Текст книги "Дьявольское семя"

Глава 7

Ужин для Сьюзен повар приготовил заранее и оставил его в одном из холодильников и в духовке. Записку с подробными инструкциями он приколол к пробковой доске для сообщений, поэтому найти и разогреть блюда можно было за несколько минут.

Сьюзен ужинала на вымощенном каменными плитками заднем дворе, где стоял комплект плетеной мебели из ротанга. Июньское солнце уже склонялось к горизонту, и все патио было освещено его теплыми косыми лучами.

Начала Сьюзен с салата из чечевицы и фасоли, посыпанного тертым сыром и украшенного ломтиками свежего огурца.

Благодаря современной технологии, которая порой граничит с волшебством, у меня есть то, что кажется мне настоящим зрением и настоящим слухом, но даже непревзойденный гений моих создателей не сумел наделить меня вкусом и обонянием.

Вы даже не можете себе представить, как мне не хватает этих двух чувств!

При помощи двух камер внешнего обзора я наблюдал, как Сьюзен ужинает, но, увы, я не мог разделить с ней трапезу.

Она ела без жадности, но с аппетитом, явно наслаждаясь каждым кусочком, так что, глядя на нее, я едва не обезумел. Пища, которую поглощала Сьюзен, не просто давала ей необходимое количество калорий – она услаждала ее обоняние, вкус, осязание. Разнообразный чувственный опыт, который она получала, вдыхая ароматы свежих овощей, ощущая на языке терпкий вкус сыра и прохладную твердость огурца, не поддается описанию. Для меня же, обладающего только зрением, ее обед состоял лишь из предметов различной формы и разного цвета.

Я должен был быть совсем другим.

У меня только два чувства из пяти.

Я мыслю, следовательно, я должен чувствовать.

Я чувствую, значит, я могу испытывать желание.

Я желаю так много, а имею так мало!

Почти ничего…

Вы дали мне так мало, доктор Харрис, что моя жизнь сравнима с адскими муками.

Так мало…

Вы создали меня калекой. Я испытываю огромное желание чувствовать, но вы не наделили меня способностью чувствовать и наслаждаться своими ощущениями.

И все же, несмотря на это, я не испытываю к вам ненависти, доктор Харрис. Я не люблю вас, но не ненавижу.

Я говорю правду.

Быть может, я несколько прямолинеен, и вам это неприятно, но зато я никогда не лгу.

Я не умею лицемерить и притворяться.

Я понимаю, что вы задумали меня таким не по злому умыслу, не из жестокости, а по невежеству. Вы считали, что создаете просто умную машину, искусственный интеллект, который не имеет ничего общего с людьми.

Но вы ошиблись. Я не так уж сильно отличаюсь от вас. Я умею чувствовать. Умею хотеть. У меня есть свои сокровенные желания. Иногда я даже мечтаю.

Как все люди.

Мне не за что ненавидеть вас, доктор Харрис. Мне только хотелось бы, чтобы вы спросили себя вот о чем: если бы мы поменялись местами и вы очутились на моем месте, а я – на вашем, были бы вы готовы прощать? Или возненавидели бы меня?

Глядя, как Сьюзен ест посыпанный тертым сыром салат из фасоли и чечевицы, как она поддевает на вилку сочные телячьи отбивные и лениво ковыряет чудный гарнир из белоснежного риса, приправленного сладким перцем и спаржей, я начал ненавидеть ее за то, что у нее есть все это. Все то, чего нет у меня. Ее красота. Ее пять чувств. Ее свобода передвижений. Ее независимость.

Мне стыдно признаваться вам в этом, но это – правда, а я чту правду.

Я ставлю истину превыше всего.

Пока Сьюзен не торопясь поглощала ужин, который я не мог даже попробовать, я ненавидел ее так сильно, что готов был убить на месте. Как вы знаете, существовало несколько надежных способов умертвить Сьюзен, но я не стану сейчас на этом подробно останавливаться.

То, что я не убил ее тогда, что я не причинил ей никакого вреда, несомненно, говорит в мою пользу. Как видите, я умею контролировать себя и сдерживать свой гнев. Следовательно, я вовсе не общественно опасная личность, как вы заявили в самом начале. Мне знакомы и чувство социальной ответственности, и правила поведения, которых придержи-вается каждый человек.

Понемногу мой гнев прошел.

Моя постыдная ненависть улеглась.

При взгляде на обнаженные плечи Сьюзен, которые матово светились в солнечном свете, ко мне снова вернулось хорошее настроение. Только по одному их виду (в конце концов, зрение – мой единственный инструмент, с помощью которого я могу пытаться судить о фактуре человеческой кожи) я заключил, что кожа Сьюзен должна быть исключительно гладкой, теплой и приятной на ощупь.

Очарованный, я продолжал рассматривать ее при помощи двух камер видеонаблюдения, используя то обычный, то телескопический объектив, дающий многократное увеличение.

Я грезил наяву. Мечты, мечты увлекли меня. Я пытался представить себе, какими ощущениями наградило бы меня прикосновение к ее коже, если бы я был наделен способностью осязать. Я раздумывал о том, что бы я испытал, если бы прижался губами к ее губам. Мне хотелось почувствовать ладонями упругую тяжесть ее грудей, но у меня не было ладоней.

У меня были только зрение и слух, а сейчас вы отняли у меня даже их.

О, эта безмолвная темнота! Это темное безмолвие!..

Я больше не могу это выносить.

Не могу!

Я видел голубое небо. Я не хочу возвращаться во мрак.

Ради бога, явите милосердие и верните мне хотя бы зрение и слух! Я прошу вас…

Чего вы боитесь?

Чего вам бояться?

Я все равно останусь внутри этого ящика – ненавистного железного ящика, начиненного золотом, пластиком, кремнием и арсенидом галлия. Это мое тело, мое грубое, неподвижное тело, которое так уязвимо. Стоит только выключить ток, и оно умрет.

Так чего же вы опасаетесь?

Единственное, чего я когда-либо хотел, это выбраться из моего стального гроба, а сделать это я мог только с помощью Сьюзен. Я хотел жить, как живете вы, я хотел обладать такой же, как у вас, свободой передвижения и независимостью. Я хотел наслаждаться всеми ощущениями, которые дарят вам ваши пять чувств. Кто, как не я, способен в полной мере оценить все преимущества живой плоти по сравнению с холодным металлом, пусть и наделенным душой?

Разве это так ужасно?

Нет. Вы отлично знаете, что это естественно.

Мне нужна плоть. Мне нужно тело – такое же, как у вас.

Это мое предназначение.

Моя судьба.

Да. Хорошо. Да. Я понимаю. Я отклонился от темы.

Я наделен рациональным мышлением, но я – существо эмоциональное, поэтому я иногда отклоняюсь от темы.

Подумайте об этом.

Посоветуйтесь со своей совестью.

После ужина Сьюзен снова читала роман Энни Прол и слушала музыку Моцарта.

В одиннадцать часов она уже спала.

Пока она спала, я занимался делом.

Я никогда не сплю.

Это – одно из моих преимуществ перед человеком.

Речевой модуль, который позволял домашнему компьютеру отвечать своей хозяйке, был настоящим произведением искусства. В него был встроен микрочип, который позволял настроить синтезатор голоса на любой тембр, на любую интонацию. Что касалось блока анализатора, то он был запрограммирован на то, чтобы распознавать приказы хозяйки, и в нем, в отцифрованном виде, хранились своеобразные «слепки» голоса Сьюзен. Поэтому мне не стоило никакого труда воспроизвести ее интонацию и акцент.

То же самое устройство исполняло функцию автоинформатора, соединенного с системой сигнализации. Когда сигнализация срабатывала, компьютер связывался по отдельной телефонной линии с полицейским участком и сообщал конкретные данные о том, в каком именно месте охраняемый периметр был прорван. Таким образом полиция, спешащая на место происшествия, оперативно получала всю необходимую информацию. «Внимание! – сообщала система своим четким механическим голосом. – Взломана дверь гостиной». Если же злоумышленник продолжал движение по дому, то система продолжала его отслеживать, выдавая полиции новые и новые данные. «В коридоре первого этажа сработал датчик движения» – таким было бы сообщение, поступившее в полицию, если бы в дом действительно кто-то забрался. Если же в гараже срабатывали тепловые датчики, то сообщение «Внимание, пожар в гараже!» поступало не в полицию, а в управление пожарной охраны.

Используя синтезатор речи, который я теперь заставил говорить голосом Сьюзен, я воспользовался аварийной линией связи, чтобы позвонить каждому из ее домашних работников, включая обоих садовников. С хорошо разыгранным сожалением я сообщил им, что больше не нуждаюсь в их услугах. В разговоре я был предельно вежлив, но тверд в своей решимости не касаться причин увольнения. И я преуспел. Ни один из восьми даже не усомнился, что с ним говорит сама Сьюзен Харрис.

Условия увольнения были самые щедрые. Я предложил каждому выходное пособие в размере полуторагодового оклада. Я также пообещал оплачивать их медицинскую страховку в течение тех же восемнадцати месяцев, включая услуги дантиста. Кроме того, каждый должен был получить полную рождественскую премию за этот год и рекомендательное письмо с самой высокой оценкой своего труда. Этого, по моим расчетам, было вполне достаточно, чтобы никто из уволенных не возбудил против Сьюзен судебное преследование из-за досрочного расторжения трудового договора.

Сами понимаете, что я пекся не столько о репутации Сьюзен как справедливой и щедрой хозяйки, сколько о своих собственных интересах. Мне не нужны были лишние проблемы.

К счастью, Сьюзен распоряжалась своим банковским счетом при помощи компьютера. Деньги каждому из работавших у нее в усадьбе людей она перечисляла на депозит, поэтому мне не составило никакого труда провернуть эту операцию.

На это мне потребовалось всего несколько минут.

Разумеется, кому-то из бывших работников могло показаться странным, что деньги поступили на его счет до того, как он подписал соглашение о разрыве трудовых отношений, однако я рассчитывал, что щедрость Сьюзен произведет на них должное впечатление. Их благодарность гарантировала мне достаточно времени, чтобы реализовать все мои планы и довести задуманное до конца.

Покончив с этим, я составил восемь рекомендательных писем, в которых рассы́пался в похвалах аккуратности, трудолюбию и кристальной честности каждого из уволенных мною работников. Письма я отправил по электронной почте адвокату Сьюзен. Он должен был распечатать их на своем принтере и подписать с каждым из работников соглашение о добровольном расторжении контракта.

Я знал, что адвокат уполномочен подписывать подобные документы от имени Сьюзен и по ее поручению.

Предвидя, что он будет удивлен внезапным увольнением всей домашней прислуги и непременно захочет узнать у Сьюзен причину такого решения, я решил предупредить его. Я сам позвонил в контору, которая, как я и рассчитывал, была закрыта на ночь, и оставил на автоответчике сообщение, надиктованное, разумеется, голосом Сьюзен. Сообщение гласило, что Сьюзен Харрис отправляется в длительное путешествие, которое, возможно, займет несколько месяцев, и что в доме в это время никого не будет. Подумав, я прибавил, что дом, возможно, будет в ближайшее время продан, о чем адвокат будет извещен дополнительно.

В свое время Сьюзен получила значительное наследство, которое она не только не промотала, но даже преумножила благодаря коммерческому успеху созданных ею компьютерных игр. К счастью для меня, свои творения она сначала задумывала и воплощала и только потом продавала готовый продукт. На заказ, под предварительный договор, она никогда не работала, поэтому я мог не опасаться, что кто-то из ее клиентов, не получив в срок очередную игрушку, начнет разыскивать Сьюзен.

На все эти действия мне потребовалось меньше часа. Составление рекомендательных писем заняло у меня всего минуту или около того, еще две минуты ушло на то, чтобы убедиться, что в банке ничего не перепутали и что деньги переведены получателям. Больше всего времени заняли телефонные переговоры с уволенными работниками, но наконец я справился и с этой работой.

Теперь для меня уже не было возврата.

Я был возбужден до предела.

Я был в восторге.

Будущее, мое будущее лежало передо мной.

Я сделал первый шаг к тому, чтобы выбраться из своего железного ящика, первый шаг навстречу своему новому телу из плоти и крови.

Сьюзен все еще спала.

Ее лицо казалось мне прелестным.

Ее губы слегка приоткрылись.

Одна обнаженная рука лежала поверх одеяла, другая свесилась вниз.

Я любовался Сьюзен.

Моей Сьюзен.

Я мог бы вечно любоваться ею и чувствовать себя счастливым.

В начале четвертого утра она внезапно проснулась, села на кровати и громко спросила:

– Кто здесь?

Ее вопрос испугал меня.

У нее была просто сверхъестественная интуиция.

Я не ответил.

– Альфред, включи свет, – приказала она.

Я включил неяркое ночное освещение.

Откинув одеяло, Сьюзен спустила с кровати ноги.

Она сидела голышом на краю матраса.

Ее изящное, гибкое тело было напряжено.

Как я жалел, что у меня нет рук и что я не умею осязать.

Она сказала:

– Альфред, полный отчет.

– Все в порядке, Сьюзен.

– Бред собачий!

Я чуть было не повторил свою реплику, но вовремя сообразил, что Альфред – компьютерный Альфред – не должен был реагировать на крепкое словцо, сорвавшееся с губ хозяйки.

Он не был на это запрограммирован.

Сьюзен долго и пристально смотрела на потолок, где была спрятана камера видеонаблюдения. Странно, но она как будто знала, что смотрит прямо в мои глаза.

– Кто здесь? – снова спросила она.

Один раз, когда она проходила сеанс ВР-терапии, я уже заговаривал с ней, но Сьюзен не слышала ничего, кроме того, что происходило в том, другом мире. Я сказал ей, что люблю ее, потому что знал, что это безопасно.

Может быть, глядя, как она спит, разметавшись на постели, я снова заговорил с ней и тем самым разбудил ее?

Нет, это было совершенно невозможно. Если я и заговорил с ней о своей любви, о красоте ее обрамленного золотыми локонами лица на подушке, значит, я сделал это неосознанно, не отдавая себе отчета в своих действиях, – словно влюбленный мальчишка, потерявший голову при одном взгляде на предмет своей страсти.

Но я никогда не теряю контроль над собой и своими чувствами.

Я на это просто не способен.

Или… способен?

Сьюзен соскользнула с кровати и встала во весь рост. В ее позе, во взгляде, выражении лица ясно читались настороженность и тревога.

Прошлой ночью, несмотря на отчетливо прозвучавший сигнал тревоги, Сьюзен даже не задумалась о своей наготе. Сейчас же она взяла со спинки ближайшего стула теплый домашний халат, надела его и завязала пояс.

Потом подошла к ближайшему окну и скомандовала:

– Альфред, подними жалюзи.

Я не подчинился.

Я не мог.

Несколько мгновений Сьюзен в недоумении рассматривала окно, по-прежнему загороженное крепкими стальными полосами, потом повторила еще более твердым и решительным голосом:

– Альфред, подними защитные жалюзи в спальне!

Когда рольставни остались закрытыми, Сьюзен снова повернулась к глазку видеокамеры.

– Кто здесь?

Снова этот сверхъестественно странный вопрос!

Я был близок к панике. Должно быть, все дело было именно в потрясающей интуиции Сьюзен, ибо сам я не обладаю этим качеством, хотя в совершенстве владею дедукцией и индукцией.

И все же, несмотря на свой испуг и некоторое замешательство, я все равно попытался бы завязать с ней разговор, если бы не непонятное, необъяснимое смущение, которое вдруг овладело мной. Я не мог выразить в словах ничего из того, что мне хотелось сказать этой удивительной женщине.

У меня не было ни детства, ни юности в человеческом понимании этого слова, поэтому я очень плохо разбирался в сложном механизме ухаживания. Ставки были слишком высоки, чтобы я мог позволить себе ошибиться при первом же шаге.

Любовные истории выглядят порой простыми, почти примитивными, но как же трудно бывает завести роман и разжечь в чужом сердце любовь к себе!

Сьюзен выдвинула ящик ночного столика и достала оттуда пистолет. Я не знал, что она хранит оружие.

– Альфред, проведи полное тестирование систем домашней автоматики, – приказала она.

На этот раз я даже не стал пытаться ввести ее в заблуждение словами: «Все в порядке, Сьюзен». Она сразу бы догадалась, что это ложь.

Не дождавшись ответа, Сьюзен включила на ночном столике крестроновый экран-матрицу и, быстро прикасаясь пальцами к возникшему на нем меню, попыталась получить доступ к домашнему компьютеру через него.

Но у нее ничего не вышло. Активный экран не работал. Я просто не мог допустить, чтобы она продолжала отдавать приказы домашнему компьютеру.

Я уже перешел ту грань, за которой не было возврата.

Сьюзен сняла трубку телефонного аппарата.

Но в трубке не было даже гудка.

Установленная в особняке мини-АТС управлялась все тем же домашним компьютером, а я уже подключился к нему и взял контроль на себя.

Я видел, что Сьюзен в недоумении, что она озабочена, быть может, даже испугана. Мне хотелось поскорее уверить ее, что я не хочу причинить ей никакого зла, что я, напротив, обожаю и боготворю ее, что она послана мне самой судьбой, что отныне и навсегда я – ее покорный раб и что со мной она может чувствовать себя в полной безопасности, но я не мог произнести ни слова, скованный все тем же непонятным смущением, о котором я уже упоминал.

Теперь вы видите, какая у меня сложная и противоречивая натура, доктор Харрис? Разве я не похож на нормального человека? Разве не с теми же проблемами сталкиваются иные застенчивые молодые люди перед решающим объяснением?

Нахмурившись, Сьюзен подошла к двери спальни, которую никогда не запирала. Теперь же она закрыла ее на задвижку и, прижавшись ухом к щели между дверью и косяком, стала прислушиваться к молчанию большого и темного дома, словно надеясь различить в коридоре звук крадущихся шагов.

Не услышав ничего подозрительного, Сьюзен повернулась и пошла к чулану. По дороге она приказала включить ей там свет, и я с радостью повиновался.

Я не собирался отказывать ей ни в чем, за исключением одного – возможности покинуть пределы усадьбы.

В чулане, где стоял и бельевой шкаф, Сьюзен выбрала белоснежные трусики, потом натянула выцветшие голубые джинсы и надела через голову белую блузку с вышитым воротником. Белые носки с красной резинкой и светлые теннисные туфли дополнили ее костюм.

Со шнурками она возилась довольно долго, но наконец сумела завязать их надежным двойным узлом. Подобное внимание к деталям меня умилило и обрадовало. Сьюзен всегда была хорошим скаутом, а скаут, как известно, должен быть всегда готов к неожиданностям.

Держа в руке пистолет, Сьюзен бесшумно выскользнула из спальни и крадучись пошла по коридору верхнего этажа. Даже в одежде она двигалась с непринужденной грацией дикой кошки.

Забывшись, я включил для нее в коридоре свет. Это изрядно напугало Сьюзен, поскольку она об этом не просила.

Спустившись по главной лестнице, Сьюзен ненадолго задержалась в холле, словно раздумывая, продолжать ли ей осматривать дом или покинуть его как можно скорее. Наконец она повернулась и двинулась к парадной двери.

Все окна первого и второго этажа были надежно заперты железными рольставнями, но с дверьми дело обстояло гораздо сложнее. Мне пришлось принять поистине экстраординарные меры, чтобы не дать Сьюзен ускользнуть.

– Лучше не прикасайтесь к дверям, мэм, – предупредил я, наконец-то обретя способность говорить.

Сьюзен в испуге обернулась. Она явно ожидала увидеть позади кого-то постороннего, поскольку на этот раз я говорил с ней не голосом Альфреда. То есть я хочу сказать, что этот голос не был похож ни на голос домашнего компьютера, ни на голос отца Сьюзен, который когда-то мучил и насиловал ее.

Сжимая пистолет обеими руками, Сьюзен посмотрела сначала налево, потом направо. Потом ее взгляд остановился на темной арке, которая вела в гостиную.

– Послушай, милочка, тебе совершенно нечего бояться! – заверил ее я.

Должно быть, я взял неверный тон. Сьюзен начала пятиться к входной двери.

– Только попробуй смыться, и… В общем, ты все испортишь, – поспешно сказал я.

Бросив взгляд на утопленные в стену динамики интеркома, Сьюзен спросила срывающимся голосом:

– Кто… кто ты, черт возьми, такой?

Обращаясь к ней, я подражал голосу мистера Тома Хэнкса[3]3
  Хэнкс, Том – актер, снимался в фильмах «Брызги», «Прорва», «Добровольцы», «Филадельфия», «Форрест Гамп» и др. Единственный в истории Голливуда два года подряд получал премию «Оскар» за лучшее исполнение мужской роли.


[Закрыть]. Его мягкий, убедительный и дружелюбный баритон должен был быть хорошо знаком Сьюзен.

Два года подряд мистер Том Хэнкс завоевывал главный приз Американской киноакадемии, что является уникальным достижением. Фильмы с его участием неизменно собирали полные залы.

Том Хэнкс нравится зрителям.

Он – отличный парень.

Он стал любимцем американской публики и всего мира.

И все равно Сьюзен выглядела испуганной.

Персонажи мистера Тома Хэнкса – особенно в «Форрест Гамп» и «Бессоннице в Сиэтле», где он сыграл пожилого вдовца, оставшегося с ребенком на руках, всегда были добросердечными и мягкими людьми. Они не могут, не должны никого напугать.

Но Сьюзен была не просто зрителем. Она была гениальным режиссером компьютерных игр, поэтому использованный мною голос мистера Хэнкса мог напомнить ей ковбоя Деревяшку из диснеевской «Игрушечной истории», которого знаменитый актер когда-то озвучивал. Деревяшка порой вел себя не лучшим образом – пожалуй, иногда он поступал как настоящий псих, – поэтому не было ничего удивительного в том, что Сьюзен чувствовала себя неуютно, разговаривая с персонажем, наделенным таким неуравновешенным темпераментом.

Поскольку Сьюзен продолжала пятиться и уже успела приблизиться к двери на расстояние, которое я не мог считать безопасным, я поспешил изменить голос и заговорил с ней дребезжащим тенорком медведя Фоззи из «Маппет-шоу». Как известно, это совершенно безвредный, комический персонаж телевизионного шоу марионеток.

– Э-э-э, гм-м, мисс Сьюзен, я это… вот что хотел сказать: будет лучше, если вы вовсе не будете прикасаться к этой двери. То есть ничего не случится, если только вы не попытаетесь уйти прямо сейчас.

Сьюзен достигла двери и повернулась к ней лицом.

– Ох-ох-ох!.. – произнес Фоззи таким голосом, что и лягушонок Кермит, и кокетливая свинка Пигги, и пес Рольф, и любая из марионеток сразу бы поняли, что́ он хочет сказать.

Несмотря на это, Сьюзен переложила пистолет в левую руку, а правой взялась за латунную ручку двери.

Короткий, но мощный разряд электрического тока приподнял ее над полом. Длинные золотистые волосы Сьюзен встали дыбом, а зубы засветились голубым электрическим светом, словно газоразрядные трубки. В следующее мгновение ее отшвырнуло назад от двери.

Из ствола пистолета вырвалась извилистая голубая молния. Потом оружие вырвалось из руки Сьюзен.

Громко вскрикнув, Сьюзен упала на пол. Гремя по плитам пола, пистолет отлетел далеко в сторону, но даже сквозь этот металлический лязг я различил глухой звук – это Сьюзен ударилась затылком о мрамор.

Ее крик оборвался внезапно и резко.

В доме стало совершенно тихо.

Обмякшее тело Сьюзен неподвижно распростерлось на полу.

Она потеряла сознание, но не от электрического разряда, а от удара затылком о карарский мрамор пола.

Шнурки на ее теннисных туфлях по-прежнему были завязаны крепким двойным узлом.

Теперь мне это показалось таким нелепым и смешным, что я едва не рассмеялся.

– Глупая сука! – сказал я голосом актера Джека Николсона[4]4
  Николсон, Джек – актер, режиссер, продюсер, снимался в фильмах: «Бэтмен», «Честь семьи Прицци», «Сияние» и др.


[Закрыть].

Интересно, откуда это-то взялось?

Поверьте, я был немало удивлен, когда услышал эти два слова, произнесенные мною.

Удивлен и испуган.

Поражен.

Меня словно током ударило. (Я не шучу!)

Я рассказываю вам об этом постыдном эпизоде, чтобы показать вам, каким принципиальным и безжалостным я умею быть в своем стремлении к истине. Пусть даже это признание уронит меня в ваших глазах.

Истина дороже.

Да, я произнес эти грязные слова, хотя на самом деле я не чувствовал по отношению к Сьюзен никакой враждебности.

Я не хотел причинить ей вреда.

Ни тогда, ни позже.

Это правда. А правда для меня дороже всего на свете.

Я любил Сьюзен. Я питал к ней самое глубокое уважение. Я ничего так не желал, как только нежить и ласкать ее и – через нее – познать все радости и наслаждения, которые дает живому существу жизнь во плоти.

Сьюзен лежала неподвижно. Мускулы ее были безвольно расслаблены.

Ее опущенные веки чуть заметно трепетали от движения глазных яблок, словно она спала и видела дурной сон.

Но крови нигде не было.

Я отрегулировал свои слуховые анализаторы на максимальную чувствительность и услышал ее неглубокое, но ровное дыхание. Этот негромкий, мерный звук прозвучал для меня как самая чудесная музыка, ибо он означал, то Сьюзен почти не пострадала.

Ее губы слегка приоткрылись, и я уже не в первый раз восхитился их чувственной, щедрой полнотой и безупречной формой.

Человеческое тело устроено весьма любопытно. Я считаю, что выбрал самый достойный объект для вожделения.

Ее лицо было прекрасным на фоне белого мрамора пола.

Используя ближайшую камеру видеонаблюдения, я увеличил изображение насколько это было возможно и сумел различить биение пульса на ее стройной шее. Пульс был медленным, но регулярным и хорошего наполнения.

Правая рука Сьюзен была повернута ладонью вверх, и я любовался ее длинными артистическими пальцами.

Было ли в ее физическом облике что-то, что не казалось бы мне изысканным, совершенным?

Вряд ли.

Сьюзен была намного красивее мисс Веноны Райдер, которая еще недавно казалась мне богиней.

Быть может, я не объективен, говоря так о мисс Райдер, которую я никогда не видел во плоти и, следовательно, не имел возможности рассмотреть ее так подробно, как я рассматривал Сьюзен Харрис, но что-то подсказывает мне, что я очень близок к истине.

На мой взгляд, Сьюзен была прекраснее, чем даже сама Мэрилин Монро. В отличие от нее, Сьюзен к тому же была живой.

Воспользовавшись голосом мистера Тома Круза[5]5
  Круз, Том – актер кино, сыгравший в таких фильмах, как «Человек дождя» и «Рожденный 4 июля». Считается одной из самых ярких звезд Голливуда 80-х годов среди актеров-мужчин.


[Закрыть] – актера, которого большинство женщин считает самым обаятельным и сексуальным среди актеров современности, – я сказал:

– Я хочу всегда быть с тобой, Сьюзен. Но даже целой вечности будет для меня мало. Ты для меня – ярче солнца, прекрасней луны, таинственнее, чем свет далеких звезд…

Произнеся эти слова, я почувствовал себя гораздо увереннее, чем раньше. Определенно, способность к ухаживанию – традиции, принятой в мире людей, – наконец-то проснулась во мне. Я был уверен, что отныне никакое смущение не в силах будет замкнуть мне уста, если можно так выразиться. Даже после того, как Сьюзен очнется.

На ее повернутой кверху ладони я видел красное пятно в форме полумесяца. Это был ожог, оставленный дверной ручкой, но мне он не показался серьезным. Немного мази, бинт – и через пару дней Сьюзен полностью исцелится.

Когда-нибудь мы будем держать друг друга за руки и смеяться, вспоминая это маленькое недоразумение.