Текст книги "Глаза тьмы"

Среда
31 декабря

Глава 10

С банкета по случаю премьеры «Магии» Тина вернулась домой около двух часов утра. Вымотанная донельзя, в легком подпитии, она рухнула на кровать и тут же провалилась в глубокий сон.

А двумя часами позже ей приснился очередной кошмар. Опять связанный с Дэнни. Он оказался на дне глубокой ямы. Она слышала, как он зовет ее испуганным голосом, подошла к краю, заглянула вниз, увидела мальчика глубоко-глубоко, бледное пятнышко его лица. Он хотел бы выбраться, она – помочь ему, но его руки и ноги сковывали цепи, сам он вылезти не мог, а гладкие, отвесные стены ямы не позволяли ей спуститься к нему. С другой стороны к яме подошел мужчина, одетый с головы до ног в черное. Его лицо скрывали тени. Лопатой принялся бросать в яму землю. Крик Дэнни о помощи сменился криком ужаса: его хоронили заживо. Тина закричала на мужчину в черном, но тот ее игнорировал, продолжал засыпать Дэнни землей. Она двинулась вокруг ямы, чтобы добраться до негодяя, но тот не остался на месте, если она приближалась к нему на шаг, то он на тот же шаг уходил от нее, продолжая свое черное дело. Она не могла догнать его, не могла помочь Дэнни, а земля скрыла колени мальчика, потом бедра, плечи. Дэнни отчаянно кричал, и слой земли уже поднялся до его подбородка, но мужчина продолжал засыпать яму. Тина хотела убить негодяя, отдубасить его же лопатой. Стоило ей об этом подумать, как он посмотрел на нее, и она увидела его лицо: гниющая, висящая лохмотьями кожа, горящие красным глаза, желтозубая ухмылка. Черви копошились на левой щеке, выедали ее, поднимаясь к уголку глаза. Вот тут Тина поняла, что смерть грозит не только Дэнни, но и ей. Но крики сына, по-прежнему отчаянные, становились глуше, потому что падавшая сверху земля забивала ему рот. Ей не оставалось ничего другого, как прыгнуть вниз и отгребать землю с его лица, не дать ему задохнуться. Охваченная паникой, она прыгнула в эту ужасную яму, летела, летела, летела…

Жадно хватая ртом воздух, дрожа всем телом, Тина вырвалась из кошмара, не сомневаясь, что мужчина в черном здесь, в ее спальне, усмехаясь, молча стоит в темноте. С гулко бьющимся сердцем нащупала выключатель настольной лампы. Моргнула, когда вспыхнул свет, убедилась, что в спальне она одна.

– Господи, – сорвалось с ее губ.

Она провела рукой по лицу, стирая пот. Вытерла ладонь о простыню.

Несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

Но ее продолжало трясти.

Пройдя в ванную, Тина умылась. В зеркале увидела женщину, которую едва узнала: осунувшееся, бледное от страха лицо, провалившиеся глаза.

Во рту пересохло. Она выпила стакан воды.

Вернувшись в постель, не могла решиться выключить свет. Этот безотчетный страх заставил ее рассердиться на себя, и в конце концов она нажала на клавишу выключателя.

Вернувшаяся темнота угрожающе навалилась со всех сторон.

Тина не знала, удастся ли ей заснуть, но решила попытаться. Еще не было и пяти. Она спала меньше трех часов.

А утром, твердо решила Тина, она вынесет все вещи из комнаты Дэнни. И тогда сны прекратятся. Она в этом нисколько не сомневалась.

Ей вспомнились слова, которые она дважды стирала с грифельной доски Дэнни (НЕ УМЕР), и тут до нее дошло, что она не позвонила Майклу, не высказала ему все, что думала по этому поводу. Как он посмел побывать в доме, в комнате Дэнни, без ее ведома и согласия.

Сделать такое мог только он!

Она могла бы включить свет и позвонить ему прямо сейчас. Не почувствовала бы угрызений совести, если б и разбудила его, после всех тех бессонных ночей, которые она провела из-за него. Но в этот самый момент сил на очередную битву у нее бы не хватило. Усталость и выпитое вино туманили рассудок. И если Майкл действительно проникал в ее дом, как маленький мальчишка, решивший разыграть жестокую шутку, если он написал эти два слова на грифельной доске, тогда он ненавидел ее куда сильнее, чем она могла себе представить. Возможно, он тронулся умом. Если он способен на столь иррациональные поступки, при столкновении с ним без ясной головы никак не обойтись. Тина пришла к выводу, что лучше позвонить ему утром, когда она чуть-чуть, но отдохнет.

Она зевнула, повернулась на бок, заснула. Никакие кошмары ее больше не мучили, и глаза она открыла только в десять утра, свеженькая, бодрая и в прекрасном настроении – спасибо успешной премьере.

Она позвонила Майклу, но того не было дома. Шестью месяцами раньше он никогда не уходил на работу раньше полудня. Теперь мог, конечно, поменять смену, но она тем не менее решила позвонить ему через полчаса.

Взяв на крыльце утреннюю газету, она прочитала в «Ревью-джорнэл» восторженную рецензию на «Магию». Критик не нашел в постановке ни единого недостатка. Хвалил все и взахлеб. Тина даже смутилась, читая все эти дифирамбы.

Позавтракала стаканом грейпфрутового сока и гренком и пошла в комнату Дэнни, чтобы запаковать его вещи. Открыв дверь, ахнула от удивления и замерла на пороге.

Комнату просто разгромили. Модели самолетов более не стояли на полках выставочного стенда. Разбитые, они валялись на полу. Компанию им составляли книги, тюбики с клеем, баночки с эмалью. Один постер разорвали. Фигурки, что стояли в изголовье, сбросили на кровать. За открытой дверью стенного шкафа виднелась груда одежды. Игровой столик перевернули. Мольберт лежал на ковре, грифельной доской вниз.

Дрожа от ярости, Тина пересекла комнату, стараясь не наступать на валяющиеся вещи, наклонилась над мольбертом. Подняла его, повернула доской к себе.

НЕ УМЕР

– Черт! – вырвалось у нее.

Вивьен Неддлер прошлым вечером прибиралась в ее доме, но Вивьен никогда бы такого не сделала. Если бы этот погром устроили до ее прихода, Вивьен навела бы в комнате относительный порядок и оставила бы записку, указав, с чем ей пришлось столкнуться. Следовательно, незваный гость заявился сюда уже после ухода миссис Неддлер.

Кипя от ярости, Тина прошла по всему дому, методично проверяя все двери и окна. Следов взлома не обнаружила.

Вернувшись на кухню, вновь позвонила Майклу. Он не ответил. Тина швырнула трубку на рычаг.

Вытащила из ящика стола телефонный справочник, листала его, пока не нашла объявления фирм, занимающихся установкой и заменой замков. Позвонила в компанию, которая дала самое большое объявление.

– «Замки и охранные системы Эндерлингена», – ответили ей.

– В вашем объявлении сказано, что вы можете прислать человека для замены замков в течение часа.

– У нас есть служба экстренной помощи. Но ее услуги обходятся дороже.

– Цена меня не волнует.

– Наш мастер и так может подъехать к вам в четыре часа дня, самое позднее – завтра утром. Обычные расценки на сорок процентов ниже.

– Вандалы вломились в мой дом прошлым вечером.

– В каком ужасном мире мы живем, – посочувствовала женщина из «Эндерлингена».

– Они тут столько всего разломали…

– Какой ужас!

– …вот я и хочу, чтобы мне немедленно поставили новые замки.

– Разумеется.

– И мне нужны хорошие замки. Самые лучшие из тех, что у вас есть.

– Давайте адрес. Я немедленно направлю к вам мастера.

Двумя минутами позже, закончив телефонный разговор, Тина вновь стояла на пороге комнаты Дэнни.

– Так чего же тебе от меня нужно, Майкл? – пробормотала она.

Тина сомневалась, что Майкл сумел бы ответить на ее вопрос, даже если бы услышал его. Чем попытался бы оправдаться? Какой логикой можно объяснить такой идиотский поступок? Конечно же, его мог совершить только психически больной человек.

По телу Тины пробежала дрожь.

Глава 11

Без десяти два Тина подъехала к отелю «Бэллис», оставила «Хонду» дежурному на автомобильной стоянке.

Все шло к тому, что «Бэллис» (ранее он назывался «МГМ Гранд») вот-вот станет одним из самых старых отелей-казино на постоянно обновляющейся лас-вегасской Стрип, но все равно его популярность оставалась на самом высоком уровне, так что в последний день старого года о свободном номере не могло быть и речи. Две, если не все три тысячи людей заполняли казино, размерами превосходившее футбольное поле. Сотни игроков (красивые молодые женщины, благообразные бабули, мужчины в джинсах и ковбойках, пенсионеры в брюках и ветровках, бизнесмены в строгих костюмах, коммивояжеры, врачи, механики, секретарши, американцы, как с Запада, так и с Восточного побережья, японские туристы, несколько арабов в белых одеждах) сидели за столами для блек-джека, выкладывали перед крупье деньги или фишки, иногда забирали выигрыши, жадно хватали протянутые им карты. Реагировали все по-разному, но одинаково предсказуемо. Вскрикивали от радости, что-то бурчали, печально улыбались и качали головой. Некоторые подначивали крупье, кто-то просил карту получше, третьи выглядели такими серьезными, деловыми, словно полагали, что участвуют в некоем инвестиционном проекте. Сотни других людей стояли за спиной игроков, с нетерпением ожидая, когда же у стола появится свободное местечко. За столами для игры в кости толпа, по большей части мужчины, вела себя куда более шумно, чем поклонники блек-джека. Они кричали, вопили, стонали, подбадривали того, кто бросал кости, громко молились, дабы кости упали должным образом. Слева игровые автоматы занимали всю стену казино. Они стояли ряд за рядом, ярко и красочно подсвеченные. Тут игроки тоже не молчали, но кричали не так громко, как за столами для костей. В самом центре зала на небольшом возвышении играли в баккара. Там собиралась элита, едва ли не самые богатые и спокойные игроки. В этой части казино весь обслуживающий персонал, от питбосса[5]5
  Питбосс – администратор части зала казино, которая выделена для одной игры.


[Закрыть] до крупье, был во фраках. И по всему залу сновали официантки в коротеньких, чуть ли не до признаков пола, юбочках и блузках с большим декольте.

Пробираясь сквозь толпу, заполнявшую центральный проход, Тина очень быстро нашла Майкла. Он стоял за одним из первых столов для блек-джека. Минимальная ставка составляла пять долларов, и все семь мест были заняты. Майкл улыбался, добродушно болтал с игроками. Некоторые крупье держались холодно, на корню пресекали любое общение, но Майкл полагал, что смена пройдет быстрее, если проявлять к клиентам максимум дружелюбия. И не стоило удивляться, что чаевые ему давали чаще, чем другим крупье.

Стройный, светловолосый, с синими, как и у Тины, глазами, он чем-то напоминал Роберта Редфорда. Так что редкая женщина вставала из-за его стола, не оставляя ему чаевых.

Когда Тина протиснулась в узкий проход между столами для блек-джека и поймала взгляд Майкла, он отреагировал совсем не так, как предполагала она. Улыбка не только не сползла с лица, а стала шире. В глазах сверкнула искренняя радость.

Он тасовал карты, когда увидел ее, и продолжал тасовать, говоря: «Привет. Роскошно выглядишь, Тина. Бальзам для уставших глаз».

Она-то не ждала ни приятных слов, ни радушной встречи.

– Красивый свитер. Мне нравится. Синее тебе всегда было к лицу.

Она выдавила из себя улыбку, стараясь не забыть, что пришла, чтобы обвинить Майкла в отвратительной выходке.

– Майкл, мне нужно с тобой поговорить.

Он посмотрел на часы.

– Через пять минут у меня перерыв.

– Где мы встретимся?

– А может, прямо здесь и постоишь? Увидишь, как эти милые люди выпотрошат меня до последнего цента.

Сидящие за столом застонали. Каждый мог бы высказать собственное мнение насчет того, что с этим крупье такого не случится.

Тина сухо улыбнулась.

Пять минут ползли очень уж медленно. Не любила она казино. Вся эта суета, крайнее, на грани истерики, напряжение действовали ей нервы.

В гигантском зале стоял такой шум, что все звуки, казалось, сливались в видимую субстанцию, влажный желтоватый туман, висящий в воздухе. Игровые автоматы звенели, пикали, свистели, жужжали. Рок-группа играла на маленькой сцене коктейль-бара, расположенного над игровыми автоматами. По системе громкой связи кого-то то и дело просили куда-то подойти. Лед позвякивал в стаканах игроков, когда они пили. И все говорили одновременно.

Наконец наступил долгожданный перерыв. Майкла сменил другой крупье. А он вышел в центральный проход.

– Так о чем ты хочешь поговорить?

– Только не здесь! – выкрикнула Тина, перекрывая шум. – Здесь я не слышу даже своих мыслей.

– Давай спустимся в торговый центр.

– Хорошо.

Чтобы добраться до эскалаторов, им пришлось пересечь зал. Майкл шел первым, где-то протискиваясь, где-то проталкиваясь сквозь толпу. Тина следовала за ним вплотную, чтобы ее не отсекли.

По пути они остановились около свободного от людей пятачка у одного из столов для блек-джека. Там, рядом с перевернутым стулом, лежал на спине мужчина средних лет в бежевом костюме, темно-коричневой рубашке, бежевом галстуке. Валялись на полу и зеленые фишки, примерно на пятьсот долларов. Два охранника пытались оказать ему первую помощь, растянули узел галстука, расстегнули воротник, прощупывали пульс. Третий отгонял зевак.

– Сердечный приступ, Пит? – спросил Майкл.

– Привет, Майкл, – ответил третий охранник. – Не думаю, что дело в сердце. Скорее блек-джековская отключка плюс бинго мочевого пузыря. Он, не вставая, просидел здесь восемь часов.

Лежащий на полу бежевый мужчина застонал. Веки дрогнули.

Покачивая головой, улыбаясь, Майкл продолжил прокладывать путь сквозь толпу.

– Что такое блек-джековская отключка? – спросила Тина, когда они наконец-то добрались до эскалатора и спускались в торговый центр.

– Глупость, вот что это такое, – ответил Майкл, продолжая улыбаться. – Человек садится играть в карты и так увлекается, что теряет счет времени. Собственно, менеджмент казино того и добивается. Вот почему в зале нет ни окон, ни часов. Но иногда человек действительно теряет счет времени, не встает долгие часы, играет и играет, как зомби. При этом много пьет. А когда все-таки поднимается со стула, делает это слишком быстро. Кровь отливает от головы… ба-бах! И он теряет сознание. Блек-джековская отключка.

– Понятно.

– Мы это видим постоянно.

– А бинго мочевого пузыря?

– Иногда человек так увлекается игрой, что она его практически гипнотизирует. Пьет он постоянно, но так глубоко входит в транс, что игнорирует зов природы, пока не случается… бинго! – спазм мочевого пузыря. Если спазм сильный, он не может самостоятельно отлить, и тогда его доставляют в больницу, где опорожняют переполненный мочевой пузырь через катетер.

– Господи, ты серьезно?

– Будь уверена.

Они сошли с эскалатора в бурлящий торговый центр. И здесь толпа валила по коридору, разве что не такая плотная и более расслабленная, чем в казино. Люди сворачивали в магазины сувениров, художественные галереи, ювелирные магазины, бутики.

– Я по-прежнему не вижу места, где мы могли бы спокойно поговорить, – заметила Тина.

– Пойдем в кафе-мороженое и съедим по рожку с фисташковым мороженым. Что скажешь? Ты всегда любила фисташковое мороженое.

– Я не хочу есть мороженое, Майкл.

Злость уже ушла, а теперь она боялась, что забудет и цель своего прихода сюда. Он так старался расположить ее к себе, ничем не напоминал Майкла, которого она помнила. По крайней мере, Майкла Эванса, каким он был последние два года. Когда они поженились, он был веселым, обаятельным, легким в общении, но оставался таким ой как недолго.

– Никакого мороженого, – отрезала она. – Только поговорим.

– Если ты не хочешь фисташкового мороженого, то я не откажусь. Возьму рожок, и мы выйдем на улицу. Погуляем по автостоянке. День такой теплый.

– Сколько длится у тебя перерыв?

– Двадцать минут. Но у меня хорошие отношения с питбоссом. Он меня прикроет, если я вдруг задержусь.

Кафе-мороженое находилось в дальнем конце торгового центра. Пока они шли, Майкл продолжал развлекать ее, рассказывая о других «специфических» для казино болезнях.

– Есть такой «джекпотовский удар». Долгие годы люди приезжают из Лас-Вегаса домой и рассказывают друзьям, что вернулись с прибылью. Врут напропалую. Все прикидываются, что они в выигрыше. А потом человек действительно крупно выигрывает, особенно на игровом автомате, и от изумления падает в обморок. Инфаркты на игровых автоматах тоже случаются чаще, чем за столами. Очень часто жертвами становятся люди, которые первый раз дергают за ручку и сразу выигрывают крупную сумму.

– Или вот «Вегасский синдром». Люди так увлекаются азартными играми, что целый день, а то и дольше забывают поесть. С женщинами это бывает так же часто, как и с мужчинами. Потом, наконец человек чувствует, что проголодался, вспоминает, когда ел в последний раз, заказывает много и разного, начинает судорожно есть, кровь отливает от головы к желудку, и человек лишается чувств прямо за столом в ресторане. Обычно это не опасно, если только рот не набит едой. Тогда можно и задохнуться, если кусок попадет не в то горло.

Но моя любимая болезнь – «синдром временно́й ловушки». Люди приезжают сюда из многих скучных мест, и Вегас для них – взрослый «Диснейленд». Тут столько всего происходит, столько нужно увидеть и сделать, жизнь бьет ключом и днем и ночью, вот люди и сбиваются с привычных биоритмов. Ложатся спать на заре, встают во второй половине дня, забывают, какой нынче день. Когда возбуждение спадает, они идут на стойку регистрации, чтобы выписаться из отеля, и узнают, что их трехдневный уик-энд растянулся на пять дней. Они не могут в это поверить. Думают, что с них требуют лишние деньги, спорят с девушками за стойкой. Когда же кто-то показывает им календарь и утреннюю газету, для них это шок. Они попали во временну́ю ловушку и потеряли два дня. Фантастика, не так ли?

Майкл продолжал болтать ни о чем, пока не получил рожок с фисташковым мороженым. А потом, когда они вышли на автостоянку и под теплым зимним солнцем направились к дальнему углу, спросил: «Так о чем ты хотела со мной поговорить?»

Тина уже и не знала, с чего начать. Когда ехала сюда, собиралась с ходу обвинить его в погроме, учиненном в комнате Дэнни, надавить так сильно, чтобы он так или иначе выдал себя, признал свою вину. Но теперь, после такой радушной встречи с его стороны, она выглядела бы истеричной гарпией, если бы накинулась на него с обвинениями, и сразу растеряла бы то преимущество, которое еще у нее оставалось.

– В доме творится что-то странное, – наконец оборвала она затянувшуюся паузу.

– Странное? В каком смысле?

– Я думаю, кто-то побывал в доме.

– Ты думаешь?

– Ну… я в этом уверена.

– Когда это произошло?

Помня о двух словах на грифельной доске, она ответила:

– Трижды за последнюю неделю.

Он остановился, посмотрел на Тину.

– Трижды?

– Да. Последний раз вчера вечером.

– А что говорит полиция?

– Я им не звонила.

Он нахмурился:

– Почему?

– Во-первых, ничего не взяли.

– Кто-то трижды проникал в дом и ничего не взял?

Если он только изображал непричастность, то был куда лучшим актером, чем она себе представляла, а Тина-то думала, что хорошо знает своего бывшего мужа. В конце концов, она прожила с ним достаточно долго, период этот вмещал как счастливые годы, так и полные тоски и печали, но вроде бы она всегда могла определить, когда он лжет. И сейчас лжи в его реакции она не чувствовала. В глазах читалось недоумение, но не вина. Он, похоже, действительно не имел никакого представления о том, что произошло в доме. Возможно, был ни при чем.

Но если Майкл не громил комнату Дэнни, если не писал этих слов на грифельной доске, кто это сделал?

– Зачем кому-то залезать в дом и уходить, ничего не взяв? – перефразировал тот же вопрос Майкл.

– Я думаю, они пытались выбить меня из колеи, напугать.

– Да кто мог захотеть напугать тебя? – в голосе слышалась искренняя озабоченность.

Тина не знала, что и ответить.

– Ты из тех людей, у кого не может быть врагов, – продолжил Майкл. – Тебя чертовски трудно возненавидеть.

– Тебе это удалось, – выдавила она из себя, наконец-то хоть в чем-то его обвинив.

Он в изумлении вытаращился на нее.

– Нет, Тина, нет. Ненависти я к тебе никогда не испытывал. Меня разочаровали те изменения, которые происходили с тобой. Я злился на тебя. Испытывал злость и обиду. Это я признаю. Бывало, вел себя отвратительно. Но никакой ненависти не было.

Она вздохнула.

Майкл не устраивал погрома в комнате Дэнни. Теперь у нее отпали последние сомнения.

– Тина?

– Извини. Не следовало мне нагружать тебя моими проблемами. Даже не знаю, почему я это сделала, – солгала она. – И чего сразу не позвонила в полицию?

Он лизнул мороженое, всмотрелся в нее, потом улыбнулся:

– Я понимаю. Тебе было трудно сделать первый шаг. Ты не знала, с чего начать. Вот и пришла ко мне с этой байкой.

– Байкой?

– Все нормально.

– Майкл, это не байка.

– Не смущайся.

– Я не смущаюсь. С чего мне смущаться?

– Расслабься. Все хорошо, Тина, – мягко произнес он.

– Кто-то действительно побывал в доме!

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – улыбка изменилась. Стала самодовольной.

– Майкл…

– Понимаю, будь уверена, Тина, – и в его голосе тоже слышалась уверенность. – Тебе не нужен предлог для того, чтобы задать вопрос, ради которого ты и пришла, милая, не нужна тебе байка о том, что кто-то побывал в доме. Я все понимаю и внимательно тебя слушаю. Говори. Не смущайся. Переходи к делу. Прямо говори.

Она пребывала в полном замешательстве.

– Говорить что?

– Наша семейная жизнь рухнула под откос. Но сначала, первые годы, все у нас было прекрасно. Мы можем попытаться вернуть то время.

Тина опешила:

– Ты серьезно?

– Я думал об этом последние несколько дней. А когда увидел тебя в казино, понял, что я прав. И все будет именно так, как я себе и представлял.

– Ты серьезно?

– Конечно. – Изумление, отразившееся на ее лице, он принял за радость. – Теперь, поиграв в продюсера, ты поняла, что пора угомониться. Это разумно, Тина.

«Поиграв в продюсера!» – со злостью подумала она.

Он по-прежнему считал, что это всего лишь ее причуда – стать лас-вегасским продюсером. Ни на что не способный говнюк! Ее распирала ярость, но она молчала. Не решалась открыть рот, боялась, что с первого слова начнет орать.

– Жизнь – это не только карьера, – покровительственно вещал Майкл. – Есть еще дом и семья. Это тоже часть жизни. Возможно, самая важная ее часть, – он покивал, соглашаясь с собой. – Семья. В эти последние дни, когда завершалась подготовка твоего шоу, у меня возникло предчувствие, что ты наконец-то осознаешь – все эти постановки не могут заменить собой жизнь. Тебе нужно что-то еще, приносящее большую эмоциональную удовлетворенность.

Честолюбие Тины сыграло определенную роль в разрушении их семьи. Точнее, не столько само честолюбие, а отношение к нему Майкла. Его более чем устраивала работа за столом для блек-джека. Жалованья и чаевых вполне хватало на жизнь. И он не собирался ничего менять. Но Тина не хотела просто плыть по течению, а Майклу не нравилось то упорство, с которым она штурмовала все новые высоты: балерина, костюмер, хореограф, режиссер и, наконец, продюсер. Но она никогда не пренебрегала семейными обязанностями, не забывала его и Дэнни. Дала себе зарок, что никто из них не почувствует, что его роль в ее жизни уменьшилась или сошла на нет. Дэнни все прекрасно понимал. А вот Майкл не смог понять или не захотел. И постепенно его неудовольствие трансформировалось в черную ревность к малейшему ее успеху. Она пыталась разбудить в нем честолюбие, побуждала сделать карьеру, из простого крупье стать питбоссом, менеджером зала, но ему совершенно не хотелось подниматься по этой лестнице. Он все сильнее отдалялся от нее. Наконец начал встречаться с другими женщинами. Удержать его она могла только одним способом – отказаться от собственной карьеры, а пойти на это она не хотела.

Со временем Майкл ясно дал ей понять, что он и не любил настоящую Кристину. Прямо об этом не сказал, но его поведение говорило красноречивее любых слов. Он обожал балерину, красотку, при виде которой у других мужчин текли слюнки. Ему нравилась зависть, которая читалась во взглядах мужчин, когда она шла рядом с ним. И пока она только танцевала, посвящала жизнь исключительно ему, ходила с ним под ручку и выглядела восхитительно, его все устраивало. Как только она решилась сделать что-то сама, он взбунтовался.

Это открытие тяжелым камнем легло на сердце Тины, и она дала ему свободу, которую он хотел получить.

А теперь он подумал, что она приползла к нему на коленях. Вот почему так улыбался, когда увидел ее у стола для блек-джека, за которым стоял. Вот почему пустил в ход все свое обаяние. Тина не могла не поразиться его столь высокой самооценке.

Он стоял перед ней в белой рубашке, по которой плясали солнечные зайчики, отразившиеся от соседних автомобилей, и улыбался, самодовольно, с чувством собственного превосходства. От этой улыбки Тину бросило в дрожь, словно вышла она не под теплое солнце, а на мороз.

Когда-то, давным-давно, она так сильно его любила. Теперь не могла понять, как и почему вообще обратила на него внимание.

– Майкл, может, ты не слышал, но «Магия» – это хит. Возможно, хит сезона.

– Конечно, – кивнул он. – Я знаю. И рад за тебя. Рад за тебя и меня. Теперь, когда ты доказала все, что только можно доказать, тебе самое время расслабиться.

– Майкл, я и дальше хочу оставаться продюсером. Я не собираюсь…

– Я не жду, что ты отойдешь от дел, – небрежно ответил он.

– Не ждешь, значит?

– Нет, нет. Разумеется, нет. Надо же тебе чем-то занять себя. Теперь я это понимаю. Но раз уж «Магия» будет идти долго и успешно, тебе нет необходимости рвать жилы. Теперь все изменится.

– Майкл… – начала она, собираясь сказать, что на следующий год уже намечена еще одна постановка, что она хочет одновременно заниматься несколькими проектами и думает о Нью-Йорке и Бродвее, где ожидается триумфальное возвращение мюзиклов.

Но он очень ярко представлял себе их совместное светлое будущее и не замечал ее нежелания стать частью его фантазий. Прервал Тину, едва она произнесла его имя.

– У нас получится, Тина. Однажды нам было хорошо, в наши первые годы. Мы их вернем. Мы еще молоды. У нас есть время создать новую семью. Мне всегда хотелось двух мальчиков и двух девочек.

Когда он прервался, чтобы лизнуть мороженое, ей удалось вставить:

– Майкл, ничего такого не будет.

– Что ж, может, ты и права. Может, большая семья – идея не из лучших, учитывая проблемы в экономике и мировые неурядицы. Но уж двоих мы можем себе позволить. И, если повезет, могут родиться мальчик и девочка. Естественно, мы подождем год. Я уверен, с таким шоу, как «Магия», придется поработать и после премьеры. Мы подождем, пока все наладится и шоу не будет отнимать у тебя много времени. А потом сможем…

– Майкл, перестань! – резко оборвала его Тина.

Он дернулся, как будто она ударила его.

– Я не испытываю никакой неудовлетворенности, – отчеканила она. – Я не создана для домашней жизни. Ты не понимаешь меня и теперь, как не понимал при нашем разводе.

Майкл нахмурился.

– Я не выдумывала истории о том, что кто-то проник в мой дом, только для того, чтобы дать тебе возможность сыграть роль защитника слабой, перепуганной женщины. Кто-то действительно побывал в доме. Я пришла к тебе, потому что думала… даже не сомневалась… Ладно, теперь это не имеет значения.

Она повернулась и направилась к двери отеля, из которой они вышли несколькими минутами раньше.

– Подожди! – крикнул Майкл. – Тина, подожди.

Она остановилась, посмотрела на него с презрением и печалью.

Он поспешил к ней.

– Извини. Это моя вина, Тина. Я все испортил. Господи, трещал, как сорока. Не дал тебе сделать все, как ты хотела. Я знал, что ты собиралась сказать, но мне следовало дать тебе высказаться. Я поступил неправильно. Просто… очень волновался, Тина. Вот и все. Мне бы молчать и не мешать тебе говорить. Извини, крошка, – обаятельная улыбка вновь осветила его лицо. – Не сердись на меня, ладно? Мы же хотим одного – общего дома, хорошей семейной жизни. Давай не упустим этого шанса.

Тина гневно глянула на него.

– Да, ты прав, мне нужна семейная жизнь, приносящая радость семейная жизнь. В этом ты прав. Но во всем остальном ты ошибаешься. Я не хочу быть продюсером только для того, чтобы не сидеть без дела. Это глупо, Майкл! Такое шоу, как «Магия», промежду прочим не поставить. Постановка такого шоу – тяжелая работа, выматывающая как духовно, так и физически, но я наслаждалась каждой отданной этой постановке минутой! И если позволит Бог, я буду ставить новые и новые шоу. Все более и более сложные, в сравнении с какими «Магия» покажется детским лепетом. Возможно, со временем я еще стану матерью. И я буду чертовски хорошей матерью. Хорошей матерью и хорошим продюсером. У меня хватит ума и таланта и на первое, и на второе. И я, конечно, способна на гораздо большее, чем развлекать тебя и готовить тебе обед!

– Подожди, подожди, – он начал заводиться. – Подожди. Ты не…

Она его прервала. Долгие годы носила в себе боль и горечь. Никогда не выплескивала копившуюся в ней черную злость: сначала хотела спрятать ее от Дэнни, а потом боялась, что он разозлится на отца. А после смерти Дэнни подавляла свои чувства, зная, что Майкл искренне переживает утрату сына, вот и не считала возможным касаться их прежних отношений. Но теперь часть этой злости вырвалась наружу.

– Ты ошибся, думая, что я приползла к тебе на коленях. С какой стати? Что ты можешь дать мне такого, чего я не найду в любом другом месте? Да ты и не из тех, кто дает, Майкл. Ты отрываешь что-либо от себя, если знаешь, что получишь вдвойне. Брать – это у тебя в крови. И прежде чем ты снова заговоришь о желании иметь большую семью, позволь напомнить, что нашу семью разрушила не я. Не я прыгала из постели в постель.

– Нет, подожди…

– Это ты начал трахать все, что дышало, а потом похвалялся передо мной своими интрижками, чтобы причинить мне боль. Это ты не приходил домой по вечерам. Это ты уезжал на уик-энды со своими девками. И эти уик-энды, которые ты проводил то с одной, то с другой, рвали мне сердце. Ты на это и рассчитывал, к этому стремился. Но ты хоть раз задумывался, а как твои частые отлучки влияли на Дэнни? Если ты так любил семейную жизнь, почему ты не проводил уик-энды со своим сыном?

Кровь бросилась ему в лицо, в глазах появилась знакомая злоба.

– Значит, я не из тех, кто что-то дает? Тогда кто дал тебе дом, в котором ты живешь? А? Кому пришлось переехать в квартиру, когда мы решили жить отдельно, и кто остался в доме?

Он изо всех сил пытался перевести спор на другую тему. Она понимала его намерения, но не собиралась пойти ему навстречу.

– Не тебе взывать к жалости, Майкл. Ты прекрасно знаешь, что на первый платеж за дом пошли заработанные мною деньги. Ты тратил свои на быстрые автомобили и красивую одежду. И ежемесячные взносы по закладной тоже оплачивала я. Ты это знаешь. Я даже не брала с тебя алиментов. В любом случае речь сейчас о другом. Мы говорим о семейной жизни, о Дэнни.