считать, что их умственные операции появляются мгновенно, по первому требованию. Однако для одного человека эта простая идея изменила все.
«Я», «сам» и айсберг
В то же самое время, когда Чарлз Дарвин опубликовал свой революционный труд «Происхождение видов», из Моравии в Вену со своей семьей переехал трехлетний мальчик. Этот мальчик, Зигмунд Фрейд, вырастет с принципиально новым дарвиновским взглядом на мир, в котором человек не отличается от других жизненных форм, а сложную структуру человеческого поведения можно осветить с научной точки зрения.
Молодой Фрейд поступил на медицинский факультет, привлеченный больше научными исследованиями, чем клинической практикой[18]18
Позднее Фрейд не раз признавался, что не испытывал интереса к медицине. Он писал: «Я не чувствовал предрасположенности к занятиям медициной и профессии врача». Прим. пер.
[Закрыть]. Вскоре он открыл частную практику, чтобы заниматься лечением психических расстройств. Внимательно изучая своих пациентов, Фрейд предположил, что многообразие человеческого поведения можно объяснить в терминах незримых психических процессов – системы, работающей за сценой. Фрейд заметил, что часто у его пациентов в сознательной деятельности не было ничего явного, что могло бы определить их поведение. Приняв новый механистический взгляд на мозг, он заключил, что должны существовать скрытые глубинные причины. Таким образом, мозг оказывался не просто нетождественен сознательной части, с которой мы знакомы; напротив, он был подобен айсбергу, большая часть которого скрыта от наших глаз.
Эта простая идея трансформировала психиатрию. Ранее девиантные психические процессы относили к категории необъяснимых, за исключением тех, которые приписывали слабой воле, одержимости демонами и так далее. Фрейд настаивал, что причины следует искать в физическом мозге. До появления современных технологий работы с мозгом пройдет еще немало времени, а пока лучшим из методов был сбор данных снаружи системы: беседы с пациентами и заключение о состоянии их мозга на основе психического статуса. Будучи сторонником этой позиции, Фрейд уделял большое внимание информации, скрывавшейся в оговорках, описках, поведенческих шаблонах и сюжетах снов. Он выдвигал гипотезу, что все они есть продукт скрытых нервных процессов – сферы, к которой у субъекта нет прямого доступа. Исследуя поведение, выступающее над поверхностью, Фрейд был уверен, что может понять смысл того, что скрыто от глаз[19]19
См.: http://www.iep.utm.edu/f/freud.htm.
[Закрыть]. Чем больше он изучал сверкание верхушки айсберга, тем больше оценивал его глубинную часть и то, что она может рассказать о мыслях, снах и устремлениях людей.
Применяя ту же концепцию, наставник и друг Фрейда Йозеф Брейер разработал успешную стратегию помощи истеричным пациентам: он просил их без ограничений говорить о ранних проявлениях их симптомов[20]20
Freud and Breuer, Studien über Hysterie.
[Закрыть]. Фрейд распространил этот метод на другие неврозы и предположил, что подавленный травматический опыт пациента выступает в качестве скрытой основы для его фобий, истерического паралича, паранойи и так далее. Он догадывался, что подобные проблемы скрыты от сознательного разума, и в качестве решения предлагал поднять их на уровень сознания, чтобы получить возможность открыто им противостоять и таким образом устранить причину развития невроза. Этот подход стал основой психоанализа на следующее столетие.
С течением времени детали психоанализа значительно менялись, но основная идея Фрейда позволила сделать первый шаг по пути, на котором среди источников мышления и поведения рассматривались скрытые состояния мозга. Фрейд и Брейер опубликовали совместную работу в 1895 году, однако Брейер все больше разочаровывался в идее Фрейда о сексуальном происхождении бессознательных мыслей, и в итоге они пошли разными путями. Фрейд опубликовал свое крупнейшее исследование бессознательного «Толкование сновидений», где анализировал собственный эмоциональный кризис и ряд сновидений, инициированных смертью отца. Самоанализ позволил ему обнаружить неожиданные чувства к отцу – например, что восхищение смешано с ненавистью и стыдом. Ощущение, что под поверхностью присутствует что-то гигантское, заставило Фрейда задуматься о свободе воли. Ученый рассуждал, что если источниками выбора и решений являются скрытые психические процессы, то свободный выбор – это либо иллюзия, либо он как минимум намного более ограничен, чем принято было считать.
К середине XX века мыслители начали осознавать, что нам мало что известно о себе. Человек находится не в центре своего «я», а напротив, подобно Земле в нашей Галактике, а нашей Галактике – во Вселенной, далеко на краю и мало что знает о том, что там происходит.
* * *
Интуитивное представление Фрейда о бессознательном было верным, но он жил задолго до того, как появилась возможность изучать мозг на различных уровнях, от электрических разрядов в отдельных клетках до схем активации, затрагивающих его обширные области. Современные технологии сформировали картинку внутреннего космоса, и в следующих главах мы отправимся в путешествие по этим бескрайним территориям.
Как можно злиться на себя: кто на кого зол? Почему после того, как вы смотрели на водопад, кажется, что скалы поднимаются вверх? Почему Уильям Дуглас, судья Верховного суда, заявил, что может играть в футбол и ходить в поход, несмотря на то что был парализован после инсульта? Почему в 1903 году Томас Эдисон казнил на электрическом стуле слониху Топси? Почему людям нравится хранить деньги на рождественских счетах, несмотря на то что им не начисляют проценты? Если пьяный Мел Гибсон – антисемит, а трезвый Мел Гибсон приносит извинения за некорректные высказывания, то кто такой настоящий Мел Гибсон? Что общего у Одиссея и ипотечного кризиса? Почему стриптизерши больше зарабатывают в определенные дни месяца? Почему люди, чье имя начинается на букву А, с большей вероятностью вступают в брак с людьми, чье имя также начинается на букву А? Почему мы разбалтываем секреты? Верно ли, что одни люди, вступив в брак, изменяют с большей вероятностью, чем другие? Почему пациенты, принимающие лекарства от болезни Паркинсона, становятся игроманами? Почему Чарльз Уитмен, банковский служащий с высоким IQ и обладатель высшей скаутской награды Eagle Scout, застрелил сорок восемь человек с башни Техасского университета в Остине?
Имеет ли все это отношение к закулисной работе мозга?
Как вы увидите, имеет.
Глава 2. Подтверждение чувств: как в действительности выглядит наш опыт?
Опыт деконструирования
В середине XIX века физик и философ Эрнст Мах внимательно разглядывал несколько равномерно окрашенных полосок бумаги, лежащих друг рядом с другом. Изучая восприятие, он был озадачен следующим обстоятельством: полосы выглядели не совсем правильно. Что-то было не так. Он разделил полоски, посмотрел на них по отдельности, а затем снова соединил. Наконец он понял, что происходит: у каждой полоски по отдельности цвет был равномерным, но как только он размещал их рядом, проявлялась разница: левая сторона была чуть светлее, а правая – чуть темнее. (Чтобы убедиться, что каждая полоска на рисунке на самом деле окрашена равномерно, закройте все, кроме одной[21]21
Eagleman, “Visual illusions”.
[Закрыть].)
Теперь, когда вам известно об этой иллюзии с полосами Маха, вы будете замечать ее повсюду; например, в углу, где сходятся две стены, разница в освещении часто создает эффект, что непосредственно у стыка краска светлее или темнее. Скорее всего, хоть это зрелище всегда было у вас перед глазами, до сегодняшнего дня вы его не замечали. Аналогично художники Возрождения, отметив, что далекие горы кажутся окрашенными в голубой цвет, начали рисовать их именно такими. Их предшественники полностью игнорировали этот факт, хоть он и был на виду. Почему мы не воспринимаем столь очевидные вещи? Неужели мы настолько плохие наблюдатели своего опыта?
Полосы Маха
Да. Мы ошеломляюще плохие наблюдатели. И самоанализ в этих вопросах бесполезен: мы считаем, что видим мир хорошо, пока кто-то не обратит наше внимание на то, что это не так. Мы научимся наблюдать за своим опытом, в точности как Мах отмечал смену тонов на полосках. Как действительно выглядит наш осознанный опыт?
* * *
Интуиция говорит: вы открываете глаза, и – вуаля! – вот мир со всеми его прекрасными багряными и золотистыми оттенками, собаками и такси, суетливыми городами и цветущими ландшафтами. Кажется, что зрение не требует усилий и, за незначительными исключениями, довольно точное, так что разница между глазами и цифровой камерой с высоким разрешением невелика. Аналогично уши кажутся нам чем-то вроде компактных микрофонов, которые точно записывают звуки мира, а кончики пальцев, похоже, обнаруживают трехмерные формы объектов внешнего мира. Однако все, что предполагает интуиция, в корне неверно.
Давайте посмотрим, что происходит на самом деле, например когда вы шевелите рукой. Ваш мозг обрабатывает сигналы от тысяч нервных волокон, регистрирующих сокращения и расслабления мышц, но при этом вы не чувствуете и намека на эту бурю нервной деятельности. Вы просто знаете, что рука двигалась и что сейчас она в другом положении. Сэр Чарльз Шеррингтон, один из пионеров нейронауки, в середине прошлого века долго изучал этот факт. Несмотря на свои обширные познания о нервах, мышцах и сухожилиях, ученый удивлялся процессу, происходившему, когда он собирался взять лист бумаги: «Невероятно: я не имею представления о мышцах как таковых… Но я совершаю это движение правильно и без проблем»[22]22
Sherrington, Man on His Nature. См. также: Sheets-Johnstone, “Consciousness: a natural history”.
[Закрыть]. Он делал вывод, что, не занимайся он нейронаукой, ему и в голову не пришло бы задуматься о существовании нервов, мышц и сухожилий. Шеррингтон был заинтригован и, размышляя, в итоге пришел к заключению, что опыт перемещения руки – это «продукт психики… произведенный из элементов, которые не ощущаются как таковые… разум использует их для создания объекта восприятия». Другими словами, мозг регистрирует всплеск нервной и мышечной активности, но до сознания доводится нечто совершенно иное.
Чтобы понять это, давайте представим сознание в виде газеты. Задача заголовка – дать весьма сжатую сводку. Аналогично сознание – это способ свести всю деятельность нервной системы к более простой форме. Работа миллиардов специализированных механизмов остается в тени; некоторые собирают данные, некоторые запускают двигательные программы, но большая часть выполняет основные задачи нервной системы: комбинирует информацию, прогнозирует будущее, принимает решения. Сознание же предоставляет вам сводку, полезную для общей картины.
Открыть глаза
Акт видения выглядит настолько естественным, что трудно оценить изощренную машинерию, лежащую в основе этого процесса. Удивительно, но около трети человеческого мозга обеспечивает зрительные процессы. Мозгу приходится выполнять колоссальный объем работы, чтобы однозначно интерпретировать миллиарды фотонов, попадающих в глаза. Строго говоря, все визуальные сцены допускают неоднозначное трактование: например, изображение может быть создано Пизанской башней с расстояния полкилометра или игрушечной моделью той же башни на расстоянии вытянутой руки, но оба изображения в нашем глазу будут одинаковыми. Наш мозг справляется с массой проблем, позволяя преодолеть неоднозначность информации, проходящей через глаза: он учитывает контекст, делает предположения и использует трюки, о которых вы вскоре узнаёте. Это требует усилий, что видно по пациентам, которым после многолетней слепоты восстановили зрение с помощью операции: они не начинают видеть мир мгновенно и сразу, а должны учиться видеть заново[23]23
MacLeod and Fine, “Vision after early blindness”.
[Закрыть]. Сначала мир обрушивается на них жужжащим и гремящим шквалом форм и цветов, и даже если глаз функционирует идеально, мозг должен научиться интерпретировать поступающие данные.
Для нас, обладающих зрением всю жизнь, лучший способ понять, как устроено зрение, – обратить внимание на то, насколько часто заблуждается наша зрительная система. Зрительные иллюзии располагаются на границе того, что сформировала наша зрительная система, и в этом качестве являются перспективным окном в мозг[24]24
Eagleman, “Visual illusions”.
[Закрыть].
Существует определенная трудность строгого определения иллюзии, поскольку зрение само по себе в некотором смысле является иллюзией. Разрешение периферического зрения сходно с тем, когда вы смотрите сквозь дверцу душа, выполненную из матового стекла, и тем не менее вы наслаждаетесь иллюзией, что четко видите объекты на периферии. Причина в том, что всё, на что вы направляете центральное зрение, оказывается в четком фокусе. Для наглядности представьте следующую ситуацию: ваш друг держит в руке несколько цветных маркеров. Сосредоточьте свой взгляд на кончике его носа и попробуйте назвать цвета маркеров по порядку. Результат поразителен: даже если вы сможете сказать, что на периферии есть какие-то цветные предметы, вы не определите их порядок. Периферическое зрение намного хуже, чем интуитивно представлялось, поскольку при обычных обстоятельствах мозг приводит в действие глазные мышцы, чтобы направить центральное зрение, отличающееся высоким разрешением, непосредственно на интересующие вас объекты. Все, на что вы бросаете взгляд, оказывается в фокусе, и поэтому вы считаете, что весь видимый мир находится в фокусе[25]25
Подумайте над аналогичным вопросом: всегда ли включена лампочка в вашем холодильнике? Вы можете ошибочно решить, что всегда, – просто потому, что она горит каждый раз, когда вы распахиваете дверцу холодильника.
[Закрыть].
И это только начало. Дело в том, что нам неизвестно, где проходят границы нашего поля зрения. Посмотрите на точку на стене прямо перед собой, вытяните вперед руку и пошевелите пальцами. Теперь медленно двигайте руку к уху. В какой-то момент вы уже не будете видеть свои пальцы. Теперь опять протяните руку вперед – и вы их увидите. Вы пересекли край своего поля зрения. Поскольку вы всегда можете направить свои глаза на то, что вас интересует, вы, как правило, не знаете, где находятся те границы, за которыми вы ничего не видите. Интересно, что большинство людей проживают жизнь, не осознавая, что поле их зрения в любой момент – это всего лишь ограниченный конус.
По мере все более глубокого погружения в мир зрения становится ясно, что наш мозг обеспечивает убедительное восприятие, если вы вставляете правильный ключ в правильный замок. Рассмотрим, к примеру, восприятие глубины. Расстояние между глазами несколько сантиметров, поэтому изображение мира для каждого из них выглядит по-разному. Чтобы понять, о чем я говорю, сделайте два снимка с точек, находящихся на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Положите снимки рядом и сведите глаза так, чтобы они слились и картинка обрела глубину. Вы действительно воспринимаете глубину; вы не можете поколебать восприятие. Глубина, проступающая из плоского изображения, изобличает механическую автоматическую природу вычислений зрительной системы: подайте на вход правильные сигналы, и она сконструирует для вас богатый мир.
Сведите глаза к переносице: два изображения отправляют в мозг иллюзорный сигнал глубины
Одна из наиболее распространенных ошибок – полагать, что зрительная система дает истинное представление о том, что снаружи, так же, как это делает кинокамера. Несколько простых примеров быстро избавят вас от этого заблуждения. На рисунке ниже представлены два изображения.
Слепота к изменениям
В чем разница между ними? Трудно сказать, не так ли? В динамической версии теста эти два изображения чередуются (скажем, каждое появляется на полсекунды с промежутком в одну десятую долю секунды между демонстрациями). Оказывается, мы не видим потрясающе серьезные изменения. На одном рисунке может быть изображена большая коробка, джип или двигатель самолета, а на другом – нет, но эту разницу мы не замечаем. Наше внимание медленно передвигается по сцене, анализируя интересные ориентиры, пока не обнаруживает, что именно изменилось[26]26
Если вы еще не поняли, изменение на рисунке – высота стенки за статуей.
[Закрыть]. Как только мозг фиксирует подходящий объект, изменение легко обнаружить, однако это происходит только после тщательного осмотра. Подобная слепота к изменениям показывает, насколько важную роль играет внимание: чтобы видеть изменения, необходимо следить за объектом[27]27
Интерактивные демонстрации, как мало мы воспринимаем мир, смотрите на сайте eagleman.com/incognito. Превосходные обзоры слепоты к изменениям смотрите в: Rensink, O’Regan, and Clark, “To see or not to see”; Simons, “Current approaches to change blindness”; Blackmore, Brelstaff, Nelson, and Troscianko, “Is the richness of our visual world an illusion?”
[Закрыть].
Мир не открывается вам во всем своем многообразии, как вы можете подумать; в действительности вы не знаете о большей части того, что попадается вам на глаза. Представьте, что вы смотрите короткометражный фильм с единственным актером. Он готовит омлет. Камера переходит на другой план, а актер продолжает готовить. Скорее всего, вы убеждены, что заметите, если актер поменяется, не так ли? Однако две трети наблюдателей этого не замечают[28]28
Levin and Simons, “Failure to detect changes to attended objects”.
[Закрыть].
В одном из экспериментов, призванных продемонстрировать слепоту к изменениям, экспериментатор останавливал на улице случайного прохожего и спрашивал у него дорогу. Примерно в середине объяснений между испытуемым и исследователем проходили рабочие, которые несли дверь. В этот момент место экспериментатора незаметно занимал его коллега, то есть после прохода рабочих перед испытуемым стоял уже другой человек. Большинство людей продолжали объяснять дорогу, не заметив подмены[29]29
Simons and Levin, “Failure to detect changes to people”.
[Закрыть]. Иначе говоря, испытуемые кодировали лишь малый объем информации, воспринимаемой их глазами. Все остальное было предположением.
Нейроученые были не первыми, кто обнаружил, что смотреть на что-то – еще не означает видеть это. Иллюзионисты выяснили это давно и отточили способы использовать свое знание[30]30
Macknik, King, Randi, et. al., “Attention and awareness in stage magic”.
[Закрыть]. Управляя вниманием зрителей, фокусники производят манипуляции руками у всех на виду. Их действия должны выдавать секрет – но они могут быть уверены, что ваш мозг обрабатывает лишь крохотные фрагменты визуальной картины, а не все, что попадает к вам на сетчатку.
Этот факт позволяет объяснить гигантское количество дорожно-транспортных происшествий, в которых водители сбивали пешеходов на видном месте, сталкивались с автомобилями непосредственно перед собой и даже несчастливо пересекались с поездами. Во многих таких случаях глаза находились на нужном месте, но мозг не отслеживал стимулы. Видеть – это больше, чем смотреть.
Уроки просты, но не очевидны – даже для специалистов по мозгу. Десятилетиями ученые, изучавшие зрение, шли по ложному пути, пытаясь выяснить, как мозг реконструирует полное, трехмерное, представление о внешнем мире. Прошло немало времени, пока выяснилось, что мозг на самом деле не использует 3D-модель, – в лучшем случае он конструирует нечто наподобие 2½D-эскиза[31]31
Понятие 2,5D-эскиза было введено нейроспециалистом Дэвидом Марром. Изначально он предложил это как промежуточную стадию на пути зрительной системы по развитию полной 3D-модели, однако позже стало понятно, что полная 3D-модель в реальных мозгах никогда не реализуется, и в ней нет необходимости. См.: Marr, Vision.
[Закрыть]. Мозгу не нужна полная картина мира, ему достаточно на ходу выяснять, куда и когда смотреть[32]32
O’Regan, “Solving the real mysteries of visual perception”; Edelman, Representation and Recognition in Vision. Обратите внимание, что одна группа признала эту проблему давно, в 1978 году, однако потребовалось много лет для более широкого признания: «Основная функция восприятия состоит в том, чтобы поддерживать нашу внутреннюю структуру в надлежащей регистрации относительно этой гигантской внешней памяти, самой внешней среды», – отмечали Рейтман, Надо и Уилкокс в работе “Machine perception”, 72.
[Закрыть]. Например, он не кодирует все детали кофейни, в которой вы находитесь; все, что ему требуется, это знать, как и где искать, когда ему понадобится что-то определенное. Ваша внутренняя модель довольствуется общей идеей, что вы находитесь в кофейне, что слева от вас люди, а справа – стена и что на столе есть несколько предметов. Когда ваш партнер спрашивает вас: «Сколько кусочков сахара осталось?» – системы, относящиеся к вниманию, запрашивают детальную информацию о сахарнице, вводя новые данные в вашу внутреннюю модель. Даже если сахарница все это время находилась в поле вашего зрения, для мозга она не была реальной деталью. Ему необходимо провести дополнительную работу, чтобы нанести на картину более мелкие подробности.
Аналогичным образом мы часто знаем одну характеристику зрительного образа, но ничего не можем сказать о других. Например, я прошу вас посмотреть на следующее изображение и сказать мне, из чего оно состоит: ||||||||||||. Вы правильно отвечаете: из вертикальных линий. Однако если бы я спросил вас, сколько там линий, вы бы на некоторое время задумались. Вы можете увидеть, что это линии, но без определенного усилия вы не скажете, сколько их. Вы можете знать о некоторых аспектах ситуации и не догадываться о других ее сторонах, при этом вам станет известно, что вы что-то пропустили, только после того, как вам зададут соответствующий вопрос.
Как располагается язык во рту? Как только вам задали этот вопрос, вы можете на него ответить, но, скорее всего, до этого вы не представляли, где он находится. Мозгу в целом не нужно знать большую часть вещей; ему просто известно, где он может найти эти данные. Мозг в своей работе руководствуется принципом минимальной осведомленности. Вы не отслеживаете постоянно положение языка во рту, поскольку это знание крайне редко оказывается полезным.
Фактически мы не осознаём большую часть чего бы то ни было, пока не задаем себе об этом вопрос. Как ощущается левая туфля на ноге прямо сейчас? На какой высоте шумит кондиционер? Как мы убедились на примере со слепотой к изменениям, мы не осознаём большей части того, что понятно нашим чувствам; и, только подключив дополнительные ресурсы к мелким деталям ситуации, мы узнаем, что что-то пропустили. До того как сконцентрироваться, мы, как правило, не догадываемся, что не знаем об этих деталях. Таким образом, не только наше восприятие является конструкцией, неточно отображающей внешнюю среду, но более того: у нас формируется ложное впечатление о полной картине, хотя на самом деле мы видим только то, что нам нужно видеть, и не более.
В 1967 году российский физиолог Альфред Ярбус изучал, как мозг собирает информацию из внешнего мира. При помощи устройства, отслеживавшего направление взгляда, он определял точки, в которые смотрели люди. Субъектам исследования предлагалось взглянуть на картину Ильи Репина «Не ждали» (см. ниже)[33]33
Yarbus, “Eye movements”.
[Закрыть]. Задача была проста: испытуемым требовалось изучить картину. Или, в другом случае, предположить, что делали люди на картине непосредственно перед тем, как вошел нежданный гость. Или ответить на вопрос, насколько богаты люди на картине. Или определить их возраст. Или сколько времени отсутствовал главный герой произведения.
Шесть траекторий движения глаза одного испытуемого (каждая запись продолжалась три минуты): 1) свободное изучение; перед последующими экспериментами испытуемого просили: 2) оценить материальное состояние семьи; 3) определить возраст людей; 4) предположить, что делала семья перед появлением нежданного гостя; 5) запомнить одежду персонажей; 6) оценить, сколько времени главный герой картины находился вдали от семьи. Ярбус, 1967
Результаты оказались весьма примечательными. В зависимости от вопроса глаза двигались по совершенно разным траекториям, изучая картину тем способом, который был максимально информативен для каждого конкретного задания. Когда субъектов спрашивали о возрасте персонажей, глаза двигались по лицам. Когда интересовались их благосостоянием, взгляд фокусировался на одежде и предметах.
Задумайтесь: ведь это означает, что мозг выходит в мир и активно извлекает тот тип информации, который ему необходим. Мозгу не нужно видеть все сразу в картине «Не ждали» и хранить всю информацию внутри себя; ему требуется только знать, где ее найти. Когда ваши глаза расспрашивают мир, они словно агенты на задании, оптимизирующие стратегию для поиска конкретных сведений. И хотя это ваши глаза, вы плохо представляете, как они исполняют свои обязанности. Как и при специальных операциях, глаза действуют незаметно и слишком быстро, чтобы наше неуклюжее сознание поспевало за ними.
Для серьезного подтверждения ограниченности интроспекции обратите внимание на движения глазами, которые вы совершаете прямо сейчас, читая эту книгу. Ваши глаза перемещаются от точки к точке. Чтобы оценить, насколько быстры, планомерны и точны эти движения, просто посмотрите на другого читающего человека. Тем не менее мы не осознаём, что столь активно исследуем страницы. Нам кажется, что идеи просто перетекают в нашу голову из неподвижного мира.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
