Текст книги "Похождения домового"

Дина Мьюлок
Похождения домового

Приключение 1-е. Домовой и кухарка

Жил-был когда-то маленький домовой…

Жил-был когда-то маленький домовой, который жил – как вы думаете, где он жил? – в угольном погребе.

Угольный погреб может показаться самым странным местом для жизни, но и сам домовой – это любопытное существо – эльф, но не из тех эльфов, которые летают на тонких крыльях, танцуют в лунном свете и так далее. Он никогда не танцует, а что касается крыльев, то какая ему от них польза в угольном погребе? Он домосед, домашний эльф – смотреть особенно не на что, даже если бы вы его увидели, чего вряд ли произойдет, он всего лишь маленький старичок, с четверть метра ростом, одетый во все коричневое, с коричневым лицом и руками, и в коричневой фуражке с козырьком. Как мышь, он прячется по углам, особенно по углам кухни, и выходит только после наступления темноты, когда никого нет, и поэтому иногда люди называют его мистером Никто.

Как я уже сказал, вы вряд ли когда-нибудь его увидите.

Как я уже сказал, вы вряд ли когда-нибудь его увидите. Я, конечно, никогда этого не делал и не знал никого, кто бы это делал, но все же, если бы вы отправились в Девоншир, вы услышали бы много забавных историй о домовых вообще, и поэтому я могу также рассказать вам о приключениях этого конкретного Домового, который принадлежал семье, за которой он следовал из дома в дом, причём очень преданно, в течение многих лет.

Многие люди слышали его – или предполагали, что слышали, – когда в доме раздавались необычные звуки. Звуки, которые, должно быть, исходили от мыши или крысы – или от Домового. Но никто никогда не видел его, кроме детей, трех маленьких мальчиков и трех маленьких девочек, которые утверждали, что он часто приходил поиграть с ними, когда они были одни, и был им самым лучшим другом в мире, хотя он и был очень старым человеком… ему было не меньше сотни лет! Он был полон веселья и озорства, был способен на всевозможные трюки, и самое главное, он никогда не причинял никому вреда, если они, конечно, этого не заслуживали.

Домовой жил под большим угольком, в самом темном углу подвала, который никогда нельзя было беспокоить. Почему он выбрал именно это место, никто не знал, и как он там жил, никто также не знал, как и чем он жил. За исключением того, что с тех пор, как семья помнила себя, за дверью угольного погреба всегда стояла миска с молоком для ужина Домового. Возможно, он пил его, а возможно, и нет: во всяком случае, на следующее утро миска всегда оказывалась пустой. Старая кухарка, которая всю жизнь прожила в семье, никогда не забывала накормить Домового ужином, но в конце концов она умерла, и на ее место пришла молодая кухарка, которая была очень склона все забывать. Кроме того, она была беспечной и ленивой, и ей не нравилось каждый вечер ставить миску молока в одно и то же место для мистера Никто. Как она говорила, она не верила в Домового, ведь она никогда его не видела. А видеть – значит верить. Поэтому она смеялась над другими слугами, которые выглядели очень серьезными, когда ставили миску с молоком на место так часто, как только могли.

Но однажды, когда Домовой проснулся в свое обычное для пробуждения время – в десять часов вечера – и огляделся в поисках ужина, который на самом деле был его завтраком, – он ничего там не нашел. Поначалу он не мог себе вообразить такого пренебрежения и принялся искать свою миску с молоком – теперь она не всегда стояла в одном и том же углу, – но тщетно.

– Так дело не пойдет, – сказал он и, будучи очень голодным, начал бегать по угольному погребу, чтобы посмотреть, где он и что сможет найти. Его зрение было столь же острым в темноте, как и на свету – как у кошки, – но ничего найти не удалось – даже картофельной кожуры, или сухой корки, или хорошо обглоданной кости, такой, какую терьер иногда приносил в угольный погреб и оставлял на полу, – короче говоря, ничего, кроме кучи углей и угольной пыли. Но, понятно, что даже Домовой не может есть такого.

– Нет, не могу я этого вынести, это совершенно невозможно! – сказал Домовой, затягивая пояс, чтобы его бедное маленькое нутро не чувствовало себя таким пустым.

Он так долго спал – кажется, около недели, как обычно, когда нечего было делать, – что, казалось, готов был съесть свою голову, или свои сапоги, или что угодно.

– Что же делать? Поскольку больше никто не приносит мне ужин, я должен пойти и раздобыть его сам.

Он говорил быстро, потому что всегда очень быстро думал, и принимал решение за минуту. Конечно, у него был очень маленький ум, как и всё его тело, но он использовал его на сколько мог, и, в конце концов, был неплохим стариком. В доме он никогда не причинял вреда, а часто наоборот приносил пользу, потому что распугивал всех крыс, мышей и черных жуков. Но не сверчков – они ему нравились, как и старой кухарке: она говорила, что они очень веселые создания и всегда приносят удачу в дом. Но молодая кухарка терпеть их не могла и обычно заливала кипятком их норы или ставила для них тазы с пивом с маленькими деревянными мостиками до краев, чтобы они могли подняться, упасть туда и… утонуть!

Так что в безмолвном доме не было слышно даже пения сверчка, когда Домовой высунул голову из двери угольного погреба, которую, к своему удивлению, обнаружил открытой. Старая кухарка запирала ее каждый вечер, но молодая кухарка оставила этот ключ, а также ключи от кухни и кладовки, болтаться в замке, так что любой вор мог проникнуть внутрь и бродить по всему дому, оставаясь незамеченным.

– Ура, вот так удача! – воскликнул Домовой, подбрасывая кепку в воздух и выпрыгивая на кухню. Она была совершенно пуста, но в очаге еще горел огонь – просто так, – и на столе были разложены остатки превосходного ужина – достаточно, чтобы накормить еще полдюжины человек.

Хотите знать, что там было? Девонширские сливки, конечно, и половина большого блюда с джанкетом (это что-то вроде творога и сыворотки). Много хлеба с маслом и сыром, и половина яблочного пудинга. А также большой кувшин сидра и еще один с молоком, несколько полупустых стаканов и бесконечное количество грязных тарелок, ножей и вилок. Все они были разбросаны по столу в самом неопрятном виде, после того, когда слуги встали после с ужина, даже не подумав ничего убрать за собой.

Hа самом деле он любил порядок и всегда подшучивал над неряшливыми людьми…

Домовой сморщил свое маленькое личико, вздернул нос-пуговку и протяжно присвистнул. Вы можете не поверить, зная, что он живет в угольном погребе, но на самом деле он любил порядок и всегда подшучивал над неряшливыми людьми.

– Уф! – сказал он. – Вот это шанс. Какой у меня теперь будет ужин!

И он вскочил на стул, а оттуда на стол, но так тихо, что большая черная кошка с четырьмя белыми лапами, которую звали Маффи, потому что она была очень толстой и мягкой, а ее шерсть очень длинной, которая дремала перед камином, просто открыла один глаз и снова заснула.

Она уже попыталась сунуть нос в кувшин с молоком, но он был слишком мал, а миска была слишком глубокой, чтобы она могла дотянуться до дна. Она не очень любила хлеб, сыр и яблочный пудинг, к тому же ее очень хорошо кормили, поэтому, обойдя вокруг стола, она снова спрыгнула с него и устроилась спать у камина.

Но Домовой и не думал ложиться спать. Он хотел поужинать! Что за ужин он съел! Сначала одно, потом другое, а потом всё перепробовал заново. И о! Как много он выпил – сначала молока, потом сидра, а потом смешал их вместе таким образом, что это не понравилось бы никому, кроме домового. Как бы то ни было, ему пришлось несколько раз ослабить ремень и в конце концов он вовсе снял его. Но он, должно быть, обладал необычайной способностью есть и пить, так как после того, как он съел почти всё со стола, он был так же оживлен, как если бы он вообще не ужинал.

Его прыжки были немного неловкими, потому что на столе оказалась чистая белая скатерть: поскольку был только еще понедельник и у нее не было времени испачкаться. А вы знаете, что Домовой жил в угольном подвале, и его ноги были чёрными от беготни по угольной пыли. Поэтому, куда бы он ни ступал, он оставлял след, пока, наконец, вся скатерть не покрылась чёрными пятнами.

Не то чтобы он возражал против этого, на самом деле наоборот он очень старался, чтобы сделать ткань как можно более грязной, а затем, громко смеясь: «Хо-хо-хо!» – прыгнул к очагу и стал дразнить кошку. Он то пищал, как мышь, или щебетал, как сверчок, или жужжал, как муха, и в целом так сильно беспокоил бедную Маффи, что она убежала и спряталась в самом дальнем углу, предоставив ему очаг весь целиком, где он спокойно пролежал до рассвета.

– Ах ты, мерзкая кошка! Теперь я все поняла: это ты съела весь ужин…

Затем, услышав легкий шум наверху, вызванный проснувшимися слугами, он снова вскочил на стол, проглотил несколько оставшихся крошек на завтрак и убежал в свой угольный погреб, где спрятался под своим большим угольком и заснул на весь день.

Так вот, кухарка спустилась вниз несколько раньше обычного, потому что вспомнила, что ей нужно убрать остатки ужина, но, о чудо, убирать было нечего. Вся еда была съедена – сыр выглядел так, будто дюжина мышей грызла его и прогрызла до самой корки, молоко и сидр были выпиты – а мыши, знаете ли, не любят молоко и сидр. Что же касается яблочного пудинга, то он исчез совсем, а блюдо было вылизано так чисто, как будто Боксёр, дворовый пёс, съел его в своём самом голодном настроении.

– А моя белая скатерть… О, моя чистая белая скатерть! Что с ней могло случиться? – воскликнула она в изумлении.

Потому что всё было покрыто маленькими чёрными следами, размером с детскую ступню, – только ведь дети не носят обувь с каблуками, не бегают и не лазают по кухонным столам после того, как вся семья легла спать.

Кухарка сначала немного испугалась, но её испуг быстро сменился гневом, когда она увидела большую черную кошку, удобно растянувшуюся на камине. Бедняжка забралась туда, чтобы немного вздремнуть после ухода Домового.

– Ах ты, мерзкая кошка! Теперь я все поняла: это ты съела весь ужин, это ты ходила по моей чистой скатерти своими грязными лапами.

У кошки были абсолютно белые лапы, максимально чистые, но кухарка даже не подумала об этом, как и о том, что кошки обычно не пьют сидр и не едят яблочный пудинг.

– Сейчас я отучу тебя воровать еду…

Кухарка схватила метлу и стала лупить бедную киску, пока она не убежала, жалобно мяукая. Она ведь не могла говорить – несчастная кошка! – и рассказать людям, что это всё это натворил Домовой.

Следующей ночью кухарка решила, что все будет в порядке, поэтому, вместо того чтобы позволить кошке спать у огня, она заперла ее в холодном угольном погребе, заперла дверь, положила ключ в карман и пошла спать, оставив ужин на столе, как и прежде.

Когда Домовой проснулся и выглянул из своей норы, ужина для него, как обычно, не было, а погреб был плотно закрыт. Он огляделся, пытаясь найти какую-нибудь щель под дверью, чтобы вылезти, но ее не было. И он вновь почувствовал такой голод, что чуть было не съел кошку, которая тоскливо ходила взад и вперед – только она была живой, и он же не мог съесть ее живьём. Кроме того, он знал, что она уже старая, и у него были подозрения, что она может быть жёсткой, поэтому он просто вежливо спросил: «Как поживаете, миссис?» на что она, конечно, ничего не ответила.

Что-то нужно было придумать, и, к счастью, Домовые могут делать вещи, которые никто другой сделать не может. Поэтому он решил превратиться в мышь и прогрызть дыру в двери. Но потом он вдруг вспомнил о кошке, которая, хотя он и решил не есть её, могла воспользоваться этой возможностью и съесть его самого. Поэтому он счёл целесообразным подождать, пока она крепко уснёт, чего не происходило довольно долго. Наконец, совершенно утомленная ходьбой, киска свернулась калачиком в углу и крепко заснула.

Домовой тут же превратился в самую маленькую мышку, какую только можно было отыскать в подвале, и, стараясь не производить ни малейшего шума, прогрыз дыру в двери и протиснулся внутрь, немедленно снова приняв свой обычный облик, опасаясь несчастных случаев.

Огонь в кухне догорал, но ужин был даже лучше, чем прошлым вечером, потому что к кухарке приходили друзья-родственники – брат и два кузена. Еды, которую они оставили, хватило бы, по крайней мере, на трех Домовых, но этот умудрился съесть всё. Только однажды, пытаясь отрезать большой кусок говядины, он уронил разделочный нож и вилку с таким грохотом, что крошечная собачка-терьер, привязанная у подножия лестницы, начала яростно лаять. Однако он принес ей щенка, который был оставлен в корзине в углу кухни, и так ему удалось успокоить мини-мамашу.

После этого он опять повеселился и оставил на белой скатерти еще больше следов, чем когда-либо.

Затем, в отсутствие кошки, он час или два подразнил щенка, пока, услышав, как часы пробили пять, не подумал, что неплохо бы снова превратиться в мышь, и осторожно прокрался обратно в свой подвал. Он успел как раз вовремя, потому что кошка открыла один глаз и уже собиралась наброситься на него, когда тот снова превратился в Домового. Она была так поражена, что отскочила в сторону, ее хвост увеличился вдвое по сравнению с естественным размером, а глаза засверкали, как круглые зеленые шары. Но Домовой только сказал: «Ха-ха-хо!» и неторопливо пошел в свою нору.

Когда кухарка поутру спустилась вниз и увидела, что снова произошло то же самое – что ужин был съеден, а скатерть оказалась ещё чернее, чем в прошлый раз, с необычными следами ног, она была очень озадачена. Кто мог всё это сделать? Точно не кошка, которая с мяуканьем выскочила из угольного погреба, как только она отперла дверь. Возможно, крыса – но крыса не прошла бы мимо собаки? Это, должно быть, решила кухарка, была сама собака или её щенок, который только что выкатился из своей корзины к ее ногам.

– Ах ты, маленький негодяй! Ты и твоя мать – самая большая неприятность, какую только можно себе представить. Я накажу вас обоих!

И, совершенно забыв, что собака всю ночь была надежно привязана и что ее бедный маленький щенок был таким толстым и беспомощным, что едва сам мог стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы прыгать по стульям и столам, она устроила им обоим такую взбучку, что они вместе с воем выбежали из кухонной двери, где добрая маленькая служанка взяла их на руки.

– Вам следовало бы побить Домового, если бы вы могли его поймать, – сказала она шепотом. – Он будет делать это снова и снова, вот увидите, потому что не выносит неопрятной кухни. Вам лучше поступить так, как поступала бедная старая кухарка, – убрать со стола всё, что осталось от ужина, и спрятать в кладовку. Кроме того, – таинственно добавила она, – на вашем месте я бы поставила миску молока за дверью угольного погреба.

– Чепуха! – ответила молодая кухарка и удалилась.

Но потом она передумала и, всё время ворча, сделала так, как ей советовали.

А на следующее утро молоко исчезло! Возможно, Домовой выпил его, во всяком случае, никто не мог сказать, что он этого не делал. Что касается ужина, то кухарка благополучно разложила его на полках кладовой, и никто к нему даже не притронулся. И скатерть, аккуратно свёрнутая и убранная в ящик комода, оказалась такой же чистой, как всегда, без единой чёрной отметины. Никакого вреда не было нанесено, кошка и собака избежали побоев, а Домовой больше никого не тревожил – до следующего раза.

Приключение 2-е. Домовой и вишнёвое дерево

Этот дом был похож на большинство других домов…

«Следующий раз» наступил быстро, что было не удивительно, учитывая, что в доме жил Домовой. В остальном же этот дом был похож на большинство других домов, а семья – на большинство других семей. И дети тоже: иногда они были хорошими, иногда непослушными, как и многие другие дети, но в целом они заслуживали того, чтобы иметь удовольствие играть с Домовым. Как они утверждали, он делал это много раз.

Любимым местом для игр был сад, где росла самая большая вишня, которую вы когда-либо видели. Они называли ее своим «замком», потому что ствол ее поднимался на три метра над землей, а затем он разветвлялся на круг из ветвей с пустым местом посередине, где могли сидеть сразу двое или трое детей. Там они часто сидели по очереди или по одному – иногда с книгой, читая. А самый взрослый мальчик сделал что-то вроде веревочной лестницы, по которой они могли подниматься и спускаться – что они и делали всю зиму, и весьма наслаждались своим «замком».

Но однажды весной они обнаружили, что их лестница срезана! Садовник сделал это, сказав, что она повредит дерево, которое только начинало цвести. Вообще этот Садовник был довольно грубым человеком с очень неприятным голосом. Он не специально был злым, но он не любил детей. Он говорил, что они его беспокоят. Но когда они пожаловались матери на лестницу, она согласилась с Садовником, что дерево не должно пострадать, так как на нем росли самые крупные вишни во всей округе.

– Подождите, пока вишни созреют, – сказала она.

И дети ждали, наблюдая за деревом сквозь листву и цветы белые, как снег, пока на каждой ветке не начали проявляться плоды и не стали большими и красными.

Наконец, однажды утром мать сказала:

– Дети, не хотите ли вы сегодня помочь собрать вишни?

– Ура! – закричали они, – И не стоит медлить, потому что мы видели стаю скворцов на соседнем поле, и если мы не соберем урожай, это сделают они.

– Очень хорошо, тогда приступайте. Только имейте в виду, сначала до полна наполните мою корзину для консервирования. А то, что останется, вы можете съесть сами, если захотите.

– Спасибо, спасибо!

И дети хотели уже было бежать, но мать задержала их, пока не пришел Садовник со своей лестницей.

– Потому что это он должен залезть на дерево, а не вы. Вы должен делать в точности то, что он вам говорит. И он будет все время оставаться с вами и следить, чтобы вы не причинили себе вреда.

Это достаточно омрачило счастье детей, и они изо всех сил стали упрашивать, отпустить их одних.

– Пожалуйста, можно нам? Мы будет очень осторожны!

Мать покачала головой, ведь все добро в мире не помогло бы им, если бы они упали с дерева или объелись вишнями.

– Вы не будете в безопасности, а я буду очень несчастной!

Сделать мать «несчастной» было худшим из возможных упреков для этих детей, поэтому они подавили свое разочарование и последовали за Садовником, который шел впереди, неся на плече лестницу. Он выглядел очень сердитым, и было понятно, что ему тоже совсем не нравилось общество детей.

В целом они были довольно послушны, хотя и много болтали, но Садовник за всю дорогу до сада не сказал им ни единого слова. Когда они добрались до дерева, он просто велел им «не путаться у него под ногами и не беспокоить его», что они вежливо пообещали, сказав между собой, что им совсем не понравится собирать вишни. Но дети, которые стараются быть настолько хорошими, насколько это возможно, иногда начинают веселиться сами того не замечая.

Когда Садовник прислонял лестницу к стволу вишневого дерева, вдруг послышался собачий лай…

Когда Садовник прислонял лестницу к стволу вишневого дерева, вдруг послышался собачий лай, и очень свирепый. Сначала он послышался совсем рядом с ними, потом в цветнике, потом на птичьем дворе.

Садовник выронил лестницу из рук.

– Это же тот шальной Боксёр! Он снова вырвался на свободу! Он опять будет бегать за цыплятами и таскать свою порванную цепь по всем моим грядкам. И он такой свирепый, и так рад оказаться на свободе, что искусает любого, кто его свяжет, кроме меня.

– Не лучше ли вам пойти и посмотреть за ним?

Садовнику показалось, что это заговорил старший из детей, и он сердито обернулся, но мальчик так и не открыл рта.

Тут послышался еще более громкий лай, причем из совсем другой части сада.

– Это он – я в этом уверен! Перепрыгивает через мои клумбы и ломает парники для огурцов. Мерзкий зверь! Только попадись мне!

Садовник в яростном порыве бросился прочь, бросив лестницу на траву и совсем забыв о вишнях и детях.

В то мгновение, когда он ушёл, рядом раздался пронзительный смех, громкий и весёлый, и из-за вишневого дерева выглянуло маленькое смуглое лицо старика.

– Как поживаете? Боксер – это был я. Разве я плохо лаял? Теперь я пришел поиграть с вами.

Дети захлопали в ладоши, потому что знали, что им будет весело, потому что Домовой был их лучшим в мире другом по играм. И потом он был в их полном распоряжении. Никто никогда не видел его, кроме детей.

– Пошли! – крикнул он своим пронзительным голосом, наполовину похожим на голос старика, наполовину на голос ребенка, – Кто начнёт собирать вишни?

Все они выглядели озадаченными, потому что до места, где начинались ветки было очень высоко и, кроме того, их мать сказала, что они не должны залазить наверх. И лестница, которая плашмя лежала на траве, была слишком тяжёлая, чтобы маленькие ручки могли ее сдвинуть с места.

– Что? Вы, такие большие мальчики, ожидаете, что такой бедняга, как я, сам поднимет лестницу? Попробуйте! Я помогу вам.

Помог он им или нет, но как только они взялись за лестницу, она поднялась почти сама по себе и совершенно надежно закрепилась на дереве.

– Но мы не должны лезть наверх, нам мама не велела, – уныло сказали мальчики. – Мама сказала, что мы должны стоять внизу и собирать вишни.

– Очень хорошо. Слушайтесь своей матери. Я просто сам заберусь на дерево.

Не успел он произнести эти слова, как Домовой, как обезьяна, взбежал по лестнице и исчез среди ветвей, усыпанных ягодами.

С минуту дети выглядели встревоженными, пока не увидели веселое коричневое лицо, выглядывающее из зеленых листьев на самой верхушке дерева.

– Самый большой плод всегда растет выше, – воскликнул Домовой. – Встаньте в ряд, дети. Маленькие мальчики, протяните свои шапочки, маленькие девочки, сделайте сумку из ваших передников. Откройте рты, закройте глаза!

Они засмеялись и сделали, как им было сказано, после чего они утонули в ливне из вишен – вишни падали, как градины, ударяя их по головам, щекам, носам, наполняя их шапки и передники, а затем катились и падали на траву, пока она не была густо усыпана, как осенними листьями, розовыми плодами.

Какая славная у них была схватка – у этих трёх маленьких мальчиков и трёх маленьких девочек! Как они смеялись, прыгали и стукались головами, собирая вишни, но ни разу не ссорились – потому что вишен было так много, что было бы смешно ссориться из-за них. И кроме того, когда они начинали ссориться, Домовой всегда убегал. А сейчас он был самым веселым из всех, бегал взад и вперед по дереву, как кошка, и помогал собирать вишни в большую корзину.

– Теперь у нас будет званый обед, – воскликнул Домовой и присел на корточки, как турок…

– Мы можем съесть столько, сколько захотим, только сначала надо наполнить корзину, – добросовестно сказала старшая девочка, после чего они все разом взялись и наполнили ее до краев.

– Теперь у нас будет званый обед, – воскликнул Домовой и присел на корточки, как турок, скрестил свои странные маленькие ножки и уперся локтями в колени так, как не мог бы сделать никто, кроме Домового. – Садитесь в кольцо! Садитесь в кольцо и мы посмотрим, кто сможет съесть быстрее и больше всех.

Дети послушались. Сколько вишен они съели и с какой скоростью, я не могу сказать. Я только надеюсь, что на следующий день они не заболели и что все вишневые косточки, которые они проглотили по ошибке, не мешали им. Но, возможно, ничто не помешает человеку, когда он обедает с Домовым. Они так много ели и смеялись, что совсем забыли о Садовнике, как вдруг услышали, как он сердито щелкает калиткой сада и разговаривает сам с собой, проходя через нее.

– Эта мерзкая собака! В конце концов, это был не Боксёр. Хорошая шутка – найти его спокойно спящим в своей конуре после того, как я охотился за ним, как мне казалось, на другом конце сада! Теперь о вишнях и детях – благослови нас Господь, где дети? А вишни? Да ведь дерево голое, как терновник в феврале! В конце концов, скворцы нас опередили. О боже! О боже!

– О боже! О боже! – эхом раздался голос из-за дерева, сопровождаемый насмешливыми криками и смехом.

Не от детей – они сидели как можно скромнее, в кольце, вытянув руки перед собой, а в центре стояла огромная, набитая, насколько это было возможно, корзина с вишнями. Но Домовой исчез.

– Вы, непослушные дети, я прикажу вас наказать! – закричал Садовник, взбешённый детским смехом, потому что сам он никогда не смеялся.

Но так как всё было в порядке: вишни были собраны – очень большой урожай – и лестница была на своем месте, было трудно сказать, какой вред и кому был причинён и кто это сделал.

И он, ворча, вернулся в дом, неся вишни хозяйке, которая снова просила его улыбнуться, как она иногда делала, а также велела детям вести себя с ним хорошо, так как он был уже стариком и не очень плохим – только сердитым. Что касается малышей, то у нее не было ни малейшего намерения наказывать их, а что касается Домового, то поймать его было невозможно. Так что на этот раз не был наказан совсем никто!