Текст книги "Лики любви"

Но тут ей вспомнились его глаза – чересчур уж умные. Возможно, зря она обращалась с ним так пренебрежительно. Просто по работе ей слишком часто приходилось видеть похвальбу и тщеславие, но, если на то пошло, конюху Синклеров есть чем похвалиться.

Глава 2

Пока Ром отдыхала и потягивала кофе в компании любезной экономки, ее вещи и принадлежности для работы перенесли в дом, а машину поставили на заднем дворе.

Экономка спросила, прошла ли у нее голова, и сказала:

– Мистер Кэмерон объяснит вам все, что касается заказа. Он приедет не скоро – кажется, собирался днем заглянуть в Элкин.

Она говорила вполголоса; вскоре Ром поняла, что это ее обычная манера. Экономка продолжала:

– Если он захочет обедать, то приедет. Так что я не буду готовить что-то особенное – все равно перестоит, пока он разгуливает. – Последние слова прошелестели каким-то непонятным намеком. Ром подумала, что если этот явно подкаблучный мистер Кэмерон окажется самим Синклером, то глава семьи, должно быть, его жена. По блистательно обставленному и украшенному дому видно, что благоустройством здесь занимался человек с характером.

Ром сполоснула кофейную чашку и поставила на сушилку для посуды.

– К обеду нужно одеваться? – Она всегда была готова приспособиться к образу жизни

тех, с кем приходилось работать, если это, конечно, не ущемляло ее достоинства.

– Ваш костюм сойдет, – заявила Нора, бегло взглянув на ее белые брюки и зеленую шелковую блузку. – Мы одеваемся, только когда здесь бывает мисс Кинг, а мистера Кэмерона и мальчиков это не волнует. Хорошо еще, если они все явятся в рубашках.

Здесь становится все любопытнее, размышляла Ром, стоя под душем. Горячие струйки смывали напряжение и усталость. До этого она с досадой обнаружила несколько пятен на брюках. Наверное, испачкалась, пока их отвоевывала и надевала. И то спасибо, что ей не свернули шею или еще чего похуже.

Она услышала, как мальчики протопали на кухню и как экономка строгим тоном отправила их мыть руки. Похоже, ей придется вкалывать все лето – это вам не ангелочки в белых одеяниях.

И снова она подумала о миссис Синклер. Наверняка здоровьем Бог ее не обидел. Ведь во всем доме чувствуется мужская сила. Может статься, она так же мало времени проводит с мужем, как и Дорис Локнер. Говорят, что они с Дорис приятельницы. Возможно, и путешествуют вместе? Тогда понятно, почему мистер Синклер под каблуком экономки. Если он не способен удержать жену, то и для экономки не закон. Возможно, такое положение его даже устраивает – как, впрочем, и Джерри Локнсра, запоздало подумалось ей.

Полуодетая, она вышла на балкон, плавными движениями расчесывая волосы. Здесь ее точно никто не увидит, даже если кому-то на соседней горе взбредет в голову поглядеть в телескоп. Нужно привыкнуть к жизни в воздушном океане, хотя бы постепенно. Вообще-то выносливости ей не занимать, а тут что-то голова стала кружиться. Мягко говоря, неприятно. Что это – может, начинается мигрень? Раньше у нее такого не было. Слишком много вина, слишком большая нагрузка на глаза – вот отчего все это. И, пожалуй, немножко от высоты.

Кто же эта мисс Кинг и что она здесь делает? Ром всегда несколько дней осваивалась на новом месте, потом вся уходила в работу, стараясь никому не мешать. К сожалению, случалось, что она, находя общий язык с детьми, презирала родителей – бывало, портрет заказывали лишь затем, чтобы прихвастнуть перед друзьями и деловыми знакомыми.

Но она-то, черт возьми, все годы упорно училась не ради того, чтобы рисовать на потребу родительскому тщеславию! Ей иногда казалось, что родители заказывают портрет, чтобы не позабыть лица собственных детей; их самих отсылали то в лагерь, то в школу-интернат. Кое-кто явно предпочитал видеть, но не слышать свое дитя. Но вроде бы у Синклеров не так, судя по веселому детскому шуму.

Обедать еще, видимо, рановато. Хорошо бы сейчас стаканчик хересу, снять напряжение – все-таки первый день в новой обстановке. Она надела один из своих традиционных костюмов – белую юбку ручной вязки из толстой шерсти и огненную шелковую блузку с узорчатым поясом, за который заплатила бешеные деньги на ярмарке, снова вышла на балкон и тщетно пыталась отыскать глазами линию горизонта.

Место чудесное. Она станет с упоением изучать ландшафт, сделает несколько акварелей для начала и, если позволит время, небольшие пейзажи маслом. У Джерри ее миниатюрные пейзажи шли нарасхват и за хорошую цену. А ведь они, собственно, сначала делались как эскизы к ее «обстановочным портретам», это очень удобно. Она лелеяла надежду скопить денег, чтобы навестить отца; теперь он жил на острове Санта-Крус почти постоянно. Конечно, если только удастся притерпеться к его разнесчастному распутству.

Не успев овдоветь, он стал менять женщин как перчатки. О, как безжалостен он был в своих отношениях с ними! Ром ужасно страдала из-за поведения отца, пока не уехала учиться в школу…

Она заставила себя снова любоваться склонами гор внизу. Длинные лучи заката освещали пастбище, усеянное лютиками. Немного выше угадывались очертания старых ветвистых яблонь. В них ощущалась какая-то неистребимая воля к жизни, они словно навечно вцепились в обрывистый склон жилистыми своими корнями. Она невольно вздохнула и отвернулась.

Вновь заслышав звонкие детские голоса, Ром достала ажурную черепаховую гребенку, заколола волосы овальным пучком и отправилась знакомиться. Многое зависит от первой встречи с родителями. Само место замечательное, и мальчики, похоже, здоровые и послушные. Родители – вот кто определит ее планы на лето.

Ей попадались такие, что стояли у нее за спиной и не доверяли ни одному мазку; некоторые беспрестанно заставляли бедного ребенка сидеть прямо, улыбаться и не смотреть букой. Один старый кретин все зудел нервному четырнадцатилетнему мальчику, чтобы он ни на дюйм не поворачивал головы, иначе получится нос картошкой. Таким он у него и был, и мальчик прекрасно об этом знал, поэтому в глазах Ром поведение отца было непростительным.

Ром вошла в продолговатую комнату, обшитую кедром. Ни хозяин, ни хозяйка еще не появлялись. Она пожала плечами и осмотрелась с живым интересом; ей очень понравился огромный камин в виде скалы и мебель причудливо смешанных стилей. Здесь было все: от шоколадного отлива замши до китайского шелка, от безуглых столов из слоистого пластика до бюро времен Людовика XV. И все составляло изящный ансамбль.

На мгновение Ром пожалела, что вошла без приглашения, не познакомившись ни с хозяином, ни с хозяйкой. Но тут же гордо вздернула подбородок: это у них недостает светских манер. Все-таки она гость, пусть даже на деловых условиях.

Она обернулась на шум за спиной, приготовив непринужденную улыбку; но при виде неторопливо вошедшего человека улыбка ее тут же исчезла, она раскрыла рот от изумления.

– Что вам здесь… Кто вы, в конце концов? Но она уже наперед знала его ответ. Вспыхнув от негодования, она поджала губы.

– Я Кэмерон Синклер, мисс Кэрис. Надеюсь, вам все пришлось по вкусу? Извините, что заставил вас ждать, но, как вы помните, прежде чем присоединиться к трапезе, мне нужно было разгрузить пикап с сеном. Я ведь вам предлагал поехать вместе, – напомнил он и сардонически повел темной бровью, оглядывая ее юбку и тонкие щиколотки, схваченные красными ремешками замшевых босоножек.

Глаза ее злобно сузились. Ей плевать на его насмешки, за ней тоже не заржавеет. Но одно дело – бросить ему пару крутых слов, он их заслужил. И совсем другое – сознавать, что он одержал верх.

От гнева щеки ее залились краской, а в глазах заплясало изумрудное пламя. Она лихорадочно подыскивала подходящие слова.

– Добрый день, мистер Синклер. Спасибо, все вполне меня устраивает. – Ледяной тон, надменный вид. Если он захочет найти другого портретиста, чтобы запечатлеть своих буйных отпрысков для последующих поколений, она переживет такую потерю. Хотя пока нет смысла осложнять положение, сложностей ей и так хватает, хотя бы с Джерри.

– Позвольте предложить вам… Коктейль? Херес? – Он с мужественной грацией подошел к массивному буфету.

Ром ответила холодно и строго:

– Пожалуйста, херес. Сухой, если есть.

– Конечно. – (Господи, ему доставляет удовольствие разыгрывать сцены!) – Простите, я тогда не догадался предложить вам крем для загара.

Она сделала вид, что не заметила ответного выпада, спровоцированного ее тоном. Чего еще мог он ожидать – после своих приставаний у ручья, угроз и гнусных предложений? Она не девочка, чтобы вспыхнуть и смутиться, когда на нее впервые обращает внимание эффектный мужчина. Ром с детских лет видела вызывающее распутство отца, который не мог оценить натурщицу, не переспав с ней. И ей ничуть не хотелось следовать примеру таких, натурщиц; у нее хватит ума не осложнять себе жизнь связью с женатым мужчиной. Во всяком случае, до последнего времени хватало. Не обращая внимания на лукавые искорки в глазах своего заказчика, Ром отвернулась и принялась рассматривать одну из картин на стене. Господи, ну почему все так запутывается?

Ром неторопливо потягивала херес и невольно наслаждалась изысканным вкусовым букетом. Украдкой она наблюдала, как Кэмерон Синклер выбрал кассету из шкатулки вязового дерева и вставил ее в магнитофон. Комнату наполнили томительные и страстные звуки Иберийского кончерто. Она бросила на него холодный и презрительный взгляд. В самом деле, не слишком ли для первого раза?

Хоть бы скорее пришла миссис Синклер, в отчаянии подумала Ром. Музыка начинала коварно, исподволь действовать на нее. И где дети? Трое шумных мальчуганов разрядили бы обстановку. Она быстро сделала последний глоток и чуть не поперхнулась.

А может быть, у нее чересчур разыгралось воображение? Порой его просто не уймешь – профессия у нее такая, что ли? Она снова покосилась на Синклера, постаралась подольше задержать на нем взгляд. Профессиональным глазом она отметила, как живописно темная рубашка с открытым воротом оттеняет золотистый загар его кожи. Красиво зачесанные волосы были цвета воронова крыла с холодным отливом. Только сейчас она заметила в них легкую седину. При первой встрече он если и был причесан, то разве что вилами, да ей и некогда было обращать на такие пустяки внимание – унести бы ноги живой и невредимой.

Терпение ее наконец лопнуло. Она решительным движением поставила пустой бокал на кофейный столик и начала атаку:

– Зачем вы притворялись наемным работником?

– Милая мисс Кэрис, так вот что вас смутило! От его неслыханного нахальства она вскипела еще больше. Чтобы не вспылить, подошла к окну – и засмотрелась на живописный закат.

– Все-то вы прекрасно понимаете, – ответила она, немного успокаиваясь. – Вы заставили меня поверить, что направляетесь… э-э… на скотный двор.

– Так оно и было.

Наглец! Он, видимо, находит странное удовольствие в том, что поставил ее в такое положение. Развалился в своем огромном замшевом кресле и самодовольно ухмыляется, попивая янтарное виски. Она готова была его задушить. Проклятие, почему она позволяет ему так играть собой? Обычно ее трудно вывести из равновесия.

– К разговору об обманах, мисс Кэрис; не могли бы вы объяснить, почему на месте заказанного нами портретиста оказались вы?

Ром потеряла дар речи и, пораженная, уставилась на него. Но не успела она произнести и слова в ответ, как в комнату ворвались трое мальчиков – все чистенькие, наспех одетые и удивительно похожие друг на друга.

– Мисс Кэрис, позвольте познакомить вас с моими племянниками – Томас, Адам и Майк. Вон тот с синяком – Томас, а из близнецов тот, у кого не правильно застегнута рубашка, – Адам.

Вот так штука – его племянники!

За полчаса Ром узнала, что родители уехали на все лето в Норвегию, а мальчики остались на каникулы с любимым дядей. И явно одичали за это время. Манеры у них отличные, но ясно, что они не привыкли находиться в обществе старших. Беседа захлебывалась в водовороте тем – от любимой кобылы и связанных с нею планов по улучшению породы до влияния луны на их местность, а дальше о том, разрешат ли им этим летом взобраться на Каменную гору.

Из близнецов более непосредственным оказался Адам. Он чуть не вывел Ром из равновесия шквалом бесхитростных вопросов. А правда, что художники рисуют людей голыми? Почему? А сам художник надевает что-нибудь, когда пишет? Ребенок был убежден, что если человек голый, то, значит, это художник. Ведь тогда он не измажет краской одежду.

Кэмерон Синклер на все вопросы отвечал в высшей степени серьезно, а Ром волновалась и тщетно пыталась выглядеть спокойной. А что ей оставалось делать? Слава Богу, когда пришла ее очередь отвечать, над неловкими ее объяснениями никто не насмешничал. Она попыталась объяснить, что художникам, пишущим человеческое тело, нужно знать его строение, чтобы изображать грамотно, и когда художник что-то пишет – будь то гумно, берег моря, ваза с цветами или обнаженная модель, – он смотрит на все это аналитически, как на объективную реальность, то есть превращает все в ряд перспектив, ракурсов, линий и объемов… и – нет, художник не раздевается, когда работает, потому что краски отмываются лишь такими составами, от которых на коже остаются ожоги.

Кэмерону пришлось объяснять, что такое аналитический объективизм, что он и сделал. При этом он поглядел на нее с некоторой озадаченностью, лишь едва прикрытой светской любезностью.

Поскольку мальчуганы договорились с дядей на следующий день встать до зари и отправиться на рыбалку, то ушли рано, оставив Ром и дядю в гостиной. Он предложил ей бренди к кофе, но она вежливо отказалась. Потом он поставил другую кассету, с какой-то более спокойной музыкой.

Они заговорили о комнате, отведенной ей под студию, и он пригласил Ром осмотреть ее. Она уже немного расслабилась, и ей не хотелось покидать эту просторную гостиную, не хотелось выходить из-за большого стола, разделявшего их. Кэмерон Синклер был безумно привлекательным, и по опыту она уже знала, что может поддаться мужским чарам. А сейчас тем более ей трудно будет устоять. После истории с Джерри она ощущает в себе какую-то неутоленность, в таком состоянии можно натворить глупостей.

Она отклонила его предложение, промямлив что-то об освещении с северной стороны. Потом искусно обошла прямой вопрос о своей личной жизни. Вряд ли стоит об этом распространяться перед заказчиками, особенно такими, как Кэмерон Синклер.

Уловив подходящую минуту, Ром пожелала хозяину спокойной ночи и ушла, сославшись на головную боль. «А ведь Кэмерон не объяснил, почему они ждали мужчину, – внезапно мелькнуло в голове, когда она уже собиралась лечь и намазывалась кремом. – Возможно, это отец, но при чем здесь он?»

Уснуть ей не удалось. Она лежала на роскошной кровати уже четвертый час, смотрела на плывущий по царственному небу месяц и пыталась суммировать все впечатления этого вечера.

Она вспоминала, как за столом все пятеро с удовольствием уминали аппетитную, только что пойманную и поджаренную форель, молодую картошку и салат из шпината. Усталость и напряжение как-то незаметно прошли. Она успела кое о чем расспросить, но в основном, откинувшись на спинку кресла, слушала беседу четырех Синклеров на абсолютно незнакомые ей темы. «Занятные люди», – сонно подумала она. За окном на все лады заливался пересмешник. Она заслушалась и незаметно уснула.

Как ни странно, ей спалось куда лучше, чем прежде. Она проснулась и ощутила давно позабытую бодрость. Мальчиков, конечно, надо писать на лоне природы. И пусть каждый поможет ей найти подходящее место для своего портрета. Как правило, родители настаивали на том или ином фоне, исходя из своих личных соображений, но Ром надеялась, что Кэмерон разрешит всем троим сделать так, как им нравится.

Прежде чем приступить к наброскам, понадобится несколько дней, чтобы вчувствоваться в эту природу. Сколько здесь бесподобных видов! Раньше-то она ездила все больше по городам:

Ричмонд, Атланта, Роли…

На завтрак подали домашнюю ветчину и яблочный бисквит. Ром такого изобилия хватило бы чуть ли не на целый день. Но все было так вкусно, что она моментально уплела весь завтрак.

– Не раскормите меня. Нора, – лукаво пригрозила Ром экономке.

– Учтите, я привыкла кормить мужчин. Эти мальчишки лопают как лошади.

Ром пододвинулась к углу кухонного стола и со свойственной ей прямотой попросила рассказать о семье Синклеров. Есть ли у Кэмерона жена, она не поинтересовалась – какое ей дело, в конце концов. Дети и пейзажи – вот единственное, что займет на это лето все ее мысли. К тому же выглядит он так независимо, что наверняка не женат.

– А родители мальчиков появятся здесь хоть раз за лето? Наверное, заказ делала миссис Синклер? По правде говоря, я до сих пор не знаю, на кого буду работать.

– Заказ сделали вместе мать и отец, Алисия и Гаррисон Синклеры. Мистер Кэмерон – брат мистера Гаррисона. Мистер и миссис Синклер подаются куда-нибудь каждое лето, а этих диких индейцев оставляют на нас с мистером Кэмероном. Он-то приезжает на месяц-полтора отдохнуть, но сорванцами не тяготится. Он бы не стал возиться с ними, если б не хотел. Не такой уж он покладистый, как кажется на первый взгляд.

Покладистый? Да не о разных ли людях они говорят?

– Вы упоминали некую мисс Кинг. – (Может, теперь все прояснится и станет на свои места.) – Это сестра миссис Алисии, мисс Мэдлин. – Экономка бросила лепешку теста на посыпанную мукой доску и откинула со лба прядь пепельных волос. – Она появится здесь со дня на день. Когда мистер Кэмерон приезжает сюда, она даром время не теряет.

Ром озадаченно поджала губы. Дело принимает сложный оборот. Она готова держать пари, что Мэдлин интересуется дядей племянников куда больше, чем ими самими. Почти тотчас же пришла ей и другая мысль: как отнесется Мэдлин к ней – все-таки Ром пробудет здесь все лето. Похоже, что ее тут ждет много занятного. На весь сезон хватит: от ознакомления с обстановкой и предварительных набросков до эскизов гуашью и окончательной работы маслом.

Она отщипнула кусочек теста и задумчиво прожевала.

– Вы не знаете, какую комнату мне отведут под студию?

Конечно, в основном она будет писать на природе, но и в студии предстоит поработать немало.

– Пойдете вот так, налево, – указала Нора измазанным в муке пальцем, – это будет последняя дверь. Фостер забрал оттуда кровать и переставил ее в подсобку, поскольку мы планировали устроить вас рядом с комнатой мистера Кэмерона. Но ее можно предоставить мисс Кинг, когда она пожалует. – Светло-голубые глаза женщины лукаво заблестели, и Ром сообразила, что Нора Фостер не такая уж недалекая и простодушная, как кажется на первый взгляд. – Ничего, что вы обоснуетесь в ее комнате. Поверьте, она возражать не станет.

– Кстати, мой отец, Реджинальд Кэрис, тоже портретист. Вы, наверное, ожидали его вместо меня. Но он живет далеко отсюда. Нас то и дело путают из-за фамилии, но по манере мы совершенно разные. Реджи пишет в основном начальников типа председателя правления или президента банка, почти всегда в парадных мантиях с бриллиантами. А моя специализация – детские портреты.

– Да мне-то все равно. Это миссис Алисия каждое лето придумывает что-нибудь эдакое. В прошлом году, например, ей пришло в голову научить мальчиков выживанию в трудных условиях. Но, слава Богу, мистер Кэмерон положил этому конец. Сказал, что сам обучит их всем этим выживаниям и незачем им плавать по реке в пластиковых пакетах.

Где-то хлопнула дверь.

– А вот и он сам идет. Сказал, что покажет вам окрестности.

Вошел Кэмерон Синклер. Сегодня на нем были брюки цвета хаки и другая хлопчатобумажная рубашка, тоже выгоревшая; широкие плечи, казалось, вот-вот разорвут ей ворот. Он задорно ухмыльнулся, плюхнулся на стул подле Ром, налил себе чашку кофе и наполнил ее чашку.

– Ну что, осмотрите студию? Давайте выясним, подходит ли вам ее расположение для освещения с севера. Если что не так, стоит вам только намекнуть, и мы мигом подыщем что-нибудь получше.

– Спасибо. Я уверена, что вы все выбрали правильно. Вообще-то я пишу на природе, как только завершаю предварительную работу. Я не привереда, просто освещение с севера удобнее. Неприятно, когда начинаешь работу с утра, а к полудню освещение уже совсем под другим углом.

Вдруг она заволновалась: а что, если Синклеры хотят изобразить детей в стандартной «школьной» обстановке – книжный шкаф, любимый щенок, серьезное личико и школьная форма?

– Да, вы же не посмотрели мои работы, мистер Синклер. Если вы ожидаете портреты в духе моего отца, то наверняка мой стиль вам будет не по вкусу.

Кэмерон игриво прищурил глаза и расплылся в белозубой улыбке.

– О, в этом отношении можете не волноваться. Мне нравится ваш стиль. Он мне даже очень по вкусу, – повторил он ласково и многозначительно. Экономка покачала головой и прищелкнула языком.

Ром помрачнела.

– Мистер Синклер, если вам угодно…

– Зовите меня Кэмерон, а то чехарда получается в фамилиях, когда мы с Гаррисоном оба здесь.

Она глубоко вздохнула и уверенно продолжала:

– Мистер Синклер… То есть, ну ладно… Кэмерон! У меня с собой слайды и проспекты, в них представлены некоторые мои работы. Думаю, вам стоит с ними ознакомиться, чтобы вы сразу знали, за что платите деньги.

Он встал и лениво потянулся, щеголяя тонким станом и широкими плечами. Но Ром безразлично уставилась в окно. Черт побери, подумаешь – фигура! Пусть выставляет свои мускулы перед местными красотками. Она слишком хорошо знает все мужские достоинства, и ее это не трогает. Еще не хватало восхищаться какими-то крутыми бицепсами и безупречным носом!

– Если бы не кидал сено, позабыл бы совсем, что у меня есть мышцы. Идем? – бросил он через плечо, направляясь к двери.

Ром вяло поплелась за ним. Вот же нашелся изысканный кавалер! Она видит его насквозь, встречала таких не раз. Конечно, в живописной рощице восхищенные улыбки и пикантные замечания производят впечатление, но она проходила это десять лет назад.

Ром неслышно следовала за ним в сандалиях на каучуковой подошве. Стук поношенных ботинок Кэмерона гулко отдавался по всему коридору.

– Вероятно, вам хотелось бы знать об условиях заказа, уважаемая Ромэни Кэрис. Так вот, платить вам будет мой брат Гаррисон, хотя приглашены вы от имени моей невестки Алисии. Ей рекомендовала вас одна ее – а может, и ваша – приятельница. А мне поручили только наслаждаться этим процессом.

Насмешливые нотки его голоса задели ее.

– По-моему, вы не одобряете этой затеи.

– Что до меня, то я счастлив принимать вас как гостью. Но мне непонятно, чего ради заказывать портрет ребенка десяти-двенадцати лет. В это время они растут как грибы и меняются чуть ли не каждый день.

Кэмерон с усилием распахнул дверь и провел ее в залитую светом комнату. Хоть он и был на голову выше, Ром сумела глянуть на него свысока, надменно возразив:

– Мне бесконечно приятно, что вы счастливы, мистер Синклер, но я здесь не ради вашего удовольствия. Ваша невестка, по всей видимости, разбирается в живописи лучше. Во всяком случае, она понимает всю ценность хорошего детского портрета. Во-первых, он надолго сохраняет память о детстве ребенка. Во-вторых, многие черты характера, запечатленные на картине, проявляются в зрелом возрасте, и можно проследить их развитие. Даже если родители захотят сделать другой портрет через пару-тройку лет, этот не утратит ни своей художественной, ни изобразительной ценности.

Похоже, чем больше она негодует, тем ему спокойнее и приятнее.

– А почему бы не сделать фото? – спросил он нарочито по-деловому. – Это намного быстрее и чертовски дешевле, да и сходство гарантировано.

Ее щеки вспыхнули гневным румянцем. Она порылась в сумке и достала фотоаппарат «Никон».

– Ну что ж, милости прошу в мою студию. Могу даже одолжить вам фотоаппарат. Но не забывайте, мистер Синклер: фотографии передают лишь внешний образ, к тому же они выцветают. А картина, если создать ей условия, сохранится надолго.

Он приобнял ее за плечи и повел к широкой стене из стекла.

– Ладно, ладно, юный Рембрандт, я сдаюсь. – Он засмеялся. – А вас уж очень легко раздразнить. Ну, что скажете о своей новой студии? Как насчет освещения с севера и всего такого прочего?

Сбитая с толку быстрой сменой его ролей, Ром стояла посреди комнаты и хмурилась. Все оборудовано превосходно, даже зеркало во всю длину очень кстати. Посмотреть на красавчика Кэмерона, так он тоже явно считает, что все в лучшем виде.

– Так что же? – Он ждал восторгов.

– Ваша взяла, – проворчала она. – Лучше не придумаешь. Даже немножко жаль, что основная работа пойдет на воздухе.

Медленно, почти с неохотой, она перестала ощетиниваться и выдавила из себя улыбку. Солнечный зайчик блеснул на окне и скакнул в глаза. Каким-то образом их взгляды встретились. Когда она наконец сумела отвести глаза, смущение и неловкость возросли. «Вот как он хитро подбирается», – с тайной ненавистью подумала Ром. Она постаралась переключиться на другое и продолжала бойко:

– У меня с собой где-то ручной диапроектор. Так, это слайды… – Снова пошарив в сумке, она вытащила старенькую картонную коробку. – Вот, посмотрите, на чем я специализируюсь, – пробормотала она, вставила слайд в прорезь и протянула ему проектор.

С чего бы ему стоять к ней вплотную, подолгу изучая каждый слайд? Его рука как бы невзначай легла ей на плечо, а когда он склонялся над проектором и с поразительной тщательностью рассматривал каждый слайд, лицом словно ненароком норовил прижаться к ее волосам. Но стоило ей чуть отодвинуться, как он тотчас задавал какой-нибудь вопрос относительно того или иного слайда, и ей приходилось вместе с ним смотреть в проектор.

Наконец, заметив в уголках его губ самодовольную полуулыбку, Ром отстранилась. Она стала с озабоченным видом распаковывать всевозможные банки и бутылки с красками и растворителями, хотя спешить было некуда.

– Если вы хотите еще о чем-то спросить, я обстоятельно отвечу вам, но немного позже. А сейчас, если позволите, займусь этими банками и бутылками, а то как бы они не протекли.

Кэмерон пробормотал какие-то вежливые извинения и с невозмутимой неторопливостью направился к столу за новой коробкой слайдов. Ром соображала, под каким предлогом его выдворить. Тщетно пыталась она не замечать его присутствия, это было все равно что не замечать бурлящий вулкан во дворе собственного дома. Ром отказалась от его помощи, сама установила мольберт, достала полдюжины рулонов холста и развесила их по стенам. Это служило чем-то вроде творческой медитации: она всматривалась в голые холсты до тех пор, пока в ее воображении не начали проступать неясные очертания будущих картин.

На кухонном столе с обшитой металлом столешницей, принесенном сюда специально для нее, она разместила палитру и пухлые тюбики с масляной краской, расставив так, чтобы все было под рукой.

– Расскажите-ка мне вот об этом, – донесся голос Кэмерона. Он так держал проектор, что ей пришлось чуть ли не приналечь на него, чтобы посмотреть в окуляр. Она нервно схватила его за руку и с силой дотянула проектор к себе – не нырять же головой под самый его подбородок. «Какого черта он играет в кошки-мышки?» – с раздражением подумала она. Но попробуй только намекнуть ему об этом – за очередной колкостью дело не станет.

– Ну что там? – отрывисто спросила она, еще не заглянув в проектор.

– Такое странное выражение лица… Не знаю, как и сказать. Совсем не похоже на всех остальных. Это было сделано специально?

Она прищурилась и посмотрела на слайд.

– Господи, – пробормотала она в ужасе и прислонилась головой к его плечу. Чуть успокоившись, она тихо сказала:

– Я не собиралась брать это с собой. – Потрясенная, Ром отложила проектор и отошла. А она-то надеялась, что позабудет этого несчастного ребенка. Его портрет она закончила незадолго до Рождества. Ощутив, что Кэмерон смотрит на нее, она обернулась. Он ни о чем не спрашивает, но ей почему-то захотелось рассказать ему. Возможно, чтобы прогнать этот кошмар.

– Мне думалось, что никто не заметит. Честно говоря, я даже боялась: а не плод ли это моего воображения. – Она взяла любимую свою кисть и стала теребить ее. – У Джейми была лейкемия. В то время ему ненадолго стало лучше. Но, очевидно, ни он, ни я не могли скрыть предчувствие близкой смерти. – И спустя полгода это глубокое впечатление все так же преследовало Ром. Она тогда разрывалась между тем, что не справится с этим заказом, и тем, что не может не писать.

Кэмерон неторопливо вставил в проектор другой слайд и почти тотчас же попросил объяснений. «Как искусно, просто мастерски манипулирует он моим настроением», – мелькнула у нее мысль.

– А-а, это Кэндис – маленькая хулиганка в ангельском платьице. Ее мамаша вздумала уберечь ее от взросления и вечно одевала в лакированные туфельки с кружевными носочками, даже когда бедняжка стала носить бикини и заигрывать с каждым встречным и поперечным. Страдалица Кэндис устраивала матери жуткие скандалы. – Ром мимолетно улыбнулась, вспоминая тринадцатилетнего чертенка – незабываемые три недели! – Слава Богу, ваших ребятишек не подавляют. Я кое-что поняла, рисуя детей: хотя их кипучей энергией удается управлять, сдерживать лучше не стоит – иначе не миновать грандиозного взрыва.

– Короче говоря, вы не сторонница дисциплины, – заключил Кэмерон.

Ром резко повернулась и с упреком взглянула на него:

– Я этого не говорила. Я только хотела… впрочем, вас вряд ли интересуют мои размышления о воспитании детей. Ну что ж, если вы желаете спросить что-нибудь еще о моей работе, мистер Синклер, я с удовольствием вам отвечу. Если же нет… – Она красноречиво оборвала фразу и , как можно крепче сжала красивые полные губы.

До обеда трое мальчуганов показывали Ром окрестности – ей захотелось поискать подходящие места для работы. И теперь у нее жутко разболелись мышцы: отвыкнув лазить по горам, Ром и забыла, что мышцы могут так ныть. Сообрази она раньше, что владения Синклеров – не ровная полянка, ей, пожалуй, удалось бы растянуть прелести таких прогулок на несколько дней. Сорванцы же решили ее испытать, а когда она раскусила их замыслы, отступать было уже поздно.

И все же она смогла победить хотя бы внешне. Коварная троица водила ее по горной долине кругами. Окрестности напомнили ей деревушку Линдос на Родосе: в детстве Ром резвилась там в такой же долине. Наконец на третьем круге до нее дошло, что эту дорогу она уже видела. Это ее раздосадовало, но чертенятам она не призналась, а тонко намекнула, что им не удалось обвести ее вокруг пальца.

– Спасибо, ребята, вы уделили мне немало времени. Теперь бегите, если у вас дела. Маршрут я помню точно, так что четвертый круг сделаю сама, – сказала она серьезно и едва не расхохоталась, увидев, как Томас сконфуженно опустил глаза. Проказники побродили с ней еще с полчаса, но уже не пытались водить ее за нос и перемигиваться. А когда мальчики захотели показать ей свою Каменную гору и научить ловить раков, стало очевидно, что она окончательно победила.