Текст книги "Йогин Шри Кришнапрем"

* * *

С ноября 1928 г. по март 1937 г. я жил в уединении в нашем Йога-Ашраме в Пондичерри. За это время он написал мне десятки писем. Некоторые из них я опубликовал без его явного на то согласия. Я, конечно, боялся, что он будет возражать, но, когда мои опасения оправдались, я попросил его подумать, не прав ли я хотя бы отчасти: я считал, что люди часто не знают о величайших людях, во-первых, из-за глубинной подмены ценностей, а, во-вторых, из-за недостатка понимания. Я рассказал ему об одном метком замечании Олдоса Хаксли из книги «В дороге»: «Трудно отличить подлинное от фальшивого, это доказано тем, что люди постоянно ошибались и продолжают ошибаться. А в каждый данный отрезок времени большинство людей, если даже не предпочитает притворство честности, все же одинаково восхищаются ими, поровну одаряя своим вниманием и то, и другое»[25]25
  Цит. по: О. Хаксли. В дороге. Пер. Л. Володарской. – Прим. перев.


[Закрыть]. Я также сообщил ему слова, которые однажды сказала нам мимоходом Мать: что большинство людей, считающих Шри Ауробиндо великим, оценивают его, опираясь на сведения, которые не способны раскрыть нравственную суть его величия. «Поэтому, – добавила она, – нужно действительно понимать, в чем состоит сущность величия, особенно искателям Духа – хотя бы для того, чтобы избежать прискорбных интеллектуальных заблуждений». Я никогда не сомневался в величии Кришнапрема, хотя, безусловно, я стал еще больше его уважать, когда затем сам Шри Ауробиндо подтвердил, что он искренний, мужественный человек, обладающий «видящим разумом», как бы поставив на этом мощную печать, и не переставал снова и снова только хвалить его в своих письмах. Однажды он написал Чедвику: «Меня впечатлила способность Кришнапрема всецело отстраняться от текущих идей и общих тенденций и находить (для себя) свежий и неизменный источник знания; это восхитительно. Если бы он и дальше интересовался этими современными движениями, интересующими человечество, не думаю, что он стал бы успешнее Ромена Роллана или кого-нибудь в этом роде.

Но он стал смотреть на эти движения с точки зрения Йоги, а это высший взгляд, и меня поразила именно его удивительная открытость к этому взгляду.

Я объясняю его высокое развитие тем, что он легко и искренне принял роль бхакты и ученика. Для человека с современным сознанием, будь то европеец или образованный индиец, это редкое достижение; ибо современный ум склонен анализировать, сомневаться, инстинктивно стремиться к независимости, даже если хочет иного, и он медлит и колеблется, столкнувшись со светом и влиянием; он не бросается к нему простодушно и открыто, восклицая: „Я готов оставить всё, чем я был или казался, если это поможет приобщиться к тебе; приведи мое сознание к Истине, так, как ты хочешь, как хочет Божественное!“ Какая-то часть нас к этому готова, но есть и то, что препятствует нам, создает завесу невосприимчивости; я знаю по опыту, своему и чужому, каким долгим может быть этот путь, который для нас, искателей Истины, наверное, не бывает кратким и легким, но все же может обойтись и без подобных блужданий, остановок, возвращений и обходных путей. И тем больше я восхищаюсь тем, с какой легкостью Кришнапрем справился с этим грозным препятствием».

Но хотя я часто задавался вопросом, что он вызывает во мне – любовь или, скорее, восхищение, ни любовь, ни восхищение не могли убедить меня согласиться с его желанием; а он хотел, чтобы я не отдавал должное его величию лишь потому, что он сам не любит публичность. Поэтому я включил в свою книгу на бенгальском Абар Бхрамьяман («Снова в странствиях») длинную статью о нем где-то на пятидесяти страницах. В ней я коротко рассказываю о наших беседах в Алморе (где я был его гостем), а также привожу фрагменты его писем, а в конце статьи помещаю длинное стихотворение о его высокой духовности. Однако, чтобы он примирился с этой статьей, я специально умолчал о некоторых сверхъестественных событиях в его Ашраме; но, увы, это не убедило его принять статью, и я пожалел, что не рассказал в ней обо всем, ведь он ураганом обрушился на меня, совсем не понимая, как я мог так набедокурить, но сдержался только ради него[26]26
  Впоследствии, после его смерти, в 1965 г., я восполнил этот пробел. См. Вторую часть, главу о Миртоле.


[Закрыть]. Увы, он снова проявил полную непреклонность.

♦ «Мой дорогой Дилип, – писал он, – большое спасибо за книгу Абар Бхрамьяман и прекрасную запись твоего гимна по Бхагавате. Но, Дилип, зачем ты написал обо мне? И к чему так много? Боюсь, это кончится плохо: мне будут писать письма, ко мне станут приходить люди, желая взглянуть на такую „диковинку“! Какой тебе от этого прок? Прежде всего, тебе не стоило намекать на „происшествия“: подобные вещи привлекают лишь умы глупцов. Предупреждаю, что буду отрицать это и скажу, что просто красиво выразился! О, Дилип, Дилип! Я хотел ругать тебя и дальше, еще на дюжине страниц! Но дело сделано, и это бесполезно, поэтому больше я ничего не скажу. Я просил тебя не писать о нас, но ты просто взял и напечатал мою просьбу, оставив всё как есть! Ты неисправим, и будь на твоем месте кто-то другой, я бы его возненавидел, но как можно ненавидеть тебя?»

Его заверение растрогало меня, и я решился привести его письмо полностью, поскольку, по его словам, «дело уже сделано», и ничего нельзя исправить. Похвалив меня за гимн по Бхагавате, он оказал мне поддержку, в которой я тогда очень нуждался. А произошло следующее. С детства я поклонялся Кришне, а позднее стал изучать в Ашраме Бхагавату на санскрите, что усилило эту старую преданность. Однако некоторые пылкие искатели не одобрили мое «мракобесие» и стали осуждать меня за то, что я отхожу от Шри Ауробиндо, который (по их мнению) был гораздо значительнее Кришны – с этим утверждением я не мог согласиться. Поэтому я стал писать Шри Ауробиндо и неоднократно просил его вынести свой вердикт относительно моей неизбывной тяги к этому «архаичному» Богу, как окрестили Его последователи Ауробиндо. К счастью для меня, он поддержал меня, о чем свидетельствуют следующие письма.

♦ 18. 06. 1943

«Мне казалось, я уже говорил, что твое обращение к Кришне – не препятствие. Во всяком случае, отвечая на твой вопрос, я это подтверждаю. Учитывая, какую большую, даже ключевую роль он сыграл в моей садхане, было бы странно, если бы я счел предосудительной ту роль, которую он играет в твоей. „Сектантство“ связано с догмой, ритуалом и т. д., а не духовным опытом; сосредоточение на Кришне – самоотдача Ишта-Дэве. Достигнув Кришны, ты достигнешь Божественного; если ты сможешь отдать себя Ему, то сможешь отдать себя и мне. В любом случае это не так уж важно. Мы приняли твою верность и преданность, твою работу и служение. Всё остальное необходимое приложится само. Нет ничего плохого в том, что ты отдаешь себя в трудах и служении; всё так и должно быть; не нужно из-за этого переживать. Отбрось робость. Проявляй стойкость посреди трудностей и имей веру в свою духовную судьбу».

♦ 16.09.1944

«Что до Кришны и преданности Ему, кажется, я уже не раз отвечал на этот вопрос: я совсем не возражаю против поклонения Кришне или такой формы преданности, как „вайшнавизм“, также и вайшнавская бхакти вполне совместима с моей Супраментальной йогой.

Все пути могут привести к Сверхразуму[27]27
  В англ. оригинале Supermind. – Прим. ред.


[Закрыть], так же как все пути могут вести к Божественному.

Конечно, я помогу тебе, помогаю и всегда буду помогать; мысль о том, что я могу отказать в помощи или прогнать тебя (из-за моего неистребимого стремления к Кришне – Д.), безосновательна. Если ты будешь упорно продвигаться вперед, то обязательно обретешь постоянную бхакти и достигнешь искомой духовной цели, но тебе нужно научиться целиком доверяться Кришне, который приведет тебя к ней, когда решит, что ты готов и время настало. Если Он хочет, чтобы ты сначала очистился от несовершенств и загрязнений, в конце концов, это можно понять. Ты с полным правом можешь надеяться на успех, ведь сейчас ты непрерывно сосредоточен на этом. Первый шаг на этом пути – видеть несовершенства и ясно их сознавать».

♦ 17.9.1944

«Конечно, Кришне приписывают разные причуды, непростые отношения, а также игривость (лилу!), которую те, с кем играют, не всегда сразу могут понять. Но его причуды разумны, за ними скрывается некий подход, и, когда он перестает играть, когда он хочет проявить великодушие, он становится так притягателен, обаятелен и очарователен, что это с лихвой возмещает все страдания. Конечно, мы можем только одобрить твое решение оставаться в уединении».

♦ 2.10.1944

«Что сказать о глупости? Это универсальный человеческий недостаток. Твое высказывание о Кришне было не столько глупым, сколько отчаянно нелогичным. Если бы Кришна был по природе холоден и отстранен (Господи, какое открытие – Кришна из всех людей!), как Его могли бы тронуть человеческая преданность и интерес – вскоре Кришна и преданные охладели бы, как Северный и Южный полюс, вечно обращенные друг к другу, но не способные видеть друг друга, потому что Земля круглая? Кроме того, если бы Кришна не искал человеческой бхакти и бхакта не стремился бы к Нему, кто мог бы Его достичь? Он всегда сидел бы в снегах Гималаев, как Шива!»

Но ситуация совсем накалились, когда – совсем сбив меня с толку – один верный приверженец Гурудева написал мне, мягко увещевая меня: я будто бы поступаю неправильно. Он советовал мне – несомненно, из самых дружеских побуждений – служить Шри Ауробиндо, а не Кришне. Вот какой довод он привел: если я приближусь к Шри Ауробиндо, то смогу легко прийти к Кришне на пути к Супраментальному, но если буду поклоняться Кришне, он сможет привести меня только к Надментальному[28]28
  В англ. оригинале Overmental. Надментальный уровень – согласно Шри Ауробиндо, это уровень богов, высшее, по отношению к ментальному, сознание, которого можно достичь, не выходя за пределы ментальной системы. Выше НадразумаНадментала находится уровень СверхразумаСупраментала. – Прим. ред.


[Закрыть] уровню, а не на более высокий Супраментальный уровень, потому что Кришна достиг только Надразума, но не Сверхразума, который принес на землю только Шри Ауробиндо.

Свое длинное письмо мой друг закончил зловещим предупреждением: хотя Кришна «включен» в Сверхразум, Он не способен вобрать Сверхразум! Я переслал это письмо Гурудеву, который ответил мне:

♦ «Этот вопрос о Кришне и Сверхразуме озадачивает и ставит меня в тупик. A, B, C, D, E, F и т. д. из Бомбея, Нагпура и Дели и P, Q, R и т. д., вплоть до X, Y, Z, из Калькутты и Пондичерри, все могут „ухватить“ и „включить“ его (Сверхразум – А. Н.) в себя, только бедный Кришна на это не способен? Он может быть только сам «включен» в это [в Сверхразум]! Какой суровый приговор Бхагавану Васудеве! На самом деле я говорил, что Кришна в Своем воплощении сделал Надразум доступным на уровне человеческих возможностей, потому что в этом была его задача в ту эпоху и тогда больше ничего нельзя было сделать; Он не принес людям Сверхразум, потому что это было невозможно или, по крайней мере, не требовалось на том этапе человеческой эволюции. Я не хотел сказать, что он не мог бы принести на землю Сверхразум, если бы пожелал этого. Ты слишком доверяешь разным людям, скажем, G, H или Q, и воспринимаешь их изобретательные замечания по мелочам или слишком авторитетные идеи как евангельские истины; из-за этого в твоем уме царит беспорядок. Я убежден, что Кришна хочет остаться с нами и никуда не денется, когда на землю придет Сверхразум; так почему же из-за него мы с Матерью должны прогонять тебя? Это будет крайне нелогично. Вот и всё».

Но больше всего я боялся обмануть его доверие, поэтому спросил Кришнапрема (которому я исправно посылал письма Гурудева о Кришне), можно ли считать предательским или неразумным стремление достичь Кришну через Гуру, как обычно делают вайшнавы, поскольку эта садхана очень хорошо подходит для моего темперамента. На это он ответил:

♦ «Кажется, я уже говорил об этом, но в любом случае повторю: когда твой Гуру позволяет и, более того, поощряет твою бхаву[29]29
  Бхава – чувство или эмоция. – Прим. ред.


[Закрыть] по отношению к Кришне, не нужно беспокоиться о чужих словах и чувствах. Все эти разговоры „других“ о том, что ты чего-то не достигнешь, если выберешь этот путь, абсурдны. Нет ничего, чего нельзя было бы получить у стоп Кришны. Если бы твой Гуру тебя не поддержал, я еще подумал бы, говорить ли об этом, поскольку путь, не одобренный Гуру, никогда не приведет к успеху: как таковой он может быть прекрасен, но это парадхарма[30]30
  Чужая, неподходящая дхарма. – Прим. ред.


[Закрыть]. Но в твоем случае об этом нет речи. Из его письма ясно, что он совершенно доволен тем, что ты делаешь. Возможно, я уже говорил об этом в своем письме, которое писал, когда меня покинула Ма, но не помню, о чем я тогда говорил, в таком случае извини, что повторяюсь.

Несомненно, подняться над умом можно самыми разными способами, потому что все настоящие пути ведут именно к этой цели. Я расскажу лишь о двух. Один из способов – отрицать ум посредством самого ума и так вынудить душу подняться над ним. Это путь Нагарджуны и, в меньшей степени, Шанкары. Это прямой путь, но, скорее, как прямой путь, проложенный на карте, он не учитывает естественных препятствий. Во всяком случае, он однозначно для тебя не анукула (благотворный). Подняться над умом можно и иначе – через любовь и самоотдачу. Созерцание Кришны выводит напрямую за пределы ума. Только на днях в разговоре со своим другом-ведантином, прекрасным санньясином, который сейчас гостит у нас, я понял, насколько превосходит ум созерцание Кришны. На его аргументы и вопросы о том, как возможно то или иное, я мог лишь отвечать, что, несомненно, оно реально. Всё, что связано с Кришной, не может быть понято умом, и я заметил, что не могу принять ни одного из рациональных способов примирения и компромиссов, которые предлагал его ум. Они просто неадекватны. Он тоже хотел подняться над умом, но только по-своему – в трезвом, философском духе. Но зачем? Кришна и «трезвость» несовместимы. Одно Его касание сводит с ума, и поэтому Его служители скачут, когда другие – по крайней мере, некоторые – могут только ходить, причем с достоинством, как почтенные люди.

Но, скажи мне, из-за чего разгорелся этот сыр-бор? Кто-то тебя не одобряет? Ну и пусть. Даже если эти люди – продвинутые садхаки, почему тебя это должно волновать? Тебя не должно беспокоить ничье одобрение или неодобрение, кроме Гуру и Кришны. „Но, – скажешь ты, – они же мои гурубхаи[31]31
  Гурубхаи – ученики одного и того же Гуру. – Прим. ред.


[Закрыть]“. Допустим. Но Гуру учат разных учеников разному. Не имеет значения, чему он мог научить других. Действуй так, как он учил тебя. – Искренне твой, Кришнапрем».

Я привожу его письма без угрызений совести и без страха попасть в ад (за разглашение тайны), во-первых, потому, что эти письма, мне кажется, помогут многим ищущим увидеть истинное величие Гурудева, а во-вторых, потому, что преданность Кришнапрема своему Гуру – это, безусловно, немеркнущий светоч для сотен людей, которые еще блуждают во мраке в нашу эпоху бесплодного скептицизма. Добавлю, что он помог мне и многим другим не только тем, что ободрял нас в часы отчаяния, но и тем, что освещал наш колеблющийся ум блеском того непреклонного пламени, которое разожгла в его сердце однонаправленная садхана и преданность Гуру. Но есть еще кое-что, о чем я просто не могу умолчать: а именно, Гурудев высоко оценивал взгляды Кришнапрема о духовных вопросах. Чтобы проиллюстрировать свои слова, приведу несколько писем Кришнапрема с комментариями к ним Гурудева. Они, без сомнения, заинтересуют всех истинных духовных искателей, которые, надеюсь, согласятся со мной, что совершенно неправильно прятать такие сокровища под спудом. Разве что, предварительно замечу, что, узнав, что я хочу опубликовать эти письма, он однажды нехотя дал разрешение и вяло благословил.

♦ «Мой дорогой Дилип, – писал он в январе 1934 г., – я получил твое трепетное письмо и приложение к нему. Что касается переработки или дополнения моих прошлых писем для второго издания Анами – я подумаю об этом. Ничего не обещаю. Знаешь, меня не трогают твои замечания о том, что обрывки моих писем (эти случайные экспромты неизвестного) имеют успех. Пусть люди читают Гиту или, если им интересно, как обсуждаются такие вопросы в письмах, «Дружеское послание» Нагарджуны, письма Платона или даже послания Святого Павла, чего им с лихвой хватит. Мне не подходит этот жанр – полуличные, но, в сущности, абсолютно публичные письма. Он слишком напоминает кинокамеру, перед которой нужно не только стоять спокойно и держаться с достоинством, но еще и жестикулировать, оживленно двигаться, ходить, говорить и вести себя непринужденно, зная, что эти дурацкие кадры без прикрас будут показывать на бесчисленных семейных экранах, пока однажды эта лента не достигнет Нирваны, ждущей все сотворенное. К сожалению, мои письма – в самом деле не образец. Впрочем, они отражают мои реальные чувства, и даже если я напишу новые письма, они не станут лучше. Так почему бы не оставить всё как есть?

С любовью, Кришнапрем».

Затем, когда я прислал ему несколько его писем, опубликованных в моей книге Анами, он написал:

♦ «Глядя на свои письма в твоей Анами, я невольно сожалею о том, что они сохранились, словно мухи в янтаре. Теперь они кажутся мне со всех сторон неудовлетворительными. Единственное их достоинство в том, что в них видно искреннее чувство, но в некоторых моментах, например, обсуждая отношение абстрактного к конкретному, я справился плохо. Отношение между абстрактным и конкретным слишком тонко, чтобы с ним можно было разделаться несколькими фразами, и, хотя мне было что сказать, я совершенно не смог выразить мысль. Мне кажется, я просто перевернул обычное, общепринятое представление о том, что «духовное» тождественно «абстрактному». Такая очевидная, почти в духе Б. Шоу перестановка ценностей слишком груба, чтобы отражать реальность, и хотя она уместна в письмах, для печати она слишком легковесна. Впрочем, такие однодневки и не выдержат груза печатного слова.

Продвигаясь по этому пути, всё больше ощущаешь ограниченность не только речи, но и мысли. Ум слишком тяжел, слишком груб. Он не откликается, или откликается несовершенно, на тонкие вибрации, которые как бы приходят к нему свыше. Высочайшую истину нужно представлять в символах. Немецкий философ Фихте говорил, что, родись он заново, первым делом изобрел бы новую систему символов, но, увы, не так-то это просто. Символы рождаются, а не создаются. Они приходят свыше, и их нельзя искусственно создать. В этом отношении у вас, поэтов, есть преимущество перед философами вроде меня, которые пытаются обращаться к тому, что нелепо называют „строгой мыслью“. На земле можно составлять только аллегории: настоящие символы даются свыше. Но, обретя их, человек может извлечь из них гораздо больше, чем из слов. Например, символ (или образ, если угодно) сидящего Будды открыл мне больше, чем усердное изучение буддийских текстов. На самом деле представления ума – которые ошибочно называют знаниями, – полученные из этих текстов, во многом заслоняли истинное знание, извлеченное из образов, и только когда я научился подниматься над словами и „мыслями“, истинное знание, изначально раскрываемое в „символе“, вновь засияло и в какой-то степени осветило мертвое концептуальное знание.

По-настоящему учиться – значит разучиваться…

Я рад новости о том, что Шри Ауробиндо счел мой обзор „Загадки мира“ достаточно хорошим. Я старался, по возможности, рассказать читателю, о чем эта книга, а не превращать обзор в „вешалку“ для своей виртуозности, показывая ее во всей красе, а-ля Маколей. Думаю, по крайней мере, рецензия должна намекнуть всем, кто интересуется такими темами, что эту книгу лучше не пропускать.

Ты поднимаешь некоторые интересные вопросы, связанные с „выражением“ и „молчанием“, но при этом ты, кажется, не совсем меня понял. Я настаивал, что поэтическая форма выражения иногда может работать в сферах, в которых философия задыхается. По крайней мере, для меня поэзия – необходимость, которой я никак не могу избежать. Но я действительно хотел подчеркнуть, что наша философская диалектика, логика и т. д. слишком грубы для высших уровней Реальности. Легко разделаться с вещами острыми философскими аргументами, но слишком часто мы просто разрезаем воздух. Даже ученые уже начинают понимать, что реальность от них ускользает. А каков смысл квадратного корня из минус единицы, играющего такую важную роль в современной физике? На мой взгляд, он решительно указывает, что существует глубинный сверхрациональный элемент, который проявляется в точке перехода, нулевой точке между видимостью и реальностью, или, если быть точнее, между видимостью на этом уровне и на уровне „вышестоящем“. Я делаю эту последнюю оговорку, поскольку не считаю, что абсолютная Реальность пребывает, так сказать, по соседству с этим миром – разве что в каком-то предельном смысле – но считаю, что между Реальностью и этим миром существует множество уровней „реального“ (или видимого). Для интеллекта квадратный корень из минус единицы не имеет смысла (по крайней мере, для моего интеллекта), но, безусловно, он должен иметь смысл, иначе его не применяли бы так успешно в современной физике.

Ты говоришь о „молчании“ Будды, которое противопоставляешь „выражению“. Но не обратись Будда к „выражению“, сегодня буддизм не исповедовали бы пятьсот миллионов (или сколько там) человек. На самом деле он многое выразил, и только о некоторых крайних вопросах умолчал, ибо их нельзя выразить словами – по крайней мере, с помощью логики. Символизм – это другое. Ты говоришь: „Представим, что Будда – бесформенная сущность под бесформенным деревом в бесформенной Гайе; разве нас волновало бы так его молчание?“

На самом деле Он таков в одном из аспектов. В этом состоит смысл учения о Дхармакайе и смысл „докетизма“, характерного для многих школ махаяны, а также христианских гностических школ. Но для большинства это Бесформенное остается лишь предметом слов и, следовательно, является ложью. Эта истина открывается только в опыте. Без опыта „бесформенное“ – пустая абстракция, холодная, как и все такие абстракции, и наполненная заблуждениями и нереальностью, которые пронизывают все наши чисто интеллектуальные представления. Нам приходится их использовать, но они приобретают смысл, лишь когда наполняются жизнью. На самом деле они не холодны и не абстрактны. Именно процесс их приобретения и использования нами делает их такими. Мы абстрагируемся с помощью процесса отрицания, а потом удивляемся, когда получаем нечто холодное и негативное. Весь наш процесс остается на чисто интеллектуальном уровне. Когда мы говорим, что Кришна – ниракара[32]32
  Ниракара – не имеющий формы. – Прим. ред.


[Закрыть], мы просто утверждаем, чем Он не является. Но наши позитивные утверждения тоже обманчивы. Когда мы говорим, что Он – анандамайя, мы тоже искажаем реальность, ведь большинство людей не знают, что такое ананда. Им ведомо только наслаждение. Они пытаются понять ананду как разновидность удовольствия, и отсюда возникает овеществление духовного, характерное для типичной мысли вайшнавов; подобным образом, неправильное использование отрицания порождает холодность многих ведантийских идей. Корень проблемы – в том, что мы ошибочно считаем интеллектуальные концепции реальностью. Когда человек видел хотя бы отблеск Реальности – назовем ее Кришной, Буддой или Брахмой, – он поймет, о чем идет речь. Он знает, что Он – ниракара, но не холодный, что Он – анандамайя, но не просто наслаждение. Не имея опыта и знания, мы всегда будем оставаться вне реальности, невзирая на все наши возвышенные представления. Ведантины презирают вайшнавов за их конкретность, а вайшнавы плюют на ведантинов, называя их идеи „холодными“. Одни говорят: „Не хочу“, а другие: „Хочу“. К черту их „желание“ и „нежелание“: всё это неважно. Эти „хочу“ и „не хочу“ только вредят. Важно то, чего желает Он, а не мы, а это совсем другое. Все эти идеи – просто одежда. Пока мы не достигнем Реальности и не наполним их содержанием, они будут лишь рождать бесконечные споры. Что имели в виду риши, когда говорили, что Он ниракара? Что имел в виду Будда, сказав, что Он – анатман? Что имели в виду вайшнавы, говоря, что Он – никхила-расамрита-мурти? Нужно искать ответ на этот вопрос в опыте, а не в одной диалектике. Когда свет опыта проникает внутрь и заполняет пустые представления, тогда и только тогда приходит осознание, подобное морю, и мы можем понять, почему используются вышеприведенные слова. Ascharyaval pashyati kashchidenam (как чудесно, что некоторые, редкие, видят Его). Тогда мы поймем, почему атма Упанишад не отлична от анатмы Будды, и разом отбросим пустые схоластические споры, которые длятся тысячелетиями. «Ох, но это же противоречие, – раздраженно жалуется интеллект, и на это можно ответить: „Пускай и так, но в любом случае придется с ним смириться!“

Я вовсе не стремлюсь пробудить в тебе презрение к интеллекту, которому учат большинство христиан и некоторые вайшнавы, но лишь хочу сказать, что интеллект как таковой – формирующий, оформляющий механизм. Он может действовать лишь тогда, когда есть материал для оформления, и этот материал поступает либо из низшего, чувственного, либо из высшего, духовного мира.

Впрочем, мне кажется, что так же глупо отбрасывать эмоции, погружаясь в холод абстрактного отрицания, как и одурманивать свой ум теплом чувственной (по своей сути) Голоки[33]33
  Голока – небесная обитель Кришны и Его супруги Радхи. – Прим. ред.


[Закрыть].

Эти мысли навеяны твоим сопоставлением эмоционального пения Чайтаньи Дэвы и безмолвной медитации Будды. Нет нужды говорить, что замечания в абзаце выше касаются не этих великих Учителей, а лишь некоторых их последователей.

Ты говоришь о некой „зыбкости при мысли о погружении в безвременность безмолвного Акшара-Брахмана“, но, конечно, дело только в нашем непонимании природы этого опыта и, как следствие, неверной его трактовке, основанной на мирском опыте. Именно здесь многие вайшнавы и ведантины допускают ошибку. Они яростно спорят из-за слов и выражений, вместо того чтобы направить все усилия на понимание смысла этих выражений. Как говорит один древний буддийский автор, „здесь мы путаем луну с пальцем, который на нее указывает“.

В конце концов, книги – всего лишь слова, но они делятся на две категории: с помощью одних слов можно выразить мирской опыт, с помощью других – трансцендентный опыт. (Пожалуй, есть промежуточная категория – просто слова!) Когда мы обоснованно полагаем, что с помощью слов мы выражаем трансцендентный опыт, огромное значение приобретает их толкование. Держаться за сами слова и критиковать их потому, что они отличаются от слов в других книгах – неправильный путь. Правильно будет всеми силами пытаться понять смысл этих слов: выяснить, почему именно автор выбрал их, чтобы выразить свое видение, и, в той мере, в какой у нас это получится, мы начнем лучше понимать Того, „от Кого слова и ум в замешательстве отступают“ (Yato vacho nivartante aprapya manasa saha).

Итак, как видишь, в своем прошлом письме я не отрицал выражения, а лишь сетовал на его неадекватность. В конечном итоге, весь этот космос – не что иное, как выражение – Выражение Бога, и в той мере, в какой Он, kavih puranah, способен проявляться в нас, мы сами естественно становимся центрами выражения. До тех пор наши произведения – поэтические, философские, художественные – всего лишь детская игра, похороны без мертвеца и брак без невесты.

Говоря о поэзии, я вспомнил о стихотворении, которое ты мне прислал („Преображение сознания“). Мне оно очень понравилось, и, возможно, это лучший из твоих переводов».

На это Гурудев заметил:

♦ «Дилип,

Письма Кришнапрема, как обычно, интересны и достойны восхищения как по сути, так и по форме, и, кроме того, теперь он мыслит значительно объемнее и шире. Замечание о том, что интеллект искажает Бесформенное (поскольку негативно выражает то, что невыразимо близко человеку и позитивно), удачно и очень метко. Тот, кто пережил ананду Брахмана, может лишь улыбнуться, если его обвинят в холодности; ананда – это абсолютный неизменный экстаз, огромный накал безмолвного и неотделимого восторга, невообразимого для тех, кто не испытывал его. Вечная Реальность вовсе не холодна, не суха и не пуста; с тем же успехом можно назвать холодным свет летнего солнца, сухим – океан или пустой – абсолютную полноту. Даже когда человек только вступает в эту Реальность, отбрасывая форму и всё прочее, она является как чудесная полнота – это поистине Пурнам[34]34
  Пурнам – полное, целостное. – Прим. ред.


[Закрыть] – неважно, как вы ее достигаете – через утверждение или отрицание. Очевидно, здесь нет и речи о пустоте или сухости! В ней всё, и гораздо больше того, что вы способны представить как ВСЁ. Поэтому приходится возражать, когда интеллект вмешивается как всезнающий (субджанта) судья; держись он в своих границах, с ним не пришлось бы спорить. Но он создает построения из слов и идей, не имеющие отношения к Истине, в своём невежестве говорит чепуху и превращает свои построения в стену, отгораживающую от Истины, превосходящей его возможности и масштабы».

И Кришнапрем продолжал развиваться – не только его мышление становилось «объемнее и шире», он сам всё больше любил людей, что в итоге привлекало к нему всех, кто общался с ним. Я бы с удовольствием привел множество примеров того, как развивалась его способность с легкостью воспринимать чужую точку зрения. Но поскольку я должен быть кратким, в завершение я приведу другое письмо, в котором он отвечает на некоторые мои вопросы, заданные в 1934 г. Среди прочего я написал, что, хотя избранный им путь сильно отличается от нашего, на мой взгляд, чем дальше мы будем продвигаться в своих духовных исканиях, тем больше будут сходиться наши пути, конечно, с достижением определенного уровня (я подчеркнул последнюю фразу). Он ответил так:

♦ «Ты совершенно прав. С достижением определенного уровня на разных путях возникает один и тот же опыт. Во-первых, это несомненный факт, в чем ты убедишься, изучив подлинный мистический опыт всех народов. Именно интеллектуальные толкования порождают видимые различия. Во-вторых, это правда, поскольку в реальности есть только один путь (опять же, с достижением некоторого уровня), хотя понятия, на самом деле описывающие более низкий уровень, легко могут варьироваться. Есть два извечных пути: путь Света и путь Тьмы, как сказано в Гите. Один и только один – это „путь Света“, но его можно описывать совершенно по-разному. Существует лишь одна Большая магистраль – хотя по ней можно ехать и на велосипеде, и на мотоцикле. Из-за разницы в скоростях ее описывают по-разному, но путь от этого не меняется, и даже „лошадиные силы“, которыми гордится мотоциклист, вообще-то, нуждаются в той же медленной человеческой силе, и мотоциклист однажды услышит неумолимый призыв Бога: „А ну-ка выкладывай!“; и ему придется дать отчет, как он использовал дополнительные лошадиные силы, которые, возможно, принимал как должное.

Однако твои идеи относительно сомнений кажутся мне довольно смутными. На интеллектуальном уровне сомнения вполне уместны и неизбежны. Метод „тыка“ (или его „научный“ эквивалент) вполне возможно и даже нужно использовать для исследования физического мира, но он совершенно не подойдет для решения интеллектуальных проблем. Точно так же сомнение – наиболее полезный интеллектуальный инструмент, но оно совершенно неприменимо к духовным проблемам. Не смешивай духовную истину с ее интеллектуальным выражением. В последнем можно и часто нужно сомневаться, ведь тем самым мы можем найти для нее более адекватное выражение. Ты спрашиваешь, как я „отбрасываю“ сомнения, но я этого не делаю. Я, по возможности, разрешаю их, и отбрасываю лишь тогда, когда вижу, что сейчас или при нынешнем масштабе понимания не могу их разрешить. Но я не позволяю им вторгаться туда, куда у них нет права проникать, а именно в духовную сферу. Здесь они не имеют значения. Я не сомневаюсь в своей пятой точке: я на ней сижу. Это не вульгарная метафора, а чистый факт. Духовная реальность поддерживает все остальные виды деятельности; без нее они не могли бы существовать. „И Я говорю тебе, что ты – Петр, и на этой скале Я построю Мою Церковь“[35]35
  Мф. 16:18. – Прим. ред.


[Закрыть]. Попробуй разобраться, что это за „скала“. Многие путают с духовной реальностью прекрасную поэзию или глубокую философию. Но это лишь одеяния, которые можно и часто нужно менять. Я готов хоть десять раз на дню менять свои интеллектуальные определения, если получится находить более удачные. Так что не надо делать вид, что я апостол слепой веры, это не обо мне. Сейчас, как и всегда, я верен изречению Будды Atma-dipa atma-sharanam: свет истины – в нас самих, и бесполезно искать его в другом месте. Самое большее, что может сделать любой учитель – просто столкнуть тебя с края, если ты уже стоишь там. Ты можешь держаться за свои личные взгляды сколько угодно, при условии, что применяешь их в области, где они работают. Ты не сможешь держать золотую рыбку в птичьей клетке.