Текст книги "Пантера Людвига Опенгейма"

Путь наш брал начало в Монголии. На мулах мы везли поклажу, а сами ехали на верблюдах, соорудив на их горбах из мешков удобные седла – целые гнезда. Мы останавливались в монастырях, и через месяц пути вышли к великому песчаному океану – пустыне Гоби. Много дней наш караван тащился по ее бескрайним барханам.

В Кум-Гуме нас ожидали сборы в Лхасу. Сотни миль предстояло пройти нам по высохшей земле, редким полосам пустынь и горам. И пока я запасался провиантом: маслом и толокном, сушеным мясом, закупал дробленый горох для лошадей, Кай целыми днями расхаживал среди паломников и выведывал новости.

Как-то под вечер, когда я, измученный жарой и сборами, заснул, мой друг бесцеремонно растолкал меня:

– Проснись же! Проснись!

Я сел, протирая заспанные глаза.

– Слушай, малыш, – шепотом проговорил он. – С этой минуты никто не даст за наши головы и ломаного гроша. Я лежал у одного из костров, а затем решил прогуляться. Шагая по дороге, я услышал позади себя двух спорщиков и решил подслушать их болтовню. Я укрылся в придорожных кустах, а когда они поравнялись со мной, я уловил одну фразу, сказанную горбуном: «Эти двое, Цай-Ны, верь мне, это они!» «Чушь!» – отозвался другой. «Цай-Ны? – укололо меня. – Где-то я уже слышал это имя…» На свой страх и риск я последовал за ними и скоро эти двое вывели меня к костру. Там двух спорщиков ждал третий, он сидел ко мне спиной. Последние футов пятьдесят, собирая колючки, я полз по земле. «Клянусь, я видел это! – давясь от обиды, уже обоим собеседникам доказывал горбун-китаец. – Видел на груди его перстень – черный камень в серебре. Там был дракон – золотой дракон!» «Я не верю ни единому твоему слову, Юпи-Цен, – грозно сказал третий, – но если это так, то ты мне и принесешь его!» И он повернулся за пучком хвороста. Огонь озарил его лицо, и я увидел рассеченную надвое нижнюю губу индуса и глубокий шрам, уходивший в густую бороду. – Кай развел руками. – И вот я здесь, малыш. – Он горько покачал головой. – Не стоило носить этот перстень на груди, как талисман!

Что нам было делать? Свернуть экспедицию? Бежать? Но покинуть караван сейчас значило бы подписать себе смертный приговор. Только в гуще паломников у нас оставался шанс на жизнь.

Теперь мне по ночам снился черный человек на фоне ослепляющего солнца, он подходил ближе и, открывая лицо со шрамом, протягивал ко мне руки. Я просыпался в холодном поту. Кай уже раскаивался, что втянул меня в эту авантюру. Спрятав перстень в каблук сапога, он расхаживал среди паломников с грудью нараспашку.

Но горбуна нигде не было.

В Камбре мы получили разрешение от ламы-прорицателя на дальнейший поход, у священного костра все паломники освятили оружие, и караван двинулся к Лхасе, которую скрывали от нас высокие горные хребты южного Тибета.

Три месяца пути оказались не напрасными. По истечению этого срока с вершины Ча-Гру ехавший впереди предводитель разглядел первые строения Лхасы. Он поднял руку, державшую копье, и караван остановился. В следующую минуту все мы, паломники, распростерлись ниц и отвесили три земных поклона в сторону «земли богов». Золотые крыши ее храмов с божественным достоинством приняли эту дань.

Еще через три дня мы оказались в городе, умело спрятавшемся от всего цивилизованного мира. В городе ослепительно богатом и беспощадно бедном. В городе чванливых вельмож, которых перемещали на носилках и чье достоинство и происхождение определялось по цвету шапочки; лам и монахов, которых было великое множество; простого люда, что десятилетиями ело одну только цзамбу; тысяч нищих и калек, обезображенных палачами за самую малую провинность.

Наконец, это был город далай-ламы, которого мы и посетили, отстояв свою очередь перед великолепным золотым дворцом Поталой. Горячая ладонь восточного повелителя легла на мое темя. Нарушив правила, я взглянул вверх и увидел узкий разрез холодных глаз. Брови владыки гневно поползли к переносице, но я уже смотрел в пол…

Выждав несколько дней, мы оказались у западных ворот, рядом с домом кузнеца Раши, справа от колодца.

Сейчас, в ясный солнечный день, южные вершины гор в белых шапках отливали алмазной чистотой. На первый взгляд казалось, что они разбросаны хаотично. Но стоило нам приглядеться, как взгляд зацепился за начало галереи. Когда же солнце коснулось горизонта, озарив блистающие вершины гор алым светом, мы впились глазами в поднебесную даль.

Кай обладал более острым зрением, но на этот раз я оказался удачливее. Подтолкнув локтем своего друга, с благоговейным трепетом и растущим во мне восторгом я указал на то, что привлекло мое внимание. В самом конце гигантской галереи, за десятки миль от того места, где стояли мы, поднималась остроконечная вершина. Она была едва заметна – за суровой и благородной твердью своих близнецов.

– За ней останется небо, – заключил пророческим голосом Кай. – Гора Дракона, последняя в гряде…

Но так далека была эта вершина, что казалась ослепительным миражем!..

Лишись мы компаса, вершины и горные реки давно бы сбили нас с пути. Шесть дней мы пробирались через перевалы, оставив лошадей и мулов в одном из окрестных монастырей. Поклажу несли трое проводников – отпетые мошенники. Уже в который раз, пользуясь положением, они требовали поднять плату.

– Куда мы идем? – спрашивали они. – Сдается нам, в сторону Горы Дракона. – Проводники качали головой. – А это опасный путь!

Мы шагали по узкой каменистой тропе. Внизу справа лентой извивалась горная река. Где-то рядом шумел водопад. Слева поднималась пологая скала с редкими деревьями на вершине.

Пропустив вперед самого знающего из наших проводников, Кай поравнялся со мной.

– Если они ведут нас кругами, я пристрелю кого-нибудь из них, – зло усмехнулся он. – Даю слово.

Голос Кая оборвал гулкий выстрел. Шедший впереди проводник с нашей поклажей, оседая, рухнул на камни. Кай стиснул мою руку. Поредевшая процессия замерла. Следующий выстрел размозжил голову второму нашему спутнику – и он свалился в четырех шагах от первого. Слева, у полосы деревьев наверху, я разглядел несколько человеческих фигур. Люди медленно спускались вниз, ружья их были опущены. Тем не менее раздался еще один выстрел – и третий наш провожатый, испустив вопль, с простреленной шеей полетел в пропасть.

Четвертого выстрела не было, а я уже различал лица наших врагов. Впереди шел горбун. Всего их было шесть человек, но зоркие глаза Кая разглядели нечто, укрывшееся от меня.

– Малыш, – хрипло пробормотал он, – они не убьют нас сейчас, потому что перстень, с тобой или со мной, может угодить в пропасть. Но если нас разоружат, нам уже не выбраться из этой заварухи. Там, наверху, за деревом, прячется отличный стрелок, и я вижу его. Он – самый опасный, и он будет моей мишенью. Ты должен взять на себя всех остальных – по кусочку свинца на душу. Но знай: каждый твой промах – ответная пуля. Итак, на счет три – стреляй.

Шестеро противников шли, не торопясь. Они приближались. Горбуну, верно, нравился этот спектакль. Я уже различал его гнусную улыбку и глаза – маленькие черные щелки, хищно смотревшие на нас.

Кай обладал завидным хладнокровием. Стремительно вырвав из робы паломника револьвер, он отчеканил:

– Раз, два, залп!

Шесть его выстрелов, как ушат ледяной воды, отрезвили меня.

Крайний слева, в которого мой револьвер энергично плюнул свинцом, схватился за пах – я увидел это, потому что целился ему в грудь. Второго пуля миновала, и когда третьего ударило в лицо, а четвертый упал, корчась от боли, с простреленным коленом, приклад второго был уже плотно прижат к его плечу. Пятый, горбун, остался невредим, но у него не было оружия, кроме длинного ножа. Сталь клинка, отразив солнце, на долю секунды ослепила меня, когда я положил прицел на живот шестого. С последним мы спустили курки одновременно. Ощутив толчок в плечо, я свалился от болевого шока.

Дальше события развивались так…

Оставшиеся в живых враги посчитали меня, лежавшего футах в пяти от обрыва, мертвым. (Мой друг, полный отчаяния, думал именно так же!) Решив, что если перстень у меня, то ему никуда не деться, трое врагов наступали на Кая. Им оставалось до него шагов десять, когда я пошевелился и неосознанно рванулся в сторону пропасти. Кивнув на Кая, бросив двум слугам: «Убейте его», – горбун, сжимая в руке кривой нож, заковылял ко мне.

В этот самый момент я очнулся.

Не скрою: меня охватил животный страх. Кулак моей правой, здоровой руки сжимал пригоршню мелких камней и песка. И когда я увидел над собой горбуна, все, на что я был способен, так это швырнуть пригоршню в его безобразный лик.

Кай, тем временем, сдавал позиции. Он стоял у самого обрыва, и только поэтому тощий индус, тот, что ранил меня, не смел выстрелить в него. Второй же, китаец, вооруженный тесаком, осторожно подходил к нему с другой стороны. С каждой секундой положение Кая становилось все более безнадежным, но отчаянный вопль заставил обернуться всех троих.

Скорее, жестом отчаяния, чем самообороны, швырнул я камни в лицо горбуна. И конечно, не смел надеяться, что этим спасу себя. Но все случилось именно так. Не ожидая такого выпада, горбун, хватаясь за пораженные глаза, выронил нож. Он упал у моей правой руки. Оставалось только, забыв о боли, покрепче сжать старую костяную рукоять. И когда мой враг, вслепую, рыча от ярости, бросился на меня, когда его пальцы, настоящие клещи, сдавили мне горло, он уже проиграл!

Хриплый крик горбуна и его мгновенная смерть стали шоком для двух, оставшихся без главаря, бандитов. И воскресили моего друга. С кинжалом, тем самым, что он с особой бережностью освятил у огня в Камбре, Кай оторвался от обрыва. Прыгнув на китайца, он всадил острое жало в сердце противника. Китаец охнул и повалился к ногам Кая. Но этот выпад был роковой ошибкой моего друга. Теперь он стал мишенью для последнего нашего врага – индуса. Свинцовая горошина, спрятанная в дуле старого ружья, способна была сделать в груди маленькую дырочку, а из спины вырвать ломоть с добрую пятерню. От бессилия чем-либо помочь своему другу, минуты которого были сочтены, равно как и мои, я ломал ногти о горячие, высушенные солнцем камни.

Выстрел гулко прокатился надо мной и растаял, отраженный скалами. Кай дернулся, а затем я стал терять сознание. Последним, что я увидел, был ослепительный диск солнца и выплывающий на его фоне черный силуэт всадника…

Когда я открыл глаза, меня ослепил солнечный свет. Это был дневной свет, проникающий густым потоком в проход пещеры, ставшей моим убежищем. Рядом были остатки костра. Поленья, часть из которых превратились в золу, еще дышали теплом.

И тотчас, на фоне дневного света, я увидел силуэт. Он приближался, становясь с каждым шагом все более знакомым…

– Кай! – рывком приподнявшись на локтях, радостно воскликнул я и тут же охнул от боли – резко обожгло плечо.

Мой друг был уже рядом.

– Тише, тише! – он покачал головой, заботливо укладывая меня обратно. – Вот непоседа!

– Но как ты спасся? И где наши враги – они мертвы? – Недавние события громоздились в моей голове. – И еще, кто был тот человек на лошади? Мираж или… реальность?

– Ты еще слаб, потерпи до завтра.

Несмотря на его по-отечески строгий ответ, я был счастлив.

– Скажи хотя бы, сколько я провалялся в этой пещере?

– Почти шесть дней, – ответил мой друг.

Я присвистнул и тут же вновь сморщился от боли.

– Ты уже был героем, малыш, – серьезно заметил Кай. – Хорошего понемножку.

Через минуту он напоил меня горьким снадобьем, и я вскоре уснул.

– Когда раздался выстрел, – начал свой рассказ Кай, как и обещал, на следующий день, – произошло то, чего я ожидать никак не мог. Сухопарый индус, мой палач, замер, выпучив на меня глаза, затем выронил ружье и повалился к моим ногам. На грязной его рубахе, под левой лопаткой, расплывалось бурое пятно крови. Все это случилось так неожиданно, что я не мог шелохнуться и только смотрел, как кровь пропитывает выцветшую ткань. И когда способность рассуждать вернулась ко мне, оглянувшись вправо, впереди, на дороге, на фоне ослепляющего солнца, я увидел черный силуэт всадника, похожего на демона, явившегося ко мне прямо из преисподние.

– Значит, он был! Дальше!

– А дальше я бросился к тебе. Едва я успел стащить с тебя тело горбуна, мой спаситель был уже рядом. Этот индус походил на… духа-хранителя. Смуглое лицо, глаза – угли. Я поблагодарил его, он ответил мне едва заметным поклоном.

«Это ваш друг?» – спросил он.

«Да, – ответил я, – и он ранен».

Индус соскочил с коня, отстранил меня и, разорвав твою набухшую от крови рубашку, принялся ворожить над тобой. Промыв рану из своей фляги, он несколько раз, с переменной силой, дотронулся пальцами до поверхности твоего тела, и, о чудо, через минуту кровь перестала сочиться.

«Его рана не очень опасна, – сказал индус, – но ваш друг потерял много крови. Покой и уход поднимут его на ноги».

Затем, внимательно приглядевшись к горбуну, он зацепил носком сапога плечо трупа и отправил его в пропасть.

«Кто вы и куда держите путь?» – спросил наш спаситель.

Имена я назвал, но о маршруте слукавил. Мало ли паломников бродит по земле? Еще полдня странствий, и вот мы здесь, в этой пещере. А снадобья нашего спасителя и впрямь чудесны! К тому же у него оказался целый взвод слуг – они исправно кормят меня и приносят для тебе лекарства.

– Ты спросил, как зовут нашего спасителя?

– Конечно, малыш. Сингх!

– Лев?

Кай улыбнулся:

– И он очень похож на льва! Если тебе повезет, ты в этом убедишься сам!

Здоровье мое шло на поправку. Теперь я подолгу сидел у входа в пещеру, часами напролет наблюдая за облаками над пиками горных вершин. В один из таких дней нам принесла обед девочка-индуска. Она была хорошо сложена для своих немногих еще лет и необыкновенно красива той восточной, смуглой, выразительной красотой, что так завораживает и привлекает европейцев. Девочка поклонилась мне. Встретив взгляд больших черных глаз, неподвижных, смотревших совсем не по-детски, я смутился. Она походила на глухонемую – так выразительны были ее глаза.

Пока она расставляла в нашем просторном «доме» пищу, выкладывая из большой плетеной корзины глиняные горшочки, кувшины, я думал только об одном: как мне заговорить с нашей новой служанкой.

Когда она вышла из пещеры, я был уже на ногах. И только она поклонилась мне, собираясь уйти, набравшись смелости, я взял ее за руку.

– Как зовут тебя? – спросил я.

– Навия, – ответила она.

– И сколько тебе лет? – я все еще не отпускал ее руки.

– Не знаю…

Я улыбнулся странному ответу.

– Скажи мне, есть ли тут поблизости гора, что зовется Горой Дракона?

Девушка молчала.

– Я задал нескромный вопрос?

– Если я отвечу, Огненный Дракон заберет мою душу, – очень серьезно проговорила девочка.

– Огненный Дракон, – пробормотал я, скорее, самому себе, – еще одна новость. – Мне так не хотелось, чтобы она уходила. – Ты очень красивая, Навия. Твои родители тоже служат Сингху?

– Я – сирота, – бросила девочка и выдернула руку так, точно я оскорбил ее. Она быстро зашагала, а затем, прижав к себе пустую корзинку, бросилась почти бегом по тропинке вниз.

Стоя у пещеры, я смел лишь гадать, чем обидел нашу служанку.

Навия больше не приходила. Едва моя рана затянулась окончательно, как слуги Сингха сообщили, что с нами желают говорить. Но кто – не сказали. Нам завязали глаза и повели по горным тропинкам вверх, а затем и по каменным коридорам здешних пещер, где то и дело наши лица окутывало тепло близкого пламени.

В одном из помещений суровый голос повелел:

– Снимите повязки, юноши.

Я сразу догадался, кому он принадлежит! И тотчас увидел лицо этого человека, освещенное пламенем факелов. Настоящий лев! Теперь мне оставалось лично поблагодарить нашего спасителя.

– Следуйте за мной, – проговорил он.

Мы прошли еще несколько комнат, и слуги открыли перед нами новые двери. Первым вошел Кай, затем я и последним Сингх.

Огонь, разведенный в каменной чаше, похожей на цветок, глотал темноту. По стенам, слева и справа, на коврах, в отблесках пламени я увидел мерцающую сталь холодного оружия. Но дальней стены, как ни щурились, мы так и не увидели – она была далека, да и пламя в чаше ослепляло нас. Мы же, напротив, были целиком открыты владетелю этих мрачных апартаментов.

– Вот, Хозяин, эти юноши, умертвившие наших врагов, – проговорил Сингх, – среди которых были слуги Амрата Чандра – Юпи-Цен и Цай-Ны.

– Цай-Ны мертв?.. – это воскликнул я и тут же осекся.

Глаза Кая сверкнули, а у меня перехватило дыхание. Из темноты к нам медленно выплывала фигура мужчины в длинных белых одеждах.

Хозяин вышел к самой каменной чаще, полной огня, и встал напротив нас. Это был прямой и стройный, как юноша, старик-индус с темным, испещренным морщинами лицом и длинными седыми волосами. В огромных черных глазах его светилось нечто, поражающее силой и мудростью, словно откровение великой истины.

И тут потрясающая догадка ошеломила меня. Я обернулся к нашему спасителю, стоявшему за спиной Кая:

– Вы – Арашма Пур?

Индус изменился в лице:

– Да, но…

Далее события развивались с молниеносной быстротой.

– Дайте нож! – стремительно стащив с правой ноги сапог, Кай протянул руку к своему спасителю.

Взглянув на своего хозяина, Арашма Пур вытащил из ножен кинжал и протянул его Каю. Тотчас сапог оказался раскромсан, и на ладони моего друга блеснул глухим черным светом агат с золотым драконом.

Арашма Пур шагнул вперед, но Кай опередил его, упав на одно колено у самой каменной чаши, держа в пальцах перстень.

– Бессмертный Агни приветствует Владыку священной Горы!.. Великий Брахман, ваш ученик Рам Каши, убитый три года назад в Цесареополе, пожелал увидеть нас своими преемниками. Это его завещание, Великий Брахман, завещание и последняя просьба…

Арашма Пур взял перстень у Кая и, обойдя чашу, полную огня, подал его старику. Тот принял перстень, но взгляд его невидящих глаз был устремлен куда-то, поверх языков пламени и наших голов. И тогда я понял, что мы принесли этому человеку страшную весть. Через пламя я увидел, как дрогнуло высохшее лицо старика.

– Рам каши убит три года назад, а я ничего не знаю об этом. – Голос старика дрожал. – Последний мой ученик стал частью божественного Огня, и сам я стою на пороге Вечности!.. Арашма Пур, справедливо ли это?

Тот, к кому он обратился, лишь опустил голову.

– Хватит, я устал, – медленно произнес старик. – Так, видно, хотят боги. – Он сжал камень в кулаке. – Сегодня перстень Великих предков прекратит свое существование.

Мгновения вытянулись в тугую, готовую вот-вот порваться струну. И тогда заговорил Арашма Пур:

– Великий Брахман, я всегда соглашался с тобой, и, боги тому свидетели, никогда не перечил тебе даже в мыслях, как и подобает верному слуге. Но не теперь, не сейчас. Ты говоришь, что боги хотят, чтобы перстень Великих Брахманов прекратил свое существование? Но подумай, я появился на дороге тогда, когда на грудь этого юноши, – он указал рукой на Кая, все еще стоявшего на одном колене, – уже был наведен ствол ружья. И опоздай я на мгновение, они были бы мертвы, и перстень достался бы нашим врагам. А исчезновение Рама Каши осталось бы тайной. Но кто, если не боги, помогли этим юношам получить твой перстень и три года искать и найти тебя? И кто, как не боги, выбрали их, чтобы свершилось возмездие? – Кришнадэв застрелил на горе Цай-Ны, Раджинав заколол Юпи-Цена. Не сделай ошибки, Великий Брахман. Ты еще в силах научить этих юношей тому, чему научили боги твоих великих предшественников и что было величайшей святыней сотни поколений. Сделай это если не в память о Раме Каши, так о твоем Учителе! Ты – мой хозяин, и всех, кто служит тебе. Но ты не хозяин себе, Великий Брахман, и ты знаешь это. Собою ты не повелеваешь! Огонь, разожженный однажды, не должен угаснуть. Покуда кровь течет в твоих жилах, покуда есть у тебя силы и разум, ты должен передать великий Огонь! – Он поклонился хозяину. – Прости своего слугу за дерзость.

Старик поднял руку в знак того, чтобы его оставили одного, и мы вышли из залы.

Наступило утро, а вместе с ним Арашма Пур принес от Великого Брахмана отрицательный ответ. Невозможно передать всю полноту отчаяния, охватившего нас в те минуты. Мы умоляли нашего спасителя, но он был холоден и нем. Все было кончено так скоро! Мы едва прикоснулись к великой тайне, и вот уже нас выталкивали взашей!..

Подавленные, три часа мы шагали по горным дорогам под охраной стрелков нашего спасителя и к полудню добрались до горной реки, в которую двумя неделями раньше нас едва не столкнули наши враги. Теперь подобная участь уже не казалась такой страшной. Мы напоминали того нищего бродягу, что, нырнув в голубую воду океанической лагуны, увидал на дне, в песке и водорослях, россыпи золотых монет, бриллиантов, тяжелые серебряные блюда с мавританским узором, великолепные сосуды, не тронутые ржавчиной клинки и прочую всякую всячину, что остается после кораблекрушений… Но воздуха не хватает, и бродяга, выныривая наружу, становится счастливейшим из смертных. В эту минуту он заново рождается – уже не нищим, но королем! Теперь он заживет во дворце, станет разъезжать в золоченых каретах, ему будут кланяться в ноги незнакомые люди, и самые прекрасные женщины почтут за честь выйти утром из его опочивальни! И это уже не мечты и не сказка! Стоит только ухватить первую безделушку со дна и, вынырнув, почувствовать в руке драгоценную тяжесть… И он вновь набирает воздуха в легкие и ныряет, погружаясь все глубже и выпуская бесцветные пузыри на безмятежную гладь лагуны. Он отчаянно работает ногами, зарываясь в спокойную водную стихию. Он уже видит блеск, и это придает ему, измученному долгими мытарствами, силы. Бродяга вытягивает руки, желая ухватить то, что поближе – вон тот золотой слиток – и!.. его пальцы, – пальцы короля в коростах тропической грязи, растворяющейся в прохладной соленой воде, – впиваются в песок, простой желтый песок, в мутные зеленоватые водоросли, по которым ползают кривые солнечные лучи, преломляющиеся здесь, на глубине пятнадцати футов, и ослепляющие воспаленный мозг и жадные глаза хохочущими призраками… А когда, едва не задохнувшись, он оказывается наверху – ему не хочется жить…

В эти часы нам с Каем тоже не хотелось жить…

Из прибрежного грота наши люди извлекли две лодки, и мы стали готовиться к переправе. Суденышки уже касались носами шумного и пенящегося потока, когда я увидел всадника, летевшего в нашу сторону с быстротой, какую только позволяла его коню неровная каменистая почва. Охранники взялись за ружья, но напрасно.

Это был Арашма Пур – он сам взялся догнать нас.

– Великий Брахман изменил свое решение! – радостно сказал наш недавний спаситель. – Мы возвращаемся!

Да, Великий Брахман изменил свое решение – и красноречие Арашма Пура во многом стало тому причиной. В тот же день мы отреклись от своих имен, прошлой жизни, родных и близких. Мы поклялись быть наследниками Великих Брахманов, тысячелетиями живущих на Горе Дракона, и навсегда стать частью другого мира.

Нам тогда казалось, мы готовы сдержать свою клятву.

И в тот же день, в одной из пещер, мы стали свидетелями рождения Огненного Дракона…

Позже Арашма Пур рассказал нам историю несчастного Рама Каши Ятри и его преследователя Меченого. У предыдущего хозяина Горы Дракона было два ученика: нынешний Великий Брахман, уже наш учитель, и Рабиндранат Кархар, его товарищ. Воспылав гордыней, уязвленный, что однажды не его избрали наследником, Рабиндранат Кархар поднял бунт против своего нового владыки и друга. Золотом и хитростью он купил немало сообщников на Горе Дракона. Много полегло добрых защитников Горы в те дни. Старший ученик Великого Брахмана был убит, младший, Рам Каши, по настоянию учителя бежал. Готовый к смерти, Великий Брахман отдал ему древний перстень. Но справедливость одержала верх. Он, Арашма Пур, первый телохранитель и полководец Великого Брахмана, одолел злого Амрата Чандра по кличке Меченый, выполнявшего ту же роль при Рабиндранате Кархаре.

Уцелевшие бунтовщики, сам Рабиндранат Кархар, Амрат Чандр, Цай-Ны и горбун Юпи-Цен, бежали. И только спустя несколько лет до Горы Дракона дошло известие, что боги жестоко покарали Рабиндраната Кархара. Вначале погиб его сын, затем от родов умерла женщина, которую он любил. «А затем и сам Кархар умер той странной смертью, которой умирают иные брахманы, владеющие силой Огня, – заканчивая рассказ, сказал молодым людям Арашма Пур. – Эта смерть – истинное проклятие богов, и о ней мало что известно».

Что до Амрата Чандра по кличке Меченый, то он оказался совсем не так прост! Терзаемый честолюбием, он завидовал Великим Брахманам. Его никак не устраивало звание телохранителя. Задолго до междоусобиц на Горе Дракона, Амрат Чандр сам хотел овладеть искусством Огня. Рабиндранат Кархар осадил своего слугу, но ненадолго. После распри Меченый устроил охоту на Рама Каши, чтобы под пытками заставить его выдать древнюю науку, а когда тот был убит в Цесареополе, хотя бы завладеть его перстнем. Он надеялся сделать своего человека учеником Великого Брахмана и так овладеть силой Огня.

Одно безмерно огорчило Арашма Пура, что ради средств к существованию Рам Каши сделал священный Огонь цирковым зрелищем. Телохранитель Великого Брахмана взял с нас слово, что мы никогда не расскажем об этом Учителю.

Один раз в году, в ночь весеннего равноденствия, при факелах, в окружении блестящей свиты и стрелков под предводительством Арашма Пура, мы появлялись с Великим Брахманом у подножия Горы, перед нашим народом. Это было праздничное шествие монарха, живого бога, среди своих подданных. В парчовых кафтанах, расшитых золотом и серебром, с кривыми мечами у пояса, в чалмах из тончайшего шелка, мы ничем не отличались от первых сановников нашего крошечного государства.

– Огненный Дракон живет в сердце каждого Великого Брахмана, – задолго до праздника сказал нам Арашма Пур. – Но это не только сила, способная сокрушить армию противника и обратить ее в пепел. Сила Огня превращает избранного в бога – уже здесь, на земле. Народ Великого Брахмана должен знать, что Огненный Дракон с ним, готов заступиться за каждого в обоих мирах, и потому раз в году Великий Брахман танцует в гранитной башне.

В ночь одного из таких праздников, на четвертый год нашего пребывания на Горе Дракона, во время факельного шествия я увидел ее – узнал по черным неподвижным глазам. Но это была не девочка, но юная женщина, желанная, узнавшая меня. И теперь провожавшая взглядом так, словно для нее не существовало никого вокруг.

Только я.

Шествие подошло к концу, Великий Брахман скрылся в гранитной башне, срезанной наполовину по вертикали и обращенной полостью к маленькой площади, открытой для взоров. Но я не дождался рождения Огненного Дракона – на свой страх и риск я покинул телохранителей и бросился сквозь толпу.

Она сама вышла мне навстречу у одной из пещер. Ее темные неподвижные глаза призывно смотрели на меня.

– Я искал тебя, Навия, – теряясь, проговорил я.

– А я знала, что ты найдешь меня, – девушка взяла мою руку и, оглядевшись по сторонам, потянула за собой. – Идем же, идем!

У нас была одна цель. И скоро я понял, что демоны жили в темных и неподвижных глазах этой девушки. Все потеряло для меня значение. Я боялся только одного – отпустить ее, словно жизнь моя зависела лишь оттого, будет она со мной или нет.

Мы виделись не часто, всегда тайком, и каждая новая встреча с Навией все дальше уводила меня от божественной жизни на Седьмой ступени, затягивала, топила, разрывала надвое.

А юная любовница, когда мы оставались вдвоем, все чаще спрашивала:

– Сделаешь ли ты для меня все, что я хочу?

– Да, Навия, – не раздумывая, отвечал я, – все, что ты захочешь.

Я решил: если она попросит меня бросить все и бежать с ней – все равно куда! – я брошу все и убегу. И ничто не в силах будет помешать нам. Навия смеялась, когда я открывал ей сердце, а смеха ее не так-то просто было добиться! Она запускала мне руки в волосы, целовала меня, была особенно ласкова. Но ни о чем не просила.

Гром среди ясного неба особенно страшен.

– Ты бросишь эту женщину, иначе она пожалеет о том часе, когда решила похитить тебя у твоего Учителя, – грозно сказал Арашма Пур, неожиданно открыв свою осведомленность в моих сердечных делах.

Я прозрел – все это время за мной следили! Ничто не было тайной для Великого Брахмана и его тени – Арашма Пура. Я и впрямь оказался рабом того, что сам выпросил для себя у судьбы.

Спустя два месяца с помощью подруги Навии, красавицы-индуски, навещавшей одного из молчаливых стрелков Арашма Пура, я нашел возможность увидеться с любимой. И сразу заметил перемену в ней. Навия похудела, под огромными черными глазами пролегли тени.

– Мы выждем, – сказал я, стоило нам только оборвать поцелуй, – а когда соглядатаи устанут, я устрою побег!

Но Навия, подняв на меня глаза, сказала:

– Я не хочу ждать. Не могу. Убей своего Учителя, и мы будем свободны.

– Но это невозможно, – опешив, сказал я.

Не помешалась ли она?

– Почему? – отстраняясь от меня, бледнея, но не отпуская моих глаз, спросила моя возлюбленная. – Почему?!

– Ты просишь от меня невозможного. Я бы лучше умер, чем совершил такое преступление!

Еще две минуты разговора, и Навия преобразилась. В ее глазах закипал холодный огонь презрения. Она смотрела на меня, как на врага.

– Так ты не сделаешь этого для меня? – спросила она.

– Конечно, нет! – Я не знал, как подступиться к ней – она была одержима. – Навия…

– Ты просто трус! – глаза девушки метнули угрозу. – Жалкий трус! – Она не позволила взять ее за руку, лишь с силой оттолкнула меня. – Хочешь остаться рабом своего старика? Так будь им! Но помни, я отомщу тебе…

Навия бросилась в темноту, и ночные заросли сомкнулись за ней.

А еще через полгода Великий Брахман едва избежал смерти. В него стрелял гвардеец Арашма Пура – тот самый, к которому приходила подруга Навии. Неудачник-палач был схвачен. Следом отыскали и красавицу-индуску. Один вид раскаленного железа развязал заговорщице язык. Она рассказала, что когда-то ее мать дружила с женщиной, которую любил Рабиндранат Кархар, тогда уже почти старик. Любовница Кархара умерла от родов вскоре после междоусобной войны. Но ребенок, девочка, которую во избежание опасности объявили мертворожденной, на самом деле осталась жива. После смерти Кархара мать нынешней заговорщицы взяла девочку к себе и воспитала со своей дочерью. А когда Навия выросла, рассказала ей, кто был ее отцом.

И открыла, кто ее враг…

Так прошло еще пять лет. А когда наступило лето шестого года, слуги Арашма Пура сообщили, что к Горе Дракона, со стороны Лхасы, продвигается целое воинство.