Текст книги "Вместе"

Винни подняла крышку сканера и с отсутствующим видом сгребла фото в кучу – совсем не так аккуратно, как выкладывала их на стекло. Собрав смятые карточки в кособокую пирамидку, она кинула их в большой контейнер на конвейере у себя за спиной. Там уже лежали тысячи фото всевозможных размеров и эпох, со свадеб, крестин и праздников – все вперемешку, утратившие свою ценность и предназначенные для переработки.

– Сюда влезает тысяч десять, – заметила Винни, – просто удивительно. – Она кинула альбом в толстой обложке с пламенеющим флоридским закатом в другой контейнер. – Альбомы нельзя переработать, – с досадой пояснила она. – Мы бы делали это, если б могли. Но нет. Их просто сжигают. Ой! Пора обедать. Ты проголодалась?

По пути в столовую они миновали лабиринт из мурлыкающих и щелкающих конвейеров, вьющихся среди рабочих столов. Мэй Холланд купила компанию, которая разрабатывала и производила транспортировочные ленты для аэропортов по всему миру. Все тогда подумали, что это странно, но за пять лет Мэй приобрела головокружительно пестрый набор из самых разных компаний – компаний, которые производили продукты, автомобили и самолеты, – и потому скромная по стандартам “Вместе” покупка, обошедшаяся всего в сорок четыре миллиона, не привлекла большого внимания.

А теперь Дилейни смотрела, как по лентам ползут, постепенно скрываясь в проеме за занавеской из резиновых лент, контейнеры, набитые фотоальбомами и другими вещами – летними сарафанами, плетеными корзинами, проигрывателями 1980-х годов и заляпанными детскими одеялами.

– Это я потом тебе тоже покажу, – сказала Винни. – Там, по сути, все то же самое, просто объекты побольше – те самые вещи, для которых изначально и были предназначены все эти безумные хранилища. Их сканируют на 3D-сканере настолько точно, что при желании их можно воссоздать во всех деталях. Но вообще-то, конечно, практически всё – просто мусор. И если мы сможем убедить людей от него избавиться, предложив взамен файл с 3D-моделью их детской кроватки или спортивных кубков умершего сына, то они перестанут цепляться за вещи, и тогда накопительство, которое того и гляди прикончит мир, начнет сходить на нет.

– Значит, конвейеры возвращают вещи обратно клиентам? – спросила Дилейни.

– Боже, ты что, не слушала? Для этого тут и нужна подземная железная дорога. Все это складывается в вагоны и отправляется на восток – на сжигание. По датской технологии.

Две сестры из-под Копенгагена, дочери топ-менеджера предприятия по утилизации промышленных отходов, изобрели способ сжигания с нейтральной эмиссией углерода, в результате которого практически любая вещь превращалась в прочную черную массу, использующуюся в производстве определенных марок бетона. Особенную популярность такой бетон завоевал у калифорнийских фирм, занимавшихся постройкой тюремных зданий.

– Люди не могут сами решить, что сохранить, а что выбросить, – пояснила Винни, – поэтому хранят все. Но мы пытаемся предложить им кое-что получше. Мы делаем изображение, а вещь уничтожается. Барахла становится меньше.

9
Он ее любит, она ему благодарна

– А после обеда? – спросил Уэс.

Он тер пемзой нарост на внутренней стороне большого пальца на левой ноге. Это был еженедельный ритуал и причина, по которой он носил только сандалии, – обычные ботинки с закрытым носком ему не подходили.

– А после обеда я сканировала фотографические воспоминания тридцати восьми людей, и алгоритм сделал к ним подписи, так что они стали какими-то более обезличенными, что ли, а потом я свалила все эти сотни уникальных фото в большой ящик, чтобы их переработала другая машина и превратила в тюремный бетон. И Винни делала то же самое, но медленнее.

Уэс кивнул, оценил свою работу и принялся тереть дальше.

– Расскажи мне про эту Винни.

Дилейни рассказала, что Винни никакая не суперженщина из тех, что ожидаешь встретить в стенах “Вместе”, а обычная жена и мать троих детей, для которой “совместная” зарплата и программа здравоохранения, четыре недели отпуска, декретные отпуска для обоих родителей, отпуск в случае смерти родственника, программа накопления на колледж и бесплатный двухнедельный летний лагерь для детей любого возраста являлись преимуществами, которым трудно что-то противопоставить.

– В конце концов нам с ней пришлось координировать наши действия, – сказала Дилейни.

– Зачем это? – Уэс замолчал и несколько секунд смотрел в стену. – Нет, постой. А, понял. Компания использует датчики движения, чтобы следить, насколько быстро ты работаешь. А у вас там есть какой-нибудь старший в отделе? Бригадир какой?

Дилейни не задумывалась об этом, но теперь поняла, что в “Мыслях Вместо Вещей” не было никакого начальника.

– Значит, эту задачу выполняет ИИ, – заключил Уэс. – И думаю, работников это даже больше устраивает. С одной стороны, он объективен, с другой – датчики можно обмануть. Они же знают, как функционирует эта система. Так Винни просила тебя работать помедленнее?

– Ну, она говорила что-то вроде “будь внимательнее” и “убедись, что все правильно”. Но до меня не доходило. И тогда она написала: “Пожалуйста, помедленнее!” – на изнанке старого свадебного платья, которое потом отправилось на сжигание.

– Кто-нибудь в отделе работает быстрее тебя?

– Нет. После того как Винни написала мне, я огляделась и поняла, что все двигаются примерно в одном темпе.

– Правильно. Это единственный рабочий вариант. ИИ сравнивает производительность людей. Если кто-то будет работать быстрее всех, возникнут новые ожидания и система посыплется. Но если тормозят все, то никто этого не замечает.

– Но они едва шевелятся, – вздохнула Дилейни. – Просто невозможно.

– Зато они надули технологию. Это нужно уважать. Итак, вы очень медленно превращаете чужие любимые фото и вещи в бетон?

– Только фото. А вещи мы сканируем, и они отправляются на конвейеры, потом в вагоны, а после в сжигатель. Который, кажется, где-то во Фримонте, на бывшей фабрике “Теслы”.

– И что ты сканировала?

Дилейни попыталась припомнить, что именно она отсканировала и приговорила к уничтожению. Две ковбойские шляпы. Антикварный медицинский чемоданчик из кожи аллигатора. Причудливого воздушного змея из полосатого шелка. Коллекцию альбомов Нэта Кинг Коула на виниле. Примерно сотню писем, почти все написанные от руки, в оригинальных конвертах. Расправляясь с первой партией, Дилейни ощущала некоторую грусть, сознавая, что она – последний человек, прикасающийся к этим когда-то драгоценным предметам. Но спустя час уже не чувствовала ничего. В мире слишком много вещей, так что нет смысла оплакивать эти.

– Можно посмотреть на твои показатели за сегодня? – спросил Уэс.

– Нет, – ответила Дилейни.

Уэс схватил ее рабочий планшет.

– Все, поздняк. Общая оценка 86. Это хорошо?

Дилейни хотела, чтобы ей было все равно, но все равно не было.

– Кажется, 86 – маловато, – сказал Уэс.

Дилейни смотрела в потолок. Иногда по потолку ползали ящерицы. Сегодня они не появлялись.

– Шесть “АнонПредов”, – продолжал Уэс. – Это что, анонимные жалобы от коллег? Как ты умудрилась получить шесть доносов? Что ты натворила?

Дилейни не имела ни малейшего понятия.

– У большинства есть коды, – заметил Уэс. – У тебя три одиннадцатых. Что такое одиннадцать? А, вот оно. “Недостаток межличностной осознанности”. А еще восьмерка, что означает, что ты стала для кого-то причиной дискомфорта. Ага, подожди. Тут две восьмерки. Это “мини-дисы”. Мини-дискомфорт? Видимо, да. Еще тут говорится, что ты опоздала заполнить “Исследование Удовлетворенности Личным Общением” для нескольких людей. Надо нагонять! Кажется, Кики нужны твои ответы. И Таави, и Винни… Эй, Дилейни! Ты слушаешь? Ты что, щелкаешь?

Дилейни щелкала. Это надо было делать и дома тоже, сизифов труд: что-то постить, оценивать чужие посты разнообразными смайликами, обмениваться Попаями, покупать и делать вид, что покупаешь, смотреть видеоролики о том, как люди поскальзываются на мокрой траве или падают со скал. Чтобы компания “Вместе” сочла тебя нормальным, нужно постоянно щелкать. Подруга по колледжу, живущая теперь на Бали, прислала Попая, она стояла в белом бикини на фоне бирюзовых волн. Дилейни отреагировала радостным смайликом. Кузина из Сиэтла прислала запрос на микрофинансирование – она запускала нечто под названием “цифровая винодельня”. Дилейни отправила ей 20 долларов и получила в ответ пульсирующую звездочку. Ее мать прислала стыж на соседку, которая каждую неделю бросала свой мусорный контейнер на обочине. Дилейни отозвалась неодобрительной рожицей.

– Говори-говори, – пробормотала она, – я тебя слушаю.

– В этой таблице как минимум сотня показателей самочувствия, – сказал Уэс. – Ты знаешь, что твой сердечный ритм подскочил в 10:32?

– Помню как сейчас, – ответила Дилейни.

– Хочешь узнать объем вентиляции легких за минуту?

– Еще как.

– Ты хоть знаешь, что это такое?

– Ну да. Я думала об этом целый день.

– Ты понятия не имеешь, что это. Это воздух, который ты вдыхаешь и выдыхаешь за одну минуту. В идеале должно быть то ли шесть, то ли семь литров. Сказать, какой у тебя сегодня был средний показатель?

– Нет. Да. Пятьдесят?

– 6,1. Не знаю, насколько это хорошо.

– По-моему, идеально.

Дилейни попросили отреагировать на новость о недавнем аресте тунисского диссидента, и она ткнула в хмурый смайлик. “Найк” распродавал легинсы. Счастливая рожа. Пришел очередной Попай, на этот раз от мамы из Айдахо. Дилейни нашла смайлик с лицом Лизы Симпсон с выпученными глазами и скинула его матери. В ответ та прислала гифку с фейерверком, взрывающимся радугой. Давным-давно Дилейни подписалась на русский канал с автомобильными авариями, сейчас там появилось новое видео столкновения нескольких машин под Минском. Она просмотрела его на ускоренной перемотке и послала два смайлика – смеющийся и нахмуренный. Подруга из Чикаго регулярно кидала ей видео со своими какающими котиками, Дилейни по-быстрому посмотрела коротенькое последнее – кот был явно счастлив. Дилейни переслала подруге гифку с фейерверком, которую получила от матери.

– А ты знаешь, что можешь просмотреть запись своего рабочего дня? – спросил Уэс. – Вот, гляди. – Он уже загрузил видео.

За Дилейни можно было наблюдать с двенадцати разных точек, маленькие кадры отображались на экране, как таблица.

– О, смотри, как вы с Винни занимаетесь физкультурой! Вы что, делаете вид, что кидаете друг другу мячик? Смешно. А теперь ты маршируешь на месте. Только глянь! Коленки вверх!

Дилейни потянулась и закрыла окно. Уэс загрузил таблицу.

– У них тут все. Вот, например, компании, которые “Вместе” приобрела на этой неделе. “Приветствуем новых членов семьи!” Помнишь, как “Эппл” покупала по компании в неделю? “Вместе” ее обошла. Пишут, что только-только был куплен канадский целлюлозно-бумажный комбинат. Зачем он им?

– Чтобы закрыть, – ответила Дилейни.

– А, ну да. Наверное, и “Пластик Картера” тоже. А еще купили производителя аэростатов. Это мне нравится. Скорее всего, это Бейли. Ого, они купили транспортную компанию “Маерск”! А ты получила это сообщение от своих родителей? Они поставили меня в копию. “Добро пожаловать в компанию «Вместе»! Теперь вся наша семья – одна семья!” Что это значит?

– Они работают в “Народной Еде”.

– Боже! Значит, вы все работаете на одну компанию. Какой ужас. Как я раньше не догадался?

Дилейни часто поражал разрыв между очевидным для всех и тем, что видит Уэс.

– А когда они успели купить “Нестле”? Я это пропустил. Слышала про “Пилло”, которая высылала лекарства почтой? Ушла за двадцать два миллиарда. Ты не слушаешь.

– Я слушаю.

– Как все это странно. Еще они купили компанию, которая учит ИИ читать по губам. Это на самом деле происходит. В реальности. Так ты хочешь или не хочешь узнать больше о своем первом рабочем дне и о том, что у тебя плохо получается?

– Ну конечно, хочу.

– Тут есть сколько минут ты просидела, сколько простояла, сколько слов сказала. Подожди, а это что? Минуты смеха? Пишут, что твой показатель ниже среднего.

– О, кстати, о смехе…

Дилейни открыла страничку своего знакомого по колледжу, который когда-то был комиком, а недавно объявил, что снимает короткометражку о распространении дезинформации в интернете. В объявлении слово “дезинформация”, аббревиатура ФКС[7]7
  Федеральная комиссия связи.


[Закрыть] и его собственное имя были написаны с ошибками. Дилейни послала ему смайлик и двадцать долларов.

– Еще ты получила РТ. Резкость Тона, – сказал Уэс. – В 15:32. С кем ты была резка в 15:32?

Наверное, это была Винни. Больше после обеда она ни с кем не разговаривала. Винни предложила Дилейни посмотреть видео с ее сыном – Фабианом, кажется, – играющим в футбол. Дилейни в тот момент тащила в 3D-сканер мраморный бюст и буркнула: “Подожди секунду!”

Винни никак не отреагировала, и, покончив с бюстом, Дилейни посмотрела видео и выразила восторг по поводу сноровки маленького Фабиана. Но Винни все равно зарегистрировала жалобу.

Уэс, прищурившись, вгляделся в экран.

– Тут говорится: “Я понимаю, что в этот момент она была в стрессе, но мое настроение антиповысилось”. Ты в курсе, что антиповысила настроение Винни в 15:32?

Дилейни упала лицом в подушку и заорала.

– Полагаю, все эти доносы обязательны, – сказал Уэс. – ИИ определяет их среднее количество за день, и Винни просто выполняет норму. Иначе ее поведение сочтут подозрительным. О, я проверил твои “АнонПреды”. Твой показатель ниже среднего. Ты на кого-нибудь стучала сегодня?

– Да господи, я понятия не имела, что это нужно делать.

– Так, ожидаемое количество – двенадцать. В общем, отыщи двенадцать вещей, которые раздражают тебя в коллегах, и все будет тип-топ.

Дилейни чувствовала себя вымотанной. Она встала и прошла к двери.

– И как, ты думаешь, я найду способ уничтожить эту компанию, утилизируя чужие фото и свадебные платья?

– Я думаю, что ты на верном пути, – ответил Уэс.

В своей комнате Дилейни рухнула на кровать. В голове была пустота. Раздался стук в стену.

– У тебя еще один “АнонПред”. В 23:03. Твой показатель упал до 84,6. Но, похоже, на сегодня это все.

– Прошу, хватит, – простонала Дилейни.

Уэс долго молчал. Потом спросил:

– Спишь?

– Пытаюсь.

Дилейни слышала, как он укладывается в кровати с Ураганом. Они возились и скреблись, наконец послышался шорох одеяла, взлетающего в воздух и опускающегося на человека и собаку.

– Спокойной ночи, – донеслось из-за стены.

– Спокойной ночи, – ответила она.

– Я люблю тебя.

Совершенно не за что, подумала она. Это же нелепо и странно.

– Спасибо.

10
Дождь над океаном

Прошла неделя, Дилейни отправила на сожжение тысячи уникальных вещей, настрочила требуемое количество “АнонПредов”, не имевших ровно никаких последствий, и переняла у Винни беззаботное отношение к их деструктивному занятию. Работа была тупой и монотонной, в качестве звукового сопровождения – незатихающий щебет Винни о детях, муже, друге мужа Люке, который, по ее словам, внешне просто неотразим, но сам это не сознает. Через равные промежутки времени они вставали, чтобы сделать упражнения, вскидывали ноги, жали на педали, а потом опять возвращались к сканированию.

Каждый день после работы Дилейни возвращалась домой, и они с Уэсом, оставив все гаджеты дома, шли к океану, взяв Урагана на поводок. Он рвался на песок, не понимая, почему они идут по бетонной дорожке, когда за оградой бесконечный пляж.

– Думаешь, надо его чипировать? – спросил Уэс.

Дилейни пожала плечами. Вечный чип в обмен на право бродить по песку на привязи? Что хуже – чип или бетон вместо пляжа? Оба хуже, как говорится.

– Так, значит, ты еще не поняла, какие провода нужно перерезать? Как я погляжу, “Вместе” все еще стоит.

– Втираюсь в доверие. Демонстрирую радость и довольство. Вживаюсь в роль. Шпионю.

– Ясно. Значит, плана нет.

– Вряд ли я стану радоваться, когда “Вместе” рухнет. Люди вроде Винни лишатся работы.

– Есть и другая, – возразил Уэс. – Не такая испепеляющая.

– Да, но для матери троих детей “Вместе” предоставляет фантастические льготы. Винни заканчивает ровно в пять. Ее аппаратура выключается, как только она отработала восемь часов.

– Ага. Бесконечные судебные иски из-за переработок канули в прошлое, как только изобрели это программное обеспечение. И ей прекрасно платят.

– Откуда ты знаешь? – спросила Дилейни.

– Ты меня недооцениваешь. Сама-то читала свое соглашение о приеме на работу? Сведения о заработной плате любого сотрудника “Вместе” доступны любому другому сотруднику компании. Полная прозрачность. Ты знаешь, что в восемнадцать лет Винни арестовали за вождение в нетрезвом виде?

– Уэс, прекрати.

– Там все есть. Ты что, даже не заглянула в ее данные? Там даже все адреса, по которым она когда-либо жила. Да и вообще, когда “Вместе” не станет, что-нибудь еще придет ей на смену.

Дилейни уже думала об этом. “Вместе” шла к нынешнему своему положению двадцать два года благодаря уникальному слиянию умов “трех волхвов”, о двоих из которых теперь предпочитали не упоминать. Можно ли повторить что-то подобное? После того, как она освободит мир от смертельных объятий “Вместе”, займет ли ее место какой-нибудь другой технологический удав? Маловероятно. Но после ухода одного из “волхвов”, исполнительного директора Тома Стентона, “Вместе” стала уязвимее. Стентон был акулой-убийцей, которая никогда не спит и неустанно заботится о наращивании мощи компании. Самый первый из “волхвов”, Тау Господинов, вундеркинд и визионер, начал критиковать то, во что превратилась “Вместе”, и его никто не видел уже не один год – ему выдали неограниченный бюджет на осуществление его мечты о вечной жизни, и он исчез из поля зрения общественности. Третьего “волхва”, Эймона Бейли, – “дилетанта-самоучку”, по его собственному определению, – интересовали люди, он хотел изучать их, объединять, совершенствовать. Но его увлечения – космические путешествия и поиски затонувших кораблей – обходились слишком дорого, а пользы от них не было никакой. Мэй в некотором смысле вобрала в себя самые ценные черты каждого из трех, к тому же умела четко фокусироваться на важном, а этого умения “волхвам” не хватало. Она редко покидала кампус, не лезла в благотворительность или политику, у нее не было семьи, она была открыта для всех, но не скатывалась в показуху, она воплощала декларируемые принципы полной прозрачности в прямом эфире.

– Ты видела Бейли? – спросил Уэс.

– Его там нет. Говорят, он вроде как наполовину на пенсии.

– А Мэй? Хоть какие-нибудь следы ее присутствия?

– Я смотрю ее трансляцию. Сегодня она была в кампусе, но не приближалась к моему отделу. “Мысли Вместо Вещей” в кампусе своего рода Аллентаун[8]8
  Небольшой индустриальный город в Пенсильвании, стал известен после песни Билли Джоэла “Аллентаун”, в которой поется о тоскливой жизни в месте, застывшем в прошлом.


[Закрыть]. Она туда не заглядывает.

– Наверняка комплексует, – ухмыльнулся Уэс. – У нее уже лет сто как нет новых идей. Думаю, не хочет показываться людям, пока что-нибудь не придумает. Мечтательная Пятница когда в последний раз проводилась?

Дилейни не ответила, перед ее глазами всплыл ультразвуковой снимок.

– Она беременна.

– Что?.. – Уэс ошарашенно уставился на нее.

Дилейни рассказала о том, что увидела в свой первый день, и они перебрали все ее предположения. Уэс смотрел на дюны, пытаясь осмыслить новость.

– Она что, ходит в ту же клинику, что и все остальные? – недоверчиво спросил он. – Впрочем, это логично. Она бы так и поступила. – Он вытянул указательный палец, как будто собирался начать что-то считать, но передумал. – Но оставить снимок… Странно. Она должна была собственноручно закрыть изображение, прежде чем уйти. Значит, оно включилось случайно. Какой-то глюк. Но и такое маловероятно.

– Значит, кто-то сделал это намеренно, – сказала Дилейни.

– Да, вот это куда вероятнее. Знаешь, я почти уверен, что это было сделано специально. Кто-то хотел, чтобы ты увидела. Наверное, это проверка.

– В мой первый день?

– А когда еще? Сама знаешь, какие они изобретательные.

Дилейни молчала, обдумывая эту версию. Внезапный порыв ветра с океана поднял песчаный вихрь. Ураган чихнул.

– Возможно, тут приложил руку Стентон, – сказал Уэс. – Про него там не говорят?

– Я не слышала. Вроде он по-прежнему в Китае.

– Да знаю я, что он в Китае! Никак не может угомониться. Никто не проваливается с таким треском и постоянством, как он.

Когда Стентон ушел из “Вместе” в компанию “Хуавей”, все сочли это самым вопиющим предательством в истории индустрии и принялись трезвонить во все законодательные колокола, призывая спецслужбы вмешаться. Мэй Холланд и Эймон Бейли были хорошо прикрыты по части патентов – как ни странно, Стентон не имел прямого отношения к наиболее ценным продуктам компании. Однако все равно оставались опасения, что он забрал с собой в Китай – и не просто в Китай, а в “Хуавей”, которая считалась главным конкурентом “Вместе” в области мобильных телефонов, – интеллектуальную собственность компании. Но единственный видимый результат его бегства оказался неожиданным – с его появлением “Хуавей” начала чахнуть. Следуя его советам, компания понизила себестоимость своих смартфонов, пожертвовав техническими характеристиками, в расчете на то, что к ним хлынут те, кто не может или не хочет расстаться с двумя тысячами долларов на гаджет от “Вместе”. Но этого не произошло. Смартфоны “Хуавей” действительно заметно подешевели, но их просто стали считать халтурой. Они были ненадежны. Выглядели убого и топорно – как снаружи, так и на уровне интерфейса.

– Эти “хуавеи” слишком легкие, – заметил Уэс.

Так оно и было, и все из-за Тома Стентона. Он очень хотел сделать смартфоны невесомыми, угрохал сотни миллионов, чтобы снизить вес аккумуляторов, пластика, платы, а потом выяснилось, что людям это не нравится. Люди хотели ощущать материальность своего гаджета, знать, что он в кармане, а не думать поминутно, не потеряли ли они его. И уж точно не хотели, чтобы смартфоны были такими хрупкими. “Хуавеи” после прихода Стентона потеряли в надежности, они ломались – от падений, от давления тяжелых предметов, от жары, от холода. Они выглядели дешево и были дешевыми, и в результате потребитель от них отвернулся. Когда через три года авантюра Стентона с дешевыми смартфонами завершилась полной катастрофой, злорадство “Вместе”, да и всей Калифорнии было безмерным и неприкрытым. Этот человек предал идеалы качества, а в Калифорнии гордились вещами, придуманными (пусть и не произведенными) в области залива Сан-Франциско. Каждое падение акций “Хуавей”, каждая разгромная статья о Стентоне в китайской прессе воспринимались жителями Калифорнии как высшая справедливость, и все опасения, что Стентон окажется Прометеем, укравшим огонь “Вместе” для Пекина (или, по крайней мере, для Гуанчжоу), были забыты.

Меркантильная стратегия Стентона контрастировала с жизненным кредо Эймона Бейли, которого любили тем сильнее, чем старательнее Мэй отодвигала его в сторону. Чем меньше он участвовал в повседневной жизни “Вместе”, тем более очевидным становилось, что его главный интерес – познавать новое и делиться им, и не ради выгоды, а ради самого процесса. Компетенцией Тау Господинова была безукоризненная работа всех продуктов, Тома Стентона – их монетизация, а Бейли был проводником, которому доверяют и который сам верит в то, что технологии “Вместе” улучшают жизнь, объединяют разбросанные по миру семьи, делают доступными для всех достижения человечества, помогают миллиардам людей перестать ощущать себя потерянными, подавленными и одинокими. Его сторонние проекты – роботы для исследования астероидов, дирижабли на солнечной энергии, трасса для вакуумных поездов, пересекающая всю страну, – продолжали развиваться, несмотря на то что Мэй, как поговаривали, упорно сокращала все непрофильные программы.

– А безумная библиотека Бейли еще там? Та, в которой имеется пожарный шест? А аквариум с прозрачной акулой?

Дилейни ничего не знала об акуле и о библиотеке Бейли, и это ее расстраивало. Она прочитала несколько книг о работе под прикрытием, в том числе “Донни Браско”[9]9
  Агент ФБР Джозеф Д. Пистоне под именем Донни Браско шесть лет работал под прикрытием, проникнув в самые закрытые круги мафии, а впоследствии написал книгу “Донни Браско. Моя жизнь в мафии”.


[Закрыть], и большинство авторов предупреждали, что самое опасное – потерять бдительность: агент привыкает к окружению и начинает сочувствовать ему. Вот и она постоянно думала о Винни и ее детях, об их медстраховках и накоплениях на колледж, вместо того чтобы рыскать повсюду и изучать, как все устроено в кампусе. Ничего у нее не получится.

Уэс неожиданно остановился. Дилейни успела уйти вперед, и Ураган оказался между ними, отчаянно натягивая поводок.

– Ладно, блин! – проговорил Уэс, как будто только что закончив напряженный диалог с совестью. – Не могу я хранить тайны. Они пригласили меня на собеседование.

– Кто?

– Твои работодатели. “Вместе”.

– Тебя?

– Да, знаю. Я же полный идиот, но да, меня.

– Я не это имела в виду, – сказала Дилейни, хотя имела в виду именно это. – Но ты же не отправлял им резюме, правда?

И тут же она поняла, что произошло. Уэс помог ей с презентаций “АутенДруга”. Именно он написал приложение. Оно понравилось Шийрин и Карло, его обсудили в высших эшелонах – может быть, даже в Бригаде 40, состоящей из главных умников компании. “Вместе” всегда с готовностью нанимала людей талантливых и инициативных, учитывая, что эти два качества не так уж часто совпадают в одном человеке. У людей амбициозных редко рождаются оригинальные идеи, а гении часто ленивы и невыносимы. Как она могла впутать в это своего сообщника, назвать его имя, показать его, представить, а потом рассчитывать, что “Вместе” забудет о его существовании? Конечно, они его пригласили.

– Я не обязан идти, – сказал Уэс.

– Но ты хочешь?

– Ну разве что просто глянуть, как там у них все устроено.

Дилейни накрыло внезапной яростью.

– Ты хочешь жить на деньги самой бесстыдной монополии в мире?

– Вообще-то я бы взял у них немного денег. Лучше даже много. Наконец-то расплачусь за…

– У компании, которая украла детство у нас с тобой и у миллиарда других детей?

– Моя мама с этим бы поспорила. Ты забыла, что я вырос в троговском…

– У компании, которая привечает диктаторов по всему миру и продает ПО для слежки всем полицейским государствам? Которая обогатила своих основателей и акционеров за счет миллиардов людей, не получивших ни цента?!

– Это возможность наконец-то получить хоть что-то за неоплаченный труд, – прервал ее Уэс. – По крайней мере, за мой.

– У компании, которая подорвала американскую демократию и с очевидностью способствовала росту антилиберализма? Путин и Си Цзиньпин у власти уже сколько лет? Сто?

– Оба – харизматики с востребованными в своих странах идеями, – отозвался Уэс.

– Не смешно. Теперь в каждой стране есть тайная цифровая полиция. Любое инакомыслие подавляется, не успев возникнуть.

Они продолжали в том же духе еще какое-то время, ветер поменял направление и теперь толкал их в спину. Ураган рвался с поводка к воронам, лениво взлетевшим с переполненного мусорного бака.

– Послушай, – сказал Уэс, – я же смогу помочь. Смогу собрать информацию.

– Ты ничего в этом не смыслишь. И я тоже, если уж на то пошло, но ты же шпион-катастрофа. Не умеешь врать и не умеешь хранить секреты. Если ты придешь туда, то у меня не останется ни малейшего шанса на успех. Меня вычислят уже через неделю.

– Вычислят? – переспросил Уэс. – Но что вычислять-то? Нельзя тебя раскрыть, если ты – это просто… ты. Да и кроме того, я еще не получил никакой работы.

Дилейни уже нарисовала себе греческую трагедию. Уэса, конечно, примут, потом его оценят, полюбят, а он обнаружит, что и его отношение к ним уже не столь однозначно. Сначала он будет сохранять нейтралитет, позволяя Дилейни осуществлять задуманное, – главное, чтобы она не вмешивала в это его, – но со временем она перестанет быть для него революционеркой, а превратится в социопата, который пытается лишить десятки тысяч сотрудников “Вместе” (а он к тому времени ко многим проникнется) источника заработка, безопасности, пенсий и счастья.

– Все это неправильно, – сказала она. Ей хотелось кричать.

– Дилейни, один год там позволит мне расплатиться со всеми долгами.

– Неделю назад ты хотел одного – держаться от всего этого подальше, помнишь? Ты установил тройную спутниковую защиту, чтобы работать отсюда и помогать мне…

– Я и сейчас этого хочу.

– Ты сам себя слышишь? Ты хочешь уничтожить компанию, но одновременно хочешь пойти туда работать и стряпать для них программу, которая может покончить с родом людским?

– Ладно. Я знаю, как это прозвучит, но у меня есть идея. А именно – только выслушай меня! – не лучше ли подождать несколько лет?

Дилейни опешила.

– Не надо на меня так смотреть! В этом есть логика. Действовать нужно методично. Ты жаждешь немедленной мести, но ведь тише едешь – дальше будешь. Мы оба поработаем там несколько лет, отложим немного денег, а когда хорошенько внедримся и разберемся, что там и как, вместе взорвем “Вместе” изнутри. Или снаружи.

Дилейни понимала, что предложение более чем разумное. Проработать какое-то время, втереться в доверие, получить доступ к более глубоким уровням, а заодно накопить несколько сотен тысяч долларов, чтобы пережить тяжелые времена, которые обязательно последуют.

– Нет, – сказала она. – Я не буду ждать только из-за того, что ты внезапно размяк и захотел денег.

Они остановились и в сгущающихся сумерках уставились друг на друга. Дилейни была раздавлена. Ее самый близкий друг саботировал ее саботаж.

– Я проголодался, – вдруг сказал Уэс. – И уже темнеет.

– Иди домой. Я хочу пройтись.

Уэс и Ураган пошли обратно, а Дилейни направилась к спуску на пляж. Ветер усиливался, и ей было приятно чувствовать его напор. Дойду до Клифф-Хауза, решила она, помочу ноги в прибое. Вода наверняка градусов десять, но это как раз то, что надо.

– Добрый вечер! – произнес чей-то голос.

Возле последней ступеньки лестницы стоял человек в темной куртке. Пляжный контролер. Собаки при Дилейни не было, поэтому она не считала, что должна останавливаться. Однако стоило ей ступить на песок, как человек преградил ей дорогу:

– Мне нужно посмотреть ваш телефон или браслет.

Когда она поинтересовалась зачем, в глаза ударил луч света. Направив на нее свой телефон, человек снимал ее лицо.

– Новое городское предписание. На этом пляже имели место утопления и серия краж. Чтобы пройти, вы должны зарегистрировать ваш телефон или браслет. Это защитит вас и других людей.

Он монотонно произносил заученные слова, продолжая снимать. Дилейни не взяла с собой никаких гаджетов, поэтому пляж для нее был недоступен. Она также понимала, что каждая секунда съемки – это риск, на нее сделают стыж, и “Вместе” об этом узнает. Втянув голову в плечи, она старалась работать лицевыми мышцами, рассчитывая, что это затруднит распознавание. ИИ наверняка отметит этот разговор, и оставалось надеяться только на то, что его не свяжут с ее именем.