Текст книги "Юрей теу"

– Я уже наслышана о ваших высоких кулинарных способностях, дон Диего. Не обижайтесь на меня, но я сейчас не очень голодна. Но вот если у вас найдется для меня чашечка горячего кофе и порция сливочного мороженного с клубникой и сливками, то я буду вам очень признательна, – обворожительно улыбаясь, огласила Петти свой заказ.

– У нас для вас есть все, сеньорита, – ослепленный лучезарной улыбкой Петти, радостно воскликнул дон Диего. Вынув из нагрудного кармана белого кителя блокнотик с ручкой, он быстро записал заказ Петти и вопросительно уставился на Родриго.

– Крестный, а мне, если можно, как в прошлый раз! – с видом завсегдатая звонко прищелкнул пальцами молодой мексиканец.

– Esperen el minute, mi quiridos! – с готовностью кивнул дон Диего и, спрятав в карман блокнотик с ручкой, покатился обратно на кухню.

– Хороший человек, наверное, твой крестный? – провожая хозяина закусочной теплым взглядом, спросила Петти у своего нового знакомого.

– Да, я знаю. Мой крестный самый лучший человек на свете. Он когда-то спас жизнь мне и моему отцу, – сухо отозвался Родриго, и быстро оглянувшись по сторонам, полез в карман своих белых штанов.

– Может, пока никого нет, припудрим носики? – небрежно бросив на стол небольшой пластиковый «чек» с белым порошком, озорно подмигнул Родриго Петти.

При виде желанной дозы удовольствия мощная электрическая волна поднялась из самых глубин желудка Петти и накрыла ее с головой, превратив в маленькое трясущееся существо, лишенное воли к сопротивлению.

– Soy conforme! – едва сдерживая нахлынувшие эмоции, выдохнула Петти.

Вынув из сумочки долларовую купюру, Петти быстро передала ее Родриго, и el muchacho caliente mejicano мгновенно распотрошив «чек», разделил его на четыре жирные дорожки. Тонко свернув трубочку, он передал ее Петти и многозначительно закатил глаза к потолку:

– Только после вас, мэм.

– О'кей, полетели! – без лишних сантиментов согласилась Петти и… напудрив носик волшебной белой пылью, бесстрашно прыгнула с высокой кручи вверх. Ощутив за спиной сильные крылья, подаренные темным ангелом, Петти легко поднялась к самому солнцу. И, там высоко, ощутив на своей оголенной душе прикосновение губ живительного ветра, она с восторженным вскриком упала в его нежные объятия.

– Rodrigo ti, donde? – хохоча во все горло, крикнула Петти.

– Mi aqui, senorita! Se bajen hacia abajo! – донесся до ушей Петти далекий голос Родриго, призывающий ее вернуться на землю.

– Gustarme es mas grandes aqui! – жмурясь от удовольствия, протестующе покачала головой Петти. Но поток живительного ветра внезапно изменил свое благодушное настроение и, смяв распущенные крылья земного ангела, с размаху швырнул Петти вниз. Скрипя зубами от негодования и обиды, Петти на лету пробила стеклянный купол неба и, провалившись сквозь крышу гигантского небесного ковчега, упала в разверзнутое горлышко кувшина, заполненное колыхающейся плазмой из триллионов живых клеток. Погрузившись с головой в склизкую теплую массу, Петти задержала дыхание и крепко зажмурила глаза. Но как только пальцы ее ног коснулись плоского дна кувшина, она, подобно пружине, вновь устремилась вверх. Оказавшись на поверхности, Петти вскинула вверх голову и увидела висевший на горлышке кувшина коричневый гриб с лицом Родриго. Смешно скорчив рожицу, состоящую из тонких пурпурно-коричневых пластинок, гриб Родриго пропищал смешным голоском:

– Con usted todo esta en orden?

– Si, todos los es normal, – искусно маскируя свое недоумение и досаду, отозвалась Петти и протянула Родриго в образе гриба и или грибу с элементами декора Родриго, руку. К счастью помимо тонкой ножки-туловища у гриба Родриго оказалось в запасе пара тонких узловатых ручек, больше напоминающих извивающихся миног. Опутав Петти скользкими щупальцами за запястье руки, гриб с пронзительным писком потянул ее на себя.

Но Петти не удалось целиком высвободиться из кувшина. На свободе оказались только ее голова и руки. Удивленно оглядевшись, Петти обнаружила, что ее шею и туловище сковал старомодный брыжжевый воротник и жесткий корсет с острым лифом, а ноги опутала неподъемная пирамида юбок с каркасом из обручей.

– Que esto conmigo? – удивленная своим новым обличьем, испуганно ахнула Петти.

– De nada es simple ahora usted se han convertido en espanol al senor! – почтительно склонил выпуклую округлую шляпку перед новоявленной испанской сеньорой гриб Родриго или же Родриго в образе гриба Теонанакатля.

В это время, грозной поступью к их столику приблизился дон Диего. За время своего краткого отсутствия дон Диего значительно преобразился, превратившись из невзрачного тучного толстяка повара в колоритного дородного воина, облаченного в испанскую стальную кирасу с наплечниками и круглый шлем, украшенный гламурным страусинным пером.

– Синьора, мое почтение. Как вы и просили, вот ваше кофе и мороженное с клубникой и сливками, – грациозно изгибаясь, звонко звякнул шпорами дон Диего и поставил на столик перед Петти чашку дымящегося ароматного кофе и хрустальную вазочку с шариками мороженного и свежей клубникой. Эстетичный вид ярко-красных спелых ягод, утопающих в водовороте нежнейших сливок возбудил в Петти жгучий аппетит, смешанный с неутоленной жаждой сексуального желания.

– Спасибо, дон Диего. Вы так любезны! – возбужденно дыша, нервно улыбнулась Петти дону Диего в роли испанского пехотинца.

– Спасибо, крестный, – вихляя уродливым студнеобразным тельцем, высоким голоском пропищал гриб Родриго.

Выставив на столик перед трансформировавшимся в гриб крестником запечатанную бутылку текилы и тарелочку с тонко нарезанным лаймом и солью, дон Диего неспешно направился к музыкантам.

Сейчас музыканты выглядели подобно двум чернильным кляксам, размазанным на размытом инфернальными дождями окне грубой реальности. В тон сезону танцующей Белой лошади, дуэт мариачи сменил свои расписные наряды на длинные черные плащи, маски с длинными птичьими клювами и треугольные шляпы-трикорно. Вооружившись японской флейтой синобуэ и индейскими барабанами, мрачные птицы стоя приветствовали рождение новой реальности. Она предстала пред ними в виде прозрачной бабочки-имаго с обрывками шелковых лоскутков на серебристых крыльях.

Подчиняясь высокому печальному тембру японской нагаута, бабочка-имаго расправила крылья и вспорхнула вверх. Каждое волнообразное движение ее крыльев сопровождал низкочастотный ритм баса тепонацтля. Брейкбит уэуэтля на слабой доле дополнял потустороннюю отстраненность и тревожную атмосферность голоса небес.

Околдованная щемящей психоделией этнического dubstep, Петти совсем перестала дышать и, не мигая, наблюдала, как бабочка-имаго парит над ее головой. В это бесконечное мгновение, для того чтобы жить, Петти не нужен был кислород. Ее душа, зачарованная светом и откровением небес, окуталась в схиму физического освобождения и приблизилась к неугасимому светильнику бессмертия.

– Esto ves, Rodrigo? – едва шевеля губами, прошептала Петти.

– Habremos aquello que se cambija рог nuestro deseo! – таинственно сверкая безумными глазами, словно в бреду пробормотал Родриго.

– Мы есть то, что меняется по нашему желанию, – механически повторила сказанное им Петти. – Что это значит, Родриго?

– El misterio! – приложил указательный палец к сморщенным губам гриб Родриго.

Тем временем, бабочка-имаго стала неожиданно расти и трансформироваться в огромный клубок искрящихся нитей. Эти нити, подобно червям оплели все пространство зала, образовав единую живую сеть. Каждая искрящаяся нить издавала тонкий пульсирующий сигнал или ноту, гармонично дополняя ритмичную мелодию птичьего дуэта. Вся эта плавная звуковая палитра, сотканная из стуков миллионов невидимых молоточков и стонов клавиш, постепенно перетекла из ритма психоделического dudstep в шум приближающейся большой воды. Эффект погружения в воду выразился в глухом рокоте океанских волн и тугих хлопках лопающихся подводных пузырей. Проломив хрупкий прозрачный купол крыши, в зал хлынули изумрудно-зеленые потоки морской воды. Спасаясь от наводнения, музыканты побросали свои инструменты и, взмахнув фалдами черных плащей, взмыли вверх. В нереально замедленном действии черные птицы пересекли утопающий зал, оставляя за собой тонкий пунктир из ультразвуковых нот, выпавших из шелеста их крыльев и вскрыв кривыми клювами зеркальную стену, исчезли из вида.

Задыхаясь от приступа очередного наваждения, Петти сделала попытку подняться со своего места. Но сделать это оказалось не так-то просто. Для того чтобы спасти себя от удушья, ей сначала нужно было освободиться от неподъемного вороха юбок и жесткого корсета, сковавшего все ее тело.

– En ayuda, Rodrigo! – отчаянно пытаясь вырваться из парчовых и шелковых оков, призвала Петти на помощь Родриго.

Но гриб Родриго повел себя самым отвратительным образом. Вместо того чтобы выручать из беды прекрасную сеньору, он сгреб со стола нетронутую бутылку текилы и, спасаясь, плюхнулся в кипящий водоворот. Перевернувшись вниз соломенно-коричневой шляпкой, он добровольно отдался на волю морской стихии.

– Помоги мне, Родриго! – не веря своим глазам, со слезами крикнула вслед уплывающему Теонанакатлу, Петти.

– Este asunto personal de cada uno, sinorita, – прокричал на прощание Родриго и мерзко вихляя своим студнеобразным тельцем, исчез в потоках зеленой воды.

– Дон Диего помогите мне! – обратив взгляд в сторону тонущей кухни, решила использовать последний шанс на спасение Петти. Но никто не отозвался на ее отчаянный призыв. Горькие слезы, не менее соленые, чем морская вода, хлынули из глаз Петти.

Вода все прибывала и прибывала и вскоре уже залила грудь и шею плачущей от ужаса и обиды женщины. Но слезы ее были безразличны морской стихии.

– Ну, хорошо, гадкая поганка, я еще до тебя доберусь, – осознав, наконец, что никто ей не поможет, кроме нее самой, со злостью прошипела Петти. Неожиданно ее посетили странные, но, возможно, спасительные мысли. Потрясение, вызванное смертельной опасностью, заставило ее отбросить обычную человеческую логику и мыслить категориями вселенского масштаба. Ведь, как известно, природный инстинкт выживания это нечто большее, чем искусство приживания «под колпаком» искусственной техносферы, созданной по прихоти homo sapiens. Выдуманный Бог, опекающий человеческий зверинец не способен помочь своим невежественным ограниченным творцам. И его творческие планы никак не распространяются на процессы, протекающие в природе. Так как если бы это было так, то человек давно бы закопал топор войны и не пытался бы противостоять природе. Своей природе, истинной природе и своей Матери, вскормившей неблагодарных чад своим молоком.

«Спасется лишь тот, кто навсегда забудет о том, о чем человек всегда пытается помнить и прислушается к своему главному инстинкту»! – восстали в мозгу Петти миллионы нейронов и, сгенерировав мощнейший заряд, смели со своего пути бетонную запруду закостеневшего сознания. Спасительное обновление сознания привело к значительной трансформации внешнего вида Петти Чарли. Инстинкт самосохранения придал новую форму ее физической оболочке, полностью соответствующий окружающей обстановке. Петти Чарли превратилась в мелкую красноухую черепашку, закованную в костяной оливковый карапакс. Еще не осознавая, кем она стала, Петти по инерции выскользнула из модной средневековой темницы, и лихорадочно работая перепончатыми лапками, устремилась вверх, сквозь мутную толщу океанской воды. Подьем из глубины показался ей бесконечным. Но при этом, она с удовлетворением обнаружила, что может вполне сносно дышать под водой. Когда вода посветлела, и до поверхности осталось совсем немного, Петти решила посмотреть вниз и убедиться в том, что совсем недавно она побывала в настоящей Бездне. Но излишнее любопытство не принесло ей желанного успокоения. На дне океана, словно в гигантском зеркале она увидела отражение глаз Титана, смотрящего на нее из глубин космоса. В его нечеловеческом взгляде Петти уловила нечто большее, чем мысли о Жизни и Смерти. Это был бесстрастный и невыносимо величественный взгляд Судьи, живущего в каждой частице макровселенной.

Чувствуя, как стынет в ее жилах кровь, и сердце останавливает свой бег, Петти изо всех сил устремилась вверх к солнцу. Навстречу выдуманной рациональности слабонервных и впечатлительных. Жадно присосавшись пересохшими губами к ее набухшим сосцам, мы успокаиваем себя тем, что жирное молоко заблуждения никогда не закончиться, а вымя лже-сознания не иссохнет и всегда будет таким же наливным и желанным, каким мы его придумали. Но вот только почему-то, вдоволь нажравшись молока своей послушной кормилицы, мы травимся от переедания эфемерными мармеладными фантазиями, и только когда в наших членах начинают оживать скользкие паразиты, понимаем, что нашей кормилицей была Смерть.

Если кто из ныне живущих, кто осмелиться взглянуть в глаза вселенского Судьи и не ослепнуть от Истины?!

Винной пробкой, выскочив из жидкого зеленого желе, Петти с наслаждением вдохнула насыщенный йодом воздух и победно завопила:

– Я спасла себя. Я молодец!

Но ее снова постиг неприятный курьез. Вместо звонкого веселого крика из ее рта вырвалось лишь жалкое слабое шипение, напоминающее звук спускаемой покрышки.

«Что за очередная хрень, боже»? – плюхнувшись обратно в воду, недоуменно подумала Петти.

– Pareces bien, la Tortuga! – вдруг донесся до ее слуха знакомый голос. Оглянувшись по сторонам Петти увидела восседающего на полузатонувшей и невероятно огромной клубнике говорящий гриб Теонанакатль. Откупорив бутылку текилы, гриб с видимым удовольствием смаковал перебродивший сок голубой гуавы.

– Ах ты, жалкий слизняк, как ты мог бросить меня там одну? – шамкая непослушными толстыми губами, на полном ходу устремилась Петти к грибу Родриго.

– При всем моем желании, сеньора, я не мог помочь вам спасти себя. Это персональное дело каждого, – пьяно ухмыляясь, стал оправдываться Родриго.

– Я не верю тебе. Ведь ты же видишь то, что вижу я, значит, ты можешь и помочь мне, – обдавая Родриго фонтаном брызг, бессильно прошипела Петти.

– Хм, судя, по-вашему, теперешнему облику, сеньора, моя помощь вам совсем не требовалась, – разглядывая прыгающую в волнах красноухую trachemys scripta, насмешливо отозвался гриб Родриго.

– Что это все значит, подлый обольститель, – все еще злясь на Родриго, тонко пропищала Петти.

– Это такая игра, сеньора. Мы можем вместе путешествовать по земле и небу, но каждый из нас несет персональную ответственность за себя и никак не может поручиться за другого. Не я придумал правила этой игры, но я следую им, и это помогает мне выжить, – не желая сориться со своей новой знакомой, терпеливо объяснил ей Родриго главное правило кокаинового трипстера.

– Ты еще будешь меня учить, el mocoso! – растопив, наконец, свою обиду, не зло проворчала Петти.

Гриб Родриго дососал до дна вкусное содержимое бутылки, и небрежно отшвырнув ее в сторону, милостивым жестом указал Петти на торчащий из воды кусок белоснежного айсберга.

– Надеюсь, этот крохотный островок благополучия немного утешит вас, сеньора, – мило улыбаясь, сказал он Петти.

– Да уж, лучше не бывает! – принимая предложение Родриго, проворчала про себя Петти и с кряхтением вскарабкалась на рыхлую приятно пахнущую ванилью и молоком ледяную глыбу.

– А вы неплохо смотритесь без купальника, сеньора, – не удержавшись съязвил гриб Родриго по поводу нелепой внешности Петти.

– На себя посмотри, Псилоциб недосушенный, – не осталась в долгу Петти. – Ты лучше скажи мне, как мы теперь отсюда выберемся и выберемся ли вообще?

Нагнав на свою потешную сморщенную физиономию выражение полной беспечности, гриб Родриго откинулся назад и, зевая, произнес:

– Скоро за нами явиться мой крестник. Он не даст нам сгинуть здесь со скуки.

– Когда это «скоро»? – смахивая перепончатой лапой с ноздрей прилипшие водоросли, недоверчиво вопросила Петти.

– Ни о чем не беспокойтесь, сеньора. Лучше подкрепитесь мороженным, пока оно не растаяло, – переваливаясь на бок, сонно пробормотал гриб Родриго. Пары текилы совершенно задурманили его уродливую голову, и он вдруг захотел спать.

– Какое мороженное? – не сразу поняла Петти, но прикоснувшись кончиком языка до рыхлой ледяной поверхности айсберга, уже более веселым тоном, добавила. – Точно это же мой заказ! А где клубника?

Клубнику оккупировал пьяный в стельку Теонанакатль и, судя по его расслабленной ленивой позе, ему там очень нравилось.

– Эй, Псилоциб недосушенный расскажи-ка мне лучше, почему у тебя такое дурацкое прозвище? – желая сдобрить сладкую трапезу шумовым фоном в виде познавательного рассказа, обратилась Петти к дремлющему Родриго.

– Что, а? Зачем вам это, сеньорита? – громко чмокая губами, вяло отозвался Родриго.

– Тебе, что совсем не хочется немного развлечь меня? – обиженно скривила толстые губы Петти, даже в таком громоздком нелепом облике, пытающаяся кокетничать с бесполым грибом.

– Ладно, вы меня уговорили, сеньора! – неожиданно согласился на ее просьбу Родриго, и коротко взмахнув извивающимися щупальцами, приняв вертикальное положение. Пока гриб Родриго думал с чего начать свой рассказ, Петти с наслаждением поглощала сливочное мороженное и, жмурясь от яркого света солнца, блаженно улыбалась. Хорошая порция глюкозы на время успокоила ее страхи, и она больше не беспокоилась о том, что видела недавно на дне океана.

– Как-то раз, когда мне только исполнилось восемнадцать лет, я, мой отец и братья поехали по делам в Перу, – тонким смешным голоском начал гриб Родриго свой рассказ, – Дело было непростое и те, с кем нам пришлось его решать, оказались обычными кидалами, решившими обогатиться за наш счет. В общем, нам сразу это не понравилось, и мы постреляли тех el hijo de регга. Все бы ничего, но меня ранили и ранили тяжело. Я получил три пули в грудь и живот. Несмотря на то, что мы были слишком близки с моим отцом, ему пришлось сделать выбор и оставить меня одного в чужой для меня стране. Так было нужно и это было справедливо. Я потерял слишком много крови и, судя по всему, был не жилец. Чтобы спасти себя и трех моих братьев, отец был вынужден покинуть Перу, а я остался умирать в Лиме. Все чем мог мне помочь на тот момент отец, он выполнил. В Лиме в районе Мирафлорес у него жил один его старый тюремный друг. К нему-то мой отец и пристроил меня. Отец оставил своему другу деньги и попросил его, в случае моей смерти, достойно похоронить меня. В мое выздоровление он, конечно, не верил, так как мое состояние ухудшалось буквально с каждым часом. Я всего этого не помню, так как почти месяц провалялся без сознания, и все это время находился на грани жизни и смерти. Марио, так звали el amigo, у которого я находился, проникшись ко мне состраданием, обратился за помощью к известному в Лиме ичисейрос по имени Амару, что в переводе с языка кечуа означает «змея». Амару жил в одном из бедных районов города Chicago chico и зарабатывал на хлеб черной индейской магией. За сотню перуанских солей он выполнял скользкие заказы по энергетическому устранению конкурентов или обидчиков своих прямых заказчиков. Основную его клиентуру составляли местные бандиты, мелкие предприниматели и домохозяйки, уставшие от пьянства и измен своих мужей. Амару не отказывал никому и, судя по его популярности, не халтурил и работал честно.

Иногда Амару брался и не за совсем характерную для его темной деятельности работу. Колдун лечил больных и что самое интересное, он соглашался на это лишь в исключительных случаях. На его решение могла повлиять или повышенная цена за успешное выполнение заказа или же степень тяжести болезни или ранения пациента. Это удивительно, но Амару никогда не лечил насморки, переломы или вывихи. По всей видимости, ему это было просто неинтересно. Но он мог за сравнительно небольшие деньги взять на себя заботу и уход за больным, находящимся на последней стадии рака. И что самое поразительное, Амару вылечивал таких больных в совершенно не приспособленных для лечения условиях. Несмотря на хорошие заработки, колдун предпочитал жить в небольшой деревянной лачуге и никто и никогда не мог уличить его в злоупотреблении обычными человеческими благами. Он скромно одевался и очень скромно питался. Он был незаметен и предельно вежливо со всеми. Но при этом, одно его появление на улице вызывало суеверный ужас у всех, кто его видел. Для многих жителей района этот скромный незаметный старик был живым воплощением зла, находившимся под особой защитой ангела Смерти. В этом и был весь Амару. И все что я сказал о нем, есть святая правда!

Когда Марио привез меня к Амару, то ему не составило особого труда уговорить колдуна взять меня к себе на лечение. Щедрый задаток в американских долларах и тяжелое состояние моего здоровья, стали решающими фактами, повлиявшими на согласие Амару. Пообещав проверить результат моего лечения через неделю, Марио уехал, но вернулся он за мной лишь через месяц. Я прекрасно понимаю Марио. Он был крайне занятым человеком и едва мог позволить себе роскошь тратить свое дорогое время на какого-то умирающего паренька из Лос-Анджелеса. Чуть позже, когда я уже достаточно окреп, мы подружились с Марио, и я даже оказал ему ряд полезных услуг. Но это было после. А пока, я словно el cadaver que pudre валялся на подстилке из кукурузной соломы, а мой хлипкий el angel-custodio читал надо мной отпевальную молитву. Но для Амару было привычным делом вытаскивать с того света тех, кого по роду своей деятельности он должен был отправлять в el infierno. Зачем он спасал обреченных на смерть, до сих пор является для меня загадкой. Возможно, таким образом, он соперничал со смертью, дразнил ее своим могуществом и независимостью. Тем самым, как бы показывая, что он не только служит ей, но и может приказывать ей, не трогать тех, на кого укажет его капризное желание. А может, таким образом, он спасал свою грешную душу, пытаясь отмыть ее от грязных дел? Хотя нет, думаю, что он не верил во все это христианское дерьмо и мне хочется думать, что не верит до сих пор.

В мире, в котором мы живем, нет ничего святого, поверьте мне, сеньора. Мой отец с раннего детства вбивал мне в голову, что все люди вокруг делятся на победителей и проигравших. Победители это воины, которые не бояться крови и поражения и ради победы и успеха готовы идти на любые жертвы. Настоящий воин может надеяться на то, что когда-нибудь судьба улыбнется ему, и он получит от жизни все, что пожелает: el mucho dinero, las muchachas hermosas, queridas maquinas у las casas. Проигравшему же не полагается ничего, так как он не способен сражаться больше положенного и в отличие от настоящего воина, надеется на сострадание к побежденному. Награда для проигравших: презрение и нищета. Бог христиан неудачник, придуманный победителями для порабощения проигравших. Воин создан для того, чтобы неустанно отвоевывать себе и своей стае место под солнцем. Если он будет полагаться на бредни христиан, то довольно быстро превратиться в жалкую овцу, место которой в безликом стаде. Моя мать Анхела Гонсалес состояла в одной из христианских общин и до самой своей смерти верила в спасение после смерти. Это ее и погубило. Ее убил какой-то нищий бродяга, позарившийся на ее кошелек. Мать выходила из церкви и подала ему милостыню, а тот, в награду за ее милосердие, зарезал ее на глазах служащих и прихожан церкви. И знаете, сеньора, никто из этих богобоязненных калек и пальцем не пошевелил, чтобы остановить этого подлого выродка. Когда он ударил ее ножом в живот, мама вцепилась ему рукой в шею и чтобы вырваться, бродяге пришлось еще десять раз вонзить в ее тело охотничий нож. Раз за разом он наносил удары по ее слабеющему телу, а слуги божьи в это время спокойно созерцали, как она обретает мученичество во имя веры…Я ненавижу этих лицемерных лживых тварей. Их удел стойло и вонючая похлебка из лжи и трусости!

Я, Родриго, сын знаменитого воина Луиса Куатемока, тоже воин и горжусь этим званием.

Колдун Амару также мог стать великим воином, но почему-то выбрал именно такой путь, путь черной магии.

Пока я валялся без сознания, старик поил меня невыносимо вонючим и горьким настоем и уже через неделю моя душа благополучно вернулась из мира Теней и я начал видеть цветные сны. Как мне потом рассказал старик Амару, он поил меня отваром из волшебных стеблей айуаски и листьев чакруны. Айуаска открывает человеку мир черно-белых видений, а чакруна окрашивает их в разные цвета.

Амару называл этот не очень приятный, но по-настоящему волшебный напиток «vine of the soul». В нем Истина!

Я до сих пор помню многие из увиденных тогда снов. Они были прекрасны. В них было столько света и красок, что я могу с полной уверенностью сказать, что на Земле нет нигде ничего подобного. В моем мире снов совсем не было людей. Там присутствовали только растения и диковинные животные. Я мог разговаривать с ними и понимал, о чем говорят они. Как мне позже объяснил Амару, все это время я пребывал в потустороннем мире духов. И по его словам этот мир также реален, как и наш. Еще через неделю, я начал слышать и понимать, что происходит вокруг меня. Я слышал долгие заунывные песни колдуна и ощущал прогорклый запах табака-мапаче. Я чувствовал, как он вливает в меня теплый настой аяуаски, чей горький вкус приносил мне небывалое облегчение и легкость. С одной стороны, я был еще слаб и неподвижен, но с другой, моя душа могла свободно путешествовать по тонким мирам и без особого труда возвращаться обратно. Это было похоже на долгий магический сон, целительный сон, во время которого я набирался сил и новых знаний о невидимых для простого смертного мирах. И вот однажды, когда уже минуло почти три недели после начала моего лечения, Амару в очередной раз спел свою долгую заунывную песню и, окурив меня с головы до ног мапаче, повелительным тоном сказал:

– Se despierta, el perezoso!

Я открыл глаза, и как ни в чем не бывало, поднялся на ноги. Странно, очень странно, но как помню, я нисколько не удивился тому, что не чувствую больше немощности и боли. Напротив, у меня было такое ощущение, будто бы я только, что народился на свет. Но все же, несмотря на видимое облегчение, мои раны еще давали о себе знать, и мне пришлось провести у колдуна Амару еще около двух недель, прежде чем он полностью убедился, что вылечил меня. Все это время, я с интересом наблюдал за деятельностью Амару. Меня не смущала его внешняя угрюмость и нелюдимость. Мы как-то сразу поладили друг с другом, и он даже иногда просил меня помочь ему в приготовлении магического зелья и порошков. Он создавал их на основе древней магии перуанских индейцев.

Однажды Амару показал мне, как нужно делать магические куклы из толченных человеческих костей и жира. С помощью такой куклы он мог без труда отправить на тот свет любого, на кого указал бы ему его заказчик. Я сам был свидетелем того, как губительно действует магия Амару на его врагов.

Как-то мы прогуливались с ним по местному рынку в поисках нужных ингредиентов для его оригинальных рецептов, и вдруг его самым наглым образом сбил с ног какой-то el ignorante. От сильного удара старик упал на землю, и я уже хотел было вмешаться и наказать грубияна, но Амару неожиданно остановил меня. Из уважения к своему спасителю, я послушался его, хотя кулаки у меня так и чесались. Я помню, какими глазами тогда посмотрел Амару в спину уходящему парню. Так смотрят на смертников. И я знаю, о чем говорю, сеньора. Я воин и в моих глазах отражается смерть моих врагов.

Амару казалось, быстро позабыл о происшествие, и пока мы бродили по рынку, все время шутил и смеялся. Но как только мы вышли с рынка, нам снова повстречался тот самый парень, который недавно сбил Амару с ног. Он неподвижно лежал у самого входа под рыночной аркой, а по его перекошенному от ужаса вздутому лицу ползали жирные зеленые мухи. У меня не было никакого сомнения в том, что именно Амару поспособствовал незапланированному переходу этого невоспитанного бедняги в el mundo muerto. Но я никогда бы не осмелился спросить об этом самого Амару, так как, если честно, я его тоже побаивался.

Вечерами, когда Амару заканчивал все свои дела, мы усаживались с ним на пороге его «уака», так он называл свою ветхую хижину, и он подолгу рассказывал мне древние легенды кечуанских народов. Желая до конца быть услышанным и понятым мною, Амару понемногу скармливал мне сушеные грибочки Теонанакатли, после которых начинались мои увлекательные виртуальные «трипы» по Майю, так раньше перуанцы называли Млечный путь. Со временем я так пристрастился к Псилоцибам, что уже и дня не мог прожить без того, чтобы не поздороваться с великим богом Виракочей и богиней Луны Мамой Кильей. Амару, зорко наблюдал за моими «полетами» и вовремя останавливал меня, если я вдруг начинал чудить.

Да, возможно, это были самые золотые и счастливые дни в моей жизни, так как я чувствовал себя тогда по-настоящему счастливым и свободным. Я слышал, что для того, чтобы получить глубокие знания о мире нужно сначала протереть ни одну пару штанов в каком-нибудь университете. Но у меня есть личное и бесповоротное мнение по этому поводу. Вы видели всех этих умников, сеньора, ну тех, что без умолку с утра до ночи трещат по телевизору? Посмотрите на их тупые постные рожи и послушайте о чем они говорят. Не знаю как вам, а мне до сих пор не понятно о чем таком важном они там все время треплются.

По-моему, с каждым годом мир все глубже погрязает в информационном болоте и чем больше становится вокруг «образованных» de las personas, тем все сильнее начинает вонять дерьмом. Вы можете не соглашаться со мной, сеньора, для меня это не важно, но я считал, и всегда буду считать именно так. Чем больше я впитывал в себя рассказы колдуна Амару об ушедших обычаях и жизни его славных предков, тем все яснее становилось в моей голове. Да, я вдруг начал видеть и чувствовать изнанку нашего мира. Я многое понял и стал еще увереннее. И если раньше это была уверенность прирожденного воина, то в те дни я обрел уверенность мудреца. Не смотрите, сеньора, что я так молод и не достаточно образован. Родриго не заканчивал университетов, но понимает в жизни намного больше тех, кто ежедневно кричит об этом с экранов телевизора. Амару никогда не смотрел телевизор и не слушал радио. Все что ему было нужно для выживания, и правильного понимания жизни он черпал из уст Матери Природы. Он прекрасно слышал и понимал, все, что она говорила ему. А посмотрите сеньора на тех, кто с утра до ночи пялиться в этот el cajon maldicho. Они же все живые калеки, порабощенные роботы, набитые под завязку ненужным мещанским хламом!