Текст книги "Мое сердце – твое, любимый!"

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Я вовсе не хотел, чтобы ты решила, будто ты обуза, – шептал он ей в ухо и нежно убирал рукой пряди волос с ее бледного лица.

– Не хочу тут оставаться, – прижавшись к его груди, всхлипывала Норин. – Пожалуйста… – твердила она сквозь рыдания, – Брэд присмотрит за мной.

– Ты не можешь находиться одна, а Брэд должен работать, – кратко произнес Рамон. – Было бы несправедливо взваливать на него еще и заботу о тебе.

Норин подняла на него припухшие, заплаканные глаза – в этом взгляде, кажется, отразились все ее муки. Рамон еще острее ощутил желание защитить ее.

– Я позабочусь о тебе, – произнес он мягко. – Постарайся заснуть. – И совершенно неожиданно коснулся губами ее губ. – Сейчас мне нужно уйти, но я вернусь, как только смогу. Тебе нужно что-нибудь, пока я не ушел?

Норин молча покачала головой, перебирая пальцами шерстку котенка и пытаясь понять, чем вызвана такая внезапная нежность. Рамон тоже не удержался и погладил котенка.

– Я называю ее Мушка – всегда увивается рядом, но ты лучше придумай ей настоящее имя.

С этими словами он повернулся и вышел.

Неожиданно для самого себя Рамон разозлился, увидев в субботу на пороге своей квартиры Брэда с букетом цветов. Однако позволил ему войти и препоручил заботам мисс Плимм, которая уже приступила к исполнению своих обязанностей по уходу за Норин.

Сам он сразу же вернулся в кабинет и плотно закрыл дверь. Личная жизнь Норин его не касается. Хотя ее радость, теплая улыбка, ласковый взгляд, обращенный к другому мужчине, совершенно вывели его из себя. А вот он ее совсем не интересует! Да и с какой стати ей, собственно, питать к нему теплые чувства – он-то постарался, чтобы этого никогда не произошло: отпускал ядовитые замечания, когда был женат, и изливал на нее свою ненависть после гибели Изадоры. Одним словом, сделал все, чтобы быть Норин чужим.

Рамон плеснул в стакан немного виски, что мог позволить себе только в выходной, и устроился в кресле. Через мгновение котенок вскарабкался к нему на колени и замурлыкал. Он перебирал пальцами его шерстку, чувствуя на себе проницательный взгляд изумрудно-зеленых глаз. Хоть кто-то в этом доме его любит…

Мисс Плимм заглянула в кабинет и, кивнув головой в сторону – комнаты, наполненной радостным смехом, спросила:

– Может, стоит перенести ужин на полчаса позже, сэр?

– Да, наверное, – вздохнул Рамон. – Думаю, им нужно о многом поговорить.

– Вы устали, сэр? Я могу вам что-нибудь предложить?

Рамон поднял стакан:

– У меня есть все, что нужно.

Мисс Плимм снова кивнула в сторону комнаты, где разговаривали Брэд и Норин.

– Столько цветов, а ее только что выписали из больницы. Еще начнется аллергия на пыльцу…

Тяжело вздохнув, женщина ушла к себе, а Рамон продолжал неподвижно сидеть в кресле. Странно, но даже мысль о любовнике Изадоры не задевала его так, как этот друг Норин… Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Час спустя мисс Плимм осторожно трясла его за плечо.

– Телефон? – Рамон быстро пришел в себя.

– Нет, сэр. Ужин. Мистер Дональдсон уже ушел.

– А-а…

В руках она держала букет цветов.

– Я поставлю их в гостиной.

– А Норин не против? – поинтересовался он сухо.

Мисс Плимм нахмурилась и, уходя, бросила:

– Я не спрашивала.

Рамон решил зайти в комнату Норин, но увидел ее в дверях ванной. Она стояла пошатываясь.

– Ты что, не могла обратиться за помощью? – буркнул он и, прежде чем девушка успела ответить, легко подхватил ее на руки и понес к кровати.

Он чувствовал ее смущение.

– Ты боишься, – произнес он вдруг. – Почему?

Норин облизнула губы.

– Отпусти меня.

Однако Рамон не услышал ее просьбы, мысли и воспоминания снова поглотили его.

– Бесформенная одежда, – шептал он, – никакой косметики, всегда на втором плане. Почему?

– Ты не имеешь права… – начала она, но он не дал ей даже закончить фразы.

– Объясни мне все!

– Да с какой стати!

Он присел на краешек постели и силой усадил Норин к себе на колени. Одной рукой он прижал ее к своему плечу, а другой нащупал шелк рубашки.

Ее пальцы схватили его за запястье, попытались оттащить его руку, но – безрезультатно: рука нежно и плавно скользнула вверх. Задыхаясь, она чувствовала, как его палец коснулся набухшего соска ее груди, посылая дрожь по всему телу. Пальцы девушки разжались, отпустили его руку, и она обессиленно застонала.

– О, Норин, – выдохнул он и, забыв о том, где они находятся, забыв об открытой двери, о прошлом, стащил с ее плеч рубашку и коснулся губами нежной кожи ее груди, которая и разожгла в нем этот огонь.

– О Господи… Рамон… нет… не надо! – шептала она. Ее разум умолял прекратить, а тело, подчиняясь только своей воле, предательски выгибалось, подставляя себя его теплым губам и дрожа от его ласки.

Она чувствовала его руки, нежно опускающие ее на постель, на подушку, чувствовала прикосновения его губ. Он слышал ее дыхание, биение ее сердца. Быстрее, быстрее, быстрее… Она была так близко, что кровь кипела, и все его тело от макушки до пяток пронизывал огонь желания.

Звук расставляемой посуды вернул Рамона к реальности. Он поднял голову, не отводя взгляда от Норин, от груди, которой еще секунду назад касались его губы, от маленького красного шрама, от огромных, испуганных глаз.

Она схватила край своей рубашки, но его рука не позволила ей пошевелиться. Он снова взглянул на ее грудь, зачарованный ее округлой правильной формой, нежным цветом кожи.

– Стол накрыт, доктор! – крикнула мисс Плимм из гостиной.

Рамон никак не мог прийти в себя, не мог отвести взгляд от Норин. Сделав над собой усилие, он накрыл ее одеялом и встал, повернувшись к кровати спиной.

Шаги раздавались все ближе.

– Доктор? – позвала мисс Плимм.

– Иду, – откликнулся он.

– Да, сэр. Вам что-нибудь принести, мисс Кенсингтон?

– Нет, спасибо, – выдавила из себя Норин.

– Ну, если что-то понадобится, позовите.

– Хорошо. – Каждая клеточка ее тела ныла и, казалось, горела стыдом.

Через мгновение Рамон вернулся, и его глаза пугающе горели желанием.

Девушка вцепилась в пододеяльник, причинив себе боль резким движением. Не произнося ни слова, Рамон открыл пузырек с обезболивающим, взял ее за руку и вытряхнул на ладонь две капсулы. Когда она положила лекарство в рот, он протянул стакан с водой и поправил одеяло. А потом запечатлел поцелуй у нее на лбу.

Норин пыталась что-либо сказать, но его сильные пальцы коснулись ее губ, удерживая слова.

– В жизни бывают такие прекрасные мгновения, когда слова не нужны, – прошептал он и вышел.

Она упрямо делала вид, что ничего не произошло. Однако Рамон уже выяснил все, что должен был: Норин скрывала свои чувства к нему. В ту секунду, когда он дотронулся до нее, ее тело сказало ему это. Теперь его взгляд был полон гордой уверенности, что еще чуть-чуть – и она станет его собственностью.

Норин же боялась его следующего шага. Она не доверяла Рамону. Конечно, теперь он, может, и сожалел, что несправедливо обвинил ее в гибели Изадоры, но горе от потери жены было неподдельным, и Норин, что бы ни случилось, несла за это ответственность – ведь Изадору не следовало оставлять одну. Рамон действительно боготворил жену, его скорбь и злость не растворятся в воздухе лишь из-за того, что Норин перенесла операцию. Сейчас, можно сказать, установилось затишье перед бурей. Она не сомневалась в том, что, как только поправится, Рамон снова станет прежним – холодным, желчным. Ей все-таки следует держать дистанцию.

Во время краткого перерыва между операциями Рамон маленькими глотками потягивал кофе и думал о Норин. Смерть Изадоры открыла ему глаза, насколько пустым и бесплодным был их брак. Обвинить Норин в невнимательности и халатности было легче всего, , а его собственная вина? В его адрес тоже можно высказать достаточно упреков. Кенсингтоны, по всей видимости, тоже мучались от раскаяния. Хол даже как-то позвонил ему на работу. После возвращения Норин из больницы дядя с тетей хотели ее навестить, но в ответ получили отказ, резкий, без объяснений. Они, как и Рамон, хотели, по-видимому, начать все сначала, однако Норин подобного желания не испытывала.

Он допил кофе и потянулся. Ему вдруг стало интересно, что чувствует Норин к Брэду, который сидит у нее часами. Самому ему Дональдсон не нравился, причем он не смог бы даже объяснить почему. Признать, что причина в ревности, Рамон был еще не готов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Воплотить в жизнь мечту об улучшении отношений с Норин оказалось задачей не из легких. После того как Рамон поцеловал ее, девушка отгородилась от него совершенно непроницаемой стеной. Даже мисс Плимм заметила это, и однажды вечером она сказала Рамону:

– При вашем появлении, сэр, мисс Кенсингтон становится только хуже.

Тот устало откинулся на спинку глубокого кожаного кресла.

– Да, я тоже это заметил, – тихо согласился он и жестом предложил ей сесть на кожаную кушетку. – Вы слыхали, что в прошлом у нас с Норин было много трудностей?

– Она говорила.

– В этом только моя вина. Я, да и ее тетя с дядей слишком во многом были не правы и не отрицаем этого. Но сейчас Норин так отдалилась от нас, что наладить отношения не представляется возможным. Мы зашли в тупик. Норин не дает нам ни единого шанса.

– Она еще не пришла в себя после операции. Ей нужно время. Наберитесь пока терпения.

– Боюсь, что терпением я могу похвастаться только на работе. – Рамон кисло улыбнулся. – Но я постараюсь.

Мисс Плимм поднялась.

– Да, и еще я попросила мистера Дональдсона больше не приносить цветов. Это не идет на пользу, особенно после операции. Ему следовало бы знать.

Рамон прищурился:

– И часто он сюда наведывается?

– Каждый день, – ответила она. – Я думала, вы в курсе.

Оставшись один, Рамон напряженно смотрел на орнамент на обоях. Нет, этот Дональдсон выводит его из себя! Что ему здесь надо? По-видимому, не обойтись без объяснений.

В очередной визит Брэда Рамон остановил его прямо на пороге и заяви.!? ему, что Норин еще недостаточно окрепла для столь частых посещений.

– Почему? – кратко спросил гость.

Рамон никак не. мог придумать разумного объяснения. Устало прислонившись к дверному косяку, он произнес:

– Она идет на поправку не так быстро, как я рассчитывал. Плохо спит по ночам, несмотря на обезболивающие, да и вообще ей практически не удается расслабиться.

Дональдсон вызывающе вскинул голову.

– Может, это из-за обстановки? Норин все время на нервах.

Рамон едва сдержался, чтобы не нагрубить ему, и отошел в сторону, пропуская гостя.

– Спросите у Норин, хочет ли она вернуться в свою квартиру, – сказал он внезапно. – Мисс Плимм переедет вместе с ней, и в остальном тоже будет обеспечена помощь.

– Мило с вашей стороны, – произнес Брэд. Темные брови хозяина выразительно поползли вверх.

– Что, не ожидали? Тот нервно поежился.

– Все знают, что вы терпеть Норин не можете. Рамон не нашелся, что сказать в ответ, и скрылся в своем кабинете. Однако сосредоточиться на работе не получалось: в голову лезли разные мысли.

Распахнув дверь, Брэд широко улыбнулся Норин, которая в свою очередь ответила ему вялой улыбкой.

– Опять киснешь? – пошутил он, закрывая дверь и садясь на край кровати. – Доктор Кортеро сказал, что, если хочешь, можешь вернуться к себе. Он отправит с тобой мисс Плимм, и ты получишь всю необходимую помощь.

Ее сердце учащенно забилось. Какое облегчение! Находиться рядом с Рамоном было сущей пыткой.

– Когда? – спросила она, оживившись.

– Похоже, когда захочешь. Он просил сообщить тебе. – Брэд нежно коснулся ее волос. – Тебе ведь тут не очень нравится, да?

Она покачала головой и опустила взгляд.

– Он очень мил, но так хочется домой, где все родное. Уверена, я мешаю ему, даже если он старается этого не показывать. Он даже не может приводить к себе… людей… пока я тут валяюсь.

– Людей?

Она повела плечами.

– Женщин.

– Ну конечно, – усмехнулся Брэд. – Ни одной старой сплетнице не удастся найти повода, чтобы посудачить о нем. Ни с кем не встречается, похоже, все еще скорбит о жене.

– Да, он с ума сходил по Изадоре.

– А ты ведь тоже ни с кем не встречаешься. Мечтаешь о ком-то, кого не можешь заполучить?

Норин поспешно сменила тему:

– Узнай у него, когда я могу уехать?

На лице у Рамона ничего не отразилось, когда Брэд задал ему этот вопрос.

– Я дам ей знать. Думаю, скоро. Брэд кивнул.

– Спасибо. В домашней обстановке она быстрее встанет на ноги.

– Понимаю. – Рамон захлопнул за ним дверь и постоял в нерешительности, прежде чем войти в комнату Норин.

Она сидела в напряженной позе, прислонившись к подушкам.

– Ты можешь уехать утром, – сказал он ей. – Мисс Плимм будет с тобой и дальше. Мушку тебе придется оставить здесь.

– Знаю, – с грустью кивнула Норин.

– Я о ней позабочусь, – пообещал Рамон. – Послушай, ну почему ты не хочешь остаться? У тебя ведь тут есть все. И Дональдсон приходит в любое время. Почему ты так рвешься домой?

Она подняла к нему измученное лицо.

– Мой дом – все, что у меня есть.

– Что ты хочешь сказать?

– Я живу одна. Мне нравится жить одной. Мне неуютно с людьми.

– Хочешь сказать, со мной.

– Да. – Норин сжала губы. – Я ценю, что ты сделал для меня, – продолжила она после минутной паузы. – И очень тебе благодарна. Ты спас меня, но было вовсе ни к чему жертвовать ради меня своей личной жизнью, своим уединением.

– В моем уединении, как ты его называешь, я чувствую себя слишком уж одиноко, – произнес он, и она удивленно взглянула на него. – Так было и при Изадоре. Да, она устраивала вечеринки, поскольку не могла жить иначе – лишь в окружении людей и музыки. Я же проводил все больше времени на работе, ведь дома было совершенно невозможно ни просмотреть журналы, ни заполнить бумаги. С самых первых дней нашей совместной жизни Изадора возненавидела мою работу, даже хотела, чтобы я уволился. Ты не знала? Норин покачала головой.

– Было бы жаль… Она хоть догадывалась, сколько жизней ты спас?

– Ей было все равно. Изадора интересовалась только собой.

– Но вы казались счастливой парой.

– Ну, в обществе всегда приходится надевать маску, – задумчиво протянул Рамон. – За блестящим фасадом пряталось многое. Это и ревность Изадоры, и ее вечная неудовлетворенность, и растущая зависимость от спиртного…

Норин буквально лишилась дара речи – о таком она слышала впервые.

– Любить ей было мало. Ей надо было обладать. Такой вот инстинкт собственницы. Только сердце ее заледенело. Она могла подарить лишь свою красоту и неглубокие чувства. – Рамон вздохнул и грустно посмотрел на Норин. – Да и в постели она была самой холодной женщиной из всех, кого я знал. Только и думала о контрацепции.

– Но она говорила, что ты не хочешь детей, – вставила Норин.

– Да я-то их хотел, а Изадора обожала лишь мои деньги. – Рамон цинично усмехнулся. – И то, что на них можно купить. Ты знала, что у нее до меня был любовник? И она не бросила его даже после свадьбы. И до самой смерти у нее был все тот же любовник. И в Париж со мной она хотела поехать из-за него – он должен был быть там. Изадора предупреждала меня, что, если я оставлю ее дома, мне же будет хуже. Грозилась, что расквитается со мной. – Голос его был полон горечи. – Так и поступила. Страшнее и придумать нельзя – умерла, оставив на мне груз ответственности.

– Ты винил меня…

– Я винил себя, – перебил он резко. – И сейчас виню. Свалить все на тебя было тогда для меня единственным выходом. – Его глаза с грустью посмотрели на нее. – Будто ты могла бросить кого-то в беде, бросить умирать… – Рамон усмехнулся. – Ты полна нежности, что заставляет меня ругать себя за каждое грубое слово, за все, что я наговорил тебе. – Он медленно подошел к кровати и сел на краешек. Тонкими пальцами взял руку Норин И прижал ладонью к своей груди, к сердцу. На лице, которое она любила больше всего на свете, отражалось желание. Да, он хотел ее. Однако это желание выросло не из любви, знала Норин, – обыкновенная физическая реакция.

Ее рука безвольно упала на одеяло.

– Все нормально, – тихо произнес Рамон. – По-моему, я тебе небезразличен, но я не собираюсь торопить тебя. Если хочешь вернуться в свою квартиру – возвращайся. Ты получишь все необходимое, все, что захочешь, кроме Мушки, – он улыбнулся, а котенок, словно почувствовав, что речь идет о нем, вытянувшись во всю длину, перевернулся на спинку.

У Норин защемило сердце при мысли о детях, которых не было у Рамона, и ее рука инстинктивно потянулась к шраму.

– Когда заживет, шва почти не будет видно, – заметил Рамон, следя за ее движением. – Я горжусь своей работой.

Норин улыбнулась в ответ.

– Потрудился на славу. – И подняла на него взгляд. – Ты был очень добр ко мне.

– Считаешь, что доброта вызвана угрызениями совести?

– Мне это приходило в голову.

– Ты не совсем права. Может, передумаешь и останешься?

Норин от волнения не знала, что и сказать.

– Я тут мешаю, – заикаясь, произнесла она. – И Брэд приходит. А тебе он не нравится…

– Я найду общий язык с твоим другом, – перебил Рамон. – И ты не мешаешь.

Однако девушку мучили сомнения. Оставаться не хотелось, но и уезжать тоже. Слишком большой риск – быть рядом с ним. А с другой стороны, она очень боялась за свое сердце. И как это удобно – иметь всегда под рукой такого врача. К тому же еще Мушка. Котенка ей будет действительно не хватать.

Внутренний спор с самой собой разозлил Норин, и она одарила своего собеседника недовольным взглядом: незачем вводить в искушение.

Он же только улыбнулся и продолжил уговоры:

– Оставайся, буду читать тебе вечерами.

– Бароху? – поинтересовалась она.

– Что захочешь.

Тут перед глазами возникла картина: в полутемной комнате этот глубокий бархатный голос читает ей испанскую поэзию, и ее щеки налились румянцем.

– Ничего неприличного, – заигрывающе пошутил он. – Мы ведь хотим, чтобы твое сердце работало нормально, а не билось с бешеной скоростью. По крайней мере, пока.

– Ну, – растерянно проговорила Норин, – если я на самом деле не мешаю…

В этот момент котенок вскарабкался на подушку и сразу нашел себе занятие по душе – от его быстрых и метких движений волосы в пучке Норин растрепались.

– Тебе стоит помыть голову, – заметил Рамон. – Мисс Плимм завтра тебе поможет, если захочешь. – Его глаза сузились. – Ты когда-нибудь их распускаешь?

– Нечасто. Мешают работе. Хотя я и люблю длинные волосы. .

– Я тоже. – Он продолжал смотреть на нее, рисуя в воображении ее локоны, касающиеся его обнаженной груди… И резко отвернулся, задержав дыхание. – Я попрошу мисс Плимм прекратить собирать вещи, – добавил, уходя, Рамон. – И еще вот что. – Он замер в дверном проеме.

– Да?

– Тетя с дядей очень хотели бы навестить тебя. – Он заметил, как лицо Норин посерьезнело. – Знаю, что ты к ним чувствуешь, но они хотят загладить вину.

Девушка беспомощно смотрела на него: глаза – открытая рана.

Рамон вернулся и снова сел на край кровати, сжав в своей большой руке ее крошечную ладошку.

– Простить всегда трудно, Норин. Но иначе войнам никогда не придет конец. Нам всем надо покончить с прошлым и продолжать жить. Так давай начнем прямо здесь и сейчас. Ты простишь меня?

Она ощущала ласковое прикосновение его пальцев.

– Конечно, – произнесла девушка, не в состоянии взглянуть на него. – Я никогда не винила тебя за твои чувства.

– Ты никогда не знала, что я чувствовал, – заметил он тихо.

– Ты меня ненавидел, – потупившись, выдавила она из себя.

Рамон покачал головой.

– Только пытался, но ничего не вышло. А сейчас и вовсе хочу видеть тебя счастливой. И твои тетя с дядей тоже этого хотят. Не отталкивай нас.

Он умел убеждать. Норин закрыла глаза и, выдержав минутную паузу, произнесла:

– Ладно, попробую, но все зависит от них. Рамон поднял ее руку и нежно коснулся губами ладони, заставив девушку густо покраснеть.

– Теперь мне нужно съездить в больницу, загляну к тебе попозже.

– Буду ждать с нетерпением.

– Я тоже… – Он поднялся с кровати.

Когда за ним закрылась дверь, Норин чувствовала себя совершенно другим человеком, будто за какую-то долю секунды все вокруг перевернулось с ног на голову. Похоже, этот загадочный мужчина никогда не перестанет ее удивлять!

Тем же вечером, перед сном, Рамон заглянул к ней в комнату и замер в дверном проеме.

– Когда поправишься, хочешь вернуться на работу? – спросил он вдруг.

– Конечно, – ответила она, удивленная и вопросом, и его хмурым* видом. – Мне нравится моя работа.

– Знаю, но если у тебя появятся другие заботы?..

– Не понимаю.

– Конечно, – глубоко вздохнул Рамон. – Забудь, еще слишком рано. – Он улыбнулся. – Спокойной ночи.

– Тебе тоже. Ты, похоже, не успеваешь отдохнуть. Такая нагрузка. Да еще иногда делаешь операции, за которые тебе никогда не заплатят…

– Знаешь, мне кажется, мой талант от Бога. Это дар. В какой-то момент ко мне пришло понимание, что ничто не дается просто так. И поэтому необходимо делиться с другими. – Он внимательно смотрел на нее. – И сейчас я, как никогда, благодарю Бога за этот дар. Иначе ты могла бы умереть.

– Мое время еще не пришло.

– Ты и представить себе не можешь, что я почувствовал, когда увидел тебя в палате, без кислородной маски. – Он прислонился к дверному косяку. – Прошлое вдруг нахлынуло на меня. Мы так сильно обидели тебя на похоронах Изадоры. Я никогда не прощу себе того, что тогда тебе наговорил. Однажды, надеюсь, ты сможешь все это за-быть. Чувство вины терзает мою душу, не дает покоя. Изадора сказала, что поквитается со мной, если я не возьму ее в Париж. Но когда я уезжал, ей было не так плохо.

– Разумеется. – Норин медленно набрала в легкие воздуха. – Но она несколько часов просидела под дождем в одном белье. Специально взяла и села на балконе. Поэтому так и простудилась. Горничная ушла, а я уже тогда чувствовала себя неважно. Стоило сразу обратиться за помощью.

У Рамона перехватило дыхание.

– О Господи, почему ты мне ничего не сказала?

– Ты же не слушал, – объяснила она просто. – У Изадоры подскочила температура, а телефон не соединялся, и я кинулась на лестницу, чтобы позвонить от соседей… Но помню только, как все поплыло у меня перед глазами и я старалась удержаться на ногах…

Рамон в ужасе закрыл глаза.

– Бог мой, Норин! – прошептал он и, развернувшись, ушел.

– Прости! – крикнула она вслед, но он уже не слышал ее. Откинувшись на подушки, девушка смотрела в потолок и думала, что все к лучшему: рано или поздно Рамон должен был узнать правду.