Текст книги "Дракон должен умереть. Книга II"

Джоан услышала ровные шаги, приближающиеся справа. Стража. Ежевечерний обход вдоль стен. Она слышала, как стражник подошел. Как остановился. Как что-то крикнул. Раздались еще шаги, тяжелые и торопливые, кто-то громко говорил, кто-то тряс ее за плечо. Она не знала, кто. Она не могла отвести взгляда.

Джоан не сразу поняла, о чем ее спрашивают.

– Что здесь произошло?! Кто его убил? Ты видела, кто его убил?

Невероятным усилием воли Джоан медленно перевела глаза на стражника, продолжавшего трясти ее.

– Это я, – прошептала она беззвучно пересохшими губами. – Это я его убила.

Цена преступления

Все познается в сравнении. Не надо морщиться, Джоан, не надо поджимать губы. Все познается в сравнении. Поверь мне.

Кто так говорил? Джоан уже не помнила. Она сидела на каменном полу, неровном, холодном и влажном каменном полу дельтской тюрьмы и чувствовала, как вся ее жизнь медленно утекает в черную вонючую дыру в центре.

Столько времени она барахталась в волнах, плыла и тонула, жила и страдала – а смысл? Ее больше нет. Ее очень давно больше нет. Есть чудовище с ее лицом, ее голосом, ее руками. Сколько людей любили это чудовище? Сколько заботились о ней, жалели ее, доверяли ей? Доверяли этим рукам?

Рукам убийцы.

Смешная была у нее жизнь.

Когда Джоан впервые превратилась в дракона, ей казалось, что жизнь закончилась. Потом, когда Генри бросил ее у Сагра, она закончилась еще раз. Потом – когда она прогнала его. Потом – когда умер Сагр. Потом – когда она узнала, что больше нет отца и Генри. Жизнь заканчивалась и заканчивалась, и начиналась снова, потому что все это по большому счету не имело большого значения. Теперь Джоан знала это.

Ее жизнь не имела никакого значения. Она могла тысячу раз закончиться. Не было никакой ее жизни. Была только жизнь чудовища. И оно медленно и методично убивало людей вокруг. Сначала – осторожно, как будто оно было ни при чем. Теперь – своими руками. Но большой разницы не было. Просто теперь чудовище наконец-то можно было привести к ответу.

Джоан надеялась, что ее не приговорят к смертной казни. Она знала, что чудовище не даст себя убить. Нет, уж лучше пожизненное заключение. Вечное, потому что Джоан верила – чудовище никогда не умрет. Должно – но не умрет. Что ж, она готова на эту вечность. Она будет приглядывать за чудовищем. Присматривать как следует, чтобы оно никогда больше никому не причинило вреда.

Джоан сидела на полу, безучастная ко всему, что происходило вокруг. В камере было еще много людей, но она не замечала никого. Сокамерницы же, узнав, за что Джоан оказалась здесь, сторонись ее по мере сил. Никто не хотел, чтобы его мозги размазали по стенам. История о том, как умер сапожник, уже несколько дней ходила по городу, обрастая все новыми подробностями. По последней версии, убийца сама подстерегла его, ничего не подозревающего, в темном проходе, потому что хотела вернуть свои деньги. Поговаривали, что она несколько раз ударила его затылком о стену, много-много раз подряд, пока он не умер. Эти слухи проникали в камеру, о них шептались по углам. Джоан было все равно. В конце концов, это было совсем недалеко от правды.

Суд над заключенными проходил раз в две недели, массово. Городской судья садился в зале ратуши и подряд объявлял приговоры всем скопившимся за это время заключенным. Правосудие работало быстро и безошибочно. Всякий, кто оказывался в тюрьме, был виновен. Каждый виновный получал приговор. Система не давала сбоя.

За пару дней до суда в камеру бросили еще одну девушку. Она была маленькой, в грязной и изодранной, но дорогой мужской одежде. Рыжие волосы тоже не страдали чистотой, но даже в таком виде они производили сильное впечатление. Буйные кудри горели так ярко, что волосы Джоан на их фоне казались банального и невыразительного коричневого цвета. Маленький вздернутый нос украшало несколько веснушек и смешная морщинка, как будто его обладательница все время стремилась увеличить его курносость. Из-под рыжих – действительно рыжих – ресниц испуганно смотрели серо-голубые глаза. Губы были разбиты и потрескались, но можно было угадать, что от природы у них была безупречная форма. Кожа, несмотря на слой пыли и грязи, выглядела смуглой и гладкой. Джоан рассматривала девушку из своего угла, машинально отмечая все эти детали. Ей было все равно.

Первое время девушка лежала на полу и плакала. Джоан сначала наблюдала за ней, потом ей это наскучило, и она перевела взгляд на потолок. Ей было все равно.

Она с отстраненным интересом наблюдала, как девушка жмется и краснеет, глядя на черную дыру в полу. С отстраненной же вежливостью отвернулась, когда та наконец решилась ею воспользоваться. Джоан было все равно, но зачем же смущать человека?

Она заметила, что девушка иногда тоже наблюдает за ней. Слышала, как кто-то услужливо сообщил рыжей, что за странная фигура сидит все время у стены, не шевелясь и лишь переводя равнодушный взгляд с одного предмета на другой. Джоан видела краем глаза, как девушка поежилась и отползла подальше от нее. Но не возражала. Ей было все равно.

Ночью, когда все, кроме Джоан, спали, она вдруг заметила шевеление в противоположном углу. Три женщины встали с пола и осторожно, на ощупь стали пробираться к тому месту, где спала рыжая девушка. Джоан наблюдала за ними. Они не могли видеть, что она не спит. Но она видела их отлично.

Женщины окружили спящую девушку. Джоан прищурилась. Что-то странное шевельнулось внутри. Джоан отвернулась. Ей было все равно.

Она слышала, как девушка глухо замычала, видимо, кто-то зажал ей рот. Кажется, они пытались отобрать ее одежду.

Джоан глубоко вздохнула.

– Оставьте ее, – сказала она тихо, но отчетливо.

Звуки в углу затихли, а в следующее мгновение одна из женщин оказалась перед Джоан. Она быстро наклонилась и сильно схватила ее за горло.

– Без фокусов, – прошипела она.

– Плохая идея, – спокойно ответила Джоан, не обращая внимания на стальные пальцы на шее.

Женщина процедила что-то неразборчивое, но очевидно мерзкое.

– Очень плохая идея, – повторила Джоан. – Вы должны были слышать, что у сапожника был при себе нож. И что он совершенно ему не помог.

Пальцы исчезли с ее горла, темная фигура отступила на шаг. Воцарилась тишина.

– Я считаю до трех, – тихо продолжила Джоан. – На счет три вы будете сидеть в своем углу тихо, как мышки. Даже еще тише. Мне уже надоела ваша вечная возня по ночам. Так что в угол – и спать. Быстро. Раз…

Остальные отпустили девушку и отступили на пару шагов, пытаясь в темноте разглядеть Джоан.

– Два… Я не шучу. Я сейчас встану.

Они замерли.

– Три, – сказала Джоан, поднимаясь на ноги и делая шаг вперед. – Я предупреждала.

Они ломанулись к противоположной стене, спотыкаясь о спящие тела. Кто-то проснулся, кто-то громко выругался. После этого снова все затихли, слышно было только учащенное дыхание тех троих в углу, да судорожные рыдания девушки на полу. Джоан немного постояла, потом пожала плечами и вернулась на свое место на полу.

Камера снова погрузилась в тишину.

– Спасибо, – вдруг тихо сказала девушка.

Джоан посмотрела на рыжую, в блестящие голубые глаза, пытающиеся отыскать ее в темноте.

– Всегда пожалуйста, – ответила она тихо.

И улыбнулась.

* * *

Утром рыжая сама подошла к Джоан и села рядом. Джоан сделала вид, что не заметила этого, но по большому счету не возражала. Во всяком случае, так рыжую точно больше никто не тронет.

Джоан отдала ей свою еду. Какой смысл есть еду, если она тебе совершенно не нужна и при этом отвратна на вкус? Джоан было противно от одной мысли, что чудовище внутри нее нужно еще и кормить.

Девушка была очень голодной. Она съела все.

Джоан рассчитывала, что оставшиеся два дня до суда пройдут в тишине. Она не жалела, что встала на защиту рыжей, но окружающий мир по-прежнему не представлял для нее никакого интереса. Она все еще не видела никакого смысла в том, чтобы с кем-либо о чем-либо говорить. Она хотела снова погрузиться в равнодушное созерцание, из которого ночью ее так бесцеремонно вырвали – и потому невольно начала раздражаться, когда рыжая решила, вероятно, в порыве благодарности, сойтись с ней поближе.

– Спасибо еще раз.

Джоан кивнула.

– И за еду тоже.

Джоан никак не отреагировала.

– Кстати, меня зовут Джил. Джил Гаттер.

Джоан прикрыла глаза.

– А как зовут тебя?

Джоан помедлила.

– Джо, – наконец ответила она, не открывая глаз.

– Джо? Странное имя для девушки. А дальше как?

Джоан слегка сжала зубы.

– Никак.

– Но ты же что-то сказала им при составлении протокола?

– Я сказала им, что меня зовут Джо Дрейк, но это совершенно не означает, что это правда.

– Лучше, чем ничего.

– Сомневаюсь.

Джил ничего не ответила, и Джоан начала надеяться, что ее любопытство иссякло. Но она всегда думала о людях лучше, чем они того заслуживали.

– А чем ты занимаешься?

Джоан промолчала.

– Хей! Ну, расскажи мне, Джо, что ты умеешь.

– Убивать, – ответила Джоан спокойно, поворачиваясь к Джил и глядя ей прямо в глаза.

К ее удивлению, Джил не отвела взгляда.

– А я умею воровать лошадей, – невозмутимо сообщила она.

– Хорошо умеешь? – подняла брови Джоан.

– Судя по тому, что я здесь, – усмехнулась Джил, – не очень.

* * *

В день суда всех начали по очереди выводить из камеры. Обратно уже никто не возвращался, поэтому узнать, как проходит суд, не было никакой возможности. Джоан заметила, что теперь исход суда стал представлять для нее интерес. Ей вдруг пришло в голову, что мысль о смертной казни не нравится ей вовсе не потому, что это освободит дракона. Джоан просто-напросто не хотелось умирать, а полное превращение, она знала, было равносильно этому.

Она не хотела задавать вопросов Джил, боясь проявить к девушке чересчур большой интерес и тем самым снова дать повод поговорить по душам. Но любопытство в конце концов пересилило.

– Какой приговор обычно выносит суд?

Джил ответила не сразу.

– По-разному.

– Зависит от преступления?

– В основном.

Джоан подождала, что девушка скажет ей что-нибудь еще, но та молчала.

– Я просто хочу понять, какова вероятность того, что меня повесят, – спокойной заметила Джоан.

Джил как-то странно на нее посмотрела.

– Очень небольшая. Крошечная, я бы сказала.

– Почему? Мне казалось, это обычное наказание для убийц.

– Здесь, в Дельте, никогда не станут убивать человека, если из него можно извлечь выгоду.

Джоан открыла рот, но тут замок громко лязгнул, и в камеру вошли двое стражников.

– Джо Дрейк. На выход.

Джоан встала и послушно подставила руки под наручники, от которых тянулась длинная цепь. Выходя, она кинула вопросительный взгляд на Джил, но та не смотрела на нее.

Городская тюрьма соединялась со зданием ратуши длинным подземным переходом. В конце перехода было небольшое караульное помещение, одна из дверей в котором вела прямо в зал для суда. Стражники убедились, что из зала уже увели предыдущего обвиняемого, после чего вошли туда вместе с Джоан.

Судья сидел в высоком резном кресле, обитом ярко-красной тканью. Вид у него был усталый и почти обреченный. Перед ним стоял большой стол, за одним концом которого сидел писарь, усиленно что-то строчивший. Когда Джоан подвели к судье, тот нехотя поднял глаза и смерил ее взглядом.

– Имя?

– Джо Дрейк, – ответил один из стражников.

Писарь быстро подсунул судье протокол допроса и показания свидетелей.

– Так-так, – покачал судья головой, пробегая глазами по тексту. – Убийство, значит. Обвиняемая Джо Дрейк, признаете ли вы вашу вину?

– Да, господин судья.

Писарь перестал писать и уставился на нее. Судья поперхнулся и закашлялся. Один из стражников задержал дыхание, второй, наоборот, с шумом выдохнул.

– Что вы сказали? – переспросил судья, наконец откашлявшись.

– Я сказала, что признаю свою вину, – несколько недоуменно ответила Джоан.

– Любопытно, любопытно… – пробормотал судья, глядя в протокол. Потом снова с нескрываемым интересом посмотрел на Джоан. Увидев ее растерянное выражение лица, он слегка улыбнулся.

– Видите ли… Я – судья Дельты вот уже почти двадцать три года. И еще ни разу ни один обвиняемый не признавал своей вины.

– Ну что ж… – продолжил он задумчиво, – раз вы такая… сознательная… и убийство непредумышленное…

Он выпрямился в кресле, кивнул писарю, и тот снова застрочил.

– Властью, данной мне людьми города Дельта, я приговариваю Джо Дрейк к пяти годам рабства. Средства, полученные с продажи подсудимой, идут в счет компенсации семье убитого.

Судья стукнул молотком и махнул рукой стражникам. Когда она уже выходила из зала, она увидела, что в другую дверь заводят Джил. Та вопросительно на нее посмотрела, и Джоан показала одну руку, растопырив все пальцы. Джил удивленно подняла брови, но Джоан уже выпихнули за дверь.

Ее отвели в небольшую комнатку, в которой – о чудо! – Джоан ждали вода и мыло. Там ей выдали новую одежду – бесформенную шерстяную тунику грязно-серого цвета и такие же штаны, завязывающиеся веревкой на поясе. Старую одежду забрали, оставив только сапоги, что, впрочем, было уже неплохо. Арестантская форма была ей непомерно велика, но Джоан это мало волновало.

Когда она оделась, ей снова сковали руки и повели по каким-то коридорам. Свернув пару раз, они вышли на длинную галерею, идущую с задней стороны ратуши. На галерею вело много комнат, и, присмотревшись, Джоан поняла, что это камеры. Некоторые из них были уже заполнены арестантами, но комната, в которую привели Джоан, пока что пустовала. Она села на пол у стены и прикрыла глаза. Можно было снова на некоторое время погрузиться в полную апатию, и она сидела так не думая, почти не дыша, пока снова не лязгнул замок, и в комнату не ввели Джил. Ей тоже выдали комплект формы и забрали ее одежду. Джил села у стены напротив.

– Сколько? – спросила Джоан.

– Семь. Как получилось, что ты отделалась пятью?

Джоан пожала плечами.

– Я умею произвести хорошее впечатление. Что теперь?

– Теперь они загонят сюда еще несколько десятков таких же везунчиков, как мы, и завтра устроят торги.

– И кто обычно на этих торгах покупает? – после некоторого молчания спросила Джоан.

– По-разному. В основном скупают крестьяне, ремесленники, иногда купцы. Берут на всякую черную подсобную работу, где можно легко на цепь посадить. Если человек умеет что-нибудь особенное, глашатай это объявляет, и тогда его могут на место получше купить. Недавно у нас был один беглый монашек, который пытался курицу стянуть, так он писать умел. Его купила городская управа писарем. Пять лет штаны протирал, а как освободили – повышение получил. Сейчас второй секретарь в Городском совете, – Джил усмехнулась.

– А кто покупает девушек?

Джил напряглась.

– Смотря каких. Тех, кто в хозяйстве сведущ, кухарить умеет или шить – тех чаще всего берут в большие дома. Этим неплохо живется, порой не хуже, чем в родительском доме, разве что на цепи.

– А тех, кто не сведущ?

– Красивых, – тихо сказала Джил, – покупает госпожа Бонтони. Несколько раз приезжал какой-то не то барон, не то маркиз, и отбил у нее одну девку. Ее отец задолжал всему городу, и отдал свою дочь… в уплату долгов. Кажется, ему тогда со всеми расплатиться удалось. И лошадь у нас купить, – прибавила она еще тише.

– Откуда ты все это знаешь? – не удержалась Джоан.

– Так ведь торг на ярмарке всегда проходит – и зрителей много, и покупателей. А мы с отцом ни одной ярмарки не пропускали. Пока я мелкая была, он мне давал горсть монет и отсылал гулять, чтоб под ногами не путалась.

– И ты смотрела на торг рабов? – удивленно спросила Джоан. Она не могла представить, как такое зрелище может доставлять удовольствие.

– Я не смотрела, – сказала Джил, поднимая глаза. – Просто глашатай кричит всегда громко. На всю ярмарку слышно.

* * *

Рано утром Джил и Джоан вместе с остальными осужденными вывели на площадь. Неподалеку от ратуши, почти там, где во время соревнований стояли трибуны, был устроен длинный помост, на котором арестантов построили и приковали цепями к кольцам, вкрученным в доски помоста. Их выстроили по алфавиту, поэтому Джо Дрейк и Джил Гаттер стояли рядом. Было холодно и сыро, и Джоан увидела, что Джил мерзнет. Некоторое время она старалась этого не замечать. Потом положила девушке руку на спину и стала сильно тереть.

Они долго стояли на холоде, пока вокруг собиралась толпа потенциальных покупателей. Многие ходили вдоль помоста, придирчиво рассматривая арестантов. Трогать руками запрещалось, но это не мешало некоторым бросать такие взгляды, что даже Джоан становилось немного не по себе. Она краем глаза оценила крепость кольца. Выдернуть его из досок ничего не стоило, но дальше ты оказывался посреди многолюдной площади, со стражниками и арбалетчиками из городского гарнизона со всех сторон. Джоан могла бы убежать и от них. Но она знала, что Джил не сможет.

Наконец прозвонил гонг, и глашатай объявил начало торгов. Он выкрикивал имя арестанта, его возраст, обвинительный приговор и срок рабства. Далее следовали умения и навыки, которые могли быть использованы в дальнейшем, а затем минимальная цена, которая соответствовала сумме компенсации, установленной законом. Если в процессе торгов цена повышалась, излишек шел в городскую казну.

Джоан легко вычислила в толпе госпожу Бонтони, статную даму, рядом с которой никто не хотел стоять. Та скользнула по Джоан глазами безо всякого интереса, что было понятно – Джоан обладала отнюдь не бордельной комплекцией. Зато на Джил она посмотрела куда внимательнее, особенно на ярко-рыжие пушистые волосы. Джоан знала, что такие волосы ценились высоко.

Джоан слушала, как глашатай объявляет третьего в очереди, некоего Боливара из Беттерби, двадцать шесть лет, убийство в пьяном виде, осужден на десять лет, без особых навыков, когда она заметила в толпе очередной пристальный взгляд. Он был не похож на другие, липкие и оценивающие, и она присмотрелась повнимательнее.

Это был мужчина средних лет, в неброской, но хорошей одежде. Лицо украшали примечательный крупный нос с горбинкой и пронзительно синие глаза, которые глядели на Джоан внимательно и серьезно. На мгновение их взгляды встретились, после чего мужчина отвернулся, как будто заинтересовавшись незадачливым Боливаром.

Тот так и не был продан – в таких случаях арестанты отправлялись на нужды города, где чаще всего издыхали, не дождавшись срока освобождения. Наступила очередь Джил. Несколько человек проявили интерес при словах «отличные навыки обращения с лошадьми», но госпожа Бонтони спокойно и уверенно перебивала любую цену. Наконец все остальные предложения иссякли. Джоан посмотрела на Джил, а потом еще раз на кольца в полу.

– Тысяча лотаров, – раздался голос из толпы. Джоан подняла глаза и увидела того самого горбоносого мужчину. Толпа ахнула, госпожа Бонтони раздраженно пожала плечами, и Джил отцепили от кольца и отвели к ее новому законному хозяину. По дороге она два раза оглянулась на Джоан, ошарашенно и испуганно.

– Джо Дрейк, – крикнул глашатай, как только «товар» был передан владельцу, – и толпа ахнула, услышав имя победителя недавних соревнований, – семнадцать лет, непредумышленное убийство, осуждена на пять лет. Умеет читать, писать, шить, готовить, резать по дереву. Победитель соревнований капитана Глока. Минимальный взнос – двести лотаров.

Толпа снова загудела, каждый хотел обсудить с соседями, выгодное ли это вложение, стоит ли брать убийцу в дом и кому нужна кухарка, которая умеет читать и писать. И тогда мужчина с синими глазами второй раз поднял руку.

– Триста лотаров.

Толпа снова ахнула и снова обернулась посмотреть на этого чудака. Госпожа Бонтони покрутила пальцем у виска.

– Другие предложения есть?

Все молчали.

– В таком случае – продано за триста лотаров господину Инкеру из Дорнберга.

Джоан так же отцепили от кольца и подвели к синеглазому мужчине. Тот взял вторую цепь и пристегнул оба кольца к своей лошади, затем снял с пояса пузатый мешочек и подошел к казначею. Синеглазый поставил мешочек на стол и написал расписку – об уплате оставшейся суммы долга. После чего вернулся, забрался в седло и повел лошадь, к которой были пристегнуты Джоан и Джил, легко пробираясь верхом сквозь оживленную ярмарочную толпу.

* * *

До Дорнберга было полдня езды, но, поскольку они шли шагом, путешествие грозило растянуться до позднего вечера. Однако примерно на полпути, когда они проезжали через густой лес, Инкер неожиданно свернул с дороги на еле заметную тропинку, идущую в глухую чащу. Джоан и Джил настороженно переглянулись, но цепи тянули, и им ничего не оставалось, как пойти следом.

Скоро тропинка вышла на опушку, где стояла покосившаяся хижина. Инкер спешился, отстегнул цепи от седла и прицепил к ручке двери. Похлопал себя по карманам, поморщился и ушел внутрь.

– Что происходит? – еле слышно прошептала Джил.

– Не знаю, – одними губами ответила Джоан. – Но мне это не нравится.

– Может, рванем? – спросила Джил, взглядом указывая на дверь, но тут Инкер вышел, держа в руках ножовку. Джил вздрогнула и попятилась.

– Давайте сюда ваши руки, – бросил он. Джоан напряглась. «Пора», – подумала она, и быстро огляделась, пытаясь определить, в какую сторону нужно будет бежать, чтобы их было сложнее догнать на лошади.

– Так, – сказал вдруг Инкер, опуская ножовку. – Наверное, мне надо кое-что пояснить. Я не собираюсь распиливать вас на куски, а потом насиловать по частям, и даже наоборот – сначала насиловать, а потом распиливать на куски, – не собираюсь. Я хочу снять ваши кандалы, чтобы вы могли переодеться в человеческую одежду и поесть, потому что иначе вы упадете от голода. Да и я тоже упаду, – проворчал он, оглядываясь на домик. – Так что, без глупостей, давайте сюда руки.

Джоан недоверчиво посмотрела на него.

– А ключ разве не выдают при покупке?

Инкер усмехнулся:

– Выдают. Но я его забыл взять.

Джоан глубоко вздохнула, еще раз подозрительно покосилась на ножовку, и наконец подошла, подняв скованные руки. Инкер долго распиливал сначала один наручник, а затем другой, но наконец с противным звоном металл поддался, и Джоан стала массировать затекшие запястья. Джил, которая с любопытством наблюдала за всей процедурой, подставила свои руки, и через некоторое время она тоже с удовольствием потягивалась. Джоан внимательно смотрела на Инкера.

– И что теперь? Мы ведь можем сбежать в лес в любой момент, и одному двоих точно не поймать.

– Можете, – невозмутимо сказал он, – но вряд ли захотите. Вы продрогли, а ночью снова будет холодно. Вы ничего не ели с утра. Кроме того, – добавил он, – вам просто некуда бежать. В любом городе и селе в вас тут же признают арестанток и вернут в Дельту. И продадут на четырнадцать и десять лет соответственно кому-то куда менее доброму, нежели я.

– Он дело говорит, – подала голос Джил.

– Я знаю, – сказала Джоан. – Я только не могу понять, какой у него в этом деле интерес.

– Личный, – коротко ответил Инкер и ушел в дом, не сказав больше ни слова.

* * *

Когда они переоделись в великоватую, мужскую, но вполне приличную и теплую одежду и перекусили, Инкер скомандовал снова трогаться в путь. Девушки повиновались. Он был прав насчет побега. Даже одетые и сытые, они вряд ли пока могли куда-нибудь податься. Инкер выглядел вполне безобидно, и Джоан решила, что момент еще не настал. Кроме того, как вполголоса заметила Джил, вряд ли он потратил бы почти полторы тысячи, если бы собирался сразу от них избавиться каким-нибудь зверским образом. Джоан смущало, что она не знала мотивов Инкера и, следовательно, не могла представить себе, зачем он выкинул на них такую кучу денег. Но, так или иначе, Инкер теперь шел пешком, а они вдвоем ехали на лошади, и это, до поры до времени, вселяло некоторый оптимизм.

Они добрались до Дорнберга поздно вечером, проехали город насквозь и продолжили путь по тракту. Джоан снова начали одолевать сомнения, но тут справа от дороги показались огни, и они въехали через большие ворота на широкий двор, окруженный частоколом и невысокими домами. В распахнутых воротах одного из них стоял сутулый мужчина с угольно-черными волосами и острой бородкой. Насмешливые темные глаза, подчеркнутые небольшими морщинками в уголках, смотрели скептически.

– Отлично, – сказал он громко, когда Инкер велел девушкам спешиться. – Прекрасная покупка, Инкер.

Инкер молчал. У Джоан сложилось впечатление, что он из той породы людей, которые разговаривают немного, и только когда это действительно необходимо.

Она хорошо знала таких людей.

– Ты, если мне память не изменяет, должен был привезти конюха и помощника кузнеца. Что ж, я вижу, что ты долго присматривался к кандидатам, взвесил все за и против. В общем, ответственно подошел к тому, чтобы вложить наши, между прочим, общие деньги самым выгодным образом. Как обычно.

Лицо Инкера было совершенно невозмутимым.

– Вот эта рыжая, Герхард, – он указал головой на Джил, – дочь покойного Билла Гаттера. Помнишь такого? Как ты думаешь, мог я нам найти лучшего конюха?

– Серьезно? – Герхард слегка смягчился. – Дочь старика Гаттера?

Джил кивнула.

– Ну хорошо, – сказал наконец Герхард уже не столь ядовитым тоном. – Тут, я думаю, все в порядке. Хотя мне страшно подумать, сколько за нее пришлось заплатить. Но ты же не будешь уверять меня, что вторая – дочь лучшего дельтского кузнеца? Хотя и в этом случае в подмастерья она все равно не годилась бы. Тебя что, – повернулся он к Джоан, – плохо кормили, девушка?

– Случалось, – усмехнулась она.

– Оно и видно, – буркнул Герхард. – И что нам делать? Ларри уже ноет в голос, что он не успевает ничего. Потому что ему приходится самому тягать мешки с углем и вчерне обрабатывать металл. А ты опять не смог сдержать своих прекраснодушных порывов.

Инкер пристально посмотрел на Герхарда.

– Давно «Хильду» не выпускали?

Герхард перестал улыбаться и отвел глаза. Хмуро глянул на Джоан.

– Я могу быть помощником кузнеца, – тихо сказала она.

Герхард громко фыркнул.

– Смешно.

– Я серьезно.

– Девушка, помощник кузнеца таскает многопудовые мешки и ворочает кузнечным молотом только так. Вот этим вот, – показал он на огромный молот, стоявший у другой створки ворот. – Я сомневаюсь, что ты сможешь его даже поднять.

Ничего не говоря, Джоан подошла к воротам в кузницу, не сводя с Герхарда взгляда. Он прищурился. Она подняла молот – он казался по-детски легким. Джоан слегка покачала его, держа за рукоять, а потом резко подбросила вверх. Молот подлетел высоко в воздух. Джоан поймала его левой рукой, быстро перевернула и аккуратно поставила на место.

– Ее посадили за то, – произнес Герхард в наступившей тишине, – что во время подобного трюка она кому-то пробила голову?

– Почти, – ответил Инкер.