Текст книги "Дракон должен умереть"

– Генри, – сказал тот тихо. – Может быть, ты, наконец, объяснишь мне, что происходит?

Генри слегка поморщился.

– А на что это похоже со стороны?

Сагр замер с плащом в руке, который он хотел повесить у входа.

– Видишь ли, я-то как раз смотрю на это не со стороны, – пробормотал наконец Мастер.

– В смысле?

– Я смотрю на это глазами Джоан. Можно сказать, из самых глубин ее души.

Генри некоторое время смотрел на Сагра с высоко поднятыми бровями. Потом улыбнулся:

– Ну конечно. Ученик ― учитель. Полное доверие, никаких секретов.

Сагр кивнул:

– В нашем случае это было далеко не только данью традиции. Весьма полезно знать, о чем думал твой подопечный перед тем, как превратиться в дракона.

– Действительно, – машинально ответил Генри, но тут же спросил:

– И как на это все смотрит Джоан?

Сагр ответил не сразу.

– Она… Генри, если честно, я вообще не знаю, почему у нее по-прежнему две руки и две ноги, а не четыре лапы и пара крыльев. То, что она делает, находится за гранью моего понимания.

– Мы оба давно знаем, какая она молодец.

– Дело не в этом.

– А в чем?

– Недостаточно быть просто «молодцом», чтобы справляться с… с тем, с чем она справляется. А она справляется, несмотря ни на что. Даже то, что произошло сегодня – это совершенно не в счет, потому что…

Сагр запнулся и не договорил. Генри смотрел на него с изумлением. Он никогда не видел, чтобы Мастер не мог закончить фразу. Тем более от наплыва чувств. Он вообще не мог вспомнить, чтобы Сагр когда-нибудь волновался.

– Она все еще человек, Генри, – наконец тихо сказал Сагр. – Цепляющийся за свою человечность изо всех сил. Одного этого было бы достаточно, чтобы сломать любого, а она, кажется, становится только сильнее.

Брови Генри поползли еще выше.

– Но даже у этой невероятной девочки, – продолжил Сагр, – есть предел. Если она достигнет его, я уже ничем не смогу ей помочь. Ей уже никто не сможет помочь, кроме…

– Кроме?

– Кроме тебя.

Генри чувствовал, что брови уже начинает слегка сводить.

– Потому что?..

– Генри, не будь идиотом, – буркнул Сагр, отчего возвышенный характер разговора и брови Генри одновременно упали. – Ты и есть ее предел.

– Предел?

– Конечно. Только не говори мне, что ты этого не понимаешь.

Генри промолчал. Ему не хотелось говорить этого вслух – но он предпочел бы быть ничего не понимающим идиотом.

– Ты единственное, что заставляет ее все еще оставаться человеком. И одновременно то, из-за чего она так легко может перестать им быть. Джоан все время пытается доказать, что это не так, что она может существовать совершенно независимо от тебя, но она и сама понимает, что ничего из этого не выйдет. И очень расстраивается, что у нее не получается. Поверь мне, очень.

– Я верю, – пробормотал Генри, садясь за стол и запуская руки в волосы. Быть идиотом было бы значительно, значительно предпочтительнее.

– Я понимаю, – сказал Сагр тихо, – что у тебя никто не спрашивал, хочешь ли ты этого. Но если ты бросишь ее снова, она сломается. И ты потом никогда себе этого не простишь.

– Вопрос не в этом, – ответил Генри невнятно, по-прежнему не поднимая головы. – Вопрос в том, смогу ли я простить ей то, что собираюсь сделать.

– А что ты собираешься сделать?

Генри ничего не ответил. Он чувствовал себя отвратительно, ему хотелось кого-нибудь придушить, но, несмотря на это, Генри вдруг улыбнулся.

«Это будет интересно», – подумал он.

* * *

Джоан вернулась домой посреди ночи. Генри слышал, как она пришла, но притворился спящим. Он не знал, собиралась ли она вообще с ним разговаривать. Но лучше было не рисковать – поэтому он уснул снова.

Когда Генри проснулся, Джоан, разумеется, уже встала. Он сразу верно оценил выражение ее лица – «не подходить, не трогать, не разговаривать, не существовать» – и потому поспешил как можно скорее исчезнуть. Ему было чем заняться, если он собирался сегодня уходить.

Они продолжали независимо существовать все утро – с Сагром, который, как обычно, прикидывался невыразительной хозяйственной пристройкой, – и только когда Генри укладывал последние вещи, Джоан решила обратить на него внимание.

– Сбегаешь? – спросила она, стоя в дверном проеме и глядя, как он заворачивает хлебные лепешки в тряпицу.

Генри пожал плечами и ничего не ответил.

– И когда нам ждать твоего появления в следующий раз? Через год? Два?

Он молча затянул верх котомки, завязал шнурок. Еще раз проверил содержимое всех наружных карманов. Закинул лямку на плечо, подошел к вешалке у входа, снял свою куртку. Сначала Джоан думала, что он просто пройдет мимо, так ничего не ответив, но в двери Генри остановился.

– Я вернусь через две недели. Постарайся держать себя в руках, пока меня не будет.

Она слегка вздрогнула, и от его неожиданных слов, и от того, как он на нее смотрел. Собственно, Генри смотрел на нее всего лишь спокойно, серьезно… и честно. И от этого перехватывало дыхание.

Джоан так ничего и не ответила, поэтому Генри только вздохнул, с каким-то раздражением и облегчением одновременно, и вышел из дома. Она хотела позвать его, окликнуть, вернуть назад, но Генри вдруг остановился и сам подошел к ней.

– Я кое-что забыл, – сказал он деловым тоном, потом неожиданно наклонился и поцеловал ее в родинку за правым ухом. Джоан застыла на месте, а он бросил на ходу «пока» и уже был в пяти, десяти, двадцати шагах, а она все стояла на месте, обняв себя одной рукой, а другую безотчетно прикладывая к шее в том месте, где он прикоснулся губами. Солнце медленно переместилось направо, Сагр перестал прикидываться сарайчиком и прошел мимо Джоан уже несколько раз, но она все стояла на месте. Наконец, когда уже совсем стемнело, Сагр не выдержал и позвал ее:

– Ты собираешься простоять так всю ночь?

– А? – растерянно отозвалась Джоан. – Да. Нет. Я иду.

Она вернулась в дом, начала что-то делать, но обнаружила себя стоящей у окна и задумчиво водящей пальцами по родинке на шее.

– Джоан, – мягко окликнул ее Сагр, – что с тобой?

Она обернулась к нему, сосредоточенная и растерянная одновременно, без тени той жесткости и собранности, к которым Сагр уже давно успел привыкнуть.

– Не знаю, – сказала Джоан наконец неуверенно. Потом тряхнула головой и глубоко вздохнула, как будто пытаясь привести себя в чувство. – Прости. Кажется, я просто счастлива. Странное ощущение. Сложно привыкнуть.

* * *

Король сидел и молчал. Он молчал так долго, что Генри гадал, не является ли это абсолютным личным рекордом короля. Походило на то. Время от времени король открывал рот, чтобы что-то сказать, но неизменно закрывал его обратно. Генри ждал, изо всех сил сдерживая улыбку. Сейчас явно было не время улыбаться. И именно поэтому сдерживаться было вдвойне тяжело.

Король поднялся, прошелся по комнате несколько раз и наконец остановился напротив Генри.

– Ты с ума сошел? – спросил он, но не зло, а скорее беспомощно.

– Есть немного, – серьезно ответил Генри.

– Теннесси! – прикрикнул король. – Это не смешно.

– Ну… – замялся Генри, не в силах больше скрывать улыбку. – Зависит от того, как посмотреть.

Генри знал, что играет с огнем, ходит по краю и выполняет прочие особо опасные трюки. Он только что сообщил королю, что собирается жениться на его дочери, – между прочим, все еще принцессе, несмотря на дракона внутри нее, – и к тому же подчеркнул, что от этого напрямую зависит, как хорошо принцесса с означенным драконом будет справляться. Фактически Генри не оставил королю выбора – и это в таком вопросе, в котором любой отец имеет обыкновение неистовствовать, а уж король – тем более. Все-таки принцесса – не просто дочь. Это еще и полцарства, как известно. А то и все целиком.

Король так долго смотрел на Генри, что тот уже успел представить себе площадь, плаху, палача и собственную голову, одиноко лежащую в кресле за шахматным столиком. «Печально», – подумал Генри.

Король неожиданно широко усмехнулся.

– Ты прав, – сказал он, тяжело опускаясь в кресло. – Все зависит от того, как посмотреть. Конкретно – от того, как я на это посмотрю, верно?

Генри кивнул.

– Кстати сказать, а как на это смотрит Джоан?

– Она еще не знает.

– Вот как, – удивился король. – Неужели ты в лучших традициях решил сначала спрашивать моего согласия?

– Да, хотя не уверен, что в данном случае это вызвано традиционными причинами.

– Что ты имеешь в виду?

– Если бы я сначала получил согласие вашей дочери, а потом не получил бы вашего… – Генри не стал заканчивать свою мысль.

– Ты хочешь сказать, что она бы?..

– Я хочу сказать, что мы оба не хотим знать, что тогда с ней могло бы быть.

Король задумчиво кивнул. Потом неожиданно нахмурился и посмотрел на Генри почти грозно:

– Как ты вообще посмел?!

– Посмел что? – поспешил уточнить Генри. Вопрос был важным – голову можно рубить после колесования, а можно и без него.

– Посмел позволить ей в себя влюбиться!

– Я не специально, – искренне ответил Генри. Король гневно засопел, но потом вдруг успокоился, и устало махнул рукой.

– Я знаю. Ты относишься к ужасному типу мужчин, которые ходят с совершенно невинным выражением лица и ничего специально не делают, а женщины вокруг умирают толпами от разбитых сердец.

Уголки губ Генри слегка дрогнули. Насколько он помнил, король и сам относился когда-то к тому же типу.

– Ну и что мне с тобой делать?

Генри только пожал плечами, стараясь придать лицу как можно более виноватое выражение. Король поморщился:

– Только не надо этого. Не делай вид, что тебе очень жаль. А то я решу, что ты недостаточно нежно относишься к моей дочери и недостаточно сильно хочешь на ней жениться.

Генри перестал придавать лицу виноватое выражение – что, впрочем, означало, что он теперь вообще не знал, что именно оно выражает.

– Послушай, Теннесси, – продолжил король после некоторой паузы. – Я дам свое согласие. Ты не пастух, а Джоан не прямая наследница престола, и в этом браке нет ничего предосудительного. Но у меня есть несколько условий.

– Я слушаю.

– Во-первых, об этом никто не должен знать. Если все будет хорошо, если Джоан снова вернется во дворец и по-прежнему будет считать, что ей нужен ты, тогда мы объявим ваш брак официально. А пока будешь знать только ты, я и Уорсингтон.

– И Джоан, – уточнил Генри.

– И Джоан… – согласился король, но тут же поморщился. – Прекрати шутить.

– Да, мой король.

– Если же… Если она передумает, если окажется, что это было помрачение рассудка, если Джоан решит, что ты ей больше не нужен, то ты исчезнешь. Ты уйдешь в тот же момент, когда она прикажет тебе уйти. Ты понял, Теннесси?

– Да.

– И я думаю, ты понимаешь, – добавил король, – что теперь ты отвечаешь за нее головой вдвойне.

– Я боюсь, – ответил Генри совершенно серьезно, – что теперь я отвечаю за нее далеко не только головой.

* * *

– Теннесси, – прошелестело за спиной.

Генри обернулся.

Окликнувший его стоял рядом с окном, в тени. Когда Генри встретился с ним взглядом, человек отлепился от темной стены и подошел чуть ближе.

Генри давно не видел принца Джона – большую часть времени тот жил не при дворе, а в своем замке Заур. И последний раз они встречались до того, как Генри успел близко познакомиться с Джоан. Поэтому сходство между братом и сестрой в первое мгновение обескуражило его.

Принц Джон был почти одного роста с Генри, но сильно уже в плечах. Волосы имели еле уловимый кровавый оттенок, как и у Джоан, подчеркивая бледность утонченного лица. В его движениях тоже была особенная грация, и Генри понял, что, вероятно, и у Джоан дело было не в драконе. Даже глаза Джона были похожего зеленого цвета, только без ореховой теплоты, как у сестры.

Генри поклонился.

– Ваше высочество.

Принц улыбнулся – тонкие губы изогнулись, глаза слегка сощурились.

– Ходят слухи, что ты женишься, Теннесси, – протянул он.

Генри вежливо кивнул.

– Ходят слухи, что моя сестра собирается замуж, – продолжил принц, подходя еще ближе.

Генри склонил голову, но про себя подумал: «Откуда он знает?»

– В чем спешка? – просвистел Джон.

Генри поднял взгляд и посмотрел принцу в глаза. Между ними не было положенных пяти шагов – даже в полумраке было хорошо видно запекшуюся кровь на искусанных губах.

«Этот бы с драконом и дня не протянул», – заметил про себя Генри. Вслух же он коротко заметил:

– Срок полностью устраивает его величество и ее высочество.

– А меня не спросили, – ядовито усмехнулся принц. – Разве у меня не должны советоваться насчет судьбы моей маленькой сестренки? Как-никак, а я будущий король.

– Будущий, – согласился Генри сдержанно. Ему очень хотелось поскорее уйти – поскорее уехать. Принц слишком напоминал Джоан – точнее то, какой она могла бы стать.

Джон поджал губы – рот превратился в узкую щель.

– Будущий, – прошелестел он еле слышно. – Но ведь когда-нибудь я стану вполне себе действующим королем. А если со мной что-нибудь случится? А, Теннесси? Выходит, тогда королем-то станешь ты?

Джон вдруг расхохотался.

– Представляешь? Стоим тут – два будущих короля! – тут он внезапно посерьезнел. – А может, это и есть твой план, Теннесси? Жениться на моей сестре, а потом прикончить меня? Хитро ты придумал!

Принц испытующе посмотрел на Генри. Тот не отвел взгляд.

– Ваше высочество, – ответил Генри спокойно, – поверьте, в сложившейся ситуации я больше, чем кто бы то ни было, желаю вам долгих лет и многочисленного потомства.

Принц снова повеселел.

– Не хочешь, значит, быть королем?

– Нет, мой принц.

– Вот и я не особо, – неожиданно грустно заметил Джон. – А моя сестрица? Как думаешь, она бы хотела стать королевой?

– Я сомневаюсь, что в ее состоянии… – начал Генри – и запнулся. Принц приподнял брови – и легко рассмеялся.

– Не бойся, Теннесси. Я все знаю. Ты ведь не просто так решил на ней жениться. С твоей-то репутацией.

Генри слегка усмехнулся – от самого себя скрывая за улыбой мысль, что, наверное, если бы не дракон…

– Что ж, – Джон хлопнул его по плечу и скользнул назад, в полумрак. – Желаю счастья, зять. Может, я вас и навещу в ближайшем времени. От Заура до Тенгейла ведь рукой подать.

Генри глубоко поклонился – и поспешил к себе.

Он торопился.

* * *

Генри стоял, опершись спиной о гладкую стену скалы. Снизу из ущелья дул ветер, нещадно теребя сухую траву, пробивавшуюся между камней. Генри глубоко вздохнул и пошел дальше. Он не боялся возвращаться, как это было в прошлый раз. Но почему-то все равно, когда он думал о том, что скоро увидит Джоан, внутренности странным образом скручивало. Ощущение не было совсем неприятным, но по мере приближения к дому Сагра становилось все сильнее и определенно мешало. Генри еще раз вздохнул и начал подниматься по крутым ступеням.

Джоан сидела на лавке у стены дома и что-то шила. Она подняла на него глаза, и Генри вздрогнул. Все-таки они с братом были очень похожи.

– Привет, – сказала Джоан просто, откладывая в сторону шитье. – Ты вовремя. Ужин готов.

– Откуда ты знала, что я приду сегодня? – нахмурился Генри.

– Ты сам сказал «две недели», – ответила она, слегка приподняв брови.

– Да, но две недели пройдут только послезавтра.

Она как-то загадочно улыбнулась и встала. Генри снова вздрогнул. Он всегда вздрагивал, когда она так улыбалась. И догадывался, что будет вздрагивать всю оставшуюся жизнь.

Джоан подошла к двери, но на пороге обернулась.

– Генри, ты не поверишь… Но я готовлю ужин каждый день. Даже в твое отсутствие.

Твоя душа забирается у тебя навсегда

Они снова были на той же лужайке. С тех пор стало заметно холоднее, трава пожелтела, но солнце припекало почти как летом. Генри рухнул на землю, как только они пришли, и теперь лежал на спине, закинув руки за голову, глядя на облака и щурясь от яркого света. Он знал, что сейчас Джоан опять подойдет к тому проклятому обрыву и снова будет раскрывать руки и уноситься все дальше. Но у него не было никакого желания на это смотреть. Пусть летает, где хочет. Он подождет.

– Зачем ты уезжал? – вдруг спросила Джоан. Он приподнялся на локте и прикрыл глаза ладонью, чтобы рассмотреть ее против солнца. Она стояла на самом краю, но лицом к нему.

– Ты можешь отойти от края?

Она подняла брови.

– Ты боишься, что я упаду?

– Да. Мы это уже проходили.

– Но ты же знаешь, что со мной ничего не случится.

– Джо! Один раз с тобой уже случилось.

Она вздрогнула – покачнулась, отступила одной ногой назад, чтобы удержать равновесие…

– Джо!..

Она резко наклонилась вперед, оперлась на руки и быстрым кульбитом оказалась в нескольких шагах от пропасти. Несколько мгновений Генри смотрел на нее, потом откинулся обратно на траву и закрыл глаза.

– Прости, – сказала Джоан тихо. Он не отреагировал. Она подошла к нему и опустилась рядом.

– Прости, пожалуйста.

Генри молчал, крепко зажмурившись.

Она осторожно тронула его за плечо.

– Генри.

Он молчал.

Внезапно Генри почувствовал, как она наклоняется к нему, опершись руками ему на грудь, и от удивления открыл глаза. Прямо перед ним было ее лицо, серьезное и виноватое.

– Прости меня. Я больше не буду. Обещаю.

– Ты уже это обещала.

– Я обещала постараться.

– Плохо стараешься.

– Раз в несколько лет можно. Или нет?

Но Генри думал уже не об этом.

– Постарайся не делать, как в прошлый раз, – прошептал он.

Он почувствовал, как она замерла, и осторожно поднял обе руки и положил ей на талию. Как будто она была очень хрупкой и от любого неверного движения могла разбиться.

Она не была хрупкой на ощупь. Она была твердой и одновременной невероятно мягкой и податливой. Он провел рукой по ее спине, шее. Остановился и медленно погладил большим пальцем то место за ухом, где была родинка. Она вздохнула и прикрыла глаза.

Он привлек ее к себе и поцеловал, как не целовал еще ни разу ни одну женщину, потому что еще никогда ему не приходилось это делать так осторожно – и еще никогда у него при этом не кружилась голова. Последнее, впрочем, было весьма кстати – потому что, когда Генри понял, что это становится ненормальным, он мягко отстранил Джоан и увидел, что ее глаза стали пронзительно желтого цвета.

– Ч-ш-ш-ш, – быстро пробормотал Генри, снова прижимая ее к себе, так крепко как мог и гладя по голове: – Тише, мой дракончик. Все хорошо. Все хорошо.

Она свернулась у него под боком и ничего не ответила. Он продолжал задумчиво гладить ее волосы, плечи и спину, глядя на небо.

– Так зачем ты уезжал? – спросила она невнятно, не поднимая головы.

– Получить у твоего отца разрешения просить твоей руки, – ответил Генри просто.

Она снова замерла.

– И что он ответил?

– Согласился. При условии, что пока что об этом никто не будет знать, – Генри не стал упоминать о втором условии. О третьем он и сам уже успел благополучно забыть.

Джоан вдруг резко села и пристально посмотрела на него. Его рука упала на землю.

– Ты не должен этого делать.

– Не должен в том смысле, что этого делать нельзя, или в том смысле, что это делать не обязательно?

– В обоих, – отрезала она и отвернулась.

– Джо… – начал Генри, но она быстро поднялась на ноги и отошла. Он тоже сел, чувствуя вновь это омерзительное ощущение – что она становится все дальше.

– Подумай сам, Генри, – Джоан говорила тихо и жестко. – Меня нельзя даже толком обнять. Я не девушка, не женщина, я вообще не уверена, что я человек. Все, что я могу, – это жить здесь, вдали от людей, в полной глуши, где я никого не убью и никого не испугаю до смерти. Я не могу быть ничьей женой.

– Я не думаю, что все настолько плохо… – начал Генри, но Джоан яростно замотала головой.

Он тоже встал. Она повернулась к нему спиной, и он заметил, какой ранимой сейчас выглядела эта прямая спина.

– Джо, послушай меня.

– Нет, Генри. Не говори ничего. Я не могу. Я не имею права так уродовать твою жизнь.

Он подошел сзади, осторожно положил руки ей на плечи и уткнулся лицом в ее волосы. Она снова замерла, и у него промелькнула мысль, настанет ли когда-нибудь тот момент, когда она перестанет так реагировать на его прикосновение. Он и хотел этого, и не хотел.

– Джо, – спросил он тихо, – если я сейчас уеду и никогда не вернусь, что ты будешь делать?

Она пыталась придумать какую-нибудь правдоподобную жесткую ложь, но оказалось, что с его руками на плечах это невозможно.

– Не знаю, – ответила она наконец честно.

– И я не знаю, что буду делать, если уеду. И раз уж все так получилось, мне кажется, тот факт, что два человека не могут нормально существовать друг без друга – вполне веское основания для брака.

– При условии, что они могут существовать друг с другом, – заметила Джоан – но его руки все еще лежали у нее на плечах, и спорить с ними она не могла. Да и не хотела.

* * *

На следующее утро Джоан проснулась еще затемно, пока все нормальные люди – то есть Генри с Сагром – еще спали, и ушла бродить по горам. Когда они встали, Джоан еще не вернулась, поэтому они сели завтракать без нее. Сагр, как обычно, съел все в два приема и пошел на улицу, а Генри остался сидеть за столом, задумчиво кроша кусок хлеба и смотря в окно.

За этим занятием его и застала Джоан. Она вошла молча, не сказав ни слова, повесила куртку на крючок. Генри следил за каждым ее движением с каким-то странным чувством удовлетворения. Теперь он мог просто смотреть на нее. Она была здесь, она была настоящая, живая, его, и он мог бы так смотреть на нее бесконечно. Смотреть с осознанием того, что…

В этот момент Джоан подошла к Генри, наклонилась и мягко поцеловала его в лоб.

– Доброе утро, – сказала она совершенно будничным тоном и отошла обратно к печке.

Он продолжал крошить хлеб, Джоан возилась с чайником и остатками их завтрака, Сагр стучал молотком на улице. Утро было простым и невыразительным – и определенно не поддавалось познанию.

* * *

Брачный обычай народов Гра-Бейннских гор, который впоследствии переняли Инландия, Лотария и Нордейл, сильно отличался от яркого обряда крессов. На Юге свадьба была чуть ли не главным событием в жизни девушки, к которой обе семьи готовились по нескольку месяцев, а длилась эта свадьба не меньше трех дней, с соответствующим количеством съеденного и выпитого.

На Севере свадьбы не было вообще. «Брак, – говорили горцы, – это священный обряд, который касается только тех двоих, кто его совершает. Всякий третий, вмешивающийся в этот ритуал, нарушает его сакральную чистоту и естественный порядок вещей. Только двое идут вместе по жизни – только двоим начинать этот путь».

Конечно, любовь к празднованию важных событий всегда была свойственна жителям долины, но даже они не рискнули посягнуть на столь святую вещь, как личный характер брака. Поэтому, как и у горных племен, отмечалась не свадьба – отмечалось лишь обручение пары. В этот день жених приезжал в дом невесты в сопровождении матери, сестры или любой другой женщины своей семьи. Та передавала будущей невестке кое-что из вещей жениха – как знак, что снимает с себя попечение о его быте и перекладывает эту обязанность на будущую жену. В свою очередь отец невесты отдавал жениху кольцо девушки – через это кольцо на макушку младенца выливалась тонкая струйка ледниковой воды сразу после его рождения. Это же кольцо затем муж надевал на руку своей жене. Никто не знал при рождении, разумеется, какими будут пальцы девочки, когда она вырастет – поэтому кольцо носили на том пальце, на котором оно лучше всего сидело, а иногда и на шее, на цепочке. Мальчиков омывали через браслет – этот браслет жена надевала на руку мужа. Обряд обручения – обмена браслетом и кольцом – справлялся в доме невесты, и на него могли пригласить всю семью жениха, а иногда и все окрестные семьи, но могли и никак не отмечать. После этого за весь месяц обрученные могли видеться только раз – за несколько дней до свадьбы, чтобы подтвердить, что данное ими друг другу слово все еще в силе.

В день свадьбы жених снова приезжал за невестой, но уже один. На этот раз она сама выходила к нему в сопровождении отца. Отец передавал руку дочери жениху – и сразу возвращался в дом. Жених и невеста шли в пустынное и безлюдное место, где он надевал ей кольцо, а она ему – браслет. После этого они либо ехали в свой дом, если к тому времени мужчина уже жил отдельно, либо возвращались в дом невесты. Весь ритуал – вся свадьба.

Таков был обычай простых людей. В среде знати все было несколько сложнее. Влияние Империи уже давно начало сказываться на образе жизни высших слоев общества – и неудивительно, что свадьбы в южном стиле, яркие, пышные, с толпой гостей, становились все популярнее у придворных и подражающих им феодалов. Но все же именно обряд Севера был освящен традицией, и члены королевской семьи вступали в брак только так, и никак иначе.

По этой причине требование короля Джона сохранить все в тайне было не так трудно соблюсти. Король выдал Генри кольцо принцессы. Леди Теннесси, которую, разумеется, тоже поставили в известность, собрала изящную посылку для Джоан, в которой та обнаружила, кроме браслета, две рубашки, две книги в кожаном переплете с фамильным гербом на обложке – и нож для бритья. Вскрыв посылку, Джоан выложила все предметы на стол, некоторое время скептически смотрела на них, потом положила налево одну рубашку и книгу, а направо – вторую рубашку и вторую книгу, и задумчиво замерла с ножом для бритья в руке. Затем обернулась к Генри, который сидел тут же и наблюдал за ней, и спросила:

– Генри, ты бреешься по четным дням или нечетным?

Он рассмеялся и ничего не ответил.

Было решено, что роль выдающего отца будет исполнять Сагр – в некотором смысле он подходил для этого даже лучше, чем сам король. После этого Генри и Джоан должны были прямиком отправиться в Тенгейл. Леди Теннесси, исходя из соображений собственного удобства в той же степени, как и вопроса деликатности, заявила, что уезжает погостить к дальней четвероюродной кузине, которую не видела с давних пор – Генри не возражал.

Они не стали долго ждать – единодушно придя к заключению, что в таких чрезвычайных обстоятельствах можно обойтись без четырехнедельной разлуки и тому подобных условностей.

Назначенный день был холодным и ветреным. Чтобы хоть как-то соблюсти традицию, Генри накануне ушел ночевать в деревню, с тем, чтобы рано утром вернуться за Джоан. Он дошел до своего любимого места на узкой каменной тропе и присел у скалы. Достал из кармана кольцо и в который раз стал его рассматривать. Оно было очень тонким и на первый взгляд казалось гладким и простым, но, поднеся кольцо к самым глазам, на внутренней стороне можно было рассмотреть тончайшую резьбу. Это было очень старое кольцо – теперь уже никто не утруждал себя тем, чтобы украшать внутреннюю часть, которую никто никогда не увидит. Тогда, столетия назад, это имело значение.

Когда Генри наконец поднялся наверх, небольшая площадка, на которой стоял дом Сагра, казалась особенно пустынной. Он сделал глубокий вдох, подошел к двери, постучал, потом отошел на несколько шагов.

Они вышли почти сразу, сначала Джоан, за ней Сагр. Она была очень бледной, он – очень хмурым.

Сагр, не говоря ни слова, взял ее за руку, подвел к Генри и вложил ее руку в его, как и положено, ладонью вверх.

– Идите, – коротко бросил он и сразу скрылся за дверью.

Генри и Джоан некоторое время стояли, не двигаясь с места. По традиции так и полагалось ничего не говорить, ни слова приветствия, ни слова прощания. Ветер подул сильнее.

– Идем, – наконец хрипло сказал Генри. Джоан кивнула, и они пошли.

Они столько раз уже проделывали этот путь, что могли бы пройти его, кажется, с закрытыми глазами. На лужайке ветер прилизывал траву неровными полосами прямо к земле. Джоан остановилась первой, Генри прошел еще несколько шагов вперед и повернулся к ней.

Она казалось такой тонкой, что было удивительно, как ветер не пригибает ее, словно траву. Он посмотрел ей в лицо и вдруг понял, что она страшно напугана. Как обычно, она старалась ничем не выдавать себя, но вот уже несколько дней он прекрасно понимал ее, чтобы она ни говорила и как бы не молчала.

Он подошел к ней и обнял.

– Что с тобой? – спросил он ее тихо. Она помотала головой, спрятав лицо у него на груди. Он слегка отстранил ее, осторожно взял рукой за подбородок и заставил поднять голову.

– Джоан?

– Мне страшно, – прошептала она. Ветер заглушал все вокруг, поэтому ему пришлось читать по губам.

– Чего ты боишься?

– Не знаю, – она слабо улыбнулась. – Тебя. Себя. Всего.

– Все будет хорошо.

– Это-то меня и пугает больше всего, – пробормотала она, отводя взгляд. Он усмехнулся:

– Может, начнем?

Она глубоко вздохнула и сделала шаг назад, высвобождаясь из его рук.

– Хорошо.

Он снова достал ее кольцо из нагрудного кармана и положил на ладонь левой руки. Она точно так же положила его браслет на свою левую руку.

– Jowhaneth, – сказал он тихо и отчетливо, произнося ее имя на хёйт, – твое кольцо возвращается тебе, твоя душа забирается у тебя навсегда.

Он взял ее правую руку и надел кольцо.

– Hennrhaoy, – прошептала она, беря его правую руку, – твой браслет возвращается тебе, твоя душа забирается у тебя…

Она осеклась. Генри терпеливо ждал, когда Джоан заговорит вновь, но она продолжала молча смотреть на его руку. Потом медленно покачала головой.

– Я не могу, – сказала она тихо.

– Не можешь?.. – не понял Генри, но она резко развернулась, на ходу сорвав и бросив на землю кольцо, и побежала вниз по тропе. Генри медленно подошел и машинально подобрал кольцо. Некоторое время он стоял как во сне, не в силах пошевелиться, потом наконец пришел в себя и побежал следом.

Она была невероятно быстрой. Он никогда не соревновался с ней и поэтому не представлял, что угнаться за ней будет настолько тяжело. В тот момент, когда он выскочил на площадку у дома, Сагр уже шел к нему, сверкая глазами.

– Что у вас опять случилось?! – прогремел Сагр.

– Я опять не знаю! – взорвался Генри. В конце концов, сейчас он точно ни в чем не был виноват.

Сагр смерил его взглядом.

– Вот что я скажу тебе, Генри. Сейчас я уйду, далеко и надолго, а вы оба останетесь здесь и разберетесь со всем… этим, – Сагр неопределенно махнул рукой в воздухе, после чего повернулся и быстро зашагал в сторону ущелья. Генри мог ошибаться, но ему показалось, что он явственно услышал слово «идиоты».

* * *

Несмотря на указание Сагра, Генри вошел в дом далеко не сразу. По правде сказать, он страшно злился. Генри мог допустить, что Джоан было нелегко, что ей стоило большого труда справляться с собой и со своими эмоциями – но это было уже слишком.

Он тихо вошел и прикрыл за собой дверь. Она стояла к нему спиной и не обернулась, хотя он знал, что она слышала его.

Он смотрел на нее. На узкую спину. На сплетенные в косу волосы цвета запекшейся крови. Он стоял на пороге и не знал, что ему делать.

Джоан обернулась. У нее было очень спокойное, сосредоточенное лицо.

– Прости, – сказала она легко. – Я вела себя сейчас импульсивно и необдуманно.