Текст книги "Неприступная красавица"

– Надеюсь, моя дочь не доставила вам неудобства? – Леди Баллимер неодобрительно поджала губы.

Что с ней происходит, недоумевал Дерек. Он постарался улыбнуться как можно более убедительно.

– Абсолютно никакого. – В его намерения входило уверить миссис Баллимер, что ей не о чем беспокоиться, но он не мог удержаться, чтобы не добавить:

– Неудобство испытывала моя лошадь. Что до меня, мне показалось, что сидеть вдвоем в одном седле все же тесновато.

Леди Баллимер явно не понравилась картина, которую нарисовал Дерек. Ее губы сжались еще больше.

– Тесновато? Понятно. Но я полагаю, что можно было бы избежать тесноты, если бы вы шли рядом и вели лошадь под уздцы.

– Разумеется, – согласился Дерек. – Лошади так было бы легче. Но я не получил бы такого удовольствия.

Джон Эллсуорт приглушенно хохотнул, а все три дочери лорда Графтона прыснули. Однако герцогу и герцогине замечание Дерека не показалось смешным, а леди Баллимер и подавно.

Ледяное спокойствие Синтии, казалось, было не нарушено, но Дерек остро ощущал ее присутствие. Он скорее почувствовал, чем увидел, в какое смятение ее привело его замечание. Однако она немедленно вмешалась в ход разговора, с безмятежным видом выступив вперед и сказав скучающим тоном:

– Лошадь была очень большая, мама, а до дома оставалось совсем немного. Полагаю, мистер Уиттакер просто шутит.

– Неужели? – бесстрастно отозвалась леди Баллимер. – Очень смешно.

Глава 5

Она чувствовала на себе его взгляд. Каждый раз когда общий разговор на минуту умолкал, он смотрел на нее, словно пытаясь силой воли вынудить ее обратить на него внимание.

Она упорно сопротивлялась его взгляду, и это мешало ей собраться с мыслями. Если бы он наконец отвел от нее глаза, чтобы ей удалось взглянуть на него украдкой! Но она не посмеет этого сделать. Не должна. Дерек Уиттакер не для нее.

Все, ее, силы ушли на то, чтобы избежать горящих глаз Дерека. За обедом она почти ничего не ела. Она не слышала непринужденного светского разговора за столом. Когда кто-либо задавал ей вопрос, она всякий раз отвечала невпопад.

К тому времени, как убрали со стола, ее голова раскалывалась от усилий вести себя безупречно. Внешне она была само спокойствие и невозмутимость, но ее нервы напряглись до предела.

Мало того, она остро чувствовала на себе осуждающий взгляд матери, зорко следившей за ней. У Синтии было такое чувство, что она попала в ловушку. С Дереком она вроде бы справилась, но надо было внести ясность в отношения с матерью. Причем чем скорее, тем лучше. Когда леди вышли из-за стола, Синтия нарочно пошла рядом с ней, собрав все силы для неприятного разговора.

Ждать долго ей не пришлось. Леди Баллимер тут же взяла дочь под руку и склонилась к ней, чтобы никто их не услышал.

– Ты не сказала мне, что ехала в одном седле с мистером Уиттакером.

Синтия пренебрежительно пожала плечами:

– Разве? Наверно, мне показалось, что это не так уж важно.

– А мне кажется это важным. – Тон леди Баллимер был довольно резким. – Ты же не дочь какого-нибудь кузнеца.

Почему тебя не сопровождал грум или лакей?

– Мы не у себя дома, мама. Мы в гостях. Я посчитала крайне эгоистичным отвлечь кого-либо из слуг от их обязанностей только для того, чтобы они выполнили мой каприз.

– В таком случае ты должна была попросить мистера Эллсуорта сопровождать тебя. Он тоже гость и ничем особенным не занят. Я уверена, что он с радостью согласился бы услужить тебе.

– Мне не пришло в голову обратиться к нему. – Это было правдой.

В отчаянии леди Баллимер тяжело вздохнула.

– Синтия, когда ты научишься советоваться со мной, прежде чем что-либо делать? Ведь существует так мало ситуаций, когда леди может, не нарушая при этом приличий, оставаться наедине с джентльменом! Если бы ты попросила мистера Эллсуорта прокатиться с тобой верхом, ты могла бы продолжить свое знакомство с ним без помощи бедняжки Ханны, которая повсюду таскается за тобой, словно собачонка.

Синтия рассердилась, но не показала виду. Она не любила, когда ее мать говорила пренебрежительно о ее единственной подруге. У Синтии было много поклонников, а подруг, как она давно поняла, не так-то легко приобрести.

– Мама, прошу тебя не забывать, что своим присутствием в Оулдем-Парке мы обязаны приглашению Ханны.

– Я этого не забыла, – оборвала Синтию мать. – Просто, к сожалению, леди Ханна слишком часто требует твоего внимания, которое ты могла бы уделять кое-кому другому. – Последние слова были произнесены леди Баллимер многозначительным шепотом. – Я всего-навсего хочу указать тебе на то, что ты сегодня прозевала отличную возможность.

– Да, мама, – без всякого энтузиазма ответила Синтия. – Я постараюсь исправиться.

Леди Баллимер была смягчена покорностью дочери. Она похлопала Синтию по руке и сказала более дружелюбным тоном:

– Полагаю, тебе просто захотелось прокатиться в одиночку. Ты всегда это любила, моя дорогая.

Эта тема была более безопасной, и Синтия с готовностью ее подхватила.

– Я обожаю одиночество.

– Кажется, мы с твоим отцом слишком тебя избаловали, – вздохнула леди Баллимер с явным сожалением. – Нам следовало внушить тебе, что леди не годится скакать верхом по полям без сопровождения. Это опасно.

Синтия не удержалась от смеха.

– Опасно? Да я отлично держусь в седле. Папа видел меня.

Леди Баллимер снова раздраженно нахмурилась:

– Я не сомневаюсь в том, что ты искусная наездница, Синтия. Но позволь мне подвергнуть сомнению твое благоразумие.

Вряд ли это добавило бы тебе уважения в глазах общества, если бы тебя увидели верхом на одной лошади с джентльменом. Не могу себе даже представить, почему ты на это согласилась. – Она поправила шаль на плечах, раздраженно дернув при этом за бахрому. – И уж, конечно, это не говорит в пользу мистера Уиттакера, – добавила она ехидно. – Посадить тебя впереди себя, словно ты самая что ни на есть вульгарная девица. Да он просто плохо воспитан, вот что я скажу! Обойтись с тобой так фамильярно! Мне кажется, что он легкомысленный молодой человек и ведет себя непочтительно. Ему следовало посадить тебя на лошадь, а самому идти рядом. Ты должна была настоять на этом, моя дорогая.

Синтия уже была по-настоящему раздражена, но постаралась ответить спокойно:

– Мама, ты несправедлива. Вспомни, что он проделал утомительный путь из Лондона. Как я могла просить его идти пешком?

Тут они подошли к гостиной, и разговор пришлось прервать. Синтия была этому рада. В гостиной она села на диван рядом с Ханной. Какое счастье быть рядом с подругой и ни о чем не думать!

Ханна застенчиво улыбнулась Синтии.

– Какая ты красивая, – восхитилась она. Полное отсутствие зависти было одной из самых привлекательных черт в характере Ханны и, как подозревала Синтия, единственной причиной, делавшей возможной их дружбу. – Это чудесное платье тебе сшили в Лондоне?

– Нет. Оно ирландское. – Синтия разгладила на коленях складки блестящей тафты. – Но я ни за что в жизни ни одной душе в этом не призналась бы, – поддразнила она подругу.

Ханна лукаво улыбнулась:

– Я твоего секрета не выдам. Какой прелестный цвет!

Если бы я могла носить такой!

Ханна, как и полагалось девятнадцатилетней девушке, была одета в скромный, но элегантный индийский муслин.

Она была права – белое платье шло ей больше: в нежно-розовом наряде ее и без того розовые щеки казались бы красными.

– Тебе очень идет твое платье, – заявила Синтия, не желая огорчать подругу.

– Благодарю. Я в нем выгляжу толстой, как раскормленный голубь. Но с этим ничего не поделаешь.

Синтия не нашлась что ответить. Ханна действительно была маленького роста и полноватой.

Но тут к девушкам подошла леди Баллимер и села на стул напротив, хитро улыбаясь. Она вмешалась в разговор, прежде чем Синтия попыталась разубедить Ханну.

– Леди Ханна, я вся в нетерпении. Хотелось бы узнать ваше мнение о мистере Уиттакере. Вы ведь уже давно его знаете, не так ли? Очень красивый молодой человек. Во всяком случае, таково мое мнение.

Синтия почувствовала, что снова начинает злиться, но Простодушная Ханна не заметила ничего подозрительного в словах леди Баллимер.

– Мистер Уиттакер действительно очень привлекателен, – невинно согласилась она. – Их с леди Малком часто принимают за близнецов. И я считаю, что моя тетя Натали тоже очень хорошенькая.

– Мистер Уиттакер не только красив, но он, кажется, воспитанный и приятный молодой человек.

– О, это слишком мало сказано! – Ханна внезапно оживилась. – Он добрейший человек. Знаете, я всегда ужасно боялась лошадей. Глупо, не правда ли? А он в прошлом году научил меня ездить верхом. Я не очень способная ученица, но до него никто даже не пытался учить меня. А он был таким терпеливым и никогда надо мной не подсмеивался. Я так ему благодарна!

– Вот как! Красивый и добрый. Я думаю, он будет идеальным мужем для какой-нибудь счастливицы. – Леди Баллимер бросила лукавый взгляд на Синтию, как бы приглашая посмеяться над своей шуткой. – Интересно, почему он из всех выделил именно вас, Ханна, дорогая? В чем причина?

Ханна опешила:

– Нельзя сказать, что он меня выделил.

Леди Баллимер снисходительно усмехнулась.

– А разве он учил ездить верхом и других юных леди?

Нет? – Она сделала вид, что раздумывает, а потом покачала головой. – Что ж, полагаю, что вы сочтете мою точку зрения слишком дерзкой, поэтому я не стану больше говорить на эту тему.

Поднявшись со стула, она направилась к сидевшим у камина леди Малком и герцогине, так что не видела, как смутилась и покраснела Ханна.

– Мне никогда это даже не приходило в голову, – растерянно пробормотала она.

– Ты слишком скромная, – тихо сказала Синтия. Но у нее защемило сердце. Неужели она ревнует? Но она не станет сейчас об этом думать. Сейчас ей надо сосредоточиться на расстроенном лице Ханны. Она должна помочь Ханне, которая, видимо, считает себя дурнушкой. – Разве это так невероятно, что мужчина может тобой восхищаться?

Ханна вздохнула.

– Восхищаться мной? – Ханна начала нервно теребить и мять складки своей муслиновой юбки. – Чтобы Дерек Уиттакер восхищался мной? – Она отчаянно потрясла головой. – Все было по-другому. Я не могу этого объяснить, но все было совсем не так.

Синтия внимательно наблюдала за подругой.

– Кажется, тебе не нравится моя мысль?

– Не нравится!

– Почему?

На минуту Ханна задумалась, очевидно, подбирая слова. Наконец она заговорила.

– Потому что я не знала бы, что с этим делать, – сказала она и невесело рассмеялась. – Подумай только, как это было бы неловко. Знаешь, мной никогда никто не восхищался. В том смысле, как ты сказала. А если бы мной восхищался такой джентльмен, как мистер Уиттакер, который пользуется невероятным успехом у дам, по которому многие вздыхают… – Ханна прикусила губу и опять покраснела. – Ах, ЭТО просто противоречит здравому смыслу! Мной никогда не заинтересуется такой человек, как он! Ты бы видела, как на него смотрят женщины! Кроме того, он же член семьи.

Он брат тети Натали. Что-то в этом есть… я не… не правильное, что ли. Во всяком случае, мне так кажется.

Сбивчивое объяснение Ханны не успокоило Синтию.

Наоборот, оно заставило ее задуматься. Но это же глупо!

Какое ей дело до того, что Дереком интересуются другие женщины? И влюбленность Ханны в Дерека, если бы она существовала на самом деле, тоже ее не касается. И все же хорошо это или плохо, но с ее души свалился камень.

Она все еще боролась со своими противоречивыми чувствами, когда Ханна взяла ее за руку.

– К тому же, – застенчиво прошептала Ханна, – я влюблена в другого человека.

Вот это новость! Синтия удивленно посмотрела на подругу.

– Ты влюблена? В кого?

– В того, кого люблю уже много лет.

– Ты никогда мне об этом не говорила.

– Ты не была с ним знакома.

– А теперь я его знаю?

Ханна кивнула, и лицо ее просияло. Она даже похорошела.

– Не догадываешься?

Синтия не догадывалась. Тем более что ее занимали совсем другие мысли. Ханна влюблена! И не в Дерека Уиттакера! Мысль о том, что девушка, знакомая с мистером Уиттакером, может каким-то образом влюбиться в кого-нибудь другого, а не в него, казалась ей просто невероятной. Она смотрела на Ханну в полнейшем недоумении.

Щеки Ханны пылали. Она наклонилась к Синтии и еле слышно прошептала:

– Конечно же, это Джон Эллсуорт.

Конечно? Первой реакцией Синтии было – не может быть! У нее не укладывалось в голове, что Ханна – или вообще какая-нибудь другая девушка – тайно питает нежные чувства к этому заурядному Джону Эллсуорту. Но Ханна уже шепотом пустилась в объяснения, словно ее признание прорвало плотину чувств, с которыми она давно хотела с кем-нибудь поделиться.

– Я знаю его всю жизнь. Он только на два года меня старше. Детьми мы часто играли вместе. Он всегда был таким хорошим, порядочным, каким и должен быть мужчина. – Было видно, что Ханну обуревала нежность к этому ничем не примечательному человеку. – Когда мне было восемь лет, я заболела скарлатиной, и он навещал меня каждый день и читал мне книжки. Можешь себе представить? Он ничуть не боялся, что может от меня заразиться. Я была одинока, несчастна и страшно больна, а он принес свой игрушечный кораблик, чтобы показать его мне, и пообещал, что мы будем его пускать на нашем пруду, когда я выздоровею. Он сидел со мной часами и что-то все время мастерил – у него это очень хорошо получается, – и разговаривал со мной даже тогда, когда я была слишком больна, чтобы отвечать. Я этого никогда не забуду.

– И ты… ты любишь его с тех пор, когда тебе было восемь лет?

Ханна весело кивнула:

– Похоже, что так.

Но это же ужасно! Ханна влюблена в мистера Эллсуорта! Синтии пришлось отвернуться, чтобы скрыть свое замешательство. Что она может сказать Ханне, чтобы убедить ее поискать какую-нибудь более достойную кандидатуру?

– Возможно, – предположила Синтия, – тебе проще разговаривать с мистером Эллсуортом, чем с другими мужчинами, поскольку ты знаешь его с детства?

– Разумеется, – согласилась Ханна. – Я знаю, что я слишком застенчивая и что надо сделать над собой усилие, чтобы как-то это преодолеть, но у меня не получается – особенно в разговорах с мужчинами. Многие из них такие надменные! Я никогда не знаю, о чем с ними говорить. Ас Джоном я всегда чувствую себя свободно и ничуть не стесняюсь.

– Именно это я и имела в виду. – Синтия кашлянула. – Другими словами, если бы ты была знакома с другими джентльменами так же хорошо, как с мистером Эллсуортом, они тоже могли показаться тебе приятными. – Синтию вдруг осенило. – Вот посмотри на мистера Уиттакера, например. Когда ты дала ему шанс быть с тобой добрым, он же откликнулся.

– О, я думаю, что на свете много приятных и добрых Мужчин. Возможно, их даже большинство. – Ханна вдруг задумалась. – Я не знаю, в чем причина, но почему-то из всех приятных и добрых мужчин на свете сердце выбирает одного-единственного, и другого ему не надо.

Настроение у Синтии упало. Трудно было оспаривать наблюдения Ханны. Она была абсолютно права. Сколько мужчин увивалось вокруг нее, с тех пор как ей исполнилось семнадцать лет и она стала выезжать в свет? Их даже пересчитать было невозможно. И тем не менее из всей этой толпы поклонников лишь один тронул ее сердце.

Однако один вопрос остался невыясненным. Синтия внимательно посмотрела на Ханну, пытаясь понять чувства, которые испытывает ее подруга.

– А мистер Эллсуорт отвечает тебе взаимностью? – осторожно осведомилась она.

У Ханны вытянулось лицо.

– Не знаю, – призналась она, вздохнув. – Он никогда об этом не говорил. – Она стала разглаживать складки юбки, которые до этого так безжалостно мяла. – Мы еще очень молоды, – с надеждой в голосе добавила она. – Некоторые девушки, конечно, выходят замуж в девятнадцать лет, но Джону всего двадцать один. В этом возрасте мужчина редко задумывается о женитьбе.

– Что правда, то правда. – Синтия почувствовала себя виноватой. Ведь они с матерью пытаются воспользоваться в своих целях именно молодостью и неопытностью мистера Эллсуорта. Но те же самые качества, которые помогут красивой девушке завлечь мужчину в брак без любви, могут обернуться против искренне любящей его дурнушки.

– Но я совершенно уверена в его дружбе. В этом смысле я могу сказать, что пользуюсь взаимностью.

Синтия не знала, что на это ответить. Ей надо оградить подругу от разочарования. Но как сделать, чтобы ее сердце не было разбито? Как тактично предупредить ее?

Между тем Ханна заметила, что Синтия молчит. Это ее удивило и, похоже, даже немного обидело.

– В чем дело? – шепнула она.

Синтия покачала головой.

– Так, ничего. Просто… Мужчины часто не замечают того, что происходит у них под носом. Я вот думаю, не легче ли тебе завоевать расположение кого-нибудь другого? Того, кто не был бы уже твоим другом?

Ханна хотела было возразить, но ее внимание неожиданно привлекло что-то за спиной Синтии. Дверь открылась, и в гостиную вошли мужчины.

Синтия почувствовала, как забилось ее сердце, успокойся, строго приказала она себе. Первыми вошли герцог и лорд Графтон с сэром Питером Эллсуортом. Все трое о чем-то озабоченно беседовали. За ними следовал лорд Малком: он сразу же стал искать глазами жену. Синтия даже позавидовала тем улыбкам, которыми они обменялись. Они были такими теплыми и откровенными, что Синтия тут же отвернулась, словно непроизвольно вторглась в чужие интимные отношения. Лорд Малком подошел прямо к жене и сел рядом с лей. За ним из темного коридора на свет вышли Дерек и мистер Джон Эллсуорт.

Синтия заметила, как Ханна при появлении мистера Эллсуорта выпрямила спину, и краем глаза увидела, как ее подруга приветливо улыбнулась. Бедная Ханна! Теперь, когда Синтия знала секрет подруги, влюбленность Ханны в мистера Эллсуорта была очевидна. Для себя Синтия решила, что скорее умрет, чем станет вот так откровенно выдавать свои чувства.

И все же… Было что-то привлекательное в искренности Ханны.

Интересно, думала она, каково это – вот так улыбаться, не задумываясь, вернут тебе эту улыбку или нет? Что должна чувствовать девушка, выставляя напоказ свои чувства?

Для этого нужна смелость, неожиданно поняла Синтия. Она снова посмотрела на Ханну, на этот раз с уважением. При всей Своей застенчивости Ханна оказалась храброй девушкой. Про себя Синтия сказать такого не могла.

Эта мысль была Синтии неприятна. Неужели ее легендарная холодность и самообладание, которыми она так гордилась, были всего-навсего трусостью? Когда в гостиную вошел Дерек, она определенно испытала страх. Поэтому-то она и приняла привычную позу грациозного безразличия, которая, как она впервые поняла, была ее защитной реакцией.

Это от страха – даже сейчас – ее лицо превращалось в маску безмятежной отстраненности. Скрываясь за обычной личиной неприступной Снежной королевы, она чувствовала себя в относительной безопасности.

И вот сейчас из-за этой стены самоконтроля она наблюдала за Дереком. Внутренне она была вся на нервах и ни в чем не уверенной. А внешне – само спокойствие и невозмутимость. Она знала, что довела эту позу до совершенства.

Никто не догадается о ее смятении, об истинных чувствах, которые она к нему испытывает просто оттого, что находится с ним в одной комнате. Глядя на скучающее выражение ее лица, никому и в голову не придет, что ночью она будет лежать без сна от тоски по нему.

И надо же было так распорядиться судьбе! Дерек и мистер Эллсуорт вошли в гостиную одновременно! Они были полной противоположностью друг другу. Это было настолько заметно, что не было смысла себя обманывать. Ханна была права. Сердце выбирает одного-единственного мужчину, и другого ему не надо. Отчаяние охватило Синтию. Какой же непроходимой дурой она была, уверяя себя, после того как по милости Божьей счастливо избежала брака с отвратительным сэром Джеймсом Файли, что для нее важно только, чтобы ее будущий муж был добрым человеком.

У нее не было никакой разумной причины надеяться, что в браке с Джоном Эллсуортом, каким бы добрым он ни был, она найдет свое счастье. Было ошибкой притворяться, что это возможно. И вдобавок из-за амбиций матери Синтии придется предать свою единственную подругу.

Глава 6

Слава Богу, в коридоре было довольно холодно. Возвращаясь в гостиную, Синтия задержалась и прижалась лбом к прохладным обоям. Хотя бы на минуту остаться одной. Как же чудесно быть в одиночестве, вдали от яркого света люстр и людей, которые следят за тобой.

Все в гостиной ожидали ее появления. Не может же она все время от всех прятаться. Конечно, хорошо было бы убежать в свою комнату, но, к сожалению, она уже проспала днем несколько часов, так что извиниться и рано уйти под тем предлогом, что она устала, невозможно: ее мать сразу же всполошится. А подвергнуться еще одному допросу леди Баллимер было свыше ее сил. Во всяком случае, сегодня.

Прохладная темнота и тишина в коридоре немного ее успокоили. Закрыв глаза, она прислонилась к стене, позволив себе расслабиться. Скоро она соберется с духом, и тогда можно будет вернуться в гостиную. А пока ей нужна еще минута, чтобы побыть одной. Потом она сможет снова выдержать все взгляды и продолжить игру, притворяясь, что она ничего не чувствует, хотя на самом деле она была глубоко несчастна.

* * *

В этом длинном коридоре холоднее, чем на Северном полюсе, думал, поеживаясь, Дерек. Куда она, черт побери, подевалась? В своем тонком прозрачном платье она, чего доброго, простудится и заболеет.

Конечно, ему нет до этого никакого дела. Но кого он, собственно, хочет обмануть? Ему есть до этого дело Это было до смешного ясно. Он пытался перестать думать о ней, решил, что, если будет на нее сердиться, это ему поможет.

Не помогло. Что еще попробовать? Неужели он навсегда обречен сохнуть по этой бессердечной шельме?

А, вот она где. Дерек остановился, забыв про холод. Он пришел сюда в поисках Синтии. Ну не дурак ли?

Но что с ней? Похоже, она вот-вот потеряет сознание и упадет в обморок. Она стояла, бессильно прислонившись к стене. Ее щека была прижата к обоям. При виде ее явных страданий он тут же забыл о своей враждебности.

Дерек подошел к ней, хотя и проклинал себя за это. Но он не мог отвернуться от нес и оставить ее в горе. Ему легче было бы перестать дышать.

– Синтия?

Она вздрогнула и повернула к нему лицо, все еще прижимаясь к стене. Потом она завела руки за спину, словно хотела убедиться, что за ней стена, которая ее защитит. Это был такой странный, на грани отчаяния, жест, что у Дерека защемило сердце. Такой он еще ее не видел.

Он понял, что означало это движение. Для него мир тоже неожиданно показался опасным местом. В мире, в котором три года страданий и гнева могли в одно мгновение улетучиться, испариться, могло случиться что угодно. Могла раствориться мебель. Мог провалиться пол. Могли рассыпаться и исчезнуть стены. Линия, отделявшая действительность от вымысла, стала расплывчатой, и Дерек уже не был уверен, что все происходящее не сон.

Скорее всего это сон: уж слишком голубые у нее глаза. У реального человека не могут быть глаза такой фантастической голубизны. Только у Синтии, у той, что являлась ему в мечтах, были такие глаза. Неужели это она? Неужели она здесь, в этом доме, в этом пустом коридоре, совершенно одна и с ним?

Но это была она. Настоящая. Сон не может быть таким ярким и четким. Он видел, как расширились ее глаза, как забилась крохотная жилка у нес на шее. Он чувствовал, как неровно она дышит, видел, как дрожит ее нижняя губа, как вздымается и опускается грудь от стесненного дыхания. Она боролась, но скрыть своих чувств не могла.

«Ах, Синтия! – Его вдруг охватила пронзительная нежность. – Тебе не удастся от меня спрятаться».

* * *

Ей нельзя плакать. Но почему ей кажется, что она вот-вот расплачется? Он ее напугал. Она испытала шок, оттого что он так близко, а она к этому оказалась не готова. Он просто застал ее врасплох, вот и все.

Нет, вовсе не потому. Неужели она забыла? Что-то было в этом человеке: он сумел пробиться сквозь защитную стену, которой она себя окружила. Как она могла забыть об этом?

Она беспомощно смотрела на него и чувствовала, как у нее подгибаются колени. Ее воля, вся ее решимость быть сильной вмиг покинули ее. Она может скрыть свою внутреннюю сущность от всех, от всего мира, но только не от этого человека. От него она не может скрыть ничего.

Ощущение незащищенности все росло. Неужели возможно одновременно чувствовать и отчаяние, и восторг? Вероятно, возможно. А она так старалась вычеркнуть его из своего сердца! До сегодняшнего дня она практически поверила, что ей это удалось. А сейчас Синтии казалось невероятным, как она могла убедить себя в этой лжи? И она продолжала бы в нее верить, если бы они больше с ним не встретились.

Жалела ли она или была рада тому, что ей открылась правда? Она прикоснулась к чему-то такому, что люди всю жизнь стремятся найти. Еще никогда ничто так ее не радовало. Но и не огорчало так сильно. Радость и печаль, восторг и страдание – все эти чувства пронзили ее сначала холодом, потом жаром и привели в полное смятение.

Она все время убеждала себя, что ее чувство к Дереку было мнимым. В конце концов она поверила: человек, в которого она влюбилась, не существует, он пригрезился ей в мечтах, как это бывает с молодыми девушками, а мужчина, оставшийся в ее памяти, был плодом ее воображения. Но вот теперь он здесь, настоящий и неотвратимый, как сама реальность. Она больше не может обманывать себя и считать их встречу три года назад просто выдумкой. Он именно тот, кого она помнила, во плоти, и все то, что она испытывала при первой с ним встрече, было таким же потрясающим и сейчас.

Он стоял так близко, что у нее закружилась голова. В тусклом свете белела манишка его фрака. И пахло от него восхитительно. Все в нем вызывало у нее восторг – от классических черт его красивого лица до выражения глаз, таких темных и неотразимых, притягивающих. Она глядела в них, и ее сердце взмывало куда-то вверх и рассыпалось. Она в них увидела сострадание и нежность.

Сердитый незнакомец, разделивший с ней место в седле, исчез. Перед ней стоял Дерек. Ее Дерек – человек, о котором она мечтала и которого изо всех сил безуспешно старалась забыть. Дерек – ее тайная любовь.

* * *

Ему казалось, что се бледное лицо и матовая кожа светятся в полутьме. Она была эфирным созданием, хрупкой, словно паутина, нематериальной, будто иллюзия. Что, если он до нес дотронется, а она исчезнет?

Не важно. Он все равно до нее дотронется, даже если от этого прикосновения они оба рассыплются на мелкие осколки. Будь она ангелом или призраком, тенью или существом из плоти и крови, он псе равно до нее дотронется.

Он протянул руку. Желание прикоснуться к ней было больше, чем его гордость. А она, будто в трансе, качнулась ему навстречу. Они сошлись, словно металл и магнит, непроизвольно охваченные единым порывом, и оказались в объятиях друг друга.

В их поцелуе не было нежности. Никакой нерешительности. Дерек вдруг увидел, как черты лица Синтии, когда она, как во сне, подняла голову, постепенно становятся расплывчатыми, услышал свой собственный судорожный вздох, а потом впился губами в ее рот. Как только их губы соприкоснулись, обоих охватило безумие. Все те желания, которые мучили их столько лет, те чувства, которые они так долго подавляли, смели все барьеры и взорвались, словно бомба.

Он погрузился в этот поцелуй, будто изголодавшийся, а она ответила на него с еще большей страстностью. Она прижалась к нему, обуреваемая желанием, и это подхлестнуло его еще больше. Он был потрясен: ведь это Синтия, его Синтия, в его объятиях. Он и надеяться на это не смел, даже в самых смелых мечтах он боялся себе представить, что такое может случиться. Но сейчас он с готовностью погрузился в море, нет, в океан чувств и утонул в нем.

Недолго это не могло продолжаться. Хотя он и потерял всякое чувство времени и места. Она наконец оторвалась от него, тяжело дыша, и спрятала лицо у него на груди. Она прижалась щекой к тонкому сукну точно так же, как совсем недавно прижималась к прохладным обоям, словно надеялась, как это бывает с маленькими детьми, что, спрятав лицо, она скроется от всего мира.

Ее била дрожь. Дерек тоже тяжело дышал. Несколько минут ни он, ни она не могли говорить или пошевельнуться. Все же Синтии с огромным трудом удалось высвободиться из его объятий и отвернуться. Она поднесла к губам трясущуюся руку, словно хотела убедиться, что после этого губительного поцелуя все черты се лица остались на месте.

– Синтия, – прохрипел Дерек. Это было все, что он мог произнести.

Она подняла руку, умоляя его замолчать, не приближаться к ней.

Он молча ждал, наблюдая за ней. Он понимал, что она пытается так трогательно восстановить треснувшее самообладание. Она все еще дышала неровно, но скоро она возьмет себя в руки. И как только она обретет равновесие и обычную манеру держаться, она, несомненно, постарается преуменьшить значение того, что только что произошло. Но он не может этого позволить.

Не обращая внимания на ее упреждающий жест, он сделал шаг ей навстречу и обнял ее за талию. Словно в агонии, она откинула голову и судорожно втянула глоток воздуха.

– По-моему, достаточно, – тихо, но тоном, не терпящим возражений, сказал он. – Ты слишком долго мучила себя, – И добавил:

– Да и меня тоже.

Из груди Синтии вырвался странный стон, и она покачала головой:

– Ты не понимаешь…

Что ж, это было правдой. Он не понимал.

– Давай сядем.

Она не сопротивлялась. Он подвел ее к стоявшей у стены банкетке, и они сели. Она прислонилась к нему, будто признавая свое поражение.

– О, как это ужасно! – Казалось, она говорит сама с собой. Ее голос был почти не слышен. – Что мне делать?

– Думаю, тебе надо выйти за меня замуж.

Ему следовало бы хорошенько себя пнуть, прежде чем открывать рот. Но он не мог вести себя сдержанно. Его душа пела от радости. Он обнимал Синтию, и было совершенно не важно, почему и каким образом это случилось. Он был опьянен счастьем.

Однако его скоропалительное предложение не произвело впечатления на Синтию. Она не выразила негодования, но и не подставила лицо для еще одного поцелуя. Она просто сидела, и было похоже, что она вообще не слышала что он сказал. Потом она вздохнула.

– Нам пора возвращаться.

– Нет, не пора, – твердо заявил Дерек. – Ты не можешь вот так просто проигнорировать предложение выйти замуж.

Признаю, я его сделал не так, как полагается. Но слова были сказаны. На них нужно ответить.

На ее губах появилось бледное подобие улыбки.

– Я не была уверена, правильно ли я их поняла. У меня какой-то туман в голове.

– У меня вообще-то тоже. – Он выпрямился и, взяв ее за плечи, повернул к себе. Выражение ее лица было печальным, в глазах затаилась грусть. Сердце Дерека дрогнуло. С безудержной нежностью он обхватил ладонями ее лицо. – Но с каждой минутой мое сознание все больше проясняется, – прошептал он взволнованно. – Синтия, я люблю тебя.