Текст книги "Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти"

Диана Гэблдон
Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти

© Метлицкая И., Парахневич Е., Сафронова А., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Часть четвертая. Связи

Глава 32. Шквал подозрений

Лорд Джон Грей – Артуру Норрингтону

4 февраля 1777 года

(шифр № 158)

«Мой дорогой Норрингтон!

После нашего разговора я сделал несколько открытий, которыми считаю нужным поделиться.

В конце года я посетил Францию и навестил барона Амандина. Точнее, я гостил у него несколько дней и имел возможность неоднократно с ним беседовать. Есть веские причины полагать, что Бошан имеет прямое отношение к делу, которое мы с тобой обсуждали, и связан с также замешанным во всем Бомарше.

Я просил аудиенции у Бомарше, но мне отказали. Поскольку раньше он меня принимал, видимо, я разворошил это осиное гнездо. Будет полезно установить наблюдение за ними. Также обрати внимание на переписку компании «Родриго Горталез и Ко» с французами (обязательно поговори с тем, кто у вас заведует испанской корреспонденцией). Я не обнаружил ничего подозрительного и ничего важного, вроде имен директоров компании; именно это и внушает мне подозрения.

Был бы рад узнать, что тебе известно о данном деле.

С наилучшими пожеланиями,

лорд Джон Грей.

Постскриптум: Не мог бы ты написать мне, кто сейчас возглавляет американский почтовый отдел?»

* * *

Лорд Джон Грей – Гарольду, герцогу Пардлоу

4 февраля 1777 года

(семейный шифр)

«Хэл, я видел Амандина. Уэйнрайт и в самом деле живет в поместье «Три стрелы» и имеет нездоровые отношения с бароном. Я познакомился с сестрой барона, женой Уэйнрайта. Она определенно знает об отношениях брата и мужа, но хранит молчание. Кроме этого, она, похоже, не знает ничего. Более глупой женщины я еще не встречал. Открыто демонстрирует похоть и отвратительно играет в карты. Впрочем, как и сам барон, чье поведение убедило меня, что ему кое-что известно о политических махинациях Уэйнрайта – когда я завел об этом разговор, он принялся юлить, а в искусстве недомолвок он не силен. Хотя в целом неглуп. Впрочем, он все равно рассказал бы Уэйнрайту о моем визите. Я посоветовал Норрингтону обращать внимание на любые связанные с ними события.

Однако даже зная способности Уэйнрайта и его связи (точнее, недостаточное количество оных), я все же не вполне выяснил степень его вовлеченности в дело. Хорошо еще, если французское правительство и в самом деле задумало то, о чем он мне рассказал, и послало человека вроде Уэйнрайта поговорить с человеком вроде меня, сочтя это достаточно sub rosa[1]1
  Тайным, конфиденциальным (лат.).


[Закрыть]. Разумеется, подобное предложение выгодно тем, что его будет легко отклонить. И все же кое-что меня во всем этом настораживает.

Вскоре я навещу тебя; к тому времени хотелось бы узнать что-нибудь определенное о капитане Эзикиеле Ричардсоне, а также о капитане Дэннисе Рэндолле-Айзексе.

Твой самый преданный брат,

Джон.

Постскриптум: Надеюсь, ты идешь на поправку».

* * *

Гарольд, герцог Пардлоу – лорду Джону Грею

6 марта 1777 года, Бат

(семейный шифр)

«Я еще не умер. А жаль, ибо Бат омерзителен. Меня каждый день заворачивают в ткань, словно посылку, и окунают в бурлящую воду с запахом тухлых яиц. Затем разворачивают и заставляют принимать ту же воду внутрь. Минни говорит, что, если я не буду этого делать, она подаст в Палату лордов прошение о разводе по причине моей неспособности исполнять супружеский долг. Вряд ли она так сделает, и все же…

Дэннис Рэндолл-Айзекс – сын англичанки Мэри Хокинс и офицера британской армии, некоего Джонатана Уолвертона Рэндолла, капитана драгун, погибшего в битве при Каллодене. Мать Дэнниса вышла замуж за Роберта Айзекса, еврейского торговца из Бристоля. Он владеет половиной складов во французском Бресте. Дэннис один из твоих чертовых политиков, имеет связи с Жерменом, но деталей мне выяснить не удалось, не раскрыв при этом твою заинтересованность. Из проклятого Бата ничего не узнаешь.

О Ричардсоне известно мало, пришлось написать кое-кому в Америку. Да, я крайне осмотрителен, как ты уже заметил.

Здесь Джон Бергойн, лечится. Бурно радуется тому, что Жермен одобрил его план нападения из Канады. Я поговорил с ним об Уильяме – он неплохо знает французский и немецкий, а у Бергойна будут выходцы из Брансуика. Попроси Уилли вести себя осмотрительно, Бергойн уже вообразил себя главнокомандующим армией в Америке – полагаю, Гая Карлетона и Дика Хау это немало удивит.

«Три стрелы». Любопытно, кто же третья?»

* * *

26 марта 1777 года

Лондон, мужской клуб «Общество ценителей английского бифштекса»

– Третья? – удивленно повторил Грей, уставившись на только что вскрытое письмо.

– Что за третья? – Гарри Квори отдал мокрый плащ слуге, тяжело опустился в кресло рядом с Греем и с облегченным вздохом протянул руки к огню. – Бог мой, я весь закоченел! И ты по такой погоде поедешь в Саутгемптон? – Он махнул бледной от холода ручищей в сторону окна, за которым царила мрачная картина: дождь со снегом, из-за сильного ветра идущий чуть ли не параллельно земле.

– Не сегодня. А завтра, быть может, распогодится.

Гарри скептически посмотрел в окно.

– Навряд ли. Официант!

Бодли уже семенил к ним с тяжелым подносом, полным еды. Здесь были кексы с тмином, бисквиты, клубничный джем, мармелад, корзинка с завернутыми в салфетки булочками с маслом, лепешки, топленые сливки, фисташковое печенье, бутерброды с сардинами, тушенные с беконом и луком бобы, тарелка с ломтиками ветчины и корнишонами, бутыль бренди с двумя бокалами и – несколько запоздалый – чайник с чаем и двумя фарфоровыми чашечками на блюдцах.

– Вижу, вы меня ждали! – радостно воскликнул Гарри.

Грей улыбнулся. Когда Гарри Квори не был в походе или в деловой поездке, он каждую среду в четыре тридцать вечера приходил в клуб.

– Учитывая болезнь Хэла, я подумал, что помощь вам не помешает.

Гарри был одним из двух командиров полка – в отличие от Хэла, имеющего собственный полк. Не все полковники активно участвовали в операциях своего полка, но Хэл к ним не относился.

– Симулянт несчастный. Как он? – спросил Гарри, беря бутыль с бренди.

– Как всегда, судя по его письмам. – Грей передал Гарри вскрытое письмо.

Гарри читал – и ухмылялся все шире.

– Минни держит его в ежовых рукавицах. – Он отложил письмо, поднял бокал и кивнул. – Кто такой этот Ричардсон и почему ты им интересуешься?

– Капитан Эзикиел Ричардсон. Улан, которого приписали к разведчикам.

– Разведчик, значит. Один из Черного кабинета? – Гарри поморщился. Неясно, была ли тому причиной личность капитана Ричардсона или тертый хрен, поданный как приправа к сардинам.

– Я не очень хорошо его знаю. – Грей внезапно ощутил тот же острый укол глубокого беспокойства, что и неделю назад после квебекского письма Уильяма. – Нас познакомил сэр Джордж – он дружил с его отцом, – но тогда мы недолго общались. О нем мало говорят, нужно отдать ему должное, и говорят лишь хорошее…

– Наверное, это единственное, что хотелось бы слышать о человеке подобного рода деятельности. Ухх!.. – Гарри шумно втянул воздух широко открытым ртом, пару раз кашлянул, его глаза увлажнились, и он одобрительно тряхнул головой. – Свежий хрен, – просипел он и зачерпнул еще. – Исключительно… ух… свежий.

– Действительно. В общем, в следующий раз мы встретились в Северной Каролине и пообщались чуть дольше: ему нужно было мое разрешение, чтобы поговорить с Уильямом насчет разведки.

Бутерброд с сардинами замер на полпути ко рту Квори.

– Только не говори, что ты позволил ему втянуть Уилли в самую гущу событий.

– Разумеется, нет, у меня другое было на уме, – уязвленно произнес Грей. – Я полагал, что это предложение пойдет на пользу Уилли: во-первых, он уедет из Северной Каролины, а во-вторых, войдет в штаб Хау.

Квори кивнул, тщательно пережевал еду и проглотил ее.

– Понятно. А теперь тебя гложут сомнения.

– Именно. Тем более что с Ричардсоном мало кто близко знаком. Все, кто мне его рекомендовал, похоже, сделали это только потому, что им его тоже рекомендовали. За исключением сэра Джорджа Стэнли, который сейчас в Испании вместе с моей матерью, и старого Найджела Брюса, который так несвоевременно помер.

– Ты поступил необдуманно.

– Да. Я полагал, что смогу больше разузнать о нем, но мне не хватило времени. Мы с Дотти отплываем завтра, если погода позволит, – глянув за окно, сказал он.

– А, так вот зачем ты меня сюда пригласил, – ничуть не сердясь, заметил Гарри. – Что мне делать, если я что-то узнаю: сообщить Хэлу или написать тебе?

– Сообщить Хэлу, – вздохнул Грей. – Бог его знает, как работает почта в Америке, пусть даже Конгресс и находится в Филадельфии. Если нужно будет быстро решить какой-то вопрос, Хэл здесь справится лучше, чем я там.

Квори кивнул и наполнил стакан Грея.

– Ты не ешь, – заметил он.

– Я сегодня пообедал позже обычного.

Гораздо позже. На самом деле он сегодня вовсе не обедал. Грей взял булочку и рассеянно намазал ее джемом.

– А этот Дэннис, как там, бишь, его фамилия? О нем я тоже должен буду навести справки? – стукнув по письму вилкой, спросил Квори.

– Да. Хотя, возможно, мне будет проще узнать о нем в Америке. По крайней мере, в последний раз его видели именно там. – Грей откусил от булочки, отметив, что она в меру хрустящая, как и положено идеальной булочке, и ощутил пробуждающийся аппетит. Он хотел было рассказать Гарри о том еврее, имеющем склады в Бресте, однако передумал. Вопрос связей с Францией был исключительно деликатного свойства, а Гарри отличался тщательным подходом к делу, но не осторожностью.

– Понятно. – Гарри взял бисквитное пирожное, положил на него два миндальных печенья и ложку топленых сливок и затолкал все это в рот.

И почему он не толстеет? Должно быть, из-за активных «упражнений» в борделях, которые посещает, невзирая на возраст. Сколько же Гарри лет? Чуть больше, чем Грею, чуть меньше, чем Хэлу. Прежде Грей никогда не задумывался об этом, как и о возрасте Хэла. Оба они казались ему бессмертными, он не представлял себе будущего без них. Но Гарри уже практически облысел – Грей отметил это, когда тот по привычке снял парик, чтобы почесать голову, а потом криво надел его, – а суставы его пальцев распухли, хотя чашку он держал по-прежнему изящно.

Грей неожиданно остро ощутил свой возраст – в негибкости пальцев, в приступе резкой боли в колене. А более всего – в том, что может не успеть защитить Уильяма, когда будет нужен ему.

– Что-то не так? – Гарри поднял бровь, увидев выражение лица друга.

Грей улыбнулся, покачал головой и снова взялся за стакан с бренди.

– Timor mortis conturbat me[2]2
  Страх смерти тревожит меня (лат.).


[Закрыть], – сказал он.

– Вот оно что! Что ж, выпьем, – задумчиво сказал Квори и поднял свой стакан.

Глава 33. Интрига усложняется

28 февраля 1777 года от Рождества Христова, Лондон.

Генерал-майор Джон Бергойн – сэру Джорджу Жермену.

«… я не считаю, что какая-либо морская военная операция может оказаться столь же значимой для победы над врагом или столь же эффективной для окончания войны, как вторжение из Канады через Тикондерогу».

4 апреля 1777 года, английский корабль «Тартар»

Грей сказал Дотти, что «Тартар» – фрегат небольшой: всего двадцать восемь пушек, и потому ей не стоит брать с собой много вещей. Однако он удивился, увидев, что весь ее багаж состоит из одного кофра, двух саквояжей и сумочки с вышиванием.

– Неужели ты не взяла ни одного расшитого цветами манто? Уильям тебя не узнает, – поддразнил он Дотти.

– Чушь, – ответила девушка с доходчивой лаконичностью, присущей ее отцу.

Однако она почти не улыбалась и была очень бледна. Грей надеялся, что это не признак морской болезни. Он крепко взял ее за руку и держал до тех пор, пока серебристая полоска английского берега не растаяла на горизонте.

Хэл, похоже, ослаб сильнее, чем уверял, раз дал себя обмануть и позволил дочери плыть в Америку. Пусть и под защитой Грея, но по смехотворной причине – ухаживать за раненым братом. Минни, конечно, тоже беспокоится о сыне, однако от Хэла не отойдет ни на шаг. И все же она тоже не возразила против этой авантюры…

– Твоя мать знает? – поинтересовался он.

В ответ Дотти удивленно взглянула на него сквозь брошенные ветром в лицо волосы.

– О чем? Помоги мне! – Девушка схватилась за светлую паутину волос, трепетавших вокруг ее головы, словно языки пламени.

Грей обеими руками прижал волосы Дотти к голове, перехватил у шеи, умело заплел в косу, к восторгу проходившего мимо моряка, и перетянул бархатной лентой, которая раньше была вплетена в ее прическу.

– Об ужасном предприятии, в которое ты ввязалась, – пояснил он ей в затылок, завязав ленту.

Дотти обернулась и открыто взглянула на него.

– Если ты предпочитаешь описывать спасение Генри как «ужасное предприятие», то я с тобой полностью согласна. Но мама пойдет на все, чтобы вернуть его. Как и ты, полагаю, – иначе бы тебя здесь не было. – Изящно развернувшись на каблуках, девушка направилась к своей компаньонке, а Грей безмолвно смотрел ей вслед.

Вместе с одним из первых весенних кораблей прибыло письмо от Генри. Слава богу, он был жив, хотя и серьезно ранен выстрелом в живот, к тому же из-за суровой зимы он заболел. И все же он выжил и вместе с некоторыми другими английскими узниками попал в Филадельфию. Письмо написал один из его друзей-офицеров, тоже узник, однако Генри смог внизу накорябать несколько приветственных слов семье и подписаться, – при воспоминании об этих неразборчивых каракулях у Грея щемило сердце.

Обнадеживало, что Генри был именно в Филадельфии. Во Франции Грей познакомился с богатым филадельфийцем и проникся к нему симпатией – вроде бы взаимной. И теперь на ней можно было сыграть. Он невольно усмехнулся, вспомнив подробности знакомства с американским джентльменом.

В Париже Грей не задержался, лишь расспросил о Персивале Бошане, которого там не оказалось. «Уехал зимовать в свой загородный особняк», – так ему сказали. В фамильное имение Бошана под названием «Три стрелы», находящееся недалеко от Компьена. Грей приобрел отороченную мехом шапку и непромокаемые сапоги, закутался в самый теплый из своих плащей, нанял лошадь и мрачно отправился в путь, отдавшись на волю завывающего ветра.

Встретили его, окоченевшего от холода и заляпанного грязью, с подозрением, однако благодаря экипировке и титулу все-таки впустили в поместье и проводили в со вкусом обставленную гостиную с камином дожидаться барона.

Он уже составил представление о бароне Амандине со слов Перси, хотя Перси, скорее всего, лгал. Конечно, строить догадки до знакомства – занятие совершенно бесполезное. Однако и не размышлять – превыше человеческих сил.

Что до мыслей – он не думал о Перси последние восемнадцать или девятнадцать лет. Но когда размышления о Перси стали не только личным, но и профессиональным делом, Грей удивился и вместе с тем расстроился от того, сколько всего он помнил о нем. Он знал его вкусы и на этом основании составил представление о бароне Амандине.

И ошибся. Барон оказался немолодым, пожалуй, даже несколькими годами старше Грея, приземистым и довольно полным, с открытым располагающим лицом. Он был одет элегантно, без показной помпезности, и приветствовал Грея весьма учтиво. Но когда он взял Грея за руку, того словно электрическим разрядом прошило. Барон держался пристойно, не позволял себе ничего лишнего, однако смотрел на Грея с жадным интересом, и, невзирая на непривлекательную внешность барона, тело Грея ответило на призывный взгляд.

Ну разумеется, Перси рассказывал о нем Амандину.

Удивившись и насторожившись, Грей коротко изложил заранее придуманную причину визита. Ему ответили, что месье Бошан, увы, сейчас в Эльзасе, охотится на волков вместе с месье Бомарше – что подтверждало одно из предположений Грея. Но, быть может, его светлость воспользуется гостеприимством «Трех стрел» хотя бы на эту ночь?

Грей многословно поблагодарил барона и переоделся, сняв верхнюю одежду и сменив сапоги на вычурные домашние туфли Дотти. Увидев их, барон удивленно заморгал; впрочем, туфли пришлись кстати, когда барон повел Грея по длинному коридору, увешанному портретами.

– В библиотеке нас ждут закуски и напитки, – сказал Амандин. – Вы, разумеется, замерзли и устали, но, если не возражаете, позвольте мне en route[3]3
  По пути (фр.).


[Закрыть] представить вам еще одного моего гостя. Мы пригласим его присоединиться к нам.

Грей пробормотал что-то одобрительное и отвлекся на легкое давление руки Амандина, которая лежала на его спине чуть ниже, чем принято. Они подошли к двери в конце коридора.

– Он американец. – Голос у барона был необычный: мягкий, теплый и бархатистый, словно очень сладкий чай «улун». – И ежедневно проводит здесь некоторое время. – Барон открыл дверь и жестом предложил Грею войти. – Говорит, это укрепляет его здоровье.

Во время его речи Грей из вежливости смотрел на барона, затем повернулся к американскому гостю. Доктор Франклин – так представил его барон – сидел в раскладном кресле, залитый солнечным светом. Абсолютно голый.

Они разговорились, причем все присутствующие выказывали полнейшую невозмутимость. Как выяснилось, доктор каждый день принимает воздушные ванны, чтобы кожа дышала наравне с легкими, очищаясь от грязи, – ведь защита организма слабеет, если кожа задыхается под загрязненной одеждой.

Грей ощущал на себе задумчиво-насмешливый взгляд Амандина и остро чувствовал свою загрязненную одежду, под которой, несомненно, задыхалась его кожа. Как странно: этот чужак посвящен в его самую сокровенную тайну и, в сущности, является частью нее – если только Перси лгал не во всем, что вряд ли. Головокружительно опасно, словно смотришь вниз с крутого обрыва. И чертовски волнующе… а вот это уже тревожно.

Американец начал рассказывать о необычной геологической формации, замеченной им по пути из Парижа сюда, и поинтересовался, видел ли ее Грей. Он был уже стар, хотя выглядел неплохо, не считая нескольких лиловых пятен на ногах, и отнюдь не наводил на фривольные мысли, однако плоть Грея напряглась – из-за неприкрыто оценивающего взгляда Амандина. Вспомнилось, как он спросил у Перси, когда тот признался, что спит и с женой, и с деверем-бароном: «Одновременно?» Интересно, сестра барона сопровождает мужа или тоже сейчас в особняке? Чуть ли не впервые Грей серьезно задумался – не извращенец ли он сам?

– Не хотите присоединиться к доктору в его целебном упражнении, милорд?

Грей тут же отвел взгляд от Франклина и посмотрел на барона. Тот уже снимал камзол. Но прежде, чем Грей придумал ответ, Франклин поднялся, сказал, что на сегодня он достаточно укрепил здоровье, с насмешливым интересом посмотрел на Грея и добавил:

– Впрочем, мой уход, разумеется, не должен помешать вам, месье.

Барон тут же надел камзол, с безукоризненной вежливостью сообщил, что присоединится к ним в библиотеке за аперитивом, и вышел.

Грей помог Франклину одеться. Страдающий плечевым артритом американец медленно просунул руки в рукава шелкового халата, а Грей наблюдал, как его белые, слегка отвисшие, но все еще крепкие и гладкие ягодицы скрываются под тканью.

– Благодарю вас, милорд. Полагаю, вы раньше не встречались с Амандином?

– Нет. Я несколько лет назад познакомился с его деверем, месье Бошаном. В Англии, – зачем-то уточнил Грей.

При слове «Бошан» в глазах Франклина что-то промелькнуло, и Грей спросил:

– Вы с ним знакомы?

– Слышал фамилию, – бесстрастно ответил Франклин. – Значит, Бошан англичанин?

При фразе «слышал фамилию» в уме Грея пронеслась масса ошеломительных предположений, но после их не менее стремительного анализа Грей тоном, дающим понять, что это всего лишь констатация факта, сказал просто:

– Да.

В последующие дни Грей с Франклином имели несколько занимательных бесед, в которых имя «Перси Бошан» привлекало внимание своим отсутствием. Узнав, что Грей весной едет в Колонии, Франклин перед отъездом в Париж вручил ему несколько рекомендательных писем к своим друзьям. Грей, проникшийся к этому пожилому джентльмену симпатией, остался в твердом убеждении, что доктор Франклин точно знает, кем был и кем является Перси Бошан.

– Прошу прощения, сэр, – извинился матрос «Тартара», локтем отодвинув Грея в сторону.

Грей ошеломленно заморгал. Пока он предавался воспоминаниям, его руки окоченели, а щеки онемели от холода. Моряки привычно работали на ледяном ветру, а Грей спустился в каюту, стыдясь, что ему приятно было вспомнить свой визит в «Три стрелы».

* * *

3 мая 1777 года, Нью-Йорк

«Дорогой отец!

Я только что получил твое письмо о кузене Генри и очень надеюсь, что ты сможешь выяснить, где его держат, и поспособствовать его освобождению. Если я что-нибудь узнаю о нем, то обязательно напишу. Есть ли у тебя в Колониях доверенные люди, которым я могу передавать письма для тебя? Если нет, то я буду отправлять их мистеру Сандерсу в Филадельфии, а их копии – судье О’Кифу в Ричмонде.

Прости, что я так долго не писал. Увы, причиной тому не всегда была моя занятость, порой – апатия и нежелание что-либо делать. Зима в Квебеке скучна, невзирая даже на то, что однажды на охоте я подстрелил жуткое создание, известное как «росомаха». В конце марта я получил письмо от адъютанта генерала Хау, в котором сообщалось, что некоторые из людей сэра Гая вернулись в крепость, и последовал за ними в Нью-Йорк.

Я не получал писем от капитана Рэндолла-Айзекса и не слышал о нем с самого возвращения. Боюсь, беднягу поглотила вьюга. Если ты знаешь кого-нибудь из подчиненных капитана, то, быть может, напишешь им о моих надеждах на то, что он жив? Я написал бы сам, но понятия не имею, где их искать и как выразить свои чувства в случае, если они ничего не знают о его судьбе или, что хуже, знают.

Мне в поездке повезло больше, чем тебе, – когда мы плыли вниз по реке, то потеряли всего лишь несколько судов: на волоке недалеко от Тикондероги нас обстрелял отряд американских лучников из форта. Никого не ранило, но некоторые каноэ были повреждены, и, к сожалению, это стало заметно, лишь когда их спустили на воду – две лодки мгновенно затонули. А на земле мы страдали из-за раскисших от грязи дорог и полчищ хищных насекомых.

Со времени моего возвращения мы не сделали почти ничего полезного, зато строили много планов. Изнывая от безделья на мероприятиях, – ты назвал бы их «приемами», хотя девушки в Нью-Йорке совершенно не умеют танцевать, – я вызывался развозить депеши, что послужило мне отдушиной.

Вчера я получил приказ вернуться в Канаду и присоединиться к штабу генерала Бергойна. Правильно ли я понял, отец, что это дело рук твоего итальянского помощника? Если так, то спасибо.

Я снова встретил капитана Ричардсона – он приходил ко мне домой прошлой ночью. Мы не виделись почти год, так что я немало удивился. Он не интересовался нашей поездкой в Квебек – эта информация, к сожалению, уже не является тайной, а когда я спросил его насчет Рэндолла-Айзекса, он лишь покачал головой и сказал, что ничего не знает.

Он слышал о моем задании доставить особую депешу в Виргинию до поездки в Канаду и, хотя я не должен ни на что отвлекаться, попросил меня по пути туда оказать ему небольшую услугу. Я опасливо – сказывалось долгое проживание на холодном севере – поинтересовался у него, в чем состоит услуга. Он заверил меня, что это всего лишь доставка шифрованного послания группе джентльменов-лоялистов в Виргинии, на что, учитывая мое знакомство с местностью, у меня уйдет всего день-другой, не более.

Я согласился, в основном, чтобы посетить кое-какие места в Виргинии, которые вспоминаю с теплотой, а не желая обязывать Ричардсона. Я слегка опасаюсь его.

Храни тебя Бог в твоем путешествии, отец, и, пожалуйста, передай моей драгоценной Дотти, что я ее люблю и стремлюсь к ней всем сердцем. И скажи ей, что в Канаде я подстрелил сорок два горностая, чтобы подарить ей плащ из их шкурок.

Любящий тебя негодяй Уильям».