Текст книги "Манипулятор. Глава 005"

ГЛАВА 5.

События стали развиваться предсказуемо – новоявленный конкурент сделал всем нашим клиентам коммерческое предложение, нам пришлось экстренно выдвигать свое, еще более выгодное. Рынок сбыта надо было держать любыми средствами. Наш ход с бар-тером имел успех, мы отстояли всех клиентов. Я лихорадочно соображал, куда же девать обменный товар. Все фирмы его продавали либо оптом со склада, либо через свои рознич-ные точки. Мы не торговали со склада и розницы своей не имели. Выход виделся лишь один – продуктовые базы с отделами бытовой химии. В городе после всех закрытий и ук-рупнений таких осталось лишь три: «Пересвет», «Меркурий» и «Пеликан». В последнем на нужной нам должности трудился мой недавний знакомый и бывший сослуживец Вовка. В «Меркурии» бытовой химией заведовал коммерческий директор, отношения с которым у нас сложились чисто деловые. Было неясно, возьмет он наш бартерный товар или нет. «Пересвет» стоял особняком, ситуация с ним выглядела удивительной – большая совре-менная оптовая база, на которую никто из крупных оптовиков бытовой химии не обращал внимания. Подобный товар туда поставляли мелкие поставщики вроде нас. Притом, что продажи в «Пересвете» были самые большие из продуктовых баз. Лучшего места сбыта бартерного товара для нас было и не придумать.

– Ну, а чо, давайте, конечно! Я только за! Я от таких предложений не отказываюсь! – расплылся Вовка в довольной улыбке, заблестев радостно глазами, едва я ему намекнул о деньгах. После выгрузки мы выехали на «газели» с территории «Пеликана» и останови-лись на площадке за воротами. Вовка вышел к нам следом, подальше от посторонних глаз и ушей. Мои дружеские отношения с ним развивались быстро. Оба сразу нашли общий язык и взаимную симпатию. Вовка оказался малым прямолинейным, веселым и энергич-ным. С ним было легко и интересно.

– Ну, чо там у вас, давайте, жулики, рассказывайте! – сказал он, подходя вразвалоч-ку на своих коротких ногах. К его манере разговора я уже почти привык.

Было жарко. Ожидая Вовку, мы раскрыли настежь обе двери кабины, духота внут-ри стала меньше. Отец курил, стоя подле кабины с водительской стороны. Я слонялся по хрустящему гравию со своей стороны. Время словно остановилось. Конец рабочего дня. Из ворот базы изредка выползали машины, загруженные купленными товарами, проезжа-ли мимо нас и растворялись в городских улицах.

– Это почему это мы жулики? – спросил я наигранно серьезно.

– Да, а кто вы есть!? – засмеялся Вовка, бегая маленькими глазками от меня к отцу. – Перепродаете товар с одной конторы в другую, бабки складываете в карман, ничего не производите… Тунеядцы! Жулики!

Мы посмеялись, перекинулись несколькими острыми шутками, перешли к делу.

– Ну, давайте выкладывайте, чо там у вас, – Вовка задрал ногу на ступеньку «газе-ли», взялся рукой за оконный проем двери и стал ее раскачивать туда-сюда.

Я рассказал суть дела, предложил Вовке за услуги три процента. Тот театрально закатил глаза вверх, после скосил взгляд на меня.

– Пять!? – выпалил Вовка и замер, улыбаясь хитрющими глазами.

– Договорились. Пять, – растянулся я в улыбке от его ужимок.

Вовка продолжал играть – сначала насупился на пару секунд, будто обдумывая, перестал раскачивать дверь машины, после сразу расплылся в алчной улыбке.

– Ну что я скажу!? Предложение интересное, господа буржуи! Я его рассмотрю! – закатился он отрывистым смехом. Засмеялся и я. Отец, докурив, подошел ближе и принял-ся нудно и дотошно рассказывать Вовке всю историю событий, включая «подлянку, ка-кую подсунул нам «Пушок» и то, что «вопрос надо как-то урегулировать».

– Да я понял, Анатолий Васильевич, я все понял, – нетерпеливо замотал взъерошен-ной головой Вовка, словно отбиваясь от медлительности речи моего отца.

– Так все неожиданно получилось, – смущаясь, тот привычно заскреб в макушке и закряхтел. – У нас и договоренность была с производителем и договор, но вот сам ви-дишь, какие люди попались. Приходится выкручиваться.

– Да понял я, понял, Анатолий Васильевич! – Вовка одним движением руки еще сильнее взъерошил волосы на голове. – Придумаем что-нибудь! Я подумаю! Хорошо!

– Вов, ты глянь, что у нас сможешь брать, так чтоб не сильно там остальных уще-мить, а то на тебя косо начнут смотреть, – прервал я отцовские стенания, которые, если так не поступить, продолжались бы еще час, изводя своей занудностью.

– Да вот же, блять! – встрепенулся Вовка. – Там Петрович сидит, этот крот, зарыл-ся, хрен спихнешь его оттуда! Он же там контролирует все, это и с ним мне придется де-литься, там без него никак. Его не обойдешь.

– Ну, поговори и с ним, я думаю, он не будет против… – предложил я.

– Кто!? Петрович!? – Вовка снова закатился смехом. – Ёпти! Блять, да он мать род-ную продаст, если что! Это еще тот жучила! Ничего, я его вот выживу с его места, тогда вообще все будет в моих руках, и с ним делиться не придется! Красота, блять!

Вовка хлопнул в ладоши и жадно потер их друг об друга. Я засмеялся, его взбал-мошный нрав нравился мне все больше. Вовка, как противовес нудному и скучному ха-рактеру отца, появившись в моей жизни вдруг, заискрил всеми цветами радуги, питая меня так необходимыми среди рутины эмоциями.

– Ну, а чо, куда вы еще думаете пихать весь тот товар!? – посерьезнел Вовка.

– Да как куда… По таким же базам, как и твоя… «Пересвет», «Меркурий»… – я по-жал плечами. – А больше, Вов, некуда…

– Ааа!!! «Пересвет», сидят эти жулики, знаю их! – защерился Вовка.

– Ну да, там этот, борзый такой, Андрей Иванович. С ним еще двое, – кивнул я.

– А, этого вот черненького такого наглого Андрей Иванович, что ли зовут!? А этих остальных как зовут!? Вот он точно борзый, жуть какой! … Так я не понял, вы с «Мерку-рием» не работаете что ли!? – недоуменно вытаращился на меня Вовка. – Я думал, вы ра-ботаете!

– Да работаем, возим туда свой товар. А чего такого? – сказал я.

– Ну там же этот, как его? … Сеня Степанов! Вы с Сеней работаете!? – насел Вовка.

– Ну, с Арсением Михайловичем, дядька такой высокий, ходит вечно в сером таком шерстяном пиджаке, – подтвердил я.

– Так вы работаете с ним или не работаете!? Я чет ничего не понимаю! – захыхыкал Вовка и закрутил головой как филин туда-сюда, переводя взгляд то на меня, то на отца.

– Да работаем мы с ним! Возим свой товар на реализацию! – завелся я.

– А че только свой, а бартерный че не возите, не пойму!? – все таращился Вовка.

– Вот ты бестолочь, Вов! – начал раздражаться я. – Про бартер только сейчас тема зашла, раньше мы и не парились по этому поводу! Ферштейн!?

– Ааа! – отстал тот и принялся тереть ладонью глаз. – Не ну это да… понятно.

Я глянул на Вовку, засмеялся. Зыхыхыкал тут же и он и, неугомонный, продолжил:

– Так будете ему возить или нет?

– Арсению Михайловичу? Да я пока не разговаривал с ним. Кстати как он вообще, сговорчивый? Что ему надо? – посерьезнел я.

– Кто!? Сеня!? – Вовка тут же оживился. – Да берет еще как! Предложишь ему свой процент, будет брать, куда он денется. Сеня бабки любит. Ему три хватит, нечего его ба-ловать, а то расслабится, деньги начнет грести лопатой, а это неправильно. У меня должно быть больше.

Закончив фразу, Вовка снова засмеялся, довольный собой и своей шуткой.

– Слушай, Вов, а ты можешь ему позвонить? Ну, провентилировать этот вопрос?

– Хы! – Вовка от удивления выкатил глаза и приподнял плечи. – Конечно, могу! Да-вай, да, я ему позвоню, расскажу, что есть тут на примете два жулика, которые готовы бабки отстегивать, и он согласится!

– Договорились! – расползся я в резиновой улыбке. Гибкость – все же не Вовкин конёк. Его шутки были грубоваты и прямолинейны.

– Ладно! Идти мне надо, а то начнут искать еще! – Вовка протянул мне руку.

– Да, давай, будем на связи, – кивнул я. – Позвонишь, как будут новости от Сени!

– Ды! – выпятил нижнюю челюсть Вовка, пожал руку и моему отцу, развернулся и побрел, косолапо перебирая по гравию стоптанными сандалиями.

Июль заканчивался, балуя город последней неделей. Впереди замаячил август, дни которого обещали начать заметно сокращаться. Летняя жара будет продолжаться днем, а уже прохладные ночи готовить сознание горожан к осени. В один из еще жарких вечеров я выкатил «двойку» со стоянки и направился в центр города. Около девяти вечера, нака-тавшись, я оставил машину на одной из центральных парковок и пошел гулять. Несмотря на все события в бизнесе, я топал по улицам города в желтой хлопковой футболке, белых хлопковых полуспортивных штанах, мягких кожаных мокасинах на босу ногу и в прекрас-ном настроении. В одном из парков встретил знакомых девчонок, пару часов просидел с ними на лавочке и ближе к полуночи пошел их провожать. Идти предстояло недалеко – минут двадцать неспешным шагом через два сквера. Уже через полчаса я шел обратно той же дорогой, шагая по единственной асфальтовой дорожке сквера вдоль лавочек с одной стороны и кустов с деревьями с другой. Деревья, нависавшие над дорожкой, отбрасывали в свете фонарей столь большие тени, что прогалины освещенного асфальта можно было пересчитать по пальцам. Лавочки в сквере кроме одной в начале пустовали. Ее я оставил позади сразу, краем глаза заметив на ней парней, как мне показалось, пьяных. Миновав их, я прошел метров десять, как разговоры парней за спиной стали громче. Еще немного и я разобрал бы, о чем они уже почти кричали. В следующую секунду все стихло. Я продол-жал идти. Думалось о работе, и я не сразу услышал, вернее, ощутил, как меня кто-то дого-няет сзади. Странное и простое, едва ли не первобытное, чувство – наверное, каждый точ-но и безошибочно определит, когда позади просто идут, а когда его догоняют. Меня явно догоняли рваным шагом – несколько шагов размеренно, затем пробежка в два-три шага и снова размеренно. Я бросил короткий взгляд через плечо, увидел невысокого, на голову ниже меня, парня средней комплекции.

«Один из этих, сейчас закурить будет стрелять, как достали эти пьяные», – подумал я, не меняя шага. Парень нагонял. Пять метров. Я различил прерывистое дыхание. Три метра. Моя спина будто превратилась в сплошной радар ощущений. Метр. На мое правое плечо легла левая рука парня. Я повернул голову, встретился взглядом с пьяными мутны-ми глазами преследователя. Те нехорошо глянули в мои. Ухмылка искривила рот парня.

«Сейчас ударит», – спокойно, будто обыденно, подумал я. Не успел удивиться простоте мысли, как появилась следующая: «Надо вжать голову в плечо».

«Может, развернуться и ударить самому, не дожидаясь?» – возникла новая мысль.

«Так он же еще не ударил».

«Ну, жди, пока ударит».

Странный внутренний диалог произошел в голове мгновенно, а показался таким неспешным и спокойным, что мое волнение вмиг пропало.

Я вжал голову в плечо, следом мне в правое ухо прилетел кулак.

«Вообще не больно, странно, я думал, будет больнее», – продолжал я пребывать в удивительно спокойном состоянии, не ощущая опасности, а лишь удивляясь тому, отчего такое происходит со мной. Я даже не покачнулся. Плечо спасло, удар пришелся по нему вскользь. Ухо отдало в мозг дерганой болью и слегка заныло.

«Дождался, идиот, теперь он ударил, можешь бить в ответ со спокойной совестью, поборник честности и порядочности», – укорил себя я за наличие моральных препонов, не позволявших наносить любой вред другим первым, даже если намерения тех очевидны. С ударом кулака препон испарился, я обозлился. А через долю секунды вскипел сильнейшей злобой. «Со спины! Ударил со спины!», – завертелись огненным шаром в моем мозгу мыс-ли. Первый раз в жизни меня ударили со спины. Ударили подло. Злость, перешедшая в животную злобу, обожгла через кровь все тело изнутри. «Нечестно! Подло! Низко!», – било в набат в моей голове. Внутренние стоп-краны морали будто сорвало разом. Уже неконтролируемое желание наказать подонка захватило каждую клетку моего тела. Злость, ярость, ненависть. Избить, изувечить, уничтожить.

Я резко развернулся и по памяти врезал левой парню в лицо. Целил в нос, попал неудачно. «Почему в нос то?» – возобновился внутренний диалог: «Бить надо в челюсть».

Парень ошарашено отступил на пару метров.

Я, развернувшись окончательно, сразу ударил правой, целясь просто в голову. Па-рень успел приподнять руки, а с ними и плечи. Удар скользнул по его плечу и куда-то по-пал. Парень замахнулся правой рукой, но медленней, чем надо – сказывался алкоголь. Я ударил навстречу левой. Наши руки переплелись в ударе, но я был выше и быстрее – моя рука прошла дальше и снова застряла между плечом и лицом. Я вроде попал, но опять без ущерба. Парень опешил сильнее, замер и уставился на меня. Я не мог и, главное, не хотел остановиться. Вдруг понял, что мною движет ненависть не к этому подлому пьяному иди-оту, а к себе, к своей врожденной и воспитанной миролюбивости, к своей вере в лучшее в каждом до самого последнего момента, когда уже может быть поздно и придется распла-чиваться за свою мягкость. Я жаждал сломать, уничтожить в себе привычку раздавать авансы доброты людям. Все они слились передо мною воедино в личности пьяного парня, опрометчиво напавшего на меня летней ночью в парке. Через секунду я ударил его ногой сбоку по ребрам. Удар не произвел должного эффекта, выродившись в сильный шлепок. Едва нога вернулась и коснулась асфальта, я выкинул кулак в лицо, и опять парень успел дернуть плечом, отведя удар в заднюю часть шеи. Я ударил другой рукой, снова метя в лицо. Поздно. Парень полностью поднял обе руки перед собой в глухой блок. Я попал в них. Третий подряд удар рукой, снова попал в блок. Еще три удара. И они ушли туда же, не достигнув лица.

«Как же слабо я бью, ему хоть бы хны», – пронеслось в голове.

Вдруг парень бросился на меня, резко сократил расстояние и вслепую выкинул впе-ред обе руки. Одна раскрытой кистью попала мне в лицо. Другая, правая, зацепилась спе-реди за шейный вырез футболки. Стоя завязалась возня. Через секунду я завёл правую но-гу за левую ногу парня и толкнул его. Парень потерял равновесие и стал валиться на спи-ну, утягивая меня за собой за вырез. Треск. Футболка порвалась, оставив в руке парня большой кусок желтой ткани. С новой яростью я начал топтать упавшего противника и пинать в бока. Вся стычка происходила без единого звука. Все мое существо клокотало мрачной решимостью запинать напавшего до потери сознания.

Слева раздался легкий шелест. Я бросил взгляд туда, в направлении, где сидела эта троица. Лавочки, утопавшей в ночной тени широкого древа, видно не было. Из тени, как в замедленном кино пьяным пошатывающимся бегом выскочил второй.

Я посмотрел на лежащего подле меня. Тот шевелился, не получив значимого урона и повреждений. «Метров двадцать. Успею, не успею? Не знаю, не успею. Слабо, очень слабо бью. Противно», – скакала в голове чехарда мыслей. Я не успевал, первый уже начи-нал вставать, а второй приближался. За спиной второго из той же тени выскочил третий. Через пять секунд я имел бы дело с двумя, а еще через пять со всей троицей. Второй был высокий как я или даже чуть выше. Третий был ростом с первого, но коренастый и внеш-не крепкий. Подле меня, судя по всему, лежал самый слабый из них. Меня снова захлест-нула волна злобы на себя, к ней примешалась досада от собственной неумелости, немощ-ности, слабости – по сути, я не смог ничего сделать хлипкому полупьяному парню ниже меня ростом. Позор.

Я побежал.

Не быстро и не сломя голову. Не было ни паники, ни страха. Я побежал, чтоб не иметь дело с тремя. В груди бродил коктейль из разных чувств и ощущений: я был дово-лен тем, что сбежал не от страха, при виде еще двоих, а хладнокровно оценил шансы и спокойно разумно отступил; и по-прежнему был зол на себя за слабость и почти беспо-мощность. Трусцой отбежал метров пятьдесят, перешел на шаг. Меня никто не пресле-довал. Странным образом чувство страха было подавлено. Не отсутствовало, а именно оказалось подконтрольным. Страх ведь есть всегда и у всех. Это нормально. Но мой страх был усмирен другим чувством – яростью к факту подлости нападения. Со спины! В моем сознании молнией проскочила цепная реакция изменений. Я шел по аллее, сняв порван-ную футболку и держа ее в руке, остановился, обернулся. Подбежавшие склонились над своим приятелем, пытаясь его поднять. Я шумно выдохнул и пошел дальше. Сердце все еще бешено колотилось. Чтобы отвлечься и успокоиться, я принялся осматривать на себе результаты стычки: футболка порвана пополам, на шее и груди проступили красные на-тертые полосы от ее выреза; ссадин не было никаких, напавший смог ударить меня лишь раз, в ухо; правый карман штанов оказался надорванным у основания, образовалась дыр-ка. И все. Ухо немного ныло.

«Новые штаны же, ладно, это можно зашить. Или выкину штаны, все равно неудоб-ные», – подвел я итог осмотру. Я закинул футболку на плечо, будто снял ее от жары, и в таком виде пошел к машине. На всякий случай, я обернулся еще раз – аллея была пуста.

«Двойка» сиротливо стояла на парковке. Час ночи, город опустел до одиноких про-хожих и загулявших парочек. Я сел в машину, закурил, завел двигатель и небыстро поехал в правой полосе полупустой дороги. Закурил я вовремя, начался отходняк, руки слегка дрожали. Я старался не думать о случившемся, но в голове настойчиво крутилась мысль: «Со спины! Так подло! Как так можно!? Зачем!? Свинья! Такого убить мало! Откуда та-кие скоты берутся!?» Я плелся на машине домой и пытался осознать произошедшее. Дра-ка – банальность. Ее нечего обдумывать. Но нападение со спины! Это уже другое. Пра-вильно говорят – лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. В моем случае, лучше раз по-чувствовать. Я ясно осознал чувства всех, кто в своих рассказах описывал подобное. Гад-кое ощущение! Очень гадкое! Мерзкое! За гранью человеческой природы! Люди, так пос-тупающие – не люди.

Я загнал машину на стоянку, дошел домой и опустошенно провалился в сон.

В самом конце июля состоялась вторая поездка в Москву с партией синьки. Все бы-ло как в прошлый раз – выехали в пять утра, в Москве были к полудню. Разгрузились быстро, я подавал упаковки из кузова «газели», грузчики принимали; с погрузкой вышла задержка, начали в три – снова в кузове я, принял товар, уложил, к концу погрузки заныла спина от постоянного полусогнутого положения. В четыре выехали в обратный путь. К се-редине пути жевать всухомятку на ходу надоело, и мы свернули к тому же кафе, в каком ели в прошлую поездку. Половина восьмого, мы ехали с опозданием в два часа. Уплетая вкусный горячий борщ, я прикинул, что таким темпом, дома будем не раньше полуночи.

Отлично поужинали! Мы вышли из кафе, закурили и неспешно побрели к «газели».

Следующие четыре часа проехали без остановок. Время перевалило за полночь, когда до нашего города оставалось километров сорок, и меня начало тянуть в сон. Я соп-ротивлялся, но веки становились все тяжелее и тяжелее. С каждым разом я моргал все медленнее, голову тянуло вниз. Я потер лицо руками и чуть опустил боковое стекло. Ка-бину сразу протянуло сквозняком в сторону раскрытого окна отца. Прохлада ночного воздуха заставила меня поежиться. Спина сквозь футболку быстро стала остывать. «Надо закрывать свое окно, а то шею надует, завтра голову не поверну и вообще, продует еще», – подумал я и закрыл окно. В голове прояснилось, сон отступил. Я глянул на отца, он курил. Оба были уже почти сутки без сна. «Если я так хочу спать, то как отец еще держится? Он еще и за рулем всю дорогу», – подумал я, тут же ощутив укол совести из-за того, что сижу бездельником. Идиотская ситуация. Мои навыки вождения были не настолько хороши, чтоб вести «газель» по трассе, тем более в момент, когда я буквально клевал носом ото сна. Я это понимал, но совесть крутила душу. Я посмотрел на отца внимательней. Его то-же клонило ко сну. Веки глаз опускались и поднимались все медленнее и медленнее.

– Ты как, па? – произнес я, внося разнообразие в размеренный усыпляющий гул двигателя. – Спать не хочешь?

Отец встрепенулся, и я сразу понял, что устал он не меньше моего, даже больше, но держался и не подавал виду.

– Да так, – сказал он невнятно, будто заново учился говорить. – Спать уже хочется. Но уже скоро. Сколько там осталось нам, километров тридцать?

Отец докурил сигарету, поморгал, отгоняя сон.

Из темноты обочины выплыл синий дорожный указатель.

– Да вон знак! – вскрикнул я и указал на него пальцем. – Тридцать один, остался, километр. Сейчас пост будет!

– Давай, там, наверное, остановимся, – сказал неуверенно отец. – Подышим свежим воздухом, выйдем, разомнемся, а то у меня уже нога отваливается, затекла.

– Конечно, остановимся! – безапелляционно поддержал я. И тому была причина, одна из главных черт характера отца – исполнительность. Черта-то хорошая, только у него она была гипертрофирована. Отец в своей исполнительности мог запросто дойти до ущер-ба себе. И в этой поездке, не согласись я с остановкой, а воспротивься, так отец из кожи бы вон лез, давил затекшей ногой на педаль, боролся со сном, а вел машину дальше.

Пост! Стационарный пост милиции за двадцать километров до города. Справа мелькнул гостиничный комплекс, тот самый, на территории которого мы недавно обща-лись с директором и владельцем «Карда». Подле поста вдоль обеих обочин трассы уже выстроились ряды фур. Некоторые остановились на ночевку, другие лишь для короткого отдыха. Мы свернули к обочине сразу за постом. Тело так затекло от беспрерывного сиде-ния, что выйти из машины, просто пройтись, размяться, казалось блаженством. Останови-лись мы вовремя, сон так близко подобрался к нам, что точно победил бы на оставшихся километрах. Я подышал свежим ночным воздухом, прошелся перед «газелью» – сон от-ступил сразу, в голове прояснилось. Отец закурил. Я тоже. За десять минут прохладный ветерок приободрил меня окончательно.

– Ну, что, поехали? – отбросил отец окурок в сторону, посмотрел на меня.

– Ты как, па? Спать перехотелось? – всмотрелся я в его лицо – глаза уставшие, по-красневшие сеточкой сосудов, но вроде как не сонные.

– Да, нормально, тут немного осталось, доедем! – произнес он бодро.

Мы тронулись. Впереди над горизонтом уже виднелись электрические отсветы го-рода. Трасса шла прямо, по две полосы в каждую сторону, ровный асфальт, прерывистая разметка делила направление на полосы, а сплошная по краям очерчивала границы ас-фальта. Встречные направления разделял ров метра полтора в глубину и около пяти в ши-рину. Мы катили по левой полосе из двух, ближе ко рву. Спидометр показывал восемьде-сят километров в час. Мы обогнали несколько легковых машин на соседней правой. Те плелись на шестидесяти. Межполосная разметка монотонно прерывисто проскакивала на-зад правее меня, я смотрел на нее. Это действовало гипнотически. Первые две минуты после остановки прошли бодро. Я согрелся. Потянуло в сон. Я чуть сомкнул веки, задер-жал их на несколько секунд, разомкнул. Веки все больше тяжелели с каждым очередным мельканием штриха разметки. Я посмотрел на отца. Он не курил. Сидел ровно, держал руль обеими руками и смотрел на дорогу. Сон вместе с теплом кабины пробирался по спи-не к голове, я соображал все хуже. Город приближался. «Еще немного, уже скоро, как хо-чется спать, приедем, сразу лягу, буду спать, пока не надоест, отец тоже устал, почему я такой криворукий и не веду сейчас машину, надо смотреть на дорогу, окно открыть надо, холодно, дотерплю», – расползались кашей в моей голове мысли. Ших, ших, ших – проно-сились белые штрихи справа. Я смотрел на них, веки наливались сном. Я сомкнул глаза. «Сейчас чуть так посижу и открою, еще немного, сейчас, сейчас», – еле-еле ворочалась сонная мысль. С трудом, лишь наполовину, но я открыл глаза, плохо соображая, глянул на отца. Он все также сидел ровно, смотрел вперед и вел машину. Мне стало жутко неудобно и стыдно за себя. Я, молодой парень, сижу рядом с отцом, которому пятьдесят лет, кото-рый вот уже тысячу километров ведет машину и не засыпает, а я валюсь в сон! Я вернул взгляд на дорогу. Ших, ших, ших – мелькали справа полосы, единственное движение на неосвещенной темной дороге. Ни попутных машин, ни встречных. Никого. Только мы и полосы. Ших, ших, ших. «Я на минутку, больше не могу, буду так, минуту с закрытыми, минуту с открытыми, так нормально, успею выспаться за минуту, и вытерплю минуту». Я закрыл глаза. Как же приятно. Наслаждение потекло от закрытых глаз вниз по телу, я жад-но ловил каждый миг своего микросна. «Минута, наверное, уже прошла, не прошла, еще десять секунд и как раз будет, десять секунд, наверное, прошли, не прошли, где-то только половина, осталось четыре секунды, осталось три, нет еще не три, пока четыре, еще нем-ного, вот теперь три, сейчас, три, три, пока три, три, две, да две… две… скоро открывать глаза… не скоро… еще две секунды… уже одна… нет, пока две… еще немного… хорошо, одна… скоро открывать глаза, надо последнюю секунду расслабиться… все, пора… еще не пора… сейчас, быстро посплю эту секунду… последняя… но это уговор… надо просыпать-ся… открывай глаза, открывай», – мозг усилием воли вынырнул из липкого тумана сна, за-работал вслед за приоткрывшимися глазами. Я еле разлепил веки. Ших, ших, ших. Поло-сы. Все так же равномерно. «Так удобно на них смотреть, даже поворачивать голову не надо, прям передо мною… Почему передо мною? Уже чуть левее», – мысли почти застыли. «Интересно, почему это полосы уже чуть левее, передо мною ведь были», – в липкой каше сознания с трудом сформировалась очередная мысль. И, вдруг, искра! Я дернулся, встре-пенулся! Вытаращился на полосы!

Ших, ших, ших. Все та же размеренность, но полосы уже были под отцом и мед-ленно смещались под капотом влево! Я все понял! Я еще не осознал, но уже понял, мозг очнулся! Доля секунды, я собрался, глянул на отца. Он по-прежнему сидел ровно, держал обе руки на руле и вел машину и… и спал! Глаза отца были закрыты!

– Па! – я тронул отца за руку.

Он открыл глаза. Абсолютно спокойно открыл, ни дернулся, ничего такого, просто открыл и стал смотреть вперед, куда и должен был смотреть, даже не повернулся ко мне.

– Па, мы сейчас в канаву свалимся! Мы вправо уходим! – я глянул на дорогу.

Линия межполосной разметки медленно возвращалась под «газель». Вот она уже под сидением отца, вот уже подо мною, а вот и там, где должна – справа от машины. Мы ушли с правой полосы, вернулись на левую.

Сон исчез, будто никогда и не хотелось спать. Я был бодр, организм за долю секун-ды накачался адреналином. Я посмотрел на отца. Тот сидел в прежней позе и вел машину. Только мы и дорога. Ни одной машины больше. Ни впереди попутной, ни на встречной полосе. Ших, ших, ших – медленнее обычного проносились справа злополучные полосы. Спидометр показывал пятьдесят.

Рррррр!!! – пронеслась справа старая легковушка с прогоревшим глушителем.

Мы встрепенулись.

– Мда, – выдавил из себя отец, перехватил руками руль и полез за сигаретой.

Меня начало тихо трясти. Чтобы хоть как-то отвлечься, я стал разглядывать множа-щиеся огни города. Мы подъезжали. В кабине висело задумчивое молчание.

Через полчаса мы уставшие покинули кабину «газели» на стоянке и пошли домой. Шли молча. На полпути я не выдержал и произнес: «Ты спал за рулем, прикинь…»

Отец быстро глянул на меня, но не ответил. Уже дома, когда мы оба приняли душ и сидели на кухне за столом, отец встал и, наливая себе чай, произнес: «Мда…»

Я знал, о чем он.

– Надо же, не заметил, как уснул, – продолжил отец, обернулся, поставив чайник на плиту, и с каким-то совершенно искренним удивлением добавил. – А мне снилось, что я веду машину… Представляешь?

Я кивнул, механически дожевал наспех сделанный бутерброд, выпил чаю, пожелал отцу спокойной ночи и поплелся спать. Упав на кровать, я провалился в сон, в котором разделительная полоса постоянно уходила перед моими глазами влево, и я ничего не мог с этим поделать.

Бардак с продажами синьки продолжился и в августе. Клиенты все-таки прагма-тично «уселись на два стула» и заказывали этот товар то у нас, то у «Пушка». Чем все за-кончится, предсказать было сложно. Перейдя на бартер и сдержав экспансию конкурента, мы удержали ситуацию в шаткой точке равновесия. Нам нужен был какой-то нестандар-тный ход. Я задумался, и мысль пришла.

– Нам надо найти другого поставщика синьки, – заявил я отцу во время завтрака.

– Как это – другого? – мерно жевав, отец замер и тут же продолжил есть.

– Да так, другого! Наверняка там в Краснодаре кто-то еще производит или эту или такую же синьку. Слишком халявная позиция… Лакомый кусок!

– Как может кто-то производить эту синьку, если ее название зарегистрировано?

– Да не обязательно именно эту! – начал я заводиться, как часто бывало, удивляясь неспособности отца ухватить суть мысли, а не цепляться за частности. – Название может быть любое! Главное, чтоб флакон и этикетка были те же, вот и все!

– И что мы с ней будем делать? – жевал апатично отец.

– Да как что!? Заменим эту на новую! И все! Только надо, чтобы новая не дороже этой была. Но если там кто-то начал производить похожую синьку, то цена точно будет не дороже, а скорее всего, дешевле! А иначе нет смысла, надо же выдавливать эту с рынка. Цена точно будет ниже! Только вот как найти этих производителей? Ладно, давай доедай, нам пора уже ехать, что-нибудь придумаем, как обычно. Журналы посмотрим, может еще как, но найдем! – закончил я завтракать, встал из-за стола. Мысль засела во мне крепко, она была хороша.

– А с «Кардом» надо бы заканчивать… – продолжил я уже по пути на стоянку.

– А что мы продавать будем!? – вытаращился на меня отец. – Вот когда найдем за-мену, тогда и подумаем!

– Да это понятно, что когда найдем, а не раньше! Я что, идиот по-твоему что ли!? – меня раздражала все сильнее прямолинейность мышления отца, на которую я натыкался все чаще. – Я об том и говорю, что надо найти, а потом заканчивать с этим «Кардом». А то приперся тут на своем новом «Пассате», всё пальцы гнул и пыль в глаза пускал «мы с ва-ми работаем, только с вами, вы наши представители, мы в вас заинтересованы» тупо нас-сал нам в уши, козел! А сам отгрузил первому позвонившему… мудак!

– Ну да, – деликатно поддержал меня отец. Он не любил, когда я выражался. Я, ко-нечно, старался и не выражаться, да и матом я практически не ругался, при отце уж точно, но такие слова себе иногда позволял, когда чувства уже переполняли.

– Ладно, поищем, – подытожил я.

Перейдя на бартер, вместе с его плюсами, мы сразу ощутили и отрицательные сто-роны – нагрузка удвоилась. Теперь, чтобы получить ту же прибыль, мы должны были со-вершать больше работы, перевозить больший объем товаров, трудиться больше времени. Я тут же постарался свести к минимуму все лишние действия и это удалось. Забирая об-ратный товар у клиентов, я за один раз старался брать лишь то, что требовалось к продаже в «Пеликане» и «Пересвете». Так мы избегали двойной перевалки товара через наш склад. С «Меркурием» вопрос еще не был решен, Вовка не звонил. При таком принципе работы тоже были неудобства, но ничего лучшего нам не оставалось. Пришлось потрудиться не только руками, но и головой. Я выработал систему ценообразования для бартерного това-ра. Учитывались все нюансы – кто, где и какие скидки дает на такой же товар, и как мак-симально дорого в какую из баз можно выставить бартерный товар на продажу. Все циф-ры – цены, скидки конкурентов – я быстро запомнил и держал в голове. Больше всего не утомлял, а раздражал процесс выписывания накладных. Мы как писали их от руки, так и продолжали. Но теперь приходилось писать много не дома за столом, а в кабине «газели». И накладные сразу стали длинными с множеством наименований. И писать уже приходи-лось мне. Отец, выполняя лишь функции водителя и не занимаясь коммерческими вопро-сами, быстро перестал ориентироваться в текущей обстановке и ценах. Если он брался за написание накладной, то уточнял у меня цены едва ли не по каждой строчке, делая про-цесс написания длительным и мучительным для нас обоих. Я же писал накладные быстро, черпая всю информацию из своей памяти. Отец в это время отдыхал, выкуривая очеред-ную сигарету.