Текст книги "Любой ценой"

– Хорошо, Кевин, – наконец произнесла президент. – У тебя было больше времени на обдумывание всего этого, и, зная тебя, я сильно сомневаюсь, чтобы ты попросил об этой встрече, не имея хоть каких-то идей насчет того, как нам действовать дальше.

– Насколько я вижу, – чуть помедлив, начал Ушер, – у проблемы четыре основных грани. Прежде всего, сама война и какого чёрта мы вообще воюем. Второе, конституционные последствия измены на уровне министра кабинета. Не говоря уже о том, что я не до конца уверен, что Джанкола вообще подпадет – если мы правы и он действительно сделал это – под конституционное определение «измены». Злоупотребление служебным положением, сговор, должностное преступление, тяжкие преступления и правонарушения; я уверен, что во всём этом мы можем его уличить. Однако измена – довольно специфическое преступление. Третье, помимо конституционных аспектов, есть чисто политические. Не в смысле межзвёздной дипломатии и войны, а в том смысле, достаточно ли прочна наша система, чтобы перенести такой кризис. И, несомненно, вопрос о том, насколько может быть дееспособна твоя администрация, если оказывается, что один из твоих собственных министров вынудил нас вступить в войну. И, четвертое, всего лишь вопрос о том, как мы продолжим данное расследование, имея в виду все другие аспекты этой специфической проблемы.

Он посмотрел, приподняв одну бровь, на президента, и та кивнула в печальном согласии с анализом.

– Я ни с какой стороны не могу прокомментировать первый вопрос, – произнесла она. – Это ваша сфера компетенции – твоя и адмирала Тейсмана. Что касается конституции, наверное тут Деннис будет большим авторитетом, чем я. Я всей душой убеждена в том, что конституция, вероятно, даёт нам необходимую свободу для выполнения расследования и, если окажется, что ублюдок это сделал, обрушить на него в отместку громы и молнии. Однако это приводит нас к политическим вопросам. В особенности я чертовски беспокоюсь, что конституционный строй был восстановлен слишком недавно и действовал слишком мало времени, чтобы выдержать подобный кризис.

Ушер встретился взглядом с президентом, его сильное лицо было так мрачно, как только она когда-либо видела.

– Элоиза, я не раз рискованно играл на самом краю. Ты это знаешь. На самом деле, я абсолютно уверен, что это одна из причин, по которым ты хотела видеть меня на этой работе. Но я действительно верю в конституцию. Я верю, что единственным лекарством, единственным барьером перед всеми видами полнейшего помешательства, жертвой которых станет Республика, является прочное единодушие в вопросе абсолютной святости верховенства закона. Если мы преследуем эту цель, то, по моему мнению, более чем возможно, что мы обрушим столбы храма на наши собственные головы.

Если мы собираемся обвинить Арнольда Джанколу в том, что как я практически полностью уверен, он совершил, мы должны иметь доказательства. Не подозрения, хотя бы и глубокие. Не гипотезы, хотя бы и убедительные. Доказательства. Без доказательств Джанкола и его приверженцы – а он, как мы все знаем, имеет их во множестве – будут кричать, что мы попросту возрождаем методы госбезопасности. Стряпаем смехотворные обвинения против политического противника в качестве предлога для подавления оппозиции. Всякий, действительно тебя знающий, понял бы всю нелепость подобного обвинения, однако когда мастера манипуляций с обеих сторон займутся делом, никто вне твоего непосредственного окружения не будет в этом убежден. Это означает, что мы можем оказаться в ситуации, когда Джанкола и его единомышленники будут стремиться свалить твою администрацию на том основании, что именно они защищают конституцию от злоупотребления и манипуляций. И если он сможет произвести достаточное смятение и вызвать существенную поддержку, последствия для всего, что мы пытались достигнуть, могут быть очень и очень неприятными.

– Возможно дело даже хуже, чем ты думаешь, – несчастно заметила Причарт. – Война сейчас необыкновенно популярна. Я и не представляла, насколько сильно наше общественное мнение желает отпинать задницу манти таким же образом, каким они в прошлый раз отпинали нашу. И в настоящий момент ни у кого в конгрессе нет сомнения, что именно манти фальсифицировали дипломатическую переписку. Откуда ему взяться? Я лично подтвердила, что это так!

Итак, что произойдет, если я предстану перед конгрессом и заявлю, что в конечном итоге виновной стороной являемся мы? Представляешь себе, что я заявлю сенатскому комитету по иностранным делам, что мы возобновили войну – при горячей поддержке Сената – на основании лжи, произнесённой не манти, а нашим собственным госсекретарем?

– Совершенно не представляю, – чистосердечно признал Ушер. Абрио тоже покачала головой. Однако, выражение лица Абрио, в отличие от Ушера, ясно демонстрировало, что эта проблема находится выше её понимания.

– Прежде всего произойдёт то, – с абсолютной уверенностью сказала Ушеру Причарт, – что они откажутся в это поверить. Даже при наличии доказательств, необходимость которых ты уже отметил, потребуется время – и возможно довольно значительное – чтобы убедить большинство в конгрессе, что это действительно произошло. Это даже в том случае, если большинство конгрессменов окажутся достаточно непредубежденными, чтобы вообще рассмотреть такую возможность. Не забудь, сколько у Арнольда среди них сторонников.

И даже если конгресс примет нашу версию, мы выигрываем эту проклятую войну. По крайней мере сейчас дело выглядит именно так, и конгресс в целом абсолютно убеждён, что мы её выигрываем. Так что даже если окажется, что стрельба возобновилась из-за того, что один из наших собственных членов кабинета преднамеренно искажал, фальсифицировал и подделывал дипломатические ноты, то среди сенаторов и членов палаты представителей окажется достаточно много тех, кому это безразлично. Они будут видеть, что на этот раз белые тапочки нужны манти, и никакой ад не заставит их пожелать, чтобы мы послали Елизавете Винтон электронное письмо типа «Ой. Извиняемся за недоразумение. Давайте будем жить дружно.» В особенности, если это будет означать публичное признание вины Республики за развязывание войны. А это чертовски неизбежно, если Арнольд совершил то, что ты – мы – думаем. Ведь если мы сделаем то, что по нашему мнению произошло, достоянием публики, мы должны будем признать нашу вину, если намереваемся когда-либо убедить всю остальную Галактику в том, что мы больше не Народная Республика Хевен.

Красивое лицо Причарт вытянулось, её топазовые глаза потемнели, и Ушер медленно кивнул.

– Я знал, что это в любом случае будет бочкой дерьма, – сказал он, – хотя и не предполагал, что в действительности всё будет настолько плохо.

– Беспокоиться насчет политических последствий не твоё дело, а моё. И если ты сможешь отыскать конкретные доказательства – доказательства, которые я смогу предъявить суду, доказательства, которые я могла бы предъявить межзвёздному арбитражу, или использовать хотя бы для убеждения нашего конгресса – тогда у меня не будет иного выбора, кроме как предать эти доказательства огласке и постараться выстоять независимо от того, какие могут произойти политические, дипломатические и конституционные последствия. Если ты дашь мне доказательства, то, Богом клянусь, я так и поступлю.

– Элоиза…

– Нет, Кевин. Мы не можем этого избежать или ходить кругами. Мы не можем позволить себе рассказать о случившемся вообще без доказательств. Однако, если доказательства существуют, мы не можем позволить себе не предъявить их. Если всё на самом деле произошло так и если тому существуют доказательства, то, рано или поздно, это выплывет наружу что бы мы ни делали. И я не позволю – я не могу позволить – Конституции оказаться чем-то вроде карточного домика. Если мы намереваемся раз и навсегда оставить в прошлом прежние силовые игры, то – ты прав – это должно быть сделано на основе принципа верховенства закона. И это означает, что мы обязаны следовать закону всегда и везде, хотим мы того или нет.

– Хорошо, госпожа президент, – с необычайной официальностью произнес Ушер, его взор наполнился смесью обеспокоенности и почтения. – Это ваш выбор. Как бы вы ни решили, как бы ни намеревались решать эту проблему, вы знаете, что я буду поддерживать ваше решение.

– Да, я знаю, – тихо ответила Причарт, её топазовые глаза смягчились.

– Однако это приводит нас к последнему пункту. И, честно говоря, к причине, по которой я добивался этой встречи через голову Денниса. Ты говоришь, что мы нуждаемся в доказательствах. Я не уверен, что мы сможем их отыскать, даже если мои подозрения полностью верны. Однако, прежде чем я смогу найти доказательства, если они вообще существуют, мы должны решить, каким образом я их буду искать. Если строго следовать букве закона, то я должен сообщить о моих подозрениях генеральному прокурору. В свою очередь, он должен сообщить тебе, а ты должна проинформировать комитеты по иностранным делам обеих палат, хотя бы в силу их надзорных функций. Вероятно, есть и ещё по крайней мере несколько комитетов, которые должны быть введены в курс дела. Также, официальное расследование должно быть открыто генеральным прокурором посредством ФСА, на основании выявления возможного преступления судьёй. К сожалению, всё это потребует привлечения к расследованию десятков, почти наверняка сотен людей.

Если мы это сделаем, то неизбежны утечки информации. По меньшей мере хоть что-то Джанкола от кого-нибудь из своих дружков узнает. Намного вероятнее, что спустя считанные часы дело попадёт на первые полосы выпусков новостей. В этом случае…

Он пожал плечами. Причарт закусила губу и кивнула.

– Это будет хуже всего, – согласилась она. – В особенности, если Арнольд решит, что наилучшей защитой будет являться мощная контратака до того, как расследование наберет обороты.

– В особенности, если он решит не ограничиваться при этом законными средствами, – заметил Ушер.

– Совершенно согласна.

Причарт побарабанила по столу пальцами, затем встряхнулась.

– Как я заметила, ты сказал, что всё это произойдёт при строгом следовании букве закона. Я почти боюсь спросить. Нет, я точно боюсь спросить. – Она поморщилась. – К сожалению, у меня нет особого выбора. Итак, скажи мне, Кевин. Так насколько нестрого ты предлагаешь нам действовать?

– Элоиза, веришь или нет, но я до чёртиков желаю, чтобы мы могли сделать это полностью как по Святому Писанию. Если мы поступим не так и если произойдет сбой, то это будет по меньшей мере столь же плохо, как и то, что ты описала. На самом деле, вероятно, будет еще хуже.

Но даже в этом случае, – непреклонно продолжил он, – я не вижу никакого другого способа. Тебе следует решить кому ты доверяешь достаточно, чтобы ввести его в курс дела. Я полагаю, что ты будешь вынуждена сообщить Тейсману и одному Богу ведомо как он отреагирует. И хотя именно я при организации этой встречи преднамеренно оставил в стороне Денниса, я на самом деле хочу его проинформировать. Не только потому, что он имеет и право и конституционную обязанность знать о наших действиях, но и потому, что если он останется в неведении, то, если я запущу какие-нибудь тайные операции, о которых он не будет знать, мы с намного большей вероятностью сделаем так, что кто-нибудь наступит на собственные гениталии. В особенности если Деннис узнает, что я делаю что-то эдакое, не зная, что именно.

Однако после того, как ты решишь, кто ещё должен знать, всё остальное должно быть тайнее тайного до тех пор, когда мы будем или иметь на руках доказательства или знать с абсолютной уверенностью, где они находятся и как их добыть. Мне это не по душе и это опасно, но это наименее опасный выход из всех, какие я вижу при сложившихся обстоятельствах.

– Я хочу, чтобы ты был не прав. Боже мой, как же я хочу, чтобы ты был не прав.

Причарт на мгновение зажмурилась, потирая лоб, затем громко выдохнула.

– К сожалению, ты прав, – произнесла она. – Хорошо. Таким образом, я разрешаю тебе продолжать твоё тайное расследование. Но, Кевин, будь очень и очень осторожен. Это может сокрушить всё то, за что ты и я – и Том Тейсман с Хавьером – боролись долгие десятилетия. Я должна буду тщательнейшим образом обдумать, кого ещё следует проинформировать и как, однако, по крайней мере, если кто-то и должен провести нас через это минное поле, то я довольна, что это ты.

– Вот уж спасибочки. – Ушер скорчил гримасу и президент хихикнула. В её смешке не было большого веселья, но, возможно, это было только начало.

– С чего ты собираешься начать? – спросила Элоиза.

– С Дэнни. – Ушер мотнул головой в сторону старшего инспектора. – Она уже в деле и уже ушла в тень. Я буду так её держать и дальше. Однако, – он посмотрел прямо в глаза Причарт, – до того, как она сделает ещё хоть один шаг, я хочу, чтобы она получила на руки подписанное президентское помилование, касающееся любых законов, которые она, возможно, нарушит, исполняя наши задания.

– Ты всегда был верен своим людям в Сопротивлении, – с улыбкой заметила Причарт и перевела взгляд на Абрио. – Собственно говоря, инспектор Абрио, я тоже. – Президент обернулась к Кевину. – Старший инспектор получит документ о помиловании в течении часа, – пообещала она.

– Прекрасно. И, поскольку мы начинаем работать, Дэнни должна собрать собственную команду из тех, кого мы сможем полностью освободить от работы в Агентстве. Полагаю, что она уже держит в голове список нужных ей людей, и я в достаточной степени уверен, что смогу немного похимичить с документами об их назначениях, чтобы предоставить их Дэнни. И как только это произойдет, мы, наверное, начнём изучать всю жизнь Ива Гросклода под электронным микроскопом. Если он на самом деле был сообщником Джанколы, а факт его смерти наводит на сильные подозрения, что это действительно так, он мог оказаться небрежен и оставить нам кое-какие следы. Возможно, он для страховки где-то спрятал файл с документами. Мы не сможем получить никаких законных ордеров на обыск без предъявления предполагаемой причины, которую, как мы только что согласились, мы не можем продемонстрировать без того, чтобы она стала достоянием общественности. Однако, если Дэнни и её люди смогут выяснить, где находится то, в чём мы нуждаемся, я, вероятно, смогу изобрести какой-нибудь полублаговидный способ наложить на это руки так, чтобы не скомпрометировать полученные улики.

Ноздри Причарт дрогнули и она снова пожала плечами.

– Для выполнения этой работы я должен заниматься тёмными делами, Элоиза. Ты это понимаешь.

– Тогда, наверное, мне следует подготовить помилование и для тебя, – заметила Причарт.

– Нет. Тебе определенно не следует предоставлять мне помилование, – не согласился Ушер. – Я буду расходным элементом. Негодяем, действующим полностью без твоего ведома на почве личной ненависти к министру Джанколе.

– Кевин… – начала протестовать Причарт, но он покачал головой.

– У тебя должна быть возможность полностью всё отрицать, – категорически заявил Ушер. – Если информация о нашей работе просочится наружу, а мы не найдем необходимых доказательств, то тебе понадобится козёл отпущения. Если его у тебя не будет, то последствия будут плачевнее, чем если бы мы предали дело гласности с самого начала. А я – самый естественный кандидат.

Причарт смотрела на него, на своего товарища-революционера, давнего друга и некогда любовника и отчаянно желала не согласиться с ним. Она хотела этого так сильно, как вообще когда-либо в жизни чего-то желала. Но…

– Ты прав, – сказала президент Элоиза Причарт. Она поколебалась еще мгновение, затем отрывисто кивнула.

– Приступайте, – произнесла она.

Глава 18

– Ну, – спросил капитан Скотти Тремэйн, – и что вы об этом думаете?

– Я, сэр? – старший уоррент-офицер сэр Горацио Харкнесс покачал головой. – Я думаю, что пока мы были на Марше, Флоту снова раздолбали задницу. И, полагаю, они ожидают, что мы каким-то образом исправим ситуацию.

– Не ожидал от вас такого цинизма. – с кривой ухмылкой покачал головой капитан Тремэйн.

– Нет, сэр. Это не цинизм, а опыт. Взгляните. Где бы мы со Старухой ни оказывались, мы всегда надирали противнику зад и получали почести. А что случилось, когда эти задницы, работавшие на Высокого Хребта, отослали нас к чёрту на кулички? И кого всегда посылают разгребать дерьмо? Старуху. Ну и нас, конечно, – добавил Харкнесс с подобающей скромностью.

Улыбка Тремэйна стала шире, но возразить на рассуждения Харкнесса было нечего. И всё, что он уже видел, в том числе в засекреченных докладах РУФ, к которым он имел доступ в соответствии с рангом, говорило о том, что дела обстоят ещё хуже, чем полагает уоррент-офицер.

– Уверен, что герцогиня Харрингтон испытала громадное облегчение при известии, что вы составите ей компанию, – сказал он. – Тем временем нас ожидает целая эскадра носителей, ЛАК-группы которых мы должны привести в подобающую форму. Вот ещё что, её милость не нашла нужным сообщить мне, что именно нас ожидает, но из состава сил и кое-каких обмолвок адмирала Трумэн я сделал вывод, что это не будет пикет на подступах к домашней системе. Так что, полагаю, стоит потратить несколько вечеров на разработку особо злобных сценариев тренировок для тех несчастных, которых поручили нашим заботам.

– По правде говоря, сэр, – с ответной ухмылкой сказал Харкнесс, – у меня уже есть кое-какие заготовки. Хотите привлечь к этому делу лейтенанта Черницкую?

– Конечно хочу. В конце концов, она же наш тактик. И видеть такую невинность и бесхитростность в офицере её ранга и природных дарований просто выводит меня из себя. Пора начать приобщать ее к истинной изощрённости нашей профессии.

– Офицеры воистину умеют играть словами, так, сэр?

– Мы стараемся.

* * *

– Удовлетворены ли вы списком целей для операции «Плодожорка», мэм?

– Настолько, насколько это возможно, Андреа, – признала Хонор, отодвигаясь от стола и утирая губы салфеткой. На столе перед ней, Ярувальской, Брайэм, Элис Трумэн и Сэмюэлем Миклошем были остатки обеда. Хонор с улыбкой подняла глаза, когда Джеймс МакГиннес заново наполнил её кружку какао и протянул Нимицу свежую веточку сельдерея.

– Мне не хочется настолько распылять наши силы, – продолжила она более серьёзно, оглядев своих подчиненных, когда МакГиннес тихо удалился из столовой положенных адмиралу на борту «Императора» необъятных помещений. – Но нам придётся приступить к этой операции. С момента окончательного формирования структур флота прошло уже больше трех недель и мы всё ещё не получили всех предназначенных нам кораблей. Часть меня требует ждать дальше, пока они не прибудут, чтобы у нас была сила для удара по лучше защищённым целям, но мы не можем себе этого позволить. А учитывая давление, под которым мы находимся, мы вряд ли можем надеяться придумать лучшее распределение сил.

– Вполне справедливо, Хонор, – согласилась Трумэн, – хотя не могу сказать, что мысль о том, чтобы разделиться на столь мелкие группы радует меня больше, чем тебя. С другой стороны, мы должны застать хевов врасплох.

– Знаю. – Хонор отхлебнула какао, мыслями возвращаясь к основным пунктам операции, для которой случайным образом было выбрано кодовое наименование «Плодожорка». Глупое название, но не глупее чем было в случае операции «Лютик». И в отличие от некоторых флотов – включая, по-видимому, временами и флот Хевена – Королевский Флот Мантикоры мог похвастаться полезной традицией выбора названий для операций, не дающих намёка на цели данных операций.

– Честно говоря, – наконец произнесла она, опуская кружку, – полагаю что отчасти я страдаю от предстартовой нервозности. Но все мы должны помнить, что Томас Тейсман и Лестер Турвиль, как минимум, учатся пугающе быстро. То, что мы практически наверняка сумеем провернуть в первом заходе дело безнаказанно, воистину… раздразнит их. В результате чего они серьёзно поработают над тем, что с нами делать, когда мы объявимся в следующий раз.

– Согласен, ваша милость, – отозвался Миклош. – Тем не менее, их возможности ограничены имеющимися в распоряжении силами. Если только они не сделают именно то, что надо нам и не отзовут подразделения с фронта для укрепления обороны тыловых областей. В каковом случае наша основная цель окажется достигнутой.

– Что, без сомнения, изрядно утешит наших ближайших родственников, – сухо заметила Трумэн и вокруг стола прозвучали смешки.

– Ладно, – сказала Хонор немного выпрямляясь в кресле, – исходя из списка целей, сформированного Андреа и Мерседес, насколько скоро вы двое… – она взглянула на Трумэн и Миклоша – … думаете быть готовыми к выступлению?

– Зависит отчасти от готовности сил эскорта и Алистера, – ответила через мгновение Трумэн, как старшая из двух вице-адмиралов. – Говоря же исключительно о носителях, полагаю… через неделю. Миклош?

Она повернулась ко второму командиру эскадры НЛАК и вопросительно подняла бровь.

– Где-то так, – согласился тот. – Могли бы быть готовы и раньше, если бы «Единорог» и «Спрайт» прибыли согласно графика. Но…

Он пожал плечами; его сдержанность была понятна всем сидевшим за столом.

– Они еще не достигли общего уровня, хотя и продвигаются неплохо. Я был бы рад, конечно, иметь больше времени для тренировок. Как и любой флагман. Но, если говорить совершенно честно, то, как мы планируем распределить наши силы, полностью избавляет нас от необходимости проводить учения выше дивизионного уровня. И цели находятся достаточно далеко, чтобы по дороге к ним у нас было для тренировок еще девять дней.

– Так я и думала, – кивнула Трумэн. – И на этом основании можно сделать вывод, что мы в достаточно хорошей форме. Но, Сэм, если ты не против, у меня есть ещё несколько учебных сценариев для твоих носителей. – Миклош выглядел не сильно заинтересовавшимся и она добавила с достаточно ехидной улыбкой: – Похоже наш добрый капитан Тремэйн довольно точно вычислил, чем мы собираемся заняться. Они вместе с Харкнессом подготовили несколько пакетов симуляций, предназначенных для отработки действий отдельных ЛАК-групп.

– Скотти и Харкнесс? – рассмеялась Брайэм. – И почему же состав этого авторского коллектива кажется мне чуточку зловещим, мэм?

– Потому, что ты с ними знакома? – предложила вариант Хонор.

– Вероятно, – согласилась Трумэн. – С другой стороны, лейтенант Черницкая, тактик Скотти, похоже, внесла немалую лепту. Думаю, она тебе понравится, Хонор. Она демонстрирует… изощрённость.

– Черницкая? – переспросила Ярувальская. – Не родственница адмирала Черницкого?

– Его внучка, – подтвердила Трумэн.

– Виктора Черницкого? – заинтересовалась Хонор.

– Да. Вы его знали?

– Мы встречались только один раз. После его отставки. Адмирал Курвуазье, однако, как-то сказал мне, что, по его мнению, Виктор Черницкий был, возможно, величайшим из известных ему стратегов. Он всегда выражал глубокое сожаление о том, что Черницкий был слишком стар для пролонга к тому времени, когда тот стал доступен в Звёздном Королевстве.

– Не знаю насчет стратегии, но если существует ген, ответственный за хитроумие в тактике, то он его потомкам передал, – заметила Трумэн.

– Всегда рад новым симуляциям, – сказал Миклош, – но нельзя ли, однако, узнать что такого в них особенного?

– В основном силы противника. Плохие парни в этих симуляциях ловки, насколько это возможно, и еще Скотти вместе со своими приспешниками последовательно придерживался наиболее пессимистических оценок РУФ насчёт возможностей аппаратуры хевов. Где-то… – Трумэн улыбнулась Хонор – … он, похоже, подцепил убеждение, что в симуляции лучше всего выступать против противников заведомо лучших, чем все, которых можно встретить на самом деле.

– По мне выглядит здраво, – заметил Миклош. – Но вы сказали, что это в основном силы противника?

– Кроме того Скотти, похоже, представляет чем мы собираемся заняться намного чётче, чем большинство остальных командиров крыльев ЛАК. Его симуляции практически целиком построены на рейдах и возможной ответной реакции плохих парней. Он не получал никаких дополнительных сведений сверх того, что получили остальные, но явно сумел разгадать суть предстоящих операций.

– В таком случае нам следует распространить его симуляции настолько широко, насколько мы сможем, – решила Хонор.

– Есть, мэм, – подтвердила Ярувальская, делая пометку в своем планшете.

– А пока она будет этим занята, Мерседес, – добавила Хонор, – нам с вами следует отправится шаттлом на Мантикору. Мы сумеем обернутся за тридцать шесть часов, даже с учётом времени проведенного в Адмиралтействе, а я хочу нанести визит сэру Томасу в последний раз перед тем, как мы стартуем.

– Конечно, ваша милость, – пробормотала Мерседес и Хонор почувствовала тщательно скрываемое её начальником штаба умиление. Очевидно Мерседес понимала, что она также хотела «нанести визит» Хэмишу Александеру, а не только его Первому Космос-Лорду. Хотя Брайэм явно продолжала испытывать серьёзные сомнения по поводу разумности всей этой истории – Хонор сумела не поморщится от ненамеренной двусмысленности – она, очевидно, пришла к выводу, что всё это для Хонор к лучшему, по крайней мере в личном плане.

С другой стороны, она явно не знала о быстро приближающихся последствиях их отношений.

– Когда мы с ним встретимся, – невозмутимо продолжила Хонор, – я доложу сэру Томасу, что, в случае отсутствия непредвиденных осложнений, мы начнем операцию «Плодожорка» примерно через семь дней, считая от текущего момента.

* * *

– Все это звучит замечательно, Хонор, – сказал сэр Томас Капарелли. Он сидел откинувшись в кресле в своем офисе в Адмиралтействе, где Хонор и Мерседес Брайэм только что закончили последний доклад по операции «Плодожорка».

– Мне жаль, что организация заняла у нас столько времени, сэр Томас, – произнесла Хонор.

– Это не ваша вина. – Немедленно мотнул он головой. – После эпизодов вроде того фиаско на Занзибаре и давления, созданного рейдом на Ализон, нам пришлось гораздо сильнее перераспределить наличные силы, чем хотелось бы кому угодно в Адмиралтействе. Задержки в заполнении вашего боевого порядка целиком на нашей совести, не на вашей.

– Знаю. Но в тоже самое время я знаю насколько нам необходимо сделать хоть что-то способное удержать их от повторения атак подобных Занзибарской.

– Справедливо. Но вы не менее справедливо указали на то, что атака недостаточными силами будет хуже, чем просто бесполезной. – Он вздохнул. – Хотелось бы мне избавиться от ощущения, что «недостаточные силы» – это всё, чем мы располагаем.

– Нам просто следует по максимуму использовать имеющиеся преимущества, – откликнулась Хонор. Бросив секундный взгляд на Брайэм, она продолжила. – Мы с Мерседес не упоминали на штабных совещаниях новую систему наведения, сэр Томас. Не хотелось бы думать о возможной гибели или захвате в плен наших людей, но это не исключено, так что мы решили по возможности ограничить распространение данной информации. Однако, когда я последний раз говорила с коммандером Хеннеси, он упомянул, что люди адмирала Хэмпхилл планируют полномасштабные испытания в пространстве Грифона. Известны ли уже результаты испытаний?

– Известны. – кивнул Капарелли. – Я пока что видел только предварительный отчёт, не детальный, но на мой взгляд он выглядит многообещающе. Очень многообещающе. Конечно, никто не обещает немедленного развёртывания этой системы, но начинает казаться, что она станет доступна, как минимум малыми сериями, где-то через три-четыре месяца.

– Так быстро? – улыбнулась Хонор. – Если система оправдает заверения Хеннеси, то хевенитам это придется не по вкусу. Могу я заодно узнать, как продвигается модернизация у андерманцев?

– Здесь новости не такие радужные, – ответил Капарелли. – Дело идёт не так хорошо, как я надеялся. Похоже, что на оснащение их носителей подвесок нашими старыми МДР потребуется на несколько недель больше, чем по расчетам адмирала Хэмпхилл, а на доработки более новых кораблей для использования «Замочной скважины» уйдет еще больше времени. Хорошая новость состоит в том, что затем мы, вероятно, получим больше кораблей «одним куском». Конечно, – он поморщился, – Силезия сейчас отвлекает существенную часть внимания анди. Нашего, кстати, тоже.

– Я уделяла докладам из Силезии не столько времени, сколько следовало бы, – призналась Хонор. – Однако, согласно последним новостям, дела там идут достаточно хорошо.

– В сравнении с той выгребной ямой, которой всегда была Конфедерация? Безусловно. В сравнении же с любым хоть наполовину честно управляемым уголком галактики, на мой вкус, там слишком интересно. Поверьте, адмирал Сарнов занят до предела.

– Что вы имеете в виду? – спросила Хонор с некоторым волнением. Марк Сарнов был её старым другом, и она считала его практически идеальным кандидатом в командующие нового контингента в Силезии.

– О, ничего такого, с чем бы он рано или поздно не справился, – успокаивающе заявил Капарелли. – Но кое-кто из прежней силезской администрации, по-видимому, не поверил нам, когда мы сказали что отныне вести дела по-прежнему не получится. Большинство назначенных губернаторов систем были просто отправлены в отставку в процессе аннексии. Но почти четверть губернаторов были «свободно избраны» гражданами.

– Поверьте мне, сэр Томас, – сухо сказала Хонор, – ничего «свободного» в силезских выборах не было. Победивший кандидат выкладывал деньги на бочку за каждый из голосов.

– Знаю-знаю. Но просто пойти и сместить избранных губернаторов, каким бы образом избраны они ни были, без существенных к тому оснований мы не можем. Некоторые из них достаточно глупы, чтобы думать, что мы позволим им вести дела по-старому и, к сожалению, часть этих глупцов при прежнем режиме имели надежный контроль над командными структурами местных подразделений Флота Конфедерации. Было множество примеров пассивного сопротивления приказам адмирала Сарнова о списании большинства самых старых кораблей, даже если они представляли собой отжившую своё кучу хлама. Еще больше сопротивления и обструкционизма вызвала его политика полного перетряхивания командного персонала звёздных систем. Сарнов устроил пару показательных акций, которые, похоже, убедили в нашей серьёзности всех за исключением полных дебилов, но, к сожалению, у нас нет данных о местонахождении почти тридцати процентов официального регистра кораблей Конфедерации.

– Тридцати процентов, сэр? – удивление вырвало вопрос у Мерседес Брайэм несмотря на её относительно низкий ранг. Капарелли усмехнулся почти без юмора.

– Это вовсе не настолько плохо, как может показаться, коммодор, – успокоил её он. – Как минимум половина – более вероятно, что две трети – кораблей которых мы недосчитались, не существовали задолго до нашего прихода. Чёрт, один из наиболее дерзких губернаторов на пару с командующим его локального флота держали в списках полную эскадру линейных крейсеров – восемь кораблей и почти двадцать тысяч человек – как находящуюся на действительной службе, в то время как они никогда не существовали! Они вдвоем – может быть ещё полдюжины офицеров, которые нужны были для поддержания прикрытия – прикарманивали жалование несуществующих команд, не говоря уже о каждом центе якобы потраченном на боеприпасы, реакторную массу, техобслуживание и тому подобное.