Текст книги "Шанс полюбить"

Что это с ним такое, спрашивал Джейк себя по дороге домой. Но, как ни странно, на душе у него было спокойно как никогда – словно призраки прошлого вдруг отпустили его на свободу.

Пьянство было лишь частью саморазрушения, за которое так яростно принялся Джейк после гибели Джонни. Кэсс поступила очень разумно, когда его бросила. Горе не сблизило их, а лишь ускорило разрыв. После того как Джейк потерял самое дорогое в жизни, ему было наплевать на все остальное. На свое дело. На чувство собственного достоинства. Потом, начав карабкаться наверх, к благополучию, он избрал весьма простой способ самозащиты – избегал детей и тех женщин, которые, как ему казалось, представляли для него опасность.

Почему же все изменилось? Почему он потерял остатки здравого смысла? Ни один мужчина на его месте, если только он не полный идиот, не искушал бы судьбу, надевая обручальное кольцо во второй раз.

Но ведь такую женщину, как Либби Портер, можно встретить только раз в жизни. Конечно, то, что у нее есть сын, слегка осложняет дело, но сейчас это осложнение казалось Джейку не таким уж неприятным.

Он не побеспокоился предупредить ее о своем визите заранее. Положившись на случай, он принял душ, побрился, надел чистую рубашку цвета хаки, черный свитер и хлопчатобумажную куртку и отправился к ней. Почему-то он поехал на грузовике, а не на собственной машине. Десять лет назад он надел бы костюм с галстуком. И поехал бы на куда более представительной и, уж конечно, куда более дорогой машине, чем маленький пикап или скромный седан американского производства.

Но тогда, десять лет назад, его звали Джон Джейкоб Хэтчер Хили, а не Джейк Хэтчер.

Либби вышла к нему босиком, в купальном халате персикового цвета, с отворота которого свисала цепь английских булавок. Волосы ее влажными прядями рассыпались по плечам. За ее спиной какой-то парень на телеэкране объяснял, как правильно прививать плодовые деревья; из дверей навстречу Джейку вырвался запах дыма и воздушной кукурузы.

Глаза Либби округлились от удивления. Джейку показалось даже, что у нее отвисла челюсть.

– Джейк, это вы… то есть, я хочу сказать, проходите, пожалуйста.

– Я вам не помешал? Просто случилось так, что я оказался поблизости.

– Ну конечно. А как же иначе.

Либби закрыла за ним дверь и отступила на несколько шагов. К запаху кукурузы и дыма примешивался аромат какого-то экзотического кофе.

– Вот я и решил заехать, вдруг, думаю, застану вас дома.

– Да, на это можно смело рассчитывать, – с низким, чарующим смехом проговорила она. – Хотя я до сих пор не поняла, что привело вас ко мне.

– Мне захотелось увидеть вас, вот и все.

Джейк не решился снять куртку, хотя в доме было тепло. Маленький камин, облицованный кирпичом, слегка дымил. На скамеечке для ног стояла тарелка с воздушной кукурузой, на кофейном столике – пустая чашка; повсюду были разбросаны части складных картинок, игрушечные грузовики и детские книжки.

Не извиняясь за беспорядок, Либби убрала с кресла сборник пиратских рассказов.

– Снимайте куртку, – сказала она. – А я сейчас сделаю еще воздушной кукурузы. В прошлую субботу я купила на распродаже этот аппарат – мы давно уже такой искали. С тех пор, как переехали сюда, в дом с камином.

Что за чушь она несет, одернула себя Либби. Вполне понятно, что у Джейка такой вид, будто он собирается спастись бегством.

– Когда я была маленькой, мы поджаривали кукурузу прямо в камине. А вы?

Джейк смотрел на нее, не отвечая ни слова. Если он когда-нибудь и поджаривал кукурузу, то совершенно об этом забыл. Голова его была занята другим – он представлял, как выглядит Либби под этой жуткой персиковой штуковиной и фланелевой ночной рубашкой.

– Снимайте же куртку. Здесь жарко. Я забыла отключить отопление, когда мы разожгли камин. И… вам кофе со сливками и с сахаром?

– Не надо ни сливок, ни сахара, ни кукурузы… но все равно, спасибо.

Либби бросила на него удрученный взгляд; Джейк даже пожалел, что не согласился на предложенное меню. Когда она выскочила на кухню, он тщательно исследовал камин. Пришлось подтянуть рычаг тяги, и к тому времени, как Либби вернулась с подносом, на котором стояла дымящаяся чашка кофе и тарелки с сыром и обломками имбирных человечков, труба уже тянула, как следует. Джейк уселся подальше от огня – и тут же вскочил, чтобы сбросить со стула игрушечную ракетно-пусковую установку. Да, когда он решился к ней поехать, он представлял себе все несколько иначе.

– Камин у вас барахлил, – пробурчал он, наблюдая, как ее свежевымытые щеки вспыхнули нежным румянцем. – Тяга.

В отблесках камина глаза Либби казались черными, как полночь. Джейк обнаружил, что не в силах отвести от нее взгляд.

– А я думала, это невозможно исправить. Вы… ведь не откажетесь от этих имбирных обломков?

Она торопливо сняла с подноса тарелку, так что несколько печеньиц с жестким стуком упало на стол. Проклятье! Только она решила даже не вспоминать о нем, как он явился собственной персоной и вновь ее взбудоражил. Интересно, как плоть может обрести покой в этом мире, полном соблазнов?

Они пили кофе, время, от времени бросая друг на друга быстрые взгляды. Оказавшись, наконец, рядом с Либби, Джейк никак не мог придумать, о чем же с ней говорить. Нужно было сначала позвонить. Нет, нужно было держаться от нее подальше – это, черт возьми, куда вернее!

Чего же он хочет от нее, недоумевала Либби. В первый раз – то есть во второй, если даже не в третий – они встретились совершенно случайно. Окажись на ее месте любая другая женщина, он точно так же защитил бы ее от пьяного.

А потом, в следующий раз? И тогда их свела случайность. Они столкнулись в банке, и эта встреча повлекла за собой другую.

Но, Бог свидетель, этот человек ни разу даже не намекнул, что хочет ее.

Так, значит, все по-прежнему – злорадно подсказал знакомый внутренний голос. Она не из тех женщин, что заставляют мужчин сгорать от желания. Однажды ее захотел Уолт, но она была тогда молода и только что создала себе новую фигуру, а значит, и новый образ. В первый раз она тогда жила вдали от дома, ощущала себя кем-то иным, не похожим на прежнюю Либби, и вела себя соответственно. До Уолта кое-кто из мужчин проявлял к ней интерес, они думали – в ней есть что-то особенное. И, разумеется, моментально разочаровывались. История с Уолтом длилась так долго по одной простой причине – прежде чем он понял, что она всего-навсего прежняя Либби Двиггинс, он предложил ей стать его женой, и она приняла предложение.

Но пришла пора, и часы пробили полночь. Бал кончился, и она очутилась в своем собственном закоптелом жилище – постаревшая, погрустневшая, но едва ли набравшаяся ума.

– А вы… смотрели в последнее время какие-нибудь стоящие фильмы? – светским тоном осведомилась Либби. И тут же застонала, закрыв глаза: – Господи, поверить не могу, что сморозила такую глупость.

– Нет. А почему?

– Что «нет»? Что «почему»? – смешалась Либби.

– Нет, я не смотрел ничего стоящего. Почему вы не можете поверить, что спросили про кино?

Либби сидела на кушетке с ногами, свернувшись калачиком. Джейк извлек из-под себя кость от домино, внимательно рассмотрел ее, а потом сел на кушетку рядом с Либби.

– Кажется, мой стул заминирован.

– Извините. Вечером Дэвиду нездоровилось, и я отправила его спать пораньше. Обычно он как следует, убирает за собой.

Джейк в этом очень и очень сомневался, но возражать не стал. Уж явно она не из строгих матерей. Видно, балует парнишку, пытаясь возместить ему, отсутствие отца, – ничего плохого в этом нет, если такой период не затягивается.

– Джейк, вы знаете, я до сих пор понятия не имею, чем вы занимаетесь.

– Вы ни разу не спрашивали.

– Я только что спросила – так сказать, в косвенной форме.

– Железобетонные конструкции. Тяжелые машины. Я подрядчик.

Она уставилась на него непонимающими глазами; не думая о том, что делает, Джейк коснулся ее обнаженной ступни и легонько сжал ее.

– Тяжелое оборудование и техника – вот моя работа. Мы расчищаем участки земли для строительства, строим дороги, небольшие мосты и все такое. Развороченная земля и огромные желтые машины – это мы.

Джейк рассказывал, чем его фирма занималась в последнее время, беспрестанно, как бы забывшись, поглаживая ногу Либби. Постепенно, так постепенно, что ни один из них не заметил этого, голос его стих. И лишь пальцы Джейка медленно продвигались по подошве маленькой ее ноги, задерживаясь в выемке, поглаживая пятку и исследуя форму каждого пальца.

Дыхание Либби, казалось, застряло где-то между горлом и легкими. Глаза ее расширились, рот обмяк. Джейк прикрыл глаза, откинулся на спинку кушетки и глубоко вздохнул, так что дрожь прошла по всему его телу.

Он весь горел, но причиной этого была не жара в старом фермерском доме. Даже во рту он ощущал вкус желания. Как ему хотелось отвернуть полы ее потрепанного халатика, развязать пояс и одну за другой расстегнуть пуговицы ночной рубашки из фланели в цветочек!

Внезапно маленькая ступня выскользнула из его рук; Либби выпрямилась, избегая на него смотреть.

– Джейк, может, вы… э… хотите еще кофе. Это особенный кофе. В него добавляют лесной орех и еще что-то, я даже выговорить не могу, что.

Но оба они прекрасно знали, что он хочет вовсе не кофе. Да и она тоже. Джейк даже не понял, сама ли Либби наклонилась к нему, или он силой усадил ее к себе на колени. Но, кто бы ни сделал первого движения, результат был налицо. По их телам словно пробежал огонь.

Она вся дрожала. Теперь, когда она сидела у него на коленях, губы ее оказались слишком высоко, и тогда Джейк, опустив ее на подушку, припал к ним. Наконец ему стало удобно.

Более чем удобно!

Ее губы, чуть маслянистые, на вкус отдавали кофе и имбирем. От волос исходил аромат дыма и тех самых духов, которыми от нее пахло на вечере встречи выпускников.

Бедра Джейка напряглись. Слившись губами с губами Либби, он впитывал их сладость, а руки его тихонько поглаживали упругие выпуклости ее ягодиц, мягкую фланель, прикрывающую мягкую атласную кожу. Теплую, благоуханную женскую кожу.

Крошечный участок его мозга трезво отдавал себе отчет в происходящем, и Джейк сознавал, что с тех пор, как он вот так целовал женщину, прошли годы. А может, так он никого не целовал ни разу в жизни. Или с каждой женщиной это происходит по-разному. Он никогда не задумывался над этим.

Или целовать Либби – наслаждение, не идущее в сравнение ни с чем.

Его охватило желание – пронзительная, трепещущая боль, голод, жаждущий утоления. Но к этому примешивалось другое чувство. Чувство, которого он не испытывал никогда раньше. Потребность отдать? Потребность выразить нечто, невыразимое словами?

Джейк покрывал поцелуями ее веки, изгиб скулы, покусывал нежную мочку уха. Она судорожно схватила ртом воздух, и он коснулся губами ее подбородка – этого точеного, упрямого, сводящего с ума подбородка – и вновь слился губами с ее ртом.

Не теряй голову, парень, прошептал внутренний голос.

Но Джейк не внял предостережениям. Он нащупал ее груди, нежные бугорки, напрягшиеся под его руками, и почувствовал, как она дрожит.

– Либби, – хрипло прошептал он. – Мы не зайдем далеко, если вы не захотите, обещаю вам.

– Я хочу, – она вздохнула, и он ощутил, как нежна ее кожа в выемке между шеей и плечом. – Я хочу…

– Я тоже, – пробормотал Джейк.

Он ослеп, опьянел от желания, лишился рассудка. Раньше он не представлял, что может испытывать желание такой силы. В его возрасте это чистое безумие. После всего, что он пережил. Захотеть такую женщину, как Либби Портер.

Женщину, у которой есть сын.

Глава шестая

Либби не прислушалась к сигналу тревоги, звеневшему в ее голове. И мало-помалу он стих, превратившись в невнятный шепот, который напоминал ей, что потом она пожалеет, пожалеет…

– Кто бы мог подумать, что под фланелью скрывается такая красота, – бормотал Джейк. Распахнув халат, он расстегнул пуговички ночной рубашки, обнажив грудь Либби.

– Я не… – залепетала Либби. В ушах ее звенели слова, которые ей приходилось слышать столько раз. «Ты что, вообразила себя красавицей?» Так говорил Уолт, когда ему хотелось задеть ее побольнее. «Видно, ты вбила себе в голову, что неотразима. Увы, детка, тебя нельзя назвать даже мало-мальски привлекательной».

Руки Либби вцепились в плечи Джейка, глаза впились в его глаза. О, если бы она знала, как они сейчас выразительны, ее глаза! Это Джейк, напомнила она себе, Джейк, а не Уолт. И она уже не та прежняя беззащитная толстуха, неуклюжая фермерская дочка.

Она привлекательная, умная, независимая женщина, черт ее возьми! Она заслуживает восхищения. И она способна возбудить желание.

Джейк сражался со своим собственным внутренним демоном. К чему было так распалять себя? Он ведь не собирался даже поцеловать ее, будь он проклят! И все же он ее поцеловал, и одного поцелуя оказалось недостаточно, а потом он, видно, решил просто аккуратно посмотреть и пощупать ее, а потом завернуть во фланель и поставить на место, на ту самую полку, откуда взял.

Так над кем же он подшутил?

– Либби, дорогая, я слишком стар, чтобы заниматься этим на диване в гостиной.

– Да-да, – беззвучно произнесла она; взгляд ее словно прилип к зеркалу над камином. Широкие плечи и мускулистая спина Джейка, склонившегося над ней. Его темноволосая голова над ее белокурой – и ее бледные, обнаженные груди, соски, темнеющие между квадратными загорелыми пальцами Джейка.

Ей казалось, она наблюдает за незнакомыми людьми, и в этом было что-то головокружительно интимное, ни разу в жизни она не испытывала ничего подобного. Утонув в зыбучем песке желания, Либби прошептала:

– Джейк, мы, наверное, совершаем ошибку.

– Может, ты и права, – пробормотал Джейк, мягко втягивая ртом ее губы.

И когда они вновь слились губами, крупицы здравого смысла, которые еще оставались у них обоих, растворились в долгом, долгом поцелуе.

– Либби, – прошептал Джейк, когда они, наконец, разомкнули губы. – Я думал, опасный возраст для меня позади. Вижу сам, что ошибся.

И, не в силах справиться с неумолимым притяжением – притяжением ее шелковистой кожи, вкуса ее губ, ее женского аромата, – он целовал ее еще и еще, каждым движением языка выражая то, к чему стремилась его плоть.

Либби испустила стон. Руки ее все крепче обвивались вокруг шеи Джейка, пальцы без остановки гладили его волосы. Джейк попробовал не наваливаться на нее всем своим весом, но на узкой кушетке это было невозможно.

– Либби, радость моя, где у тебя тут кровать?

Она лишь затрясла головой и, когда он вновь принялся покрывать поцелуями ее подбородок и шею, слабо запротестовала:

– Ах, Джейк, нет… прошу вас…

Джейк, нет, прошу вас. И это в ту минуту, когда голод, так долго остававшийся неутоленным, лишил Джейка рассудка. Не такие слова он хотел услышать, не таких слов он ждал.

Но, может быть, именно они были ему сейчас необходимы. Он неловко скатился с кушетки, стукнувшись коленом об пол, потом поднялся и сел рядом с Либби, прерывисто и громко дыша. Когда она, повернувшись на бок, коснулась его бедра, он с трудом удержался от желания оттолкнуть ее. Вместо этого он протянул руку и грубовато похлопал ее по плечу.

Хорошо, пусть не ее вина в том, что нервы его натянуты, как кожа на барабане, а сердце колотится, как отбойный молоток. Но, черт побери, он слишком стар для того, чтобы страсть его рвала на клочки! Больше двадцати лет прошло с тех пор, как он начал заниматься этими делами, а прекратить оказалось куда труднее, чем начать.

Либби лежала на боку, подперев кулаками подбородок, невидящим взглядом уставившись в пожухлый букет осенних листьев, который ей вчера подарил Дэвид.

Она чувствовала себя безвольной и поникшей, словно веревка с мокрым бельем в дождливый зимний понедельник. Да уж, зрелая, опытная женщина тридцати восьми лет от роду могла бы вести себя поизящнее, даже если ее отвергли.

Но ведь Джейк ее вовсе не отвергал, напомнила она себе. Напротив, она его отвергла. Хотя бы на это у нее хватило ума – снова влюбляться ей совершенно ни к чему.

И все же она догадывалась – ей от этого не спастись.

– С вами все в порядке? – спросил Джейк.

Либби кивнула, потом, сообразив, что он не смотрит в ее сторону, вслух произнесла – да, все в порядке. Если ты в это веришь, ты глупее, чем я сама, добавила она про себя.

Она уселась на кушетке и принялась застегивать пуговицы. Джейк сидел рядом, уронив голову на руки. Дыхание его, все еще громкое, почти выровнялось. Либби пыталась не смотреть на него; с тем же успехом можно не смотреть на снежный обвал. Когда, наконец, поймешь, что происходит, лавина накроет тебя, и спасения уже нет.

С годами Либби научилась владеть собой. Она пригладила волосы, завязала поясок халата и принялась придумывать какую-нибудь сокрушительно умную реплику.

Сказать бы хоть что-нибудь более-менее связное. Почему-то Либби вспомнился ее первый поцелуй. Это произошло в ее первый год в Вест-Форсит, в четверг, сразу после перерыва на ленч. Мак Шоу, школьный паяц, нагнал ее в коридоре. Он не говорил ни слова, даже не глядел на нее, и Либби сделала вид, что его не замечает. Она прекрасно знала, что стоит его зацепить, как он тут же отпустит одну из своих издевательских острот.

Внезапно Мак прижал ее к стене и коснулся ее рта своими сухими, жесткими губами. Ошарашенная, она еще и не успела пошевелиться, а он уже бежал по коридору и что есть мочи орал: «Я ее чмокнул! Парни, вы мне теперь должны пять баксов, давайте, гоните деньги!»

Кто придумал, что со временем воспоминания перестают причинять боль?

Проклятье, что же полагается говорить в подобных случаях? Надо бы перечитать «Космо».

– Может, чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Либби, поверьте, я пришел к вам вовсе не за этим. Не затем, чтобы соблазнить вас.

– Я этого и не думала, – строго ответила она.

Либби не кривила душой. Он ведь и виду не показывал, что ее сорокалетние чары не оставили его равнодушным. Она еще могла предположить, что ему приятно ее общество, но чтобы он ее захотел…

Но, с другой стороны, он здесь… опять. И если его влечет не ее тело, то, что же? Ее искрометная беседа? Ее имбирные человечки?

– Зачем же вы пришли, Джейк?

Он пожал плечами; Либби подавила желание положить руку на его гибкую мускулистую спину. Его удлиненное, клинообразное тело резко сужалось от широких плеч к сухощавым бедрам. Любая женщина – если в ней сохранилась хоть капля женского – не смогла бы против него устоять.

– Джейк, я не сильна в таких вещах и прошу вас, помогите мне.

– Но как помочь? Разве я не предлагал вам?..

Его улыбка пронзила ей сердце, в ней было столько обаяния! И как жаль, что улыбались лишь его губы, но не глаза.

Во взгляде Джейка она вновь заметила глубокую, привычную печаль и вновь поразилась своему открытию. Но не решилась спросить его о причинах этой печали.

– Джейк, умоляю, не надо играть со мной. А то вы внезапно появляетесь, потом вдруг пропадаете, потом вновь навещаете, как ни в чем не бывало. Чего же вы хотите? Моей дружбы? Я была бы рада стать вашим другом, но после того, что случилось…

Она вздохнула и спрятала лицо в ладонях.

– Вы хотите, чтобы все было откровенно? Никаких игр?

– Да, Джейк. Тем более что мы уже вышли из того возраста…

У Джейка хватило такта изобразить удивление:

– Думаю, есть игры, в которые люди играют всю жизнь.

– Только не я. Я проигрываю прежде, чем успеваю запомнить правила.

Скорее всего, так оно и есть, подумал Джейк, вспомнив о человеке, за которого она вышла замуж. Ведь не силой же он затащил ее под венец. Времена браков под дулом пистолета давно прошли. В кругу Портера – Джейк и сам в свое время вращался в этом кругу – все проблемы обычно улаживаются мирным путем, благодаря стараниям превосходных адвокатов.

– Вы любили его?

– Уолта?

Либби подобрала ноги, и Джейк откинулся на спинку кушетки. Она внимательно рассматривала пальцы на ногах, ругая себя за то, что не надела тапочки.

– По крайней мере, я была в него влюблена. Когда он в первый раз пригласил меня на свидание, я была на седьмом небе от счастья. Поверить не могла, что он, в самом деле, меня пригласил.

– Чем же он был так хорош?

Либби нахмурилась.

– Дело тут не в нем, а во мне… А, вы, наверное, намекаете на деньги. Я о них не догадывалась. Если бы еще узнала, что он так богат, уж точно рехнулась бы от изумления. Меня ведь ни разу не приглашали на свидание до того, как я поступила в колледж. Да и там поклонники не слишком меня осаждали.

В это ему верилось с трудом, хотя, конечно, всякое бывает. Может, она поздно расцвела.

– Как это вы не знали, что Уолт набит деньгами? Трудно не заметить.

Либби ощетинилась.

– Говорю вам, по нему ничего не было заметно. Он не выглядел богатым. Носил джинсы, как все вокруг, ездил на пикапе. Сказал мне, у его стариков ферма в округе Вэйк. Откуда мне было знать, что он лжет! Все мои знакомые фермеры были работяги, трудились по четырнадцать часов в сутки, причем без выходных.

– Значит, Золушка поцеловала жабу, и та превратилась в прекрасного принца?

– Нет, Золушка вышла замуж за принца, и тот превратился в жабу. Склизкую жабу.

– Вот это и называется игрой, детка. Портер хотел, чтобы ты полюбила его самого, а не его счет в банке. Любимая игра многих состоятельных господ. А ты, наверное, была страшно наивна?

– Какое там наивна! Глупа, как долбленая тыква! Мы с Уолтом встречались недель шесть, когда он подарил мне на день рожденья часы Картье. Я была такой невеждой, что понятия не имела, какая это ценность. Ну, то есть я видела – часы не из дешевых, но чтобы так уж… Знаете, я была потрясена не часами, а тем, что мужчина впервые в жизни сделал мне подарок. Если бы эти часы выросли в цветочном горшке у меня на окне, я была бы поражена куда меньше.

Джейк смотрел на нее, чуть приподняв бровь, и она добавила, как бы оправдываясь:

– Ну, и я не стала скрывать от Уолта, как я рада. Господи, я поблагодарила его раз сто, никак не меньше. – Она вскинула на Джейка глаза, в уголках ее рта играла улыбка. – Бедняга Уолт. Боюсь, в тот раз он не слишком удачно вложил капитал. Знай, он только, что я ничего не смыслю в часах, сэкономил бы кучу денег.

Джейк покачал головой, тихонько посмеиваясь.

– Но, милая, вы тогда были уже зрелым яблочком. Как это вам удалось до таких лет сохранить наивность? Обычно девчонки набираются ума, едва вырастают из пеленок.

– У меня никогда не было хороших учителей. А сейчас слишком поздно наверстывать.

Взяв ее маленькую руку в свою, большую, Джейк внимательно изучал мозоли на мягкой ладони.

– Вряд ли стоит наверстывать, – произнес он. – Я и сам бы не много потерял, если бы не спешил учиться. Знаете, как только я вас увидел, сразу подумал – в ней есть и ум, и обаяние.

Ум и обаяние. Приятно слышать о себе такое, даже если не слишком этому веришь.

– Увы, Уолт обо мне другого мнения. И его адвокаты тоже.

– Что, развод был не особенно мирный?

Она молча кивнула.

– А сейчас у вас к нему что-нибудь осталось? Или все позади?

– Нет… Не все, – Либби произнесла это почти с сожалением. – Наверное, я никогда не перестану любить его или, по крайней мере, того маленького мальчика, каким он был когда-то. Однажды он сказал, что его вырастила дюжина слуг. Я подумала, он шутит, но сейчас понимаю, насколько это похоже на правду.

Джейк словно язык проглотил. С ним ведь было почти то же самое. Отец его любил удить камбалу в Шотландии и охотиться на лосей в Монтане, мать постоянно ездила в Париж на показы мод и каждый год посещала парочку дорогих курортов, в Швейцарии и где-нибудь еще. Ни отец, ни мать, ни разу не взяли с собой Джейка. В их семье родители не пускали детей на свою территорию.

Помолчав минутку, Либби задумчиво протянула:

– Наверное, то, что я испытываю к Уолту, – скорее жалость, а не любовь. И, знай об этом сам Уолт, он ничего не смог бы с этим поделать. Понимаете, ни один нормальный мужчина не согласился бы по доброй воле, чтобы в его жилах текла рыбья кровь, а Уолту вот не повезло.

Джейк рассмеялся. Обняв Либби одной рукой, он прижал ее к себе, а потом встал – сейчас на душе у него было куда легче, чем несколько минут назад. Ее теория о том, каким хочет быть нормальный мужчина, вызывала у него сомнения, но спорить он не стал.

Вскоре он попрощался с Либби и вышел из дому; может, как раз те, кто отказывается от игры, на самом деле – заядлые игроки, думал он. Как бы то ни было, игру надо вести в открытую. И для начала сказать ей, что зовут его не Хэтчер, а Хили. Она спросила, зачем он к ней приходит. Он мог бы ответить – она нужна ему, но он сам еще не понял, для чего. Не понял, как долго она будет ему нужна. Может, стоило сказать ей напрямик, что он не хочет слишком увязать в этой истории и оставляет за собой право уйти?

Какова же будет награда за откровенность?

Через пять дней Джейк позвонил и предложил Либби встретиться в субботу вечером.

– Обед? Танцы? Может быть, кино? Решайте.

– О, Джейк, я не могу. Я обещала Дэвиду, что мы поедем на рыбалку. Мой дядя Кэлвин наприглашал дюжину отцов с сыновьями.

– Отцов?

– Да, за исключением меня. И матери Джеффи. А почти все остальные – из воскресной школы Кэлвина. Он и тетя Лула считают, что их домик у пруда – лучшее место для таких сборищ. Дэвид ждет не дождется этой рыбалки. Мы поедем туда с ночевкой.

– Так, может, встретимся в пятницу вечером? Или в воскресенье? – помедлив мгновение, предложил Джейк.

Его звонок для него самого был неожиданностью. Он ведь решил больше не встречаться с Либби, почему же теперь не может смириться с мыслью, что не увидит ее в ближайшие дни?

Почему? Потому.

– Нет, Джейк, вряд ли получится. Но все равно, спасибо за приглашение.

Джейк повесил трубку. «Спасибо за приглашение», – не особенно вежливым тоном передразнил он. Пять минут спустя он вновь набрал номер Либби.

– Вы говорите, соберутся одни отцы с сыновьями…

– А, Джейк, это вы… Ну да… большей частью отцы с сыновьями.

– Вот-вот. Из женщин, как я понял, только вы да еще одна мамаша, плюс целая шайка папаш со своими отпрысками.

– Вообще-то будут еще две женщины. Во-первых, тетя Лула. Во-вторых, один из отпрысков – маленькая девочка. Раз ее отец едет с дочерью, почему бы моему сыну не поехать с матерью? А вы что, воинствующий феминист или, напротив, борец за права мужчин?

– Ни то, ни другое. Я просто решил, вам будет не слишком уютно в компании незнакомых мужчин, и… Ну, может быть…

– Джейк, я же там выросла. В пруду раньше было полно окуней, и дядя Кэлвин часто брал меня на рыбалку. Теперь там водится одна мелочь, но рыбалка есть рыбалка, и я кое-что в ней понимаю. А за заботу большое спасибо.

– Да я только… в общем, я подумал… вы… но забудем об этом. Я зря вас побеспокоил. Увидимся после.

Прежде чем на лице Либби погасла улыбка, вновь раздался звонок.

– Либби, может, я все же увяжусь за вами? Конечно, только на один день, не на весь уикенд. Вдруг вам понадобится помощь – у Дэвида запутается леска, ну и вообще… все остальные ребята будут там с отцами, а он… ну, сами понимаете. А я хорошо разбираюсь во всякой технике.

Либби, которая справлялась со спиннингом не хуже любого мужчины, вновь не удержалась от улыбки. Да, это отличная идея, дипломатично согласилась она, спору нет, на рыбалке может понадобиться мужская помощь.

Либби повесила трубку. Отличная идея, повторила она про себя, конечно, отличная. На людях, в окружении других мужчин, Дэвиду будет проще поладить с Джейком. Если она собирается быть не только матерью, но и женщиной, надо добиться, чтобы Дэвид перестал в каждом мужчине видеть или врага, или потенциального нового папу.

На неделе Джейк несколько раз хватался за трубку, чтобы позвонить Либби и сказать – он не сможет поехать. Но так и не позвонил. Что ж, предстоит хорошая проверка, говорил он себе. После той истории с мальчишками на стройплощадке Джейк много думал. Впервые после смерти Джонни он заговорил с детьми. И хотя вышло все случайно, он неплохо справился. Не впал в истерику. Не возненавидел мальчишек за то, что они – не Джонни. Наоборот, показал им машины, ответил на их бесчисленные вопросы, а после отвез обоих домой, и ничего с ним не случилось.

Его болезнь проходит. Пусть он никогда не примирится с потерей сына – это не значит, что он всю жизнь будет, как огня бояться детей младше двенадцати лет.

Утром в пятницу он позвонил Либби – узнать, как добраться до места. Стоило ему услышать ее голос, как его охватила приятная истома – по всему телу разлилась теплота, словно он глотнул доброго старого скотча. Несколько минут они поболтали, Джейк пообещал, что подъедет сегодня вечером, и повесил трубку; ему так легко, потому что он перестал бояться детей, говорил он себе. Либби тут ни при чем.

Ну да. Конечно. На минуту он даже сам в это поверил.

Либби стягивала свитер с нетерпеливо переминающегося на месте Дэвида, когда серебристый пикап Джейка притормозил между «бьюиком» ее дяди и «камаро» Банни Бинфорд. Последние несколько часов она все время приглядывалась, не видать ли машины Джейка; как же она не догадалась, что он приедет на пикапе? Для рыбалки в мужской компании пикап подходит куда больше.

Они с Дэвидом приехали, когда все остальные были в сборе; Либби всегда побаивалась чужих людей, а кроме дяди и тети, да еще Банни Бинфорд, матери Джеффи, приятеля Дэвида, она никого тут не знала. И все же тринадцать лет замужества не прошли даром, по крайней мере, она научилась не теряться в незнакомом обществе.

– Привет, – негромко сказала она, когда Джейк подошел к ним. Дэвид поднял глаза, вспыхнул и тут же бросился прочь. Либби, пожав плечами, взглядом попросила у Джейка прошения. Ждать чуда было рано.

– Я купил кока-колы, сосисок и еще много всякой дребедени. Все там, в машине.

Либби вновь ощутила, что этот человек, подошедший к ней неторопливой, почти ленивой походкой, – опасен! Еще немного, и ее охватит паника.

– О Господи, – выдохнула она. – Я… мы… Мы думали наловить рыбы себе на ужин, но помощник дяди Кэлвина поскользнулся и свалился в воду, с приманкой, так что рыбы сыты. И не хотят идти на крючок.

Джейк не отводил от нее глаз. Либби сидела на корточках перед открытой матерчатой сумкой, в которой виднелись фланелевая пижама и потрепанная игрушка. Джинсы туго натянулись на ее щедрых выпуклостях. На ней были желтые спортивные туфли, стоптанные и испачканные, темно-бордовый свитер и красная фланелевая рубашка; волосы завязаны платком цвета ржавчины. На любом другом подобное сочетание резало бы глаз, но на Либби почему-то нет.

Когда он подошел, она вскинула глаза и улыбнулась своей простодушной кривозубой улыбкой. Джейк почувствовал, что сердце его плавится.

Берегись, парень! Если ты не полный идиот, уноси отсюда ноги, пока цел.