Текст книги "Ловушка для волшебников"

Глава третья

Спустя пять минут Говард и Громила подошли к угловому магазинчику по Верхней Парковой. Говард обрадовался родным местам – большим уютным домам и знакомому высокому дереву возле номера восемь. Даже «классики», которые упорно чертила на асфальте Катастрофа с подружками (когда не ссорилась с ними), и те его обрадовали. Но больше всего Говарда обрадовало то, что рядом с их домом номер десять не мерцала мигалками полицейская машина. Уф! Говард выдохнул с облегчением. А ведь мистеру Маунтджою ничего не стоило назвать полиции фамилию Сайкс.

Папа обнаружился в кухне: вместе с Фифи и Катастрофой уплетал бутерброды с ореховым маслом.

При виде Громилы всех троих перекосило, а тот как ни в чем не бывало пригнул головенку, чтобы не задеть притолоку, и вдвинулся в кухню вслед за Говардом.

– Только этого нам не хватало! – вырвалось у папы.

А Фифи воскликнула:

– Громила вернулся, мистер Сайкс, он не отстает! Он теперь все время будет нас донимать, словно фамильное привидение?

Катастрофа ощерилась:

– Это все Говард виноват!

– Что за шум? – спросил Громила.

Шумели ударные инструменты – глухо, но отчетливо погромыхивали из-под груды одеял в прихожей.

– Весь день не замолкают, – со вздохом сообщил папа.

– Разберусь, – заверил его Громила и протопал в прихожую.

Говард помедлил, чтобы перехватить бутерброд, поэтому не успел увидеть, что Громила сделал с ударными. Когда Говард пришел, одеяла уже валялись в стороне, а Громила, уперев руки в боки, высился над безмолвной грудой инструментов, из которой во все стороны рассыпались носки и носовые платки.

Громила подмигнул Говарду и сообщил: – Торкиль.

– Что – Торкиль?

– Подстроил.

И Громила прошагал обратно в кухню. Там он встал подбоченясь и воззрился на папу точно так же, как минуту назад – на ударные.

– Молчите, дайте я сам отгадаю, – произнес папа. – Арчер недоволен, он сосчитал слова, и оказалось, что их всего тысяча девятьсот девяносто девять.

Громила, по обыкновению, осклабился и помотал головой.

– Две тыщи четыре, – ответил он.

– Ну да, я подумал, что последнюю фразу все-таки лучше закончить, – пояснил папа. – Маунтджой никогда не настаивал, чтобы было ровно две тысячи.

– И все? Больше ничего не говорил? – Громила запустил руку за пазуху своей кожаной куртки и извлек четыре сложенные странички машинописи, посеревшие, обтрепанные по краям и на сгибах. И сунул их через стол под нос папе – ручищи у Громилы были длинные. – Гляньте, что не так?

Папа развернул помятые страницы, бегло проглядел одну за другой.

– Вроде бы все в порядке, – подтвердил он. – Обычная моя ерунда. Старушки устроили бунт на Мукомольной улице. Не помню, что было в порции, которую не получил Арчер, но вся соль в том… – Он что-то сообразил и осекся. – Ах да, нельзя повторять прежний текст. Вот проклятье, и как же Арчер об этом узнал?

Папа посмотрел на Громилу, который кивал так, что голова плясала у него на плечах, словно маленький поплавок на больших волнах. И туповато ухмылялся во всю физиономию. Это вывело бы из себя кого хочешь, и Говард нисколечко не удивился, что папа вспылил.

– Пропади оно все пропадом! – Папа швырнул странички прямо на хлеб и банку с ореховым маслом. – Я ведь уже сдал слова за эти три месяца! Если какой-то остолоп из Городского совета их посеял, при чем тут я? Почему я должен забивать себе голову новой порцией чепухи только из-за того, что вы с Арчером изволите быть недовольны и требуете добавки? С какой стати я буду терпеть это безобразие и домогательства в собственном доме?

Папа бушевал долго, он побагровел и взъерошился. Фифи трепетала – закрыла ладошками рот и вжалась в спинку стула, словно хотела стать невидимкой. Громила знай себе ухмылялся – на пару с Катастрофой, которая обожала наблюдать, как папа выходит из себя. Говард вытащил из-под машинописной страницы хлеб и масло и, не дожидаясь, пока папа закончит кипятиться, намазал себе бутерброд.

– И вообще, я больше Арчеру ни слова не напишу! – воскликнул папа. – Все, решено!

– Пап, а поругайся еще! – попросила Катастрофа. – У тебя так смешно живот прыгает, когда ты орешь!

– Я язык проглотил и зубами закусил, – ответил папа. – Возможно, на веки вечные. И живот мой больше прыгать не будет.

Фифи нерешительно хихикнула, а Громила прогудел:

– Арчер хочет другие две тыщи.

– Ну так он их не получит – обойдется! – объявил папа, скрестил руки на груди, точнее, над животом и уставился на Громилу.

Тот ответил столь же пристальным взглядом и предупредил:

– Пока не сделаете – не уйду.

– Тогда советую запастись раскладушкой и сменой одежды, – холодно произнес папа. – Вы тут застрянете надолго. Повторяю, я ни словечка не напишу.

– Почему? – спросил Громила.

Папа скрежетнул зубами, да так, что все услышали. Но ответил спокойно:

– Наверно, вы не уловили суть моих объяснений. Я против того, чтобы мной помыкали. И я занят работой над новой книгой.

Услышав про новую книгу, Говард с Катастрофой хором застонали.

Папа холодно посмотрел на них.

– А как иначе я заработаю всем вам на хлеб и ореховое масло? – поинтересовался он.

– Когда у тебя в работе новая книга, ты нас не замечаешь и чуть что – на шум ругаешься, – проворчал Говард.

– И ворчишь, и спишь наяву, и забываешь купить поесть, – присоединилась Катастрофа.

– Значит, привыкайте! – рявкнул папа. – А заодно привыкайте и к Громиле, потому что я намерен написать эту книгу, сколько бы он мне ни мешал.

И папа смерил Громилу вызывающим взглядом. В ответ Громила протопал к стулу, на котором сидел в первый раз, и опять уселся, плотно и основательно. Он вытянул длиннющие ноги, обутые в массивные ботинки, и мгновенно заполнил собой всю кухню. Затем вытащил нож и принялся чистить ногти, будто со вчерашнего дня не сходил с места.

– Располагайтесь как дома, – любезно сказал ему папа. – С годами мы, наверно, к вам привыкнем. – Тут его осенило, и он спросил Фифи: – Как вы думаете, за постоянно проживающего Громилу можно скостить налоги?

– Н-не знаю… – беспомощно выдавила Фифи. Она попятилась в прихожую и поманила за собой Говарда. За ними увязалась и любопытная Катастрофа – затаилась подслушивать в гостиной, но была обнаружена.

– Это ужасно, – прошептала не на шутку расстроенная Фифи. – А все я виновата. Когда ваш папа поручил мне доставить тот текст в Городской совет, я совсем закрутилась с делами и попросила Мейзи Поттер отнести его. Она как раз туда шла.

– Тогда надо ловить Мейзи Поттер, – решительно сказал Говард, – а не то Громила у нас тут корни пустит.

– Может, мисс Поттер украла слова? – предположила Катастрофа, автоматически включая телевизор – она всегда так делала, стоило ей войти в гостиную. Но когда экран засветился, Катастрофа отскочила и рекордно громко заверещала: – Ой-ой, гляньте-ка!

Говард и Фифи оглянулись. Вместо обычного изображения на темном экране белели четыре слова:

АРЧЕР СМОТРИТ НА ВАС

Как будто Арчер страховал своего Громилу. Фифи виновато пискнула и кинулась в прихожую, где замерла в неловкой позе над грудой барабанов и стала звонить в Политехнический – шепотом, чтобы папа не услышал. Но колледж уже закрылся на ночь. Тогда Фифи попыталась дозвониться мисс Поттер домой, но та не брала трубку.

Фифи весь вечер бегала в прихожую и тайком названивала мисс Поттер, но тщетно – та все не подходила к телефону. Тем временем Катастрофа возилась с телевизором: то включала и выключала его, то пробегала по программам, но на всех каналах экран упорно показывал одну и ту же надпись: «АРЧЕР СМОТРИТ НА ВАС».

В кухне папа, сложив на груди руки, упорно сверлил взглядом Громилу. А Громила чистил ногти ножом и целиком заполнял собой тесное помещение.

Вскоре вернулась домой мама, на этот раз не усталая. Она возникла на пороге с кипой нот и сразу же спросила:

– А где Катастрофа? Телевизора не слышно. Кто так пыхтит? Ах это ты, Квентин.

Тут ее внимание привлек скрежет ножа по ногтям. Она обернулась и оглядела весь необъятный простор Громилиной фигуры, от протяженных ног до небольшой физиономии в вышине под потолком.

– Почему вы вернулись? – поинтересовалась она.

Громила ухмыльнулся.

– Он тут корни пустил. Знаешь, вроде плесени! – съязвил папа. – Домовой грибок!

– Тогда пусть приносит пользу, а не сидит просто так, – мгновенно постановила мама и посмотрела на Громилу добрыми, но строгими – не ослушаешься! – глазами, а это действовало на него безотказно. – Отнесите эти ноты наверх, положите на площадке и возвращайтесь, поможете с ужином. Кстати, а на фортепиано вы не играете?

Громила честно помотал головой. Он искренне огорчился, что не играет на фортепиано.

– Вот жалость-то! – сказала мама. – Каждый должен владеть каким-нибудь музыкальным инструментом. Я хотела, чтобы вы позанимались музыкой с Катастрофой. Говард, а ты почему не занимаешься скрипкой? Ну-ка, живо оба за дело!

Говард и Громила вскочили разом, а папа заметил:

– Ты забыла распорядиться насчет меня. Не спросила, почему я бездельничаю.

– С тобой мне и так все понятно, – ответила мама. – Ты по-прежнему упираешься насчет двух тысяч слов. А упереться надо было тринадцать лет назад. Говард, пошевеливайся!

Говард мрачно пошел искать скрипку. Вот почему он не любил, когда мама приходила с работы не усталая. При маме они с Катастрофой обязаны были заниматься музыкой. Папа, тот по благодушию частенько позволял им отлынивать.

Говард пошарил в чулане под лестницей (скрипка вполне могла завалиться туда) и обнаружил, что за спиной у него с несчастным видом топчется громадная туша.

– Готовить не мастак, – сознался Громила.

– Ничего, мама будет руководить, – бессердечно откликнулся Говард. – Она сегодня пришла в хорошем настроении.

– Это – хорошее?! – вытаращился Громила. Говард кивнул:

– Это – хорошее.

«Кажется, его манера разговаривать заразна», – подумал Говард. Он извлек скрипичный футляр из-под кучи резиновых сапог и понес его в свою комнату на втором этаже, немного воспрянув духом. У него появилась надежда, что, пообщавшись часик-другой с мамой в ее «хорошем» настроении, Громила захочет унести отсюда ноги.

На скрипке Говард играл скверно. Зато он отлично навострился отбывать скрипичную повинность. Завел будильник на двадцать минут, пять из них потратил на обстоятельную настройку инструмента, затем положил скрипку на плечо и отключил голову. Смычок под рукой Говарда сновал туда-сюда, ныл и выл, а сам Говард тем временем проектировал совершенно новый и невиданный космический фрегат – оснащенный революционным фотонным двигателем, чтобы легко прокладывал путь сквозь астероиды и метеоритные потоки.

Космический корабль придумался что-то очень быстро, поэтому оставшееся время Говард, продолжая пилить, смотрелся в зеркало и воображал себя пилотом нового корабля.

На рост Говард пожаловаться никак не мог, но ох уж эта круглая мальчишеская физиономия! Правда, благодаря скрипке у Говарда набегали один-два лишних подбородка, очень даже мужественных, но у папы их еще больше и они солиднее. И Говарду нравилась длинная темная челка, которую он себе недавно отрастил, – из-под нее взгляд получался что надо. Таким решительным взглядом хорошо обводить всякие там дисплеи, датчики и рычажки или, сурово нахмурив брови, отважно всматриваться в далекие светила, ждущие своего первооткрывателя.

Прошло минут десять, и у Говарда появилась возможность прерваться, потому что мама засадила Катастрофу за пианино, а Говард по опыту знал, что сейчас поднимется адский крик – скрипку со второго этажа попросту не будет слышно. Крик поднялся, да еще какой, и, прислушиваясь к нему, Говард время от времени вжикал смычком по струнам. Вот и получится, что он почестному, без дураков, отыграет все положенное время. Шум обнадеживал, и Говард приободрился. Громила-то беззащитен перед воплями Катастрофы, уж наверняка он долго не выдержит!

Наконец вопли Катастрофы перешли в разобиженные рыдания и подвывания. Говард повозил смычком еще полминуты, тут зазвонил будильник, и Говард с чистой совестью спустился вниз. Фифи в прихожей продолжала названивать мисс Поттер. Папа по-прежнему сидел в кухне как воплощение упрямства и непреклонности. Катастрофа валялась на полу в гостиной и рыдала:

– Не хочу заниматься! Не буду заниматься! Телевизор хочу! Пусть починится! Вот умру, так пожалеете!

А Громила, который никуда не унес ноги, топтался у раковины и прилежно чистил картошку, взмокнув от усердия. Кожуры он срезал столько, что картошины получались размером с виноградины.

– Прекрасно, молодец! – добрым голосом похвалила его мама.

– Ага, осталось счистить мякоть с кожуры, и как раз наберется на ужин! – съязвил Говард.

Громила воззрился на него в недоумении.

– Не перегружай его, Говард, он и без того туго соображает, – вмешался папа.

– Телевизор хочу! – не унималась Катастрофа. «Удивительно, – подумал Говард по дороге в прихожую. – Мама так ловко вертит Громилой, а вот с Катастрофой управиться не может».

– Ну как? – поинтересовался он у Фифи, которая только что повесила трубку.

– Да никак! – в отчаянии ответила Фифи. – Придется подкараулить ее завтра после лекции. Ой, Говард, как же я проштрафилась!

– Может, она забыла, что ты ее попросила? – предположил Говард.

– Кто – Мейзи Поттер забыла? Она никогда ничего не забывает, – ответила Фифи. – Потому-то я к ней и обратилась. Говард, я боюсь, как бы Громила не пырнул твоего папу ножом.

– При маме он не посмеет, – успокоил ее Говард. – Да и вообще папа вроде бы Громилу не боится, просто разозлился на него, и все.

Когда подошло время ужина, Катастрофа успела дорыдаться до того, что ей стало худо. А когда она вгоняла себя в такое состояние, ее частенько тошнило. Вот и теперь из-под стола в столовой, куда заползла Катастрофа, раздавались подозрительные звуки. Впрочем, сама Катастрофа тоже рассчитывала испортить всем аппетит любой ценой.

– Катастрофа, перестань! Говард, уйми ее! – потребовали родители.

Говард опустился на четвереньки и заглянул под стол. Личико у Катастрофы было злющее и опухшее.

– А ну, хватит! – сказал он. – Если перестанешь реветь, отдам тебе мои цветные карандаши.

– Больно они мне нужны! – прохлюпала Катастрофа. – Я, может, хочу, чтобы меня вырвало, да поужаснее.

Стол над ними приподняло и перекосило. Это в убежище Катастрофы всунулся Громила, – правда, поместились только его голова и плечи. Со скатерти, звеня, поехали стаканы и приборы – Фифи едва успевала ловить их на лету.

– Спорим, не вырвет? – спросил Громила. – Валяй. Интересно глянуть.

Катастрофа насупилась.

– А хочешь, я? – предложил Громила. – Спорим, выиграю. Давай на раз-два-три!

На опухшей мордочке Катастрофы проступил интерес. Но она сердито дернула плечом. Громила поднял над столом голову.

– Нам в ванную можно? Посоревноваться. Громилина голова над краем стола выглядела так, будто ее подали на блюде. Папа зажмурился.

– Поступайте как заблагорассудится. Небо, за что мне все это!

– Пошли, – позвал Громила.

Катастрофа тотчас охотно вылезла из укрытия. – Так и знайте: я выиграю! – объявила она и скрылась в ванной.

Через пять минут оба вернулись: Катастрофа – торжествующая, а Громила – весь зеленый.

– Кто выиграл? – спросил Говард.

– Она, – жалобно протянул Громила.

Он как-то попритих и вроде бы потерял аппетит. Катастрофа, наоборот, оживилась и готова была умять целую порцию.

Говард в изнеможении рухнул на стул. Если даже Катастрофа в самых катастрофических своих проявлениях не сумела выжить отсюда Громилу, на кого еще надеяться?

Между тем Громила с превеликим трудом впихнул в себя микроскопическую порцию ужина, изо всех сил соблюдая хорошие манеры. Он даже старательно завел ноги за ножки стула, чтобы стол не дыбился. Мало того, мама явно прониклась к Громиле искренней благодарностью за то, что он сумел успокоить Катастрофу. Кажется, она начала воспринимать Громилу как настоящего гостя и задумалась, куда его положить на ночлег.

– Жаль, у нас нет свободной комнаты, – озадаченно сказала она. – Вернее, есть, но ее занимает Фифи.

Эта фраза до глубины души задела не только Говарда и саму Фифи, но и папу.

– Пусть зарубит себе на носу, – отчеканил папа. – Если он вознамерился ночевать – это его головная боль. Пусть хоть на полу в кухне спит, мне все равно!

– Квентин! Ну почему ты такой черствый! – воскликнула мама.

Говард поспешно смылся с поля боя и забаррикадировался у себя. Он уже чуял, к чему идет дело: мама запустит Громилу к нему в комнату, а его, Говарда, законного хозяина, выдворит к Катастрофе. А на такую жертву Говард был не согласен – уж точно не ради Громилы. Но, подпирая дверную ручку стулом, Говард с изумлением ощутил, как в нем закопошилась совесть. Ведь именно Громила, не кто-нибудь, помог ему отыскать мистера Маунтджоя и заставил того ответить на вопросы Говарда. Громила словно хотел понравиться Говарду.

«Но я не хочу, чтобы он мне нравился… ну не настолько!» – сказал себе Говард и вогнал стул под дверную ручку понадежнее. Чтобы отвлечься от Громилы, он спроектировал перед сном еще несколько космических кораблей.

А утром, когда Говард вышел к завтраку, оказалось, что вопрос с ночлегом решился сам собой.

Громила сложился пополам на диванчике в гостиной и натянул на себя все одеяла, какие содрал с груды ударных. Он действительно пустил в доме корни. Вы только поглядите: передвинул диван, чтобы с удобством смотреть телевизор за завтраком! Сейчас он, ухмыляясь, блаженствовал с чашкой чаю.

Однако стоило Говарду переступить порог, как изображение на экране замигало и пропало, а вместо него высветилось вчерашнее «АРЧЕР СМОТРИТ НА ВАС». Громила протянул длинную руку и выключил телевизор.

– Вот так все время, – обиженно буркнул он. – Кто из вас на порог – он опять того-этого.

– Может, Арчер вам не доверяет? – предположил Говард.

– Я что? Я стараюсь, – возразил Громила. – Буду тут, пока папаша твой не напишет слова.

– Вы неправильно подходите к делу, – растолковал ему Говард. – Уж я папу знаю. Если вы будете маячить у него перед носом, мешать и мельтешить, вы только больше его разозлите. Надо действовать иначе. Прикиньтесь славным и милым и скажите: «Ну неважно, не имеет значения».

Тогда папу замучает совесть, и он быстренько накропает слова – вы и оглянуться не успеете.

– Не, мне надо по-своему! – уперся Громила. – Как хотите. Если вы застрянете тут до следующего Рождества, имейте в виду, я ни при чем! – предупредил Говард.

В ответ Громила довольно хмыкнул: идея явно пришлась ему по вкусу. Говард разозлился.

По дороге в школу он заметил надпись «Арчер» на асфальте – рядом с «классиками» Катастрофы и тоже мелом. На стене углового магазина белела меловая надпись «Арчер», а когда Говард добрался до школы, эта надпись бросилась ему в глаза со стены школьной лаборатории – ее напшикали краской из баллончика для граффити.

На собрании перед уроками из-за этой надписи все получили нудный нагоняй насчет безобразия и вандализма.

«Это папино дело, а не мое!» – опять рассердился Говард, но на литературе благополучно отвлекся, погрузившись в упоительно подробный чертеж своего нового космического корабля. Как же этот чертеж успокаивал нервы!

После уроков на школьном дворе Говарда поджидала Фифи, встревоженно махая рукой. Получилось даже хуже, чем вчера с Громилой: все дружки Говарда ржали, прыскали и хватались за сердце – мол, у него с Фифи роман. Говард, едва волоча ноги, поплелся к Фифи, но тут она сама не вытерпела и помчалась ему навстречу.

– Что еще стряслось? – выдохнул Говард.

– Ты бы не радовался мне так откровенно, а то вдруг кто заметит! – поддела его Фифи. – Стряслось то, что Мейзи Поттер не показывается. Она не явилась сегодня в колледж, а это на нее совсем не похоже. Пойдем проверим, дома ли она. Да-да, ты идешь со мной!

– По-твоему, она заболела?

– Мне кажется, она меня нарочно избегает, – мрачно ответила Фифи. – Не забывай, вчера она видела Громилу и наверняка напугалась. Все это ужасно подозрительно.

Фифи схватила Говарда за руку, и его дружки снова зафыркали и захихикали.

– Будь душкой, Говард, сходи со мной, а? Я боюсь идти к ней и один на один заводить разговор про воровство.

– Ладно, пошли, – поспешно согласился Говард.

В спину им еще какое-то время летели смешки и ржание.

Отойдя чуть подальше от школы и убедившись, что их никто не слышит, Фифи взволнованно поведала:

– Громила все еще у нас. Сидит и ухмыляется, и папа твой сидит – решил его пересидеть, не иначе. За новую книгу Квентин даже не принимался. А я все думаю про тот нож, ну, который у Громилы.

Говард тяжело вздохнул. Он-то надеялся, что Громиле надоест сидеть и выжидать.

Фифи обернула шею шарфом и лихо закинула конец за спину.

– Честное слово, Говард, я уже думаю, не пора ли пойти в полицию. Твой папа ни за что туда не обратится, но кто-то же должен.

– А что, если мы заявим в полицию, а получится только хуже? – нерешительно произнес Говард. – Закон и порядок окучивает Диллиан.

– Диллиан? Кто это? – не поняла Фифи.

– Брат Арчера, – ответил Говард. – Мистер Маунтджой сказал, их семеро братьев и они прибрали к рукам весь го…

Его прервал до боли в ушах знакомый пронзительный вопль, а также топот. За Говардом и Фифи неслась Катастрофа – углядела их из своего школьного двора.

– Куда это вы без меня? – требовательно спросила она, нагнав брата и Фифи. – Между прочим, вы обязаны за мной присматривать!

Фифи вздохнула.

– Мы к мисс Поттер, забрать слова, а идти туда довольно далеко, – предупредила она.

– Я с вами! – объявила Катастрофа, как они и опасались.

– Тогда веди себя хорошо, – велел Говард.

– Как захочу, так и поведу! – отрезала Катастрофа.

Но она боялась, как бы ее не отослали домой, поэтому постаралась не сердить старших и вприпрыжку побежала рядом с ними, ведя себя, в общем-то, безупречно. Разве что скорчила рожицу двум девочкам на той стороне улицы.

– А нашу школу вчера исписали, – сообщила она немного погодя. – Арчер, Арчер, Арчер – все стенки размалевали!

– И нашу, – кивнул Говард.

– Тогда пошли поищем Арчера, – бойко предложила Катастрофа. – Хочешь – напусти на него меня, я разрешаю.

– Нет-нет, – испугалась Фифи, – вдруг он хуже Громилы?

Это слегка остудило боевой пыл Катастрофы. Теперь она шагала рядом с ними молча – и молчала всю дорогу мимо Политехнического колледжа, через торговый центр и вверх на Шотвикский холм.

– Куда мы идем? Далеко еще? – проныла она наконец.

– Я тебя предупреждала, путь неблизкий, – сказала Фифи. – Мейзи Поттер живет на Вершинах, на Дубовой улице.

– У-у, далеко, высоко и место пижонское, – проскулила Катастрофа. – И чего я с вами потащилась?

Дорога все время забирала в горку. До Дубовой улицы было еще довольно далеко, а Катастрофа уже запыхалась, хныкала вовсю и напоказ волочила ноги. «Какие мерзкие тут дома, бе-е-е», – твердила она, хотя дома были все как на подбор красивые и опрятные. В большинстве своем они скорее смахивали на замки из красного кирпича, и чем дальше, тем выше и просторнее становились. Дома-замки были пышно обсажены садами и живыми изгородями. Так что путники очень удивились, когда Дубовая улица оказалась улочкой сплошь из крошечных домиков.

Завидев в садике у мисс Поттер самых что ни на есть настоящих садовых гномов, Катастрофа оживилась.

– Я так и знала, что у Мейзи без гномов не обойдется! – пренебрежительно воскликнула Фифи и позвонила в звонок у витражной двери.

Мисс Поттер открыла им с полотенечным тюрбаном на голове. Очки болтались у нее на цепочке, и она поспешно водрузила их на нос, чтобы как следует разглядеть гостей. На миг лицо ее выразило смятение, но мисс Поттер тотчас надела на него вымученную улыбочку.

– Какой сюрприз! – выдавила она.

– Здравствуйте, я насчет той рукописи, которую вы обещали занести в Городской совет… – начала Фифи.

– И что? – слишком поспешно перебила ее мисс Поттер.

– Она срочно нужна моему отцу! – закончил за Фифи Говард.

Мисс Поттер глянула на Говарда и попятилась, отчего он тотчас ощутил себя Громилой.

– Да, но я… – проблеяла она и попыталась захлопнуть перед незваными гостями входную дверь.

И непременно захлопнула бы, если бы не Катастрофа. Той не терпелось поглядеть дом изнутри, и чем-чем, а избытком застенчивости она не страдала. Катастрофа прошмыгнула под костлявым локтем мисс Поттер в прихожую. Чтобы не запирать девчонку в доме, мисс Поттер вынуждена была распахнуть дверь. Но дверную ручку она не выпустила – так и стояла, сердито глядя то на Катастрофу, то на Говарда, то на Фифи.

– Почему бы вам всем не зайти? – с ледяной вежливостью пригласила она.

В жилище мисс Поттер оказалось темновато и тесновато, уныло попахивало сыростью, и по всему дому громко тикало множество часов. Катастрофа довольно усмехнулась: она отчасти удовлетворила свое ненасытное любопытство. Опережая гостей, мисс Поттер торопливо просеменила в чистенькую тесную гостиную и убрала с чистенького столика две книжки и аккуратненький блокнотик.

– Простите, пожалуйста, что принимаю вас в таком развале, – сказала она. – Я весь день была занята работой и не ждала гостей. Фифи, я так нервничаю насчет этого доклада, который мне задал мистер Сайкс! Совершенно не в силах думать ни о чем другом.

– А вы все-таки подумайте о той рукописи, – напомнила Фифи. – Она все еще у вас?

– Хотите чаю с печеньем? – с наигранной улыбочкой спросила мисс Поттер.

– Да! Хочу! – запрыгала Катастрофа.

Но Говард и Фифи гнули свою линию.

– Нет, спасибо, – хором отозвались они, а Фифи прибавила: – Мейзи, нам нужна рукопись.

Катастрофа сердито заворчала и насупилась. Мисс Поттер растерянно приложила ладонь ко лбу под съезжавшим на него полотенцем.

– Так-так-так, рукопись… Минуточку, дайте вспомнить, где же она у меня…

Катастрофа, которую лишили чая с печеньем, разозлилась и громко пробурчала:

– Да она же прикидывается! Украла – и все тут.

– Ничего подобного! – вознегодовала мисс Поттер. – Просто я… ах, все-то вам скажи… одним словом, я дала ее кое-кому почитать.

– Зачем?! – ахнула Фифи. – Ведь вы знали, что мистер Сайкс…

– Я вполне могу ее забрать, – поспешно ответила мисс Поттер. – Моя приятельница – а рукопись у нее – живет тут по соседству. Она всего лишь хотела заглянуть одним глазком. – Мисс Поттер явно приободрилась и клятвенно заверила Фифи: – Вот завтра заберу и отдам, честное слово, отдам.

«Кажется, она чем дальше, тем больше нервничает», – подметил Говард. Фифи явно была того же мнения, потому что строго сказала:

– Нет, Мейзи, завтра не годится. Скажите, где живет ваша приятельница, и мы все вместе сходим туда прямо сейчас.

– Это невозможно! – в ужасе вскричала мисс Поттер. – Она не выносит чужих! И вас совсем не знает! И… и… терпеть не может детей! Честное слово, я сама к ней схожу сегодня же вечером, только без вас.

Фифи заметно рассердилась, а Говард поймал себя на том, что не верит ни единому слову мисс Поттер. Он очень кстати вспомнил Громилу и его приемчики и заявил:

– Мы отсюда не уйдем, пока не получим рукопись. Она нужна папе. Это его собственность.

Мисс Поттер опять рассыпалась в оправданиях: – Но не могу же я беспокоить приятельницу вот так, ни с того ни с сего, в середине дня! И одета я не на выход, вы же видите, я не могу пойти в таком виде!

– Ничего, мы подождем, пока вы переоденетесь, – твердо пообещала Фифи.

– О! У меня же волосы мокрые! – радостно ухватилась за спасительную отговорку мисс Поттер.

– Наденьте шляпку! – отрезала Катастрофа и добавила: – Ух, как она отвирается, а?

Мисс Поттер в изнеможении выдохнула и сердито затрясла головой в полотенечном тюрбане.

– Прекрасно! – отчеканила она. – Мы идем к моей приятельнице все вместе. Но сначала я все-таки переоденусь, а иначе я никуда не пойду!

Она развернулась и промаршировала вон из чистенькой гостиной. Говард поспешно пихнул Катастрофу в бок и подмигнул ей – мол, валяй, веди себя как можно катастрофичнее. Как он и ожидал, упрашивать и настаивать не пришлось.

Катастрофа была в полной боевой готовности. Она зловеще хихикнула и поскакала за мисс Поттер. Говард услышал, как Катастрофа топает на втором этаже и громко требует:

– Ой, а пустите меня в спальню! Обожаю смотреть чужие спальни!

Фифи вздохнула:

– Ох, Говард, Мейзи никогда мне этого не простит!

Чтобы убаюкать свою совесть, Говард сказал себе: «Ничего, поделом ей. Нечего было красть папину рукопись да еще плести тут всякое про своих приятельниц».

А вслух он произнес:

– Быстрее, обыщем комнату! Зуб даю, рукопись где-то тут!

Они с Фифи бесшумно и проворно принялись рыскать по гостиной. Они заглядывали во все углы, выдвигали ящики шкафов и комодов, вытряхнули на пол мусорную корзинку (она оказалась пуста), а под конец поочередно приподняли все часы и перевернули все вазы. Ничего! Похоже, мисс Поттер старые письма и те не хранила. Говард с Фифи на цыпочках наведались в кухню (больше на первом этаже комнат не было) и обыскали там каждый уголок. Фифи заглянула в духовку и холодильник, а Говард тем временем изучил содержимое помойного ведра, но там нашлось только два пластиковых пакета да капустная кочерыжка. И снова никаких следов рукописи!

Все это время было слышно, как наверху ходят туда-сюда и Катастрофа назойливо спрашивает:

«А зачем вам столько косметики? Вы от нее все равно красивее не станете» или «Ничего себе, взрослая тетя, а спит с плюшевым мишкой!». Фифи прислушивалась и похихикивала.

Говард подумал, что мисс Поттер наверняка запрятала рукопись где-то наверху, может даже в этом самом плюшевом мишке с ночной рубашкой. Хоть бы Катастрофа сообразила проверить!

Но тут Катастрофа нарочито громко воскликнула: «Ух, как вы быстро переоделись! А-а-а, вам не нравится, когда на вас смотрят маленькие девочки?» Значит, мисс Поттер вот-вот спустится! Говард схватил Фифи за локоть и потащил обратно в гостиную. Фифи все еще хихикала.

Мисс Поттер в аккуратненьком платьице с плиссированной юбкой быстро спустилась по лестнице, совершенно разъяренная, и губы сжаты в нитку.

– Фифи, вы бы научили этого ребенка вести себя! – сказала она. – И будьте так любезны, подождите снаружи, пока я поищу ключи.

Катастрофа, спускавшаяся следом, перевесилась через перила и осклабилась не хуже Громилы, а потом сообщила громким шепотом и ужасно гордо:

– Это она позвонить хочет! У нее наверху тоже есть телефон!

Мисс Поттер едва не испепелила Катастрофу взглядом, театрально всплеснула ручками и воскликнула:

– Ах, какая я рассеянная! Ключи-то у меня здесь. Ну что, идем?

Пока мисс Поттер долго и обстоятельно запирала замок, звеня ключами, Говард соображал: правду она говорит про приятельницу или просто хочет спровадить их побыстрее? Так или иначе, а ничего не оставалось делать, кроме как идти за мисс Поттер в горку на Вершинную улицу.