Текст книги "Опасный промысел"

– Интересно, как человек узнает, правильный ли он выбрал путь? – задумчиво спросил Нат и вдруг заметил, что его собеседник пристально смотрит куда-то мимо его плеча. Он быстро обернулся – неподалеку показались несколько индейцев верхом на мустангах.

ГЛАВА 3

Забыв про боль, Нат мгновенно вскочил, рука его непроизвольно потянулась к пистолету, и только тут молодой человек вспомнил, что пистолет разряжен, а остальное оружие вообще где-то валяется.

Шекспир тоже встал, сжимая «хоукен».

– Только не делай глупостей, – предупредил он.

– Это черноногие? – тревожно спросил Нат.

– Будь это черноногие, мы уже были бы покойниками.

– Тогда кто?

– Это не-персэ…

– И как они с белыми?

– Более-менее.

Подумав о Уиноне, Нат оглянулся и увидел жену шагах в двадцати – она стояла неподвижно, сжимая в руке нож. Юноша жестами приказал ей не двигаться, потом снова повернулся к индейцам.

– Пусть приблизятся, – сказал Шекспир.

Он сделал жест, означавший «друг»: поднял правую руку ладонью наружу.

– Теперь дело за ними. Если они нападут, я буду сдерживать их, а ты перезаряжай свое оружие.

– Если со мной что-нибудь случится, не дай им забрать Уинону, – сказал Нат, тревожно теребя разряженный пистолет.

Когда же он наконец поумнеет? Ведь Нат уже прекрасно знал, что здесь нельзя ни на минуту оставаться без заряженного оружия под рукой. Предыдущее нападение гризли многому научило его. И вот теперь его снова застали врасплох, жена оказалась в опасности, и все потому, что он по глупости налетел на ветку!

Один из не-персэ осторожно подъехал ближе. Это был высокий индеец с гордым лицом в наряде из оленьей кожи, с луком в левой руке и колчаном стрел за спиной. Приблизившись на расстояние нескольких шагов, он остановился и заговорил.

Нат внимательно вслушивался в речь, но язык был ему незнаком. Он уже хотел жестами показать это, но Шекспир ответил индейцу на его языке! В подобных случаях Нат приходил в уныние от собственного невежества. Сколько всего ему еще предстоит узнать!

Точеное лицо воина не-персэ вдруг расплылось в улыбке. Он уставился на мертвого гризли и снова заговорил.

Шекспир ответил, жестами подчеркнув значение своих слов.

Воин кивнул, повернул лошадь и вернулся к соплеменникам; индейцы начали оживленно переговариваться.

– Что происходит? – спросил Нат.

– Мы с ним обменялись шутками. Его зовут Парящий Ворон, я уже слышал о нем – он успел совершить много подвигов еще до того, как ему исполнилось двадцать. Даже его враги лестно о нем отзываются.

– И ты считаешь это комплиментом?

– Похвала врага значит больше, чем похвала друга, Нат. Когда тебя хвалит друг, в девяти случаях из десяти он поступает так потому, что любит тебя, и половина из его похвал наверняка – неправда. Но враг не станет расхваливать тебя для того, чтобы пустить добрую славу, значит, его слова всегда искренни. Когда ты заимеешь злющего врага, который хорошо о тебе отзывается, знай, что ты кое-чего добился в этом мире.

Нат покачал головой:

– Иногда я просто не понимаю твоих рассуждений.

– Неважно! Итак, насчет Парящего Ворона. На встрече, куда мы направляемся, будет сотни две не-персэ. По пути Ворон охотился со своими воинами, а когда они услышали пальбу, явились узнать, в чем дело. Он также пригласил меня на днях зайти в его типи выкурить трубку. Я принял приглашение. Так вот, он хочет, чтобы ты тоже пришел.

– Почему?

– Потому что ты – тот самый Убивающий Гризли, белый, не ведающий страха, который за короткий срок убил гризли больше, чем другие убивают за целую жизнь.

– Да ты смеешься надо мной!

– Нет. Именно так я и сказал.

– Зачем ты наговорил им всю эту чепуху?

– С чего ты решил, что это чепуха? Благодаря Белому Орлу ты стал известен под именем Убивающий Гризли. А ведь люди с востока за всю свою жизнь редко даже встречают гризли, не говоря уже о том, чтобы убить хотя бы одного. Я почти не преувеличил.

– Но теперь Парящий Ворон расскажет эту байку своим соплеменникам, а те разнесут ее повсюду. И если дело так пойдет и дальше, каждый индеец в Скалистых горах будет величать меня не иначе как Убивающий Гризли.

– Вот и хорошо.

Нат посмотрел на траппера:

– Чего же тут хорошего?

– Я разделяю философию индейцев – имя должно иметь особое значение, оно должно подходить мужчине или женщине, выражая истинную сущность человека. Вот почему индейцы так тщательно относятся к выбору имен. – Шекспир засмеялся. – В кои-то веки старина Уильям Ш. дал маху.

– В каком смысле?

– Что в имени? То, что зовем мы розой, – И под другим названьем сохраняло б Свой сладкий запах![2]2
  У. Шекспир. «Ромео и Джульетта». Пер. Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть] – процитировал Шекспир и ухмыльнулся.

– Дай я угадаю. «Макбет»?

– Нет, снова «Ромео и Джульетта». Ты и вправду должен одолжить у меня эту книгу. Похоже, твое образование оставляет желать много лучшего.

Ответ уже вертелся на языке Ната, но его отвлек внезапный стук копыт – не-персэ поскакали на восток.

– Когда мы отправимся навестить Парящего Ворона, не забудь взять с собой небольшой подарок, – посоветовал Шекспир. – Не-персэ любят дарить и получать подарки. Для индейца, во всяком случае для честного индейца, вручение подарка означает скрепление дружеских уз.

– Так же как курение трубки?

Траппер кивнул:

– Курение трубки считается даже более важным.

Нат обернулся и, увидев, что Уинона все еще стоит там, где ей приказали оставаться, жестом показал, что теперь она может приблизиться.

– Я помогу Уиноне снять с медведя шкуру.

– Ну уж нет! Ты ляжешь у огня, который я разведу, и будешь отдыхать.

– Мне не нужен отдых, ты ведь сам сказал, что у меня всего-то несколько синяков…

– Завтра мы отправимся на встречу, и будет хорошо, если сегодня ты отдохнешь.

– Завтра? – повторил Нат, обескураженный этой вестью. – Мы же хотели сегодня.

– Нам понадобится несколько часов, чтобы ободрать гризли, и еще больше времени, чтобы вытопить жир. Когда мы закончим, будет уже темно, поэтому лучше переночевать здесь, чтобы поутру первыми явиться на встречу.

– Как скажешь, – угрюмо ответил Нат.

– К тому же известие о том, что ты убил медведя, успеет разнестись, – добавил Шекспир.

– Почему ты так рвешься составить мне репутацию великого истребителя медведей? Мы же оба знаем, что это неправда!

– Дело вовсе не в медведях. Я бы разрекламировал тебя как убийцу пум, даже если бы ты убил не пуму, а просто крупную домашнюю кошку. Важно, чтобы о тебе услышал каждый человек на встрече – тогда все станут тебя уважать.

– Я бы предпочел завоевать уважение честным путем.

– Это и есть честный путь. Ну, настолько честный, насколько позволяют обстоятельства. Поверь, Нат, если в тебе распознают зеленого новичка, твоя жизнь превратится в сущий ад. Я пытаюсь избавить тебя от лишних проблем. Трапперы ведут грубую жизнь, а их шуточки еще грубее. Одиннадцать месяцев в году они надрывают спины, ловя бобров, то и дело опасаясь индейцев или хищных зверей. Потом наконец приходит лето, и месяц или два они могут побездельничать и расслабиться… Но, по правде говоря, эти люди не знают, как расслабляться, не умеют просто отдыхать и ничего не делать, поэтому играют в азартные игры, путаются с бабами и буйствуют. Большинство из них от такого веселья устают не меньше, чем от работы. – Шекспир улыбнулся. – Но теперь на встрече с тобой наверняка будут обращаться должным образом!

– Возможно, ты прав, – нерешительно отозвался юноша.

К ним присоединилась Уинона, ведя в поводу лошадей, и жестами спросила, как себя чувствует Нат.

Траппер ответил индианке на языке шошонов, и Нат понял почти каждое слово. Он едва удержался от возражений, когда Шекспир сказал Уиноне, чтобы та во что бы то ни стало заставила мужа отдохнуть.

Кивнув в знак согласия, Уинона поспешила к мертвому гризли.

– С вами двумя еще хуже, чем дома с родителями, – проворчал Нат.

– Может, хотя бы для разнообразия перестанешь жаловаться?

– Я чувствую, что мне не нужен отдых.

– А ты не чувствуешь, что тебе надо бы зарядить карабин и пистолеты?

– Да, чуть не забыл! – спохватился Нат, вытаскивая пистолет из-за пояса.

Он огляделся, высматривая в траве второй пистолет и карабин, и увидел «хоукен» под злополучной веткой.

– Я позабочусь о лошадях, – сказал Шекспир и отошел.

Нат внимательно осмотрел карабин и, к большому облегчению, нашел на нем всего лишь небольшие царапины. Потом стал искать второй пистолет. В тот момент, когда Нат врезался в ветку, он держал пистолет в руке, потому оружие вполне могло оказаться отброшенным шагов на десять в любом направлении…

Прежде чем продолжить поиски, Нат перезарядил карабин. Уперев приклад в землю, он высыпал из пороховницы в дуло нужное количество пороха, вытащил из мешочка пулю, завернутую в кусочек бумаги, и шомполом вогнал патрон и пыж в дуло. Покончив с этим, Нат посмотрел на жену.

Уинона стояла на коленях рядом с тушей медведя и осторожно сдирала шкуру. Шекспир же ехал к речке верхом на своей белой кобыле, ведя в поводу остальных лошадей. Не-персэ нигде не было видно.

Нат прислонил «хоукен» к стволу дерева и торопливо перезарядил пистолет; заткнул его за пояс, поднял карабин и начал ходить вокруг того места, где его выбило из седла, постепенно расширяя круги. Он уже начал сомневаться, что найдет второй пистолет, как вдруг в траве заметил блеск металла. Вот он где!

Нат взял пистолет за ствол, прислушиваясь к звукам леса: щебету птиц и щелканью белок. Грохот выстрелов заставил было лесных обитателей смолкнуть, но теперь они снова скрашивали тишину леса.

Кинг зарядил второй пистолет и заткнул его за пояс рядом с первым. Теперь он был готов к любой неожиданности. Кроме появления еще одного медведя, конечно…

Усмехнувшись, Нат направился к жене, чтобы помочь ей, что бы там ни говорил Шекспир, однако не успел сделать и четырех шагов, как случилось нечто странное.

В лесу снова воцарилась зловещая тишина. Зная по опыту, что лесные обитатели никогда не умолкают без веской причины, озадаченный Нат резко остановился и повернулся, всматриваясь в заросли. Тишина могла объясняться появлением или крупного хищника, или людей.

Нат нервно теребил спусковой крючок «хоукена», видя, что и Уинона тоже начала осматриваться.

Шекспир был почти в сотне ярдов от них, по-прежнему направляясь к реке. Ната вдруг охватило странное чувство – ощущение, что на него смотрят чьи-то недружелюбные глаза. Он вглядывался в тени между деревьями, пытаясь уловить какое-нибудь движение, но не видел ничего, кроме порхания бабочек.

«Может, вернулись не-персэ?» – подумал он, но тут же отогнал эту мысль. Парящий Ворон отнесся к ним дружески, и сейчас индейцы наверняка были уже далеко отсюда. Тогда кто прячется в лесу?

Нат осторожно стал приближаться к жене. Если на них нападут, следует быть рядом, чтобы защитить ее. Потом ему в голову пришла еще одна мысль. А что, если медведь был не один?

Иногда, хоть и не часто, гризли бродили парами. Обычно мать позволяла детенышу оставаться с ней до года, пока не появлялся следующий медвежонок, и только тогда прогоняла подросшего отпрыска. Случалось, что вместе держались два самца гризли.

Нат сжимал «хоукен», готовый выстрелить при первом же намеке на опасность. Он заметил, что жена поднялась на ноги, лицо ее выражало тревогу.

И вдруг раздался резкий голос сойки, другие птицы подхватили этот крик, и очень скоро лесные обитатели перекликались как ни в чем не бывало.

И все же кто-то был поблизости, Нат в этом не сомневался!

Он слегка расслабился и заставил себя улыбнуться, подойдя к любимой женщине.

– Тебе помочь? – спросил он на ломаном языке шошонов.

– Нет, – ответила Уинона. – Тебе надо отдохнуть.

Нат знаками сообщил, что чувствует себя отлично и что ему не нравится, когда с ним обращаются, как с ребенком.

Ничуть не обескураженная, Уинона ответила, что позовет на помощь Шекспира.

– Ты должен отдохнуть! – тверже сказала она и вернулась к работе.

Нат вздохнул и встал так, чтобы можно было наблюдать за лесом.

– Мы еще и месяца не женаты, – пробормотал он по-английски, – а она уже командует мной. Шекспир прав – индианки ничуть не отличаются от белых женщин.

Не понимая смысла его слов, Уинона подняла взгляд, улыбнулась с довольным видом и произнесла по-английски самую первую фразу, которой научил ее Нат:

– Я тебя люблю.

Далеко на востоке завыл волк.

ГЛАВА 4

Огонь костра танцевал, как живой; горящие сучья потрескивали, выбрасывая веселые искры в ночной холодный воздух. Неподалеку топтались лошади, привязанные к веткам поваленного недавней бурей клена.

Нат сидел у костра рядом с Уиноной, касаясь плечом ее плеча. Они поужинали великолепной жареной медвежатиной, и теперь Ната клонило в сон. Потянувшись, он подавил зевок.

– Кое-кому пора на боковую, – заметил Шекспир с другой стороны костра.

– Да не хочу я спать, – возразил Нат.

– Наверное, из-за того, что скоро впервые в жизни попадешь на эту… сходку трапперов, индейцев и торговцев, на встречу то есть.

– Ты прав, дружище, – признал Нат.

– Напоминаю – там нужно постоянно быть начеку. Я уже говорил тебе, что здешние люди очень грубые и безрассудные. Им может вздуматься испытать тебя на прочность, поэтому ни в коем случае не выходи из себя.

– Испытать на прочность?

– Тут в ходу грубые шутки. Я надеюсь, что чувство юмора тебя не подведет.

– И какое они, к примеру, могут устроить испытание?

– Этого никогда не угадаешь.

С юго-запада донесся низкий волчий вой. К первому волку присоединились другие, и дружное завывание продолжалось несколько минут, прервавшись на печальных нотах.

– Я недавно слышал такое, – вспомнил Нат. – Волкам часто случается выть днем?

– Нечасто. – Траппер наклонил голову, вслушиваясь. – Они охотятся не только ночью, но и при свете дня. И если один отобьется от стаи, будет выть до тех пор, пока остальные не отзовутся.

– Как ты думаешь, почему недавно в лесу стояла странная тишина?

– Не знаю. Судя по тому, что ты рассказал, это могла быть пума или даже волки.

– Или индейцы?

– Возможно. Но единственное племя, из-за которого стоит беспокоиться, – черноногие, а я сомневаюсь, что они подойдут так близко к месту встречи. – Шекспир пожал плечами. – Впрочем, никогда нельзя знать наверняка.

Нат взглянул на толстую книгу, лежащую рядом с охотником.

– Итак, что намечается на этот вечер? «Гамлет»? «Троил и Крессида»?

– Не объяснишь ли мне кое-что, Нат?

– Если смогу.

– Почему тебе так нравится слушать, как я читаю Шекспира, но сам ты никак не удосужишься почитать эту книгу?

Нат пожал плечами:

– Ты так здорово читаешь, герои Шекспира будто оживают. А когда я читаю сам, никогда не могу по-настоящему насладиться пьесами, они кажутся мне слишком скучными. Вот рассказы Джеймса Фенимора Купера могу читать хоть каждый день!

– Скучными? – удивленно повторил траппер. – Ты имеешь наглость называть старину Уильяма скучным?

– Признайся, что чтение некоторых его пьес – тяжкий труд!

– Никогда в этом не признаюсь, – заявил Шекспир, поднимая огромный том. Он быстро пролистал страницы и нашел нужную. – Хорошо, я тебе докажу. Посмотрим, покажется ли тебе скучным вот это…

Он помедлил, облизнул губы и начал читать:

– Прошла зима междоусобий наших, Под Йоркским солнцем лето расцвело, И тучи все, нависшие над нами, В пучине океана погреблись…[3]3
  У.Шекспир. «Ричард III». Пер. А.Дружинина.


[Закрыть]

Нат и вправду собирался внимательно слушать, как делал большинство вечеров, но его мысли вскоре умчались прочь. В последнее время он нередко вспоминал Нью-Йорк, а чаще всего думал о своей семье и Аделине. Иногда он ужасно скучал по матери и отцу, но в другие дни вспоминал, как они пытались задушить его тягу к приключениям и заставить пойти по стопам отца. Именно родители в конце концов убедили его стать бухгалтером, несмотря на робкие возражения молодого человека. И именно родители устроили его встречу с Аделиной, наверняка рассчитывая, что мужская природа позаботится об остальном. Милая Аделина…

Ната кольнуло чувство вины, когда он вспомнил о красавице, которая некогда казалась ему ангелом во плоти и на которой он собирался жениться. Натаниэль вспомнил, как блестели в свете лампы светлые волосы Аделины, как искрились ее глаза, когда она смеялась. Любой мужчина в штате Нью-Йорк счел бы за честь стать ее мужем. А как поступил он? Повернулся к ней спиной. Повернулся спиной к своей семье. И все из-за дяди Зика.

Воспоминания о дяде невольно заставили Ната улыбнуться. Зик был человеком, умевшим наслаждаться жизнью как никто другой, дорожившим каждым мгновением своего существования так, словно это мгновение было последним. Именно благодаря Изекиэлю Кингу Нат оставил Нью-Йорк, чтобы, может, никогда больше туда не вернуться. Дядя прислал ему письмо, в котором предложил встретиться с племянником в Сент-Луисе и поделиться с ним неким загадочным «сокровищем».

Как мог Нат ему поверить?!

Зик всегда считался паршивой овцой в семействе Кингов, всегда был не таким, как все. Поэтому никто особенно не удивился, когда он решил покинуть Нью-Йорк и устремиться на Запад. И никто не удивился, услышав, что Зик построил хижину в далеких Скалистых горах и женился на индианке. В конце концов в семье Кингов вообще перестали упоминать Зика.

Но Нат всегда тепло относился к дяде… И все же, получив от него письмо, не решался принять приглашение до тех пор, пока не понял, как много предложенное дядей сокровище значит для его дорогой Аделины. Аделина выросла в роскоши и ожидала, что Нат обеспечит ей привычный образ жизни. Она даже подталкивала жениха к тому, чтобы тот занялся торговлей в доле с ее отцом.

Рассчитывая получить богатство, которого так жаждала Аделина, Нат отправился в Сент-Луис на встречу с дядей.

Кто мог предвидеть, чем все это обернется?

Да, он должен был заподозрить неладное, когда Зик заявил, что «сокровище» спрятано в его хижине в Скалистых горах. Племянник, однако, с радостью включился в игру и, хотя ему пришлось убивать головорезов и индейцев, наслаждался жизнью в глуши так, как никогда и ничем прежде.

Когда же выяснилось, что и не было никакого сокровища, по крайней мере в том смысле, который вкладывал в это слово юный Кинг, еще можно было вернуться к цивилизованной жизни. Но к тому времени Натаниэль уже начал ценить истинное сокровище дяди: бесценный дар свободы.

Кто сумел бы вернуться к прозябанию в Нью-Йорке, однажды насладившись яркой жизнью в Скалистых горах? Кто сумел бы вновь наложить на себя роскошные путы цивилизации, познав безыскусное великолепие первобытной глуши?

И вот теперь – посмотрите на него!

Он женат на замечательной индианке из племени шошонов и собирается впервые в жизни побывать на встрече индейцев, торговцев и трапперов.

Подумать только, сколько всего случилось за это время: Нат дрался с враждебными индейцами и белыми грабителями; принимал участие в охоте на бизонов; убивал оленей, лосей и антилоп; ловил рыбу в кристально чистых ручьях и озерах; научился верить в свои силы и быть настоящим мужчиной.

Но что ожидает его в будущем?

Нат редко думал о том, чем будет заниматься через неделю или через месяц. Хочет ли он стать траппером? Вернется ли в хижину дяди Зика или построит где-нибудь собственное жилище? Если он решит поселиться в хижине, как отнесется Уинона к тому, чтобы жить так далеко от своего народа? И сколько еще пробудет с ним Шекспир, отдавая массу времени и сил его обучению простейшим навыкам выживания в диких местах?

Встревоженный этими мыслями, Нат посмотрел на траппера.

– Нырните в душу, мысли! Вот и Кларенс![4]4
  У.Шекспир. «Ричард III». Пер. А.Дружинина.


[Закрыть] – декламировал тем временем Шекспир. – И тут входит Кларенс под стражей, а вместе с ним Брекенбери…

– Послушай… – начал Нат.

Траппер удивленно поднял глаза:

– Сейчас как раз начинается самое интересное!

– Когда ты собираешься вернуться в свою хижину?

Шекспир нахмурился:

– Я как-то не задумывался над этим. А что, тебе не терпится от меня отделаться?

– Нет. Как раз наоборот. Я надеялся, что ты останешься со мной еще хотя бы на несколько недель и научишь меня всему, что знаешь сам.

Шекспир засмеялся:

– Ты уверен, что это займет несколько недель?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Не беспокойся, Нат, я останусь с тобой до тех пор, пока ты не будешь готов к самостоятельной жизни. И тогда в одно прекрасное утро ты проснешься и обнаружишь, что меня рядом нет.

Нат подался вперед:

– Но я ведь увижу тебя снова?

– Надеюсь, что да, но в этом мире ничего нельзя знать заранее. Сегодня ты живехонек, а завтра тебя уже нет на свете. Никто никогда не знает, встретит ли он завтрашний рассвет, поэтому мы должны как можно полнее наслаждаться всякой, даже малой радостью.

– Ты говоришь совсем как дядя Зик.

– А кто, как ты думаешь, научил его всему, что он знал? – поинтересовался Шекспир, хитро сверкнув глазами.

– Интересно, стану я когда-нибудь таким же, каким был он, – печально заметил Нат, глядя на мерцающее пламя костра.

– Не торопись. Головастик не может за одну ночь превратиться в лягушку. Сперва он должен пробыть положенное время головастиком, а уж потом встать на собственные лапки.

– Значит, я еще головастик?

– Вовсе нет! Я бы сказал, ты уже стоишь на своих лапках, просто побаиваешься покинуть хорошо знакомое болотце.

Нат кивнул, понимая, что друг попал в самую точку. Юноша взглянул на Уинону, восхищаясь ее красотой и дивясь тому, что она может так долго сидеть молча, не пытаясь привлечь его внимание. Такое терпение изумляло его, как изумлял и ровный нрав индианки. Нату никогда еще не встречался человек, способный воспринимать все с таким спокойствием, не терявший головы даже в самые опасные минуты. Самообладание Уиноны было поразительным, и Нат часто желал иметь хотя бы половину стойкости своей жены.

– Я могу пойти прогуляться, – заметил Шекспир.

Нат посмотрел на траппера, чтобы убедиться, не шутит ли тот, но лицо Шекспира было совершенно серьезным.

– Спасибо, очень мило с твоей стороны, но в этом нет необходимости. Нам с Уиноной надо хорошенько выспаться, чтобы быть готовыми к завтрашней встрече.

– Мне тоже не помешает поспать. Годы, должно быть, берут свое. Когда я был моложе, я часто бодрствовал две, три ночи подряд – и хоть бы что. Теперь же и суток не могу провести без сна, обязательно в разговоре сваляю дурака, зевнув во весь рот.

– Не знаю, как тебе это удавалось. Я втрое моложе и все же не могу продержаться так долго. Стоит мне недоспать, и сразу же начинаю чувствовать себя так, словно меня побили.

– Потому что ты слишком избалован, – сказал Шекспир.

– Вовсе я не избалован! – слегка возмутился Нат.

– Все городские дети вырастают такими, потому что им все преподносится на блюдечке. Их не учат выращивать урожай, не учат охотиться, большинство из них не умеют даже рыбачить. Родители не учат их практически ничему стоящему, и они так и не постигают главного закона природы.

– Выживают сильнейшие, – пробормотал Нат, вспомнив недавние рассуждения траппера.

– Ты говоришь так, будто сомневаешься в этом, – заметил Шекспир.

– Честно говоря, и впрямь сомневаюсь.

– Дай себе время, Нат. Молюсь лишь, чтобы жизнь не преподнесла тебе этот урок чересчур жестоко.

С запада донеслось уханье совы, траппер выпрямился и повернулся, всматриваясь в чернильно-темный лес вокруг поляны, на которой они разбили лагерь.

– Не беспокойся обо мне, – проговорил Нат. – Я ведь как-никак убил двух гризли, разве нет?

– Лучше не зазнавайся, – посоветовал Шекспир. Вновь заухала сова, на этот раз ближе.

Уинона подняла глаза, оторвавшись от печального созерцания огня, и бросила взгляд на лес, затем толкнула Ната и сделала несколько быстрых жестов.

– Сова кричит неправильно? – спросил Нат. – Что это значит?

– Именно то, что она сказала, – заявил Шекспир. – Совы так не кричат.

Нат положил руку на лежащий рядом карабин.

– Думаешь, индейцы?

– Возможно. Индейцы не очень любят пускаться в путь после захода солнца, если только не готовят нападение.

Вспомнив неестественную тишину, воцарившуюся в лесу днем, Нат поднял «хоукен».

– Ты же говорил, что поблизости от места встречи не должно быть враждебных индейцев.

Траппер пожал плечами:

– Я могу и ошибиться.

Несколько минут они внимательно прислушивались, но крик совы не повторился.

Наконец Шекспир зевнул и потянулся:

– Наверное, я прикорну.

– Хочешь, покараулю? – предложил Нат.

– В этом нет необходимости. У меня чуткий сон.

– Я и вправду могу посторожить.

– Ложись спать, – велел Шекспир. – Моя лошадь начнет ржать, если кто-нибудь появился в тридцати ярдах от костра.

– Ну, тогда я спокоен! – сухо отозвался Нат.

Он сделал знак жене приготовить постель и встал, разминая ноги.

– Сколько времени у нас уйдет завтра, чтобы добраться до места?

– Самое большее полтора часа.

– Отлично!

Нат никогда бы не признался, что близость леса действует ему на нервы. Молодому человеку не терпелось добраться до места, где им не будут угрожать индейцы, хищные звери или другие твари, из-за которых лес вдруг может таинственно притихнуть.

Уинона расстелила бизоньи шкуры: самую толстую – прямо на земле, ту, что потоньше, – поверх первой, забралась под верхнюю и позвала на хорошем английском:

– Иди, муж.

Нат послушно опустился с ней рядом, захватив с собой «хоукен», и, вынув из-за пояса пистолеты, растянулся на спине.

Уинона повернулась на бок и прижалась к нему, так что ее губы оказались возле самого уха Ната.

– Я люблю тебя, – прошептала она с чувством.

Ее мягкое дыхание защекотало шею Ната, и он пожалел, что не соорудил шалаш из веток. Он решил при первом же удобном случае обзаведется типи. Жилище отца Уиноны было уничтожено во время нападения черноногих, и теперь, чтобы соорудить себе жилище, ему придется убить нескольких бизонов, и, отыскав крепкие ветви нужной длины, сделать из них опорные шесты.

– Скажи-ка, Шекспир, – окликнул он.

– М-м-м-м? – сонно отозвался траппер.

– Я смогу купить на встрече типи?

С другой стороны костра раздалось хихиканье.

– Я что, сказал что-то смешное?

– Сколько же тебе надо прожить здесь, Нат, чтобы окончательно избавиться от городских привычек. Зачем тебе покупать типи? Ты что, слишком ленив, чтобы сделать его самому?

– Нет. Но я забочусь о Уиноне, мне хочется, чтобы она могла жить с большими удобствами. Сколько еще времени пройдет, прежде чем мы отправимся на охоту за бизонами, если только ты не знаешь другого способа раздобыть шкуры…

– Ясно. Нет, вряд ли ты найдешь много типи, выставленных на продажу, но, наверное, сможешь разыскать того, кто пожелает продать или обменять нужные тебе шкуры. А уж вырезать шесты не проблема.

– Хорошо. Тогда завтра первым же делом я поставлю типи. Моя жена больше не будет спать под открытым небом ни одной ночи, я этого не допущу.

– И это вполне понятно!

– Да?

– О да, учитывая, какие на встрече соберутся мужчины. На твоем месте я бы соорудил для Уиноны железный пояс целомудрия… Ха-ха!

Нат вздохнул: надо учиться держать язык за зубами, если он не хочет постоянно быть посмешищем.