Текст книги "Ты не виновата"

– Да, – виновато произнесла внучка.

– Не уезжай…

Но Аля села в такси и поехала, оставив позади собственный дом и дом матери, ненавистную школу, любимый сквер и до боли знакомую психбольницу. Миновала большой торговый центр, облюбованную туристами пешеходную улицу, истоптанный старушками и нищенками «Колхозный рынок». Добралась до железнодорожного вокзала, добрела до серого перрона и одной из верхних полок длинного поезда. Закинув наверх вещи, поджав ноги и воткнув наушники в уши, она отправилась в Москву.

Уехать было правильным решением: там ждали престижный вуз, карьерные возможности и самое главное – свобода. В новой жизни не было узких коричневых дорог до кладбищ, по которым каждый уходил по-разному: от выстрелов в грудь, удавки на шее, тяжелых болезней. Их хоронили и после смерти за ними ухаживали по-разному: у кого-то могилы сровнялись с землей, у кого-то были окружены ржавыми ограждениями, а у кого-то портрет на большой каменной плите от частых прикосновений маминых рук блестел на солнце как новенький.

История Анжелики
Все хорошо

В жизни Анжелики все было хорошо – ей часто говорили об этом родственники и подруги. Точно так же о ней думали коллеги и случайные знакомые: молодая двадцатипятилетняя женщина с длинными черными волосами, белоснежной улыбкой и стройными ногами казалась счастливой. Она работала стилистом в одном из столичных салонов красоты, завивала локоны обеспеченным бизнесвумен и наклеивала ресницы счастливым невестам. Каждый вечер к салону подъезжал дорогой автомобиль, в котором сидел широкоплечий мужчина среднего возраста. Он покачивал головой в такт музыке и косился в сторону обложенного серой плиткой крыльца. Коллеги Анжелики завистливо смотрели сквозь панорамные окна на припаркованный внедорожник – им казалось, что девушке необоснованно повезло: муж задаривал ее цветами и подарками, был всегда внимателен и деликатен.

Никто из окружающих не догадывался, что бóльшую часть времени Анжелика жила в страхе и что забота, которой ее одаривал супруг, была способом ежеминутного контроля.

Практически все детство Анжелика провела в съемной квартире; мама занимала комнату с маленьким раскладным диваном и светло-коричневой стенкой, на полках которой стояли хозяйский хрустальный сервиз и фарфоровые статуэтки, дочь спала в большой прямоугольной комнате, где вдоль стены разместилась маленькая деревянная кровать, а напротив – рабочий стол, заваленный стопками учебников и тетрадей.

Женщина работала поваром в школьной столовой, имела плотное телосложение и ноги, покрытые синими венозными сетками. Дочь стыдилась матери и ее толстых ног и в школе старалась лишний раз не выходить из класса, чтобы не столкнуться с ней на глазах у прыщавых соучеников. Анжелика была уверена: она никогда не станет похожа на женщину, которая ее родила, и не повторит ее судьбу.

Маму звали Еленой, и она относила себя к категории сильных, гордых и независимых. Вместе с маленькой дочкой ушла от мужчины, когда тот впервые поднял на нее руку, оставив ему квартиру и скудное свадебное приданое.

Лена наставляла:

– Нельзя позволять мужчине себя обижать. Женщина должна быть смелой и ничего не бояться.

Анжелике казалось, что мать обманывает: вокруг у всех семьи как семьи, во многих ежедневно скандалят и терпят друг друга, но никто не разъезжается. Виновницей развода Анжелика считала маму, втайне ее ненавидела и мечтала, чтобы отец забрал к себе, но тот приходил лишь вначале, а потом перестал. В этом девочка тоже упрекала мать. Ее не интересовали оправдания и причины, по которым та собрала вещи и ушла, а сама Елена долгие годы молчала, изредка повторяя, как важно женщине быть финансово независимой:

– У тебя всегда должны быть деньги на ребенка, на котенка и на новые капронки. Нельзя носить под шелковым платьем дырявые колготки.

Анжелика думала, почему именно под шелковым: мать никогда не носила праздничных платьев, только строгие сарафаны на белые блузки: подробности выяснились неожиданно.

Сидя за столом уже другой, но по-прежнему съемной квартиры, мама с дочкой разговорились:

– Когда мы с твоим отцом играли свадьбу, мне было всего девятнадцать лет. У меня не было родительского благословения; я сшила себе свадебное платье из бежевого шелка, надела под него драные колготки, мамины туфли с бляшкой посередине и в таком виде стояла в ЗАГСе. Мне было одновременно очень хорошо и очень стыдно, и я подумала: не хочу, чтобы мои дети жили в нужде. Не получилось. Не скажу, что я много тебе дала в финансовом плане. Но надеюсь, что ты хотя бы получила мой характер.

Однако прежде всего Елена дала дочери молодость. Густые волосы, выразительные черные брови, тонкая талия, большая грудь и стройные выносливые ноги – Анжелика вовремя оценила собственную привлекательность и, как ей казалось, довольно умело той воспользовалась: перешла от больших букетов белых роз вначале к маленьким подаркам в виде дорогих кружевных чулок, а затем – к путешествиям, съемным квартирам и наконец к собственной машине.

Мужчины начали увиваться за Анжеликой, когда ей исполнилось пятнадцать лет; именно тогда она поняла, что неприступная женщина – желанная женщина, и стала сводить с ума ухажеров отлаженной тактикой поведения.

– Никаких поцелуев на первом свидании, – говорила она подруге. – Пришла в кафе, через полчаса рукой махнула и ушла. Подарил цветы – говоришь, что не в твоих привычках принимать цветы. И постоянно говори «Нет». Подвезти? Нет. Встретить? Нет. А на третий раз нужно сказать «Да», принять букет, положить невзначай руку ему на ногу и улыбнуться. И потом он – абсолютно точно – весь в твоих руках.

Много лет все именно так и работало – девушка жила в окружении наборов дорогой косметики, туфель и шляп. А потом встретила Давида; ей было двадцать два, ему тридцать семь. Он жил недалеко от Старого Арбата в двухэтажной квартире, занимался бизнесом и любил тратить деньги.

Анжелике он сразу понравился: подошел в ресторане, подозвал официанта и заказал для нее мороженое.

– Но я не хочу мороженое, – сказала девушка.

– Хочешь, – уверенно заявил мужчина и поднес маленькую ложку с длинной ручкой к ее розовому рту.

Анжелика посмотрела ему в глаза и покачала головой.

– Я не ем из чужих рук, – стала кокетничать она, но Давид лишь улыбнулся.

– Пробуй, – приказал он, и она послушно приоткрыла рот. – Вкусно? – Она кивнула. – Я так и думал.

Мужчина встал из-за столика и молча ушел. Анжелика осталась сидеть в растерянности. Допила кофе, рассчиталась и вышла из ресторана.

Там, сидя на ступеньке, курил Давид.

– Поедешь ко мне?

– Нет, – улыбнулась она.

– Почему?

– Я тебя совсем не знаю.

– А что ты хочешь обо мне узнать?

– Хотя бы имя.

– Давид. А твое?

– Анжелика.

– Поехали ко мне, Анжелика?

– Нет.

– А завтра? – спросил он.

Девушка улыбнулась в ответ. Она посмотрела на его белоснежную улыбку, дорогие часы, идеально выглаженную рубашку и ответила:

– Посмотрим.

Он вытащил визитную карточку и сказал:

– Позвони, если захочешь увидеться.

Вечером она ему позвонила. Сама. Впервые в жизни. Он заехал за ней, отвез гулять на Воробьевы горы, есть в дорогой ресторан, а заниматься сексом в бывший компьютерный класс недалеко от МГУ. Это был один из его первых бизнесов, ныне – лишь дань времени и большое офисное пространство в собственности.

Они поженились через семь месяцев после знакомства; свадьба прошла в Санкт-Петербурге, родном городе жениха. На торжество собралась вся родня будущего супруга, невеста же была почти в полном одиночестве: в ресторане, украшенном по желанию будущего мужа в золотисто-белой гамме, присутствовала только лучшая подруга Анжелики. Девушка обманула маму, сказав, что никакой свадьбы не будет – только регистрация в ЗАГСе, что нет никакой необходимости тратить деньги на «Сапсан».

Мужчина то весело танцевал, то басом выкрикивал пошлые шутки, над которыми смеялись все полторы сотни гостей, то усаживался рядом с женой, брал ее за руку и до боли сжимал тонкую кисть.

– Ты делаешь мне больно, – иногда говорила Анжелика, но муж смотрел на нее, как и на всех остальных – с насмешливой полуулыбкой.

Перед тем, как ведущий вечера позвал молодоженов разрезать торт, Давид взял слово и в пламенной речи о том, каким счастливым и беззаботным он чувствует себя сегодня, вытащил две коробки и демонстративно вручил жене. Она раскрыла ту, что поменьше, – в ней лежали сережки из белого золота с желтыми бриллиантами; а вот подарок из большой красной коробки она не захотела вытаскивать наружу, несмотря на громкие просьбы гостей.

– Это личное, – сказала она и смутилась.

Девушку спас ведущий:

– Видимо, эту коробку молодожены откроют вместе в первую брачную ночь, – пошутил он. – А теперь пора внести свадебный торт, чтобы ваша семейная жизнь была сладкой!

Анжелика положила распакованную красную коробку на соседний стул. У подарка действительно был эротический подтекст – внутри коробки лежал перевязанный белой лентой фаллос, украшенный драгоценными камнями.

Девушка почувствовала, что не все в их семейной жизни будет так, как она себе представляла, захотела спрятаться в туалете, поплакать и позвонить маме, но ничего не сделала.

Через несколько часов они выехали в Пулково, откуда отправились в ее первую поездку в Италию и три недели выглядели действительно счастливыми молодоженами, много целовались и ели мороженое. Анжелика успела обо всем забыть, пока не вернулась в двухэтажную квартиру на Старом Арбате. Первый удар по щеке она получила в тот же день – в окружении свадебных подарков и завядших букетов праздничных цветов.

Мы встречаемся с ней в одной из французских пекарен неподалеку от станции метро «Новокузнецкая». Я жду в углу заведения, то перемешивая ложкой горячую овсяную кашу, то ломая руками еще теплый круассан.

На телефон приходит уведомление: «Скоро буду».

Однако минует пять, десять и двадцать минут – и только на сороковой в пекарню входит девушка, которую раньше я видела только в ее профилях социальных сетей.

– Привет, – говорит она и приобнимает меня.

– Привет.

– Извини, что опоздала. Он довез меня до работы, пришлось немного подождать, пока уедет. Я потом быстро добежала до метро, и вот я здесь.

– Спасибо, что пришла, – отвечаю. Анжелика улыбается, но недолго.

Наш диалог мы начинаем с подробностей их знакомства – как и большинство моих разговоров с пережившими домашнее насилие женщинами.

– Вчера, – говорит она, и я вздрагиваю, – последний раз он избил меня вчера. Мы можем отойти в туалет? Покажу свою грудь.

Вспышки агрессии у Давида случались по разным поводам: он не любил, когда она его перебивала или не соглашалась. Не нравилось, когда плакала, – в эти моменты он мог схватить ее за волосы и ударить об угол стола или спинку стула. Но больше всего не любил, когда не отвечала на телефонные звонки, игнорировала сообщения и задерживалась на работе, – любое опоздание вначале каралось глубокой морщиной, будто разрезающей лоб пополам, и пристальным взглядом карих глаз, а потом – ударами по груди и животу.

Вчера был именно такой день – день, когда Анжелика задержалась на работе. Она кружила вокруг припозднившейся клиентки и постоянно оборачивалась – через панорамное окно виднелся припаркованный автомобиль. Во рту у девушки было сухо, сердце стучало быстро и громко. Настолько громко, что ей казалось – его биение слышали все вокруг.

Она заглядывала в глаза клиентке, будто задавая той вопросы: «Ты догадываешься, что мне сейчас страшно? Ты знаешь, что меня сейчас ждет? Ты понимаешь, куда я сейчас поеду?»

Но женщина, слегка смущаясь навязчивости молодой парикмахерши, лишь отворачивалась в сторону.

– Вам все нравится? – спросила Анжелика и вытащила маленькое зеркальце. – Получились роскошные локоны.

– Да, спасибо, – спокойно ответила женщина. – Можете идти. Я так понимаю, вас ждут?

– Угу, – ответила девушка, скинула удобные кеды, надела дорогие туфли, вышла на улицу, огляделась по сторонам, обернулась на салон и наконец посмотрела на автомобиль.

Большие волосатые руки с золотым обручальным кольцом на безымянном пальце правой сжимали белоснежный кожаный руль. Анжелика сделала глубокий вздох и с улыбкой направилась к машине.

– Привет, дорогой, – сказала она и поцеловала в губы. – Постоянная посетительница… сегодня… – но потом увидела лоб, морщину, ладонь и замолчала.

Всю дорогу они ехали в тишине: она смотрела в окно, сжимая в руке телефон, он вертел головой и подпевал любимым трекам.

«Лишь бы никто сейчас не позвонил», – шептала она про себя.

Если бы раздался звонок или пришло уведомление, то Давид спросил бы:

– Кто?

– Подруга, – ответила бы девушка.

Будь то мама, начальница, клиентка, коллега или, не дай бог, друг детства – разницы не было бы. Анжелика не имела права общаться ни с кем, кроме законного мужа. При этом он хотел, чтобы она привлекала максимальное количество внимания, – не жалел денег на новые платья и дорогую обувь, на косметику категории люкс, на спа-процедуры и пластическую хирургию. Девушка уже согласилась на блефаропластику век, увеличение губ и «легкое» изменение кончика носа, но собственное отражение ей нравилось в зеркале ровно до того момента, пока она не стягивала брендовое платье.

Фиолетово-желтые, сине-зеленые, красно-черные – она изучала, рассматривала свое тело, старалась заглянуть в глубь цвета, хотя и не понимала, что именно хочет увидеть в этих кровоподтеках, синяках и засосах.

Анжелика постоянно оглядывается по сторонам: официанты суетятся, убирая за нами пустые чашки и смятые салфетки.

– Мы зашли домой, я в ванную, Давид за мной следом. Думала, что сейчас начнет бить, но он, подойдя к раковине, просто помыл руки. У него громадные руки. Когда-то я читала Маяковского, но единственное, что запомнила, – строчку со словами «такой большой и такой ненужный». Я смотрела на его руки и почему-то вспомнила о ней. Мне стало его так жалко. Муж показался мне очень несчастным. Идиотизм… нелюбимый сынок богатеньких родителей!

Мама никогда не любила его – так говорил сам Давид. Он не помнил случая, когда эгоистичная чернобровая женщина с вечно сердитым выражением лица была бы с ним нежна. Она родила его в тридцать три года, потому что нельзя было не рожать. Он раздражал ее своей нежностью и трепетностью, и чем чаще ребенок ласкался о костлявые мамины колени, тем сильнее досаждал ей.

Мальчик рос изобретательным: он понял, в какие моменты мама была с ним максимально нежной, научился вести себя так, чтобы она всегда его хвалила. Часто думал, что ненавидит «эту холодную тварь», при этом искал ее одобрения.

Когда Давиду исполнилось тринадцать лет, она попала в автомобильную аварию и сильно пострадала. Три месяца лежала в кровати: сын кормил маму с ложечки, следил за графиком приема лекарств, внимательно выслушивал все наставления врачей.

Женщина как-то сразу подобрела к сыну, с благодарностью заглядывала ему в глаза, но потом выздоровела – все вернулось в привычное русло, и Давид снова возненавидел ее.

Однажды Анжелика и Давид сели ужинать. Он сказал:

– Я хочу, чтобы ты уволилась.

Анжелика испугалась:

– Но я хочу работать.

– А я не хочу.

– Я не могу просто взять и уволиться.

– У тебя все есть, я обеспечиваю тебя от и до. Зачем тебе работать?

– Потому что я люблю свою работу.

– А меня? – спросил он спокойно.

– Конечно, я тебя люблю.

– Но работу любишь сильнее?

– Нельзя сравнивать…

– Почему? Мне важно знать, что моя женщина готова ради меня пожертвовать какими-то мелочами.

– Я же не прошу тебя оставить работу ради меня…

– Если я оставлю работу, мы переедем на съемную квартиру твоей матери?

– Нет, но…

Давид продолжил неторопливо дожевывать ужин.

– Давай, – произнес он, – ты просто не будешь со мной спорить. Завтра ты напишешь заявление на увольнение. Превратишься в приличную жену, перестанешь шлюхаться на работе.

– Я не… – попыталась Анжелика протестовать и вначале получила в лицо листьями салата, потом – белоснежным кухонным полотенцем.

Она вытерла лицо салфеткой, встала к раковине и включила холодную воду.

– Зачем ты так?

– Я ничего не слышу, котенок! Что ты там мяукаешь?

Она остудила лицо водой и решительно повернулась к нему.

– Я хочу, – продолжил он, – чтобы ты родила мне ребенка. Чтобы… – он подошел к ней вплотную и поцеловал в макушку, – чтобы у нас появился малышка. Такая же красивая, как ты.

Анжелика не хотела детей, но боялась мужу в этом признаваться.

– Чтобы завести детей, необязательно уходить с работы. Конечно, я в любом случае уйду в декретный отпуск, потом наймем нянечку.

– Нет, я хочу, чтобы ты сидела дома.

– Но…

Давид взял ее сзади за шею и заставил лечь на пол.

– Лучше тебе со мной не спорить, – сказал он и пнул ее в живот.

Анжелика лежала не сопротивляясь; ей хотелось свернуться, обхватить себя за колени и отвернуться как обычно, но в этот раз стало уже все равно. Подумалось: было бы хорошо, если бы он сейчас ее просто убил.

Муж лишил ее общения с матерью, подругами и коллегами, проверял телефон, контролировал, как она выглядит, занимался с ней сексом, даже если не хотела. Девушка перестала ощущать себя живым человеком: просыпалась, автоматически совершала какие-то действия, умывалась, красилась, одевалась. Существовала.

Вначале готова была смириться и потерпеть, потому что он как будто мог подарить ей финансовую безопасность, но оказалось, что незаметно для нее отобрал свободу.

Ее страницы в социальных сетях состояли из фотографий улыбающихся людей, дорогих ресторанов и зеленых газонов подмосковных дач.

– Как же я вчера, – смотрит Анжелика на меня, – мечтала о смерти. Поднялась с пола, прошла в прихожую, посмотрела на себя в зеркало и подумала: какая же я жалкая, даже не могу себя убить.

Мы говорим с ней несколько часов; о том, что я ищу героинь для материала, она узнала от одной знакомой, которая сделала репост моей записи.

– Подумала, что хочу рассказать о себе, потому что все думают, какая я счастливая. Так вот, я несчастливая.

– Что будешь делать? – спрашиваю я.

– Увольняться.

Четыре месяца Анжелика жила практически взаперти: Давид нанял ей водителя, который возил ее по заранее оговоренному маршруту. Она окончательно перестала видеться с подругами и занималась только тем, что ей положено было делать: посещала салоны красоты, оздоровительные клиники, фитнес-центры, пила витамины, ела фрукты и ездила с Давидом в путешествия.

Она перестала спать – сон ушел окончательно. Девушка смотрела то на спящего мужа, то в потолок: грудная клетка ходила вверх-вниз, вверх-вниз, а по стенам бегали черные тени.

Анжелика вставала с кровати, подходила к окну и думала о том, чтобы распахнуть створку и прыгнуть вниз, но каждый раз ей становилось страшно.

– Сделать шаг очень страшно. Всего лишь шаг, и все будет сделано. Ведь дальше невозможно будет остановиться, придется зажмуриться и упасть. Но я каждый раз не могу сделать шаг, один-единственный шаг. Трусиха. Неудачница. Я сама все заслужила, я сама хотела такой красивой жизни. Я получила все, что хотела. Я сама, я сама, я сама.

Вначале Давид был счастлив, но безоговорочно послушная и безэмоциональная супруга спустя три недели стала его раздражать, и именно с того момента он стал по-настоящему жесток.

Просил в подробностях рассказывать о предыдущих партнерах, уточняя все детали: как они занимались сексом, что ей нравилось больше всего, делала ли она минет, а если делала, то как и где.

Избиения стали чаще и продолжительнее – он все так же бил Анжелику только по животу и груди. Называл ее грязной и испорченной, и с каждым днем она верила ему все больше.

Все изменилось неожиданно: на одном из бизнес-ужинов, куда мужчины должны были приходить со своими идеальными женщинами, к Анжелике подошел Илья, один из партнеров Давида.

– Как дела? – спросил он, и девушка растерянно огляделась вокруг. Последние три месяца, за исключением коротких разговоров с обслуживающим персоналом, она провела в молчании – беседа с кем-либо, кроме супруга, была под запретом.

– Все в порядке, спасибо. – Она почувствовала на себе пристальный взгляд мужа.

– Ты очень похудела, – сказал Илья, но девушка никак не отреагировала. Она посмотрела на Давида, потом на Илью и отошла в сторону.

– Слушай, – не отставал мужчина, – будет нужна помощь, не стесняйся.

Анжелика молча ушла в уборную. В голове звучало «Хочу, чтобы все закончилось», поэтому, когда она вышла обратно в гостиную, первым, что она сказала Илье, было «Я хочу умереть».

Она вернулась к мужу и села рядом. Давид положил руку на ее ногу и со всей силы хлопнул ладонью. Анжелика поняла: сегодня ночью ей придется оправдываться за нечаянный диалог.

Все это время за ней наблюдал Илья, который в ту ночь не смог ничего предпринять. Но он пришел на следующее утро; в квартире были Анжелика и ее водитель Станислав.

– Кто?

– Илья, – сказал он в домофон и назвал свою фамилию.

Водитель открыл дверь.

– По какому поводу?

– Мне нужно поговорить с хозяйкой дома.

– О чем?

– Я не обязан перед тобой отчитываться. У нас важное дело.

Илья был партнером Давида по нескольким проектам, поэтому водитель не мог ему перечить, но сразу позвонил своему начальнику.

Илья подошел к Анжелике и спросил:

– Тебе есть куда пойти? – Та кивнула. – Бери паспорт и поехали.

Девушка взяла сумку, надела кроссовки.

– Вам без меня или Давида Робертовича никуда нельзя, – сказал водитель, но Илья взял женщину за руку и вывел из дома.

Уже в машине он уточнил:

– Куда?

– К маме.

Первое, что сделала Елена, когда увидела дочь, – прижала руки к груди. Перед ней стояла бледная девушка с острыми ключицами и сильно осунувшимся лицом. Анжелика похудела до 48 килограммов, что при росте 173 сантиметра казалось критически недостаточным.

Именно ее худоба и пустой взгляд напугали Илью, который не испытывал к Анжелике никаких чувств, кроме давней симпатии и внезапно возникшего чувства жалости.

– Что случилось? Это кто? Где Давид? – задавала вопросы мама, но Анжелика молчала.

Она прошла в ванную комнату, встала под душ и начала плакать. Громко, навзрыд – так, что мама, которая слушала, прижавшись к двери, стала реветь вместе с дочерью.

Илья потоптался на месте, оставил Лене свои контакты и ушел.

Мама зашла внутрь, вытащила дочь и, укутывая ту полотенцем, увидела желто-зеленую грудь и поняла, что случилось. Отвела девушку за руку в спальню и уложила на диван; Анжелика укрылась одеялом и крепко заснула.

Пока спала, приехал Давид; ему никто не открыл. Он ломился, женщина, не вступая с ним в разговор, вызвала полицию, но та не успела – Давид уже исчез.

Телефон Анжелика оставила дома, поэтому звонки приходили Елене.

– Я не отдам тебе дочь больше, – отвечала женщина. – Ты можешь обрывать телефон, ломиться в двери – мы поменяем место жительства, будем обращаться в полицию. Я пойду на все, но дочь к тебе не вернется.

Именно так Лена и поступила: купила билеты к дальней родственнице и увезла Анжелику на следующий день в другой город.

Там она планирует провести все лето и надеется, что трех месяцев будет достаточно, чтобы дочь снова начала говорить и перестала плакать.