Текст книги "Дар из глубины веков"

– Скоро мы прорвемся в город! – сидя на белом коне, на вершине холма, говорил Бравлин Буревой своим полководцам. – Скоро мы покараем непокорных греков и покараем жестоко! А затем нам будет открыта дорога на Царь-град! Никого не окажется за нашей спиной! Наши боги верят в нас, как мы верим в них!

Рядом с Бравлином сидел на коне и Ягайло Ган – он смотрел, как погибает греческий город. Но почему его сердце не трепетало от восторга? Не ликовало? Не пылало радостью? Как пылали сейчас подожженные смолой дома в Суроже. Весело и ярко! Почему его сердце – против воли! – сжималось от отчаяния!

– Сварожич и Перун помогают нам! – восхищенно говорил Бравлин. – Я вижу их над моим войском! Они точно сами посылают стрелы на головы непокорных греков! Скажи, Ягайло, ты тоже видишь это?

– Может быть, может быть, – глядя на город, охваченный пламенем и дымом, шептал тот. – Мне так хочется верить в это!

Десять дней бомбардировки города сделали свое дело. Гарнизон и жители были на две трети истреблены. Сурож ослаб и дрогнул. Баранья голова тарана разнесла ворота. И князь Бравлин, уже поджидавший с гвардией неподалеку, ворвался в греческий город.

Началась уличная резня. Кругом пылали дома. Многие горожане забились в храме, надеясь, что Господь не позволит осквернить свой дом!

В тот день волна неутолимой ярости и слепой ненависти, которая обуревает любого захватчика, получившего достойный отпор, тащила воинов князя Бравлина по городу. Люди прятались в домах, но уже знали, что конец близок. Двери разлетались в щепы. Мужчины, защищавшие свои дома, умирали сразу же. Умирали и те, кто прятался в разных уголках дома. Отряды ревущих солдат волчьими стаями прокатывались по домам, ища матерей, жен и дочерей. Измученные во время похода и осады, они желали взять свое! Их не трогали мольбы о пощаде! Иссеченные камнями, которые летели на них со стен, десятки раз ошпаренные кипятком и маслом, искалеченные, но сохранившие звериную силу, они требовали отплаты! Возмездия! Воины Бравлина убивали стариков, часто – детей! Их интересовали только две вещи: золото и женщины. Но ведь именно поэтому христианские города оборонялись до последнего, когда варвары подходили к их стенам.

Звериная жажда разрушения, желание истребить все чужое, а потому непонятное и враждебное, сама вынесла гвардию Бравлина в центр города Сурожа, который уже пылал с разных концов. В центре города стоял прекрасный белого камня храм святой Софии.

Князь Бравлин, его военачальники и телохранители взбежали по ступеням.

– Откройте мне двери! – крикнул Бравлин. – Слышите, греки?! Открывайте же!.. Нет?! – Бравлин обернулся с паперти к своим солдатам. – Страх завладел их душами! Но что с них взять – они же греки!

Вокруг храма уже стояло сотни две лучших воинов Бравлина, которые никогда не оставляли своего князя. Несколько ординарцев Бравлина заколотили рукоятями в двери.

– Открывайте, христиане! – кричал его первый воевода и друг Медведь. – Хозяин пришел к вам! Ваш господин! – Рыжебородый, он обернулся к князю. – Да они плюют на тебя, князь!

Свирепая гримаса исказила лицо князя Бравлина. Он вытянул руку с мечом:

– Я хочу, чтобы кровь христиан была повсюду! Я хочу стоять по колено в крови! Я хочу, чтобы этот храм стал одной кровавой бадьей! Гоните сюда таран!

Именно тогда Бравлин, как и его воины, непроизвольно посмотрел вверх. Над Сурожем собирались тучи, и так быстро, точно кто-то своей волей сводил их сюда…

– Я вижу: бог Перун, мой покровитель, благословляет меня! Крушите ворота!

И вдруг громыхнул гигантский засов внутри, и двери храма открылись. Медведь даже отступил: кто знает, какой отпор в самом конце приготовили им горожане? А князь Бравлин, напротив, шагнул в сторону дверей.

– Князь! – предостерег его Медведь.

Гвардия Бравлина тоже подалась вперед и окружила ступени. Все знали, что храмы христиан полны золота и серебра, драгоценных каменьев, и гвардия готовилась к великому грабежу.

И вот двери поползли вперед – их отворяли послушники, бледные и до смерти напуганные. Но ничем не желавшие выдать свой страх! И уже приготовившиеся к мученической смерти. Отворяя ворота храма, они боялись даже посмотреть в сторону вопящей гвардии князя. А те ревели, направляя в сторону ворот храма мечи, копья и топоры. Скажи только слово – иссекут в мгновение ока!

И тут из сумрака храма на порог вышел белобородый старик с черной сутане, подпоясанный бечевой[7]7
  Эта история описана в «Житие святого Стефана Сурожского».


[Закрыть].

– Ты хотел войти, князь Бравлин, – сказал он. – Так входи же в дом Господа моего – Он сам призывает тебя!

– Я не нуждаюсь ни в чьих приглашениях, старик, – сказал князь. – Твоего Господа в первую очередь! Он мне не хозяин!

Медведь направил меч в сторону храма, и два десятка бойцов взбежали по ступеням и нырнули в прохладную тишину собора. И только потом туда проследовал сам князь.

– Я отберу у твоего Бога золото, а на его алтаре со своими воинами устрою пир! – изрек князь Бравлин. – Вот так я поступлю, старик!

В отдалении сверкнула молния и прокатился гром. Редко так быстро наступает непогода. Свет устрашающе померк за спиной князя Бравлина, когда он переступил порог храма святой Софии. Его избранные воины вновь потянули головы вверх. Туда же, в грозовое небо, смотрели и послушники храма. Все небо заволакивало над Тавридой. Только пронзительно сверкали золотые купола! Бравлин оглянулся на сгущающийся сумрак за спиной, но он не смутил его.

– Красивый дом у твоего Бога! – Он обвел взглядом храм. Тут жалось к стенам множество людей. – Гвардейцы! Гоните их прочь! – Он обвел пальцем храм. – Теперь они мои рабы! А потом берите и несите на улицу все, что ценно!

Людей вытащили на улицу. И солдаты Бравлина стали хватать церковную утварь. Они складывали серебро и золото у дверей храма. Послушники небольшой группой жались в стороне. Они с ужасом смотрели на разграбление и готовились к худшему. Но священник даже не посмотрел в сторону воинов, обдиравших стены храма. Точно этого и не происходило! Он смотрел только на князя, обходившего храм Святой Софии.

– Как тебя зовут? – спросил Бравлин у величественного старика в сутане.

– Архиепископ Филарет, – ответил тот.

Небо полоснула яркая молния, и второй раскат прогремел куда ближе.

– А ты хорошо держишься, архиепископ. Я таких не видал прежде… Ты грек? – взглядом варвара оглядывая росписи, спросил Бравлин.

– Именно так, – ответил архиепископ. – И я духовный отец всем божьим чадам Сурожа.

Тьма на улице становилась все гуще, но Бравлин только нахмурился норову гневливой стихии.

– Ты не так глуп, как твой наместник, – усмехнулся князь. – Если бы ты заставил меня сломать эти двери, и ты, и твои люди уже бы лежали в крови на этом полу! А так я еще подумаю, может быть, и помилую вас! Я же не зверь…

Князь Бравлин обошел храм и вскоре увидел богатую раку[8]8
  Рака – ковчег с мощами святых, изготавливаемый обычно в форме гроба.


[Закрыть], украшенную золотом и драгоценными камнями.

– Что это? – спросил он у остановившегося в центра храма служителя.

– Это рака, где покоятся мощи великого Стефана-подвижника, епископа, моего предшественника, – ответил священнослужитель. – Сурожского святого…

– Богатый гроб! – воскликнул князь Бравлин. – Открой его!

– Он запечатан…

– Так распечатай его!

– Не могу – это не в моей власти, – покачал головой Филарет. – И тебе не советую трогать его.

– Я не нуждаюсь в твоих советах, – сказал князь. – Эй! – окликнул он своих воинов. – Нет, стойте! Я сам! – Он вплотную подошел к раке: – Сам!..

– Что ж, князь Бравлин, испытай судьбу, – смело молвил старик.

– Так тому и быть – испытаю! – кивнул Бравлин. И тотчас рассмеялся: – Но все, что я открываю и чего касаюсь, я беру себе.

Он ухватил крышку и рванул ее вверх. Первый раз, второй!..

– Хорошо спрятался твой святой! – громко рассмеялся Бравлин, и его гвардейцы, стоя по периметру храма, вторили ему смехом. Рассмеялся и начальник охраны Медведь.

Как непривычны были такие голоса для святого места!

А за дверями храма уже была такая тьма и тишина, точно ночь опустилась надо всем морем… Так бывает перед великой бурей!

– А ты потяни крепче, – вдруг посоветовал архиепископ.

– Будь по-твоему, – кивнул Бравлин.

Князь вцепился в крышку, узлы мышц вздулись на его руках, кровью налилась бычья шея. И на третьем рывке крышка оторвалась от гроба! И Бравлин увидел мощи старика, облаченного в золотые одежды…

Ослепительная молния рассекла небо над храмом, и тотчас раскат грома расколол небо. Гром прокатился такой, что сердца самых отважных замерли пред стихией. Точно силы небесные хотели расколоть этим ударом саму землю! Солдаты, снимавшие оклады, вдруг сникли. Даже Медведь оцепенел. Послушники истово крестились. Гром покатился над градом Сурожем и берегом Понта Эвксинского…

Бравлин оглянулся на двери храма. Туда смотрели сейчас все. Словно ждали гостя! Тогда и ударил обломный ливень. Оцепеневшие гвардейцы сами выпустили из рук утварь. Что-то подсказало им так поступить. И тут Бравлин повел носом. Что-то было не так! Но что?! Он обернулся к обезображенной раке и мощам святого. И все понял сразу! От покойника шел удивительный аромат, точно сотни цветов вдруг заблагоухали в храме!

– Что это? – спросил он. – Покойники так не пахнут! Они смердят! Так что это, старик? Что?!

Но Филарет не ответил ему. В ярости Бравлин склонился над мощами, и тут же удивительный аромат ударил ему в ноздри. А потом и в голову! Опьянил его! Одурманил! Бравлин сделал несколько шагов назад и вдруг ухватился за горло:

– Что со мной? – В его голосе и Медведь, и гвардейцы услышали испуг. – Что?! Священник, как тебя? Филарет! Что со мной, говори?!

Ноги вдруг перестали слушаться его, и Бравлин упал на колени, руки повисли плетьми. И следом князь повалился на прохладный пол храма Святой Софии! А за распахнутыми дверями храма уже хлестал проливной дождь. И не знали воины Бравлина, куда укрыться от него. Многие рванули сюда, в храм…

– Взять его! – рявкнул Медведь, указывая на Филарета, и тотчас бросился к князю. – Бравлин! – взмолился он. – Бравлин, что с тобой?! Ответь мне!

Гвардейцы схватили архиепископа. Другие воины прихватили и служителей храма. В любую минуту они готовы были перерезать им глотки. Несколько человек побежали искать княжеского лекаря. Но где его было взять так скоро? Он был за городом! А за стенами храма бушевала настоящая буря! Филарета подтащили к Бравлину.

– Что со мной, говори? – под сверкающие молнии, чьи всполохи освещали храм вспышками, и новые раскаты грома слабым голосом повторил Бравлин.

На князя было страшно смотреть – он обессилел и стал бледен как смерть. Он лежал так, как лежит воин на поле боя со сломанной шеей. Неподвижный! Бессильный! Немощный! Как кусок сырой глины! Только и мог управлять речью!..

– Ты прогневил моего Бога, – ровным голосом сказал Филарет. – Я предупреждал тебя…

Медведь поднял голову князя, он держал ее в ладонях. Гвардейцы обступили своего вождя.

– Но ты знал! Ты все знал! – прошипел Бравлин. – Убейте его! Нет! – прохрипел он. – Излечи меня, старик!

– Не я наказал тебя, князь, – сказал тот. – Мой Бог наказал тебя за поругание могилы своего избранника – святого Стефана.

– Если ты не излечишь меня, я вырежу весь город, – прохрипел Бравлин.

– Тогда Господь не заберет тебя сразу. Ты долгие годы будешь жить вот так, как мертвая рыба, но с той разницей, что все будешь видеть и слышать, – глядя ему в глаза, сказал архиепископ. – Как скоро ты надоешь всем? Сколько пройдет времени, пока тебя перестанут замечать, как старого обезноженного пса, которого просто жалко убить?

– Позволь, хозяин, я лично зарежу этого негодяя, – гневно прорычал Медведь. Он схватил Филарета за грудки, вытащил меч и приставил лезвие к его горлу. – Позволь, князь!..

– Стой, – прошептал тот. – Позови ко мне Ягайло Гана…

Вскоре в храм вошел промокший до нитки верховный жрец новгородцев. Приблизился к своему князю. Встал перед ним на колени. Вслед за ним сюда же влетел и княжеский целитель. Они вместе осмотрели его. На князе не было ран! И он был почти мертвец.

– Надо положить князя в парное молоко, – глядя на Медведя, дрожащим голосом сказал лекарь.

Бравлин услышал эту рекомендацию.

– Уйди, – едва слышно сказал он лекарю.

Медведь зыркнул глазами, и лекарь испарился. Всем было ясно, что в этом замешаны высшие силы. Что сейчас сражаются родовые боги славян против христианского Бога. И недужное тело князя Бравлина – это поле боя, ристалище. Не более того!

– Ягайло, – срывающимся голосом прошептал Бравлин.

– Да, мой князь… – Тот приблизился к Бравлину и глаза в глаза посмотрел на него.

– Спроси наших богов, что со мной, – прохрипел Бравлин.

Легко сказать: спроси! Ягайло Ган был в замешательстве! Верховный жрец не мог понять той силы, которая превратила мощного телом и духом владыку в ничто.

– Вынесете его из этого дома, – сказал Ягайло Ган.

Бравлина взяли на руки и понесли, но буря за стенами храма стала еще сильнее. За спиной солдат с носилками, на которых уложили князя Бравлина, встал архиепископ Филарет.

– Неужели вы не видите, что мой Бог не хочет, чтобы ты покидал его дом, князь Бравлин, – сказал архиепископ Филарет. – Он не отпускает тебя…

– А что Он хочет? – хрипло спросил Бравлин. – Что хочет твой Бог?

На князя жалко и страшно было смотреть. Никогда он не был так ничтожен! Но сейчас ничтожными были и его воины, которые стали свидетелями необъяснимого действа.

– Мира и любви, только и всего, – ответил священник.

Бравлин встретил взгляд Ягайло Гана.

– Проси наших богов за меня, – потребовал Бравлин. – Проси немедленно! Проси здесь! Докажи мне, что они любят нас! Что они любят меня!

Сердце Ягайло Гана стучало бешено. И вновь он услышал голос: «Веди своего князя в Грецколань! В Тавриду! Там ждет его великая победа! Победа и немеркнущий свет!..»

– Я должен войти в наш храм, храм Сварога, и зажечь огонь у алтаря, – сказал Ягайло Ган. – Я должен принести жертву…

– У тебя нет времени, жрец, я умираю, – прошептал Бравлин.

– Уйдите прочь. – Филарет оттолкнул руки стражников, и те, точно почувствовав великую силу, сами отступили. Он шагнул к Бравлину. – Ты уже понимаешь, что вылечить тебя сможет только тот, кто сделал тебя недужным? Признайся себе в этом, князь Бравлин. Только мой Бог сможет помочь тебе…

Бравлин еще раз взглянул на Ягайло, но затем перевел взгляд на христианина.

– Положите носилки, – сказал он.

Его положили и расступились.

– Проси своего Бога за меня…

Но Филарет улыбнулся.

– Не так все просто, князь Бравлин. Не для того мой Господь наказал тебя, чтобы ты ничему не научился. Вначале ты должен вернуть все награбленное храму. – Архиепископ кивнул. – Прикажи своим воинам исполнить!..

Бравлин посмотрел на своего друга и полководца Медведя. Было ясно: князь хочет что-то сказать ему! Тот сразу же встал на колени перед хозяином.

– Я слушаю тебя, князь! – прошептал Медведь.

– Прикажи, чтобы мои воины вернули все храму, – сказал князь.

Медведь кивнул. Через минуту приказ полетел по рядам солдат, и те стали возвращать награбленное добро. В том числе и то, что успели уже унести. Из стены дождя они несли и несли утварь в храм. Ягайло Ган стоял в стороне и ждал, чем все это закончится. И какая судьба ждет его. Но почему его боги молчат? Почему молчит бог солнца Сварожич? Почему Перун не испепелит священника?! Но небо заволокло такой стеной дождя, что солнца и не видно! И ослеп от непогоды, верно, Перун… Ягайло Ган смотрел на лица чужих богов. Их было много! Мужские лики, женские! В богатых одеждах! С золотыми кругами над головами!.. Кто они, эти боги? Насколько сильны? Что они хотят от них, славян? Куда зовут?..

Солдаты вернули церковное добро, и, о чудо, князь Бравлин вздохнул свободнее. Великое страдание ушло с его лица, и облегчение осветило его. Так уходит боль и оставляет после себя великое утешение! Но члены его не слушались!

– Чего еще хочет твой Бог? – спросил князь. – Ему мало?

– Ты побил тысячи людей, которые верили в Него. Их уже не вернуть! К счастью, этих людей, верных христиан, ждет вечная жизнь в Его царстве. Но остались те, кто в путах и кандалах страдает сейчас. Кого ты сделал рабом! Кого ты истязал еще недавно. Вели освободить их немедленно! И вернуть их добро! Сейчас же…

Одна только мысль удавить священника отозвалась такой страшной болью в теле князя Бравлина, что он замер на вдохе… И тотчас поймал холодный взгляд архиепископа. Этот человек не шутил, и сила его была велика! Воистину велика! Безгранична…

– Не слушай его! – шагнув вперед, воскликнул Ягайло Ган. – Князь!..

– Тогда помоги мне, немедленно помоги, – прошептал Бравлин. – Слышишь?!

И все – от архиепископа до гвардейцев – посмотрели на жреца. Всей душой он сейчас призывал богов, но тщетно! Они не говорили с ним! А сам он точно оглох! Только две фразы кто-то настойчиво повторял ему на ухо: «Там ждет его великая победа! Победа и немеркнущий свет!..» Ягайло Ган понял, что бессилен. Что старые боги не помогу ему и его князю. Он опустил глаза и непроизвольно сделал шаг назад – в тень…

– Пусть освободят всех пленных, – сказал Бравлин своему верному Медведю. – Во всем Суроже! И пусть вернут добро…

Медведь тоже взглянул на священника и, как и князь, оказался уязвлен его взглядом.

– Ты слышишь, Медведь? – спросил Бравлин. – Пусть бегут, летят! Пусть скажут, что я возмещу их добычу, возмещу всем…

– Я все выполню, мой господин, – кивнул тот.

Огромный храм святой Софии давно уже был набит битком гвардейцами князя Бравлина. Тесным кругом те обступили своего владыку! Что с ним? Как? Выживет ли? Чужие боги околдовали его! Но что делать, коли они так сильны?.. Медведь рявкнул на сотников, те на десятников. И гвардейцы вместо того, чтобы праздновать победу, пить вино и услаждать себя утехами с пленницами, бряцая оружием, побежали исполнять приказ князя. Но это требовало времени…

– Мне некуда спешить, – сказал архиепископ. – Да и тебе тоже, князь. И что такое время на земле? Праведников ждет вечная жизнь у Господа, грешников – вечный огонь в аду. Что есть день, два или три здесь в сравнении с теми сроками? – он был убедителен! – Будем ждать…

Князь так и лежал на полу, на стеганых походных одеялах, укрытый покрывалами. Ему только иногда подносили питье. Ливень стал тише. Молнии больше не сверкали над Сурожем так ослепительно, точно собирались спалить город, и громы не грохотали так свирепо, словно стремились расколоть землю и утопить ее в Понте Эвксинском.

Пленников освободили, их добро вернули. К величайшему удивлению всех славян, захвативших Сурож, именно в те часы буря и стала уходить прочь…

И ожил князь Бравлин на полу храма святой Софии, стоявшего в центре древнего Сурожа. Кровь пошла по жилам его рук и ног, зашевелились пальцы. Румянец вернулся на лицо князя Бравлина. Он сам не мог поверить своему счастью! Но он еще был слаб, каждое движение давалось ему с трудом! Он выпил немного вина и съел свежего хлеба.

– Что я должен сделать еще, архиепископ? – спросил Бравлин. – Чтобы мне хватило сил встать? Говори…

– Ты должен принять истинного Бога, – сказал ему Филарет. – Покаяться в грехах! Ты и твои первые воины. Те, кто были свидетелями твоих несчастий и свершившегося чуда. Если ты этого не сделаешь, не пойдешь до конца, недуг вернется…

Бравлин, все еще лежавший на полу, на подушках, в который раз требовательно взглянул на своего друга и полководца:

– Ты примешь со мной нового Бога, мой верный Медведь? – спросил он.

И тот в очередной раз опустился перед хозяином на колени.

– Я видел все, что было с тобой, – кивнул он. – Я приму нового Бога… Они все, – он обвел глазами сотников, десятников и простых гвардейцев, – примут, как и мы с тобой, нового Бога. Если у Него такая сила…

– Да будет так, – кивнул архиепископ Филарет и распорядился: – Несите святую воду, послушники! Готовьте вступающих в церковь Христову к обряду крещения!

И уже скоро победоносно и радостно зазвонили колокола храма святой Софии, и звон покатился по всему Сурожу. К тому времени от облаков не осталось и следа, и ярко светило солнце на умиротворенным морем…

– Сегодня ты одержал великую победу, – выходя с князем из храма, сказал ему архиепископ Филарет. – И в награду получил немеркнущий свет!..

В тот день, когда князь Бравлин принял в Суроже крещение от митрополита Филарета и поклялся стать не гонителем, а защитником христиан, жрец Ягайло Ган в сопровождении двух учеников уже возвращался на север. Он не мог и не желал видеть предательства славянами своих богов! Но, может быть, так они лишь испытывали князя Бравлина? Немощью! Страданием! А он взял и сдался! Предал их! Сам он, Ягайло, скорее бы умер, как умер бы и его отец Ярило Ган, чем принял бы новую веру! Умер бы в огне, как умирали те, по чьим следам шел много лет назад Карл Великий! От кого их семья убегала на край света!..

Двумя неделями позже Ягайло въехал в Новгород и стал ждать возвращение князя.

Бравлин вернулся крепким и здоровым несколькими месяцами позже. С ним были три священника. Только спустя несколько дней Бравлин Буревой призвал к себе верховного жреца. Они остались наедине.

– Я не потребую от тебя того же, что сделал сам, Ягайло, – сказал князь. – И что сделали мои приближенные. Но отныне все будет по-другому. Ты удались из Новгорода – и как можно скорее. Я жалую тебе свои угодья на Ильмене, у Белого мыса. Они далеко, и хорошо, что так. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Там ты обретешь покой и будешь с теми, от кого, я знаю, не откажешься никогда. Даже в пламени костра! Я не буду преследовать вас, потому что не давал такого обещания. Выполняй свои обеты смело. Возноси хвалу, кому надо, – тяжелый взгляд князя Бравлина остановился на жреце: – Но не вздумай возвращаться и волновать людей, поднимать смуту. Иначе мне придется казнить тебя. Я дал слово Богу Иисусу, что поступлю так. И я сдержу свое обещание. Будь в том уверен. А теперь ступай, Ягайло Ган, и никогда не возвращайся в Новгород!

…Прошли годы, прежде чем он, Ягайло Ган, успокоился и смирился с происходящим. Он много странствовал по свету. И не было ни одного дня, чтобы он не задавался вопросом: как же могли его боги допустить такое? Не спасти князя? Отдать его на откуп другому Богу! И не находил ответа. Неужели Бог христиан так силен? Его же распяли на кресте, он даже не сопротивлялся, так откуда в нем такая сила?

Одно знал Ягайло Ган: весь прежний мир рушился на его глазах…

Верховный жрец вернулся на берега Ильменя. В Новгороде он более не был и никогда больше не видел князя Бравлина по прозвищу Буревой. Куда бы ни заносила его судьба, до него только долетали слухи о походах князя. О том, что теперь рядом с ним всегда новые жрецы. Те самые, в черных рясах! Греки! Ненавистные греки!

Старые боги, боги славян, отныне предавались жестокой опале…

Ягайло Ган выполнял свои обеты. Ведь люди, окружавшие его, по-прежнему нуждались в его слове и защите. Но в храме родовых богов он все чаще подходил только к одному изваянию… Старшие сыновья жрецов становились жрецами Сварога и Сварожича, Дажьбога, младшие – Перуна, Велеса… Его старший брат Ярило, как и отец, должен был стать жрецом Сварожича! Бога, дающего солнце, саму жизнь! А он, Ягайло, – жрецом Перуна или Велеса. Он сделал выбор и стал жрецом самого загадочного бога славян, которому открыты тайны ночи, тайны слов и музыки, тайны лекарственных трав и заговоров! Стать жрецом Перуна, бога войны, нескончаемых битв, грандиозных побед оставалось самому младшему сыну Ярилы – Любиму. Но вместо этого Любим стал воином и погиб совсем молодым! Что ж, так тому и быть! А он, Ягайло Ган, которого не послушались боги солнца и света, обратился к мудрому богу Велесу, которого сердцем выбрал в самом начале своего пути.

Именно он, этот бог, и направил его по стезе своей и дал совет написать книгу о предках. Ягайло Ган был уверен, что слышал его голос! Написать обо всем, что когда-то говорил ему отец, а тому – его отец, и так далее… И не только что они говорили, но и записывали на буковых и березовых дощечках древним языком. Таким древним, что его начало терялось во тьме веков. Эти дощечки передавались из рода в род, и если они начинали сыпаться, то старики заставляли молодых переписывать их. И сам он, Ягайло Ган, переписывал эти дощечки по требованию отца. С ним не поспоришь! На дощечках были записаны священные моления славянским богам и важные события, менявшие жизнь целых народов… И вот теперь Ягайло Ган сам распорядился, чтобы два его ученика навощили доски для «первого письма»[9]9
  «Первое письмо» – черновик, его выводили стеком по воску, второе – вырезали или выжигали на дощечках. Первое письмо наносил сам автор, второе выполняли его ученики.


[Закрыть], взял остро заточенную палочку и сел за работу.

Он долго думал, прежде чем коснулся стеком воска. Первые строки были такие:

«Напрасно забываем мы старые времена наши и оттого куда идем ныне – неведомо! – горечью наполнялись его строки. – И когда оглядываемся назад, то уже стыдимся познавать Навь, Правь и Явь, как их познавали наши предки и жили этим знанием. И все стороны бытия нашего ведать и понимать мы отрекаемся…»

В его светлую комнату заглянул мальчик лет семи в длинной рубахе. Он раздумывал, как ему быть, стоит ли беспокоить важного человека, но потом тихонько вошел. Он остановился за спиной Ягайло, смотревшего в открытое окно на реку и лес, и спросил:

– Что ты пишешь, дедушка Ягайло?

Ягайло Ган оглянулся и внимательно посмотрел в васильковые глаза внучатого племянника – внука его младшего брата Любима. Мальчик не знал деда! Тот слишком рано ушел! Он, Ягайло, и стал ему дедушкой. Жрец улыбнулся и погладил малыша по голове.

– Книгу о нашем роде, – ответил Ягайло. – И о наших богах. Я пишу правду. Эту книгу я посвящу богу Велесу: он – один, кто не оставил меня, кто дает мне силы жить. А когда ты подрастешь, а случится это уже скоро, я научу и тебя говорить с ним, – он погладил светловолосого мальчика по голове. – Это время уже близко…

Что ж, таким был верховный языческий жрец Ягайло Ган! Упрямым, несгибаемым, честным по отношению к себе и своим убеждениям. К зову своего сердца! Он знал только одну правду: древний мир славянской Прави, и только в нее верил и ради нее смело шагнул бы в костер. Но его время и время его богов подходило к концу. И хорошо, что жрец не знал своей судьбы. Не знал того, что его внучатый племянник, тоже Любим, однажды попав дружинником в княжеское войско, дойдет до Константинополя и там примет крещение, как и многие русичи, которые уже попадали в притяжение нового мира и нового Бога. Не знал он и того, что через сто лет вся Русь примет христианского Бога и пойдет в свое будущее уже с Ним.

Но великое дело Ягайло Ган сделает: чертами и резами – славянскими рунами! – он напишет на покрытых воском дощечках историю всего праславянского рода: от исхода его тысячи лет назад с далекого севера под предводительством легендарного Ярилы, сына бога солнца, как говорилось о нем в преданиях, до Яруны, выведшего свои племена уже из Индии; от светлого Буса Белояра до нынешних дней…

Великое дело сделает жрец Ягайло Ган для своих потомков! Благодаря опальному летописцу они смогут гордиться своей историей!..